Текст книги "Миро-Творцы"

Тост показался ему двусмысленным, и вряд ли сама Леда этого не понимала – она уже продемонстрировала, как умеет играть словами.

Молча Вадим наполнил бокалы снова, хотя и после первого у него закружилась голова. Странно: обычно алкоголь не оказывал на Вадима действия, сразу же отторгаясь организмом. Впрочем, вряд ли Вадим менее выдержан, чем вино, – как-нибудь совладает.

– Ты слишком наблюдателен для певца, – добавила девушка, продолжая целеустремленно, но и с удовольствием насыщаться, поочередно пробуя разные сочетания слоев. – Слишком рассудителен.

– Скажи еще: слишком здоров! – фыркнул он. – Просто я любопытен.

– И что, других причин нет?

– Как говорил мой знакомый, “вопросы задаю я”, – рассмеялся Вадим. – Или предлагаешь, как в раздевании, установить очередность?

– А почему лишь в вопросах?

Леда наконец продегустировала все бутерброды и вновь откинулась в кресле, теперь смакуя вино маленькими глотками. Кажется, она понимала толк в радостях жизни. И умела радовать собою других. В косых лучах предзакатного “солнца” ее холеное тело отливало бронзой, как и тяжелые локоны, рассыпавшиеся вокруг головы. Зато нежный пушок на лобке, стриженный по последней моде, пламенел чистым золотом. А на сочных губах застыла улыбка, больше похожая на поцелуй. Как же хотелось до нее дотронуться!.. “Can I touch you there?”

– Вот тебе на! – с опозданием удивился Вадим, все-таки засмотревшись снова. – А в чем еще?

– Разве ты не хочешь узнать меня лучше?

– И что?

– Предлагаю игру, – сказала девушка. – Ты ведь любишь играть?

– С чего ты взяла?

– Суть игры в следующем, – продолжала она, будто не расслышав. – Каждый из нас делает по одному ходу, проверяя партнера на прочность, а тот сему не препятствует. Помнишь старую детскую команду: “замри”?

– Впавших в детство стариков? Еще и полицейские кричат: “Freeze!”

– Я ж не сказала: “старческую”, – усмехнулась Леда. – Ну, не виляй!

С беспокойством Вадим посмотрел на “солнце”, сползавшее все ниже. Похоже, его “заход” должен совпасть с реальным, хотя спускалось оно куда круче, словно бы в южных широтах. Значит, и сумерки не затянутся надолго. Как там, у Гойи: “Сон разума рождает чудовищ?” Что ж, придется не спать.

– Надеюсь, обойдемся без садизма? – на всякий случай спросил он.

Леда рассмеялась, снимая с себя последнее: очки. До сих пор Вадим доверял честной наготе, но сейчас она вызывала в нем настороженность. Хорошо, между нами нет преград. Что дальше?

– Боли не будет, гарантирую, – пообещала девушка. – Ты наелся? Тогда пошли в воду. – И через загруженный столик протянула ему руку.

– Это твой первый ход? – спросил Вадим, принимая прохладные пальцы. – А как насчет ограничительных буйков?

– Это разминка, дурачок!

Сорвавшись с подушек, девушка потянула его за собой. Пробежав пару шагов, они упали в воду, и та не разочаровала Вадима: свежайшая, горькая, плотная – как в океане. Как собственная его кровь, зародившаяся в океанских глубинах.

Впрочем, почти сразу пловцы уперлись в невидимую стену, напомнившую про обман.

– Каков певец, а? – смеялась Леда, обхватив Вадима за шею и елозя бедрами по его бокам. – Тебя из каких глыб высекали – из гранитных? Боже, хоть один мужик среди этих худосочных!..

Наконец он смог ощутить ее руками, шеей, корпусом, и от этих касаний, неожиданно щедрых, по всей коже забегали мурашки, быстро стекаясь к низу живота. Этого не хватало!

– Поаккуратней нельзя? – проворчал Вадим. – Все ж я не лебедь.

– Но я не умею плавать, правда!.. Научишь меня?

– Если не задушишь.

Странно, однако девушка менялась – неуловимо, шажок за шажком. Причем не только внешне. И “солнце” уже опускалось за “горизонт”, посылая по “морской” глади прощальную дорожку. Взамен ему на “небесном своде” проступала “луна”, тоже рассыпая по “морю” блестки. И сама вода наполнялась свечением “водорослей”, становясь словно бы теплей – по контрасту с остывающим воздухом.

“Черт меня раздери! – рассердился Вадим. – С ума можно сойти от этих кавычек!..”

Тем более, с наступлением темноты обман становился всё убедительней.

Отпустив его, Леда легла животом на воду и принялась описывать вокруг Вадима круги, старательно молотя ногами и подгребая по-собачьи, – а он только поддерживал ее за талию, не скупясь на советы. Несмотря на полную наготу, ее и свою, Вадим по-прежнему ощущал сознание девушки едва-едва. Но еще больше тревожило чувство, что когда-то, очень давно, с ним уже происходило такое. И была эта вода парно й теплоты, и мерцающие дорожки по бескрайней глади, и податливое тело в руках, жадное до бесстыдства… Как же я стар! – вздохнул Вадим, наново переживая воспоминания, поверх которых громоздились впечатления десятилетий.

Впрочем, если Леда преображалась, то отнюдь не в давнюю его подружку. Что было – прошло, и та малышка вполне могла сделаться бабушкой. Или даже умереть, оставшись лишь в его памяти. А ныне – что ж, “есть у меня иные интересы”! Вот под них Леде имеет смысл подстроиться, для надежности объединив с давней тоской.

С воспрявшей опаской Вадим глянул на беспечную красавицу, продолжавшую с удовольствием вкушать радости, черпая их у Вадима полными горстями, заряжаясь от его прикосновений, от его возбуждения, от воспоминаний. А ведь Леда и впрямь все больше походит на Эву, подумал он. Это такой вид мимикрии, новая форма проявления Силы? Но почему я не чувствую ее! Или это вовсе не та Сила?

– Ладно, – вдруг сказала девушка. – Поплескались – хватит. Разминка окончена.

Она вновь оплела корпус Вадима всеми конечностями, словно пленительный осьминог, и сверху придвинулась к его глазам своими, похожими теперь на боевые лазеры. Хуже всего, что в подводной невесомости возбуждение Вадима приняло наглядные, даже осязаемые формы – как он ни противился.

– Это исходная позиция, – ворковала Леда из губ в губы, завораживая бездонным взглядом. – “Ladies first” – помнишь? А теперь мы ничего не будем делать – только слегка расслабимся. Что в этом дурного, верно? Мы… только… слегка… расслабимся…

И она действительно чуть разжала кольца, безошибочно соскальзывая по животу Вадима, словно по стиральной доске. Колебался он до последнего мига, на манер Буриданова осла, – вроде бы связанный словом, но и не желая усугублять сегодняшние прегрешения. Затем, уже ощутив касание, вдруг оцепенел, на долю секунды поддавшись гипнотическому взгляду, – и прозевал свой последний шанс. А девушка продолжила плавный спуск, чуть замедленный собственной упругостью, пока не нанизалась до упора.

К этому моменту Вадима уже трясло, точно от озноба. Как просто она добилась своего – куда остальным! Только к чему ей – ведь “не очень и хотелось”? Для коллекции, для забавы, для отчета… Или тут игра посерьезней?

– Ничего себе ходец, – выдавил он, клацая зубами. – Раз – и в дамках!.. А если на своем я резко присяду?

– И что это изменит? – резонно возразила Леда. – Ты уже заступил черту. Ну хочешь, я не стану тебя целовать?

– И что это изменит? – в тон ей ответил Вадим. – Не кричать же, по примеру неверной жены: “Он вошел всего на сантиметр!” Тем более, сантиметром не обошлось.

– Да уж! – И девушка надолго прильнула ртом к его губам, словно решила продегустировать и Вадима. Затем откинулась спиной на покатое, слившееся с водой “море”, разбросав руки до “горизонта” (зрелище феерическое), а ступнями упершись ему в плечи, и прибавила, слегка задыхаясь: – А теперь почему не расслабиться и тебе?

Сейчас она открыла для обозрения себя всю – чтобы Вадим проникся слиянием, разглядел всё в деталях, домыслил невидимое, сокрытое в недрах. И он впитывал редкое зрелище, дополняя памятью ладоней, наслаждался каждым ее вздохом, каждым тишайшим стоном… предвкушал грядущие крики, исторгнутые страстью. Девушка уже почти не отличалась от Эвы – ни видом, ни сладостью губ. И даже внутри ощущения делались схожими – будто Леда снимала с него форму, чтобы тут же изготовить слепок. Кажется, это зовется Текучестью? Конечно, все женщины подстраиваются под мужчин, но в таком обилии этого нет и у ведьм!.. Куда ж я влип? Причем буквально.

– Ну чего ты? – подхлестнула секретарка. – Я жду!

Ее ступни уже не упирались в плечи Вадима, а стискивали их, словно цепкими лапами, и исподволь подталкивали его, задавая ритм, потихоньку раскачивая любовный поршень. Ну погоди, бога ради, не гони волну!..

Чтоб выиграть время, Вадим принялся разминать бедра девушки, пробуждая в ней сладостные стоны. Ощущал он себя, словно над пропастью. Видимо, это всё же ловушка, и прежде, чем она захлопнется, следовало хотя бы выяснить ее устройство. Не самая удобная поза для размышлений, однако надо думать, и думать быстро, думать ясно и четко, не отвлекаясь на помехи, даже такие шквальные. Ну-ка, чего стоят его рассудок и его перегородки ? Неужто он не совладает с разыгравшейся плотью?

Даже если сдать сейчас назад, Леда уже сняла с Вадима отпечаток, а стало быть, зацепилась за его судьбу – и теперь уж кто кого перетянет!.. Про “живцов” можно забыть – встретились два охотника, и пока они не разберутся друг с другом, на помощь рассчитывать не стоит. Та же Эва легко простит имитацию измены, сколь угодно схожую с настоящей, – но не поражение! Не за тем она связалась с Вадимом, чтобы проигрывать.

Итак: нагота, Текучесть, слияние, почти равное любви… Нагота абсолютная, магнетическая, завораживающая, точно танец паука перед паучихой. Все каналы Вадима замкнуты на Леду, он видит, слышит, осязает ее до самых глубин – и никого кроме нее, словно бы стены Храма отгородили Вадима от прочего мира. Девушка приворожила все его сенсоры, включая телепатические, и запечатлелась в Вадиме с волшебной четкостью, в виде идеальной четырехмерной голографии (четвертое измерение – душа), которой вполне сможет управлять – по закону подобия. Но и сама дополнила Вадима с такой беззазорной точностью, что устранила последние препоны между их энергетическими резервуарами, – и теперь только качай!.. Нет, вообще это нормально: в постельных баталиях сильные всегда делятся энергией со слабыми, и чаще от мужчин она стекает к женщинам, заряжая для трудных будней. Но, извините, не в таких же масштабах!.. Это уже иное качество и называется по-другому.

Приехали, поежился Вадим. Энерго-вампира мне не хватало!.. Судя по массированной подготовке, тут не обойдется простым выравниванием уровней или оздоравливающими переливаниями. Нет, судари, уж Леда выкачает меня до звона, до гулкой зияющей пустоты – хорошо, если не до смерти. Напрашивается вопрос: куда ей столько? Ведь из ноздрей хлынет, может захлебнуться, взорваться!.. При одном условии, осадил он себя: если в ней нет Силы. И что ж, что не чувствую, – а Текучесть откуда? Понятно, Леда скрывала себя до срока, чтоб не спугнуть жертву, чтобы не исказить вожделенный образ, проступающий из эфирной дымки.

И не самоцель это, иначе замкнется круг, – тогда для чего? Для омоложения, например, – недаром колдуньи живут так долго!.. Для власти? Ну да, если она вытянет столько жизне -силы , что мои перегородки истончатся на нет, я сделаюсь рабом собственного творения, ибо не смогу противиться эмоциям, – в точности, как бедняга Пигмалион. И матрица станет манипулировать своим творцом, словно марионеткой. Даже не сама матрица, а та притаившаяся за ней суть паучихи, что не затрагивается Текучестью. Но опять же, зачем? В конце концов, Леда – секретарка директора, по статусу приравненная к начотделу. Я же – простой горлодер, ей подчиненный. Зачем такие сложности? Конечно, я привлекаю обилием жизне -силы – у Леды на такое нюх. А нужно это красавице для… для…

– Вперед, мой конь! – сквозь оскаленные зубы призвала колдунья, и своими ступнями-захватами дернула его в полную силу. – “Жги, жги, жги!..” – Будто пыталась Вадиму подсказать что-то – собственно, зачем?

Из памяти всплыл образ осатанелого, полубезумного царя, любимца последующих российских тиранов, от Петра до Кобы, и внезапно Вадим понял, что его напугало: он больше не чувствовал будущего! Эта хрупкая длинноножка не просто подстраивалась под жертву – она закрывала все ходы. Кроме одного-единственного – но и его Вадим не ощущал, потому что это было чужой программой, навязанной извне. Куда там вампирам!.. Они могли лишить жизни, но не бессмертия.

Картинка сложилась. Теперь Вадим представлял, что от него хотят, во сколько ему это выйдет и на чью мельницу он льет… гм, собственно, что? Но какова Леда! Такого ему еще не встречалось. Сперва снять с Вадима подробнейшую матрицу, воплотив в себе. Затем этот обольстительный отпечаток подсунуть Вадиму, а копию внедрить в его сознание, замкнув колдовское кольцо. А уж потом движениями сластолюбивого поршня раскрутить маховик, словно некое веретено либо – поднимай выше! – прядильно-ткацкую машину, чтобы сплести для Вадима единственную дорожку в будущее, по которой он обречен отныне шагать, не сворачивая и даже не зная про иные пути. И куда б дорога ни вела, хотя бы в рай, – это смерть!..

Леда снова встряхнула Вадима за плечи – уже оскорбленно, готовая разрыдаться или убежать, схватив в охапку одежды. (Это по внешнему, маскировочному слою. А по глубинной сути – раздраженно: ну хватит ломаться, мышка, – иди наконец к маме-кошке! ) И как с нею быть? С ними обеими? Ведь в колдунье живут две женщины: уродливая госпожа и прекрасная рабыня, – и неизвестно, которая истинней. Да, рабыня – порождение Вадима. Но кто сказал, что у него не хватит фантазии довести бедняжку до человечьей нормы? И кто сказал, что даже самую простую матрицу обижать легко… “Солярис”, ну конечно! Если родилась иначе, если выстроена из другого – значит, не человек. Презумпция виновности. А если ей вправду больно?.. Там-то для меня не было бы вопроса. А здесь? Но раз у рабыни нет выбора – значит, она еще не родилась? Тогда чего ей бояться? Ну, перестанет существовать, как любая неудавшаяся программа…

Новая встряска – возможно, последняя. Сейчас “прекрасной рабыне” самое время сниматься с якоря – чтобы не выйти из образа. И что последует затем, что это значит для нее? Все-таки смерть? Жестокая хозяйка расправится с нерадивой сироткой… Впрочем, почему сироткой – а я? Разве не я ее породил? То-то мы так здорово друг друга дополняем!.. (Еще и кровосмеситель, надо же.) В конце концов, что я теряю? Ну разойдемся на исходные позиции, взаимно неудовлетворенные, – а я даже с добычей…

Еще одна встряска – теперь наверняка последняя. Гибкие ступни стали разочарованно разжиматься, освобождая его плечи. Прощай, незадачливая матрица?

“Just do it!” – вспомнил Вадим. Уместный призыв, замечательный – как раз для самоубийц. Просто вдохни жизнь в эту куклу!..

И все же последовал ему: плавно двинул поршнем на полную амплитуду, с мучительной остротой ощущая каждый пройденный миллиметр – а ведь это лишь начало “большого пути”!.. Сейчас же захваты на его плечах судорожно защелкнулись, будто подхватывая едва не выскользнувшую добычу, а через приоткрывшийся шлюз хлынула первая порция жизне -силы.

И закрутилось колдовское веретено!

Словно подлаживаясь под медленный разгон, под эту чудовищную инерцию, Леда нажимом подошв задавала Вадиму ритм, теперь больше озабоченная раскруткой своих чар. Внешне они проявлялись только в нарастающем ее возбуждении, в трепете разгоряченной плоти, в непроизвольных вскриках и стонах, в аромате исторгаемых соков – против воли Вадим поглощал эту лавину ошеломляющих впечатлений, уже едва сохраняя отстраненность . И втихаря плел собственную сеть, через злополучную, достраиваемую на ходу матрицу-Леду (великое дело – обратная связь) пытаясь добраться до Леды-колдуньи.

Пока ничего не предпринимая, Вадим наблюдал – за Ледой, за собой. С каждым оборотом любовного маховика по соединявшим парочку каналам устремлялась новая волна жизне-силы, пытаясь выровнять уровни. Но к следующему циклу перепад восстанавливался как по волшебству, будто энергия просачивалась сквозь Леду, стекая в бездну. Конечно, в тени пленительной красотки притаился паразит, отбирающий излишки. Но удивительно было, что он не просто отбирал, а еще регулировал, откуда черпать. Вряд ли чудище было гурманом: энергия есть энергия, где ее ни бери, – к тому ж по нескольким каналам струились обратные ручейки, хотя не столь бурные. И как это работает на наше “веретено”?

Впрочем, образ веретена, скорее всего заимстованный у Леды, уже не казался Вадиму точным. Может, сама колдунья и полагала, будто плетет его судьбу, но что под этим разумелось – конкретно? Воздействовать на судьбу надежней через сознание – известное дело: “посеешь характер…” А как стреножить “бессмертную душу”, как наложить на нее заклятие? Довольно просто, даже не надо ничего привносить – достаточно лишь изменить проницаемость перегородок , по-иному распределив жизне -силу . Слегка укрепить стенку между рассудком и блоком Хаоса, а вот стеночку, отделяющую от Зверя, наоборот, ослабить. И готово, осталось внушить жертве страстишку попроще: ненависть, зависть или поклонение, – а уж страсть сама направит разум в нужную сторону!

Вадим все раскручивал маховик и с беспокойством ощущал, как уже не только энергия, но сама Сила стекает по желобам. Кажется, он недооценил колдунью, на самом деле хотевшую от него большего, чем жизнь или даже свободу… хотя в паучьем хозяйстве и это сгодится. Все-таки она клюнула на его потайной дар! Собственного, что ли, не хватает?

Ладно, сказал себе Вадим, черт с ней, с колдуньей, – вернемся к красавице. Тем более, о ней трудно не думать – какое полотно, а? Кто из великих мог похвалиться таким же? Ну разве моя Леда не “живее всех живых”? (Тьфу, вот о мумиях не будем!)

Нет, с горечью признал он. Не живее, нет. Я творец, может быть, – но не создатель. Чтоб оживить девицу, требуется чудо – а где его взять?

И сам же ответил: в себе, больше негде. Всё – там, в глубинах сознания. Почему мне не стать создателем? Хотя бы на миг! А когда девочка оживет, останется ерунда: освободить ее от власти колдуньи. Ну-ка, что у нас есть на эту каргу?

Вадим еще мог себя контролировать, даже сохранял отстраненность – как ни трепал душу вихрь страстей, в центре которого он очутился. Но его перегородки начинали сдавать, а быстрее других – как раз та, разделявшая рассудок и Зверя. Однако вместе с тем он ощущал и другое, прежде переживаемое лишь с Эвой, – как их сдвоенное сознание словно бы устремилось в глубь реальности (или наоборот – воспарило), и там, на самом дне (или в поднебесье) уже маячили чудесные огни, обещая и блаженство, и могущество, и гибель.

Наверно, Вадим и впрямь воссоздал ведьму очень похоже, если и с Ледой смог углубиться душой настолько. В прежние разы он не решался коснуться волшебных огней, то ли страшась, то ли сознавая необратимость последнего шага. Но теперь ему было нечего бояться – поздно! Слишком прочно он завяз в паутине, чтобы суметь вырваться без потерь. Еще чуть, и перегородки рухнут. Этого я добивался? Вот так, шажок за шажком, по “вымощенной благими намерениями дороге” – в ад?

Just do it!

И самым краешком сознания он притронулся к заветным огням.

В тот же миг по Вадиму прокатился ошеломляющий разряд, вырвавшись на поверхность ужасной судорогой, едва не смявшей бедную секретарку. По сторонам от его тела расплескались трескучие змеи разрядов, опаляя мебель, плавя обои. Вокруг закружился водяной смерч, вздымаясь к потолку. А во все каналы, накрепко связавшие Вадима с Ледой, хлынули бурлящие потоки, играючи снося регуляторы, понаставленные колдуньей. На мгновения обретя божественную ясность ви дения, Вадим запечатлел в девушке последние штрихи, недостававшие его творению для совершенства, и этим наконец вдохнул в нее жизнь, вырвавшуюся наружу пронзительным криком. На том же подъеме, до корней сотрясаемый могучими волнами, он успел прорваться сквозь бьющуюся в конвульсиях Леду и запломбировать паразитные отводы, отгородив колдовский закуток несокрушимой стеной. А заодно ухитрился выцарапать у Паучихи ее последнюю надежду, блок Текучести, которым она могла уничтожить ожившую матрицу.

Затем Вадим почувствовал, что натянувшиеся, точно якорные канаты, корни срываются один за другим, уже не выдерживая чудовищной тряски. Что в любой миг его может утянуть на глубину либо разнести в клочья. И торопливо отпрянул от грозных огней, походивших теперь на пылающие солнца, и от опасного дна, шибавшего посильней высоковольтного кабеля.

Пожалуй, на вторую попытку его не скоро потянет, разве опять потребуется “клин клином”. Интересно, сколько народу полегло здесь, не успев отлепиться вовремя?

3. Слишком много ведьм

Когда Вадим вернулся к норме – будто и впрямь всплыл из океанских глубин, – то обнаружил, что лежит на “морском” склоне, бережно погребя под собой Леду и уткнувшись лицом в ее расправленную шею. А девушка плотно охватила Вадима конечностями, из последних сил продолжая к нему прижиматься. Трясло обоих в едином ритме, словно они вошли в резонанс, – однако это была остаточная дрожь, постепенно стихающая, покидающая обессиленные тела.

Приподняв голову, Вадим заглянул в лицо девушки: глаза закрыты, на губах дрожит блаженная улыбка-поцелуй. Что она-то испытала? Пока я тут сражался за жизнь, даже за две…

– Как мне хорошо, – прошептала Леда, не открывая глаз. – Боже…

И вдруг заплакала, чуть слышно всхлипывая.

Если она еще не проснулась, подумал Вадим, то я ничего не понимаю в “спящих красавицах”! Правда, одним поцелуем тут не обошлось. А вообще так и положено при рождении: сначала крик, потом плач. До этого – смерть, маленькая. Когда-то мы уже проходили через такое – с Эвой. И что мне теперь делать с двумя ведьмами, не говоря о прочих?

Осторожно отлепившись от новорожденной, Вадим огляделся, оценивая нанесенный ущерб. Оказалось не так страшно. Ну, поменять кое-где обои, подштопать кресельную обивку. Могло обернуться куда хуже, затянись это безумие на минуту.

Затем он посмотрел под себя: не пора ли обрывать пуповину? И вправду: сей “мавр” уже такого натворил!.. Кажется, это из тех случаев, когда при любом исходе оказываешься виноват. Выбор, как перед тем камнем: “направо пойдешь”… н-да.

– Накупалась? – спросил Вадим неловко. – Говорил же: не заплывай за буйки!

Он в самом деле плохо представлял, как себя вести, даже не вполне понимал, кто перед ним. Что в нынешней Леде от паучихи-колдуньи, а что – от Эвы, кроме внешности? Придется знакомиться наново – хотя, говорят, “это еще не повод”.

– Пошли, – сказала девушка, выскальзывая из-под Вадима, но не отпуская его руки.

Они снова пересекли укромный бассейн, но на мелководье остановились и приникли друг к другу, будто прощаясь.

И тут Вадим насторожился, уловив внутри стены шорох. Кого это черт несет? Солнце уже опустилось за горизонт – время пробуждения вампиров. Пора им вспомнить о нас с Эвой. Вот сейчас откроется люк, и перед нами появится… Леднев! – внезапно дернуло его. И Леда. Совпадение?

Однако из люка выбрался не “очковый змей”, осанистый и поджарый, а наоборот – сутулый упитанный коротышка с коротенькими конечностями, вдобавок и лысый. Правда, очки имелись и на нем, а двигался гость с легкостью паука. Разросшиеся зубы не умещались во рту, будто он надел боксерскую капу, на бледных кистях проступали когти, заплывшие глазки явственно светились. И пост на Студии он занимал не меньший, ибо это был Куницын, директор информ-программ. А вот вампир, судя по всему, из него вышел средненький – получше “короля”, но куда слабее Исая.

– Стоять! – брюзгливо скомандовал толстячок и без усилий переместился к застигнутой парочке. После Исая он не казался таким уж быстрым, но здесь, перед нагим и вычерпанным противником, ощущал себя господином.

Напрягаясь, вампир силился подмять Вадима властным лучом , как уже вытворял со многими, – подчинить или хотя бы запугать. Но до сих пор он имел дело с публикой, взращенной Крепостью, и не попадались на его пути ни маги, ни герои, укротившие своего Зверя. А уж чтобы герой и маг в одном лице!..

– Еще один проявился, – заметил Вадим. – Что, на оборотней уже не полагаетесь?

Куницын не ответил, словно не слышал. Подрагивая пухленькими ноздрями, он направлял луч то на Вадима, то на Леду, будто пытался сообразить, что здесь стряслось и почему Хаосом теперь тянет от обоих. (“Человечьим духом пахнет!”) И куда девалась вторая, главенствующая суть этой стервы, с которой только и можно спросить за проваленное задание!

– Ап! – сказал Вадим. – Закрой рот, олух, не напрягайся. Все равно не поймешь. Эта задачка для колдуна, твоего хозяина. – И неожиданно приказал: – Ну-ка, веди меня к Банджуре!

Куницын мигнул – первый раз с момента появления. Наверно, это означало удивление. Или возмущение – такой наглостью. И правда, подумал Вадим, не зарываюсь ли? Голый, безоружный, опустошенный – против вампира, вполне свежего и уже вошедшего в полночную силу. Испытание по полной программе, без всякой подстраховки! Да и кому страховать? Господи, опять мне идти в отрыв…

– Что наделала, дура? – спросил вампир отрывисто. – Тебе что поручали? Устроила, понимаешь, бардак, развесила губища!..

– Не груби, – вмешался Вадим. – Сам-то еще не то вытворяешь – уж я наслышан! Эдакий шибзик, ноги до полу не достают, – а гонору!..

Как ни коротка была стычка с Исаем, она продвинула Вадима еще на шаг. Осталось сделать последний. “Мастер тройных прыжков, – подумал он про себя. – И одиночные мы делаем не худо!”

Чуть присев, Вадим скакнул через полкомнаты к столику, а ухватив его, развернулся со всей силой, роняя посуду и яства. И угодил точнехонько по черепу Куницина, как раз подскочившего для расправы.

Конечно, вампир был сильнее любого оборотня, однако вовсе не столь тяжел. Удар отбросил его к дальней стене не хуже, чем обычного толстячка, и так же расшиб голову. Человека такая встреча убила бы, но за Куницына не стоило переживать. Он даже не отключился, сейчас же вскочил на коротенькие ножки, отер со лба проступившую кровь и снова ринулся на Вадима, полагая себя невидимым, а произошедшее – случайностью.

И очень удивился, когда это случилось снова. Даже без помощи облака Вадим видел набегающего врага, а сил в обороне требовалось втрое меньше. И когда вампир разогнался, осталось лишь двинуть навстречу стол. Инерции в аккурат хватило, чтобы остановить атаку. Следующим взмахом Вадим опять сорвал толстячка с пола, словно ракеткой. А затем прыгнул за отлетающим, потерявшим опору телом.

Однако попытка нанести в воздухе новый удар успеха не возымела – Куницын попросту отмахнулся рукой, едва не разломив стол. А когда врезался спиной в стену, не стал отодвигаться. Наоборот, уперся прочнее, готовясь встретить взбесившегося голыша – даже нацелился вспороть ему живот когтистой лапой. Но Вадим не купился на свое жгучее желание размазать это исчадие по стене и скакнул назад, отбив предательский удар тем же столом. Затем отбросил его и выпрямился против вампира, разминая запястья.

– Думаешь, тебя спасут шары ? – оскалился тот. – Герой!.. Я не такие фокусы знаю. Почему, по-твоему, я без оружия?

И тоже выставил перед собой ладони, странно шевеля короткими пальцами, будто нащупывал что-то в воздухе.

– “Знаешь, как это больно”? – спросил Вадим. – Лучше б тебе не знать!

С мясистых ладоней толстячка сорвались трескучие слепящие змеи, протянувшись к Вадиму, – тот едва успел прикрыться облаком . И все равно его шибануло, будто он угодил под разряд. Вот так сюрприз!..

– Спасибо за подсказку, – сказал Вадим, встряхиваясь. – Этим утром я гадал, какой Знак создает закоротки пространства!.. Теперь знаю.

И когда он выстроил из пальцев подсмотренную комбинацию, в вампира ударила струя плазмы, намного превосходящая его хилые нити.

– Эй-ей! – заверещал Куницын. – Ты обжег меня!..

– Да ты и впрямь дурень! – заметил Вадим. – А чего ты ожидал, когда сунулся сюда – ордена? Стоило затевать эту бузу, если не просчитал последствия… Ну давай, теперь твой ход!

Следующую атаку Вадим встретил ладонями, сформировав зеркало , и этот прием тоже сработал, опалив вампира собственными молниями.

– Ты не имеешь надо мной власти, – заговорил Вадим, наступая. – И Сила твоя мне не страшна, и “фокусы” тебе не помогут. Ты провалил задание, как и Леда. А знаешь, что самое худшее? Ты получил приказ и не смеешь его нарушить. Ты даже отступить не можешь. И ни поддержки тебе, ни спасения. Ну покажи, на что ты годен, задай жару!.. Тебе не простят поражения – знаешь же. Чего тебе терять?

И толстячок “задал”. Вадим был уже не рад, что напросился, – хотя Куницын и сам расстарался бы. Он скакал по комнате, словно блоха, отталкиваясь от стен, от потолка, и налетал на противника, как метеорит, сыпля молнии. Вадим запарился отбивать наскоки и пресекать его попытки отыграться на Леде, погрузившейся в воду по глаза. Обеими руками он создавал зеркала , с каждым разом более широкие, но от прямой атаки они не спасали, рассыпаясь с отчетливым шелестом. Однако и вампир терял силу, прорываясь через Защиту. Несколько раз Вадим пускал огне -шары , лишь бы уцелеть самому. Куницын шарахался от них как от ладана, и спасала его в эти моменты лишь скорость, на какую не способен ни один оборотень.

Но настал миг, когда прочность Вадимовых зеркал уравнялась с Силой вампира, а протянулись они уже на полкомнаты, от пола до потолка. Напирая, Вадим загнал противника в угол и там запер, отгородив перегородками, словно Паучиху в сознании Леды. Затем попробовал перевести зеркала на автономный режим и едва не упустил Куницына. После нескольких попыток это удалось, и Вадим с облегчением расслабил кисти, уже начавшие неметь.

Вот теперь Хищник находился, где положено: в клетке, – хотя и странной. Невидимые стенки не пропускали ни запахов, ни звуков, зато вид на экспонат предоставляли отличный. А Куницын не оставлял попыток вырваться, бросаясь на зеркала , как заведенный. На что он надеялся, непонятно. Ведь у вампиров Сила прибывает вместе с числом жертв – не то что у Охотников, способных на большие прорывы!

Полюбовавшись на Куницына, Вадим вернулся к девушке, только сейчас рискнувшей выпрямиться. Но не успели они выйти из воды, как дверь отворилась и в комнату вступила Эва. Вот она на вампира даже не взглянула, словно не считала его достойным внимания.

– Конкурентка? – с усмешкой спросила ведьма. – Не потерплю!

Действительно, женщины смотрелись как двойняшки – отличия углядел бы разве Вадим. (Все-таки его вкусы зависели от настроения. Либо просто менялись со временем.) К тому ж и на Эве не было ничего, кроме мерцающих капель, – будто она явилась сюда из-под водопада, заменявшего в ее комнате душ. Такой наряд ей всегда нравился больше – как и Вадиму.