Текст книги "Постиндустриализм. Опыт критического анализа"

Выше было сформулировано представление о том, как соотносится ядро мир-экономики со странами периферии. Было введено понятие неоколониальной системы отношений. В этой связи представляется целесообразным проследить, в чем именно выражается неоколониальность стран периферии как тип национальной экономики, государственного управления, структурных параметров. Существуют классические признаки, которые общепризнаны и присутствуют даже в учебниках при описании стран колониального типа.

Какие это признаки?

Во-первых, то, что основные, казалось бы, сугубо внутренние инфраструктуры развития стран-колоний оказываются связанными с территориями, находящимися во внешнем мире (с метрополией). Применительно к России эта инфраструктура представляет собой нефтегазовый, сырьевой и низкопередельный комплекс (металлургия, лесное хозяйство, производство удобрений и т. п.). Остальная экономика и территория ее размещения стагнируют и архаизируются (машиностроение, приборостроение, электроника, авиастроение, переработка сырья высокой нормы передела, легкая промышленность, даже отчасти оборонная промышленность и т. д.). Эта часть национальной экономики не нужна метрополии, а колониальная патология собственной экономической политики как раз и выражается в том, что она также не интересуется ее развитием.

В постсоветский период произошла переориентация России от собственных экономических запросов на обслуживание внешнего потребления. Сегодня доля торговли в ВВП страны составляет более трети от его общего объема. Достаточно сравнить с Соединенными Штатами Америки, где удельный вес экспорта в валовом внутреннем продукте лишь 11 %. Примерно столько же было в СССР – около 10 %. Сейчас же многие российские регионы больше торгуют с иностранными государствами, чем внутри страны. Тарифная политика в грузовых перевозках железнодорожного транспорта настроена на экспортные перевозки, что снижает инвестиционную компоненту тарифа. В целом экспорт из России за прошедшие 20 лет превышает импорт от 1,5 до 3 раз. Были периоды, когда экспорт даже превышал ВВП – из страны вывозилось все, что только можно было вывезти. Образно это можно представить себе как некую контрибуцию в пользу победителя в холодной войне.

Второй признак колониальности – это моноспециализированность экономики. Экономическая устойчивость суверенной страны связана с наличием широкого спектра отраслей. Главным соображением здесь выступает принцип национальной безопасности. В колониях все по-другому. Там получает развитие одна, максимум – две отрасли, наиболее рентабельные с точки зрения взаимодействия с метрополией. Такие отрасли в российском случае известны. В табл. 3.2.1 приведены рентабельности соответствующих отраслей. Необходимо отметить, что именно в экспортных отраслях государство не регулирует рентабельность. Доходы бюджета страны от сырьевого сектора составляют около половины. В структуре экспорта – более 70 %.

Таблица 3.2.1

Отраслевая рентабельность/доходность в России (%/млрд руб., 2008 г.)

Уход от такой модели возможен только при сокращении внешнеторгового оборота, увеличении внутреннего спроса, отраслевой диверсификации экономики и ориентации на национальные задачи развития.

Еще один классический признак колониального устройства страны – социальная анклавизация. В колониях существуют, как правило, территориальные анклавы благоденствия, диссонирующие по своей развитости с остальной страной. Эти анклавы связаны с доминирующей отраслью, компрадорской элитой, включенной в международную элитарную сеть. Они «включены» в транснациональные нижние эшелоны «золотого миллиарда». Подобный территориальный анклав относительного благополучия в России представляют собой Москва, часть Тюменской области и Чукотка. Развитость иных регионов страны отличается в десятки и сотни раз. Причем величина разрывов нарастает.

В самих регионах есть такие же анклавы развитости на фоне общей стагнирующей провинции. Как Москва связана с метрополией (западным миром), так и они связаны с Москвой. Их относительное благоденствие определяется включенностью в низовые структуры столичного капитала. Реализуется типичная схема, характерная для колониального устройства.

Следующий и также классический признак колониальной системы – это выстраивание модели управления по принципу «разделяй и властвуй». Этнические группировки и этноплеменные структуры поддерживаются по отношению друг к другу в состоянии перманентного конфликтного напряжения. Эта система характеризуется постоянно существующей вероятностью взорваться. Еще такую модель на современном языке soft-power называют «на грани управляемого хаоса». Сохранение в России несимметричной модели федералистского национально-территориального устройства поддерживает механизм провоцирования этнических конфликтов.

Сопутствующим признаком колониального состояния страны является наличие криминальных анклавов. Можно вспомнить Китай в периоды опиумных войн: торговля оружием, наркотиками, людьми. Попытки местных властей провести декриминализацию приводят к жесткой отповеди со стороны метрополии, имеющей свой интерес в криминальных потоках. Такого рода криминализованные территории в Российской Федерации тоже существуют. Например, Чечня, в криминализации которой большую роль сыграл сам федеральный Центр в 1990-е гг., до смены политики в период прихода к власти В. Путина. Известны криминальная водочная индустрия Осетии, криминальная золотодобывающая группировка и т. д.

Таким образом, основные признаки развития современной России корреспондируют с описанием колониальной модели. Конечно, нельзя представлять себе дело таким образом, что российская власть совершенно осознанно строит неоколониальную модель страны. Напротив, большие усилия прилагаются в борьбе с нею. Но, если запущен механизм определенной стратегии, корреспондирующей с определенной теорией, то он работает сам по себе. Факт остается фактом: Россия все больше отвечает критериям неоколониальной полупериферии.

Информационный шум постиндустриализма объективно вносит свой вклад в прикрытие политики деиндустриализации, архаизации и, как видим, и неоколонизации страны.

Москва сегодня не просто сервисная столица страны. По аналогии с природой международного отраслевого разделения сверхконцентрация услуг в Москве является оборотной стороной финансового дефицита в провинции (рис. 3.2.14).

При 7,4 % проживающего в столице российского населения Москва потребляет по отдельным видам сервиса более 40 % общего объема платных услуг (услуги культуры и услуги правового характера). Причем доля потребления Москвы, по сравнению с уровнем 1990-х гг., возросла фактически по всем (за единственным исключением) сервисным номинациям (рис. 3.2.15)[260]260
  Платное обслуживание населения в России. 2009. Стат. сб. / Росстат. М., 2009; Российский статистический ежегодник. 2009. Статистический сборник. М., 2009.


[Закрыть].

Рис. 3.2.14. Объем платных услуг, оказываемых населению в РФ по субъектам Федерации

Рис. 3.2.15. Доля Москвы в платных услугах, оказываемых населению в РФ

Принятие постиндустриального концепта развития в реальном государственном управлении влечет за собой угрозы национальной безопасности страны. Основу военно-промышленного комплекса во всех странах составляет, как известно, индустриальное производство. Развитие сервисных отраслей, таких как связь, производно от этого базиса. Государство должно отдавать себе отчет в том, что деиндустриализация объективно ведет к свертыванию сферы науки и производства вооружения. Напротив, при росте промышленного производства растет соответствующими высокими темпами производство военной техники. Развитие оборонной науки, технологий всегда выступает локомотивом научно-технического прогресса.

В 1990-е гг. в большинстве стран мира наблюдалось сокращение расходов на оборону как доли ВВП. Вероятно, сказывался эффект окончания холодной войны. Одновременно вновь актуализировалась тема постиндустриального перехода. Но все это ушло в прошлое. Сегодня вновь по наиболее значимым геополитическим субъектам мира (за исключением тех, которые находятся под военным защитным зонтиком других держав) наблюдается рост удельного веса расходов на оборонные нужды (рис. 3.2.16)[261]261
  Страны и регионы 2008. Статистический справочник Всемирного банка. М., 2009.


[Закрыть].

Рис. 3.2.16. Расходы на оборону по ряду стран мира, в % к ВВП

Мир интенсивно вооружается. К чему он готовится? Грянувший в 2008 г. финансовый кризис, по аналогии с прежними кризисными периодами, катализировал дискурс о перспективах новой глобальной войны. Принятие постиндустриалистского концепта в этих условиях, мягко говоря, недальновидно.

Критический взгляд на теорию постиндустриализма кто-то может невольно ассоциировать с сомнениями в отношении когнитивной экономики, общества знаний. Такого типа экономика и общество входят в структуру постиндустриалистской теории. В действительности никто не против повышения роли знаний. Но производства одних лишь знаний недостаточно. В ведущих странах Запада внутренние расходы на исследования и разработки не достигают и 3 % от ВВП. Бесспорно больше, чем в России; но для присвоения соответствующим хозяйственным системам «звания» экономики знания этого явно недостаточно. К тому же за 2000-е гг. эта доля в западных странах повсеместно снизилась. Повышение ее произошло в неоиндустриальных странах Востока. Но в данном случае важно, что принципиального скачка к доминантной когнитивной экономике в мире не обнаруживается (рис. 3.2.17)[262]262
  .


[Закрыть].

Рис. 3.2.17. Внутренние расходы на исследования и разработки, в % к ВВП

Возможность настроить устойчивость национальной экономики только на основании экспорта знаний является иллюзией. В мировом экспорте, так же как и в экспорте стран постиндустриалов, доля интеллектуального продукта на самом деле невелика. По-прежнему в мировой торговле доминируют промышленные товары (рис. 3.2.18–3.2.20)[263]263
  Мир в цифрах – 2009. М., 2009.


[Закрыть].

Другое дело, что Запад убедительно лидирует по показателю доли высокотехнологичного товара. Но это преобладание сложилось не сегодня, и удельный вес соответствующего компонента в торговой структуре остается неизменным. Более того, по всем западным странам за период 2000-х гг. этот показатель даже снизился (рис. 3.2.21)[264]264
  .


[Закрыть]. Какой уж тут постиндустриальный переход!

Рис. 3.2.18. Основные статьи мирового экспорта

Рис. 3.2.19. Основные статьи экспорта стран еврозоны

Рис. 3.2.20. Основные статьи экспорта США

Рис. 3.2.21. Доля высокотехнологичных товаров в структуре экспорта по странам мира

Наступление эры знаний провозглашалось и в 20-е, и в 60-е гг. ушедшего столетия. В 60–70 гг. XIX в. материалистически ориентированная часть российской интеллигенции также провозглашала начало принципиально новой эпохи, в которой сознание человека освобождалось от пут идеалистической метафизики. Лейтмотивом эпохи Просвещения, как известно в истории, также являлось противопоставление наступающей эры разума уходящей эре религиозного доминирования.

По большому счету, экономика во все времена была опосредована уровнем знаний. В конкурентной борьбе неизменно выигрывал тот, кто предлагал более технически и технологически совершенный продукт. Создание же такого продукта предполагало определенный познавательный потенциал. Во вводной главе не случайно приведен рис. В. 1, который иллюстрирует связь знаний и потенциала миростроительства.

Не будет преувеличением сказать, что императив «экономики знаний» определял еще неолитическую революцию. В этой связи представляется контрпродуктивным гипертрофированное противопоставление современной технологической эпохи предшествующим фазам человеческого развития как отрицание преемствования и непрерывности исторического опыта.

Проведенный анализ позволяет квалифицировать теорию постиндустриального общества не только как не вполне достоверную научную теорию. Этот интеллектуальный продукт используется еще и в политических и идеологических целях, наделяется манипулятивными свойствами. Постиндустриальный концепт при его некритическом восприятии вполне может выступать как стратегическая ловушка в управлении развитием. Ряду стран, включая Россию, необходимо уточнить свои подходы к степени императивности этого концепта как основания для государственного управления.

Заключение

Таким образом, поставленная во вводной главе исследовательская задача решена, работа подошла к завершению. Что получено в итоге?

Если выразиться очень концентрированно, то фронтального в пространстве и стадиального во времени постиндустриализма, как и соответствующего постиндустриального общества, постиндустриального перехода, в точном смысле терминов не существует. Максимум, о чем может идти речь – это о пространственно-временно́й динамике секторальной структуры производства.

Авторы теории постиндустриализма и ее последователи пренебрегли необходимостью совмещенного пространственно-динамического анализа, что и приводит к не вполне достоверным выводам. Ограниченность анализа только стадиальной временно́й координатой изменчивости не позволила в должной степени учесть способы, с помощью которых «прогрессивные» – или, как раньше это качество еще обозначали, – «цивилизованные» страны размывают упрощенную модель стадиальности. Вместо усматриваемого теорией постиндустриализма, как и известной теорией демографического перехода, для всего мира линейного фронта развития, к которому «предписывается» рано или поздно перейти всем странам, сблокированный пространственно-динамический анализ позволяет увидеть иную модель развития. А именно пространственную вариативность развития мира[265]265
  Якунин В.И., Багдасарян В.Э., Куликов В.И., Сулакшин С.С. Вариативность и цикличность глобального социального развития человечества. М.: Научный эксперт, 2009.


[Закрыть]. В этом подходе в контексте глобализации иначе видятся роль и историческая продолжительность национальных государств. По крайней мере, еще несколько сотен лет они будут очень значимы в структурировании мира.

В этом подходе иначе видится роль и локальных цивилизаций. Они выходят за рамки модели «цивилизация против варваров» (неометрополия против неоколонии) и также предстают как проявление пространственной вариативности локальных сообществ, которые не хуже или лучше других, а просто иные и при этом локально оптимальные. Иные и оптимальные настолько, насколько это выработала историческая адаптация, насколько оказались уникальными их лучшие практики, закрепленные в культуре, религии, традициях и укладах жизни.

Выясняется, что вновь и вновь воспроизводимые попытки описать мир с позиции единого универсализма и предпочтительности опыта стран, успевших дальше всех продвинуться в направлении этой универсальности, не вполне с научной точки зрения достоверны. Почему же эти теории воспроизводятся?

Ответ поневоле выводит за рамки собственно научной верификации, он лежит в плоскости политики и интересов. Становится понятно, что собственно научно-теоретическая ценность разработок типа концепта постиндустриализма попадает в зависимость от политических задач. В таком случае гуманитарная наука всегда несет издержки[266]266
  Сулакшин С.С. Наука, научность, практика. О работе Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования (лекция-размышление). М.: Научный эксперт, 2009.


[Закрыть]. В чем исток подобного вторжения в науку? Что это за интересы и политическая потребность, которые ведут к появлению «специфичных» форм научных теорий и объясняют масштабы их тиражирования?

Это вечный конфликт «добра» и «зла». Труда и ростовщичества. Труда и нетрудового присвоения благ. Конфликт этого типа вечен, как мир человечества, и будет существовать еще очень долго, приобретая различные, все новые и новые формы. До тех пор, пока человек окончательно не преодолеет этот дуализм в пользу «добра». Когда это теоретически может произойти? В каком будущем? Приблизительно это можно оценить через представление о недостаточности ресурсов в настоящем и о достаточности их в будущем. На рис. 3.1 приведена форсайт-картина обеспеченности человечества ресурсами. «Черным» качествам человечества, в силу этого соображения, существовать еще приблизительно тысячу лет.

Рис. 3.1. Форсайт-картина обеспеченности человечества ресурсами, продолжительность жизни (левая шкала) и численность населения Земли (правая шкала). 1 – население Земли, 2 – продовольствие, 3 – биоресурсы, 4 – минеральные ресурсы, 5 – энергетика, 6 – вода, 7 – преодоление болезней, 8 – продолжительность жизни человека

О каких «черных» качествах идет речь? Это неправедное присвоение благ. С помощью дубины или меча – в древности; пушек, танков и т. п. – в прошлом. Со времен изобретения денег – с помощью завышенной ренты и ростовщичества. Со времен изобретения частной собственности – на основании эксплуатации наемного труда и несдержанного присвоения созданной им добавленной стоимости. Со времен изобретения бумажных денег, финансовых производных инструментов, затем электронных денег – на основе ростовщического процента. Со времен изобретения Федеральной резервной системы США, и в особенности после создания мировой валютной системы, основанной на долларе и американских ценных бумагах, – на основе присвоенного себе права эмиссии по линии: одно государство (и его военно-политический альянс) и весь мир.

Непонятно, почему признаваемое миром и Россией, присвоенное себе США право бесконтрольной и не связанной с материальными благами эмиссии зеленой купюры составляет суть сегодняшнего мирового по своему масштабу механизма паразитирования. Он прогрессирует, он использует достижения научно-технического прогресса. От форм классического колониализма он переходит к современному неоколониализму. Этот механизм будет развиваться и дальше, приобретая все новые формы до указанного выше временно́го предела в будущем.

В современности речь идет о невероятно масштабном диспаритете между «золотым миллиардом» и остальным миром. Оценка «прибыльности» в снимаемой со всего пользующегося долларом мира ренты имеет масштаб 250000 %. Такой «бизнес», как об этом справедливо говорили классики, готов на любые преступления. И они имели место в истории. Первая мировая война. Великая депрессия. Вторая мировая война. Загадочные истории с гибелью Джона Кеннеди, попытавшегося убрать монополию эмиссии доллара ФРС; с ужасным терактом – подрывом башен-близнецов. После этого – мировая кампания «борьбы» с терроризмом. Мировые финансовые кризисы, удивительным образом восстанавливающие доходность мирового долларового пузыря для его эмитентов.

Такой «бизнес», а точнее, конечно, политические силы, имеют достаточно мотивов и средств, чтобы эксплуатировать настоящую науку, создавать «на заказ» теории и концепты, респектабельно «объясняющие» реалии и динамику развития, удовлетворяющие их интересы, превращать науку в средство манипуляции. Так появляются теории и концепты, «надежно» прогнозирующие развитие и устанавливающие ориентиры для стран мира. Подобные теории затем (и совсем уже не учеными) тиражируются по всему миру и во всей мировой науке. Способов интеллектуальной манипуляции много, и если есть ресурс, то нет проблем, чтобы эти способы запустить в дело.

В глобальном плане описанный механизм воспроизводит пространственную конструкцию неоколониализма, в том числе в современной форме – форме финансовой эксплуатации. Финансовая деятельность – это сервис. Мировая держава – долларовый эмитент – на 80 % свою экономику формирует с помощью подобного сервиса.

Но это ведь надо как-то объяснять миру. Надо как-то его успокоить и купировать естественное сопротивление несправедливому порядку. Вот и рождаются теории типа «конца истории», «войн цивилизаций», «мирового исламского терроризма» и, наконец, предмета этой книги – постиндустриализма. Подобные теории с неизбежностью будут появляться и в дальнейшем.

В чем конкретно заключается недостоверность теории постиндустриализма? Во-первых, в релятивистском и довольно безответственном категориальном аппарате. Во-вторых, игнорирование пространственных динамических перераспределений позволяет в рамках этой теории утверждать о линейном фронте мирового развития и универсальности стадиальности развития. Иной, а именно – цивилизационный, концепт развития мира в виде локальной вариативности отбрасывается.

Игнорируется значимая эмпирика. Утверждение о сокращении индустриального материального производства не подтверждается на мировом статистическом материале. Оно видоизменяется, но объемы материальных ресурсов – продуктов питания, одежды, лечения, энергетики, жилья, транспорта, коммуникаций, потребляемых людьми, только растут. Растет и потребление нематериального продукта. Однако подверстывая в общий зачет сервиса, приходящего «на смену» индустриальному и аграрному материальному производству, и производство знаний, информации и финансовую деятельность, объявляя это благим и неизбежным процессом, универсальной дорогой прогресса человечества, авторы таких теорий преследуют показанную выше цель и заинтересованность. Заключается она в воспроизводстве глобального механизма эксплуатации мира – неоколониализма.

Жизнь сложна, и множество научных идей и усилий, вполне добросовестно нацеленных на описание мира, на прогнозы его развития, на поиск результативных и «добрых» рекомендаций, конечно же, имеют место. Теория постиндустриализма содержит в себе отдельные элементы достоверного описания происходящих процессов, позволяет строить отдельные проекции будущего. Но если теория не описывает всей имеющейся эмпирической базы, то она должна быть усовершенствована, должна измениться или даже уступить место иной теории. В этом случае она никак не может возводиться в ранг «всесильного учения».

Важно понимать, что всегда, во все времена достижения науки прежде всего использовались на нужды войны, агрессии, а не только обороны или строительства. Гуманитарные науки – не исключение, и их оружейный продукт имеет вид «информационного оружия». Особо интенсивное развитие этот тип оружейного производства получил как раз с 70–80-х гг. ХХ в. Именно тогда в мир были запущены и раскручены глобальные проекты дезинформации – например, в виде СОИ. Эта дезинформация на сегодня разоблачена, общепризнанна ее направленность, методы реализации и результативность в виде экономического ущерба для СССР.

Отчего же невозможно предположение, что одновременно разворачивались и иные, менее технократизированные дезинформационные проекты? Которые в большей степени вовлекают гуманитарные науки, охотно занимающиеся цитированием, интерпретацией не фактов и эмпирики, а чужих работ? Удивительно, в какое подобие «библии» по цитируемости превращены некоторые обществоведческие теории. Масштабность их внедрения и навязывания как раз и говорит об искусственности, вненаучности и манипулятивности проектов, называемых научной теорией.

В любом случае такая постановка вопроса имеет право на существование, а такие теории – на соответствующую проверку на состоятельность. Настоящая работа такую проверку осуществила. Выводы получены вполне определенные.

Страны – например, Россия, – которые не утруждают себя тем, чтобы разобраться в такого рода когнитивных атаках, следующие предписаниям подобных теорий и концептов, наносят себе значимый ущерб. В любом геополитическом противоборстве на применяемое оружие и тактику агрессии должны вырабатываться средства и инструменты противодействия. Эти вопросы должны входить в актуальную повестку и гуманитарной науки, и национальных властных структур. Но до тех пор, пока гуманитарная наука догматизируется и занимается интерпретациями и апологией внедренных «теорий», пока она не проникает в суть вещей и не доказывает свою достоверность, эффективность государственного управления развитием не может быть высокой.

Авторы надеются, что изложенные в книге результаты исследования теории постиндустриализма помогут увидеть необходимые научные методологии, объяснения наблюдаемых явлений, дать должную оценку некоторым проявлениям действительности и более осознанно судить о происходящем сегодня и о предстоящем будущем.