Текст книги "Последняя утопия. Права человека в истории"

Маргинализация международного права, произведенная макиавеллизмом «международных отношений», в любом случае не ограничивалась Америкой: она отражала общую смену парадигмы в глобальной холодной войне. Наиболее рьяно этот сдвиг отстаивал Ганс Моргентау, юрист-отступник и изобретатель международных отношений в их новой трактовке. Но среди правоведов-международников было и много других, кто пытался дополнять описание благотворного влияния правил и норм изображением суровых реалий власти. Акцентирование прав человека, пусть даже потенциальное, страдало от подобных манипуляций самым катастрофическим образом. Георг Шварценбергер, юрист-международник, родившийся и выучившийся в Германии, а после завершения войны на протяжении четырех десятилетий преподававший в Университетском колледже Лондона, еще в военную пору начал утверждать, что, если международному праву суждено иметь политическую релевантность, то оно должно оставить все свои претензии на научность и нейтральность и вступить в бой с правым и левым тоталитаризмом. Как и Моргентау в Америке, он стал пионером «реалистической» концепции, считавшей межгосударственную политику подлинным локомотивом истории, а в международном праве видевшей лишь санкционирование властных реалий в режиме постфактум. Не приходится сомневаться, что такой настрой был тогда всеобщим. Даже Лаутерпахт в лекции, прочитанной в Еврейском университете в 1950 году, констатируя «абсолютно беззаконное ведение Второй мировой войны державами Оси», с разочарованием признавал, что «та самая роль, которую государственная власть сыграла в подавлении беззакония» уже свидетельствовала о «ее склонности возвеличить себя как самоцель»352352
  Lauterpacht H. International Law after the Second World War // International Law. Vol. 2. P. 163; Schwarzenberger G. International Law and Totalitarian Lawlessness. London: Jonathan Cape, 1943; ср.: Steinle S. Völkerrecht und Machtpolitik: Georg Schwarzenberger (1908–1991). Baden-Baden: Nomos Verlagsgesellschaft, 2002; «Plus ça change, plus c’est la meme chose»: Georg Schwarzenberger’s Power Politics // Journal of the History of International Law. 2003. Vol. 5. № 2. P. 387–402. См. также главу о Шварценбергере в книге: Beatson J., Zimmerman R. Jurists Uprooted: German-speaking Émigré Lawyers in Twentieth Century Britain.


[Закрыть].

Неудивительно, что в послевоенный период Шварценбергер еще более энергично выступал за инкорпорацию политики власти в международно-правовой дискурс: это, по его мнению, было необходимо для того мира, где завершение борьбы с тоталитаризмом оставалось главной задачей. Планы, предполагающие продвижение прав человека, предупреждал он, могут спровоцировать юристов-международников на непродуманную кампанию, которую они, возможно, попытаются поставить выше прагматичного подхода к политическим разногласиям, развалившим антигитлеровскую коалицию. «Послевоенный мир оказался лицом к лицу с реальностью беспрецедентного пренебрежения правами человека», – писал Шварценбергер вскоре после начала холодной войны. «Предпринятая в последний момент на конференции в Сан-Франциско попытка возложить на Организацию Объединенных Наций ответственность за заботу о правах человека и основных свободах оказалась лишь номинальным успехом для главных приверженцев этого курса, – продолжал он с почти нескрываемой радостью. – Предполагать, что общим знаменателем между Западом и Востоком смогут стать права человека – значит полностью игнорировать истинную природу „народных демократий“»353353
  Schwarzenberger G. The Impact of the East-West Rift on International Law // Transactions of the Grotius Society. 1950. Vol. 36. P. 244.


[Закрыть].

Год спустя Шварценбергер дополнил свою книгу «Политическая власть», первоначально опубликованную во время войны, включив в нее главу, где критиковались недавние заигрывания с правами человека. Неудивительно, настаивал он, что все усилия «разработчиков современных прав человека в международной сфере» оказались напрасными. «Защита личности от посягательств суверенного государства, и в особенности от великих держав, была простодушно поручена представителям тех самых стран, чьи абсолютные полномочия предполагалось ограничить». Вердикт о бессмысленности или даже прямой вредности подобных инициатив прилагался как к идеологическим установкам в целом, так и к бюрократии ООН в частности. После принятого в 1947 году решения non possumus о том, что Комиссия ООН по правам человека должна просто отклонять любые петиции, поступающие на ее рассмотрение, Шварценбергер едко прокомментировал: «Отныне деятельность Комиссии по правам человека вряд ли нуждается в каком-то упоминании»354354
  Schwarzenberger G. Power Politics: A Study of International Society. 2^nd ed. London: Stevens & Sons, 1951. P. 644, 640; chap. 30. Касаясь оптимизма, который Лаутерпахт в 1945 году высказывал относительно потенциала СССР жить по «сталинской» Конституции, Шварценбергер ядовито замечал: «Слова были приняты за дела или, по крайней мере, за чек, выписанный в светлое будущее» (Ibid. P. 646). О гневной реакции Лаутерпахта на упомянутое решение non possumus см.: Lauterpacht H. International Law and Human Rights. Chap. 11.


[Закрыть].

Доктрина прав человека оставалась в еще большем пренебрежении при решении юридических вопросов за пределами небольшого клуба международных юристов, причем не только из‐за американских императивов холодной войны, но и из‐за влияния правового реализма на многих профессоров права. Уподобляясь скунсу на вечеринке, специалист по международным отношениям Стэнли Хоффманн на заседании Американского общества международного права (American Society of International Law) в 1959 году без обиняков заявил: «В мире, в котором тотальная политизация устранила те области внутренних и международных отношений, от которых правительства обычно держались в стороне, бессмысленно надеяться убежать от политики… Настаивать на разработке универсальных определений прав человека – это все равно что потакать лицемерию и политической напряженности». Впрочем, его проповедь слушали в основном те, кто и так давно уверовал. Но если формалистическому проекту международного права в этих обстоятельствах и суждено было бы пережить гибернацию, то она могла означать только полную гибель концепта «права человека», а не погружение его в сон. От тогдашних интеллектуальных и в особенности от новых политических сил просто нельзя было ждать ничего иного: уж слишком могущественными они были355355
  Radin M. Natural Law and Natural Rights // Yale Law Journal. 1950. January. Vol. 59. № 2. P. 214–237; Hoffmann S. Implementation of International Instruments on Human Rights // Proceedings of the American Society for International Law. 1959. Vol. 53. P. 236, 241.


[Закрыть].

По мере того как холодная война вступала в свои права, весьма сдержанные упования Джессопа на повышение значимости его дисциплины, по сути, вбирали в себя те уступки, на которые была готова корпорация юристов-международников: их притязания выступать от имени всеобщей совести человеческой цивилизации теряли всякий смысл в биполярном мире, где обе стороны действовали политически, а не юридически. «За последние тридцать лет, – писал Герберт Артур Смит уже в 1947 году, – общее культурное единство, на котором изначально было основано право, оказалось разрушенным в его собственной колыбели – в Европе. Этот процесс начался с большевистской революции в России в 1917 году, но, к сожалению, не ограничился ею». Лорд Сирил Рэдклифф, юрист, получивший известность из‐за своего участия в разделе Южной Азии, в 1950 году говорил о том, что права человека – «такой наряд, который слишком ладен для того, чтобы его носили люди», ибо культурное единство, необходимое для самого существования международного права, испарилось без следа. «Сегодня мы усмехаемся, читая о том, как сто лет назад Джеймс Лоример рассуждал о невозможности принятия исламских государств в семью цивилизованных наций из‐за принципиальной нетерпимости ислама, – писал кембриджский профессор Клайв Пэрри в обзоре 1953 года, посвященном состоянию европейского международного права. – Но если заменить мусульманство коммунизмом, то нам, возможно, придется признать, что проблема по-прежнему столь же велика, как и раньше, если не стала еще острее». Аналогичным образом, в том же 1953‐м принстонский юрист-международник Перси Корбетт заключал, что никто из интересующихся ценностями прав человека теперь не надеется воплотить их сугубо легалистскими методами. Эпоха принесла «пронизывающе холодный ветер политической реальности в сад, который с таким трудом и с такой заботой возделывался интеллектуалами. Климат, по-видимому, остается неподходящим; но картинки из каталога семян по-прежнему изумительны – и кто знает, может быть, погода когда-нибудь изменится»356356
  Smith H. A. The Crisis in the Law of Nations. P. 18; Radcliffe C. The Rights of Man // Transactions of the Grotius Society. 1950. Vol. 36. P. 8; Parry C. Climate of International Law in Europe // Transactions of the Grotius Society. 1953. Vol. 47. P. 40; Corbett P. The Individual and World Society. Princeton: Princeton University Press, 1953. P. 50. Ср.: Wilk K. International Law and Global Ideological Conflict: Reflections on the Universality of International Law // American Journal of International Law. 1951. October. Vol. 45. № 4. P. 648–670; Sauer E. Universal Principles in International Law // Transactions of the Grotius Society. 1956. Vol. 42. P. 181–191. См. также меланхолические размышления на этот счет Эрнеста Гамбургера, получившего немецкое образование юриста-международника, который в 1933 году бежал во Францию, а в 1940‐м перебрался в США, где стал функционером ООН: Hamburger E. Droits de l’homme et relations internationals // Recueil des cours. 1959. Vol. 97. P. 442–443.


[Закрыть].

Таким образом, к 1945 году тема прав человека была почти исчерпана и для тех немногих юристов-международников, которые сделали ее центральной в своей работе в военные годы; поэтому можно сказать, что холодная война скорее помогла этому сословию выжить, а не погубила его. Одной из ключевых особенностей сложившегося положения вещей стало то, что государственный суверенитет закрепил свое господствующее положение в представлениях о послевоенном миропорядке. Стоит отметить, что европейские юристы-международники гораздо раньше своих американских коллег начали высказываться о желательном ослаблении главенствующей роли государства в международном праве. Кассен, например, мог себе позволить рассуждать о том, что в области прав человека наблюдается настоящий прорыв и что впереди у этой концепции большое будущее. Другие европейцы соглашались с ним, хотя и чуть менее пылко. Макс Хубер, швейцарский специалист по международному праву, известный своими межвоенными социологическими исследованиями, воспринимал динамику прав человека 1940‐х годов весьма оптимистично, с одобрением цитируя Лаутерпахта и не упоминая о последующей холодной войне; Борис Миркин-Гецевич, основатель сравнительного конституционализма межвоенной поры, в одной из своих последних статей выражал сходный настрой. В Западной Германии и Австрии правоведческий крен от позитивизма к натурализму постепенно слабел, но некоторые – в частности, Альфред Фердросс, некогда студент Кельзена, – десятилетиями продолжали доказывать, что права человека есть необходимая производная от человеческого достоинства357357
  См., например: Cassin R. L’homme, sujet de droit international et la protection des droits de l’homme dans la société universelle // La technique et les principes du droit public: Études en l’honneur de Georges Scelle. 2 vols. Paris: Librairie générale de droit et de jurisprudence, 1950; Huber M. Das Völkerrecht und der Mensch // Schweizerisches Jahrbuch für internationales Recht. 1951. Bd. 8. S. 9–30; Mirkine-Guetzévitch B. L’ O. N. U. et la doctrine moderne des droits de l’homme // Revue générale de droit international public. 1951. Vol. 55. P. 161–198; Verdross A. Die Würde des Menschen als Gundlage der Menschenrechte // René Cassin: Amicorum Discipulorumque Liber. 4 vols. Paris: Pedone, 1969.


[Закрыть].

Если, однако, европейцы и придавали правам человека заповедный статус, то зачастую это делалось в чисто христианском, «персоналистском» ключе, что позволило идее по мере развертывания послевоенной эпохи обрести консервативное звучание. Персонализм предоставил эффективный язык, обеспечивший западноевропейскую апроприацию прав человека. Об этом, в частности, не раз заявлял столь видный деятель, как Шарль де Вишер, обращаясь к теме прав человека, когда его детище – знаменитый Институт международного права (Institut de Droit International) вновь продолжил свою работу. Права человека, писал он, могут опираться на «мощный поток идей, вызревших на гребне борьбы против немыслимых злоупотреблений, свидетелями которых мы недавно были, – а именно на персоналистское понимание общества и власти». С течением времени, однако, этот персонализм, вместо того чтобы предлагать философию глобального согласия, все зримее превращался в парафраз антикоммунизма и западного единства, Несмотря на то что на первых порах вокруг Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, принятой в 1950 году, множились массивы научной литературы, европейские юристы-международники не пытались отстаивать права человека в качестве масштабного проекта, поскольку этот документ лишь обозначил ценности, не снабдив их серьезным правовым режимом. Географическая локализация прав человека выступала антитезой их глобальной универсализации, а не приближением к ней. Она, бесспорно, сказывалась на научном сообществе, ориентируя европейских юристов-международников, которые интересовались правами человека, на доктринальные и институциональные особенности своего региона. Но зато в ситуации с американцами и их региональной «межамериканской» системой ничего подобного вообще не происходило. Дискурс прав человека в США почти не имел реальной значимости даже на фоне европейских «родственников из захолустья»358358
  Les droits fondamentaux de l’homme. P. 153–154. В одной из своих ранних статей Томас Бюргенталь убедительно доказывал, что «обширнейшая литература, посвященная Европейской конвенции… почти не замечает практических изъянов порожденной этим документом системы». См.: Buergenthal T. The Domestic Status of the European Convention on Human Rights: A Second Look // Journal of the International Commission of Jurists. 1966. Summer. Vol. 7. № 1. P. 55.


[Закрыть].

По указанной причине права человека как структурирующая концепция на протяжении 1950–1960‐х годов почти полностью пропали из внимания американской юридической науки. А послевоенная история убедительно показала, что попытка стратегически сочетать нормативную утопию с представлениями о власти, присущими реалистической школе, способствовала не сбережению этой доктрины в ожидании более благоприятных обстоятельств, а ее дальнейшей маргинализации. Показательным примером в этом отношении может послужить деятельность профессора Гарвардской школы права Луиса Сона, занимавшего в американской юриспруденции самые крайние идеалистические позиции. На протяжении всего послевоенного периода Сон работал с Американской ассоциацией содействия ООН (American Association for the United Nations), время от времени вынося на ее рассмотрение какие-то размышления относительно прав человека. Тем не менее, публикуя в 1958 году совместно с Гренвиллом Кларком идеалистический проект, предполагавший пересмотр Устава ООН, он выдвигал на первый план демократизацию членства и представительства, а также обеспечение ядерной безопасности и экономическую модернизацию, не предусматривая в нем «сколько-нибудь явных попыток защитить личность от действий собственного правительства». Действительно, «билль о правах» Сона и Кларка, прилагавшийся к их проекту, предназначался – видимо, по образцу, заданному американским конституционализмом, – для использования негативных прав против самой ООН (предположительно, это было сделано под впечатлением от относительного укрепления федерального центра в Соединенных Штатах, предрешенного еще в процессе разработки Конституции США). Другими словами, на протяжении большей части этого периода Сон оставался весьма далек от того, чтобы перейти к прямой защите индивида – от пути, по которому, согласно его более поздним заверениям, международное право всегда должно было следовать359359
  См., например: Sohn L. B. et al. Human Rights // Commission to Study the Organization of Peace. Strengthening the United Nations. New York: Harper, 1957; Clark G., Sohn L. B. World Peace through World Law. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1958. P. XXVI, 350–351. «Можно с полным основанием заявить, что пришло время для учреждения такой международной организации, которая могла бы гарантировать каждому живущему на нашей планете индивиду, причем вопреки притязаниям любых властей, соблюдение набора фундаментальных прав – например, права не находиться в рабстве, права не подвергаться пыткам, права защищаться от уголовного преследования, – писали Кларк и Сон. – Нам, однако, кажется, что к столь масштабному старту нужно отнестись с осторожностью; кроме того, предполагаемые гарантии касаются прежде всего возможных нарушений в работе самой ООН» (P. XXVI–XXVII). Ср.: Sohn L. B. The New International Law: Protection of the Rights of Individuals Rather than States // American University Law Review. 1982. Vol. 32. P. 1–16; Idem. The Human Rights Movement: From Roosevelt’s Four Freedoms to the Interdependence of Peace, Development and Human Rights: Edward A. Smith Visiting Lecture. Harvard Law School Human Rights Program, 1995. См. также: Pasqualucci J. M. Louis Sohn: Grandfather of International Human Rights Law in the United States // Human Rights Quarterly. 1998. Vol. 20. № 4. P. 924–944; и серию памятных статей, посвященных Сону: Harvard International Law Journal. 2007. Winter. Vol. 48. № 1.


[Закрыть].

Анализ доминировавшей тогда в США колумбийской (или, более широко, манхэттенской) школы подталкивает к аналогичным выводам. Это направление унаследовало свой весьма умеренный идеализм от предыдущего поколения, свято блюдя веру в то, что «незримая коллегия» юристов-международников (именно так профессор Колумбийского университета Оскар Шехтер обобщенно именовал своих собратьев) способна оказать благотворное влияние на человечество. В начале своей карьеры, работая в ООН, Шехтер не только смело разделял взгляды Лаутерпахта на Устав ООН, но даже говорил об их серьезных последствиях для американского внутреннего права. Время, однако, не очень подходило для подобных воззрений, и в течение 1950‐х Шехтер отказался от них360360
  Schachter O. The Charter and the Constitution: The Human Rights Provisions in American Law // Vanderbilt Law Review. 1951. April. Vol. 4. № 3. P. 643–659; Idem. The Invisible College of International Lawyers // Northwestern University Law Review. 1977. Vol. 72. P. 217–226. Ср.: Kennedy D. Tom Franck and the Manhattan School // New York University Journal of International Law and Politics. 2003. Winter. Vol. 35. № 2. P. 397–435.


[Закрыть].

Его коллега Луис Хенкин, который в итоге стал, пожалуй, самым известным юристом, агитирующим за приоритетность прав человека, в своих ранних работах уделял этой теме еще меньше внимания, чем Шехтер. Продолжая линию осторожного интернационализма, которую наметил его учитель Джессоп, Хенкин развивал «двухколейную» программу академических исследований: с одной стороны, его интересовало, каким образом международные соглашения о сокращении вооружений могут помочь избежать ядерной катастрофы, а с другой стороны, он пытался выявить ограничения, которые американское конституционное право накладывает на применение международных правовых норм. В одной из его ранних публикаций, посвященных последнему направлению, нормы прав человека и, в частности, меры по недопущению геноцида, упоминались как пример такого инструментария, который, даже без ратификации соответствующего международного законодательства, мог бы использоваться Конгрессом для внутренних целей – в рамках расширенного толкования его внешнеполитических полномочий361361
  Henkin L. Arms Control and Inspection in American Law. New York: Columbia University Press, 1958 (Джессоп написал предисловие к этой книге); Idem. Toward a «Rule of Law» Community // Cleveland H. (Ed.) The Promise of World Tensions. New York: Macmillan, 1961; Idem. The Treaty Makers and the Law Makers: The Niagara Reservation // Columbia Law Review. 1956. December. Vol. 56. № 8. P. 1151–1182. В обсуждаемом контексте особенно интересна следующая работа: Idem. The Treaty Makers and the Law Makers: The Law of the Land and Foreign Relations // University of Pennsylvania Law Review. 1959. May. Vol. 107. P. 903–936. Предостережения от утопических надежд см. в статье: Idem. The United Nations and Its Supporters: A Self-Examination // Political Science Quarterly. 1963. December. Vol. 78. № 4. P. 504–536. Ср.: Powell С. Louis Henkin and Human Rights: A New Deal at Home and Abroad // Soohoo C. et al. (Eds) Bringing Human Rights Home. Vol. 1: A History of Human Rights in the United States. Westport: Praeger Press, 2008.


[Закрыть].

Тем не менее первая настоящая публикация Хенкина на тему прав человека появилась только в 1965 году, когда ему было уже около пятидесяти лет. В этом тексте он заключал, что нет никаких оснований отстаивать то, что некогда с помпой было провозглашено чем-то большим, чем моральные нормы», иными средствами, кроме стратегии обеспечения мира и искоренения неравенства. «По-видимому, лишь немногие готовы строить царство прав человека, используя бревна, обнаруженные в собственном глазу», – писал он, подчеркивая при этом, что сам к числу таковых не относится. Магистральная перспектива прав человека, по мнению Хенкина, должна быть связана с «поддержанием мира на планете, снижением международной напряженности, сохранением внутренней стабильности, развитием политических институтов и повышением жизненных стандартов. По большей части права человека можно продвигать только косвенно». Другими словами, права человека нельзя рассматривать в качестве самодостаточной доктринальной цели; а раз так, то международному юридическому сообществу следовало бы видеть свою постоянную миссию в том, чтобы способствовать поддержанию безопасности и продвижения благосостояния. Не удивительно, что в первых версиях классической работы Хенкина «Как ведут себя народы» практически не уделялось внимания правам человека как специфическому набору норм, которым – как он сам потом доказывал – большинство стран чаще всего следует. Он тоже был тогда очень далек от программы, которая, согласно его собственной более поздней формулировке, предполагала «продвижение прав человека в качестве прав»362362
  Henkin L. The United Nations and Human Rights // International Organization. 1965. Summer. Vol. 19. № 3. P. 508, 514. По словам Стэнли Хоффманна, «порядок более эффективно служит человеческому достоинству, чем преднамеренное оскорбление человеческого достоинства служит порядку». См.: Hoffmann S. Implementation of International Instruments on Human Rights. P. 244. См. также: Henkin L. International Law and the Behavior of Nations // Recueil des cours. 1965. Vol. 114. P. 167–281; Idem. How Nations Behave: Law and Foreign Policy. New York: Frederick A. Praeger, 1968 (лишь во второе издание этой книги, вышедшее в 1979 году, была добавлена глава о правах человека); Idem. International Human Rights as «Rights» // Cardozo Law Review. 1979. Fall. Vol. 1. № 2. P. 425–448; репринт: Pennock J. R., Chapman J. W. (Eds) Human Rights (Nomos XXIII). New York: New York University Press, 1981; Henkin L. The Age of Rights. New York: Columbia University Press, 1990. Chap. 2.


[Закрыть].

Обратившись к другому весьма интересному и искушенному мыслителю, а именно к Вольфгангу Фридманну, который, прежде чем осесть в 1955 году в Колумбийском университете, преподавал в различных академических институциях англоязычного мира, мы увидим, что он обнаруживал еще меньшую приверженность правам человека как системообразующему элементу международного права. В этом отношении его континентальное образование заметно отличало его от коллег по колумбийской школе в лице Хенкина и Шехтера. Это привело его к социологической контекстуализации не только международного права, но всего права вообще, а также побудило призвать к окончательному изгнанию из дисциплины «идеалистического многословия». Но, занимаясь в послевоенный период поиском эволюционных и прогрессивных тенденций в социальных основаниях права и утверждая, что международное право переходит от сосуществования к сотрудничеству, он отвергал любые намеки на индивидуализацию международного права и не одобрял концепт прав человека. Даже в 1969 году он сухо называл доктринальные инициативы Лаутерпахта «слишком выспренными», а любые попытки прямой защиты индивида посредством международного права считал эффективными «лишь в крайне ограниченной степени». Обращая в том же году внимание на то, как мало стран ратифицировали пакты ООН о правах человека в первые три года их существования, Фридманн предсказывал, что «грандиозные расхождения между идеологическими, политическими и социальными системами государств, входящих в ООН, не позволят в обозримой перспективе рассчитывать на что-то похожее на универсальный правозащитный пакт». Воспроизводя тот же аргумент в 1972 году, Фридманн писал: «В поисках надежды на то, что насущные потребности цивилизованного выживания начнут стимулировать развитие международных правовых институтов и стандартов… нам следует опираться на сферы, менее подверженные влиянию базовых социально-политических установок». Убийство Фридманна в ходе уличного ограбления, которое произошло в том же году неподалеку от кампуса Колумбийского университета, означало, что ему не довелось увидеть феноменальный подъем прав человека, начавшийся вскоре363363
  Friedmann W. The Disintegration of European Civilisation and the Future of International Law // Modern Law Review. 1938–1939. Vol. 2. P. 194; Idem. What’s Wrong with International Law? London, 1941; Law in a Changing Society. London: Stevens & Sons, Ltd, 1959. Chap. 14; Idem. The Changing Structure of International Law. New York: Columbia University Press, 1964; Idem. General Course in Public International Law // Recueil des cours. 1969. Vol. 127. P. 124–125, 127; Idem. Human Welfare and International Law // Friedmann et al. (Eds). Transnational Law in a Changing Society: Essays in Honor of Philip C. Jessup. New York: Columbia University Press, 1972. P. 124. Ср.: Bell J. Wolfgang Friedmann (1907–1972) // Beatson J., Zimmerman R. Jurists Uprooted: German-speaking Émigré Lawyers in Twentieth Century Britain.


[Закрыть].

По-видимому, в ряду конкурировавших в США правовых школ наиболее широкое пространство для доктринального внедрения идеи прав человека предоставляла нью-хейвенская школа Майреса Макдугала и его сподвижников. В первые послевоенные годы это «политически-ориентированное» направление включило права человека в перечень элементов минималистской версии мирового порядка, изображавшегося его последователями практическим образцом, на который в текущий момент должно ориентироваться международное сообщество. Одновременно нью-хейвенская школа называла человеческое достоинство основной ценностью максималистского мирового порядка, который виделся ей делом более отдаленного будущего. Учитывая очевидную ангажированность этой школы в контексте холодной войны, задававшую в конечном счете ее специфику, не будет ошибкой заключить, что ее представители «не сумели отстоять постулируемые ими ценности: критики видели в них либо завуалированный и старомодный натурализм, либо дымовую завесу, прикрывающую резоны американской внешней политики». В любом случае ни в манхэттенской школе, ни в Гарвардской школе права времен Луиса Сона не наблюдалось столь плотной доктринальной привязки к правам человека как к несущей конструкции всей доктрины, какую мы находим у представителей нью-хейвенской школы364364
  Koskenniemi M. The Gentle Civilizer of Nations. P. 476; McDougal M. S., Leighton G. The Rights of Man in the World Community: Constitutional Illusions versus Rational Action // Law and Contemporary Problems. 1949. Summer. Vol. 14. № 3. P. 490–536; репринт: McDougal M. S. et al. Studies in World Public Order. New Haven: Yale University Press, 1960. См. также: McDougal M. S. Perspectives for an International Law of Human Dignity // Proceedings of the American Society for International Law. 1959. Vol. 53. P. 107–136. Интересна рецензия Макдугала на книгу Лаутерпахта: International Law and Human Rights // Yale Law Journal. 1951. June. Vol. 60. № 6. P. 1051–1056. Президент немецкого бундестага в 1978 году зашел столь далеко, что восславил основоположника нью-хейвенской школы в следующих выражениях: «Мало кто внес в развитие этой новой ветви международного права такой же значительный вклад, как Майрес Макдугал». Цит. по: Carstens K. The Contribution of Myres S. McDougal to the Development of Human Rights in International Law // New York Law School Law Review. 1978. Vol. 24. № 1. P. 1.


[Закрыть].

Ставки прав человека на площадке ООН резко повысились в связи с началом деколонизации – пусть даже и подтолкнувшей их переосмысление в духе коллективного права на самоопределение. Парадокс, однако, состоит в том, что из‐за этой трансформации значимость индивидуальных прав человека в глазах юристов-международников упала еще ниже. Приоритет самоопределения, постоянно подчеркиваемый на протяжении всего долгого пути к пактам ООН о правах человека, отнюдь не послужил дополнительным аргументом в оправдание долгожданного проекта; напротив, он повлек за собой дальнейшую маргинализацию прав в глазах даже тех специалистов, которые ассоциировали себя с ними.

Кто-то может предположить, что на деле вовсе не Вторая мировая война и не геноцид, а антиколониализм и деколонизация разрушили традиционно апологетический настрой юристов-международников в отношении государства и его проектов. Сказанное, однако, неверно: новые веяния ничего не изменили в доктринальном доминировании государства, которое сделалось неоспоримым еще до начала деколонизации. Уже в первые послевоенные годы, до широкомасштабного предоставления независимости бывшим колониям, страны Латинской Америки занимались уточнением droits des États в противовес любым правам человека, за продвижение которых могла взяться ООН. И юристы вполне отдавали себе отчет в том, что в первые десятилетия своего существования форум международного сообщества делал для поощрения суверенных наций гораздо больше, чем для защиты индивидуальных прав личности. Это подталкивало их к неоспоримому выводу: никакого радикального обновления их дисциплины в стороне от государства и помимо государства не предвидится. Да, эксперты Комиссии международного права ООН, которым было поручено разработать Декларацию прав и обязанностей государств, не смогли добиться одобрения своего начинания со стороны Генеральной Ассамблеи. Тем не менее и с доктринальной, и с политической точки зрения юристы-международники продолжали видеть в своем предмете отражение жизнедеятельности суверенных государств365365
  Rolin H. Les principes de droit international public // Recueil des cours. 1950. Vol. 77. P. 353–360 («Les droits fondamentaux des États»); Yearbook of the International Law Commission. 1949. P. 287–290; ср., например: Alfaro R. J. The Rights and Duties of States // Recueil des cours. 1959. Vol. 97. P. 91–202.


[Закрыть].

А затем на историческую сцену ворвались новые нации. «Деколонизация международного права» повлекла за собой незамедлительную рефлексию и медленные преобразования. Темпы деколонизации – и перекомпоновка состава Генеральной Ассамблеи ООН – оказались слишком стремительными и шокирующими, чтобы их можно было игнорировать. После столетнего снисхождения, с которым дисциплина воспринимала империализм, трудный процесс деколонизации ее постулатов и плюрализации ее кадрового состава смог принести сколько-нибудь существенные плоды только в 1970–1980‐х годах. Но даже тогда еще не все соглашались с тем, что прежнее международное право должно допустить столь радикальные новации. В 1973 году Джессоп, лишь недавно вышедший на пенсию после десятилетней работы в Международном суде справедливости, отмечал, что дестабилизирующая роль новых государств, вторгшихся на площадку ООН, заставила его разочароваться в «универсалиях, которые принимаются международным сообществом если не на практике, то хотя бы в теории». До тех пор, пока старые страны и новые страны не договорятся хотя бы о минимуме общих позиций, заключал он, международному праву, вероятно, стоит просто отказаться от всяких универсалистских претензий366366
  Jessup P. C. Non-Universal International Law // Columbia Journal of International Law. 1973. Vol. 12. P. 429. Я толкую эту фразу социологически и идеологически, но мое толкование полезно сравнить с подходом Мэттью Крэйвена и материалами, приведенными в библиографическом эссе: Craven M. The Decolonization of International Law: State Succession and the Law of Treaties. Oxford: Oxford University Press, 2007.


[Закрыть].

Тяжкие раздумья о подъеме прав человека, которые в ООН провоцировались самоопределением, воплощали лишь один, причем незначительный, аспект общей атмосферы нервозности, охватившей старые столицы международного права в Европе и более новые его центры в Америке. Действительно, критика самоопределения западными юристами-международниками лучше всего показывает, сколько несуразного было в оживлении интереса к правам человека в 1970‐е годы – особенно в доктринальных аспектах международного права как научной дисциплины. И если отлаживание послевоенного миропорядка и наступившая потом холодная война серьезно приглушили прежний, и без того не слишком значительный, интерес к правам человека, то деколонизация сделала связанные с ними лозунги не просто лицемерными, а откровенно коварными. У некоторых правоведов-международников имелись весьма веские причины, чтобы не доверять самоопределению: трудно было забыть межвоенную политику самоопределения в Европе, которая обернулась катастрофическими последствиями для индивидов и групп, сделавшихся жертвами коллективного самоутверждения соседних этнических общностей. Но другой, не менее очевидной, причиной академического неприятия, сохранявшегося внутри дисциплины, стало противодействие любой фундаментальной «деколонизации» международного права, набиравшее силу по мере того, как народы, ранее никогда не пользовавшиеся независимостью, заявляли о своем суверенитете.

Большинство ключевых фигур прекрасно осознавали факт антиколониалистского «захвата» проекта прав человека в ООН и сопровождавшего его провозглашения права на самоопределение первейшим из всех прав человека. Происходящее их возмущало. «Трудно представить себе более явный ценностный хаос и более далекое уклонение от того духа, в котором раньше воспринималась защита прав человека», – с горечью отмечал бельгиец де Вишер, комментируя новомодное увлечение самоопределением в своей классической работе по послевоенному международному праву. Британские юристы, что весьма характерно, критиковали наметившуюся тенденцию не столько с гневной язвительностью, сколько с едкой иронией. Британский правовед Сэмюэл Хоар, впоследствии ставший одной из авторитетных фигур в европейском правозащитном механизме, сардонически делился с делегатами Генеральной Ассамблеи:

В 1948 году, когда Генеральная Ассамблея приняла Всеобщую декларацию прав человека, она очевидно не считала самоопределение главнейшим человеческим правом, поскольку в документе, претендовавшем на всеобъемлющий характер, о нем вообще не упоминалось. Первое упоминание о «праве» народов и наций на самоопределение появилось в резолюции Генеральной Ассамблеи в 1950 году; тем не менее уже к 1952 году о нем говорили как о «предпосылке для полного удовлетворения всех основных прав человека». Следовательно, верно одно из двух: либо Генеральная Ассамблея неумышленно выронила из Декларации краеугольный пункт о правах человека, либо же различные делегации в ходе последующей ее деятельности настолько были обуреваемы желанием подтвердить судьбоносный постулат, что не уделили должного внимания юридическим и политическим последствиям преобразования принципа в универсальное право.

Со временем подобные теоретические наблюдения начали дополняться практическим осуждением самоопределения. Джеймс Эдмунд Сэндфорд Фосетт, профессор права из Оксфорда, в 1960‐х годах беспокоился о том, что «ООН, как представляется, трактует и применяет принцип самоопределения для защиты прав человека такими способами… политические следствия которых в долгосрочной перспективе вообще не согласуются с правами человека». Впрочем, после того как холодная война связала доктрину прав человека по рукам и ногам, нечего было и думать об их возвращении в повестку дня, не согласившись предварительно с приоритетностью самоопределения, к которому западные правоведы относились с большой опаской367367
  Visscher C. de. Theory and Reality in Public International Law. Princeton: Princeton University Press, 1957. P. 128; Выступление Хоара см. в стенограмме: UN Doc. A/C.3/SR. 643, para. 13 (October 25, 1955); Fawcett J. E. S. The Role of the United Nations in the Protection of Human Rights – Is It Misconceived? // Eide A., Schou A. (Eds) International Protection of Human Rights: Proceedings of the Seventh Nobel Symposium, Oslo, September 25–27, 1967. New York: Carnegie Endowment for International Peace, 1968. P. 96.


[Закрыть].

Таким образом, американцы были не единственными, кому образование постколониального nation-state, трактуемое в качестве первого пункта в программе, защищающей права человека, казалось вызывающим афронтом. Если ведущие американские юристы и бросали взгляд на права человека в ту эпоху, то они незамедлительно соглашались с негодностью новой рамки, в какую тема прав теперь втискивалась. Что касается превращения самоопределения из принципа в «право», которое подметил Хоар, то оно вызывало особенно пылкое негодование. В статье в Foreign Affairs Клайд Иглтон возмущался тем, что «выдвигаемые аргументы и предпринимаемые действия дают каждому индивидуальному человеческому существу право стать независимой страной… Печально, что антиколониальный ресентимент должен искажать столь благородный и возвышенный принцип». Куинси Райт, эксперт из Чикагского университета, который энергично отстаивал идею прав человека в военное время, представил свои возражения в логических и доктринальных терминах:

Самоопределение есть не индивидуальное, а коллективное право – если оно вообще является правом. И по этой причине для него нет места в пактах о правах человека. Однако, если встать на такую позицию, то неизбежно возникает вопрос: а что, собственно, должна представлять собой общность, чтобы претендовать на обладание подобным правом? Является ли таковой имперское государство, признаваемое международным правом чем-то вроде личности, или это колония, меньшинство, народ, требующие самоопределения и стремящиеся к внешнему признанию? Понятно, что одновременное «самоопределение» этих различных общностей, скорее всего, спровоцирует конфликт. Но если, с другой стороны, признать самоопределение индивидуальным правом, то тогда всякой политической власти наступит конец: ведь каждый индивид сможет сам принимать решения о собственной лояльности и утверждать собственный суверенитет.

Будь то под влиянием гневных чувств или рассудочных доводов, но американские юристы отказывались следовать за правами человека туда, куда их вели новые члены ООН368368
  Eagleton C. Excesses of Self-Determination // Foreign Affairs. 1953. July. Vol. 31. № 4. P. 596, 604; Wright Q. Freedom and Human Rights under International Law // Konvitz M., Rossiter C. (Eds) Aspects of Liberty: Essays Presented to Robert E. Cushman. Ithaca: Cornell University Press, 1958. P. 185–186.


[Закрыть].

Был только один интерпретатор, ныне забытый, но тем не менее важный, который всерьез пытался истолковать в прогрессивном духе не только вызванную холодной войной задержку с принятием правозащитных пактов, но и антиколониалистское переосмысление этой идеи. Будучи в межвоенный период пражским юристом и муниципальным чиновником, Эгон Швельб долгое время служил в подразделении, занимающемся правами. После выхода в отставку он начал преподавать на юридическом факультете Йельского университета, где разработал первый в США академический курс по правам человека. Именно длительная проволочка с принятием пактов подтолкнула его в 1963 году к мысли о том, что Всеобщая декларация «имеет гораздо большее значение, чем приписывали ей многие из авторов этого документа». В современную эпоху, по мнению Швельба, юристы-международники могут вернуться к старой аргументации Лаутерпахта образца 1940‐х годов, предположив, что в Уставе ООН или даже в самой Всеобщей декларации может скрыто наличествовать юридически обязывающее требование защищать права человека. «Всеобщая декларация приняла на себя функцию, первоначально предусмотренную для Международного билля о правах», – пояснял Швельб. Он не спорил с тем, что Лаутерпахт сам в 1950 году осудил этот документ за его беззубость. Тем не менее, заявлял он, незадолго до своей смерти в 1960 году Лаутерпахт «в свете произошедших за десятилетие событий пересмотрел свою изначально негативную позицию». Понимая, что это будет способствовать искаженной трактовке прав человека в духе самоопределения, Швельб все же сослался на Декларацию о предоставлении независимости колониальным странам и народам 1960 года как на документ, подрывающий предположения о том, что Всеобщая декларация не может иметь юридической силы без сопутствующих правозащитных пактов. В конце концов, писал Швельб, в то время как предыдущая декларация просто задавала «стандарт того, к чему надо стремиться», новая декларация исходит из «насущной необходимости» и фактически превращает постулаты предшественницы из наставлений в обязательства369369
  Schwelb E. Human Rights and the International Community: The Roots and Growth of the Universal Declaration of Human Rights. Chicago: Quadrangle Books, 1964. P. 10, 26–29, 35–37, 54–55, 66–71; Idem. The United Nations and Human Rights // Howard Law Journal. 1965. Spring. Vol. 11. № 2. P. 361–362, 366–368. Аргументы Швельба развивались и в его более ранних работах: Schwelb E. Die Kodifikationsarbeiten der Vereinten Nationen auf dem Gebiet der Menschenrechte // Archiv des Völkerrechts. 1959–1960. Bd. 8. S. 16–49; Idem. The Influence of the Universal Declaration of Human Rights on International and National Law // Proceedings of the American Society for International Law. 1959. Vol. 53. P. 217–229. Комментируя сдвиг в воззрениях Лаутерпахта, он говорил о том, что они вместе планировали подготовить новое издание книги последнего «Международное право и права человека», но проект не удалось реализовать из‐за кончины соавтора (Idem. Human Rights and the International Community. P. 75). См. также стенограмму его реплик на конференции 1963 года, комментирующих одну из статей Джона Хамфри (Humphrey J. Human Rights // Annual Review of United Nations Affairs. 1962–1963. P. 114–117): American Jewish Committee Archives. FAD-IO. Unnumbered Box. О Швельбе см. посвященный ему юбилейный номер журнала Revue de droits de l’homme: 1971. Juin – Juillet. Vol. 4. № 2–3.


[Закрыть].