Текст книги "Царская рать"

– Пит, пойди-ка сюда.

– Зачем? – спросил он, не пошевелившись.

– Я гриб нашёл.

– Какой гриб? – удивился он, сев прямо.

– Сам увидишь.

На урок по рисованию они пришли вместе, и чуть-чуть опоздали.

– Ну-с, как вы это объясните? – спросил мэтр, глядя на них своими синими льдинками.

Пит ещё не прошёл на своё место и топтался вместе с Маком около холодильного ящика. Обе девочки с любопытством оглянулись на них.

– Это он всё, – буркнул он, слегка толкнув Мака локтем. – Со своим грибом…

Мак хмыкнул.

Мария смотрела на него с кресла снизу вверх. Митанни за учителем бросила фантик на утопленный столик сбоку и, чуть качнувшись, повернула к ним своё кресло.

– Садитесь, – коротко уронил мэтр, чуть пожевав губами. – Митанни, раздай бумагу для рисунка. Мак, подвинься к Марии.

Мария взглянула на придвинувшегося Мака, как будто впервые его видит.

– Начинайте, – сказал мэтр и повернулся к большому экрану.

У него на пульте лежала толстая кожаная тетрадь. Та самая, которую он получил на Станне. Мак мельком увидел красные и тёмно-зелёные записи.

Урок рисунка состоял в том, что Мария рисовала, что ей захочется рукой остальных учеников, а потом они несколько раз помогали друг другу обводить этот рисунок с закрытыми глазами. Пит был в паре с Маком, а Мария – с Митанни.

– А что рисовать, папа? – спросила она.

– Лошадь, – ответил старец, не отворачиваясь от своей толстой тетради.

– Хорошо, папа.

Пит водил рукой Мака по чёрному силуэту скачущей лошади и посматривал на часы над дверью в тамбур. Минутная стрелка была всё ещё возле трёх.

Сегодня был только один урок.

Лошадь была очень красивая, как белочка или мишка на конфетной обёртке кондитерской фабрики «Заря» у них в СССР, в Москве.

«Жалко, не раскрашена», – подумал Пит.

Есть он, правда, совсем не хотел, съев всю свою долю НЗ в виде орешков и развесного «юбилейного» печенья в серой коробке. Коробка была у них на двоих с Маком, и он съел только свою половину. Правда, надеясь, что Мак ему даст ещё. А сейчас… разве что чего-нибудь несладкого.

В животе и во рту было приторно.

«Кто это там?..» – подумал он.

На лошади сидел барон Мюнхаузен, очень похожий на Пита, хотя и с длинным носом. А на ухе лошади сидел какой-то кузнечик. Увидев, что Мак с Питом застряли у себя за шкафом, Мария бросила в Мака скомканной бумажкой, чуть послюнявив её для тяжести.

– Не балуйся, Маша, – сказал старец, не поднимая глаз.

– А чего они, папа, – сказала она нараспев, повернув к нему голову с золотисто-ржаными косичками.

В косичках были бледно-голубые банты.

После обеда Валентин Росгардович читал вслух сказку Евгения Шварца. В середине сказки Мария расхохоталась и посмотрела на мэтра большими глазами на готовом улыбнуться лице.

– Не смеши меня так, папа, – сказала она.

Сказка была довольно длинная. И это было хорошо. Она любила длинные сказки. Но всё кончается в этом подлунном мире…

– Конец, – сказал мэтр Соколов, закрыв книгу. – А теперь пора спать, девицы и рыцари.

Мак выпустил руку Марии из своей, и оказался снова в рубке, а не в волшебной сказке. Это всегда получалось как-то незаметно.

Она сама брала его за руку.

– Ну во-от, папа, – протянула она.

На экране шёл отсчёт расстояния и времени до точки встречи. Сегодня поздним вечером в десять часов тарелка должна была сесть на равнины Ильмы. В три часа дня по местному времени.

– А мы ещё не пили чай, папа, – сказала Митанни певучим голосом.

– Манную кашу и тёплое молоко, – сказал старик, насмешливо сверкнув из-под седых бровей колючими синими глазками. – Сегодня – до шести часов.

Митанни подошла и поцеловала его в седую голову, как будто получила в подарок волшебную палочку или скатерть-самобранку.

– Спасибо, папа, – сказала она.

Пит скорчил кислую мину.

– Ну-ну… – только и сказал мэтр, не успев встать с кресла.

Он и вправду был похож на волшебника. Взяв толстую книгу и оглядев Мака с Питом и девочек, он ушёл к себе, пробормотав им «спокойной ночи».

– Тебе понравилась сказка, Мак? – спросила Мария, взглянув на него большими, как небо, глазами тёмного синего цвета.

– Умора, – сказала Митанни.

Она присела на ручку своего кресла, слегка покачиваясь.

– Андерсен тоже ничего, – вставил Пит.

Он устроился в кресле Марии, а Мак как всегда сидел на серой кожаной табуретке рядом. Вообще-то Пит никогда не был заядлым читателем.

– Чепуха на постном масле, – сказала Митанни, покачиваясь.

– Грубо говоря и мягко выражаясь, – сказала Мария, опустившись на ручку папиного кресла, как пушинка одуванчика.

– А вы читали хоть? – съязвил Пит.

– Как же, – сказала Митанни. – Держи карман шире.

– А чего ж ты?..

– А нам папа читал, – сказала Мария. – Чуть-чуть.

Мак уже некоторое время отводил взгляд от фиолетовой бездны в глазах Митанни, а девочка старалась его поймать. Сама не зная, зачем. Он не хотел погружаться в тёмно-синее безмолвие ночного неба. Потому что втайне боялся, что уже оттуда не выберется.

– Пошли лучше чай пить, – сказала Мария.

– Ага, – не мешкая поддакнул Пит.

Он знал, что у них теперь тоже есть чем поживиться. Обе девочки легко встали, словно были почти невесомые. Они были в тёмно-серых байковых костюмах, с красивой нашивкой впереди на левом плече. Прямо у самого сердца. Золотая звезда на малиновом круге. На самом деле это была застёжка широко распахивающегося ворота.

– У нас ровно час с четвертью, – сказала Мария, посмотрев на часы. – Подумайте, как нам использовать это время.

Интонация девочки была тоже точь-в-точь как у седобородого мэтра. Мак даже покосился на неё с подозрением. Но она как ни в чём не бывало доставала из выдвижного ящика под своей кроватью банку варенья с тёмными вишенками на наклейке, легко нагнувшись и чуть не коснувшись головой ящика. Золотисто-ржаные косички рассыпались без оставшейся на Станне сетки. Её кровать была слева, где обычно у самого «окна» сидел Мак. Пит услужливо взял из рук Митанни самовар с чайником наверху. Отдав самовар, девочка встала ногами на густо-малиновое покрывало.

– Бери, – сказала она Марии, ступив по кровати и вытащив откуда-то вазочку с вафлями и «юбилейным» печеньем.

Пит не успел заметить, откуда она появилась. Вазочка была из прозрачного стекла цвета болотной тины, на тонкой как сосулька ножке.

«Ого», – подумал Пит, увидев на столе ещё и низкую тарелку в виде зелёного стеклянного листа с конфетами, пастилой и мармеладом.

Но зато орешков у них не было.

«Принести, что ли», – подумал он. – «А, ладно…»

– А каша? – спросил он.

– Ну её, – сказала Мария.

– Сейчас бы котлетки… – задумчиво сказал он. – Надоело одну кашу э-ээ… того. Можно с голоду загнуться.

– Прямо-таки, – сказала девочка.

Мак давно залез на своё место у звёздного окна обзора и ждал, чтобы все уселись. Торможение уже почти закончилось. Он не позволял себе глядеть на Марию слишком часто.

Без особой необходимости.

– А ты хочешь печенья, Пит? – спросила Митанни, усевшись с ним рядом и коснувшись его очарованным взглядом тёмно-синих как фиалки глаз.

Как будто спросила у прекрасного царевича, из какого он царства. Пит не выдержал и стал вылезать из-за стола. Его одолела совесть.

– У меня там орешки, – неразборчиво пробормотал он.

Митанни смотрела на него, не отрывая глаз.

– Ты что, Пит?

– Я сейчас, – сказал он, переполз по кровати у неё за спиной и вышел в свою каюту.

Она так и не догадалась подняться, лишь оглянувшись на него назад.

– Давай имена придумывать, – сказала Мария.

– Какие? – спросил Мак.

– Всякие.

– Тоже мне, игра, – сказала Митанни и косо посмотрела на дверь.

У неё был такой вид, как будто оттуда сейчас выскочит Петрушка. Дверь отворилась, и вошёл Пит с квадратной жестянкой в руках. В ней были оставшиеся орешки.

– А у нас в классе была девочка, по имени Дуринда, – сказал Мак.

– Заливай, – сказала Мария, повернув к нему голову и махнув косичками.

Мак посмотрел на чайник и потянулся к нему рукой.

– Спроси у Пита.

– Ну, – подтвердил тот, ставя свою банку на стол.

– А что там, Пит? – спросила Митанни, моргнув.

– Орешки, – сказал он и открыл банку.

– А Крис такой же, как вы, Мак? – спросила она.

Мария сидела и грызла «грильяж» с перепачканными шоколадом пальцами.

– Не-ет, – сказал Пит.

– Ладно тебе, – сказал Мак.

– Чего ты там, – сказал Пит. – Такой же, как ты, что ли?

– Ну… в общем и целом, – сказал Мак, взглянув вправо.

Девочка смотрела на него, сунув в рот шоколадный палец и раскрыв тёмные синие глаза словно в ожидании тайны. Но тайна была в ней самой.

– Давайте в жмурки играть, – сказала Мария, поставив свою чашку. – Кончайте есть, граждане.

Было четырнадцать минут шестого. До Ильмы было всего шестьдесят девять лун. С такого расстояния её можно было рассматривать как с низкой орбиты. Но в окне обзора чернел космос и сверкали яркие звёзды.

Ре была на другой стороне.

– Хочешь водить, Пит?

– Была охота, – сказал тот, жуя лимонную вафлю.

– А ты, Мак?

– Да ну… – сказал он.

Он как раз налил себе вторую чашку.

– А ты, Митанни?

– Не-а, – протянула она.

– Чур я считаю, – отказала Мария. – Доедайте скорее.

– Почему это ты? – сказала Митанни, чуть толкнув Пита рукой. – Наша очередь.

Льняные волосы были забраны в красную резинку и шелковистым водопадом спадали на шею.

– Ага, – сказал скрепя сердце Пит.

Он чувствовал, что чай останется недопитым. Мак посмотрел на часы и сунул в рот последнюю вафлю. Девушка наискосок от него начала считать певучим голосом, чуть растягивая слова:

 
– Икетэ пикете цо кото мэ
Абель фабель доманэ
Ики пики грамматики…
 

– Проглотил кило мастики, – прыснула Мария.

Мак оглянулся на неё.

Она сидела на покрывале, сложив ноги по-турецки. На бледно-белом овале лица сияли тёмно-синие глаза. Как синяя звёздная ночь.

Кто-то затормошил его в прохладной тёмной каюте. Это были руки девочки. Мак по привычке сразу проснулся, чуть не спрыгнув на пол.

– Скорей, Мак, – сказала она вполголоса, тормоша его за руку.

На потолке горел синий ночник.

– Тревога?! – подскочил Мак чуть не до потолка и сел, не понимая, почему так тихо.

– Тише ты, Мак, – сказала Мария в потёмках звонким мальчишеским голосом. – Пошли скорей.

Он спрыгнул на холодный пол, и тут же вспыхнул чуть приглушённый утренний свет.

– Потом оденешься, – потянула она его за собой.

– Да ну тебя, – сказал Мак, посмотрев на чуть заспанное лицо Марии.

Тёмная синь глаз была ясна, как утренняя заря.

Девочка тихонько свистнула, словно от удивления, и он выскочил вслед за ней в открывшуюся тамбурную дверь. Пита давно уже и след простыл. На его кровати только валялось тёмно-зелёной кучей одеяло. Наскоро одевшись, Мак не успел нацепить свои тапочки. Около койки был виден только один.

«Опять он своими ножищами…» – разозлился Мак.

Пит сидел в кресле Марии, и тоже без тапочек.

В бездонном чёрном небе висела залитая солнечным светом пенистая, сверкающая, голубая планета в белой пенящейся дымке молодого мира.

– Ильма… – прошептал Мак, встав рядом с Питом.

Мария примостилась на холодильнике.

В углу экрана светились белые цифры «9:55». А понизу, у самого края, шла зелёная оперативная информация. Она дублировалась голосом.

«Вражеских объектов на поверхности и на орбите не обнаружено. Вражеских объектов на Луне и в космосе не обнаружено. Обследовано 72 % поверхности Ильмы, 77 % околопланетного пространства, 81 % поверхности Луны…» – говорил боевой анализатор мягким и приятным женским голосом.

Они называли её «Надеждой».

Голос прервался, и пошло сообщение локального командира, доктора Уэрра. На планете был враг, Мэтр Соколов оглянулся, держа три пальца на мягком резиновом шарике аналогового манипулятора.

– Проснулся, милый? – сказал он не то приветливо, не то иронически. – Садись здесь.

Он показал на откидное сиденье. В таком положении Мак с Питом ещё никогда не были. Даже теоретически. То есть на уроках по практике.

– А как же… – начал Мак и замолчал.

Там были Крис и Кира…

А Уэрр советовал сразу лететь на Ильменну, к «Ромашке». Но мэтр ждал жёлтого сигнала дальней спецсвязи. На тарелке было спецоборудование, в том числе и треугольник ЛМИ. На экране вспыхнул и замигал жёлтый огонёк, как маленькое солнышко. Оно было в самом углу слева.

– Посадка через полчаса, милые, – сообщил мэтр, поглаживая седую бороду. – Рассаживайтесь по своим местам.

Пит нехотя поднялся и пошёл к себе на «Камчатку».

– Слушайте, – сказал старец, когда все расселись. – Сразу после приземления идём в гости к Крису и доктору Уэрру. Я пойду с Марией, а Пит – с Митанни.

– А Мак, папа? – сказала Мария, повернувшись на кресле к Маку.

– А Мака оставим сторожить тарелку, – проворчал старец. – Вернёмся часа через три, Мак. Остальное ты сам знаешь. С нами будешь держать обычную связь.

– А зачем? – вставил Пит из своего конца около двери в каюту.

– Просто отвлекающий манёвр, мой милый, – назидательно сказал старик своим резким скрипучим голосом. – И более ничего. – А теперь дай нам соку, Мария, – обратился наставник: к девочке. – Для бодрости. Та заглядывала в глаза огорчённому Маку, а он вертел головой.

– А куда мы пойдём, папа? – спросила Митанни, вытянув шею, чтобы посмотреть на Пита.

Мария разливала по бокалам яблочный сок. Он был кислый и непрозрачный. Другого «Онега» не выдавала. Старик считал, что такой сок натуральней.

– Вы – к Крису, – сказал мэтр.

– На, Мак, – сказала Мария, протянув свой поднос.

На нем стояло три длинных бокала с разноцветными линиями. Она взяла последний бокал и отнесла его Питу за зеленоватый шкаф.

– А может быть… – снова начал Мак.

– Нет, Мак, надо идти сейчас, – сказал мэтр. – А Крис с Кирой пока останутся у себя, до завтрашнего утра.

«Ромашка» будет здесь через шестнадцать часов. Мак кивнул. У него на душе скребли кошки. Расчёт старика был довольно прост. Но очень опасен.

– А где они с Крисом будут спать, папа? – спросила молчаливая Митанни.

– Придётся поместить их в вашей каюте, девочка, – сказал седой мэтр, склонив голову набок. – А вы – в маленькую.

– А если вам будет тесно, пошлю вас к тётке Виллине, – добавил он, увидев немой укор в её глазах.

Девочки удивлённо уставились на него.

– Больно надо, – сказала Митанни.

Мария разглядывала его, словно неведомое доселе явление природы.

– Ты что, папа? – с неодобрением сказала она.

Перед Маком была её голова с косичками и белая шея. Она уже успела заплести косички, скрепив их голубыми бантами.

Но Питу понравилась эта идея. Они трое с Кирой – отличная команда для старика. Хотя и к девочкам он тоже привык. Он вспомнил об их клятве… Но это было похоже на детскую игру.

– А чего вы? – сказал он из своего угла. – Вам же лучше. Поживёте себе на природе. У вас там как на курорте. Хорошо…

Он вспомнил крутобокую зелёную гору над ласковым синим морем. Он бы и сам был не прочь. Когда-нибудь после… когда он женится.

Нескоро.

– Когда рак на горе свистнет, – пообещала Митанни, смешно округлив большие тёмно-фиалковые глаза.

– После дождичка в четверг, – безмятежно подтвердила Мария, проведя по нему тёмно-синим взглядом и остановившись на Маке. – Пойдём лучше в гости, папа.

Она знала своего папу лучше, чем Пит.

– Смотри не влюбись там в кого-нибудь, – вдруг ляпнул Мак.

– Жди больше, – сказала девочка со светло-голубыми бантами в золотисто-ржаных косичках.

Этого она от него ещё не слышала.

– Успокойтесь, братцы, – сказал учитель, осматривая их синими глазками из-под седых кустистых бровей.

На экране была сверкающая и пенящаяся голубая чаша неправильной формы. Треть новой планеты скрывалась в темноте Ночи.

– Вон, – показал Пит.

В точке встречи на экране мигала красная звёздочка.

– Пальцем в небо, – сказала Мария мальчишеским голосом. – Одеваться, папа?

– Подожди, Маша, – сказал старец.

Тарелка опустилась на краю поля у самого леса. Снаружи что-то затрещало, и пол в рубке чуть-чуть наклонился. Они стояли. На длинном вогнутом экране были видны два гладких чёрных камушка размером с ягодку чёрной смородины, один на краю дальнего леса, а другой – у крошечного жёлтого обрыва над речкой. К ней спускалось обширное покатое поле с пыреем, ковылём и васильками.

– Можно, папа? – спросила Мария. Мэтр кивнул.

У Мака на душе скребли кошки. Его мучило неясное предчувствие. Мария и Митанни легко поднялись, как сдунутые ветром пушинки одуванчика.

– Форма номер три, – сказал мэтр.

Пит тоже поднялся с места.

– Я пойду, учитель, – сказал он.

– … Всем говори «вы», Мария, – учил старец в чёрной рясе на краю открытой полянки со слегка качающим белыми зонтиками дудником. – А то тебя неправильно поймут.

Они шли по полю вдоль леса. Пита и Митанни уже не было видно. Они пошли в сторону трактора Криса. До него было километра три.

– Так уж и неправильно, папа, – беспечно сказала семнадцатилетняя девочка, подняв голову к небу.

Был конец августа.

За последние долгие месяцы она изменилась и стала почти земной. Но только снаружи… И то не считая больших тёмно-синих глаз на бледно-белом лице и невесомой фигурки. Как зимняя ночь с первой звездой и шуршащей белой позёмкой.

Митанни нагнулась за цветком на длинном стебельке.

– Подожди, – сказал Пит, снова поправляя свой сапог.

В последний раз.

Они вышли на кривой луг и остановились. В лесу в ста шагах от них чуть неровно валялась гигантская лепёшка серебристо-белого ровера, слегка выступая на край мокрого луга. Толщиной лепёшка чуть-чуть не доходила до верха деревьев, а в поперечнике была метров сто пятьдесят.

У гладко поблескивающего края лепёшки на лугу стояли две фигурки в пятнистой форме и шлемах. Сбоку вдоль кромки леса к ним спешили ещё пятеро.

– Бросить оружие, – сказал на весь луг один из двоих у корабля.

Неприятный резкий голос говорил по-верхнегермански. С ближних деревьев слетели каркая чёрные вороны. Пит упал в высокотравье.

Митанни всё ещё стояла чуть впереди.

Не двигаясь с места, она неуловимо для глаза подняла длинную трубку лазера, и пять человек слева от чужого ровера неслышно попадали друг на друга и на землю.

– Не бойся, Пит, – сказала она.

Он понял.

На том месте, где была девочка, чуть хлопнув, вспыхнул язык бело-фиолетового пламени. Луч ровера попал в зарядную часть её лазера. В ту же секунду рука Пита в бурьяне сама собой нажала на спусковую кнопку свольвера, и обе фигуры возле беловатой лепёшки ровера с силой шлёпнулись и покатились по его наклонной плоскости, сползая с неё окровавленными трупами. Через мгновение новый луч прожёг в чуть откатившемся за таволгу Пите дымящуюся полосу шириной в палец.

– Держитесь! – заорал Кире и Тиму Крис, заметив на боковом экране взметнувшуюся наискосок к серому небу над лесом небольшую тарелку такого же цвета и нажав правой рукой на круглом рычаге быструю комбинацию из защитной и красной кнопок.

Почувствовав перегрузку, он успел ещё надавить и на оранжевую большим пальцем левой руки. Но уже через миг рванувшаяся вверх на перехват чернеющая громада трактора с трёхметровой ярко-красной овальной дырой на вмявшемся корпусе с невыносимо режущим грохотом разбилась о низко летящий ровер, пошедший за Маком в режиме антиметеоритной защиты, и была отброшена искорёженным чёрным куском в сторону широкого поля перед дальним лесом, в двух километрах за извивом реки.

Повреждённый ровер покачнулся и, изменив траекторию, срезал верхушки деревьев над лесом, резко взмыл вверх и взорвался от последней нагоняющей торпеды Уэрра. Сервоцентры ровера были выбиты всего на две секунды – и навсегда.

Доктор Уэрр смотрел на широкий обзор рубки, бессильно сжав белые кулаки. Большой палец утопил до отказа вогнутую оранжевую клавишу общего огня на набалдашнике правого рычага штурвала.

Мак видел всё, что передавал ещё не сбитый зонд Уэрра.

Увидев внизу своего экрана два красных и два зелёных крестика, он с мёртвой душой поднял тарелку с поля на краю леса в ускользающий разгон. Она задрожала, как тогда над Уэльфой.

Однако манёвр не удался, на высоте километра по днищу скользнул расфокусированный луч повреждённого ровера, слегка обнажив часть серой обшивки, и потерявшая управление тарелка с оплавленным корпусом ушла с переменным ускорением в бесконечное серое небо.

Тим у себя в каюте был ещё жив, когда отбитый трактор Криса падал на мокрое от дождя поле далеко за рекой, а Кира ударилась виском о стол кухни во время аварийного взлёта.