Текст книги "Мертвые не плачут"

4

Добрались до Наукограда где-то за полтора часа. Нормально.

Пастух был зол вообще, а в частности – на фигурантку, неожиданно, вдруг и сразу собравшую вокруг себя могучую кучку близких ей, но абсолютно лишних для дела персонажей. Для дела Пастуха лишних.

Он был зол и на себя, который должен был предвидеть такую возможность, но не предвидел, потому что в досье на нее, составленном супер-дупер специалистами, не было ни слова о невероятной мобильности и общительности ее близких родственников. И о предполагаемой причине этой мобильности – ни слова в досье! Поэтому злость его плавно распространилась и на безымянных аналитиков Службы.

Конечно, легче легкого было бы разом стереть всех троих… или уже четверых?.. родственников, включая, естественно, хозяйку, но как это сделать, чтобы их исчезновение из мира было естественным?

Падение метеорита? Прямой удар молнии? Землетрясение в поселке?..

Все – чушь!..

Слишком гладко и чисто прошли четыре предыдущих ликвидации, и сука – теория вероятности посчитала, что жирновато будет для Пастуха. И вот уж ему на десерт аттракцион нетривиальный: попади только в четвертого!..

Слабо?

До сих пор это словцо никакого к нему отношения не имело. И что?

Да ничего!

Но ведь наличествовала прямая подсказка Пастуху в досье на Королеву, составленном хорошими спецами, внимательными, ни одной мелочи, в общем-то, не упускавшими – до сих пор не упускавшими. Так это, так, Пастух высоко ценил работу медиков, готовивших свою часть досье на приговоренных. Проколов и впрямь до сих пор – ни одного, честь им хвала. А что, в случае с Королевой упустили что-то? Нет, честно признал Пастух, не упустили. Все написали как есть. А чего нет, того не написали. Про ее капиталы, к примеру… И что там было в общем анамнезе фигурантки? Ты же, когда читал, досье, вроде пометочку в памяти зарубил, да?

Да, сам с собой согласился Пастух, зарубил. Тахикардия у барышни в диагнозе. Рабочее давление низковатое. Жалуется на случающиеся иногда боли в области сердца, на ни с того ни с сего учащающееся сердцебиение. Рекомендовано: избегать стрессов, снизить физические нагрузки, избегать алкоголя. И жить до ста, если очень захочется.

Ты же зацепил эту инфу сразу же! Возможных вариантов немного, но они есть. В чем проблема?..

В нештатно сложившейся ситуации, думал Пастух.

И сам себя спрашивал: а в каких это, любопытно, ситуациях все у тебя было штатно? И не вспоминаются такие…

Он знал, как легко было бы осуществить акцию в данном случае. Да существовало некое «но». Гости фигурантки. Пока – трое. Но они, судя по всему, склонны клонироваться. А это – жопа. Ликвидация фигурантки – понятно как, в принципе. А что делать с этой толпой провинциалов? Точнее – свидетелей…

И еще. Сколько времени для подготовки акции у него имелось?

До вечера вроде бы есть. А как до вечера картинка складываться станет – это от лукавого. Ну и от Королевы. Кто ж этих провинциальных родственников знает? Разве что она и знает.

По-любому за домом следует присмотреть. При всех Пастуховых, самому ему непонятных сомнениях на счет подозрительно исчезающего Мальчика, придется послать того в поселок. Возвращение Королевы с родственниками проворонить никак нельзя. И желательно всю подготовку к акции провести в пока еще пустом доме. Пока хозяйка с гостями не возвратится. Так было бы надежней. И легче.

Хотя можно и не в пустом. Куда сложней, правда.

А дальше…

А дальше – любимая кривая. Которая до сих пор вывозила.

– Придется временно поголодать, – сообщил он Мальчику. – Я сейчас отвезу тебя на фанерку твою любимую, а ты посмотри, посмотри за домиком Королевы. Как явится – одна или с родней, – дай мне знать.

– Голубя, что ли, послать? Почтового…

– Голубя не надо. Просто мухой лети домой, если кто-то появится. Я отъеду ненадолго, на час максимум, и вернусь.

– Кто-то появится? – не понял Мальчик.

– Не исключаю никаких вариантов, – ответил Пастух. – Может, одна Королева, а может, и все втроем. Или вчетвером. Или целым взводом. Бди, пацан. На всякий пожарный…

Доставив Мальчика в пустой коттедж, малость обжитой уже минувшей ночью, Пастух порулил в город, если так можно выразиться, учитывая местные невеликие масштабы. Он искал что-то авторемонтное и, желательно, не очень кустарное. Притормозил у окраинной автостоянки, где приметил невеликий одноэтажный ангар, сложенный и сваренный из явно ворованных листов железа – иногда ровного, иногда гофрированного. Круто смотрелось.

Пообщавшись с охранником на въезде, объяснил тому, что, мол, приезжий, что, мол, машинка сам видишь какой свежести, что, мол, надо бы чуток подремонтировать, а то ехать далеко, но за ценой не постоим. А в итоге, убедив охранника, был пропущен на территорию.

В ангаре он куда легче договорился с механиком, или кем он там числился, сдал ему машину, чтоб, значит, масло сменить и вообще глянуть изнутри. Механик был на редкость трезв, но явно ощущал дискомфорт по жизни. Сменив масло в машине Пастуха, он легко откликнулся на дополнительную просьбу клиента, исчез минут на десять и приволок невесть как и где сохранившуюся водочную бутылочку, имевшую в давнюю пору в народе название «четвертинка». В оной была светло-желтая грязноватая жидкость.

– Последнее достал, – сообщил.

– Уж и последнее? – усомнился Пастух.

– Зуб даю, – поклялся механик. – Остатки. У нас в прошлом году покрасочный цех закрыли. Бэушные машины там красили. Сначала, как положено, старую краску снимали – этой хренью и снимали. Ну, с растворителем, ясный пень… А я, когда они весь скарб вывозили, Кое-что уворовал и заначил. Всё деньги, ведь верно? И прав оказался. Хватит тебе? А я еще могу хорошей краски принести, разной. Там много осталось…

– Не надо, – сказал Пастух. – И спасибо.

Достал из багажника обязательную бутылку со столичной высоткой на этикетке, вручил иссохшему от жажды механику.

Проверять заказ при свидетеле не стал. Заехал в продмаг, купил бутылку говенного коньяка и бутылку водки, сел в машину, порылся в бардачке и нарыл там походный складной пластмассовый стаканчик, невесть как в бардачок попавший. Кто-то когда-то забыл. Кто – Пастух не помнил, но стаканчик прижимисто не выбрасывал. А вот и пригодился.

Пастух достал из бардачка еще и резиновые перчатки, хранящиеся на всякий случай, натянул их на руки, откупорил коньяк, налил в стаканчик – на три четверти и аккуратненько плеснул туда же светло-желтую жидкость – до верху. Она растворилась в коньяке не мигом, но скоро, струйкой просочилась до дна и стала исчезать, как бы таять – сверху, от края таять, а через несколько секунд исчезла бесследно. И цвет коньяка не изменился вовсе.

– Что и следовало доказать, – довольно сказал Пастух.

Жидкость в четвертинке оказалась правильной жидкостью. Можно было б, конечно, попробовать на вкус, Пастух теоретически представлял – каков он, но практических экспериментов не хотел. Жить очень нравилось.

Закупорил бутылочку крепко, спрятал в бардачок, складной стакан отнес в недалекий мусорный контейнер. Прежде чем выкинуть, уложил его на газетку, из машины прихваченную, завернул плотно. Снял перчатки и туда же отправил. Вернулся, откупорил водочную бутылку, по очереди поливал на руки, тщательно тер ладони. Остатки водки вылил на газон. Лучше перебдеть, чем недобдеть, верно сказано.

И порулил в поселок. Глянуть: как там Мальчику на фанерке?

Собственно, дел у него особых уже не было. Дальнейшие планы полностью зависели от возвращения Королевы и ее близких и дальних. Сколько их будет – этих близких-дальних, Пастуха не волновало. Ну, кто-то четвертый добавится, кого они в Столице дожидаются. Ну, может Королева еще кого позовет на вечеринку – из коллег по Институту или «ООО». Гости – их количество и качество – Пастуха не колыхали. Но предстояло выбрать из двух вариантов.

Первый, простой: погибнут все.

Второй: погибнет Королева. Одна.

Первый вариант теоретически возможен, в исполнении прост, но практически активно нежелателен. Очень громкий вариант.

Пастуху это надо?..

Наставнику это надо?..

Препарат, налитый кем-то когда-то в четвертинку вообще-то подотчетен, до недавних пор использовался спецслужбами для своих секретных спецдел. Говорили, что некие политические и не совсем политические деятели отбыли на тот свет не без помощи этого препарата. Или похожего.

Может, и так, Пастух точно не знал, а слухам и газетам не верил.

А автомобильную краску он и впрямь снимает на раз и экономно. Такой бутылочки на много машин хватит. Другой вопрос: откуда его достают? По-любому, и нынче препарат этот в продаже не наличествует, на предприятиях, где он используется, его числят на спецхранении, но…

Союз «но» в вольной Стране существует не только в родной речи, но – всюду и всегда.

Второй вариант очевидно предпочтителен, но в имеющейся бытовой ситуации весьма сложен для исполнения. И дело не в количестве гостей Королевы…

Короче. Та жидкость в четвертинке, надыбанной Пастухом в авторемонтной шарашке, – это тот самый яд и есть. Чистая химия. Причем – неловленная. Смертельно опасен. Вызывает быстрый или, как говорят медики, молниеносный отек легких. Два грамма вещества, растворенные в спирте, вызывают этот самый отек стремительно, а следом за ним – смерть. Быстро…

Он, яд этот, вообще легко растворяется в любых спиртосодержащих жидкостях. Но чем жидкость крепче, тем лучше для дела и надежнее.

В коньяке, например. В водке.

Вино тоже подходит, хотя оно не очень желательно: процесс ухода из жизни развивается много медленнее. «Скорая» примчится, человека трудно, но возможно вытащить с того света. Успеют. Особенно в этом городе, где расстояния – игрушечны.

Однако есть нюанс. Никаких следов препарата в доме не должно остаться…

Печально сознавать, но в данном случае, понимал Пастух, нужен исполнитель-на-месте. То есть в доме Королевы. То есть среди гостей. Де-факто. Кто-то же должен ввести яд в бутылку коньяка или водки, так? И, разумеется, заранее. Если у Королевы есть в доме некий обязательный запас спиртных напитков. Скорее всего – есть. Значит, Пастух должен войти в дом – до прибытия хозяйки с гостями.

А если обязательного запаса нет?

Пастух знал ответ, но пока не хотел о нем даже задумываться.

Он, как и прежде, оставил машинку на стоянке среди ей подобных, привычно уже обошел здание поселковой администрации, свернул в улицу и дотопал до недостроенного коттеджа.

Мальчик был на месте. Он сидел на ящике из-под Чего-то там, смотрел в окно на все еще темный дом Королевы и пел новую песню. Новую для Пастуха. Кивнул Пастуху, но не прекратил петь. То ли для себя пел, то ли, увидев Пастуха, запел для невольного слушателя. Как в прошлый раз. Невольного в том смысле, что куда ж он с подводной лодки денется. В смысле – из пункта наблюдения.

У песни слова странными были.

– Мама мыла раму, – тоненько, но не противно пел Мальчик, – на исходе лета… Маша ела кашу посреди зимы… Оля любит Колю с кем-то как-то где-то… Все при деле, только не при деле мы…

Пастух сел на корточки и уставился на ни с того ни с сего поющего Мальчика. По уж каким-таким клиническим ассоциациям, но промельком вспомнился давний военный год, предгорье, лето, пыльные и потные бойцы, сидящие на корточках, опершись руками на автоматы, уложенные для комфорта на коленях. И небритый мужик в очочках, хрипящий под гитару песню про беду, которая навалилась, как вода на огонь. Странная была песня. И совсем не по делу тогда. Хотя им, бойцам, любой живой человек с Большой Земли, который что-то для них принес, пусть и странное, был в том момент как подарок. А уж о чем он поет…

А Мальчик пел вроде по делу. И слово это в песне было.

– Мы не мыли раму, – продолжал петь Мальчик, – не любили Колю… а от вашей каши воротили рот… мы грубили взрослым, мы скучали в школе… вы – пример и гордость, мы – наоборот…

Пастух вытянул вперед левую руку и пальцем правой легонько постучал по часам. Он понимал, что по-хамски вмешивается в творческий процесс, который ему самому по душе вроде, но – время. Не деньги оно, конечно, но и его всегда не хватает. Королева с родичами могла явиться в любой момент. Но могла и не в любой.

Поднял ладони с растопыренными пальцами, кивнул Мальчику: мол, допой песню.

А ее и осталось-то – с гулькин нос.

– Мы не будем с вами, но не станем с ними, – продолжал Мальчик, – нас не так и мало. Правда, мы – одни… кто же нас полюбит, кто же нас обнимет?.. Кто он? Да никто он!.. – и закончил прозаически, но в рифму: – Да и хрен бы с ним!

– Сам сочинил? – традиционно спросил Пастух.

Впрочем, ему было любопытно.

– Сам, – ответил Мальчик. И спросил: – Идем в дом к Королеве?

– Кстати, – вспомнил Пастух, – ты сам захотел спеть, сам, персонально. Так что у меня в запасе есть просьба еще об одной песне, мы же договорились.

– Я помню, – согласился Мальчик. И вторично спросил: – В дом Королевы идем?

А почему бы и нет, подумал Пастух.

Он-то собирался сходить туда в одиночку, чтоб, не дай Бог, не чересчур наследить там. Но раз уж песня…

– Угадал. Только по очереди. Я – первый и дверь открою. А ты – через три минуты после того, как я войду. Только осмотрись…

И вышел.

Замок, как водится в подобных, косящих под элитарность поселках, оказался легким. Пастух вошел в дом, оставив дверь приоткрытой. Если что, собачка, конечно, след возьмет, да толку-то? К моменту ее появления Пастух с Мальчиком будут далеко. Да и кого и зачем той собачке искать? Не говоря уж о сыскарях. Несчастный случай. Трагично, но не преступно…

Дом Королевы выглядел уютно. Особенно после сиденья плюс спанья на фанере в соседнем «близнеце». И внутреннее убранство тоже достойным смотрелось. Королева не чересчур вкладывалась в обстановку. Недорогая мебель, недорогие светильники, недорогие шторы на окнах. Можно было сказать: бедновато. Можно было сказать: уютно. Но можно и ничего не говорить, что надежнее. Да и к чему все это, если абсолютно риторический вопрос: «А почему именно она?», даже намека на ответ не имеет.

Пастуху это всерьез не нравилось. Уж и ладно предыдущие фигуранты! У них хоть и не самые великие, но деньги проглядывались, просчитывались, пусть и навскидку. И уж они себе в затратах на себя любимых не особо экономили. А эта – ну прям, гимн аскетизму!..

Просто какие-то необъяснимые «двадцать два» на руках. И играть – вздорно, и не играть – невозможно. Играть или не играть, то есть – что делать? Этакий личный эмоциональный пат. Вопрос как висел в башке с самого почти начала, так и висит. Крючок и точка под ним. И все жирней становится, черней, расплывается по странице…

Вернусь, думал Пастух, задам его Наставнику. Ну хоть что-то он ответит! Он же классно умеет отвечать на любые вопросы, даже самые безответные…

Да, кстати, входная дверь, открылась легко. Воров хозяева не ждали в принципе.

– Стой у дверей и – ни шагу, и руками ничего не лапай, – наказал Мальчику.

А сам пошел по периметру, натянул на руки резиновые перчатки, обошел овальный стол, ничем не покрытый, с шестью стульями вокруг, открыл дверки серванта, пробежал резиновыми пальцами по краешкам бокалов, заглянул в бар, где стояло-то всего – початая бутыль действительно хорошего арманьяка двадцатилетней выдержки и бутылка ординарного виски, закрыл аккуратно, прошел в соседнюю комнату, оказавшуюся кабинетом фигурантки, заглянул в ящики письменного стола, в книжный шкаф, ноутбук включать не стал.

Пастух ничего конкретно не искал. Легкий и необязательный осмотр жилища – это всего лишь попытка еще с одной стороны поглядеть на жильца или, в данном случае, жилицу, что-то добавить в ее портрет, изначально и скрупулезно составленный аналитиками Службы. Зачем это ему нужно? Да ни зачем это не нужно. Привык так.

Поднялся на второй этаж. Там фигурантка позволила своей фантазии – или своим эмоциям, своим желаниям, – погулять вволю. Малые комнатушки, имеющие место быть в типовом проекте означенного жилого строения, исчезли на фиг, а вместо – образовалось одно общее пространство, где доминантой стала кровать. Огромная, едва ли не на половину всей площади, она могла принять на себя, ну человек пять, а то и сверх того, и застлана она была черным шелковым покрывалом, и черные шелковые подушки были разбросаны по нему слишком беспорядочно, что очевидно указывало на порядок. Известный лишь хозяйке.

Подиум для пиршества плоти. Так?

И это при том, что в досье не только не было хоть какого-то, хоть куцего списочка ее, фигурантки, поклонников, но и отдельно указывалось на аскетический образ ее жизни. Что в принципе исключало мысль о не слишком традиционной ориентации.

Пастух спустился по узкой лестничке вниз. Мальчик стоял, где поставили.

– Смотри, – сказал Пастух, – запоминай, где что.

– Зачем? – спросил Мальчик.

– Ты придешь сюда, когда все они соберутся.

– Зачем? – повторил Мальчик.

– Сегодня будет твой выход, – сказал Пастух, – а я посмотрю со стороны.

Мальчик, казалось, не удивился. Только спросил:

– Подкрадешься к окну?

– Зачем? – удивился Пастух. – Есть иные способы… А пока смотри и запоминай. Ты подойдешь к дверям коттеджа. С собой у тебя будет корзинка. В нее положим пару бутылок, фрукты какие-нибудь, конфеты. Подарок от администрации этого поселка…

– С чего бы подарок? Не праздник же…

– У Королевы – праздник. Близкие люди прилетели. Но если юридически, то весь август – сплошной праздник. Для православных людей…

– И администрация поселка его отмечает, да? – В голосе Мальчика слышалась если и не издевка, то уж сомнение точно.

– Ты невнимателен. Это скверно. Ты даже не обратил внимания, что именно во-он там возводится… – Пастух показал в окно, за которым видны были недостроенные кубики новых жилых домов, а подальше, у края леса строился явно Храм. – Так что администрация вполне может списать на затраты подарки жителям в канун действительно большого праздника.

– Понял, – сказал Мальчик. – На ус намотал. И что дальше?

– А дальше ты постараешься сделать все, чтобы тебя усадили за стол. И чтоб ты стал главным мужчиной их родственного застолья.

– А если еще мужчина явится? Может, они и ждут его. Или даже их…

– Я же сказал: стать главным. Или слабо?

– Да не то что бы… Но меня же запомнят и ментам сдадут!

– Когда придут менты, мы будем уже далеко. Не ссы, пацан. Это – последняя акция на нашем пути. Пусть она станет самой красивой. Хотя бы для нас с тобой…

– То есть, по-твоему, насильственная смерть может быть красивой. Не слишком ли, а, Пастух?

– Не слишком. Поройся в башке и ты вспомнишь много красивых, хотя и насильственных смертей. Я имею в виду историю человечества.

– А ты у нас поэт… – протянул Мальчик.

И Пастух не понял: похвалил он его, Пастуха, или обосрал. Скорее всего – последнее, но Пастуху на это положить с прибором…

5

Вышли из чужого дома, Пастух дверь аккуратно запер.

Потом успели пообедать, заехать в разные – в разных, хоть и недалеких концах города раскинутые, – продмаги. Успели купить бутылку вполне достойного отечественного шампанского, и плюс две одинаковые бутылки не великого, но и не дурного коньяка из окрестностей одноименного города в Стране Вин. Добавили мандарины, яблоки, бананы, а еще и коробку шоколадных конфет, все это уложили в плетеную корзинку, надыбанную где-то в хозяйственном магазине, а в универмаге не забыли взять рулончик хрупкой цветной оберточной бумаги и моток красной ленты.

Одну бутылку коньяка Пастух заначил.

– Зачем? – спросил Мальчик.

– Потом объясню, – пообещал Пастух.

– Я сам все упакую, – сказал Мальчик, когда они заехали на съемную квартиру.

И упаковал. Быстро и нарядно.

– Часто приходилось? – полюбопытствовал Пастух.

– У меня вообще-то руки растут откуда надо. – В голосе слышалась если и не обида, то, как минимум, недовольство.

– Извини, ничего не имел в виду, – наскоро отговорился Пастух.

Он вообще-то спешил. Опять что-то внутри завелось, стянуло и не отпускало, требовало активности. А время-то уже тихо-тихо, а к семи вечера подкатило.

– Пора упаковываться, – сказал он Мальчику.

– Так я ж уже…

– Я не о подарке. Я о нас с тобой.

Пастух достал из своей бездонной походной сумки пластмассовую коробку, а из нее – пару крохотных наушников, пару микрофончиков – тонких булавок с круглыми головками и две рации. Рации были не просто маленькие – со спичечный коробок, но и плоские, толщиной всего в пять миллиметров.

– Ты так и пойдешь? – Пастух с сомнением оглядел Мальчика.

Майка, шорты, сандалии. Для посыльного – в самый раз, конечно, но какие-то мы шибко помятые и не чересчур постиранные.

– Не надо, – с тревогой сказал Мальчик, уловив что-то во взгляде Пастуха. – У меня больше нет ничего… – И все же отступил на шажок: – Ну, можно майку поменять, чистая – у тебя в сумке…

– Я вообще-то не о чистоте, – обнадежил его Пастух, – я вообще-то о том, куда рацию присобачить. Задери-ка майку.

Мальчик послушался, стоял смирно, задрав майку до плеч.

Пастух достал из сумки моток клейкой ленты и обмотал пацана пару раз, зафиксировав коробочку рации под мышкой, потом нажал там на что-то и рация тихонько пискнула.

– Ага, – удовлетворенно сказал Пастух. И протянул таблетку наушника. – А теперь сунь эту хреновину в ухо. Торчит все-таки?.. Хорошо, что волосы длинные, ваша мода дурацкая на руку оказалась.

– И не дурацкая вовсе, – не согласился Мальчик. Но быстро к делу перешел: – А говорить куда?

– Лучше, конечно, помолчать… – Пастух снял часы с левой руки. Они были большими, странного серого металла, а ремешок был резиновым, черным, жестким. – Дай-ка руку…

Надел Мальчику на левую руку часы, застегнул на последнюю дырку – все равно болтались, воткнул в ремешок булавку. Она легко вошла в тугую резину, черная головка-микрофончик на ней и не просматривалась.

– Не свалится причиндал?

– Уж постараюсь, – сказал Мальчик, разглядывая часы, кажущиеся на его руке огромными и чужими.

Но, судя по всему, Мальчик так не думал. Ему нравилось.

– Проверим? – спросил он.

– А то, – подтвердил Пастух. – Стой здесь, а я во двор выйду.

Вышел, засунул второй наушник себе в ухо, иголку в майку воткнул, сказал:

– Раз, раз… Как слышите?

– Слышу вас хорошо, – как в книжках про шпионов, ответил из дома Мальчик. – Дальше-то чего?

– Сейчас растолкую. – И пошел обратно в дом.

Они еще малость потренировались в переговорах по рации, потом Пастух начал объяснения.

– Как ты, полагаю, сообразил, подарок Королеве нести тебе.

– Сообразил, – подтвердил Мальчик.

– Возражений нет?

– А хоть бы и были – толку-то…

– Грамотно рассуждаешь. Даю вводную. Как только Королева и кто там с ней появятся, начинаем наблюдение. Отсюда хрен что-нибудь в доме толком увидишь, но будем стараться. Предполагаю, что какой-никакой, но праздник она устроит…

– А если они в кабак в Столице наладятся?

– Ну и жаргон же у тебя… – осудил Пастух, вспомнив, что наставник здесь – он. – Тут два варианта. Или они в кабак сразу наладятся, то есть когда кого-то дождутся наконец, или сразу в Наукоград поедут. Но после кабака они все равно должны приехать в дом Королевы…

– Их уже трое, – скептически сказал Мальчик. – Плюс один… два… а то и три… Где они здесь спать-то лягут?

– В кабинете есть диван. А наверху – не кровать даже, а аэродром.

– А если она их в гостиницу отвезет?

– Маму и сестру – в гостиницу? Не по-людски как-то…

– Кому как… – философски заметил Мальчик. – Ну, допустим, ты прав. Все – здесь и ликуют. Что дальше?

Смешно, но они ролями поменялись. Пастух обкатывал свой вариант плана, а Мальчик критически его ревизовал. Но это Пастуха не напрягало. Не было бы Мальчика рядом, сам с собою разговаривал бы. Привычка.

– Ты забудь о том, что у тебя – рация. То есть помни, но виду не подавай. Я тебя буду слышать и, надеюсь, видеть. Идешь, умытый и причесанный, с корзинкой, звонишь в дверь и сообщаешь про подарок от администрации. И про Праздник. Смоделируй их реакцию.

– Их или ее?

– Не важно. Коллектив близких друг другу людей, давно не виделись, явно какое-то событие в чьей-то жизни случилось, настроение приподнятое… Оно, – как считают спецы, да и мой опыт напоминает, – объединяет людей, и любая положительная реакция каждого мгновенно транспонируется на всех. Это уже не трое, не четверо, сколько их там будет… а один большой излучатель. И приемник… Понял?

– Понял. Ну, чего там моделировать. Это как перед Новым годом. Все носятся туда-сюда, ждут чего-то…

– Речи Президента, – подсказал Пастух. – Косноязычно ты, пацан, сформулировал, но верно. Что дальше?

– Ну, не знаю… Удивляются, почему мальчик. Детский труд, то-се…

– А ты?

– Ну, мама попросила. Она сама не успевает.

– Годится. Дальше.

– Ну, скажут, что я, наверно, устал, голоден и вообще. Пригласят за стол.

– Ты соглашаешься. Дальше?

– Смотря, когда я там появлюсь. Если они еще на стол накрывают, то я там временно на фиг не нужен. А если уж сели, то тогда – да.

– А если не сели, то выгонят?

– Нет, наверно. Скажут: телевизор посмотри. Ну, кто-то из них станет всякие идиотские вопросы задавать…

– А ты же – мужчина. Один на всех… Короче, ты должен взять на себя мужскую работу и открыть бутылки. Хотя бы те, которые в корзинке от администрации. И незаметно. И налить коньяк в бокалы. Они у нее есть, видел в баре. Нормальные коньячные. Пузатые такие.

– Я тоже видел, – подтвердил Мальчик.

– И наливать ты станешь из той бутылки, что в подарке, в корзине. А вот в бокал Королеве тебе придется налить из второй бутылки, которую ты в сумке принесешь. Мы же, ты помнишь, две купили. А сумка – вот она. – Достал из своей огромной походной маленькую противогазную сумку-мешок. – Ты ее через плечо повесишь. И, когда тебя в дом впустят, оставишь в прихожей. Вполне нормальный рефлекс. Но чтоб мог быстро и незаметно подобраться к ней. И быстро налить из бутылки в бокал. В один. И незаметно. Нужную бутылку мы в сумку и положим. Уже откупоренную.

– Она, что, отравленная?

– Пока нет. Но будет. Поэтому нальешь из нее только Королеве, а остальным – из той, что на стол поставят. Понял?

– А как я это сделаю? Заметят же…

Опасения Мальчика Пастух разделял. Вряд ли все женщины столкутся на невеликой кухоньке, кто-то наверняка останется в гостиной. Хотя бы, к примеру, за мальчиком присмотреть. Дело. Пригласить-то пригласили, а кто такой – не ведают. Нужен глаз да глаз. Гостеприимность у нашего народа всегда разумной была – с приглядом.

– Дождись, когда останешься один, – устало сказал Пастух.

Не потому что осточертело объяснять пацану наипростейшие, на взгляд Пастуха, вещи, а потому что просто устал. В том числе и от Мальчика, если честно. Ну, не привык работать с кем-то! А если еще честно, то он с «кем-то», то есть невесть откуда приблудившимся, и работал. Присматривался, притирался, испытывал, прикидывал… И вот – приплыли: дает ему первое самостоятельное оперативное задание. Ни много, ни мало – убить живого человека. Женщину. Симпатичную Мальчику. Да и Пастуху тоже симпатичную…

А если не получится?

Тогда – выход Пастуха.

Конечно, это плохо. Конечно, он засветится в той или иной степени. Не перед ментами, но женщины его легко запомнят. Они и Мальчика преотлично запомнят, да это и славно. Мальчик в данном случае – артефакт. То ли он был, то ли его сочинили. Да и кто из ментов поверит, что какой-то мальчик-подросток – убийца? Ну, в крайнем случае – курьер-данаец, доставивший смертельный дар. Будут искать. Пусть ищут. Белая маечка, длинные волосы, не шибко чистая рожица – не приметы. Разве что часы – слишком большие. Но и это славно: пусть ищут мальчика при часах… Пастух с ним, пока менты появятся, уже далеко отсюда будет.

А врачи со «скорой», которые первыми примчатся, поставят грустный диагноз: смерть от отека легких. Тем более, что в анамнезе – тахикардия. А следов от жидкости из бутылочки не останется: они очень быстро выводятся из организма. В считанные минуты…

Печально, но – факт.

А уж и темнеть начало.

– Тронулись, – решил Пастух. – Пора на точку.

– Точка – это пустой коттедж? – спросил Мальчик. – Он все же далековато стоит…

– Другой точки, к сожалению, нет. А на «далековато» есть бинокль.

– Почему, к сожалению?

– Да потому, что пустой, без жильцов, дом всегда притягивает всякую шваль… – поправился: – Я не о нас с тобой. Я о бомжах всяких.

– Мы там ночевали. И никаких бомжей…

– Всегда надо рассчитывать на худшее, – пояснил Пастух. – Ну, да авось пронесет…

Не из его лексикона поговорка, но он и впрямь не сильно полагал, что в таком чистом, аккуратном и худо-бедно охраняемом поселке живут бомжи. Да и Город-то не предполагал их наличие: компактным был, ухоженным, деловым от края до края, бомжи в таких местах не приживаются.

А вот тати ночные – другое дело.

Это он о себе и о Мальчике подумал. Мельком. И забыл тут же…

Конечно же, никаких бомжей в коттедже не было, и следов их тоже не наблюдалось. Как, впрочем, и следов работяг, которые, по логике, должны были поскорее обиходить и сдать жилье подрядчику: осень близка, а там и продажи упадут. Но что о том жалеть! Зато есть, где точку застолбить. То есть пункт. К сожалению, не слишком-то и наблюдательный, потому что из окна в окно на расстоянии метров в двадцать – двадцать пять многого не углядишь. Как опыт уже показал…

Но что не углядишь, то услышишь. Рация – штука убедительная.

Вариант похуже, но выбора нет. Мальчик, как уже сказано, засветится, но это не смертельно: таких мальчиков-на-подай-принеси, несытых, не обласканных, самостоятельно на хлеб зарабатывающих или родителям помогающих – тьма тьмущая по родной стране. Принес, подал, на чай получил и – ищи-свищи его! Никто и не вздумает. А засветись ненароком Пастух – так его ментура с собаками искать станет. Ну, не найдет, да, это понятно, но Наставник не обрадуется, а наоборот. Скажет: хорошо придумал акцию, да ни фига не продумал. Испортил песню, дурак…

В принципе, можно было бы заранее пару-тройку камер заныкать в большой гостиной на первом этаже. И худо-бедно посмотреть, как процесс пойдет. Но если он пойдет, как задумано, то потом до камер и к утру не доберешься, чтоб снять их, в толпе затопчут. Там же будут рыдающие родственники, свидетели, врачи «скорой помощи», менты мухами налетят, смертный случай на их участке, а еще и кто-то из администрации поселка подойдет, да и соседи тоже – че-пэ все ж, а у нас народ любит на покойников таращиться…

А там и коллеги в бозе почившей подгребут…

Толпа.

Ты все сам придумал, Пастух! Предыдущие четыре ликвидации прошли гладко. Да ты в том и не сомневался. А сейчас что тебя грузит?.. То, что ты – свидетель, а не исполнитель? Но и в случае с погибшим байкером ты был только свидетелем. Все грамотно подготовил, и все само покатилось. Буквально…

И сейчас все осмотрено, грамотно подготовлено, но…