Текст книги "Мертвые не плачут"

5

Оживив покинутую на ночь машину, Пастух порулил в северную часть Города, где, как он знал, располагалась некогда старая и изначально инфекционная, а ныне совершенно новая многопрофильная больница Корпорации, за минувшие недавние годы перестроенная и от пуза набитая медицинской дорогой техникой. Да и то не вопрос: кого ж, как не себя, любимых, жалеть и лечить, коли деньги есть?..

По пути, еще в центре, остановились около торгового центра, где приобрели две подходящие футболочки для Мальчика. Белую и черную. Безо всяких надписей. Так Мальчик попросил.

Подъехали к искомой больнице, на стоянку Пастух не решился, а припарковался поодаль. Оттуда до проходной – пять минут ходу.

– Как проходить будем? – спросил Мальчик. – Там, небось, все режимное, суперсекретное…

– Это вряд ли, – не согласился Пастух. – Больница общегородская. А для местных випов какое-нибудь специальное отделение есть… Только зачем проходить? Или ты подлечиться захотел?

– С чего бы? Я здоров… А узнаем-то как? – не стал договаривать.

– Уж как-нибудь…

У проходной толпились журналюги. Пишущие и снимающие. И еще местные телевизионщики.

– Что, ребяточки, не пускают? – Пастух спросил сразу всех.

Улыбающийся в сто зубов, молодой папаша, симпатичный, с хорошим сыном, бледненьким правда, но тоже улыбающимся отторжения не вызвал.

– Совсем обнаглели, – ответил за всех парень с телекамерой на плече. – Как будто мы для себя…

– А что там? – допытывался «молодой папаша». – Кто-то из великих газмейкеров триппер словил?

Засмеялись. Скорее по инерции. И еще – чтоб разрядить злость на всех и вся. Скучно и неприятно было оббивать порог клиники, чувствовать себя просителем. Как кому что надо, так тут же: господа журналисты, милости просим. А как что-то действительно серьезное…

– Если бы! – сказал парень с камерой. – Судя по всему, дуба дал.

– Губернатор?

– Типун тебе в рот… Не губернатор, нет, плейбой наш любимый, главный газмейкер, как ты выразился.

– Неужто… – изумился Пастух, страшась договаривать.

– Зуб даю, – засмеялся парень.

Видел в ситуации смешное – Бог ему судья. Профессия у него и коллег циничная и неэмоциональная. Как точно об их коллеге сказал некий писатель: человек в нем спал.

– А как это он? – спросил Пастух. – Ведь молодой…

– Спортсмен, блин. С мотоцикла упал, мотоциклом накрылся. Он же у нас экстремал. Мастер. А фишка не выпала – заказывай белые тапочки.

– С чего ты решил, что он погиб? Сообщили?

– Пока нет. Но сообщат. Был бы жив, нас давно погнали бы отсюда. А чего-то не гонят. Слух есть: прессуха здесь будет.

– В смысле? – не понял Пастух.

– Ну, пресс-конференция. Вертолет на крыше видишь?

Пастух посмотрел на крышу медкорпуса и увидел вертолет. Красно-синий, с логотипом Корпорации на боку.

– И что с того?

– Начальники из Столицы час назад прилетели. Точно покойник. Знаешь поговорку: помер Касим, да и хрен с ним…

Оператор явно не любил Спортсмена. Почему? Зависть рожденного ползать?..

Спросить не успел. Из дверей проходной появился мужик в светлом летнем костюме, при галстуке. Молодой.

Сказал:

– Кто с аккредитацией Корпорации – проходите. Пресс-конференция в зале собраний на первом этаже Главного корпуса.

Журналюги нестройно заорали:

– А чего не предупредили?.. А тема?.. А про что?.. А что с ним?..

– Печальное событие, – потупил взор мужик. – Там все узнаете.

Поскольку никто ничего больше не спрашивал, аккредитация имелась у всех. Неаккредитованные и соваться сюда не стали.

А где-то неподалеку взвизгнула и завыла полицейская сирена, приближаясь, приближаясь. И шепоток пошел по толпе журналюг:

– Губер едет… И мэр тоже…

Пять черных тяжелых машин – два лимузина и три внедорожника – резко и сразу затормозили перед воротами, подождали, пока те откроются, и – к главному корпусу поплыли уже медленно и печально. А две полицейские «ласточки» остались караулить у ворот.

Собеседник Пастуха, проворный малый, успел снять въезд кортежа. Другое дело – зачем? В эфир это вряд ли попадет.

– Хорошо бы где-нибудь телевизор посмотреть, – вдруг сказал Мальчик.

Пастух понял.

– Сначала они все снимут, потом смонтируют, а часиков эдак… – глянул на часы, – в пять поставят в эфир. Ну, в шесть.

– И что потом? – спросил Мальчик.

В вопросе было больше, чем желание узнать про вечернее времяпрепровождение.

– Дорога, – ответил Пастух.

– А я?

– Тебе решать…

Подошел к проходной, дернул дверь. С порога спросил охранников:

– Мужики, а где у вас передачи для больных принимают?

Ближний охранник показал дорогу:

– Вдоль ограждения, направо, там – двухэтажное здание. На первом этаже – окно для передач.

– Спасибо, – поблагодарил. И вроде бы не утерпел: – А это правда?

– Про окно для передач? – заржал охранник.

– Да нет. – Пастух тоже засмеялся. – Я про пациента вашего, к кому власти поехали. Помер, что ли?

– Мертвей не бывает, – сказал охранник и добавил: – Дверь-то закрой…

И пошли Пастух с Мальчиком к ненужному им окну для передач.

– Зачем это? – спросил Мальчик.

– Мы здесь долго стояли, – ответил Пастух. – И без дела.

– А передача – это дело?

– Какое-никакое. Таких, что передачи приносят, много. Их не запоминают.

– Передадим и вернемся к машине, да?

– Ты понял, – сказал Пастух.

– А потом?

– Потом заскочим в квартиру, соберемся по-быстрому, заедем куда-нибудь, где телевизор есть и включен, и – дальше.

– Я с тобой… с вами? – то ли спросил, то ли утвердил.

– Я же сказал: решай сам. Ты же у нас самостоятельный член общества. И можешь на «ты»… – И зачем-то добавил бессмысленное: – Брат у меня точно таким же был…

– Был? Вы… ты же сказал, что есть…

– Есть, есть, – усмехнулся Пастух. – Вырос просто…

Мальчик допытывался до подробностей:

– А куда мы дальше?

Не спросил – зачем. А «мы» – это и было решение.

– Не слишком далеко.

Вообще-то Пастуху было любопытно узнать, зачем Мальчику это странное, если сие прилагательное вообще уместно, путешествие. И с чего бы такая неукротимая настойчивость? Не хочет возвращаться в детдом? Это-то понятно. Неясно иное: жил ли он в детдоме? Многое иное неясно. Например, как вчера добирался до места аварии? Откуда узнал? Следил за Пастухом?..

И еще цепочка вопросов: откуда взялся, почему остался один, чем ему не люб детдом, что вообще хочет он от своей недлинной пока жизни?..

И уже к Пастуху вопрос, то есть к себе самому: а на кой хрен тебе эта головная боль? Ты – перелетная птица, перекати-поле, человек-без-дома-и-близких. Одним словом – вольняшка. Зачем тебе попутчик и, как уже случилось, подельник? Однозначно: обуза, груз. Более того: сильный фактор несчитанного риска, потому что ты отвечаешь за дело и за себя – в деле. А все иное – помеха. Короче, зачем?

И – как в телефоне: ждите ответа, ждите ответа…

Отвечать вот только некому.

Плюс – почему-то не хочется.

– Слушай, – сказал Пастух, – а может, тебе…

– Не может, – резко перебил Мальчик. – Лучше убей и меня тоже.

– Я никого не убиваю… – сказал и понял, что сказал лишнее.

И не важное для Мальчика.

– Глупо, – не Пастуху, а в пространство сказал Мальчик. – Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал… Ты не понимаешь! – Он чуть ли не плакал, или это показалось Пастуху. – Мы не должны быть друг без друга. Как… – притормозил, поискал сравнение… – как странники в ночи…

Лучше ничего не придумал. «Странники в ночи» – это, конечно, круто. И Пастух неожиданно развеселился.

– А и черт с тобой! – заявил. – Тебе же хуже. Жил бы сейчас в тепле и на всем казенном, а тут – дорога, жратва говенная, квартиры засранные… Ничего, что я своими словами?

– Я их давно выучил… – Мальчик явно почувствовал перемену в зыбкой позиции Пастуха. Улыбнулся даже. – А невредно и телик посмотреть. Часики-то тикают…

Они забрали из съемной квартиры скарб, Пастух забежал в банк и взял из ячейки сумку с «хозяйством». Ячейку, как водится, не сдал, за месяц уплачено. И поехали они в кафушку с внятным названием «У телевизора». Типа – чайку попить. А в восемнадцать ноль-ноль уж и не по местному, а вообще по Первому каналу в программе «Новости» не только сообщили о трагической гибели Спортсмена, но и показали репортаж с места событий.

Спортсмен умер сразу. На месте аварии. Перелом шейных позвонков. И человек в масштабах Страны вроде бы не из самых-самых, но все ж Первый канал память почтил. Вечную.

А и то: часто ли телезрители Страны имеют сомнительное удовольствие узнать, как погибают сильные мира сего? Да пусть и по дурости даже!..

И Пастух по-прежнему не мог взять в толк: почему именно Спортсмен попал в список Службы? Чем он лучше или хуже сотен, если не тысяч таких «спортсменов»?

Риторический по сути вопрос, а ответа хочется…

Случай покойного Мэра такого вопроса не вызывал.

Выехали еще засветло. Ехать и впрямь было не слишком далеко и долго: три часа по хорошей дороге. И четыре дня из отпущенного на все про все срока сэкономлено. В сумме. Но есть вопрос: а зачем сэкономлено? Срок обозначен и акцептован обеими сторонами – Наставником и Пастухом. За скорость Пастуху не платят, платят за результат. Два результата, скажем казенно, достигнуты. Куда спешим?

Пастух, конечно, имел ответ, но неубедительный. Из народных поговорок: баба с возу – кобыле легче, сделал дело – гуляй смело. И так далее. Но гулять-то он в принципе не умел, да и результаты не делил на легкие и не очень. А что быстро в этот раз получилось – так ведь как зато красиво…

– Красиво было, – подтвердил Мальчик.

– Я, что, вслух что-то сказал? – ошалело спросил Пастух.

– Нет, – ответил Мальчик, – это я сам с собой. Красиво Спортсмен погиб. Как и жил, полагаю. Жалко его…

Пастух так вообще-то не думал. Те, кого он казнил, по определению не стоили жалости. Хотя определение выносил не он. Он всего лишь принимал его и не думал: верно оно или нет. Привык к воинской истине: приказы не обсуждаются. Он солдат.

И впервые поймал себя на крамольной мысли: а как же все-таки хочется обсудить!..

– Да, спросить хотел, – вдруг вспомнил он. – Ты давеча стихи, что ли, процитировал? Как там: каждый, кто на свете жил, любимых убивал… Кто написал?

– Поэт один. Из Страны-Острова. Умер давно…

– Жаль, – сказал Пастух.

И сам не понял, что ему жаль: то ли умершего поэта, то ли правоты воистину железной формулы, тем поэтом выкованной…

Глава третья
Гольфист

1

Три часа дороги – нагрузка невеликая. Мальчик спал, Пастух рулил. Августовский день неторопливо свертывался, в город въехали вместе с вечером. Как обычно, на Столичном шоссе, насквозь прошивающем Город-городок, машин было с избытком. Вся езда – от светофора до светофора. Можно было, конечно, попытаться уйти с шоссе и порыскать по улицам, но там, на опыте знал Пастух, вообще не пробиться никуда.

Мальчик проснулся, собрал, как водится, себя в кучку и спросил:

– Где это мы?

– Город-городок, – сообщил Пастух. – На все той же Великой Реке.

– Что-то Реки не видно…

– Потерпи. Город-городок длинный. И улица, по какой мы ползем, ему подстать. Да и куда торопиться? Все успеем.

– Не сомневаюсь, – сказал Мальчик.

То ли просто согласился, то ли невинный подтекст заложил. Да какая Пастуху разница! Брат в свои двенадцать был таким же языкатым, если не более чем. Проходили.

Да уж и прошли, похоже…

Протиснулись сквозь старый Центр, вынырнули на Площади и Мальчик – а Пастух ждал этого, – не сдержался:

– Ни хрена себе! Это, что, вокзал такой?

Новый железнодорожный вокзал и впрямь был гордостью властей и жителей Города-городка. Кто-то наверняка скривился бы: ну, новодел, блин, галимый! Но Пастух не считал, что галимый. Красивое мощное сооружение посреди малорослого городка. Впечатляет же. Дураки те, кто бранится.

Ответил Мальчику:

– Угадал. А что, не нравится?

– Почему? Нормально… – и ушел от темы: – Тетку с квартирой искать станем?

– Ты посиди покарауль, а я – сам, быстро.

И впрямь быстро вернулся. С очередной теткой вокзальной.

– Тут рядом, – сказал Мальчику. Добавил, будто извинился: – Ну, как обычно…

На сей раз дом оказался хоть и старым, но высоким, девятиэтажным, блочным. И квартирка была почище и посветлей прежней, а окно пятого этажа выходило на Великую Реку, по которой, горя огнями, шел пароходик.

Мальчик встал у окна и завис. Было над чем.

– Я съезжу, – кратко сообщил Пастух. – Тут недалеко. Туда-сюда.

– Ага, – сказал Мальчик.

Он смотрел на черную вечернюю Реку, на пароходик, на моторные лодки, на огни набережной, на бессветную темноту по ту сторону Реки и никуда ехать не хотел. И слава Богу! Пастух один и впрямь быстро обернулся. Он помнил банк на Вокзальной площади, где «хранилка» работала до позднего вечера. Там все свое нелегкое добро и оставил, как всегда и везде. А по дороге назад завернул в продуктовый и отоварился молоком и готовой пиццей. Разогреть, видел, было где.

Когда Мальчик уснул, Пастух устроился в кухне и привычно запустил ноутбук. Вопрос был один: кто в очереди следующий?..

А следующим оказался человечек, который вообще непонятно как попал в очередь, то есть в список Пастуха. Или Наставника, так точнее.

Во-первых, сразу выяснил Пастух, он не был миллиардером. Даже крутым мультимиллионером не был! Сотня-другая миллионов в интернациональной валюте имела место в банках иных стран, но эти миллионы – сиротские копеечки, по сравнению с капиталами двух предыдущих и уже отыгранных фигурантов списка. А этот… Ну, двумя заводами владел в Городе-городке. Ну, еще было кое-что: рыборазводное производство на дальнем востоке Страны. Кое-какой девелоперский бизнес за ее западными границами. Дом здесь, в Городе-городке, квартира в Столице, дом в Стране-Сапоге на синем и теплом море…

Все – по заработанным деньгам. Ничего криминального.

По нынешним лихим временам – заурядный капиталист без всяких претензий на лидерство даже в родной области: тут, знал Пастух, были клиенты много круче этого.

Что еще?

Увлечения?

Машины. Их у него было штук пять, включая самый-самый автомобиль Старого Света – с крылатой богиней на капоте. Как у жены Мэра из Города-на-Реке…

Гольф. Любил фигурант этот странный для Пастуха медленный, раздумчивый и вовсе не спортивный вид спорта, играл на любительском уровне, посему старался не пропускать мировые любительские турниры, участвовал в них…

Оружие. Собирал старые винтовки, револьверы, пистолеты, ножи, сабли, шпаги. Коллекцию особо не рекламировал и ни разу не выставлял на публике…

Что еще?

История болезней. Из серьезного – хронический гастрит, варикозное расширение вен и, самое неприятное, слабые легкие, как следствие – нередкие воспаления и, до кучи, тоже нередкие проявления ненасильственной асфиксии. Говоря проще, удушья.

Любопытно…

Закладочка в памяти.

Еще. Здоров пожрать. Выпить тоже, несмотря на болезнь. В безудержном увлечении женским полом не замечен. Бывшая и первая жена живет здесь же, в Городегородке. Квартира у нее, бывший муж и купил. Что благородно. Вторая и настоящая жена – в том как раз доме на синем и теплом море. На Родину ее, вопреки старому анекдоту, не рвет. Дочь от первого брака ведет забугорный отцовский девелоперский бизнес, на Родине тоже бывает нечасто.

В родной Стране, считал Пастух, очень любят все сущее раскладывать по полочкам. Власти так удобнее. Бизнес тоже имеет свои полочки. Есть крупный бизнес, есть средний и есть малый. На какую бизнес-полочку поместить фигуранта? До крупного не дотянул, малый перерос, а средний…

Пастух как-то познакомился с одним бизнесменом, успешным и остроумным мужиком, который оставил Пастуху визитную карточку. На ней мужик был означен в двух ипостасях: как председатель совета директоров собственной огромной транснациональной корпорации и каким-то большим вождем в общественной организации, объединившей как раз малый бизнес.

Когда Пастух, размякший от выпитого, спросил мужика, почему такое несоответствие, мужик успокоил:

– Никакого несоответствия! Смотря как, что и откуда считать. У меня ж при корпорации этих малых живопырок – хоть жопой ешь. И все – мои, пусть и косвенно. Так что я по жизни – большой начальник всего малого…

Универсальная, отметил тогда Пастух, формулировка. На все случаи жизни. И заморачиваться не надо.

Но, возвращаясь к новому фигуранту, хотелось бы понять: за что все же бедолага приговорен? За то, что не дорос до олигарха, или за то, что перерос лавочника? Но в списке Наставника, а значит, Пастуха и его подельников, по идее, должны иметь место лишь те, кто наживал миллиардные черные состояния, внаглую обворовывая Государство. Родину! Народ! Или: кто своими действиями или бездействием принес Родине серьезный ущерб. Так он знал, Пастух. Точно! Таковы правила Большой Игры, ведомой Наставником. И до нынешней… как бы помягче… до нынешней, скажем так, сессии все было абсолютно логично и по правилам.

Да и первый приговоренный, Мэр Города-на-Реке, никаких сомнений у Пастуха не вызвал. Виновен, кто б спорил!

А уже по поводу Спортсмена сомнения возникали, возникали. И вот ведь не исчезли.

Но все же! Корпорация, региональное отделение которой тот возглавлял, была государевой, а Спортсмен – государевым наемным служащим. На зарплате. На бонусах. На льготах. Не без «золотого парашюта», вестимо. Пусть и на очень больших льготах-парашютах. Но вряд ли миллиардных. Так что сомнения как возникли, так и растаяли. Почти. Пастух приказал им растаять…

А в данном конкретном случае воровство бюджетного пирога имеет место, конечно, но масштабы мизерны по сравнению с масштабами работы покойных Мэра и Спортсмена. Такие, знаете, средне-статистические масштабы, которые, не исключено, изначально закладываются в бюджет Страны в раздел «естественные убытки».

Где логика?

А хрен тебе в жопу, Пастух, а не логика!

Кто ты есть в команде? Бесстрастный и нелюбознательный исполнитель приговоров. В некотором роде – механизм. Вполне, кстати, пристойно смазанный. Есть еще вопросы? Нет? Вольноопределяющийся Пастух, расчет окончен!

А нынешний приговоренный, назовем его навскидку – Гольфист, все равно на смертный приговор не тянет, хоть умри!

Личное мнение, на результат работы Пастуха никак не влияющее. Но, как говорится, и кошка вправе смотреть на короля. Или, в случае Пастуха, иметь свое, не промяуканное и, тем более, не реализованное мнение.

Вообще-то, быть кошкой довольно унизительно.

Это – к слову…

А где сейчас, любопытно, нынешний фигурант имеет место быть? На теплом синем западном море? На не очень теплом восточном, где вольно разводится рыбка Гольфиста? У дочери на каком-то девелоперском объекте? В Столице по начальникам бегает? Или все же здесь, в Городке?..

Если не здесь, то график Пастуха – летит к чертовой бабушке, но такого по определению быть не может, потому что спецы Наставника, готовившие досье, не прокалываются. Не умеют. И не вправе.

Пастух посмотрел на часы: три без минуток, спать осталось всего ничего. Мальчик давно спит тихо и незаметно. А, собственно, остался последний вопрос: где нынче фигурант?..

Погнал странички по экрану… ага, вот, спецы и впрямь – деловары отменные… через день в Городе-городке состоится не слишком громкое, но все же знаковое для местных элит событие: день рождения Губернатора. Нового здесь и, в общем-то, чужого, поскольку он – не из местных, а из столичного кадрового резерва. Присланный. Термин такой есть. Но вроде прижился. Или иначе: помогли ему прижиться. И один из тех, кто помог, – наш фигурант. У них с именинником есть одно общее увлечение: оружие. Только Губер в этом занятии по сравнению с Гольфистом – неофит и вообще пацан…

Так что ни к какой жене, ни на какой гольф и ни к каким рыбам Гольфист не уедет, а заявится с очевидным подарком в урочный час в урочное место. Час не поздний: полдень. Место не дальнее: двенадцать кэмэ от города, бывший дом отдыха профсоюзов, а ныне – государственная резиденция. А подарок? Стрелялку какую-нибудь красивую преподнесет. Антикварную. Небось.

Говенный вариант, подбил бабки Пастух. Охраны там будет – толпы. У каждого начальника, у каждого местного и приезжего олигарха, имеющего интерес в Городе-городке и окрестностях, есть своя охрана. А приглашенных начальников наверняка будет немало. Значит, немало посторонних глаз, которые видят и запоминают. Это минус.

Но при грамотном раскладе это может стать плюсом.

Еще пословица к месту: у семи нянек дитя… без чего?..

А вот об этом мы подумаем отдельно.

Решил так и завалился спать.

А разбудил его Мальчик. В семь утра.

– Кончай ночевать, – сказал он. – Петушок уж испелся. Завтрак на столе.

Пастух сел. Просыпался он сразу, сразу и жить начинал.

– Завтрак откуда?

– В магазин сходил. Здесь рядом.

– А деньги?

– У тебя в бумажнике взял. Немного. Ничего, что без спросу?

– Нормально… Я вообще-то вчера что-то прикупил.

– Сам ешь свое «что-то». Я вон омлет с молоком пожарил. Вкусно.

Новый образ Мальчика – рассудительного и, главное, послушного подростка все же смущал Пастуха. Не любил Пастух непланированные метаморфозы, не очень им верил. Военная практика. А здесь – мир. Тоже, если честно, сильно военный. Так что…

А ничто! Омлет с молоком на столе, вот что. А остальное потом.

– Как сегодня живем? – спросил за завтраком Мальчик.

– Планово, но спонтанно, – сложно объяснил Пастух.

– Я с тобой, – согласился на все Мальчик.

– Куда ж ты денешься! – вроде бы и обреченно сказал Пастух, но без грусти.

Всего лишь подтвердил факт, который сродни небольшому стихийному бедствию. Дождю, например. И лучше б его не было, но вроде и не сильный. И на крайняк зонт есть. Зонт, фигурально выражаясь, у Пастуха был всегда и на все случаи. Да и наличие рядом Мальчика не казалось обременительным, если смириться с его все же странным появлением на трассе, ведущей от Города-на-Реке к Городу-в-Степи. Пастух не смирился. Он выжидал. Как всегда и везде. И все время. А Мальчик в его ожидании – только деталь. Случайная. Не лишняя, в общем. Но за ней пригляд по определению нужен, кто б сомневался.

Этакий трижды классический вопрос: а был ли мальчик?..

Был пока.

– Поехали, – сказал Пастух.

– Я со стола уберу. Мигом.

Он и впрямь все мигом убрал и даже успел помыть посуду под кухонным краном. Пастух тем же мигом побрился плюс посмотрел в Сети план Города и окрестностей. Нашел бывший дом отдыха профсоюзов. И впрямь недалеко, если в Городе пробки поуменьшились. Что едва ли.

«Едва ли» логично одержало победу над «если». До загородной резиденции Губера добирались минут сорок.

Пока тыркались в пробке, Пастух размышлял «о пустом». «Пустым» была мысль о некоей книге – романе ли, повести ли, даже очерке в журнале – про его, Пастуха, нынешнюю работку. Именно про нее: вот как он приезжает в некий город, как он находит временное жилье, как он долго и кропотливо, до мелочей отслеживает жизнь очередного фигуранта, как он так же радетельно и усердно готовит его смерть, как она происходит – всегда случайная и нежданная для мира и города…

И не в ней суть, не в итоге, а именно в этой вязкой и невидной поисковой и строительной работе, шаг за шагом, винтик за винтиком. Своего рода гимн мельчайшим подробностям.

Хроника – вот как это называется! Хроника жизни и смерти. Или еще точней: хроника смерти. Интересно?

Ой, вряд ли. Да и размышления эти суть чушь и фигня. Какой козел решит такое написать? И кто ему даст? И кто это прочтет? Голая истина в наших палестинах давно не в чести. Она у нас по макушку одета, только нос торчит, чтоб, значит, щелкнуть по нему, если что… Нет, жизнеописание Пастуха останется тайной, к тому же – никому не нужной. По его биографии никто не вздумает делать жизнь. Даже родной брат по стопам старшого не пошел, открестился.

И это, если по-честному, славно. Хотя и обидно.

– А вот и доехали, – прервал долгое молчание Мальчик.

Перед мордой машины возникли железные тяжелые ворота с калиткой обок, из которой немедля вышел охранник с родным для Пастуха автоматом системы великого народного умельца.

Как же это я проморгал, изумился Пастух. Старею, теряю профпригодность.

Выбрался из машины, улыбаясь в свои до сих пор целые тридцать два.

– А куда это мы приехали?

И Мальчик под этот риторический вопрос выбрался со своей стороны, тоже улыбался.

– А куда ехали? – логично и нестрого спросил охранник.

– На мясокомбинат, – сообщил Пастух.

– Так ты, братан, рано свернул, – дружелюбно сообщил охранник. – Тебе еще километров пять по шоссе пилить. И там указатель будет.

– А здесь чего? – спросил Мальчик.

И Пастух на автомате прикинул: действительно любопытно ему или решил вступить в игру?

– Здесь, парень, большие люди отдыхают. Не нам с тобой чета.

– Вы их, значит, охраняете, да? От нас, например…

– И от вас, и от других.

Пастух решил вмешаться. Следующим логично зрел вопрос: а на кой хрен их охранять? Лишний вопрос. Перебор. Он, лишний, позволит охраннику хоть мельком да запомнить мужика с мальчишкой на раздолбанной отечественной машиненке. Потому что впрямую касается работы охранника. И когда что случится, мужик с мальчишкой ему вспомнятся. Мелочишка, конечно, но лучше и ее смести…

– Спасибо, брат, – сказал Пастух.

Развернулись, поехали назад.

– Ты что, провокатор? – искренне и поэтому сердито спросил Пастух.

– А что? – тоже искренне, но все ж виновато удивился Мальчик.

– Следи за базаром. Мозг, даже самый ленивый, автоматически фиксирует любую информацию на знакомую тему. Тема охраны и охраняемых мужику не просто знакома. Это его работа. Нам надо, чтоб он нас запомнил?

– Не надо, – погасшим голосом сказал Мальчик. – Извини меня. Я – дурак.

– Это верно, – не стал спорить Пастух.

Дальше ехали молча. Проехали ненужный поворот на Мясокомбинат, и еще километра через полтора справа возникла Река. Пастух свернул на дорожку к ней, въехал на импровизированную автостоянку, уставленную машинами и мотоциклами. Впереди, на небольшом и явно належанном пляжике гнездились загорающие. Человек, навскидку, полста.

Вышел, снял куртку и футболку, но не кинул на сиденье, а свернул в скатку и сунул под мышку. Мальчик зачарованно смотрел на хорошо наработанную мускулатуру Пастуха. Загара вот только не хватало.

– Чего уставился? Снимай майку, мы отдыхаем.

– Понял, – сообщил Мальчик и тоже содрал с себя майку.

– Пошли погуляем по бережку. Только от меня – ни шагу.

– Мы отпускники? – Термин странно звучал из уст Мальчика.

– Стараемся, – туманно ответил Пастух.

Они дошли до кромки воды, разулись и пошлепали босиком в сторону как раз охраняемой зоны. Пляж был и впрямь многолюден, но не шумен. Загорали здесь, похоже, не местные, если судить по числу машин на стоянке, и не слишком юные. Кто-то просто загорал, читая или подремывая, кто-то негромко беседовал. Почему-то никто не купался, хотя вода в Реке была не холодной.

– Вот здесь ляг и лежи бревном, – сказал Пастух, когда они дошли до края пляжа.

Дальше начинался лесок – негустой, истоптанный, продымленный.

– А ты?

– А я один погуляю. Если кто-то подойдет и заговорит: отец в лес по надобности отлучился, сейчас вернется. Понял вводную?

– Отец – это ты?

Может, показалось, но Пастух услышал иронию. Она была логичной: разницы между ними – двадцать лет всего. Ну, с копейками.

– Я, – подтвердил. – И без разговоров. В крайнем случае, ты – немой.

– Не твой, – согласился Мальчик. И улыбнулся Пастуху. – Иди. Я покараулю диспозицию.

Термин употребил военный, но к случаю подходящий…

Пастух шел по бережку. Было непросто. Деревья и кустарник царили на берегу безраздельно и мощно. Но все ж минут через двадцать пять увидел знакомый уже забор резиденции. Все как положено: фонари на столбах ограды, наверняка там же – сигнализация. По-хорошему должны были парные патрули ходить вдоль внешнего периметра, но как раз ходить им было негде. Неприхотливая ботаника средней полосы заполонила все возможное пространство перед забором, подобраться к нему было весьма трудно, что уж говорить о патрулировании. Видимо, считалось, что подход к резиденции со стороны Реки невозможен.

Толковое умозаключение. И Пастуху – как раз.

По кромке воды Пастух не пошел: теоретически вполне допустимо, что где-то впереди мог иметь место казенный пляж. И на нем кто-то мог тоже иметь место. Что Пастуху не требовалось. Он нашел подходящую сосну-подростка, подпрыгнул, ухватился за нижнюю крепкую ветку, подтянулся, сел на нее.

Видно было хорошо, но немного.

В этом месте по ту сторону забора тоже был лес, только прореженный, прохожий и оттого светлый. Слева – двухэтажный кирпичный унылый домик. Похоже, что для обслуги. Плюс кухня. Подальше сквозь деревья виден был явно главный корпус – трехэтажный, широко расстроенный. Перелезть на ту сторону было просто. Если б не сигнализация.

Вопрос: какая именно сигнализация. Определив тип, поймем, как ее обойти.

Или отключить. Или обмануть. Обычное дело.

Если здесь не смонтировали какую-нибудь супер-дупер систему.

Но это вряд ли. Объект охраны, конечно, серьезный, люди здесь поживают тоже серьезные, но, как говорит опыт, любая бдительность имеет свой предел. И в смысле усталости бдящих, и в смысле простой бытовой целесообразности. Если мотив этой целесообразности сформулировать шершавым языком плаката, то он будет примерно таким: а на кой хрен так много суеты? Чай, не на войне существуем.

А вокруг-то как раз – война. Это – базовая идея существования любой охраны. Это – основа выбора как людей охраняющих, так и системы охранения. Теория. А практика…

Короче, Пастух присмотрелся. И ничего экстраординарного не увидел. А увидел он вполне обычные геофонные датчики, присобаченные к столбам ограды с внутренней стороны на расстоянии примерно шести-восьми метров один от другого. Они, как известно, объединены в цепи, а те обслуживаются процессорами. Полез кто на забор – сигнал. Дерево упало – сигнал. Можно и потоньше настроить: большая птица села – сигнал. Но это уже – двадцать два… Сигналы от процессоров идут на пульт, а тот подключен ко всему, что вспомнится: от принтера до милиции. Знаем, проходили и это.

Кстати, сильный ветер вызывает пусть легкие, но все же колебания ограды, а это тоже – сигнал. Чем тоньше настроить, тем больше сигналов. Тем беспокойнее жить охране. И это им надо, а?..

Ох, не надо, решил Пастух.

Но перебираться через ограду придется все же с помощью акробатики. Если придется.

А вдруг да получится через парадный вход?..

Пастух сидел на ветке минут двадцать. Мимо никто не прошел. И то понятно: кому по душе продираться сквозь кусты и малорослые хвойные заросли?

Однако внутри усадьбы жизнь если не била ключом, то уж позвякивала им наверняка. Но все это биенье-звяканье жило только вокруг большого здания. Пастух смотрел в бинокль на эту жизнь, притирался к ней как мог, привыкал, вбирал ее помаленьку. Та же, в сущности, жизнь, что и всюду. Никаких изумлений.

Однако пора пришла возвращаться.