Текст книги "Сириус. Книга 1. Предопределение"

17

С января началась борьба за дисциплину. По всей огромной стране искали прогульщиков. Андропов настойчиво убеждал население, что наведение дисциплины не потребует затрат, а эффект даст огромный. Милиционеры и дружинники начали вылавливать прогульщиков в домах быта, магазинах и кинотеатрах, в которых даже прерывали дневные киносеансы.

Литовская ССР не отставала от центра и на ее предприятиях из-за нарушений дисциплины лишали премий и наказывали руководителей предприятий. Те, не дожидаясь наказаний, устанавливали ревностный контроль над временем прихода на работу и ухода с нее.

Олины родители каждый вечер обсуждали события, происходящие в стране. Им казалось, что теперь будет обязательно наведен трудовой порядок и станет жить намного лучше. Все происходящие события не могли повлиять на их размеренную жизнь. Отец получил очередное воинское звание и повышение по службе, а мать работала в школе преподавателем русского языка.

Сама Ольга после успешной экзаменационной сессии и каникул продолжила обучение в вильнюсском государственном университете, куда поступила без особых проблем. Она самостоятельно, ни с кем не советуясь, выбрала филологический факультет и приступила к изучению немецкой литературы. Ее Сережка, сам того не осознавая, помог ей определиться с выбором. Он так часто разговаривал с ней на немецком языке, что это решило ее выбор. Она гордилась своим университетом.

Старый университет являлся истинной сокровищницей науки и искусства. Интерьер здания выглядел, как настоящая художественная галерея. В его библиотеке хранились собрания древних изданий и богатая коллекция атласов. Несколько лет назад за заслуги в подготовке специалистов народного хозяйства, достижения в области научных исследований и в связи с четырехсотлетием со дня основания университет был награжден орденом Дружбы народов.

Сам Вильнюс Ольге безумно нравился, и она считала его одним из красивейших городов. Особенно был красив старый город в окружении лесистых холмов и расположенный на слиянии двух рек. Она любила в компании одногруппников любоваться видами города с горы трех крестов или с холма района Заречье, особенно в предвечерние часы.

Студенческая жизнь увлекла ее. Первое время было жутко тяжело, но она усердно занималась, совмещая это с изнуряющими спортивными тренировками.

В детско-юношеской спортивной школе олимпийского резерва она успешно постигала принципы третьего этапа стрелковой подготовки в группе спортивного совершенствования и готовилась к соревнованиям всесоюзного уровня. Ее новый тренер Юрий Васильевич был полной противоположностью ее бывшего тренера, добродушного Ивана Николаевича. Он сколачивал из курсантов своей гру ппы настоящее боевое подразделение, стави л почти воинские требования. Большинство учащихся составляли девчонки, они беспрекословно выполняли обязанности дежурных, участвовали в построении перед занятиями, находили друг у друга ошибки и помогали их устранять, даже изучали обязанности судей-стажеров линии огня и линии мишеней. Благодаря этому жесткому распорядку и доведению элементов выстрела до автоматизма, Оля сдала нормативы кандидата в мастера спорта на отлично, чем порадовала строгого тренера.

– Раудис, я вижу твое будущее! Если ты приложишь еще больше усердия, то точно будешь спортсменкой олимпийского уровня, поверь мне! – сказал он тогда.

Оля гордилась этим и с огромным энтузиазмом старалась, но недолго. Напряженный график учебы в университете и тренировок в ДЮСШ, а также осознание того, что все это помешало ей поехать к бабушке и увидеть своего Сережку, сделали свое дело. Она была на грани нервного срыва.

Мать успокаивала ее. Говорила, что ничего страшного не произошло и в расставании есть своя изюминка, которая поможет укрепить их отношения и дать устояться еще таким хрупким чувствам, которые были между ними. Но Оля считала, что все это неправда и ничего хорошего в расставании нет. Родители вообще были склонны относиться к ее любви несерьезно. Они отмахивались от ее сердечных забот, и от этого становилось обидно. Но она точно знала, что когда любимые расстаются, особенно в первый раз, это очень больно. Их отношения с Сережкой были безоблачными, они становились все ближе и ближе друг к другу, они начинали все лучше понимать друг друга, перенимать взгляды друг друга, а что теперь? Она понимала, что чем дольше не видит его, тем тяжелее ей становится, ощущала себя путником в горах, которому с каждой сотней метров подъема становится все тяжелее и тяжелее. В последнее время на нее частенько накатывали слезы, и она плакала, иногда теряла аппетит и ее мучила бессонница. В этом состоянии она чувствовала себя абсолютно одинокой, никому не нужной и лишенной всякой надежды на встречу с любимым.

– Это же лучшие годы твоей жизни! – твердила мама.

Как часто слышала она эти слова из ее уст. Особенно сейчас, когда она была в полнейшей депрессии.

– Значит, станет еще хуже? – неожиданно спросила она.

Мать запнулась и удивленно посмотрела на дочь.

– Просто молодость не вечна!

Оля подумала, что ведь мама справедлива. Пока она сама дрожит от нетерпения стать взрослой и самостоятельной, взрослые, наоборот, с легкой завистью вспоминают безмятежные дни своей юности. И чем старше они становятся, тем счастливее их воспоминания. Это осознание нисколько не облегчило ее жизнь, и она продолжала страдать. Чем бы это все закончилось, она не знала, но ей повезло.

Оле повезло познакомиться с хорошей девушкой, которой удалось стать ее подругой. В самые тяжелые для Оли минуты та постоянно ее поддерживала. Лена Плескова была на удивление тихая, добрая и застенчивая девушка, ей удавалось заряжать всех окружающих отличным настроением. Ее черные, по-восточному своеобразные глаза притягивали, как магнит, и словно сами по себе старались поделиться с собеседником частью доброты, которой она была переполнена до краев. Ее худой римский нос был симпатичен и поднимал настроение, а изящные утонченные руки вызывали восхищение.

– Олечка, ну что ты все маешься! – в который уже раз она успокаивала подругу. – Вот увидишь, что все наладится, и ты встретишься со своим Сережкой! Поверь мне!

От ее слов настроение у Оли поднималось, словно под воздействием целебных чар. Она была искренне рада, что судьба свела ее с этим человечком и подарила такую преданную подругу, от которой у нее не было секретов, а ее Сережка для обеих стал близким и родным.

– Знаешь, Оль, – продолжила Лена. – Пошли сегодня к Радику. Он вечеринку устраивает и приглашал всех одногруппников. Говорил, что будет весело. А?

Оля удивилась и, пристально взглянув в глаза подруги, открыла рот. Такое предложение из ее уст она слышала впервые. Неужели та, которая слыла первой трусихой, взяла и предложила идти к Радику, имевшему на их курсе репутацию первого гуляки и бабника.

Оля покачала головой, но неожиданно для себя самой произнесла:

– Я согласна! Мы же с тобой ничего не теряем.

Лена вымученно улыбнулась, уже горько сожалея о своем предложении. Она совсем не ожидала услышать от подруги согласие и сама страшно боялась идти на вечеринку, но произнесенных слов было не вернуть.

– Да уж, но это ты точно подметила, что мы ничего не теряем, – безнадежно промолвила она и тоскливо посмотрела на подругу.

Глубина ее взгляда рассмешила Олю, и через некоторое время они уже на пару безудержно смеялись.

День пролетел незаметно и к вечеру они нарядные были в квартире у Радика и сидели на диване в компании длинноволосых парней и девушек. Пили сухое вино из граненых стаканов, потому что другой посуды не было. Да и эта, как предположила Лена, вероятно, была позаимствована из автоматов с газированной водой. В соседней комнате надрывался магнитофон и сквозь ужасно глухую и убийственно некачественную запись Оля с трудом узнала композицию немецкой группы «Пудис». Она улыбнулась от того, как среагировал бы Сережка, услышав это издевательство над слухом. В комнате стоял еле уловимый незнакомый запах, который насторожил Олю, но подруга не дала ей сосредоточить внимание на этом факте.

– Здорово, да? – толкнула ее под локоть осмелевшая Лена.

Глаза ее блестели.

– Я говорила, что будет классно!

– Конечно, – согласилась Оля. – Но одно плохо.

– Что?

– Я не вижу ни одного одногруппника и…

– Ну и что из этого следует? – перебила ее Лена. – Да нет, ничего. Не бери в голову.

Радик оказался радушным хозяином и безостановочно развлекал своих гостей прибаутками и бесконечной чередой анекдотов. К подругам вальяжной походкой подошел высокий крепко сложенный парень и с жутким прибалтийским акцентом, обращаясь к Лене, спросил:

– Вы танцуете?

– Да, – застенчиво пролепетала Лена, а он взял ее за руку и увел в соседнюю комнату, где ревел магнитофон.

Оля осталась одна в компании уже изрядно выпивших ребят. Они ожесточенно спорили, бесконечно перескакивая с одной темы на другую, но ей все равно было интересно их слушать. Радик назойливо старался ухаживать за ней, но у него это никак не получалось. Она практически не уделяла ему внимания. Встретив такую холодность, он бросил попытки и переключил свое внимание на другой объект.

Лена долго не появлялась, а Оля так бы ничего и не заподозрила, если бы к ней не подошла девушка со странным именем Ита – рыжеволосая, с вызывающе ярко накрашенными губами. Сев рядом, она закинула ногу на ногу и предложила закурить.

– Не курю! – раздраженно ответила Оля уже не первый раз за этот вечер, но собеседница нисколько не обиделась.

– Как хочешь, подруга, – сказала она. – А я с удовольствием.

Чиркнув спичкой, она с удовольствием прикурила «беломорину».

– Кстати, – выдавила она, с наслаждением втянув первые клубы приторного дыма. – Твоя подруга не отказалась, а травка классная.

Вид у папиросы был подозрительный, а слова окончательно расставили все по местам. Табачный дым так не пах, а значит, это была марихуана, о которой часто шептались в университете.

В комнате, где звучала музыка, Лены не было. Оля бросилась в другую комнату и в полумраке разглядела подругу, которую с двух сторон обнимали двое – прежний кавалер и еще какой-то незнакомый парень с соловым взглядом. Высокий гладил Ленино колено. Юбка ее была задрана, а блузка на груди расстегнута. Прикрыв глаза, она курила, тяжелый запах наполнял комнату. Второй, увидев вошедшую Олю, безразличным голосом произнес:

– Присоединяйся.

Оля закричала и, вырвав папиросу из безвольного рта Лены, с раздражением бросила на пол, яростно растоптав ее остатки.

– Ты что делаешь, чува! – заорал высокий, страшно коверкая русские слова на литовский лад. – Это моя солома!

– Да пошел ты, козел! – отмахнулась от него Оля и со злостью выдернула из его объятий испуганную и уже пришедшую в себя Лену.

– Что ты сказала, падаль русская! – рассвирепел он. Оля опешила от его черной и жуткой злобы. Ей стало страшно, и, словно в оправдание, она прошептала:

– Я литовка.

– Подстилки вы русские! – не унимался он, уже плохо контролируя себя, и, с жутким хрустом сжимая кулаки, стал надвигаться на подруг.

Музыка в соседней комнате стихла, и сразу появился Радик. Он пытался успокоить не на шутку разошедшегося высокого литовца, но тот не успокаивался.

– Придет еще наше время! Всех вас перевешаем на фонарных столбах!

Моментально собравшись, небрежно накинув пальто на себя и подругу, Оля вытолкала ее из квартиры и громко хлопнула входной дверью.

– Нацист, – раздраженно выдохнула она.

По-настоящему она испугалась только на улице. Ее начало колотить от нервного перенапряжения. За углом дома их догнал Радик и начал умоляюще тараторить:

– Девчонки, извините, что так получилось! Вы же никому не расскажите?

Оля остановилась, посмотрела в его испуганные глаза и, внезапно успокоившись, сказала:

– Не дрейф, промокашка, а всю твою компанию нужно бы было раздавить, как вшей!

Радик открыл от удивления рот, а Оля зло толкнула подругу в спину и двинулась в сторону проспекта. Лена безвольно побрела за ней, постоянно спотыкаясь. Город уже не казался Оле таким доброжелательным и красивым, как прежде.

– Подожди, – через некоторое время сказала Лена. – Я устала.

Оля резко развернулась и посмотрела на нее.

– Застегнись.

Лена неверными пальцами застегнула пуговицы на блузке и запахнула расстегнутое пальто.

– Я больше не могу, – жалобно пролепетала она. – Ты слышишь меня, Оль? Я не могу больше идти.

Она увидела возле клумбы скамейку, добрела до нее и, устало опустившись на холодные перекладины, скинула туфли.

Глупо было обижаться на подругу, но в горле у Оли до сих пор что-то клокотало. Она тоже подошла к скамейке, а Лена снизу жалобно посмотрела на нее.

– Сядь, – тихо сказала она. Оля села. – Не обижайся. Я этого не хотела, честное слово. Я не знала, что они мне подсунули.

Оля промолчала, обняла подругу и стала гладить ее по голове. Та неожиданно громко расплакалась, а ее слезы начали капать на Олину грудь.

Страшные слова, сказанные этим обезумевшим от злобы литовцем, не выходили у них из головы. Оле жутко захотелось оказаться в объятиях Сережки. В объятиях, которые бы успокоили и приласкали. Она вдруг отчетливо осознала, что ее бесконечно мучило до сих пор, и что она не могла понять и прочувствовать. Теперь она отчетливо ощутила себя лишней, скорее всего, даже не лишней, а инородным телом в этом городе. От этого стало еще страшнее, а слезы, наполнявшие ее глаза, наконец прорвались наружу. Она тоже заплакала, но только тихо, чтобы не потревожить свою подругу, казавшуюся ей теперь единственным после родителей и Сережки родным существом.

Они сидели так бесконечно долго, не ощущая холода, пока небо над крышами домов не начало бледнеть. На верхних этажах домов блестели темные окна, бледно-мутные фонари бросали на асфальт неясные тени. Пахло сырым туманом, подтаявшей, влажной землей клумб, а также ростками предчувствия неизбежных перемен, о которых никто из них не подозревал.

18

Вечер не предвещал ничего плохого.

Дискотека проходила в обычном ритме. Но что-то беспокоило Сергея, а что, он не понимал. Обычно приподнятое и веселое настроение не покидало его, но только не сегодня. Сегодня ему было как-то не по себе. От постоянной тревоги он утомился и вышел из душного помещения на улицу, оставив Валерку колдовать с аппаратурой.

Стоял хороший морозный мартовский вечер. Солнце уже зашло и не светило по крышам, не бросало сиреневые тени голых деревьев на серебристый снег. Но ощущение его недавнего присутствия заставляло жмуриться от удовольствия. Снег под ногами поскрипывал, а аромат наступающей весны наполнял организм.

Сергей завернул за угол здания, чтобы насладиться полным одиночеством и углубился в парк. Неожиданно неясные тени и тихие всхлипы остановили его. Он настороженно напрягся и бесшумно двинулся вперед. Все его существо превратилось в тугую струну, предчувствуя предстоящую череду неприятностей.

На небольшой полянке прямо на снегу кто-то насиловал девушку. Сумерки не давали разглядеть лиц, но Сергей успел рассмотреть, что насильников было трое. Двое держали ее за руки, а третий усердствовал с приспущенными штанами.

Она не кричала, а тихо всхлипывала.

Сергей зажмурил глаза и представил на ее месте свою сестру. От этого он моментально вскипел. Адреналин в его крови забурлил, обжигая жаром тело. Он в несколько прыжков оказался рядом с насильниками. Сильным ударом ноги в лицо он опрокинул одного, а того, кто был сверху, схватил за волосы и с нечеловеческой силой приподнял, оторвав от обнаженного девичьего тела. Тот заверещал, как свинья. Сергей сразу узнал Ваську Груня. Взбеленившись, он начал наносить по его телу чудовищные удары, не выпуская волос из руки, и на время упустил из виду третьего насильника. Безумная ярость не давала трезво рассуждать, поэтому он пропустил удар ножом. Удар был слабый, нанесен неумело, но холодное острое лезвие скользнуло по правому боку и глубоко вспороло кожу. Рана вспыхнула безумным жаром, словно на нее плеснули кислотой. От пронизавшей тело боли Сергей с силой дернул рукой и выпустил Груня. Рывок был до того мощный, что в ладони у него остался большой клок волос. Грунь, продолжая верещать, отползал в сторону деревьев. Его спущенные штаны мрачно волоклись за ним, а обнаженный зад неестественно дергался в такт воплям. Сергей моментально переключился на третьего противника, в глазах которого появился испуг. Насильник внезапно осознал, что остался один на один с Сергеем, и еще сильнее сжал рукоять ножа. Сергей понял, что противник испытывал страх и заметно нервничает. В этом состоянии он был особенно опасен, его действия становились непредсказуемыми. Сергей помнил наставления инструктора о том, что неуверенный новичок становится опасным противником в бою, поэтому удвоил осторожность и встал в стойку.

Некоторое время они переминались с ноги на ногу, пока Сергею не надоело. Оценив ситуацию, он мгновенно поднырнул под руку, в которой находился нож, с силой рванул противника в противоположную сторону, отчего неуправляемое тело развернулось на сто восемьдесят градусов, и положив чужую руку себе плечо, нажал. Она с громким хрустом сломалась. Противник за его спиной жутко взвыл, а Сергей, оттолкнув его от себя ударом локтя, бросился к лежащей на снегу девушке.

К его искреннему удивлению, это оказалась Рита Ванина.

Она пыталась подняться, но ужас и шок парализовали ее. Узнав Сергея, она стала всхлипывать сильнее, а в ее глазах метались страх и мольба. Она что-то шептала кровоточившими губами и безуспешно пыталась прикрыть обнаженное тело обрывками одежды, но потом перестала сопротивляться стыдливости, словно ей стал безразличен свой вид. Сергей быстро скинул с себя куртку и накинул ей на плечи. Она в ответ еще сильнее зарыдала и прижалась горячими пересохшими губами к его рукам. Он отдернул руки, погрозил ей пальцем, плотнее завернул ее в свою просторную куртку, поднял на руки и двинулся в сторону Дома культуры, стараясь быстрее унести подальше от этого оскверненного места.

– Сереженька, – заикаясь и плача, шептала она ему на ухо, а слезы сразу высыхали на ее горящем лице. – Пожалуйста, только никому не говори! Пожалуйста, я тебя умоляю! А я все для тебя сделаю.

– Ритка, ты что! Нужно вызвать врачей, милицию…

– Нет, нет, – испуганно перебила она и стала дергаться в его руках. – Никого не нужно вызывать. Проводи меня до дома и все!

Сергей опешил и долго не мог решить, как поступить в данной ситуации. Но ее испуганные, наполненные невообразимой тоской слова убедили его, и он, прижав сильнее, понес ее домой, стараясь избегать людных мест.

Их прикрыла наступившая ночь.

Они незаметно добрались до ее дома и вошли в квартиру, к счастью, не встретив в подъезде никого из соседей.

– Не бойся, – опять шепотом сказала она, когда они переступили порог. – Родителей нет. Они сейчас отдыхают на юге.

Он бережно усадил ее на диван. Распахнувшаяся куртка обнажила ее грудь, и Сергей стыдливо прикрыл ее.

– Мне нужно помыться! Срочно! Иначе я умру! – сказала она, и Сергей услышал в ее голосе истеричные нотки.

Он поспешил в ванную комнату. Быстро наполнил ванну теплой водой и вернулся в комнату к Рите, которую начало трясти от нервного перенапряжения. Слезы безостановочно текли по ее припухшим щекам. Она умоляющим взглядом посмотрела на него и прикрыла влажные глаза. Он понял ее без слов и осторожно, сам не понимая, почему так поступает, снял с нее куртку, обрывки одежды, отнес в ванную комнату, бережно опустил в воду и начал намывать, словно она была маленьким ребенком. Рита нисколько не противилась его действиям и даже не стыдилась своей наготы, а только нежно прижалась к его сильным рукам. Когда процесс был закончен, он приподнял ее, бережно поставил на ноги и завернул ее в большое банное полотенце. Вторым полотенцем, которое висело тут же на вешалке, он вытер ее волосы и снова, взяв на руки, перенес обратно в комнату на диван. Заботливо завернув ее в ватное одеяло, он откинул назад ее влажные волосы с лица и, взяв голову в обе руки, сказал:

– Ритка, бедная моя Ритка, как же такое могло произойти? Чем я могу помочь тебе?

Она молчала, до боли стиснув зубы, и старалась скрыть, насколько ей плохо, но слезы снова стали струиться по ее лицу. Ей внезапно стало стыдно и очень страшно. Осознание того, что скоро она останется одна, напугало ее. Сергей внезапно всем сердцем ощутил ее состояние и предупредил молчаливое желание.

– Тебе сегодня никак нельзя оставаться одной! – тихо произнес он.

Она нервно зашептала:

– Сереженька, миленький, не уходи сейчас! Останься! Без твоего присутствия я погибну! Честно-честно! Я не вру!

Ему было жалко ее. Он понимал, что в таком состоянии оставлять ее было нельзя, поэтому твердо решил, что сегодня ему следует спасать свою бывшую одноклассницу.

Он решительно взял инициативу в свои руки.

– Слезы долой! Немедленно задай себе вопрос «а что я смогу сделать, если самое ужасное случилось?» Задала? – Рита поежилась, но кивнула. – Так ты изменишь свою внутреннюю установку с «этого не может быть» на «мне не хотелось, чтобы это случилось, но выход есть и из этой ситуации». И еще ты избавишься от страха и постараешься найти выход из, как казалось раньше, тупиковой ситуации.

Рита снова поежилась, но уже с интересом смотрела на Сергея. Она вновь и вновь задавала себе его вопрос и понимала, что его совет действует.

– Ты никогда не обращала внимания на то, как человек нервничает? Он начинает дышать поверхностно и часто. Теперь проследи за тем, как дышишь ты! Состояние «как уставшая собака» не для тебя. Если ты действительно хочешь успокоиться, дыхание надо подстроить под следующий ритм: вдох – на счет один, выдох – на два, пауза после выдоха – снова на счет один. На паузе постарайся почувствовать покой.

Сергей замолчал, наблюдая за Ритой, которая старалась правильно дышать. Это у нее сначала не получалось. Она вновь и вновь вспоминала о правильном ритме, сосредотачивалась на этом и в результате незаметно для себя успокоилась. Слова Сергея приободрили ее, и даже подобие улыбки мелькнуло на ее лице, но произошедшее все равно не выходило из головы.

– Ты только никому не говори! Пожалуйста! – опять на нервном выдохе прошептала она.

– Рита, ты меня обижаешь! Сколько лет знаем друг друга, а ты так и не поняла, что я не тот человек, за которого ты всегда меня принимала.

– Спасибо, Сережа, но ты не прав. После выпускного вечера я убедилась, что ты один из лучших. Только одну ошибку я совершила в прошлом, тогда, когда тебя из комсомола исключали. Я внутренне не хотела этого, но поступила, как все.

– Ладно, Рита, что было, то было. Ты же сама говорила: «мы все юные ленинцы и должны помогать друг друг у». Кстати, вот ты как раз не все и всегда отличалась от других. Даже в милицию пошла на удивление всем одноклассникам.

Сергей сделал паузу и задумался. Рита после окончания школы поразила всех, даже учителей. Окончив ее с золотой медалью, она поступила в Высшую школу милиции. Это был смелый шаг, особенно для девчонки. Но это был ее выбор и, вероятно, осознанный, сделанный не под влиянием моды, а по зову сердца. За это он уважал ее.

Он еще некоторое время молчал, но потом словно о чем-то вспомнив, скинул свитер и рубашку, пропитанную кровью. Рана на боку была небольшая, но постоянно кровоточила и сильно болела.

Рита запричитала:

– Ты ранен? Это все из-за меня!

– Успокойся! – спокойно сказал Сергей и добавил: – Где у вас аптечка?

– На кухне в ящике стола! – дрожащим голосом ответила Рита.

– Ты подожди, я сейчас вернусь!

Он ушел на кухню, нашел аптечку, порылся в ней и прошел в ванную комнату, где промыл рану. Обработав ее перекисью водорода, он наложил марлевый тампон и закрепил его пластырем. Довольный результатом, он наспех застирал на рубашке кровяное пятно, надел ее и, посмотрев на себя в зеркало, мрачно произнес:

– Ну и морда!

Вернувшись в комнату, он взглянул на Риту, но вопрос не давал ему покоя.

Рита поняла его состояние и произнесла:

– Ты что-то хотел спросить?

– Да! Понимаешь, меня мучает вопрос о том, что мы зря не обратились в милицию и врача не вызвали. Что теперь будет? Когда приедут твои родители…

Она выразительным взмахом руки прервала его, хмуро поджала губы и, выдержав небольшую паузу, сказала, как отрезала:

– Ничего не будет! Хочешь выпить?

– Знаешь, Рита, вероятнее всего, что не откажусь! – Достань в серванте бутылку и стаканы!

Сергей поразился перемене, которая произошла в состоянии Риты. Появившаяся уверенность озадачила его, но он промолчал, удивленно подняв брови, и быстро вытащил из серванта бутылку «Мартини» и два хрустальных бокала.

– Откуда такая роскошь? – указывая на бутылку, спросил он. – Или империалистам продалась?

– Да нет. Здесь все просто и ясно. Однокурсники на Новый год подарили. Хотела в день рождения себя побаловать, но к чему теперь это. Будем считать, что день рождения у меня сегодня, а подарил его мне ты. Спасибо тебе, Сережка!

Она печально посмотрела на него. Сергею показалось, что она сейчас заплачет, но это ему только показалось. Он хотел корректно спросить ее о том, что может произойти с девушкой после случившегося, но жутко застеснялся. Его воспитание не давало ему смелости вести разговор на такую интимную тему. Она словно догадалась о его переживаниях и ни капли не стыдясь, опередила его слова.

– Сереж, не парься! Со мной будет все хорошо! А что касается того, что эта сволочь оплодотворила меня, то для меня самой это не страшно! Я все равно не могу иметь детей!

Сергей был шокирован не тем, что она не могла иметь детей, а тем, как она это произнесла. У него появилось стойкое ощущение, что рамки стыдливости, присущие девчонкам, у нее напрочь отсутствовали. Произнесла она эти слова так, словно констатировала факт. От этого он еще больше смутился и крепче сжал бутылку вина, находившуюся в руке.

Поставив бокалы на стол, он слегка дрожащими руками налил себе и ей. Свой он выпил до дна большими глотками. Тут же налил второй, и сразу очертания предметов задрожали в зовущем голубоватом тумане. Она заулыбалась, а он устало опустился на диван. Рита тоже допила вино, которое на удивление быстро опьянило и расслабило ее. У нее неожиданно появилось непреодолимое желание поделиться с Сергеем самыми сокровенными своими мыслями. Теми, которыми она не делилась даже со своей лучшей подругой Людмилой.

Она сама налила в фужеры еще вина.

Выпила и вытянулась на диване, положив свою голову на колени Сергею. Искренне уверенная в том, что с ним этими мыслями обязательно нужно поделиться, она начала говорить, удивляясь своей смелости и раскрепощенности.

– Я не рассказывала этого даже Людке и почему-то мне кажется, что тебе я должна об этом рассказать обязательно. Устала держать в себе. Извини, что так хочется с кем-то поделиться, а ты мне внушаешь доверие. Сегодня ты стал моей частичкой. Это ни к чему тебя не обязывает. Только пойми меня правильно. Это так важно для меня. Я уже тебе говорила, что детей у меня никогда не будет из-за кое-каких печальных событий и последствий злополучной операции.

– Какой операции? – спросил удивленный Сергей.

– Не перебивай меня! Я и так сама могу сбиться! – она сделала паузу, словно решая, продолжать дальнейший рассказ или нет, но через некоторое время уверенно продолжила: – Два года назад я делала аборт! Операция прошла неудачно. Я думаю, ты знаешь, что аборт делают для того, чтобы удалить нежелательного ребенка. Мало того нежелательного, да еще в девятом классе! А ребенок был от отчима, который изнасиловал меня в пьяном состоянии, когда мать ездила лечиться в санаторий.

Сергей открыл от удивления рот.

Мать Риты была заведующей детского сада и считалась одним из лучших специалистов района. Ее строгость и подчеркнутую нравственность всегда приводили в пример. Дочь также пошла по стопам матери, организовывая в школе общественную работу и занимая ответственные должности. Поэтому она была в свое время председателем совета пионерской дружины, а потом, соответственно, комсоргом комсомольской организации школы. Отчим Риты занимал должность ведущего инженера на заводе, который выпускал эксклюзивную керамическую плитку. Их семейная жизнь всегда считалась эталоном образцовой советской семьи.

– А как же мать? – спросил изумленный Сергей.

– А что мать? Она безумно любит своего мужчину, поэтому все это и придумала. Помнишь, я долго болела? Вот тогда она и увезла меня в город к своему давнишнему знакомому врачу. Там в одной из больниц мне и сделали анонимную операцию, которая прошла неудачно. Теперь я, как говорят, пустая, и жизнь не имеет никакого смысла. Живу, словно во сне, потому что нужно жить. Я поняла, что сама я слабый человек. Лишить себя жизни не получилось, а тогда безумно хотелось. Особенно было тяжело пережить предательство матери. Я думала, что она меня поддержит, осудит его, а она… Честно сказать, но иногда ночью просыпаюсь с одной-единственной мыслью. Я хочу убить мать и этого подлеца, который безмятежно спит в моем доме, но рабская преданность любящего ребенка к матери останавливает меня. Она властная женщина, которая искусно подавляет во мне все мои желания. В ее присутствии я превращаюсь в одноклеточный организм, не способный разумно мыслить. Вот и в милицию пошла, ради чего, даже сама не понимаю, вероятно, хотела хоть как-то досадить ей. Справедливости, Сережа, в жизни нет. Одна гадость и мерзость. Ты извини, что я тебе все это рассказала. Не поверишь, наболело так, что сил нет, а ты теперь связан со мной этой тайной.

Она сильнее прижалась горящей щекой к ногам Сергея и замолчала. Он осторожно стал гладить ее голову, осмысливая услышанное.

Все его представления о безмятежной жизни рушились под весом этих жутких слов. Он догадывался, что за благопристойным фасадом кипят дикие страсти, но впервые столкнулся с ними лицом к лицу. Теперь он понял, почему такая красивая девчонка, как Рита, так безжалостно, с ненавистью относилась к особям мужского пола. Налив себе еще один стакан вина, он судорожно выпил его до дна, утоляя безумную жажду, даже не замечая ручейков, которые текли по подбородку и падали на рубашку, добавляя к кровяным пятнам пятна винные.

Она ощутила его состояние, замерла и начала гладить его колени. Потом осторожно прикоснулась к раненому боку, пытаясь подобрать какие-то слова. Он, не обращая на это внимания, сильнее прижал ее голову к своим ногам и произнес:

– Ничего, Риточка, все будет хорошо! Я обещаю тебе! Ты преодолеешь трудности и еще будешь счастлива!

Он замолчал, мысленно представляя, что чувствует она. Это поставило его в тупик. Вынести такое, да еще дважды, сможет не каждый. Что она пережила, будучи школьницей, он боялся и представить. Такое даже и врагу не пожелаешь. Он хотел сказать еще что-либо ободряющее, но его слова так и остались невысказанными, словно что-то сдерживало их.