Текст книги "Последняя утопия. Права человека в истории"

Естественно, мало кто из правоведов-международников, если таковые вообще нашлись, принимал эту креативную аргументацию, в которой основное внимание уделялось текстам ООН, в то время как практика организации вообще не учитывалась. Однако это почти одиночное вынашивание прогрессивной фикции, которая оптимистично описывала развитие прав человека в послевоенную эпоху, имело значение в долгосрочной перспективе. Очень скоро специалисты по международному праву во все большем числе начали поддерживать укрепляющуюся легальность Всеобщей декларации – хотя обычно это делалось не на тех путях, какими шел Швельб, но с опорой на предположение о том, что документ, возможно, будет укореняться через обычаи и мнения. Среди американцев вскоре после Швельба к аналогичному выводу пришел и Сон, а к марту 1968 года учрежденная в Монреале недолговечная Ассамблея прав человека (Assembly for Human Rights) – собрание правоведов и чиновников, связанных с международной юриспруденцией, которое созвали Сон и Макбрайд из Международного комитета юристов (International Committee of Jurists) – уже заявляла о том, что «Всеобщая декларация прав человека представляет собой авторитетное и высшее толкование Устава ООН, с годами ставшее частью обычного международного права»370370
  По-видимому, впервые интерпретацию Всеобщей декларации в качестве элемента обычного права предложил Хамфри Уэлдок: Waldock H. Human Rights in Contemporary International Law and the Significance of the European Convention // The European Convention of Human Rights. International and Comparative Law Quarterly Supplementary Publication. 1965. Vol. 11. P. 15. Комментируя подобные пропозиции в 1965 году, Томас Бюргенталь отмечал: «Правовая значимость Всеобщей декларации, если рассматривать ее в практическом свете, может оказаться заметно более ограниченной, чем пытаются убедить нас многие юристы» (Buergenthal T. The United Nations and the Development of Rules Relating to Human Rights // Proceedings of the American Society for International Law. 1965. Vol. 59. P. 134). Отношение к этому тезису существенно изменилось к началу 1970‐х; чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить между собой две статьи Джона Хамфри; см.: Humphrey J. The UN Charter and the Universal Declaration of Human Rights // Luard E. (Ed.) The International Protection of Human Rights. London: Thames & Hudson, 1967; Idem. The Universal Declaration of Human Rights: Its History, Impact, and Juridical Character // Ramcharan B. G. (Ed.) Human Rights: Thirty Years after the Universal Declaration. The Hague, Netherlands: Martinus Nijhoff, 1979. См. также имеющую отношение к проблеме публикацию Сона: Sohn L. B. The Universal Declaration of Human Rights: A Common Standard of Achievement? (The Status of the Universal Declaration in International Law) // Journal of the International Commission of Jurists. 1967. December. Vol. 8. № 2. P. 17–26; репринт: Singhvi L. M. (Ed.) Horizons of Freedom. New Delhi: National Publishing House, 1969. Заявление монреальского форума цит. по: Montreal Statement of the Assembly for Human Rights // Journal of the International Commission of Jurists. 1968. June. Vol. 9. № 1. P. 95.


[Закрыть].

Впрочем, все эти шаги оставались экспериментами крошечного меньшинства, не очень приметными на фоне широко распространенного беспокойства юристов-международников и не только их, вызванного утверждением права на самоопределение в качестве первейшего права человека. Но тем не менее изобретаемые этим меньшинством хитроумные аргументы позволяли извлечь максимум хорошего из очень плохой ситуации: ведь правозащитный режим ООН почти умер, едва появившись на свет, а от анабиоза холодной войны его спасло только неожиданное появление новых государств. Естественно, в те мрачные годы права человека оставались не более чем идеями, ожидающими активации в будущем. Как указывал гордившийся объективностью своей позиции Ричард Бильдер, профессор права из Университета штата Висконсин, на рубеже 1960‐х и 1970‐х годов какие-либо основания для энтузиазма по поводу прав человека совершенно не просматривались. По его словам, понятие по-прежнему оставалось «пустым»: «Кондиции, в которых пребывает человек, за последнюю четверть века почти не изменились в лучшую сторону; иногда кажется, что ситуация, наоборот, ухудшилась, и даже самые убежденные сторонники прав человека скептически смотрят на перспективы того, удастся ли международным усилиям способствовать достижению их целей». Разумеется, все может измениться, признавал Бильдер: «То, что для одного поколения было лицемерным жупелом, для другого может превратиться в боевой клич»371371
  Bilder R. B. Rethinking International Human Rights: Some Basic Questions // Wisconsin Law Review. 1969. Vol. 1. P. 172, 217.


[Закрыть].

Права человека впервые заняли центральное место в американском международном праве благодаря существенным и внешним для США идеологическим трансформациям 1970‐х годов. В качестве иллюстрации того, какие эффекты производила эта глобальная динамика, полезно рассмотреть карьерный путь Луиса Хенкина, который стал ведущим пропагандистом прав человека на американской сцене. Именно потому, что он был подлинной величиной в своей правовой дисциплине, важно подчеркнуть, что даже в его случае энтузиазм в отношении прав человека, во-первых, появился словно из ничего, а во-вторых, обозначился на удивление поздно – и к тому же под действием внешних обстоятельств. В ряду упомянутых сторонних факторов было и влияние других людей: например, Фрэнка Ньюмана, профессора права из Калифорнийского университета, который с воодушевлением увлекался правами человека с середины 1960‐х до середины 1970‐х годов, пока не стал судьей Верховного суда штата Калифорния. Если Швельб незадолго до этого первым начинал преподавать этот предмет в высшей школе, то вовлеченность Ньюмана в адвокацию и активизм обернулась тем, что он основал первую в стране правозащитную юридическую клинику. На протяжении ряда лет он возил свою студенческую «команду из Беркли» на заседания Комиссии ООН по правам человека, где молодые люди оказывали техническую помощь в рассмотрении обращений, и налаживал связи с международной академической сетью, особенно с Кассеном и его коллегами372372
  Фигура Ньюмана, безусловно, заслуживает дальнейшего изучения. См. его статьи: Newman F. Natural Justice, Due Process, and the New International Covenants on Human Rights // Public Law. 1967. P. 274–313; Idem. Interpreting the Human Rights Clauses of the UN Charter // Revue des droits de l’homme. 1972. Vol. 5. № 2–3. P. 283–291; Idem. The International Bill of Rights: Does It Exist? // Cassese A. (Ed.) Current Problems of International Law. Milan: Dott. A. Giuffrè, 1975. Важным материалом является следующая публикация: Boven T. van. Creative and Dynamic Strategies for Using United Nations Institutions and Procedures: The Frank Newman File // Lutz E. L. et al. (Eds) New Directions in Human Rights. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1989. Ньюман, подобно Ричарду Фальку и Тому Фареру, тоже выступал на эпохальных слушаниях в Конгрессе, которые организовал Дональд Фрейзер.


[Закрыть].

Трудно переоценить выдающуюся роль Хенкина в качестве «дедушки» прав человека в американском международном праве, кумира молодого поколения и ролевой модели для карьерного роста в этой области. Вместе с тем в своих первых серьезных соприкосновениях с темой Хенкин разделял общий скептицизм по поводу того, во что права человека превратились на гребне волны антиколониалистских сантиментов. Его аргументы оказались вполне типичными; в своей первой статье о правах человека, опубликованной в 1965 году, он воспроизвел распространенное сетование на то, что права человека теперь стали непригодными на практике – вопреки всем радужным надеждам, которые с ними связывались. «Стремление покончить с колониализмом свело на нет первоначальный замысел сотрудничества в продвижении прав человека, – писал он. – Антиколониализм раскрасил правозащитные пакты под себя: самоопределение оказалось добавленным в реестр прав человека в качестве дополнительного оружия против колониализма, несмотря на отсутствие всяких намеков на то, что это право хоть как-то связано с индивидом». Раньше он поднимал эту тему только в скептической атмосфере холодной войны, но теперь деколонизация заметно ухудшила общее положение вещей373373
  Henkin L. The United Nations and Human Rights. P. 513. Ср.: Idem. International Law and the Behavior of Nations. P. 216–220.


[Закрыть].

Побуждением вновь заняться правами человека Хенкин, по-видимому, был обязан своим контактам с миром американско-еврейской адвокации. Американский еврейский комитет (American Jewish Committee) сделал лоббирование прав человека в ООН одним из аспектов своей международной политической повестки. На конференции, организованной комитетом в 1963 году, Хенкину было предложено выступить в роли реалиста, а не идеалиста, вылив ушат холодной воды на тех, кто оптимистично надеялся, будто юридически обязывающие пакты – если они вообще когда-то будут приняты, – посодействуют обеспечению стандартов прав человека. Как и прежде, в тот период он продолжал утверждать, что цели, воплощенные в идее прав человека, достигаются исключительно косвенным образом: через контроль над вооружениями в двусторонних отношениях и через пристальное наблюдение за действом, разворачивающимся в Организации Объединенных Наций. Тем не менее в течение десятилетия, начало которому положил 1968 год, ситуация быстро и решительно изменилась; это произошло из‐за нескольких нелинейных событий374374
  Полный текст его выступления хранится в архиве Американского еврейского комитета: American Jewish Committee Archives. FAD-IO. Unnumbered Box.


[Закрыть].

Когда Американский еврейский комитет предложил Хенкину оценить вероятные политические тенденции 1970‐х годов, он с готовностью подписался под давно утвердившейся в этой организации позицией, согласно которой «права евреев – права человека». В несомненной связи с упреками в адрес недавней Тегеранской конференции, где царил дух самоопределения (а также осуждения израильской оккупации), он рекомендовал осторожную позицию: от лица комитета он отметил, что ООН оказалась площадкой, непригодной для конструктивного обсуждения прав, «хотя арабам удалось озвучить свои обвинения в том, что Израиль попирает права человека на оккупированных территориях». По его мнению, по мере того как права человека наращивают если не правовую силу, то хотя бы моральный авторитет, они превращаются для евреев в обоюдоострое оружие. Бесспорно, именно евреи «были в авангарде организованных международных усилий по признанию, продвижению и защите прав человека». Но ввиду антиколониалистской риторики, вылившейся в оскорбления Израиля на международном форуме, они имели все основания выказывать «признаки разочарования и сомнения в целесообразности собственных усилий»375375
  См.: [Henkin L.] The World of the 1970s: A Jewish Perspective. Task Force Report. American Jewish Committee. 1972, 32, 34, 36; Henkin L. (Ed.) World Politics and the Jewish Condition. New York: Quadrangle Books, 1972.


[Закрыть].

Несмотря на эти беспокойства, примерно в то же время Хенкин занялся созданием американского подобия страсбургского Международного института прав человека (International Institute for Human Rights), который Кассен основал на деньги полученной им Нобелевской премии мира. Эта американская организация, подобно своему прототипу, считала свою основную миссию прежде всего образовательной, работая на университетском уровне. Среди ее инициативных начинаний было составление первого в истории учебного сборника правозащитных кейсов. Одновременно Хенкин в 1971–1972 годах читал в Колумбийской школе права первый как для себя, так и для этого учебного заведения академический курс по международным правам человека. (Тем же самым, кстати, занимался и Сон, который в том же году представил аналогичный курс по той же теме в Гарвардской школе права, опубликовав в 1973‐м совместно со своим учеником Томасом Бюргенталем учебник по предмету.) В конце того же года Хенкин выступил на слушаниях в Конгрессе, посвященных правам человека во внешней политике США и организованных подкомитетом Дональда Фрейзера. Там он с сожалением констатировал отсутствие реального консенсуса даже по поводу того, что права человека означают. Как подчеркивал Хенкин, обозревая события послевоенного времени, особого согласия не было и в ту пору, когда «ООН была намного меньше и в ней доминировали западные государства и западные идеи», но сейчас ситуация стала еще хуже: теперь, за исключением общего признания принципа равноправия, пробуждение третьего мира и распространение коммунистического влияния сделали конфликтным само определение концепта «права человека». По его мнению, единственным средством, позволяющим снять «ощущение кризиса в отношении международной защиты прав человека», могла бы стать реформа ООН. Это заявление обретало особый смысл в свете того, что распространение низовых неправительственных организаций (о которых Хенкин почти никогда не упоминал) и даже сами слушания Фрейзера предвещали скорую утрату ООН статуса исключительной площадки, где можно обсуждать права человека376376
  International Institute of Human Rights (René Cassin Foundation) // Revue de droits de l’homme. 1969. Vol. 2. № 1. P. 4–19; Henkin L. The United States Institute of Human Rights // American Journal of International Law. 1970. October. Vol. 64. № 4. P. 924–925. (Мне не удалось выяснить, когда и как была налажена эта связь и при каких обстоятельствах Хенкин получил предложение из Страсбурга; интересно, что в отличие от Швельба и Сона он не участвовал в составлении опубликованного в 1969 году специального сборника, посвященного Кассену.) См. также: US House of Representatives. International Protection of Human Rights: The Work of International Organizations and the Role of US Foreign Policy. Washington, 1974. P. 355, 357. Вот учебник Сона и Бюргенталя, о котором идет речь: Sohn L. B., Buergenthal T. International Protection of Human Rights. Indianapolis: Bobbs-Merrill, 1973; ср. с другой их работой: Idem. Basic Documents on International Protection of Human Rights. Indianapolis: Bobbs-Merrill, 1973. Двумя годами ранее Иен Браунли подготовил первое издание своих «Базовых документов о правах человека»: Brownlie I. Basic Documents on Human Rights. Oxford: Oxford University Press, 1971. Спустя несколько лет Ричард Лиллич и Фрэнк Ньюман издали свою работу «Международные права человека: проблемы права и политики»: Lillich R. B., Newman F. B. International Human Rights: Problems of Law and Policy. Boston: Little & Brown, 1979. Ответом на нее стала публикация нью-хейвенской школы: McDougal M., Lasswell H., Lung-chu Chen. Human Rights and World Public Order: The Basic Policies of an International Law of Human Dignity. New Haven: Yale University Press, 1979.


[Закрыть].

Тем не менее даже в те поздние годы жребий все еще не был брошен. Участвуя в 1974 году в коллоквиуме по иудаизму и правам человека, организованном Университетом Макгилла, Хенкин продолжал настаивать на том, что лейтмотивом всей послевоенной истории прав человека было идеалистическое разочарование. Он безапелляционно предупреждал, что идеалисты, страдая из‐за отсутствия радикальных перемен в судьбе своего дела, способны лишь повторять свои прошлые ошибки. Неизбежный вывод, который напрашивается из всего вышесказанного, вполне понятен: даже к середине 1970‐х годов, когда стремительно вставало на ноги диссидентское движение и вызревали иные новые силы, доктринальный перелом, который позволил бы правам человека обрести иной статус, еще не наступил – по крайней мере, для Хенкина. И это не было личным недочетом: неспособность этого яркого специалиста пророчески вообразить пришествие грядущих времен свидетельствует лишь о том, насколько непредсказуемым было будущее377377
  Проект выступления Хенкина в Университете Макгилла был получен мной в Архиве Мозеса Московица (Moses Moskowitz Papers, White Plains, New York); другая версия этого текста была опубликована: Henkin L. The United States and the Crisis in Human Rights // Virginia Journal of International Law. 1973–1974. Vol. 14. № 4. P. 653–671.


[Закрыть].

Прерывистый и окольный путь, который идеология прав человека проходила в 1975–1977 годах, отчетливо запечатлелся в карьере Хенкина. В его текстах не было предвосхищения всех этих процессов, хотя их преобразующая сила косвенно уже ощущается. Начиная именно с этого бурного времени, Хенкин полностью посвятил себя новому делу, ни на минуту эксплицитно не задумываясь о внеправовых условиях, которые сделали возможным радикальное переосмысление его личной миссии. В 1977 году он затеял серию коллоквиумов в Колумбийском университете, а на следующий год основал первый в США университетский центр прав человека. (Примерно тогда же его супруга Элис, начав сотрудничать с Аспенским институтом, запустила серию резонансных конференций, посвященных правам человека.) Продолжая участвовать в проектах Американского еврейского комитета, которые некогда вовлекли его в дискуссии о правах человека, Хенкин теперь гораздо решительнее и громче отстаивал их центральное место в еврейской политике – хотя в рассматриваемый период многие евреи ощущали себя преданными из‐за того, что дискурс прав человека активно использовался против Израиля. «На политизацию, наблюдаемую ныне на международных форумах, надо реагировать единственным способом, а именно борясь с ней, – говорил Хенкин. – Мы не можем просто уйти с поля боя, оставив права человека их врагам». Отдавая должное ранее игнорируемым им силам, утвердившимся за пределами ООН, и признавая их роль в прояснении и защите прав человека – прежде всего, речь идет о неправительственных организациях, – Хенкин в 1978 году вошел в управляющий совет Комитета юристов в защиту прав человека (Lawyers Committee for Human Rights) и в первые годы его деятельности играл в нем ключевую роль. (Сегодня эта неправительственная организация известна под названием «Права человека превыше всего» – Human Rights First.) Он вошел в быстро нарождающийся широкий круг юристов-международников, которые, будь они опытными специалистами или неофитами, в один голос утверждали, что их дело переживает нежданную революцию. Какими бы ни были второстепенные предпосылки и сопутствующие обстоятельства, к тому моменту американское сообщество правоведов-международников шло под знамена прав человека в массовом порядке, причем из разных лагерей378378
  Henkin L. The Internationalization of Human Rights // Proceedings of the General Education Seminar. 1977. Vol. 6. № 1. P. 1–16; Henkin A. H. (Ed.) Human Dignity: The Internationalization of Human Rights. New York: Aspen Institute for Humanistic Studies, 1978; Henkin L. Human Rights: Reappraisal and Readjustment // Sidorsky D. (Ed.) Essays on Human Rights: Contemporary Issues and Jewish Perspectives. New York: Jewish Publication Society, 1979. P. 86. В последнем из упомянутых эссе наиболее четко отразились перемены, происходившие в мировоззрении Хенкина. См. также его отклик на хельсинкский процесс: Idem. Human Rights and «Domestic Jurisdiction» // Buergenthal T. (Ed.) Human Rights, International Law, and the Helsinki Accords. Montclair, NJ: Allanheld, Osmun, 1977. См. также: Humphrey J. The Implementation of International Human Rights Law, и особенно: Schachter O. International Law Implications of US Human Rights Policies // New York Law School Law Review. 1978–1979. Vol. 24. P. 31–61, 63–87.


[Закрыть].

И все-таки во многих отношениях, несмотря на всю эту ухабистую траекторию, новоявленный энтузиазм, с которым Хенкин воспринял права человека, оттеснял на второй план историческую конкретику, породившую упомянутые пертурбации; вне контекста оставались и его собственная карьера, и деятельность неправительственных организаций, и крупные события, подобные президентству Картера. Его эпохальная книга «Права человека сегодня», изданная в 1978 году, сначала в общих чертах излагает историю происхождения европейских и американских прав, следуя модели, которую впервые предложил Лаутерпахт; потом в ней предпринимается упражнение в сравнительном конституционализме, поскольку автор считает совокупность национальных конституций как раз тем самым пространством, где можно обеспечить глобализацию прав; и, наконец, работа завершается обзором более новомодного, но вполне комплементарного проекта, предполагающего защиту прав поверх наций и за пределами национальных барьеров. Интересно, что основные отклонения в этой прогрессии – в частности, лакуны, зияющие между историей местного конституционализма и историей международного права или же, в рамках самого международного права, между эпохой обманутых ожиданий и эрой новых надежд – в книге практически не анализируются, невзирая на то что заполнявшие их трансформации и сдвиги оказались исключительно важными для того, чтобы сам Хенкин смог провозгласить пришествие новой эпохи прав379379
  Henkin L. The Rights of Man Today. Boulder: Westview Press, 1978.


[Закрыть].

Не менее примечательной в контексте послевоенной истории международных прав человека стала американизация концепта, которая началась с исторического нарратива Хенкина. Именно в этом пункте Хенкин отклонился от линии Лаутерпахта, на которую «Права человека сегодня» основательно опирались. Одним из очевидных объяснений выраженно патриотического универсализма Хенкина можно считать то, что это был стратегический шаг. С 1945 года приверженность Америки идее международных прав человека была в лучшем случае переменчивой, особенно когда речь заходила о ратификации страной официальных договоров, подобных пактам о правах человека. (К моменту написания книги Хенкина США не ратифицировали ни одного из них.) Тем не менее в письме, отправленном в 1977 году в редакцию The New York Times, Хенкин – предварительно заверив обеспокоенных читателей в том, что подобным соглашениям в любом случае не хватает юридической силы, – настаивал, что Международный пакт о гражданских и политических правах не просто стал «потрясающей данью уважения» западным ценностям, но, что еще более важно, органично вписался в традиционные американские убеждения: «Он фактически сделал нашу собственную идеологию международной нормой»380380
  Henkin L. The Case for US Ratification // The New York Times. 1977. April 1. Интересно, что публикация именно этого письма стала тем случаем, в котором газета впервые использовала на своих страницах словосочетание «международное движение за права человека».


[Закрыть].

Но наряду со стратегией во всем этом присутствовала и искренняя вера. Из книги «Права человека сегодня» предельно ясно, что для Хенкина вера в превосходство американской социально-политической модели была синонимом приверженности правам человека. Соединенные Штаты, по его мнению, первыми приняли те ценности, в почитании которых сегодня вынуждены клясться даже их противники. Образ Хенкина великолепно вписывается в общую канву американского либерализма той фазы, на которой права человека выступили основой идеологического исцеления 1970‐х годов, явившегося на смену предшествующей и разрушительной форме глобализма. Однако, в отличие от Картера, Хенкину не нужно было размышлять о том, от чего именно требовалось исцеляться американскому либерализму или же изображать права человека в виде исконной американской идеологии, некогда забытой и преданной. Кроме того, он не фиксировался на значимости недавних и общемировых источников идеологических изменений – в частности, на смене утопических брендов. Между тем как раз эти перемены и позволили добиться того прорыва в области прав человека, в котором Хенкин выступил лишь выгодоприобретателем, а отнюдь не мотором, причем в гораздо большей степени, чем обычно признают.

В указанном смысле случай Хенкина остается особенно показательным. До сегодняшнего дня в среде американских юристов-международников почти отсутствует саморефлексия относительного того, каковы же были исторические условия, позволившие поставить права человека во главу угла. Тем не менее с определенного момента Хенкин и другие посвятили себя миссии, состоявшей в популяризации обновленных задач международного права. Помимо захватывающей трансформации, преобразовавшей протоколы интерпретации, преданность преподаванию новой разновидности международного права сделалась еще одним выдающимся признаком внутреннего переосмысления дисциплины381381
  См.: Schwelb E. The Teaching of the International Aspects of Human Rights // Proceedings of the American Society of International Law. 1971. Vol. 65. P. 242–246. В 1973 году в игру вступила ЮНЕСКО, поддержав подготовленный институтом Кассена коллективный труд «Изучение прав человека в университетах»: Vasak K. (Ed.) Human Rights Studies in Universities. Strasbourg, 1973. Позже, в 1978‐м, эта организация провела в Вене крупную конференцию по преподаванию прав человека, впервые спроецировав эту проблематику на педагогическую сферу. Через два года прошло аналогичное американское мероприятие, организованное Школой права Нью-Йоркского университета при поддержке Фонда Рокфеллера. См.: UNESCO. The Teaching of Human Rights: Proceedings of the International Congress of the Teaching of Human Rights. Vienna, 1980; Meron T. A Report on the NYU Conference on Teaching International Protection of Human Rights // New York University Journal of International Law and Policy. 1981. Spring. Vol. 13. № 4. P. 881–960. См. также замечательное собрание статей, основанное на материалах конференции и вышедшее вскоре после нее: Meron T. (Ed.) Human Rights and International Law: Legal and Policy Issues. New York: Oxford University Press, 1984. В этой книге можно также найти методические рекомендации и программы курсов, разработанные ведущими профильными специалистами.


[Закрыть]. Конечно, историю с обращением отдельных ученых, да и с конверсией академической дисциплины в целом, не стоит гипертрофировать. Да, Хенкин громко отверг концепцию суверенитета, но в пересмотренной им теории международного права государства по-прежнему сохраняли за собой центральную роль – пусть и всего лишь в нормативно правовом, а не в грубо политическом плане. А всеобъемлющий энтузиазм Хенкина был нацелен на политические и гражданские права, и не более того – что опять-таки делало его героем своего времени. Тем не менее для послевоенной дисциплины американского международного права то был грандиозный старт. Как в карьере самого Хенкина, так и в самой правовой науке – то есть для юристов-международников в первую очередь – наступила новая эпоха: эпоха прав человека382382
  См.: Henkin L. (Ed.) The International Bill of Rights: The Covenant on Civil and Political Rights. New York: Columbia University Press, 1981; Idem. International Law: Politics, Values and Functions // Recueil des cours. 1989. Vol. 216. В этом материале Хенкин балансирует между критикой «мифологии суверенитета» и уважением к нему как к фундаменту государственности.


[Закрыть].

Чем же можно объяснить рост интереса к правам человека среди юристов-международников, особенно среди американских, для которых они так долго казались чем-то второстепенным? Наиболее распространенное объяснение предлагает сама академическая дисциплина – вероятно, отчасти из‐за того, что в нем она сама выступает значимым причинно-следственным фактором. Речь идет о тезисе, согласно которому правовая чувствительность к происходящему в мире не может не эволюционировать, что превращает юриспруденцию в мощный двигатель перемен. «Права человека находятся в процессе непрерывной эволюции», – поясняет Теодор Мерон, бывший студент Сона, а ныне профессор Нью-Йоркского университета, усматривая эту эволюцию не только во все более идеалистичном толковании формального договорного права, но и в утверждении инновационных неформальных обычаев. По его словам, «накапливаясь и комбинируясь друг с другом, элементы государственной практики и opinio juris совокупно формируют новые обычные нормы, утверждающиеся в сфере прав человека. Этот образ длящегося процесса, в котором opinio juris, вероятно, имеет больший вес, чем государственная практика, гораздо более любопытен, чем статичная картина прав человека… Со временем будет появляться все больше и больше прав»383383
  Meron T. Human Rights and Humanitarian Norms as Customary Law. Oxford: Oxford University Press, 1989. P. 99.


[Закрыть]. Согласно этой схеме, история прав человека, преломляющаяся в международном праве, – это, прежде всего, история постоянного эволюционного давления, оказываемого на самих юристов.

Однако сама по себе такая интерпретация, делающая акцент на обычном праве, почти не объясняет сам факт поразительного перемещения прав человека с периферии дисциплины в ее центр, произошедшего едва ли не в одночасье. Если тут действительно имела место «эволюция», то она следовала катастрофической модели того типа, где изменения происходят в несвязанные между собой моменты непредвиденных мутаций – а это весьма плохо согласуется с привычными представлениями о прогрессе в правовой сфере. Гораздо правдоподобнее полагать, что opinio juris, не в последнюю очередь проявляющееся в господствующих оценках статуса самой Всеобщей декларации, менялось, реагируя на внешние факторы, а не на импульсы, идущие изнутри дисциплины и несущие в себе мягкую силу просвещения. Юристы-международники никогда не отказывались от своей приверженности гуманности и совершенствованию мира посредством юридических формальностей, сколько бы ни ограничивалась такая склонность в безвременье холодной войны. Тем не менее, для того чтобы права человека наполнили содержанием пестуемые юристами формы, потребовалась все-таки революция за пределами юридического сообщества.

Принципиальным – хотя и негативным – внешним фактором оказался, безусловно, закат эпохи деколонизации. Когда-то скептицизм в отношении прав человека рядился в одежды антиколониалистского самоопределения. Но потом, напротив, верх взял своеобразный энтузиазм, обусловленный тем, что идеей прав человека можно было оправдывать вмешательство в дела суверенных государств. Известный итальянский юрист Антонио Кассезе объяснял этот резкий сдвиг переходом от внешнего самоопределения к внутреннему самоопределению, что позволяло выстроить цепочку преемственности, связывающую правозащитный взрыв 1970‐х с предшествующей послевоенной историей. На первом этапе, как полагал Кассезе, права человека воспринимались как нечто такое, что требовало агрессивной защиты от посягательств колониальных держав; с завершением же этого этапа они стали оправдывать стремление к свободе внутри отдельно взятых групп и сообществ384384
  Cassese A. The Helsinki Declaration and Self-Determination // Buergenthal T. (Ed.) Human Rights, International Law, and the Helsinki Accords.


[Закрыть]. Однако, признавая то, что ретроспективное противопоставление внешнего самоопределения внутреннему самоопределению в какой-то мере снимало беспокойство западных юристов-международников по поводу антиколониальных эксцессов, стоит все же подчеркнуть, что подобная концепция не столько проясняет рассматриваемую нами радикальную трансформацию права, сколько запутывает все дело. В конце концов, упразднение некогда священного суверенитета, стимулируемое «внешним самоопределением», а затем резкое переключение на международную заботу о правах индивидов, чающих «внутреннего самоопределения», – это отнюдь не разные фазы развертывания одной и той же идеи, а переход от одной идеи к другой, совершенно непохожей.

Даже предположив, что упадок антиколониализма снабдил международное юридическое сообщество предпосылками для того, чтобы поставить права человека во главу угла, мы никак не приблизимся к пониманию того, почему его представители именно так и поступили. Имея в виду, что интеллектуальная история международного права не предлагает на этот счет никаких подсказок – здесь не помогут ни мифическая традиция Гуго Гроция (в долгосрочной перспективе), ни приверженность «новому курсу» или быстро угасшее послевоенное увлечение правами (в краткосрочной перспективе), – целесообразно задуматься: не стоит ли поискать ответ в изменении композиционных аспектов дисциплины? Одной из очевидных особенностей, присущих развитию послевоенного международного права и в конечном счете науки о правах человека, стала та выдающаяся роль, какую сыграли в них евреи – особенно в Америке, где в послевоенную эпоху на общественную авансцену массово выходили эмигранты и дети эмигрантов. (Уместно заметить, что еврейское присутствие сильно ощущалось среди французских юристов-международников еще до Второй мировой войны, а Ласса Оппенгейм и Герш Лаутерпахт получили широкую известность в Великобритании задолго до того, как евреи выдвинулись на первые позиции в американской науке международного права.) В Соединенных Штатах самым наглядным символом описываемых перемен стал преемственный переход от Мэнли Хадсона к Луису Сону в Гарвардской школе права. Все ключевые представители колумбийской школы тоже были евреями, что имело для Хенкина не последнее значение. Вместе с тем, будучи важной деталью, характеризующей профессиональную социологию международного права и других академических областей после войны, приход евреев на ключевые академические позиции при здравом размышлении не способен объяснить слишком многого. Из всех основоположников линии прав человека в американском международном праве только Бюргенталь пережил Холокост; если же учесть еще и запаздывание в осознании этой трагедии даже среди самих евреев, важно не принимать на веру то, что именно это конкретное событие предопределило ход всех их размышлений. Что еще более важно, ключевые диссиденты-реалисты в правоведческих кругах – например, Моргентау и Шварценбергер – тоже были евреями, как и их коллеги, тяготеющие к формализму. Однако главная причина, в силу которой еврейская идентичность или ранняя память о Холокосте могут претендовать лишь на роль фоновых факторов, сопровождавших дрейф международного права к проблематике прав человека, заключается в том, что они совсем не объясняют ни этапность, ни специфику этой работы. Вместо этого, если судить по карьерам, похожим на ту, которую сделал Хенкин, гораздо предпочтительнее выглядит вывод о том, что лучше всего внезапную мутацию объясняет коренной сдвиг в общественном климате. Права человека удалось отвоевать у антиколониализма – и впервые превратить в центральный элемент внешней политики американского либерализма.

Наилучшим позитивным объяснением быстрого отождествления международных правовых проектов в США с индивидуальными правами человека оказывается широкий внедисциплинарный контекст послевоенных преобразований. Подобно ранним теоретикам, первыми предложившим понятие «права человека», многие европейские юристы, которые были вовлечены в эту историю с самого начала, часто представляли спиритуалистический и консервативный персонализм, фокусирующийся на новой политике «человеческого достоинства». Американские юристы, однако, шли к правам человека совсем другим путем. Недавнее и внешнее изменение дефиниции идеализма – замена одной утопии на другую – наилучшим образом объясняет подвижки в смысловых опорных точках дисциплины. Сказанное верно даже в случае американских либералов картеровского призыва, которые не были раньше приверженцами каких-то масштабных утопий, а просто унаследовали новый консенсус в отношении прав человека благодаря сцеплению других, сторонних сил и обстоятельств. В частности, на глазах у юристов-международников рождались абсолютно новые возможности, позволявшие им отстаивать права человека за пределами Организации Объединенных Наций, где заниматься этим делом было слишком трудно.

Вместе с тем было бы заблуждением предполагать, что международное право представляло собой лишь одну область из числа многих, где был зафиксирован взрыв прав человека. Действительно, обращение к правам человека таких диссидентов, как Александр Есенин-Вольпин или Вацлав Гавел, также свидетельствовало – и очень явно – о возрождении абстрактных норм в качестве проводника морального прогресса. Но, хотя подобные активисты считали общую интеллектуальную реанимацию формализма заслугой только восточноевропейских диссидентов, принципиальным оставалось то, что именно юристы-международники выступали хранителями тех форм международного права, к которым могли апеллировать инакомыслящие. В период доминирования реалистов правоведы поддерживали формализм, вообще игнорирующий тему прав. Но они же оказались и естественными наследниками реактивированного и обновленного формализма, сконцентрированного на тех правах, которые они сами раньше маргинализировали. Отсюда возникал парадокс: возвышение прав человека в международном праве произошло не по тем причинам, которые предопределялись внутренней динамикой самого международного права как профессии, а в силу идеологических перемен, которые расчистили площадку для морального триумфа прав человека – причем такого громкого, что миссия этой академической дисциплины обрела абсолютно новую актуальность.

Невозможно изолировать путь закона от его пересечений с общественным действием. Права человека, как и другие подобные нормы, зависели от набирающего силу социального движения, которое предстояло канонизировать юристам, сотворив из него профессиональную идею и дисциплинарный приоритет. Но при этом движение в поддержку прав человека оставалось лишь одним из общественных движений в ряду многих. Предшествующее, более глобальное общественное движение, а именно антиколониализм, было встречено в теории и практике западных юристов-международников, в том числе американских, гораздо прохладнее. Вариант, в рамках которого международные права человека – с преобладающим акцентом на политических и гражданских правах – покорили Запад в целом, означал, что предыдущие аффилиации большинства юристов-международников тоже резервировали за этими обязательствами исключительный приоритет. Творческий путь Хенкина служит превосходной иллюстрацией обоих фактов. Эта отправная точка оказала глубочайшее воздействие и на доктрину, и на практику; она объясняет, почему широкий спектр прав, осмысливаемых и отстаиваемых юристами-международниками с 1970‐х годов, должен был пополняться постепенно, а не провозглашаться с самого начала. Даже после того как права человека сделались подлинной основой для переустройства их дисциплины, юристы-международники, как и представители других секторов движения за права человека, продолжали сталкиваться с трудной задачей определения того, как запоздалый концепт поможет справиться с постоянно расширяющимся перечнем глобальных политических проблем.

В наше время право играет необычную и беспрецедентную роль в том, как воображается международный форум и как реализуются желания усовершенствовать его. Благодаря той новой состоятельности, какую движение за права человека придало абстрактным нормам, оно смогло превратить международное право в ценный инструмент морального совершенствования и на деле сообщить ему огромную притягательность в качестве опоры для идеалистических устремлений. Но поистине судьбоносным для будущего стало то, что международное право в итоге смогло выдвинуться на беспрецедентную роль в моральном воображении человечества – такую роль, самостоятельное освоение которой, учитывая тернистый путь дисциплины к правам человека, было бы правоведам не под силу. Долг же юристов-международников перед очень специфическим общественным движением отныне означал, что им придется не просто унаследовать богатейший резервуар социальной энергии, но и столкнуться с серьезными препятствиями в продвижении идеалистической повестки в грядущие годы.