Текст книги "Миро-Творцы"

– У меня – нет, – ответил Гога. – И у Юстиана, и у Киры… Не говоря о Вадиме. А вот ты в себе не уверен – главная твоя беда! Потому и наскакиваешь на всех. Ну хочешь, с тебя и начнем?

– Ну да, – испугался Тим, – щас!.. – И даже отодвинулся от стола, готовый сорваться при первом поползновении.

– Лучше бы творцов подлечили, – проворчал он. – Игорька с Власием. А то ведь не просыхают!..

– Собственно, заклятия – это и есть излишки Тьмы, – сказал Юстиан, – всплывающие к поверхности при каждом эксцессе…

– Как дерьмо, – поддакнул Гога.

– … и обволакивающие сознание мутной оболочкой, подменяющие душу Зверем. Значит, надо чужеродные наслоения откачать!

– Чем? – спросил Тим. – Насосом?

– Мысле -облаком , – ответил Юстиан. – Главным нашим инструментом.

– Это у кого как, – возразил спец. – Вот Гога наращивает оперативку совсем иным местом!.. Действительно, почему не совместить? Все равно ж дамочки своими мозгами не пользуются!

И тут же прикусил язык, с опаской поглядев на Киру. Но ту, судя по всему, его мнение не заботило. Уложив подбородок Вадиму на плечо, гардейка напряженно вслушивалась в разговор. И Вадим тоже помалкивал, наблюдая, куда занесет эту троицу.

– Подобное притягивается подобным, – сказал Гога. – Чем повернешься к человеку…

– Задом, – буркнул Тим.

– … тем он и ответит – в конце концов. Если хватит терпения и…

– Жизни, – прибавил щупляк. – Наслышаны про “подставь щеку”! В основном те и проповедуют, кто любит мордовать. Еще бы – такое раздолье!..

– Назначение искусства – бередить спящие души, – объявил Юстиан.

– Ох, лучше там не шуровать! Иначе и всплывет… это самое.

– Теле и пирокинез, молнеметание, даже телепортация с левитацией – детские игрушки в сравнении с настоящими чудесами, – заговорил Гога. – Мы должны понять, что мысле -облако и вправду лишь инструмент, внешнее проявление магической сути. Главное – в способности магов дотянуться сразу до Хаоса и Тьмы, чтобы привнести их в реальность и увязать в гармоничное целое. Тогда и создаются миры – если хватит размаха удержать их в сознании и смелости не испугаться масштаба творения.

– Один уже натворил, – пробурчал Тим. – До сих пор расхлебываем.

– Потому нам и требуется равновесие, – заметил Юстиан, – чтобы не съехать в колдовство. Одной привязки к богатырям вряд ли хватит. Якоря – штука важная, но не в такой шторм, когда ломает мачты, а корпус разносит вдрызг.

– Что значит сочинитель! – хмыкнул Гога. – О бразами так и сыплет. Но вернемся к баранам… Что нужно сделать, дабы избавиться от инерции и косности рассудка, чтоб мысли порхали, как в юности, а не плелись дряхлыми клячами, страшась свернуть с наезженной тропы? Чтобы мой Зверь сидел в клетке или, на худой конец, в конуре, а не распоряжался в доме вместо хозяина. – Он снова хмыкнул: – Во, и я разродился!.. Короче, как избавиться от заклятий?

– Если представить сознание разделенным на блоки, – заторопился Тим, вполне уверенный, что сам это придумал, – то на рассудок, как расчетный блок, могут влиять все другие – отражающие реальность, Хаос, Тьму… даже людей!

– Последний назовем совестью, – со смешком подсказал Гога.

– А степень влияния обусловливается прочностью перегородок и нашей способностью ими управлять. Если того и другого вдоволь, рассудок может черпать фантазию в Хаосе, не срываясь в распад, и знания во Тьме, не затемняясь манией. Погружаясь в одну стихию, он зацепляется за вторую и добывает “живую и мертвую воды” в должных пропорциях, чтоб создавать чудеса… Хотя бы внутри сознания.

– Или разума, – прибавил Гога.

– Или души, – дополнил Юстиан. – И это уровень творца – отнюдь не мага. И не стихии это, а их отражения в сознании. Вот когда творец углубляется душой настолько, что уже касается иных пространств, – тогда и начинаются чудеса!

– Но если не хватает жизне -силы , – продолжал Тим, – или нарушается управляемость перегородок , или прозрачность их задается снаружи…

– Наконец что-то новое! – заметил Гога. – До сих пор ты цитировал Вадима.

Озадаченно Тим посмотрел на него, только сейчас начиная что-то вспоминать. Он всегда умел убедить себя в чем угодно.

– Что, в самом деле? – спросил Тим. – Вот пакость!.. А я-то удивлялся, откуда это во мне?

– Давай-давай, не отвлекайся! – подстегнул Вадим. – Еще не все потеряно. Только подошел к интересному…

– Правда? Тогда едем дальше… Что есть заклятие, как не матрица, снятая с подходящего образца и наложенная на жертву для отливки в ней стереотипов? Это может учиняться родителями, государством, колдунами… Суть одна: сотворить из человека покорную марионетку, направить по предначертанному пути. И вот эдакий урод внедряется в свободную душу, точно вирус в комп, и принимается подстраивать перегородки под себя, истончая ту, что защищает от Тьмы, а от Хаоса отгораживаясь железобетоном. Вдобавок матрица ведет себя, как энергопаразит, перекачивая жизне -силу жертвы в заклинателя. Мало-помалу человеком завладевают инстинкты, он делается управляемым и прогнозируемым, точно трамвай. И, как тот, катит себе по рельсам, пока не упрется в тупик.

– Все замечательно, – сказал Гога. – Нет, вправду, придумка стоящая!.. Однако вопросы остаются. Где хранится навязанная программа: в блоке Тьмы, в перегородках , в оболочке ? Как избавиться от нее? Как выявить и уничтожить вирус?

– Не следует забывать: это лишь модель, – заметил Юстиан. – И деление на блоки условно. Наивно думать, что простенькая схема исчерпывает все многообразие душевных порывов!..

– И все ж понимание облегчает, – ввернул Тим.

– Согласен. Но почему не допустить наличие в сознании некоей глубинной сути, собственно и задающей личность? И что таких сутей может быть несколько.

– Как близнецов, что ли? – мрачно спросил Гога. – Ну вот, только что-то начало проясняться!..

– Но ведь матрица и есть чья-то суть, насильно внедренная в душу.

– Это набор программ, инстинктов и рефлексов, – отрезал системщик. – И все. Да я могу такую же “суть” устроить на компе!

– У тебя есть другие идеи? – спросил Юстиан.

Усмехнувшись, Гога покачал головой.

– Так вот, – продолжал творец, – нет смысла искать вирус в каком-то отдельном блоке – он живет во всем сознании и пытается его подчинить.

– Еще один Зверь, стало быть?

– Зверь – как раз и есть инстинкты, диктат твоей плоти. У него нет цели, нет личности – сплошные животные позывы. А матрица стремится захватить власть, чтобы подменить тебя собой.

– А почему не тебя? – спросил Гога. – Я-то при чем?

– Если потребуется, она сделает Зверя союзником. Затем и его подомнет, лишь бы направить душу по предписанной тропке. Это и называется “продать душу дьяволу”: когда ее лишают выбора.

– Допустим, – сказал системщик. – Но что это дает?

– Раз мы знаем, что имеем дело с личностью, то и поступать можем соответственно: изолировать, выманить, вытолкать…

– Ну да, осталось лишь изловить!

– Надо создать численное преимущество, – объяснил Юстиан. – Если человек хочет избавиться от заклятия, ему нужно впустить в свою душу дружественного мага и устроить облаву на чужака – с гиканьем и стрельбой.

– Ага, а у друга-мага внутри собственный вражина – и опять все на равных! Конечно, можно обменяться…

– Между прочим, не так и глупо, – заметил творец. – Если к своему настолько привык, что почти не отделяешь от себя, то чужого сразу вычислишь.

– “Осталось уговорить жену”, – заключил Гога. – Ну, с кого начнем?

И оба, не сговариваясь, посмотрели на Тима.

– Э, вы чего? – снова заволновался тот. – На кошечках упражняйтесь!

– Господи, ну не выйдет, так не выйдет! – сказал Гога. – Тебя подвесят за это, что ли?

– Не за это, – возразил Тим. – За другое место… Слушайте, кончайте, а?

– Дети, не ссорьтесь! – призвал Вадим. – Кстати, мне вспомнилась одна байка – не помню, где слышал.. Так там один маг создал свою копию, один в один, а затем выпихнул из себя матрицу – прямиком на обманку. Заклятие спало в момент. И тут такое началось!..

– Ну что, – спросил Гога, – создадим еще одного Тима?

– А если у него этих матриц с десяток? – засомневался Юстиан. – Что мы будем делать с такой оравой? И как бы настоящего не потерять!

– А побросаем всех в воду, – предложил системщик. – Которые чужаки – всплывут; а настоящий утопнет. Рецепт проверенный.

– Идите-ка вы! – огрызнулся Тим. – Как бы я самих вас не побросал!

– Да, точно, – вздохнул Гога. – В эту душу заходить опасно – разве вдесятером. А то нам устроят “численное преимущество”!..

Чем дальше, тем больше Окно походило на настоящее – даже запахи сквозь него пробивались. Словно бы с течением времени экраны постепенно сближались, дрейфуя по Зазеркалью. И в Вадиме крепло убеждение, будто он может протянуть к столу руку и взять, что пожелает.

Однако первой на это решилась Кира – наверно, ей надоело глазеть на чужое застолье, истекая слюной. Вдруг привстав на коленях, она потянулась мимо Вадима к столу, удаленному на десятки километров, и ухватила кусок торта, словно для нее это было обычным делом. Но через секунду сама испугалась, едва не выронив лакомство.

А маги тотчас замолчали, забыв про споры, и уставились на нее, словно на призрак. У Тима даже челюсть отвисла – впрочем, он всегда реагировал стандартно. К тому же торт стянули именно из его тарелки.

– Ну, заходите, – сказал затем Гога. – И чего не придумают, лишь бы спереть лучший кусок!.. Я-то думал, сюда достают лишь картинки да молнии.

– А если… – Не думая о последствиях, Тим уже тянулся пальцами к Окну. Но прежде, чем он коснулся опасной зоны, Вадим звонко хлопнул в ладони, и спец шарахнулся назад, едва не сковырнувшись со стула. Рефлексы у него не изменились с кабэшных времен, а ведь шуточка не из свежих!

– Куда лезешь? – спросил Вадим. – Давно нос не защемляли? Для начала швырнул бы чего – если уж умней не придумал.

– Так ведь она… Понял!

Вздохнув, Тим сцепил перед собой руки и уставился на свою чашку, еще наполовину полную. Через секунду она взмыла в воздух и поплыла через Окно, легонько покачиваясь. Следом устремились чашки соседей, вместе с тарелками. Впрочем, Гога свою порцию сразу догнал и водворил на место – тоже не касаясь. Как видно, с вечера маги сильно продвинулись в этих забавах. Может, и в других тоже?

На всякий случай Вадим контролировал транспортировку своим облаком , но Тим благополучно доставил посуду на столик рядом с пультом, не пролив ни капли.

– От нашего стола – вашему, – сказал он удовлетворенно. – Это и впрямь похоже на дыру!

– Осталось научиться отворять ее на любой поверхности, – откликнулся Вадим. – Черт, где бы найти Школу магов? Ведь столько не знаем!

– Вот про чертей не надо, – сказал Гога. – Среда-то враждебная – во всяком случае, пока там вампиры. Не накликать бы беду!

– По-моему, они и сами там плохо ориентируются, – заметил Вадим. – Иначе бы такое устроили!..

Заворочавшись, Кира перебралась к нему на колени и принялась чаевничать, поочередно отхлебывая из трех чашек. Взгляды магов немедленно притянулись к ней, следя за каждым движением. Действительно, от ведьмы исходили такие эманации!.. Не говоря о том, что ее вид ласкал взор каждого настоящего ценителя.

– Значит, Знак плюс Знак, – проговорил системщик, словно заучивая урок. – Зеркало накладываешь на зеркало и зеркалом погоняешь…

– Получается полтора оборота, – подсчитал Тим. – Это мы уже кушали!

– Одно зеркало – настоящее. С ним романтичнее. Не заблудиться бы в этом Зазеркалье!.. Как ты разыскал нас, Вад?

– По наитию.

– А, ну да!.. А если с этим проблемы?

Вадим пожал плечами:

– Ну вывалишься где-нибудь. Там сейчас столько экранов!..

– Где я найду под свои габариты? И потом, каково будет зрителям? – Гога ухмыльнулся: – Такой подарочек!..

– Если мы навостримся с Окнами, да с зеркалами , да с огне -шарами , – заговорил Юстиан, – а к ним добавим молниевые пробои, это, конечно, расширит арсенал. Но мы забыли о главном нашем назначении: создавать. Существ, ситуации, города, миры!..

– Может, отсутствие заклятий и создает предпосылки? – сказал Вадим. – Сейчас мы способны на чудо лишь на пике чувств, а такое не длится долго. Но если избавиться от матриц, душа сможет растянуться от Хаоса до Тьмы без риска пойти вразнос.

– Погодите-ка! – вмешался Гога. – К вопросу о “ситуациях”… То есть предполагается, что и в жизни можно плести сюжеты – в пику пресловутой судьбе? И поворачивать течение событий в угодную сторону?

– Если творцы делают это в мире иллюзий, – произнес Юстиан, – почему магам не вершить то же самое в реальности?

– Потому что тут действуют живые люди, – ответил Гога. – Легко управлять придуманными персонажами!..

– Ты так думаешь?

– Между прочим, – вмешался Вадим, – на Огранде есть целая колдовская отрасль, именуемая “плетением судеб”. И плетут их такие ткачихи!..

Видно, дело и впрямь двигалось к развязке, если в его сознании стали всплывать сведения, прежде закрытые для землян. Или причина в том, что Эва во сне расслабилась и наружу поперло запретное? Да здравствует здоровый сон!

– Колдовство зиждется на насилии, – заявил Гога. – Это равносильно тому, когда бездарный автор навязывает герою несвойственные поступки, силком впихивая в придуманный сюжет. Для того и требуются матрицы.

– Это и называется “легко управлять”? – осведомился Юстиан.

– Но одаренного ведут персонажи, – продолжал системщик. – От автора требуется лишь антураж, а уж они сами разберутся, чего там натворить!.. Если ты маг – значит, одарен. А это сильно сужает инструментарий.

– Персонажи, как и люди, поддаются убеждениям, – возразил творец. – У них тоже имеется некоторый люфт в поведении, и во власти автора влиять на настроение персонажей, чтоб они не слишком своевольничали. И потом, есть же стихии, звери, чудища, коими повелевает создатель! Не так и мало способов направить героя в нужную сторону.

– Это не тот герой, – вставил Вадим. – Настоящего с пути не свернуть. Он либо пробьется, либо погибнет.

– Хорошо, – сказал Гога. – Если доводить аналогию до логического завершения, нужно и магов классифицировать, как творцов. То есть поделить на мастеров слова, ситуаций, персонажей, сюжетов… И как высшая категория – творцы миров!

– “Высшая” – это из лексикона вампиров, – возразил Вадим. – Давайте хотя бы тут воздержимся от оценок!

– Никто ведь не отменял такое понятие, как Лестница?

– Вот пусть каждый и взбирается по ней в одиночку. Естественно, тебе импонируют масштабные полотна – “всяк кулик…” Но кто сказал, что миниатюры уже не искусство?

– Критики боишься? – выскочил Тим, хотя никто на него не нападал. – Не любишь объективных оценок! – И показал на Вадима пальцем: – “Да ведь король-то – голый!”

– Ну, молодец, – фыркнул Гога. – Умный!..

– Зачем добавлять себе сложности, – внезапно спросил Юстиан, – если через Окно можно проникнуть куда угодно?

– Только не в Храм, – ответил Вадим. – Я уже пытался к нему подобраться через Зазеркалье. Но то ли там нет тивишников, то ли вампиры перекрыли все подходы, то ли сам Храм заговорен – короче, проникнуть туда можно лишь обычными путями.

– Ну да, а нежить уже изготовилась к встрече!..

– Днем? Полагаю, при свете Хищники преображаются настолько, что забывают многое из ночных забот. До заката почти все они – обычные чинуши, вполне вжившиеся в свои роли. Так что некоторая фора имеется.

– Тогда еще вопрос, – произнес Гога. – А не смогут ли сии вражины тем же макаром проникнуть к нам?

– Во всяком случае, обесточить все тивишники в Замке не помешает, – сказал Вадим. – И лучше заняться этим прямо сейчас. А уж я как-нибудь отыщу вас, если припрет!

Затем он вернул Гоге посуду и убрался из его уютной берлоги, а заодно – из Зазеркалья, сразу потушив экран.

– Ну, – спросил у Киры, – пошли досыпать?

С готовностью та соскочила с его коленей и упорхнула на постель, оставив Вадиму место по центру. За время разговора гардейка не проронила ни слова – действительно, с ней стряслось нечто серьезное.

Едва рассвело, в покои заявился измотанный, красноглазый Алекс и на скорую руку зарядил Вадима массой полезных сведений, не обращая внимания (немного слишком не обращая) на голых красоток, непринужденно слоняющихся через гостиную по своим женским надобностям. Бедняга Орест оцепенело покоился на дальнем краю многоспальней постели, куда его уложили с вечера. И, кажется, только-только перевалил за середину спячки, потребной ему для восстановления, – так что его даже не пробовали будить, когда принесли обильный завтрак.

Подкрепившись, компания спустилась вниз, в опустелый, притихший зал, где к ним примкнул Адам, успевший перехватить у здешнего буфетчика, – и уже в полном составе они покинули дом. Снаружи оказалось солнечно и тепло, как в те давние дни, когда можно было без опаски выбираться на рыбалку в такие же роскошные места. Знакомый вертолет ждал на площадке, однако, во избежание новых сюрпризов, управлял им один из спецгардов Алекса. Впрочем, и это не давало гарантий.

– Кира появится в Студии позднее, – сообщил шеф. – Будет держаться неподалеку. А уж мы постараемся не упускать из виду ее.

– Честно сказать, нам было б спокойней без вашего присмотра, – сказал Вадим. – Но отнюдь не вам, верно?

Алекс усмехнулся и, прощаясь, со значительностью пожал Вадиму руку – сегодня на диво к нему внимательный. А вот Кира, наоборот, с утра демонстрировала отстраненность, будто переусердствовала с заданием и углубилась в союзнический стан сверх планируемого. И теперь сама же этого испугалась.

Из-за спины Алекса девушка помахала троице рукой, слегка перебрав с небрежностью. Затем ВИА “Атлетико” скоренько погрузился в вертушку, и она сразу взлетела, чтобы не мозолить глаза гостям и челяди. Адам сейчас же опустился в кресло второго пилота – словно бы из любопытства, а на самом деле для подстраховки. Вадим и Эва расположились в салоне, где были сложены инструменты, подаренные Первым. Пронесясь над водной гладью, машина круто взяла вверх, оставив деревья далеко под собой, и легла на обратный курс, к городу.

– Все же тебе понравилось, – с усмешкой заметила Эва, поглядывая в оконце. – Не криви душой, святоша!

– Будь искушения не столь сладостны, они перестали бы искушать, – ответил Вадим. – И поддаться им может всякий!.. Другое дело, сколь искренним станет раскаяние.

– И как у нас с искренностью?

– А тебе бы чего хотелось?

– Впечатлений – побольше! Ты ж знаешь: я жадная. Выйти из твоей “пиктограммы” я не смею, зато могу испытывать тебя на прочность. И это бывает забавно.

– “А если сорваться – сорваться вдвоем”, – процитировал Вадим старую песню. – По-твоему, так лучше?

– Я полагаюсь на твою цепкость, – беспечно заявила женщина. – Пойми наконец, мне не нужна от тебя верность!..

– Ой ли? – не поверил он. – Слишком часто это говорят.

– Но ведь не я?

– И потом, возможно, она нужна мне.

– Кто?

– Верность.

– А если я докажу, что для меня благо – твои измены? Что они обогащают мою жизнь, прибавляют Силу? – Эва засмеялась. – Что тогда запоет твой альтруизм?

– “А если б он вез патроны!” – беззлобно огрызнулся Вадим. – И как насчет тех, с кем я буду изменять? Думаешь, меня прельщают блудницы? А с прочими это не бывает просто.

– Например, со мной? Что-то ты не слишком маешься по моему поводу! А ведь я плохо подхожу под ваши стандарты, да и веду себя кое-как…

– По-твоему, я должен рвать на себе волосы и стенать: ах, ты меня не любишь; ах, ты меня не хочешь!.. Ну, не любишь – что я могу поделать? Может, я не стою того, может, ты сама не способна на любовь – все равно ее не выпросить! Что ж, хватит и тех крох, кои перепадают. К счастью, в прочее время мне некогда скучать.

– Ну, ты привереда! – воскликнула ведьма. – Чего тебе не хватает? Одна случка со мной стоит десятка других, сам же знаешь! – значит, мы схватываемся по два раза на дню. А хочешь, будем видеться чаще?

– Послушай, милая, я ведь человек – в отличие от тебя. И, как все нормальные мужики, нуждаюсь в подруге – понимающей, жертвенной. Это эгоизм, но что делать: таковы люди!.. Впрочем, ради “высокой и чистой любви” я и сам готов отвергать себя.

– Баш на баш, да? – фыркнула Эва. – Честный торг, ну еще бы!..

– А вот ты признаешь лишь свою выгоду, – возразил Вадим. – По-твоему, это справедливо?

– А по-твоему, это должно меня заботить?

– Но ведь ты “дракон”! – воскликнул он. – Это по систематике Брона. Или демонесса – по моей собственной классификации.

– Допустим, – сказала Эва. – Так что?

– И для полноценной привязки к яви тебе нужно запустить в нее прочные корни. Я не знаю, почему ты выбрала именно меня. И могу лишь предполагать, чем околдовала: может, приняла облик моей мечты, не меняя стервозной сути, – а в действительности смахиваешь на спрута или паучиху-переростка…

– Ну, ты сказал! – Она даже развеселилась.

– Но теперь и ты от меня зависишь, хочешь того или нет. И потому вынуждена принимать мои правила игры, иначе вылетишь из реальности в момент, – такова твоя плата за могущество. А ведь я “бога люблю больше”.

– Тоже мне, ходячая совесть нации! Ты на себя в зеркало-то смотрел?

Однако прежней уверенности в ее голосе не ощущалось.

– Интересно, – задумчиво молвил Вадим, – если ты будешь притворяться любящей достаточно долго – может, и вправду сделаешься такой? Вживешься в роль, войдешь во вкус. “Если долго мучиться…”

– Фиг чего получится, – отрезала Эва. – Размечтался!.. Примеряешь меня на роль домохозяйки, матери твоих детей?

– Любопытная мысль, – ухватился он. – А что, такое возможно?

– Дети, что ль? Почему нет?

– Ведь считается, бессмертным дети ни к чему.

– Может, ни к чему – и что?

– То есть как?

– Господи, Вад!.. Ты что думаешь, внутри меня сидит кто и прикидывает: понадобятся дети или нет? А если нет, перекрывает соответствующий краник. – Женщина презрительно хмыкнула. – В конце концов, что есть бессмертие для видов, изначально смертных? Всего лишь отсутствие изменений в организме – ничего более! И значит, его функции остаются прежними. Вот разве тебе, как и раньше, не хочется самки?

– Нет.

– Врешь!

– Самки – нет, – уточнил Вадим. – Даже и женщин – очень немногих. А по-настоящему – только тебя.

– Ну и дурак! – бросила Эва. – А с тобой и я – дура. Однако не настолько, чтоб впустить в себя твое семя!..

– Настолько и я не безрассуден, – сказал он. – Представить тебя матерью – на такое у меня фантазии не хватит! Даже если ты дотерпишь до родов и благополучно их одолеешь – что потом? Какие формы может принять твой материнский инстинкт, если еще не атрофировался напрочь, и что в конечном итоге окажется хуже? – Вадим покачал головой: – Уж если мы вдвоем не может ужиться!..

Внизу начинались окраины – покинутые и запущенные, совершенно нестрашные при свете дня. Зато ночью походившие на кладбище, населенное призраками и покойниками, либо на город вымершей планеты. По улицам и дворам, как положено, ржавели колесники, а некоторые уже истлели до остовов, постепенно врастая в землю. Тут и там топорщились неровные, рассыпающиеся зубцы недостроек, застигнутых внезапным Отделением.

Еще Вадима поразило, как пышно разрослась в этих местах зелень – всего-то за дюжину лет! Словно бы окрестные леса, прежде такие смирные да уютные, предприняли массированное наступление на губернскую столицу, вообразив себя джунглями. Еще немного, и тут образуется отличная иллюстрация к киплинговскому брошенному городу.

Потом замелькали жилые кварталы, вперемежку с заводскими и кабэшными комплексами. Как раз сейчас происходила перекачка людских масс со спальных мест на рабочие, и наблюдать за такими потоками сверху было тоскливо. С трудом верилось, что по улицам сплошняком катятся тысячи миров, – куда больше это походило именно на материал, более или менее пригодный к использованию.

2. Студия – “опиум для народа”

И наконец, вместе со всем Центром, в поле зрения появилась Студия – она же Храм, постепенно отвоевываемый церковниками. Из ее громадного купола поднимался к самым тучам величественный шпиль, бывшая телевышка. А вокруг, подобием крепостной стены, громоздился правительский кремль, где (может, и вправду) регулярно заседал Совет Глав. Сквозь него к Храмовой площади вела дюжина тоннелей, прежде запираемых только на ночь. Но с недавних пор кремлевские ворота перестали открывать, а перед каждой калиткой выставили стражу, рьяно отсекавшую посторонних, – не хватало лишь рва и подъемных мостов! Хотя пленочная Крыша, стекавшая с Храмового купола и уже почти достигшая Срединной Стены, тоже предохраняла неплохо.

Вертолетик пронесся высоко над Центровыми блоками, будто опасался пальбы. Затем круто спикировал на посадочное кольцо Храма, выгрузил самозванный ВИА и тут же убрался, вероятно, следуя здешним правилам.

Наверное, Ореста все-таки разбудили, и он успел связаться с местным начальством, потому что на входе троицу встречала худенькая девица с озабоченной мордочкой, облаченная в строгую секретарскую форму. Сухо поздоровавшись, она еще сдвинула брови и, топоча каблучками, повела гостей в глубь огромного здания. Они помалкивали, безразлично поглядывая по сторонам, а в голове Вадима уже складывалась планировка этого трехмерного лабиринта, словно заполнялись пустоты в отведенном под Студию объеме. Вот так просто решаются проблемы, когда за дело берется Эва, – позавидуешь. А они-то ломали головы, как сюда пробраться!..

Нравы здесь были свободней, чем в целом по Крепости, а люди – раскованней, особенно женщины. Их наряды поразили бы нормального трудягу забытыми вольностями. (Это сладкое слово: богема!) “Навевать грёзы” было делом ответственным, и здешним грёзмэйкерам по долгу службы приходилось следить за внешностью. Среди стройных и симпатичных мелькали запущенные, неряшливые субъекты, которых лучше было не видеть, – авторы и постановщики тивишных сюжетов, наемные творцы. Не замечать эти оскорбляющие природу вкрапления здесь оказалось намного проще, ибо куда чаще взгляд привлекали упругие девичьи попки да грудки, затянутые в леопардовое или тигриное трико – своеобразная местная униформа.

В отличие от города, где одежда разделяла людей, на Студии было важно суметь себя подать. Другое дело, что предложение тут значительно опережало спрос, так что красоткам приходилось соглашаться на любые условия, лишь бы взяли. Это не “дикий” Запад, где публика возносит кумиров лишь за то, что они уродились, скажем, с лужеными глотками. Здесь лицедеи и скоморохи знали свое место, всеми способами ублажая истинно лучших, истинно достойных, истинных хозяев жизни – Истинных!.. (Вадим и сам не понял, откуда всплыло это словцо и почему оно так прочно увязалось в нем с новодворянским сословием, свежевыпеченными крепостниками.)

Кстати, при внешней безалаберности охрану тут наладили недурно, и по основным узлам: перекресткам, лифтовым залам, приемным, – бдели посты Боевых Псов, отлично дрессированных и оснащенных.

Строгая секретарка привела певцов в просторный кабинет, где и сдала своему шефу, Ми лану, – манерному блондину с нежным румянцем на молочных щеках. А уже тот, предложив сложить инструменты на своем столе, увлек их дальше, к директору музыкальных программ, на ходу инструктируя мягким настойчивым голосом. Руководитель, некто Иоанн Леднев, тоже оказался блондином и тоже на удивление молодым. (По заверениям Алисы, он значился внебрачным сынком Главрежа – чего не наболтают злые языки!) Зато был он куда смуглее Милана, в непроницаемых очках и с непроницаемым же лицом – наверное, для солидности. Кабинет у него оказался просторней, стол – шире, но прочих излишеств не наблюдалось. А обращался Милан к начальству не иначе, как “превосходительство”, – что принималось, как должное.

Долго разговаривать Леднев не стал, просто назначил прослушивание на пять часов пополудни и кивком указал на дверь, вновь погружаясь в компьютерные отчеты. Против опасений, это сошло ему без последствий. Зато в коридоре Эва велела Милану проваливать и более не докучать, пока не подойдет срок. Тот заикнулся было насчет недопустимости опозданий, но женщина опалила его таким взглядом, что бедняге не помогли бы никакие очки. Поспешно Милан ретировался, наверняка кляня Ореста и свою злую судьбу.

– Шесть часов на рекогносцировку, – объявила Эва. – Разбегаемся!

– Порепетировать не хочешь? – спросил Вадим для очистки совести. – Ответственное же мероприятие!

– К чему? – пожала она плечами. – Все равно будем импровизировать.

– Тогда разбежались, – согласился он. – Встречаемся у Милана.

Они разошлись по трем доступным направлениям: вправо, влево и вниз. Впрочем, сам Вадим далеко не ушел, ибо за первым же поворотом едва не столкнулся с Тигрием Рувимовичем Низинцевым, известным в узких кругах, как литератор-универсал: поэт, прозаик (от мемуариста до воображенца), драматург, сценарист, репризер, эпиграмматист и еще бог знает кто. Вдобавок Тигрий и рисовал вполне крепко, не раз выезжая на этом в трудные времена.

Вадим знал его с тех давних пор, когда, по младости, баловался стихами. Поначалу Тигрий отнесся к Вадиму агрессивно (будущий творец был тогда очень озабочен самоутверждением и на всякий случай облаивал всех), хотя не без опаски: черт этих громил знает, можно ведь и схлопотать! Затем как будто принял Вадима в избранный круг и даже попытался призвать в ряды лит-банды, непонятно для чего и против кого создаваемой. Когда тот не поддержал, надолго к нему охладел, но записать Вадима в противники все ж остерегся.

В недолгий период ослабления вожжей Низинцев наконец прорвался к читателю, примкнув к объединению творцов, расцветшему на свежем трупе старого издательства, – и живенько опубликовал всё, скопившееся за годы. Даже обрел некоторое признание, по этой причине слегка подобрев. Затем опять надолго пропал из виду, мелькая разве на сборищах воображенцев да изредка заглядывая к Вольным Творцам.

С последней встречи Тигрий еще располнел, даже обрюзг. Судя по одежкам, снабжался он теперь неплохо и с приличной периодичностью, однако беречь наряды не научился. И душок от него исходил сообразный.

На сей раз Низинцев обрадовался Вадиму как родному, долго и прочувственно тряс его руку, вцепившись пухлыми ладонями, и, кажется, готов был облобызать, норовя придвинуться ближе.

– Рад, рад, – повторял он, сияя. – Очень рад, весьма!.. Наконец ты с нами, давно пора. И то: сколько можно строчить в стол? Ну, теперь мы им покажем! – пригрозил Тигрий непонятно кому. – А чего – пришло наше время!.. Как пелось когда-то: “молодым везде у нас” – что?

Насколько Вадим помнил, вьюноша сей был немногим младше его, то есть изрядно за сорок, а выглядел вдвое старше – даже если пренебречь лысиной, брюхом и бурдюком под нижней челюстью.

– Вон, гля, сам Волков идет! – показал Тигран. – А знаешь, ничего оказался мужик – на удивление!..