Текст книги "Постиндустриализм. Опыт критического анализа"

Кластерный анализ позволяет утверждать, что наивысшие темпы экономического роста демонстрируют сегодня государства идеократического типа (см. рис. 2.2.6)[189]189
  Россия и страны мира. 2008. М., 2008.


[Закрыть]. Это прямо противоречит стереотипу неолиберальной теории об имманентной экономической неуспешности идеологизированных стран. Идеология дает целевой ориентир и выступает деятельностным трудовым мотиватором. В то время, когда Запад выступал носителем цивилизационно-идентичного идеологического проекта (проектов), темпы роста экономик западных стран были устойчиво высокие. Деидеологизация Запада (не в последнюю очередь связанная со снятием социалистической альтернативы) обернулась утратой им экономической динамики.

Проведенный сопоставительный анализ делает неизбежным вывод об исторической бесперспективности складывающейся в РФ экономической системы и об отсутствии выдвигаемой теорией постиндустриализма универсальности сервисизации. Каждая из крупных периферийных стран есть в хозяйственном отношении особая мир-экономика. Данная характеристика не может быть отнесена к более мелким геэкономическим субъектам, успех которых связан с вхождением в некое уже существующее мир-экономическое цивилизационное поле, а не с обретением собственной экономической парадигмы.

России по самой своей природе нельзя инкорпорироваться (если не рассматривать сценарий ее территориального раздробления) в какую-либо из мировых экономических систем. Ее путь, как и путь других крупных геоэкономических субъектов незападного мира, заключается в построении собственной цивилизационно адаптированной модели экономики. Места постиндустриальной структуре экономики в таком концепте не находится.

Концепция постиндустриализма достаточно часто, во всяком случае в российском общественном дискурсе, используется как теоретическая основа обоснования мировых трендов[190]190
  Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество: опыт социального прогнозирования. М., 1999; Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология под ред. В. Иноземцева. М., 1999; Тоффлер Э. Третья волна. М., 2004; Красильщиков В.А. Ориентиры грядущего: постиндустриальное общество и парадоксы истории // Общественные науки и современность. М., 1993. № 2; Иноземцев В. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы. М., 2000; Хорос В.Г. Постиндустриальный мир – ожидания и реальность. М., 2001; Уэбстер Ф. Теория информационного общества / Пер. с англ. М.В. Арапова, Н.В. Малыхиной; под ред. Е.Л. Варталовой. М., 2004.


[Закрыть]. Она послужила, в частности, базовым положением в доказательстве необходимости либеральной модернизации России в получившем широкий резонанс докладе либеральных экспертов, близких к руководству страны[191]191
  Россия XXI века: образ желаемого завтра. М., 2010.


[Закрыть].

Анализ длинных статистических рядов развития мира по показателям структуры занятости и структуры ВВП позволяет утверждать, что декларированных трендов постиндустриального развития мира в действительности не существует. Более того, человечество в XXI в., судя по структурной динамике роста в развивающихся наиболее стремительными темпами странах – Китае, Индии, Бразилии, – вступило в фазу неоиндустриализации. Технологический мейнстрим связан прежде всего с расширением ассортимента товаров, а это в свою очередь ведет к повышению динамизма промышленного сектора. Мобильные телефоны, всеобщая компьютеризация, перманентное обновление автомобильного парка, производство бытовой техники – какая уж тут деиндустриализация?

Для иллюстрации постиндустриальных тенденций используется достаточно узкая доказательная база, ограниченная в статистическом отношении, как правило, иллюстрацией динамики занятости в сфере услуг. И действительно, за ХХ столетие произошла реструктуризация профессионально занятого населения в мире в направлении увеличения доли сервиса. На первый взгляд, теория постиндустриализма подтверждается (рис. 2.2.7)[192]192
  Кузык В.Н., Яковец Ю.В. Становление интегрального экономического строя – глобальная трансформация XXI века. М., 2008; Мировая экономика. Глобальные тенденции. М., 2003.


[Закрыть].

Рис. 2.2.7. Динамика занятости в сфере услуг по цивилизациям

Но представление о тренде постиндустриализма складывается в значительной степени из изолированного рассмотрения сектора услуг, вне связи с другими отраслями. Между тем, важно выяснить, за счет чего происходило соответствующее увеличение. Изучение показывает, что никакой деиндустриализации не происходит. Удельный вес занятости в сферах промышленности и строительства в мире не только не сокращался, но, напротив, последовательно возрастал. Устойчиво снижалась ввиду действия урбанизационных процессов занятость в сельском хозяйстве. Но это явление иной природы, и, во всяком случае, оно не описывается понятием постиндустриальности (рис. 2.2.8–2.2.9)[193]193
  Там же.


[Закрыть].

Рис. 2.2.8. Динамика отраслевой структуры занятости в мире

Рис. 2.2.9. Занятость в промышленности (весь мир)

Правда, при сужении спектра рассматриваемых стран исключительно ареалом западных государств, постиндустриалистский концепт находит определенные подтверждения. Действительно, занятость в промышленности в странах Запада, в диссонансе с мировой тенденцией, снижалась. Но было ли это деиндустриализацией? Западное промышленное производство не демонтируется, заводы не закрываются, как это случилось при сценарии постсоветского «деиндустриального перехода». Все происходит иначе. Индустриальные инфраструктуры перемещаются в страны второго и третьего эшелонов развитости. Реализуется очевидная неоколониальная схема разделения труда. Взамен перешедшего в офис западного человека у станка, как мы уже отмечали, встал малаец или индус. Отсюда падение занятости в промышленности на Западе коррелирует с ее подъемом во всем остальном мире (рис. 2.2.10)[194]194
  Кузык В.Н., Яковец Ю.В. Становление интегрального экономического строя – глобальная трансформация XXI века. М., 2008; Мировая экономика. Глобальные тенденции. М., 2003.


[Закрыть].

Рис. 2.2.10. Занятость в промышленности (в странах Запада)

Устойчивый рост удельного веса занятости в промышленном секторе фиксируется в ХХ столетии по всем не относящимся к Западу цивилизационным ареалам. С повышением доли занятых в индустрии развивались в том числе не включенные в западные неоколониальные схемы Япония и Восточная Европа. Единственное исключение на этом фоне представляет территория бывшего СССР, где удельный вес занятости населения в промышленности в постсоветский период изменил динамику в сторону снижения. Данный исключительный пример фактом своей инцидентности указывает скорее на ошибочность политики постсоветских государств, чем на наличие объективных оснований произошедших изменений (рис. 2.2.11)[195]195
  Там же.


[Закрыть].

Рис. 2.2.11. Занятость в промышленности (в незападных странах)

Об аномальности постсоветского этапа развития в истории России свидетельствует рис. 2.2.12.

Рис. 2.2.12. Распределение населения по отраслям народного хозяйства

Развитие СССР сопровождалось устойчивым ростом в структуре профессиональной занятости всех, за исключением аграрного сектора, отраслей народного хозяйства. С распадом Советского Союза направленность развития принципиально изменилась. Удельный вес ранее растущих отраслей – промышленности и строительства, транспорта и связи – пошел вниз. За счет них возросла сфера, объединяющая торговлю, финансовую деятельность и бытовые услуги. Стремительность ее превращения в ведущую отраслевую нишу не имеет аналогов в мировой практике. Постсоветская Россия явилась в этом отношении своеобразным экспериментальным полигоном реализации постиндустриалистской модели (см. рис. 2.2.12)[196]196
  Иоффе Я.А. Мы и планета: Цифры и факты. М., 1988.


[Закрыть].

При анализе трендов промышленного производства по доле промышленности в ВВП в мировом и страновом выражении сталкиваются различные системы статистики. Так, статистика Всемирного банка жестко встраивается в схему постиндустриального концепта[197]197
  Страны и регионы 2008. Статистический справочник Всемирного банка. М., 2009.


[Закрыть]. Правда, ее историческая продолжительность недостаточно велика. Иные тренды обнаруживаются при оперировании цифровыми выкладками историков мировой экономики. Поскольку для анализа необходимы длинные и сопоставимые (неразрывные) исторические ряды, для расчетов была взята статистика, почерпнутая в ходе историографии вопроса экономической динамики мира[198]198
  Maddison A. The World Economy in the 2 °Century. Paris, 1989; Mitchell B.R. International Historical Statistics: Europe, 1750–2000. New York, 2003; Болотин Б. Мировая экономика за 100 лет // Мировая экономика и международные отношения. 2001. № 9.


[Закрыть].

Что получилось в результате предпринятой реконструкции? За исключением периода Великой депрессии удельный вес промышленности в валовом внутреннем продукте мира с начала ХХ в. неуклонно возрастал. На современном этапе этот показатель возрастает еще быстрее.

Таким образом, вопреки прогнозам постиндустриалистов, мир вступает не в постиндустриальную, а в неоиндустриальную фазу развития.

Ответственное государственное управление, очевидно, должно выстраиваться в соответствии с объективным трендом – приоритетностью промышленного производства (рис. 2.2.13)[199]199
  Болотин Б. Мировая экономика за 100 лет // Мировая экономика и международные отношения. 2001. № 9; Мир в цифрах – 2009 / Пер. с англ. Н. Кононовой. М., 2009; Maddison A. The World Economy in the 2 °Century. Paris, 1989; Mitchell B.R. International Historical Statistics: Europe, 1750–2000. New York, 2003; The World. Economy in 1820–1992. Paris, 1995; Kuznets S. Modern Economic Growth. Yale University Press, 1969; Maizels A. Industrial Growth and World Trade. Cambridge University Press, 1963.


[Закрыть].

Показательно соотношение на длинной временно́й шкале доли промышленности в валовом внутреннем продукте и в секторальной структуре занятости. Данное соотношение может рассматриваться как индикатор эффективности соответствующей отрасли. Чем больше разрыв между первым и вторым показателями, тем эффективность выше. Для промышленности, в отличие от сферы услуг, этот разрыв последовательно возрастал. Сегодня, в противоречии с постиндустриалистским концептом, именно промышленное производство является наиболее эффективной отраслью экономики (рис. 2.2.14).

Рис. 2.2.13. Доля промышленности в ВВП мира

Рис. 2.2.14. Сравнение доли промышленности в валовом внутреннем продукте и в секторальной структуре занятости в мире

Известно, какую роль в статистике, особенно при историческом сопоставлении, играет используемая методика расчетов. Зачастую наблюдается кардинальное расхождение количественных показателей, взятых из разных источников. Такие несоответствия, обнаруживаемые, в частности, при сопоставлении данных А. Мэддисона и Всемирного банка, сами служат предметом научного анализа. Чем глубже проникновение в историю, тем выше дисперсия. Авторский выбор в пользу мэддисоновских данных был продиктован безусловной авторитетностью А. Мэдисона в расчете длинных историко-статистических рядов[200]200
  Maddison A. The World Economy: Historical Statistics. OECD (Organisation for Economic Cooperation and Development), 2006; Maddison A. The World Economy: Historical Statistics. OECD. 2003; Maddison A. Contours of the World Economy, 1–2030 AD. Essays in Macro-Economic History. Oxford University Press. 2007.


[Закрыть]. Проверить их на предмет достоверности возможно путем соотнесения с аналогичной по временно́й развертке статистической базой. Такого рода сопоставимый в ретроспективной проекции и широте странового спектра расчет представляет труд Б. Митчелла[201]201
  Mitchell B.R. International historical statistics: Europe, 1750–2000. Basingstoke, England, 2003; Mitchell B.R. International historical statistics: Africa, Asia & Oceania, 1750–2000. Basingstoke, England, 2003; Mitchell B.R. International historical statistics: the Americas, 1750–2000. Houndmills, Basingstoke, Hampshire, New York, 2003.


[Закрыть].

Митчелловские данные дотягиваются в опубликованной литературе до 1990-х гг. Динамика удельного веса промышленности в ВВП у Б. Митчелла совпадает в целом с мэддисоновской кривой. По ряду западных стран на современном этапе действительно фиксируется снижение доли индустриального производства в экономике. Однако это снижение не имело характера парадигмальной трансформации. Доля промышленности снизилась на Западе (причем не во всех странах) приблизительно до уровня 1930-х гг. Диапазон колебаний удельного веса промышленности в ВВП составил несколько процентов (рис. 2.2.15–2.2.19).

Рис. 2.2.15. Доля промышленного производства в экономике США

Рис. 2.2.16. Доля промышленного производства в экономике Канады

Рис. 2.2.17. Доля промышленного производства в экономике Австралии

Рис. 2.2.18. Доля промышленного производства в экономике Великобритании

Рис. 2.2.19. Доля промышленного производства в экономике Италии

Что касается иных государств, выходящих за рамки геоэкономического пространства Запада, то в них какого-либо принципиального снижения доли промышленности в валовом внутреннем продукте не наблюдается. В большинстве этих стран, напротив, продолжался рост доли индустриального производства. В некоторых других странах показатели удельного веса промышленности в ВВП стабилизировались. Тезис о деиндустриализации мира не подтверждается (рис. 2.2.20–2.2.33).

Рис. 2.2.20. Доля промышленного производства в экономике Китая

Рис. 2.2.21. Доля промышленного производства в экономике Индии

Рис. 2.2.22. Доля промышленного производства в экономике Индонезии

Рис. 2.2.23. Доля промышленного производства в экономике Южной Кореи

Рис. 2.2.24. Доля промышленного производства в экономике Малайзии

Рис. 2.2.25. Доля промышленного производства в экономике Таиланда

Рис. 2.2.26. Доля промышленного производства в экономике Ирана

Рис. 2.2.27. Доля промышленного производства в экономике Турции

Рис. 2.2.28. Доля промышленного производства в экономике Мексики

Рис. 2.2.29. Доля промышленного производства в экономике Бразилии

Рис. 2.2.30. Доля промышленного производства в экономике Парагвая

Рис. 2.2.31. Доля промышленного производства в экономике Перу

Рис. 2.2.32. Доля промышленного производства в экономике Уругвая

Рис. 2.2.33. Доля промышленного производства в экономике Камеруна

Единственным исключением являются Россия и группа постсоветских государств (рис. 2.2.34). Произошедшее в 1990-е гг. снижение доли промышленности в ВВП по масштабности деиндустриализационной трансформации исторически беспрецедентно. Создается впечатление, что теория постиндустриализации в России принята в качестве государственной управленческой идеологии.

Неоиндустриальный же прорыв ряда стран Азии и Южной Америки принципиально изменяет геоэкономическую карту мира. Запад по-прежнему промышленно доминирует, но его гегемонии брошен вызов. Еще в первую половину ХХ столетия он наступал. Надлом приходится на третью четверть XX в. На рубеже тысячелетий эта тенденция выражалась уже фронтальным промышленным наступлением Востока (рис. 2.2.35)[202]202
  Болотин Б. Мировая экономика за 100 лет // Мировая экономика и международные отношения. 2001. № 9; Мир в цифрах – 2009 / Пер. с англ. Н. Кононовой. М., 2009; Maddison A. The World Economy in the 2 °Century. Paris, 1989; Mitchell B.R. International Historical Statistics: Europe, 1750–2000. New York, 2003; The World Economy in 1820–1992. Paris, 1995; Kuznets S. Modern Economic Growth. Yale University Press, 1969; Maizels A. Industrial Growth and World Trade. Cambridge University Press, 1963.


[Закрыть].

Рис. 2.2.34. Доля промышленного производства в экономике России

Рис. 2.2.35. Доля промышленности незападных стран мира в мировом промышленном производстве

Рис. 2.2.35 (окончание). Доля промышленности незападных стран мира в мировом промышленном производстве

Удельный вес второго производящего материальные блага сектора – сельского хозяйства, – как в отраслевой структуре занятости, так и в валовом внутреннем продукте мира, на протяжении ХХ в. последовательно сокращался. Помимо экономических изменений это приводило к разрушению традиционного, выстраиваемого вокруг деревни, социокультурного мира. В этой трансформации состоял, по-видимому, один из важнейших факторов современной ценностной инверсии.

Сельское хозяйство выглядит как наименее рентабельная отрасль экономики. В ней, в отличие от секторов промышленности и услуг, доля занятых выше доли, занимаемой сельским хозяйством в ВВП мира (рис. 2.2.36)[203]203
  Болотин Б. Мировая экономика за 100 лет // Мировая экономика и международные отношения. 2001. № 9; Мир в цифрах – 2009 / Пер. с англ. Н. Кононовой. М., 2009; Maddison A. The World Economy in the 2 °Century. Paris, 1989; The World Economy in 1820–1992. Paris, 1995; Kuznets S. Modern Economic Growth. Yale University Press, 1969; Maizels A. Industrial Growth and World Trade. Cambr id g e University Press, 1963.


[Закрыть].

Рис. 2.2.36. Сравнение доли занятости и доли ВВП в сфере сельского хозяйства в мире

Понимая нерентабельность аграрной сферы, правительства многих стран проводят целенаправленную политику ее дотационного поддержания, поскольку частный капитал в такой ситуации немотивирован. Причины исторического «свертывания» значения сельского хозяйства связаны не только с его механизацией, повысившей производительность труда и высвободившей значительную часть людских ресурсов. Как раз производительность сельского хозяйства остается сравнительно невысокой. Объяснять исключительно этим произошедшую в ХХ столетии отраслевую трансформацию было бы не совсем корректно.

Другим важным обстоятельством снижения удельного веса сельского хозяйства в валовом внутреннем продукте стало развитие сферы промышленного производства пищевой продукции. В РФ ее объемы в финансовом эквиваленте выше совокупных объемов производства в аграрном секторе. Для западных стран это соотношение в пользу пищевой промышленности еще более очевидно. Издержками данного развития является фактически исчезновение натуральных, немодифицированнных генетически, пищевых продуктов.

Однако цифры о сокращении доли занятых в сельском хозяйстве – лукавые. Вывод о наличии тренда свертывания удельного веса аграрного производства проистекает из жесткой, не имеющей отношения к реальности, дифференциации трех секторов экономики. Однако современный производственный процесс имеет многоэтапную технологическую структуру.

Крестьян, непосредственно работающих на земле, не так много. Но, в то же время, с аграрной сферой связан широкий спектр причастных отраслей. К какому сектору экономики их относить, если конечный целевой ориентир в данном случае – сельхозпроизводство? Как правило, современная статистика относит содействующие отрасли к промышленности или сервису. Но верна ли такая дифференциация?

В Западной Европе одно создаваемое рабочее место в сфере сельского хозяйства приводит по цепочке к созданию 36-ти рабочих мест в иных сопутствующих отраслях экономики. Ни промышленные, ни, тем более, сервисные направления такого рода мультиплицирующим эффектом не обладают. Объективный процесс удлинения технологической цепочки, межсекторальной кооперации выдается в постиндустриальной теории за секторальную трансформацию, замену отраслей. А это очень спорно.

Бурное промышленное развитие «новых индустриалов», представляющих регионы Азии и Латинской Америки, должно, казалось бы, по логике отраслевой реструктуризации, привести к снижению их роли в мировом сельскохозяйственном производстве. Смена экономической специализации данных стран предполагала, в силу этого объяснения, изменение потоков продукции аграрного сектора. Действительно, сельское хозяйство утратило в них значение основной ниши развития экономики. Однако при этом абсолютные показатели состояния аграрного сектора рассматриваемых стран приобрели высокую динамику роста.

Бурное развитие промышленности потянуло за собой и сельское хозяйство (рис. 2.2.37).

Рис. 2.2.37. Доля в мировом производстве сельского хозяйства ряда незападных стран

Техническое оснащение азиатского и латиноамериканского села не могло не сказаться положительным образом на производительности крестьянского труда в соответствующих регионах. Бывшая периферия третьего мира атакует Запад, не только осваивая промышленные технологии, но и по традиционному для себя сельскохозяйственному направлению. Еще в 1980-е гг. основным центром аграрного производства мира являлась Западная Европа. Сегодня ситуация принципиально иная – первые две строчки уверенно занимают Китай и Индия (рис. 2.2.38)[204]204
  Болотин Б. Мировая экономика за 100 лет // Мировая экономика и международные отношения. 2001. № 9; Мир в цифрах – 2009 / Пер. с англ. Н. Кононовой. М., 2009.


[Закрыть].

Рис. 2.2.38. Страны-лидеры в мировом сельскохозяйственном производстве

Процесс развития аграрного сектора мира состоит не только в его техническом переоснащении, но и в освоении новых земель. Данное направление государственной политики в сельскохозяйственной сфере служило в свое время предметом жесткой критики руководства СССР (а ранее – Российской империи). Говорилось об имманентно экстенсивном пути развития России. Но точно в таком же направлении максимизации сельскохозяйственной обработки имеющихся земельных ресурсов развивались все страны мира.

В ходе реформ ситуация в Российской Федерации изменилась. Доля находящихся в сельскохозяйственном обороте земель сокращается. Сходные тенденции, впрочем, можно обнаружить в США и Западной Европе. Но там эти земли составляют около 45 % территории, тогда как в России – всего 13 %. Между тем, Восток активно колонизует в сельскохозяйственных целях все новые и новые пространства. По этой логике недалек тот день, когда соответствующая аграрная колонизационная волна перекинется через границы Российской Федерации (рис. 2.2.39)[205]205
  .


[Закрыть].

Рис. 2.2.39. Обрабатываемые сельскохозяйственные земли, в % к общей площади в странах мира

Рис. 2.2.39 (продолжение). Обрабатываемые сельскохозяйственные земли, в % к общей площади в странах мира

Из анализа приведенных соотношений может возникнуть впечатление, что Запад игнорирует значимость сельскохозяйственной сферы. Неужели там нет понимания связанности национальной безопасности и продовольственного обеспечения страны? Складывающееся впечатление легко опровергается при анализе трендов производства сельскохозяйственной продукции в подушевом выражении. Здесь позиции Запада по-прежнему доминирующие. Более того, разрыв в обеспеченности отдельно взятого человека западных стран и большинства регионов остального мира в течение ХХ столетия только возрастал (рис. 2.2.40)[206]206
  Кузык В.Н., Яковец Ю.В. Становление интегрального экономического строя – глобальная трансформация XXI века. М., 2008; Мировая экономика. Глобальные тенденции. М., 2003.


[Закрыть]. Таким образом, существующая на сегодня модель мирового продовольственного распределения подтверждает ее характеристику в качестве неоколониальной системы.

Рис. 2.2.40. Сельскохозяйственная продукция на душу населения по странам мира в отношении к странам Запада

Получается, что основополагающий тезис концепции постиндустриального общества о свертывании секторов товарного производства не проходит проверку при его статистической верификации в масштабах всего современного мира. Причем, ни во временном, ни в географическом пространствах. По отношению к сфере индустриального производства это прямая дезинформация, в сфере аграрного производства – подмена абсолютных показателей роста относительными величинами. За тренд постиндустриализма выдается новая геоэкономическая модель мирового разделения труда, которая воспроизводит мировой паразитизм, но в более изящной и камуфлированной упаковке современного неоколониализма.

По существу оказывается, что вольно или невольно, но теория постиндустриального общества выступает прикрытием неоколониализма, современной межстрановой версии эксплуатации человека человеком. Догадывались ли о такой участи этой научной теории ее авторы?

2.3. Генезис сервисноориентированной модели развития

Категория сервиса сложнее, чем представляется в трехсекторной модели общественного труда, основе теории постиндустриализма.

Почему-то в концепции линейной фронтальной эволюции человечества считается, что сервис возник на достаточно поздней стадии общественного развития. Поэтому исторически его возникновение обычно относят к третьей фазе общественного разделения труда (рис. 2.3.1).

Рис. 2.3.1. Сервис как третичный сектор разделения труда

Первая фаза состояла в дифференциации земледелия и скотоводства на стадии формирования производящих форм хозяйствования. Во второй фазе, во времена промышленной революции, промышленность дифференцируется с сельским хозяйством. В третьей фазе происходит разделение материального – товарного и нематериального – нетоварного производства, производственной и непроизводственной сфер трудовой деятельности.

Сервис, ввиду своей нематериальности и нетоварности, идентифицируется именно с новой выделяемой областью в общественной производственной дифференциации.

Насколько удовлетворительно, с позиции современных исторических знаний, такое схематическое построение? На самом деле его нестыковки с эмпирическим материалом достаточно очевидны.