Текст книги "Царская рать"

– Могу, – сказал Торстен, сглотнув.

Он тоже испугался.

– Хорошо. Займитесь, Кирочка, – сказал Уэрр и задумчиво посмотрел на грязно-серый поток меж зелёных гор.

На большом обзоре и откидном экране перед ним одновременно возникла жёлтая надпись «готовность». На маленьком экране она была внизу, на фоне леса и синего озера сбоку за темными верхушками елей. Над озером раскинулось тёмно-синее небо.

Чудовищный поток катился, проглатывая валуны, деревья и ручей и приближаясь к устью узкой горной долины, где лесистые горы расступались, переходя в более ровный лес у озера, а ручей исчезал, растекаясь по широкому галечному ложу, к которому тоже подступал лес с обеих сторон. Галечное ложе было шириной метров пятьдесят.

Бледно-вишнёвый ковёр рубки почти не передавал лёгкое вздрагивание почвы под махиной трактора. Кира наклонилась и дала Эйринне понюхать «соль», мягко прижав к себе её голову.

Торстен подошёл к ним.

– Что со мной? – спросила Эйринна, захлопав ресницами.

– Ничего, Эйри, – сказала Кира. – Просто обморок. – Бери, Торстен.

Торстен нагнулся и нерешительно обхватил Эйринну за талию. Она уже сидела полулёжа в кресле, и молча смотрела на него.

– Ты что, не знаешь, как девушек носят? – спросила Кира, фыркнув.

– Не знаю, – мрачно ответил Торстен.

Он видел вещи и посерьёзней.

Ему довелось собирать раненых к Уэрру в полуразрушенной секции сожжённого звездолёта «Калинка». Но чего не было, того не было.

– А вы сами не можете?.. – спросил он, полуопустив Эйринну.

– Не может, – отрезала Кира.

– Возьмите её под коленки и под плечи, коллега, – посоветовал доктор Уэрр. – А голову прислоните к своему плечу.

– Спасибо, – буркнул Торстен и последовал полученному совету.

Девушка оказалась легче, чем он думал.

– Пошли, – повела его Кира, потянув за рукав.

– Не надо, Кирочка, – сказал Уэрр. – Он сам справится. Вы надели ей браслет?

Кира молча кивнула, отпустив рукав Торстена.

– Отнесите её в восемнадцатую, Торстен, – сказал Уэрр, не оглядываясь.

Надпись на экране и на обзоре стала красной.

Доктор нажал на жёлтую кнопку исполнения, слега притянув к себе штурвал. Мощный раструб лазера на гигантском чёрном яйце не шевельнулся. Возникший из него толстый как дерево ослепительно-белый сноп упёрся в бугристую поверхность показавшегося из лесистой долины серого вала раза в три выше подминаемых им елей. «Язык дракона…» – подумала Кира.

Раздался приглушённый грохот и свист. Уэрр заранее ограничил звук. Картина с экрана перешла на обзор. Белая молния хлестала край нависшего над лесом серого вала, заодно срезав верхушки целого леса. У гальки ручья деревья были срезаны под корень. Торчащие из крутого серого вала над ними глыбы, стволы и корни белели и испарялись вместе с грязью под действием космических температур.

Бледно-вишнёвый пол задрожал чуть сильнее.

Кира качнулась, протянув ноги под пульт и прислонив русую голову к спинке кресла. Она чуть съехала с кресла, чтобы достать ногой узкую кожаную стенку.

– Не балуйся, Кира, – сказал Уэрр.

Он щёлкнул тумблером, и виды на экранах поменялись местами.

В середине обзора внизу появились цифры исполнения и прогноза. Смолистые ели пылали над синим озером в сумерках, отражаясь в воде огненным заревом. Тёмная клубящаяся стена дыма скрыла вылезающий из лесистой долины серый язык дракона толщиной с колокольню и заскользила к трактору, поглощая жёлто-красное море огня. Она скользила по берегу к угрюмому лесу на другом берегу озера, поднимаясь всё выше в синее небо Словно тёмные грозовые тучи опустились на землю. Кира заметила перед ними пару летящих низко над водой белых птиц. Уэрр нажал коррекцию, и на обзоре осталась бледноватая картина почти без дыма. Выходящий из-за круглого бока горы толстый красно-чёрный язык дракона медленно полз в бурлящее вокруг него озеро. На берегу он был высотой с большую ель. А перед ним лежало поле торчащих и поваленных красно-чёрных стволов с прозрачными язычками пламени у земли.

На откидных экранах молния лазера металась по зелёным горам над устьем долины, срезая наклонные пласты грунта и горной породы. Они сползали в серую реку грязи глубиной с колокольню, тут и там скрываясь за лёгкой непрозрачной дымкой. Кира с любопытством посмотрела на Уэрра. Пол у неё под ногами вздрагивал.

«А вот теперь посмотрим», – подумал он.

Он вспомнил партию покера в «Сером автомобиле» Грина. Трактор был в кромешной чёрной тьме с языками красного пламени.

До этой каюты было совсем близко.

Она была тоже на общем этаже, метров восемь по пустынному обводному коридору с белыми плафонами посередине бледно-зелёного кожаного потолка. Торстен действительно нёс девушку первый раз в жизни. Но это была именно восхитительно симпатичная и красивая Эйринна.

И он был в неё влюблён.

Правая рука Эйринны высвободилась и обняла его за шею. Дверь восемнадцатой виднелась через одну. Голова Торстена была забита всякой чепухой. Он думал, зачем она это сделала – для удобства или по какой-нибудь другой причине, и боялся посмотреть на лицо девушки у себя на плече, чувствуя её волосы на рукаве и еле слышный чудесный запах, которого он раньше не замечал, при разговоре с ней.

Он не знал, открыты у неё глаза или нет.

– Доктор, что с ней делать? – спросил Торстен по внутренней связи.

Кира в красной бандане завороженно смотрела на схватку трактора с драконом. Пока что была ничья… Но она знала, что трактор победит.

– Вы слишком педантичны, коллега, – сказал Уэрр. – Уложите её спать и возвращайтесь.

– Следите за «книжкой», Кира, – проговорил он, не отрывая взгляда от обзора.

На нём пошли какие-то цифры, белые на красно-чёрном фоне. Машина сама следила за видимостью текста. А на откидном экране перед Кирой крутые склоны лесистых гор сползали в серый грязевой поток, кое-где скрытый за лёгкими тёмными облачками. Это были непроницаемые для обычной коррекции слишком густые скопления пыли.

Но поток всё равно уже кончался. С высоты орлиного полёта в лесистой горной долине за поворотом вдали был уже виден его тёмно-серый след, как от хвоста великого дракона. А дальние горы стояли как ни в чём ни бывало, покрытые тем же тёмно-зелёным лесом.

«И там всё равно скачут рыжие белей», – подумала Кира.

Угол наблюдения чуть заметно изменился.

«Зонд поднимается», – догадалась Кира.

Исполнение задания шло на автономном режиме. В рубке слегка пахло хвойным лесом. За стеной трактора была температура полторы тысячи градусов.

И она поднималась.

– Понял, – неразборчиво пробурчал Торстен у неё в наушнике.

Эта каюта была чуть побольше, чем та, где она была утром. Она была не запасная, а экипажная. Торстен положил Эйринну на застеленную мягким одеялом кровать и только тогда вспомнил, что она уже не в обмороке. Она смотрела на него, ничего не говоря. Её голова лежала на белой подушке с красной русской вышивкой.

«Красное и чёрное», – проплыло у него в голове.

Девушка лежала на красном шерстяном одеяле с длинным ворсом.

– Доктор, что с ней делать? – спросил он в замешательстве.

«Пойти, что ли», – подумал он.

– Док приказал уложить тебя спать, – сказал он.

– Правда? – тихо сказала она, следя за ним с подушки тёмно-голубыми глазами.

– Ага, – сказал он. – Ты подожди, я сейчас живо.

Он, немного путаясь, расстегнул такое же красное одеяло на второй кровати, мягко защёлкав «зубчаткой». С другой стороны на одеяле была белая простыня. Пододеяльники во Флоте не употреблялись.

Простыня шуршала свежестью. Согласно уставу, каюта или боевой транспорт оставлялись перед уходом в полном порядке и чистоте.

– Вот, – сказал Торстен, слегка разведя руками. – Ты сама можешь?..

– А что? – сказала она.

– Может, тебе помочь? – пожал он плечами, не замечая происходящего на обзоре.

Ослепительно белая молния била клубящуюся тёмно-бурую тьму. В каюте не была включена коррекция, и ничего не было видно.

– Разогнался, – фыркнула она и села на кровати.

Но ему всё же пришлось ей помочь.

По пути в рубку он не мог больше думать ни о чём, кроме мягкого красного одеяла, прижатого к подбородку, и больших голубых глаз. И того, как она там оказалась.

Было около пяти часов вечера.

Трактор стоял на другом берегу озера. Ели покато спускались к воде. В сгустившейся тьме ночи лёгкие остатки дыма слегка закрывали собой звёзды на том берегу. На месте устья горной долины смутно чернели будущие холмы из застывшей от огня могучего трактора чёрной грязевой сели. Лесной пожар сюда не дошёл. Ему преградили путь две речки и дым.

– Торстен, загляните на минутку к Эйринне и скажите ей, чтоб она перекусила и ложилась спать до утра, – сказал доктор Уэрр. – Только не задерживайтесь там, пожалуйста. Скажите ей, что это предписание доктора, хорошо? И что я проверю.

Кира стояла рядом на фоне звёзд. Уже стемнело, хотя было ещё только часов восемь. На крыше трактора под ночным небом со звёздами было зябко. Девушка с Уэрром уже часа четыре чинили главную торпедную пушку.

– Есть, док, – ответил глуховато Торстен из глубины трактора. – Вы скоро кончите?

– Минут через двадцать, – сказал доктор, кашлянув. – Покажи ей, где еда и возвращайся. Я снимаю отжим.

– Ладно, – сказал Торстен у них в наушниках.

Ели здесь были немного пониже. Их верхушки тихо шуршали где-то рядом внизу. До них было шагов дясять по гладкой броне во тьме под ногами. Протяжно ухала птица. За Кириной спиной из-за лесистых гор поднималась луна.

«Что они сейчас делают…» – подумала она про Криса и его спутников.

Уэрра она тоже плохо видела в темноте. Она стояла лицом к озеру, оглядываясь по сторонам и вдыхая свежий ночной воздух.

– Опусти забрало, Кира, – сказал он где-то у оружейного люка.

«Откуда он видит?» – подумала она вздохнув, и медленно опустила прозрачное забрало.

В нём сразу показалась чёрная фигура доктора, согнувшегося на коленях над открытым оружейным люком, тёмная поверхность трактора и острые верхушки елей чуть ниже за ней. Но она не любила этого неестественного зеленоватого цвета.

В шлеме не было реализатора.

Мимо её головы прожужжал крупный ночной жук. Девушка слегка отпрянула, чуть не нажав случайно на спуск бленгера. Она держала на нём палец ухе четыре часа с хвостиком.

– Вот видишь, Кира, – сказал Уэрр, подняв голову.

Ей стало стыдно.

– Можно? – сказал Торстен, заглянув внутрь.

Ему не пришло в голову, что она пока не умеет запирать дверь. Эйринна живо закрылась одеялом, как будто была не одета. Она кивнула, сидя в постели с подушкой за спиной.

– Слышала, что Уэрр сказал?

Дверь задвинулась позади него.

– Когда? – удивилась она, чуть натянув одеяло.

– Ты когда проснулась?

– Недавно… – сказала она. – А чего ты?

– А наушник не снимала? – спросил Торстен.

Она мотнула головой.

– Странно… – пробормотал он. – Правда?

Она вытащила из уха наушник и протянула ему. Торстен в недоумении повертел его и сунул в карман. Он так и стоял, не садясь.

– Бери, – сказал он, достав новый из ящичка в толстой крышке стола.

В ней было несколько ящичков с разными значками.

– Мне сейчас некогда, – сказал он. – Док сказал быстрей в рубку идти. – Ну как, слышно?

– Ага, – кивнула она, убрав со лба волосы.

– Слушай, – сказал слегка нескладный долговязый парень. – Док сказал, чтоб ты поела и снова ложилась спать. Тебе надо отдохнуть. Может, тебе валерьянки дать?

– А что это? – спросила она, сидя на кровати спиной к подушке.

– Для хорошего сна.

– Ну давай, – согласилась она. – А у тебя конфет нету?

– Нет, – слегка развёл он руками.

Он быстро достал из лёгкой аптечки в столе голубую таблетку, растворил её в стакане с холодной водой и отдав Эйринне шипучий напиток, достал одной рукой из ещё открытого буфета пару запечённых бутербродов и бутылочку сока с магнитным дном. Поставив всё это на стол возле изголовья, он сказал:

– Ну, мне пора. Надо в рубку бежать. Сейчас док с Кирой придут. Они там лазер чинили.

– Вот и прекрасно, – сказала она, качнув головой.

В тёмно-голубых глазах не было границ.

– Тебе ничего не надо? – замешкался он.

– Иди, иди, – сказала она, чуть насмешливо выпятив губу.

Мягкое красное шерстяное одеяло закрывало её почти до горла.

– Ну ладно… – сказал обескуражено белобрысый парень с белым шрамом возле уха и повернулся к двери.

Она только сейчас заметила этот шрам.

– А что ты надулся, как индюк? – спросила она.

У неё в наушнике в левом ухе голос Уэрра что-то тихо-тихо шептал Кире. Как шуршанье лесного ветра в ночной листве. В дремучем лесу…

Наушник был настроен на обоюдное наблюдение.

– Эйринна, – вдруг сказал громко Уэрр. – Пусть он вам даст крепкого чаю с ромом на сон грядущий. Обязательно выпейте, хорошо?

Торстен вернулся и одной рукой налил в заварочный чайник кипятка из буфетного «самовара». Чайник был увит фарфоровым шиповником с выпуклыми оранжевыми плодами в натуральную величину.

– Ладно, доктор, – сказала она. – А можно, он мне нарукавник снимет?

Торстен быстро бросил в чайник две щепотки чая и налил коньяка из маленькой пузатой бутылочки с причудливой вязью древнего полувымершего языка.

– Хорошо, – сказал доктор Уэрр у неё в ухе. – Не возражаю. А наушник не снимайте.

– Ага, – сказала она.

Убрав со лба волосы, она протянула Торстену руку с нарукавником. Нарукавник был на облегающем чёрном рукаве. Торстен послушно снял его и сунул в гнездо под крышкой стола.

«Красное и чёрное», – снова промелькнуло у него.

Но это были цвета Земли.

Не багряный Огонь и Тьма, а алая Кровь и Почва.

Цвета древней Эрозы.

– Приятных сновидений, – сказал Уэрр и отключился.

Что-то совсем тихо, еле слышно, проговорил в наушнике голос Киры. Как мягкий шелест дождя. Торстен повернулся, чтобы уйти.

– Спокойной ночи, Эрик, – сказала бывшая домината, сидя в кровати спиной к подушке с красной вышивкой.

– Спокойной ночи, – пробормотал он и вышел.

– Ну вот мы и дома, – проговорил доктор Уэрр, устало вытянув под столом длинные ноги. Как усталый путник за столом с хлебом и мясом в освещенной очагом придорожной харчевне. А за окном светят яркие звёзды… Они сидели в углу, и над головой Киры тускло горел бронзовый канделябр. Наискосок сидел Торстен, а рядом с ней – доктор Уэрр. Чай и розетки с клюквенным вареньем были ярко освещены вместе с блестящим тёмным столом из морёного дуба.

– Вы правда не хотите есть, Кирочка? – спросил Уэрр.

– А я чай с вареньем попью, – сказала она. – Я люблю чай пить.

– Я тоже… – сказал Уэрр. – Ну а мы с Торстеном немного закусим, а, Торстен?

– Угу, – кивнул тот.

– А что вам принести, доктор? – спросила она.

– Что-нибудь наподобие мяса или уж сыра, на худой конец.

Рыбу доктор недолюбливал.

– Присоединяюсь, – сказал Торстен.

Кира встала и проходя, слегка пихнула его рукой в плечо. В углах столовой царила таинственная полутьма. Кроме того, где они сидели.

И буфета.

– Выше голову, мой друг, – сказал доктор приунывшему Торстену. – Per aspera ad astrum, – загадочно прибавил он.

– Это ты слямзил? – подозрительно спросила Кира, вернувшись с круглым никелированным подносом и не увидев рядом с чашкой своей конфеты «Ну-ка отними» в красивом разноцветном фантике.

Поднос поблескивал расплавленным серебром.

– Да ну тебя, – махнул он головой.

– А, вот она, – сказала она, нагнувшись.

Она была снова в серой водолазке и шортах.

– А вы, Кира, испугались того людоеда? – спросил доктор Уэрр с добродушной усмешкой. – Вы не находите, что он сильно смахивал на циклопа?

– Можно подумать, что это «Одиссея», – хмыкнул Торстен, запивая дымящимся чаем пирог с бужениной.

– Ну что ж… в каком-то смысле оно пожалуй так и есть, – в раздумье проговорил Уэрр.

– А это был людоед? – спросила Кира с широко открытыми глазами.

«Вот такой она и была в шесть лет», – подумал Уэрр, представив себе синеглазую девочку с широко открытыми глазами.

– Испугалась, испугалась, – сказал нечувствительный Торстен. – Стоит как вкопанная с разинутым ртом.

– Ничуточки, – отмахнулась Кира. – Отстань, пожалуйста.

Она выжидательно уставилась на рыжего Уэрра.

– Ну… – начал он, улыбаясь в бороду.

– Факт, – сказал Торстен. – Людоед.

– А кого тут есть? Тебя, что ли? – снисходительно сказала Кира.

Не загоняйте его в угол, Кира, – сказал доктор Уэрр. – Лучше скажи нам, как тебе понравилась Эйринна? – обратился он к уминающему пирог Торстену.

Тот немного поскучнел. Кира с интересом посмотрела на Уэрра. Ей было всегда интересно, что он скажет.

Но особенно на этот раз.

– И как она себе вела? – закончил доктор свою мысль.

– М-мм, – промямлил что-то Торстен.

– А что, доктор… – запнулась Кира и замолчала.

Уэрр взглянул на неё с улыбкой.

«Защитники», – подумал он.

Впрочем, Эйринна нравилась и ему самому.

– Просто сейчас у нас вроде испытания, ребята, – сказал он. – И надо не уронить чести Комитета.

Древнее название Рати.

– Тем более, что другого, может быть, уже и не будет, – добавил он, взглянув на них и потеребив свой рыжий бакенбард.

Кира подняла голову, и он встретил загадочный синий взгляд под прямой русой чёлкой. Торстен молча доел свой пирог и незаметно подмигнул девушке. Они были чем-то очень похожи.

Как брат и сестра.

«Ангел прилетел», – подумала Кира.

– Доктор, а почему вы сказали, что качество потомства зависит только от мужского начала? – спросила она чуть погодя, опёршись локтями о стол.

Уэрр улыбнулся.

 
«Когда вода над головой, то жди дождя
А если встретился с тобой, то ждать нельзя»,
 

– вспомнил он.

Он написал это лет двадцать тому назад, когда ещё не прошла острота сожаления о Несбывшемся. Кира и вопросы были понятия нераздельные.

– Потому что женщина – это сокровище, а мужчина – тот, кто его ищет, Кирочка, – мягко сказал он немного погрустневшим голосом.

– А, – сказала девушка, слегка затуманившись.

Съев свою ситную булку с бужениной, Торстен отвалился на спинку дивана и блаженствовал, допивая ароматный крепкий чай в роскошной кружке с красными, зелёными и жёлтыми полосками.

«Надо ему повязку сменить», – подумала она.

Уэрр мешал ложечкой в уже пустом стакане. Он был в серебряном подстаканнике. Уэрр признавал только старинные вещи.

– Налить вам ещё чаю, доктор? – спросила она.

Чайник стоял на столе.

На дальнем конце стола начиналась темнота. Тёмные углы манили своей таинственностью, а в буфете горел уютный свет.

– Ну хорошо, барышня, – сказал он. – Только половину стакана, ладно?

Кира посмотрела на него каким-то всё понимающим взглядом.

– Расскажите нам снова о Дурингах, – виновато попросила она.

Ей не хотелось, чтобы этот вечер кончался.

– Я лучше вам завтра расскажу, можно, Кира? – сказал Уэрр, наморщив лоб.

Он пытался ухватить смутную мысль о Федерации и Гото-Гунской империи древности.

«Вульфилас, Тотилас, Аттилас…» – бормотал он про себя, смотря куда-то сквозь стенки трактора.

А тогда…

– Ну вот… – протянула Кира.

Как будто ей не рассказали сказку на ночь.

«Ну вот…» – подумал Уэрр, упустив из рук свою мысль, как барин налима в рассказе Чехонте.

Он взглянул на надувшую губы девушку и улыбнулся в усы, забыв о досаде. Что значат тайны Истории в сравнении с огорчением Киры Князевой?

«Вот в чём вопрос», – подумал он.

– На душе было светло, как в детстве. А в чём суть? – поинтересовался Торстен.

– Я излагал Кире некоторые аспекты генеалогии англо-саксов и русских, – сказал доктор Уэрр.

– Любопытно, – сказал Торстен, тоже вытянув под столом длинные ноги.

Небо затянуло тучами и сквозь них пробивался холодный свет луны. Обзор на столе в середине комнаты казался окном в подлунный мир. Оно смотрело прямо на них. Уэрру показалось, что он в какой-то заколдованной стране, где водятся феи и гномы. Он чуть подвинулся в самый угол, и оказался посередине между Торстеном и синеглазой девушкой.

– Семь лет не женитесь, – сказала Кира.

– А может, так мне и надо, Кирочка? – задумчиво сказал он.

Она не поняла, что он имеет в виду. Торстен созерцал тучи на обзоре. Луна почти зашла за лес, но всё ещё освещала рваные летящие облака.

– Всё дело в том, что на вопрос «кто ты?» вы можете ответить «русский», «славянин», «православный», «советский» или «коммунист». Или даже просто «красивая девушка», – сказал Уэрр с лёгким поклоном в сторону Киры. – В зависимости от того, как вы понимаете заданный вам вопрос.

Поэтому и ушедшие с родины Герулы отвечали Ромлянам в основном или «Киммеры», то есть германцы, или «Тевтоны», то есть последователи так: называемой дионисийссой веры, о которой вы должны уже знать. Особенно вы, Торстен.

Ну а потом, как это бывает у народов второй белой касты при разделениях во времена духовной скудости, они разошлись на три главные ветви: правую, левую и независимую. Знаете, как в сказке: у отца было три сына, и вышли они на перепутье, от которого расходились три дороги, и каждый пошёл своею дорогой.

– Два умных, а один дурак? – спросила Кира.

– М-мм… – сказал доктор Уэрр. – Не совсем, Кирочка. В той сказке дурак был наследником отца.

Торстен слегка улыбнулся.

Но Кира этого не видела. Она смотрела куда-то сквозь тёмную стенку, и в её потемневших синих глазах мелькали искорки от свечи.

– Иначе говоря, на религиозно-моральную, религиозно-расистскую и либеральную, – сказал Уэрр, немного помолчав. – И тогда наши общие предки назвались Свевами и поселились в Данмарке. Кстати, по этой причине Данмарк тогда и стали называть северной Тавридой – ведь Герулы были из Киммерской Таврии.

Это слово имеет тот же корень, что в нашем языке «свет» и «светлый», из чего вы можете угадать, о какой ветви здесь идёт речь. Ведь в имени народа всегда кроется его духовное лицо в момент самоназвания, то есть рождения.

– А в момент смерти? – спросила Кира, поглядев искоса на белую луну в «окне».

До него было всего метра три, и от колеблющегося света двух свечей на столе вся столовая утопала в полумраке.

– Так же, как люди, – лаконично ответил Уэрр. – Но вообще-то народы не умирают, а рождаются вновь и вновь.

– Так же, как люди? – спросила она.

– Отчасти, – улыбнулся он.

– А как же его значение в акиромском? – спросил непочтительный Торстен.

– Вечно ты лезешь, – сказала Кира в сердцах.

– Ну почему же, – сказал Уэрр. – Здоровый скептицизм…

Он посмотрел на часы над дверью в коридор. Светящиеся стрелки показывали без двадцати десять. Двойная дверь в темноте имела форму округлённого квадрата неопределённого цвета.

– В акиромском и в вымирающих языках Эвропы значение этого слова вторично, то есть оно определяло национальное качество уже известного под этим именем народа.

А после образования анти-христианской Гото-Гунской империи в 380-ом году прошлой эры, Свевы в Северной Таврии были разбиты и стали её данниками. Отсюда новое имя – Даны и Данмарк. Иначе говоря, Даны – это Свевы, оставшиеся на месте после захвата своего полуострова Гото-Гунами и ставшие их данниками. А в древности это означало порабощение.

– Но, как это обычно бывает, часть Свевов, избегая безнадёжного боя, ушла в нынешнюю Швецию, и потому сохранила своё имя, а часть – ушла после жестокой войны с Гото-Гунами, и потому разделилась на три новых ветви – право-моралистскую, лево-расистскую и либеральную: Англы, Русы и Норманы.

– Почему? – спросила Кира.

– Те, которые ушли без боя, не могли разделиться, потому что в них было уже мало ревности Духа. Это народ слабого Пламени: они не поднялись на защиту своей земли.

А те, которые поднялись – наоборот. Поэтому сразу после поражения в войне с общим врагом они разделились. Ведь больше их ничто не удерживало вместе, кроме плотского родства, а для Духа это ничто.

Ну вот… Англы, естественно, ушли в Англию, Норманы – в Норвегу, а Русы – сначала к границе Вендов в нынешней Летуве, потом под давлением окружающих враждебных сил на остров Руген, а уже оттуда – на ладьях к родственным по вере Финнам, которые и назвали потом всех шведов Русами, так как граничили в ньшешней Швеции именно с ними.

А более покорные остатки Русов возле Летувы и на Ругене стали называться Ругами и впоследствии ассимилировались. Фонетическая семантика имени изменилась: у нас в языке оно родственно слову «ругать». Причём именно не вторично, а исконно.

– А Венды? – спросила Кира.

Светящаяся стрелка неумолимо приближалась к десяти. Со стороны обзора раздался глухой равномерный стук, словно кто-то стучался в обитые медью ворота древнего замка.

– Слышите? – тихо сказала она.

– Звери, – сказал Торстен.

– Какие? – спросила она.

– Может, глиптодонт.

– Они разве здесь водятся?

– Хм, – хмыкнул Торстен.

Внизу ночного окна возникла белая цифра звука «0,3». Чёрные силуэты елей сбоку слегка закрывали серебрящийся край тёмного озера.

– Венды… – задумчиво произнёс доктор Уэрр, оторвавшись от обзора. – Вендами называли себя Визиготы расистского направления, уходившие в разные стороны от Гото-Гунского союза. А Венетами – такие же Остроготы. Корень этого слова родствен слову «Венера» в романском языке и словам «вено» и «венок» в русском. Часть Вендов была вытеснена вслед за Свевами в нынешнюю Швецию, но за ними туда вошли и Гото-Гуны, потеснив Свевов на север. Впрочем, собственно Гуны туда не попали, так как они в основном использовались для нашествий на Романскую Империю с территории нынешней Мадьярии, которая была им выделена их старшими союзниками, традиционными Готами. А Свевам, в свою очередь, пришлось потеснить родственных по вере Финнов к северу. Хотя в то время это были довольно дикие и пустынные места.

– А почему они были врагами Русов? – спросила Кира.

– Кто? – сказал Торстен.

Он так напомнил ей Витьку Крупнова, что она оглянулась в поисках несуществующей линейки. Тот тоже был белобрысый и ехидный.

– Твоя тётя, – сказала она.

Доктор Уэрр весело рассмеялся.

– А чего он, – сказала Кира. – «Как мальчишка», – подумала она.

– Видите ли, – сказал доктор, всё ещё улыбаясь, – у веры есть два измерения: идеология и дух. Вы можете совпадать по идеологии и не совпадать по духу.

Или наоборот.

Венды, как и все Готы, были готонами, то есть последователями так называемой первичной веры, вроде ромлян. А Русы – тевтонами.

– А Гуны? – спросила Кира.

– После окончательного воцарения христианства в Романской Империи она превратилась для готонов из союзника против этой «страшной ереси» в злейшего врага. Их мир рушился. Вспомните фарисеев Нового Завета. Мало того, что христиане, как все дионисийцы, верили в Сына Божьего, но они ещё и верили, что Он пришёл во плоти и стал человеком. Страшнее этого «богохульства» для закостенелых в своей идеологии фарисеев и остальных готонов ничего не могло быть.

Кроме этого, воцарение христианства в Империи вызвало к жизни арианство и таким образом стало причиной разделения самих Готов на ариан, признающих Христа как Пророка, и приверженцев «чистой» готонской веры. И поэтому после воцарения христианства в Империи наиболее закоснело-религиозная часть уже разделившихся Готов отправила из Причерноморья посольство к каспийским Гунам, пригласила к себе их соглядатаев и наконец заключила с ними братский союз, породнившись с ними и обещав им земли в нынешней Польше, Богемии и Мадьярии, полную поддержку в грабеже богатой Романской Империи и германцев-тевтонов, белокурых рабов и рабынь и золото.

Известный вам Ругилас и был порождением брачного союза между приземистым и смуглолицым сыном Гунского повелителя и прекрасной Готской принцессой.

– Бедная… – тихо проговорила Кира.

– Думаю, ей было противно, – согласился Уэрр. – Но она считала, что воля её отца есть воля Бога.

А это ошибка.

И всё это только потому, что у каспийских Гунов была та же религия, что и у Готских фарисеев. И те, и другие были готонами, причём Гуны – либерального духа.

– А Готы? – спросила Кира.

– Фарисеи – люди бездуховные, – сказал Уэрр. – Но они всегда моралисты.

– Как снандийцы, – сказал Торстен.

– Конечно, настоящие моралисты никогда бы не пошли на союз с нечистым, – сказал Уэрр. – Ведь древние христианские писатели считали Гунов как бы воплотившимися бесами, настолько они были страшны и грязны, во всех смыслах.

– А откуда вы знаете, что она думала? – спросила синеглазая девушка, вспомнив о принцессе.

– Что она думала… – в задумчивости повторил Уэрр. – Здесь нет никакой тайны, Кира. Просто вождь нации – всегда её лицо в данный момент истории. А в династическом браке всегда соединяются две нации.

– А ведь иудейские фарисеи и вошли в союз с бесами, – вдруг сказал он. – Вы только почитайте внимательней всё Евангелие. – Значит, Гото-Гунский союз был повтором… ровно 350 лет спустя. И значит…

Та мысль вдруг представилась ему ясно и отчётливо, как утренний сад за окном. Было удивительно, как он её раньше не видел. Ему показалось, что он уловил какой-то неведомый отпечаток Истории. От которых он слышал от своего Наставника Варсонофия, лет двенадцать назад.

– А кто такие вообще эти Гуны, док? – спросил Торстен.

– Налить вам ещё чаю, доктор? – спросила Кира.

Его чай совсем остыл.

Он так и не отпил ни глотка. От полутёмной комнаты со свечками на столе веяло чем-то романтическим. Доктору было сорок четыре года…

Он был старым холостяком.

– Спасибо, Кира, – сказал он. – Вы очень добры.

Он взглянул на девушку и немного пожалел о том, как он это сказал. Приходилось всё время держать себя настороже.

«Надо быть с ней похолодней», – подумал он.

– Гуны были старой либеральной ветвью сарайских казаров, уже смешавшейся со своими рабами и присоединившей к себе жёлтые массы разорившегося и деклассированного крестьянства.

а казары были одной из трёх ветвей пленённых Израильтян, вышедших из Ассура после его падения. Ведь народы ветвятся, как ветви дерева.

– Спасибо, Кирочка, – сказал он.

Она капнула ему в стакан коньяку и положила ложку сахара. Она уже знала его вкус. Две ложки старого коньяка на стакан.

– А как насчёт Швабии, док?

– Ты прав, Свевы осели и в Швабии, и в Швайце, а часть из них ушла вместе с Вендалами в Иберию. Гото-Гуны разогнали всех тевтонов и расистскую половину готонов – как Готов, так и германцев, – и были на равных с Империей.

Но их собственная земля была тогда в Данмарке, на севере полосы между Альбой и Одером. И поэтому война с Гото-Гунами была у таврических Свевов именно там.

Англы же ушли в Бриттанию по договору с Западной Романской Империей. С ними ушли и союзные им Саки, которые были вытеснены вместе с Герулами ещё из Таврии, когда туда пришли Остроготы из Понтуса. Ну а в Швеции, на треть занятой Готами и на две трети – полосами Вендов, Свевов и Русов, продолжались войны этих племён, в которых Венды занимали то сторону Готов, то сторону Свевов, – вплоть до воцарения там христианства в одиннадцатом веке прошлой эры.

Доктор Уэрр отхлебнул горячего чая с коньяком. Вокруг всё было то же – и полутёмная столовая со светом внутри буфета, и белые тарелки с чайниками на блестящем тёмном столе…

«Опять меня понесло», – подумал он.

Кира смотрела на него в ожидании, чуть приоткрыв губы в тускловатом свете канделябра. Лицо Торстена было немного в тени. Стол был освещён, как светлый островок с чаем и клюквенным вареньем в таинственной полутьме.