Текст книги "Русское экономическое чудо: что пошло не так?"

И пусть банкиры зарабатывают!
2015

Начну с предыстории. Осенью 2010-го в отставку был отправлен московский мэр Юрий Лужков. И немедленно, по странному стечению обстоятельств, начались проблемы у многих бизнесменов, которые выстроили с ним тесные отношения. Начались они и у Банка Москвы, которым управлял его фактический собственник Андрей Бородин.

Бизнес – штука суровая. Здесь нужно уметь не только строить и наращивать, но еще и умело защищать нажитое. Потому как именно в таких ситуациях проверяется и твердость характера, и настоящие бойцовские качества. Закачавшийся Банк Москвы привлек внимание государственного банка ВТБ, который решил осуществить то, что в бизнесе называется недружественное поглощение: получить контроль над банком, не имея в руках контрольного пакета. Ни менеджмент банка ВТБ, ни его Совет директоров, который почти целиком состоял из чиновников во главе с вице-премьером Алексеем Кудриным, нисколько не остановил тот факт, что отсутствие согласия фактического обладателя контрольного пакета продать свой актив сделало невозможным проверку его качества, поскольку Бородин (и это естественно) не захотел давать какую-либо информацию государственным рейдерам. Судя по всему, никакого содержательного обсуждения идеи враждебного поглощения на Совете директоров не было; кое-кто из его членов позднее признался, что и материалов-то не видел, а проголосовал “за” по просьбе Кудрина – и за 103 миллиарда рублей банк ВТБ купил у правительства Москвы “кота в мешке”. Естественно, без какой-либо конкуренции.

Но оказалось, что Бородин тоже был парень не прост, что он выстроил такую схему защиты, что банк ВТБ оказался покупателем дырки от бублика: значительная часть активов банка не имела никакой реальной цены. По оценкам Банка России и Агентства по страхованию вкладов (АСВ), “дыра” в балансе Банка Москвы на момент покупки составляла чуть менее 300 млрд руб. – примерно половину собственного капитала ВТБ. По сути дела, ВТБ стал банкротом. (Смешно говорить, что никто из чиновников или менеджеров ВТБ не понес никакой ответственности ни за голосование на Совете директоров, ни за отсутствие надзора за Банком Москвы.)

И стал бы, если бы его главным собственником не было государство. Которое руками министра финансов Кудрина и председателя Центробанка Игнатьева быстро соорудило красивую схему спасения ВТБ за счет бюджета: Банк России выдал кредит в сумме 295 млрд руб. АСВ, который передал его на 10 лет Банку Москвы (который является собственностью ВТБ на 96,4 %) под 0,51 % годовых; на эти деньги Банк Москвы купил 10-летние минфиновские облигации (ОФЗ) под 8,16 % годовых. Таким образом, не прилагая ни малейшего труда, Банк Москвы стал получать от Минфина в виде процентных платежей по ОФЗ почти 22,5 млрд руб. в год. По замыслу авторов схемы, за время пользования депозитом АСВ ВТБ должен был заработать те самые 300 млрд руб., которые он потерял (поскольку Банк Москвы является собственностью ВТБ, то его финансовые результаты в полном объеме включаются в отчетность ВТБ).

Прошло четыре с половиной года. ВТБ потихоньку переваривает Банк Москвы, судится с Бородиным, возвращает активы. До погашения кредита еще пять с половиной лет, как вдруг… в опубликованной отчетности ВТБ за 2014 год находится замечательная новость: оказывается, Банк России и АСВ приняли решение продлить срок депозита в Банке Москвы еще на пять лет. Как сказано в отчетности ВТБ: “из-за неблагоприятной макроэкономической среды, которая может повлиять на выполнение плана санации Банка Москвы”.

Не знаю, что об этом думаете вы, но моя оценка однозначна – налицо высшая степень цинизма при ограблении бюджета чиновниками!

Во-первых, в очередной раз источником заработка для группы ВТБ будет являться федеральный бюджет, который будет исправно платить проценты по тем ОФЗ, которые находятся у Банка Москвы. При нынешнем уровне процентных ставок дополнительный доход группы ВТБ за лишние пять лет составит без малого 185 млрд руб.

Во-вторых, вся схема обогащения ВТБ за счет бюджета была придумана для того, чтобы спасти его от банкротства и гарантировала (!!!) ВТБ отсутствие убытков, даже если бы все проблемные активы Банка Москвы были выброшены на помойку. То есть успех или неуспех плана санации с депозитом вообще никак не связан. Никто не гарантировал санатору ни успешности его плана, ни его прибыльности. И вообще, этот план санации, даже если допустить, что он существует, сейчас находится на середине своей реализации, и говорить сейчас о его успешности или неуспешности явно преждевременно.

В-третьих, информация о продлении депозита стала известной только из отчетности ВТБ. По словам зампреда правления банка ВТБ Г. Мооса, решение было принято 27 декабря, но сообщения о заседании Совета директоров АСВ (а только он мог принять решение об изменении условий кредита) на сайте Агентства нет. Из этого я делаю вывод, что о дурном запахе этой идеи знали все участвовавшие в ее реализации. И добросовестно пытались спрятать концы в воду.

И, напоследок, займемся арифметикой[53]53
  Глядя из будущего: эта заметка была написана в самом начале 2015 г., нижеприведенная таблица и последующие обобщения были актуализированы при подготовке книги по состоянию на середину 2018 г.


[Закрыть].

На конец 2006 года собственные средства группы ВТБ составляли 6,99 млрд долл., что составляло 184,1 млрд руб.

Если просто просуммировать все приведенные в таблице величины, то получится, что за 11,5 лет группа ВТБ получила от акционеров 1710 млрд руб.[54]54
  Изо всех указанных сумм только депозит ФНБ, выданный в марте 2015 г., не принимается в расчет капитала банка. Его величина (126 млрд руб.) примерно совпадает с суммарной стоимостью субординированных облигаций, размещенных группой ВТБ на финансовых рынках. Поэтому можно считать, что в целом группа ВТБ получила указанную сумму от акционеров и инвесторов.


[Закрыть] Таким образом, если бы за это время группа ВТБ вообще ничего не заработала, то ее капитал (собственные средства) должен был бы составить чуть менее 1900 млрд руб. По данным Банка России, капитал ВТБ на 1 сентября 2018 г. составлял 1421 млрд руб.[55]55
  http://www.cbr.ru/credit/f123.asp?when=20180901&regn=1000


[Закрыть]

Такая эффективность бизнеса ВТБ сильно нравится российским властям. Пусть банкиры заработают! Для них ничего не жалко!

Ответил за начальников
Кризис госкапитализма: как Москва и Казань допустили крах Татфондбанка
2017

Глава Нацбанка Татарстана ушел в отставку. Мы не знаем причин этого, а сам господин Мидхат Шагиахметов хранит гордое молчание по этому поводу. Можно только предположить, что отставка связана с отзывом лицензии у Татфондбанка, второго по величине банка республики и 42-го по размеру в России. Размер “дыры в капитале” этого банка, а попросту говоря, размер убытков кредиторов, составляет около 100 млрд руб., а может, даже и больше. Предположим, что эти два события – банкротство и отставка – связаны между собой. И естественно возникает вопрос: а справедливо ли наказан чиновник?

С одной стороны, Нацбанк Татарстана – это региональное подразделение Банка России, в обязанности которого, среди прочего, входит и надзор за банковскими организациям, зарегистрированными в республике. И с этой точки зрения, ответственность руководителя Нацбанка несомненно присутствует. Только даже самый адекватный чиновник, работающий на этой должности, не имеет права принятия решения. Даже если Нацбанк Татарстана знал о проблемах Татфондбанка, он не имел возможности ограничить или остановить его деятельность в тот момент, когда кредиторы имели шансы на возврат своих средств. Дело в том, что все ключевые решения в части надзора за всеми российскими банками, независимо от их размера – выдача и отзыв лицензий, ограничение деятельности, выдача предписаний – осуществляются центральным аппаратом Банка России. Региональные отделения, скорее, выполняют функции курьеров, передающих банкам информацию, приходящую из центрального офиса Банка России, находящегося в Москве на Неглинной улице, а также собирают отчетность у своих поднадзорных банков и передают ее в Москву.

Мы не знаем, хорошо или плохо работал Нацбанк Татарстана в части надзора за банками, но мы знаем, что уже в мае 2016 года, за девять месяцев до отзыва лицензии у Татфондбанка, в ЦБ знали, что у банка исчез капитал. То есть в этот момент обязательства банка перед кредиторами и вкладчиками были равны стоимости его активов, если предположить, что качество этих активов соответствовало тому, что было зафиксировано в его отчетности. Собственно говоря, капитал банка является тем самым защитным буфером, который должен гарантировать кредиторам и вкладчикам сохранность их средств. Так вот, судя по словам первого зампреда Банка России Дмитрия Тулина, который отвечает за банковский надзор, в мае 2016 года капитала у Татфондбанка уже не было, и Банк России об этом знал[56]56
  https://www.rbc.ru/newspaper/2017/03/06/58b9a0999a7947424bfbfec4


[Закрыть]. Не знаю, кто узнал об этом первым – Нацбанк Татарстана или люди на Неглинной улице – но это не очень важно. А важно то, что статья 20 закона “О банках и банковской деятельности” прямо и однозначно говорит, что “Банк России обязан отозвать лицензию на осуществление банковских операций в случаях:

…если значение всех нормативов достаточности собственных средств (капитала) кредитной организации становится ниже двух процентов”.

То есть Банк России обязан был отозвать лицензию у Татфондбанка не позднее мая прошлого года, и сделать это должны были люди, работающие в Москве. Но не сделали. Не знаю, какими причинами они руководствовались и ждали до начала марта 2017 года. Не знаю, существует ли ответственность руководителей Банка России за неисполнение прямой нормы закона. Но хорошо понимаю, что ни руководитель Нацбанка Татарстана, ни коллектив его учреждения не могли этого сделать. Это просто не входит в их полномочия. Но почему-то получилось так, что отвечать за бездействие московских чиновников пришлось чиновнику казанскому.

Но это еще не все. Руководителю Нацбанка Татарстана приходится своим телом и своей отставкой прикрывать не только своих начальников из Банка России, но и своих начальников из Казани. Дело в том, что Татфондбанк был не простым частным банком, а, как и многие крупные компании, работающие в республике, компанией с государственным участием. Прямое и опосредованное (через компании, принадлежащие правительству республики) участие Татарстана в капитале Татфондбанка составляло 35 %, а Наблюдательный совет банка возглавлял премьер-министр республики, что, как несложно догадаться, означало, что свою деятельность банк вел под надзором и мудрым руководством республиканского правительства.

Да, конечно, правительство Татарстана не может и не должно отвечать по обязательствам банка-банкрота, акционерное общество ограничивает ответственность участников их вкладами в капитал организации. Но за принятые решения члены совета директоров несут персональную ответственность. Пока почему-то я не слышал ни об одной другой отставке татарского чиновника, связанного с обанкротившимся банком, кроме отставки руководителя Нацбанка.

Татарстан часто рассматривается в России как образец государственного капитализма, когда чиновники (в отличие от московских) радеют больше об интересах республики, нежели чем о своих личных. Татарстан регулярно приводится в качестве примера успешной реализации различных государственных программ, татарские чиновники делают успешные карьеры в Москве. Но как стало очевидно, их стиль управления мало чем отличается от стиля управления чиновников, сидящих в Москве или в других регионах России.

Ну скажите, чем отличается история Татфондбанка от истории Внешэкономбанка, наблюдательный совет которого тоже долгие годы возглавляет премьер-министр, только не Татарстана, а России? ВЭБ также активно кредитовал государственно важные проекты, от строительства олимпийских объектов в Сочи до элеваторов в удаленных регионах. Точно так же ВЭБ был фактически доведен до банкротства, причем дважды – в 2008-м и 2014-м – избежать которого удалось только благодаря массированным вливаниям денег из бюджета, Фонда национального благосостояния и кредитов Центрального банка. Или чем история Татфондбанка отличается от истории банка ВТБ, который с 2007 года получил от акционеров (главным из которых является государство) огромные средства, но за все эти годы не только не смог их нарастить, но и потерял более 15 % полученных средств?

Практика госкапитализма и в России, и в других странах показывает, что случаи нерациональных бизнес-решений, принимаемых чиновниками, являются нормой; так же, как и примеры личного обогащения чиновников и менеджеров, причастных к управлению госкомпаниями. Иногда чиновникам за свои “успехи” приходится отвечать. А иногда отвечать приходится совсем не тем, кому должно. Как, например, в случае с Татфондбанком. Но это тоже норма – ведь высокие начальники безгрешны, они не могут ошибаться, правда?

Отчаянный Герман
2018

Глава Сбербанка Герман Греф занимает особое положение в российской бюрократии, примерно такое же, как “Эхо Москвы” в радиоэфире: он может говорить все, что думает, и все знают, что за это ему ничего не будет. На этот раз он обрушился не на кого-нибудь, а на Банк России, который является главным акционером Сбербанка, органом, осуществляющим надзор за Сбербанком, и одним из крупных кредиторов Сбербанка, выдавшим ему еще в кризис 2008 года 500 млрд руб. Никто не сможет выразить суть претензий Германа Грефа к Банку России лучше него самого: “У нас в регуляторах сидят крутые парни, <…> они начали этот процесс (ужесточения регулирования банковской сферы. – С.А.), и ничто их не остановит в том, чтобы они довели это до конца. Даже если мы и рынок будем плакать большими слезами, эта парадигма будет доведена до конца”.”Если вы меня спросите, какие угрозы (существуют для российского банковского сектора. – С.А.), я вам скажу, что это самая главная угроза – если взятая ошибочная парадигма в регулировании будет доведена до конца”.

“Никому в голову не придет давать одну таблетку всей палате, даже если там все больные лежат с повышенной температурой. Но мы пытаемся давать одну таблетку не только всей палате и всей больнице, но даже всей системе здравоохранения – и это то самое регулирование, которое мы сегодня видим”.

Нужно признаться, жестко! Но тут же возникает вопрос: а насколько справедливо это обвинение? Или же за этим высказыванием стоит понятное желание Грефа вывести Сбербанк в отдельную группу, надзор за которой будет осуществляться по отдельным правилам (было такое в российской истории). Но ответ на этот вопрос я начну издалека, с оценки того, что происходит в банковском надзоре в принципе.

За те пять лет, что во главе Центробанка стоит Эльвира Набиуллина, Банк России провел решительную зачистку банковского сектора, уменьшив почти в два раза число банков в стране – с 956 до 534. И это нужно поставить ему в заслугу – в банковской системе не должно быть зомби, банкротов, жуликов. Однако у каждой медали есть оборотная сторона. Если исчезновение 400 банков прошло практически незаметно, то с остальными 20 нередко случались странные, но однотипные истории: в момент принятия решения о судьбе банка-банкрота “неожиданно” выяснялось, что у него не только вообще нет капитала, но его величина является отрицательной (то есть банк лишился не только собственных средств, но и в том или ином объеме присвоил средства клиентов). А правительство и Банк России выступали с предложением вдохнуть в умершее тело вторую жизнь и провести так называемую санацию, хотя в законе прямо зафиксировано, что в случае снижения показателя достаточности капитала до отметки ниже 2 %, то есть когда активы банка в 50 раз превышают его капитал, Банк России обязан отозвать лицензию у такого банка.

Санация любого банка, независимо от масштаба проблем, связана с вливанием в него денег в той или иной форме. Так вот, на санацию банков-банкротов плюс на поддержку существования Агентства по страхованию вкладов, которое давно израсходовало все собранные с банков средства, Банк России выделил в 2013–2018 годах около 5 трлн руб., что составляет 6,5–7 % российского ВВП. В скобках отмечу, что ни один из санируемых банков до сих пор не встал на ноги и не начал нормально функционировать. Впрочем, даже те банки, санация которых началась после кризиса 2008 года, тоже не могут похвастаться новообретенной жизнью после смерти. Одного этого факта достаточно для того, чтобы утверждать: российский надзорный орган, Банк России, не справлялся со своими функциями, а сотрудники, работающие там, не могли адекватно оценивать финансовое состояние банков.

В какой-то момент Эльвира Набиуллина наконец осознала это и провела решительные кадровые перестановки в надзорном блоке – в конце концов, банковский надзор всегда и везде осуществляют люди, которые должны ежедневно принимать огромное количество решений. Банковский надзор – вещь непростая, ему нельзя научиться, просто прочитав кучу учебников. Нужно еще получить большую практику работы с различными ситуациями и научиться отличать мух от котлет. В связи с этим я хорошо понимаю, что смена команды в надзорном блоке, на которую лишь совсем недавно решилась глава ЦБ, не может одномоментно все изменить, для этого, даже при условии безошибочной работы, могут понадобиться годы.

Но банковский надзор – это не только люди. Это еще и законы, и та правоприменительная практика, которую формируют суды. Это работа правоохранительных органов, которые должны защищать собственность и преследовать преступников. И, к сожалению, с этой стороны никакой серьезной поддержки Банк России не получает. Депутаты Госдумы, не готовые проявлять малейшей самостоятельности при обсуждении законопроектов, запрещающих или ограничивающих конституционные свободы, неизменно стремятся выхолостить формулировки законов, которые дают больше полномочий надзорному блоку ЦБ. Суды с гораздо большей готовностью освобождают от ответственности проворовавшихся менеджеров и собственников банков и дают им возможность пользоваться украденным, нежели поддерживают обманутых клиентов в тех редких случаях, когда правоохранительные органы добросовестно выполняют свою работу.

В такой ситуации перед надзорным блоком стоит непростая задача: с одной стороны, квалификации сотрудников может не хватать, чтобы разобраться в том, что творится в банковских балансах (а зачастую просто нет желания это делать), и вынести адекватное суждение относительно конкретной ситуации; с другой стороны, нужно что-то делать и отчитываться перед начальством об извлеченных уроках. Вот здесь и формируется то, что Греф назвал “ошибочной парадигмой”.

Простой пример. При кредитовании банки часто используют залоги, которые должны защищать их интересы, а точнее интересы вкладчиков банка, во взаимоотношениях с кредиторами. Но банкиры-мошенники давно научились обводить Банк России вокруг пальца и в нужное время возвращать залог кредитору или обменивать его на активы худшего, а то и нулевого качества. Делается это, как правило, когда банк оказывается в тяжелом положении, его менеджеры и собственники думают уже не о судьбе банка, а о своем собственном кошельке. Поскольку квалификации сотрудников ЦБ не всегда хватает для адекватной оценки ситуации, и скорость принятия решений в бюрократической системе не слишком высока, шансы мошенников заработать гораздо выше вероятности того, что их поймают правоохранительные органы и осудят суды. Что может сделать Банк России в ситуации, когда махинации с залогами стали повсеместными? Ну, конечно, воспользоваться традиционным для современной России методом – ограничить и запретить. А поскольку запреты и ограничения в банковском надзоре должны быть одинаковыми для всех, то под них попадает и Сбербанк с его тысячами кредитных операций в день, и банк “Рога и копыта”, штаб-квартира которого находится в тысячах километров от Москвы, но который большинство своих сомнительных операций осуществляет именно в столице. Вот и возникает конфликт. Сбербанку невозможно вести нормальную работу без использования залогов, а Банк России, обжегшись на молоке, дует на воду с такой силой, что готов превратить ее в лед.

Кто прав? Мне кажется, все-таки Греф. Нельзя строить банковский надзор, исходя из презумпции виновности, заведомо зачисляя всех банкиров в жулики. Конечно, с жуликами нужно бороться, но не так, чтобы обычным банкам было невозможно работать. России нужна надежная банковская система, но построить ее в условиях доминирования госбанков, на которые приходится три четверти активов банковской системы, не получится. Точно так же не получится укрепить банковскую систему, если Банк России продолжит выделять сотни миллиардов рублей на санацию банков-банкротов, потому что оживить труп еще никому не удалось.

Поэтому первое, что должен сделать Банк России, – провести с обязательным привлечением независимых экспертов очень тщательную работу над ошибками. Нельзя ответить на вопрос: что делать? даже не задав вопроса: кто виноват?