Текст книги "Суперопер"

Хитрый микрофон

В конце марта Макар впервые сделал квартальный отчёт. И одновременно сделал для себя несколько открытий. Во-первых, убедился, насколько был прав Ткачёв, когда советовал рассчитываться с агентурой трофеями. В результате проведённых рейдов и засад, все его негласные сотрудники получили вознаграждение в больших размерах, чем это допускалось секретными приказами, и, в то же время, полученные на эти цели деньги, остались нетронутыми.

Подчинённые оперативники Моргун и Коваль отметили сдачу отчёта грандиозной пьянкой на сэкономленные средства. Макар просто отложил деньги на будущее – пригодятся. Даже сберкнижку себе завёл, куда решил откладывать кроме захалтуренных денег и половину зарплаты. Вторую половину отдавал Ларисе. Та, хоть и возражала, но по всему видно было, что такое решение ей понравилось.

Вторым открытием, если это можно было так назвать, было сформировавшееся убеждение опять же в правильности слов Ткачёва о необходимости оформления документов ежедневно, постоянно, не дожидаясь, когда они понадобятся. Этим обстоятельством Макар и его сотрудники пренебрегали, пока дело не коснулось отчётов. Пришлось несколько вечеров сидеть в кабинете, напрягать голову, вспоминать все события и заполнять бесконечные бумаги. А из отделения ежедневно названивал Светин и требовал отчёты.

Ещё одним открытием оказалось, что в отчётах есть такой показатель как «раскороновка». В идеале это означало – лишить «вора в законе» этого почётного в криминальном мире звания, образно выражаясь – лишить воровской короны. А на практике – опустить криминального авторитета до уровня простого работяги или ещё ниже. Для этого проводился целый комплекс мероприятий с целью достижения нужного результата. В каждом отдельном случае мероприятия отличались от других, учитывая личность и складывающиеся обстоятельства. Такая работа считалась очень сложной, была одним из главных показателей высокой квалификации оперативника.

Ткачёв объяснил Макару, что иногда можно использовать авторитет зека в своих целях, умело направляя действия «вора» или «смотрящего» в нужную сторону. Некоторым влиятельным зекам даже можно посодействовать в поднятии авторитета, если от этого будет польза.

А вот тем, кто любит зубы показывать администрации, грубит, пытаясь на этом заработать себе авторитет среди зеков, можно и нужно применять «раскороновку».

При этих словах Макар сразу представил лицо осуждённого Горева по кличке «Шахтёр». Вот уж действительно противная рожа. Разговаривает со всеми, кто в погонах с каким-то высокомерием, презрительно выцеживая слова, демонстративно сплёвывая сквозь зубы, если дело происходит на улице. Явно пытается таким образом приподнять свой авторитет. И с ним считались. Якобы на свободе в Ростовской области он имел влияние среди урок.

Ещё одним открытием была необходимость экстренной связи хотя бы с одним агентом на случай массовых беспорядков, когда доступ в жилую зону будет затруднён. В качестве такого способа связи предшественником капитаном Буренковым было расписано выбрасывание агентом сообщения, привязанного к грузу, через запретку в определённом месте в определённое время суток.

Макар задумался. Какой-то нереальный способ. Во время массовых беспорядков, когда снаружи бараков будет постоянно передвигаться целая толпа, агент, на глазах у посторонних, перебрасывает что-то через запретку? А перед этим ему надо ещё где-то уединиться и записать информацию, найти камень или обломок кирпича (это в насквозь деревянной зоне, где всё сделано из дерева – трапы, заборы), как-то всё это будет выглядеть подозрительно. Скорее всего, никакого сообщения опер не дождался бы. Потом – нужно дождаться определённого часа, например, в полночь. А если беспорядки начались утром? К полуночи информация уже может не понадобиться или потеряет свою актуальность. Надо придумать что-нибудь более реальное.

Макар шёл по жилой зоне и размышлял, чтобы такое придумать, поглядывая по сторонам, когда его окликнул, электрик – осуждённый Веселовский по кличке «Смешной», он же агент «Угрюмый»:

– Гражданин капитан, можно вас на минутку?

Макар поставил его на эту должность прямо с этапа, когда тот только прибыл в колонию. С некоторых пор Макар взял за правило всех вновь прибывших вызывать по одному на короткую личную беседу ещё до того, как разбирать этап будет начальник колонии.

Дело в том, что начальник распределял этапы в присутствии офицеров и осуждённых – нарядчика, коменданта. Там откровенничать никто не мог. А в беседе один на один Макар выявлял лиц, ранее сотрудничавших с оперативниками в зоне или на свободе, и сразу мог направить в ту бригаду, где было слабое агентурное прикрытие.

Свои соображения он записывал на листке, который лежал на столе у начальника при распределении. Как правило, все его пожелания исполнялись. Ткачёв опять удивился, почему раньше оперативники так не делали?

Когда пришёл Веселовский, на этом листке первая буква его фамилии была написана печатным шрифтом (что было знаком для начальника, что он – негласный сотрудник), а также было указано, что он электрик и киномеханик по профессии. А должность киномеханика как раз была вакантной. Фильмы в зековском клубе показывал киномеханик из посёлка, что создавало определённые проблемы.

Сейчас Веселовский обосновался в кинобудке при клубе, где даже и ночевал. Ему это разрешалось, так как электрик мог понадобиться в любое время дня и ночи. Там же в кинобудке Макар с ним периодически и встречался, получая оперативную информацию.

– Что ты хотел, Веселовский?

– Я тут, гражданин начальник, одну интересную схему высмотрел в журнале «Техника молодёжи», – агент оглянулся по сторонам и, понизив голос, добавил, – я думаю, вас заинтересует. Зайдите в кинобудку, я объясню.

– Хорошо. Минут через десять.

Заглянув сначала в нарядную, куда он, собственно, и шёл, Макар направился к зданию клуба, и тут ему пришла в голову идея, как можно решить проблему, над которой он размышлял в последнее время.

– Подожди со схемой, – отмахнулся он от электрика, войдя в кинобудку, – скажи, ты сможешь провести прямую телефонную линию из своей будки в кабинет оперчасти за зоной? Чтобы не через коммутатор дежурного, а напрямую?

Веселовский задумался, потом начал прикидывать вслух:

– Трубка у меня есть, кусок провода понадобится…, найду. Без проблем, начальник. А зачем?

– Понимаешь, в зоне, например, могут начаться беспорядки, когда администрация войти не сможет. Твоя задача – выяснять, что тут происходит и докладывать мне. А дежурка может оказаться захваченной.

– Понял, начальник, всё сделаю в лучшем виде.

– Отлично. Теперь рассказывай, что у тебя?

– Вот смотри, начальник, – Веселовский раскрыл журнал, – это схема микрофона направленного действия. Тут она примерная, просто изображён принцип действия. Я её немного доработал, не все нужные детали смог найти. В общем, собрал из того, что есть. Вроде, неплохо получилось.

Собранный им прибор разместился в пластмассовой мыльнице, к которой был подсоединён обычный микрофон с какой-то удлинённой воронкой на конце. Из мыльницы выглядывали провода с разъёмами.

– Вот это втыкаешь в магнитофон, как обычно для записи, ставишь на паузу, – объяснял электрик действие прибора, – этот конец микрофона направляешь на объект и слушаешь через магнитофон. Если что-то интересное, отпускаешь паузу и пишешь. У меня магнитофона нет, я подключал к динамику. Здесь у меня нет возможности нормально испытать. Я пробовал через дверь, – он распахнул дверь, – вон там, возле барака двое разговаривали, а я здесь слушал. Жаль, что сейчас там никого нет, я бы продемонстрировал.

Макар прикинул расстояние – около ста метров:

– Да ладно! Неужели слышно?

– Век воли не видать! – машинально поклялся Веселовский самой страшной клятвой, – только помехи небольшие, шипение потрескивание, но это можно отрегулировать, я ещё доработаю. Но и сейчас вполне можно разобрать, о чём базарят. Попробуй сам где-нибудь испытать. Если использовать магнитофон портативный, то можно где-то на улице спрятаться и прослушивать тех, кто интересует.

Веселовский упаковал изобретение в газету и вручил Макару.

Проверить хитрый микрофон получилось вечером этого же дня. После окончания съёма с работы Макар прошёл в кабинет за зоной, чтобы взять папку с бумагами. Сегодня он собирался вызвать агента из камеры и для прикрытия – ещё нескольких его сокамерников.

Раздумывая над порядком и планом работы, он подошёл к окну. Со второго этажа штаба жилая зона просматривалась идеально. Прямо напротив – широкий коридор, местный Бродвей, по которому шло основное движение во время развода и съёма. С правой стороны вдоль деревянного настила из бруса тянулся забор из колючей проволоки, за ним – ещё один забор из трёхметровых досок, за которым проходила КСП (контрольно-следовая полоса), разделяющая жилые зоны двух колоний. С другой стороны КСП были такие же заборы из досок и колючей проволоки. Всё это должно было максимально ограничить общение между осуждёнными двух колоний – особого и строгого режимов.

По левому краю Бродвея выстроились три корпуса «закрытой зоны» под номерами 2, 3 и 5. Первым корпусом был штрафной изолятор с одиночными камерами, а четвёртый находился в глубине двора за третьим корпусом. За пятым корпусом трёхметровый деревянный забор отделял закрытую зону от открытой.

На углу возле этого забора стояли два человека в полосатой одежде. Точнее не стояли, а тусовались, то есть ходили туда-сюда, о чём-то разговаривая.

– Интересно, что за люди? – вслух подумал Макар, прикидывая одновременно, что из дежурки это место не просматривается, да и разглядеть, кто там конкретно, не получится – далековато.

– А для чего у нас спецтехника? – опять сам себе задал вопрос Макар. Быстро достал из своего сейфа фотоаппарат «Зенит» и телеобъектив «МТО– 1000» и соединил их в единое целое. Затем выключил свет, чтобы не бросаться в глаза и подошёл к окну. Вот теперь другое дело! Лица осуждённых были видны как на расстоянии вытянутой руки.

Несмотря на свой относительно небольшой срок работы в колонии, этих двоих Макар знал хорошо. Оба они были на виду и каждый по своему авторитетными. Один – недавно прибывший в колонию Вано Ломидзе – своим поведением и разговорами всячески давал понять, что скоро официально станет «вором в законе», что где-то решение уже принято и, когда в зону придёт «прогон», придётся Могулу уступить место «смотрящего» ему. Могул, при всём его авторитете, «вором» не являлся.

Эту информацию Макару недавно довёл до сведения Ткачёв. При этом он высказал опасение, как бы не получилась массовая резня. Могул просто так свой «портфель» не уступит. Вокруг него сформировалась группировка из «авторитетов» и «торпед», то есть физически крепких зеков, используемых при силовых конфликтах. Да и администрацию он вполне устраивает. Привыкли к нему. Большинство мелких конфликтов он сам решает, не надо оперативникам напрягаться лишний раз. И решает справедливо, бескровно. За беспредел наказывает жёстко, но жалоб не было.

Собеседником Ломидзе был осуждённый Широбоких (он же «Широбора»), бригадир восьмой разделочной бригады. Криминальным авторитетом он быть не мог «по понятиям», так как занимал «сучью» должность бригадира. Про него ходила легенда, что по прибытию в колонию на вопрос начальника:

– Профессия?

Он ответил:

– Бригадир.

Начальник посмеялся и спросил:

– А работать-то будешь?

– А куда они нах… денутся?

Широбора имел огромный авторитет среди зеков, с его мнением считались даже признанные авторитеты. Последние тридцать лет он ни одного дня не был на свободе. То есть, как сел в несовершеннолетнем возрасте, так ни разу не освобождался. Трижды он добавлял себе срок за убийство таких же зеков и причинение им тяжких телесных повреждений. Макар проводил с ним ознакомительную беседу и отметил для себя, как этот человек отстал от жизни. Он ни разу не смотрел телевизор. Жизнь на свободе он представлял по сороковым – пятидесятым годам. До конца очередного срока Широборе оставалось около семи лет. Как он будет жить на свободе, он даже не задумывался.

– Интересно, что может быть общего у таких разных людей? – пробормотал Макар. Широбоких жил в открытой зоне, а вот Ломидзе должен быть в камере барака. Похоже, со съёма задержался. Наверняка солдат-контролёр в бараке – грузин. Договорился.

Макар уже потянулся к трубке телефона, чтобы дать команду дежурному, но тут вспомнил про «хитрый» микрофон.

«Расстояние здесь около сотни метров, – подумал он, – вот и проверим». Убрав в сейф фотоаппаратуру, он достал изобретение киномеханика.

На столе стоял магнитофон «Комета», который в дневное время создавал музыкальный фон, не мешающий работе и без которого не обходились все пьянки в этом кабинете в вечернее время. Макар быстро воткнул в гнездо нужный разъём, включил магнитофон на запись и поставил на паузу. Затем встал на стул, открыл форточку, высунул микрофон и направил его на тусующихся зеков.

Из магнитофона послышался шум и свист. Макар пошевелил прибором, вылавливая нужное направление. И вдруг услышал знакомый хриплый голос Широборы:

– Даже и не мечтай!

Голос сменился треском. Макар немного довернул микрофон и опять поймал тот же голос:

– У этой Ани – медички муж работает кумом в соседней зоне. Если он узнает, что к ней подкатывает какой-то зек, знаешь, где ты будешь?

– Так он же не в нашей зоне, – второй голос был незнакомый, молодой и с характерным кавказским акцентом.

– Какая разница. Он скажет нашим кумовьям, они тебя прессанут. Слышал, что у нас старший кум чемпион Союза по самбо? Имей в виду.

– Жаль, хорошая баба. Знаешь, как петухи уже надоели!

– А мне, думаешь, не надоели за тридцать с лишним годов? Я за это время пробовал только кедровок, да и то всего три раза. Слушай, – Широбора замялся, как бы сомневаясь, говорить или нет, – короче, я тут договорился с Пашей, ну, ты его не знаешь, на лесовозе работает. Не этой ночью, а следующей он к нам кедровку забросит. Она сейчас на Ужме подрабатывает. Это поселение тут недалеко. Страшная грязная, говорит, но – баба. Так что можешь подойти послезавтра.

– Ух ты! Настоящий баба! Канэшна подойду, – Ломидзе от волнения стал говорить с ещё большим акцентом.

– Только ты это… смотри, базар между нами. У меня ещё никто из бригадников не знает. Вообще, никто в зоне не знает. Тебе первому сказал. Сам понимаешь, узнают – вся биржа сбежится.

– Канэшна, я – могила!

Тут из магнитофона послышалось звонкое чириканье, явно птичье. Как Макар не шевелил микрофоном, – птицы заглушали все звуки. Что за чёрт! – Макар присмотрелся. Лампочкой на столбе напротив третьего корпуса хорошо освещался пятачок на трапе, где копошилась стайка мелких птичек, скорее всего – воробьёв. Часть птиц сидела на электрическом проводе возле столба. Именно они могли создать такой фон.

Макар снял трубку внутреннего телефона.

– Слушаю, – услышал он голос дежурного.

– Володя, соедини меня с третьим корпусом.

Услышав голос солдата – контролёра третьего корпуса, Макар попросил позвать к телефону дневального.

– Слушай, Капустин, не в службу, а в дружбу, выйди из корпуса, прогони птиц за дверью, на земле и на проводах. И сразу – назад. Только не спрашивай, зачем, потом расскажу.

– Хорошо, начальник, – голос дневального был сильно озадачен. Таких непонятных команд ему ещё никогда не давали.

Макар увидел, как распахнулась дверь барака, вышедший дневальный замахал руками на птиц. Те конечно улетели. Дневальный растерянно огляделся и вернулся в барак.

Макар собрался занять позицию у форточки, но увидел, что заинтересовавшие его зеки уже разошлись.

«Хорошая техника», – Макар с уважением подумал об изобретении киномеханика, – «надо будет его дополнительно поощрить.

Теперь надо было подумать, как грамотно распорядиться полученной информацией. Изначально в подслушанном разговоре речь шла о медсестре Анне Филоновой, муж которой работал опером в соседней колонии. Макар усмехнулся, представив реакцию Гены Филонова, если бы тот узнал, что к его красавице жене клеится какой-то рецидивист. У Гены первый разряд по боксу.

«Кедровками» называли проституток, которых изредка забрасывали на рабочие объекты. По рассказам бывалых сотрудников, когда таких вылавливали, на них страшно было смотреть: грязные, вонючие, в каком-то тряпье. И главное – не знали, что с ними делать. Арестовать, привлекать к какой-нибудь ответственности не за что. Нет такой статьи. Посадить её на самолёт, чтобы улетела из посёлка – у неё нет ни денег, ни документов. Просто выгнать – где гарантия, что она ночью обратно не вернётся?

Присутствие на объекте женщины, даже такой, неизбежно приведёт к конфликтам среди желающих ей попользоваться. Всегда найдётся такой, кто считает себя выше других в зековской иерархии, а значит, имеющим право на внеочередное обслуживание.

Из подслушанного разговора Макар сделал вывод, что эти двое знают друг друга давно, видимо пересекались на других зонах.

Как использовать полученную информацию с максимальной пользой? Устроить засаду, чтобы «кедровка» не попала по назначению? Это самое простое. Но тут проблема. Допустим, задержали её в два часа ночи. А дальше что с ней делать? Отпускать? Она же обратно пойдёт в бригаду. Сидеть с ней до утра в кабинете? Развлекать её, анекдоты рассказывать? А потом, не выспавшись, целый день работать? Как-то не интересно.

Макар задумался. Если учесть, что информацией в зоне владеют только двое… И тут его осенило.

Раскороновка

А что, если вызвать одного из них на беседу в оперчасть, причём так, чтобы об этом все знали? Поговорить о чём-нибудь немного и отпустить? А потом другому дать знать, что нам известно о «кедровке». Тогда другой будет уверен, что первый проболтался, а фактически сдал операм секретную информацию. И репутация у первого будет подмочена. Вот и раскороновка.

Кому из двоих нужно подмочить репутацию, Макар не раздумывал ни секунды. Ломидзе с его амбициями в ближайшее время мог резко обострить ситуацию в зоне.

Приняв решение, Макар не стал ни с кем советоваться, не хотел рассказывать начальству о «хитром» микрофоне, во избежание утечки информации о нём. Пусть зеки как можно дольше остаются в неведении.

От первоначальных планов пришлось отказаться. Макар направился в четвёртый корпус, где содержался Ломидзе.

Здесь в кабинете начальника отряда расположились две женщины из бухгалтерии. Перегородив столом входную дверь в кабинет, они сидели внутри за эти столом и, разложив бумаги, проводили сверку по зарплате. Командовал парадом начальник отряда капитан Иван Барышников – здоровенный невозмутимый пофигист по кличке «Ваня трын-трава». Он расхаживал по коридору и следил, чтобы возле стола толпились не больше пяти человек.

Возле стола находилась очередная пятёрка. Зеки воспринимали сам процесс сверки как развлечение, возможность пообщаться лишний раз с женщинами, пытались острить и даже флиртовать.

Увидев начальника оперчасти, зеки притихли, настороженно косясь в его сторону.

«Отлично» – подумал Макар, – «чем больше свидетелей, тем лучше».

– Выпусти ко мне в кабинет осуждённого Ломидзе из четвёртой камеры, ― сказал он солдату-контролёру явно грузинской национальности громко и чётко, чтобы зекам было хорошо слышно.

Дневальный четвёртого корпуса уже услужливо открывал дверь с надписью «оперчасть».

Стоя возле открытой двери, Макар наблюдал, как контролёр открыл дверь в четвёртую камеру, крикнул: «Ломидзе, оперчасть вызывает», вывел оттуда Ломидзе и показал ему на поджидающего Макара.

Проходя мимо толпившихся осуждённых, Ломидзе вытянул шею, пытаясь рассмотреть женщин, но капитан Барышников подтолкнул его в спину, придав ускорение.

– Присаживайся, – Макар указал Ломидзе на стул, прибитый к полу, сам сел за стол напротив, – расскажи мне, за что ты срок отбываешь?

– Сто сорок четвёртая, начальник, кража.

– Это я знаю, приговор читал, но там мало, меня интересуют подробности, – Макар действительно знакомился с делом Ломидзе по прибытию его в колонию и помнил приговор, – ты совершил квартирную кражу. В приговоре не написано, какая была подготовка, как дверь открыл и другие детали. Тебе-то сейчас какая разница, всё равно уже сидишь за это.

– А для чего тебе, начальник, – насторожился Ломидзе.

– Раз спрашиваю, значит – надо, – строго ответил Макар, – или думаешь, мне тут заняться нечем? Может, ты чего-то боишься?

– Да нет, – Ломидзе пожал плечами, – там вообще случайно получилось. Кража действительно готовилась, но не эта. Я вычислил квартиру Фан Фаныча, – ну, это мы так больших начальников называем. Этот в торге работал. Месяц за ним наблюдал. У него машина своя, одевается богато, жена вся в золоте. Значит, и хата должна быть не пустая. Узнал, когда он в отпуск уедет, ключи подобрал. Проверил, квартира на сигнализацию не ставилась. Короче, они с женой укатили в отпуск, я – туда. Открыл дверь, а в квартире голяк! Представляешь, начальник, шкафы пустые, только старые тряпки, посуда – одна ерунда, серебром и не пахнет. Телевизора, магнитофона – ничего нет. Всё куда-то вывез, сука. Расстроился я, вышел из этой квартиры и позвонил в другую – напротив. Там никто не ответил. Я ногой дверь выбил, собрал, что было ценного и в двух чемоданах вынес. Чисто наудачу. Но, ничё – пропёрло. Вышел из дома, тормознул такси и отвёз всё к барыге. Через три дня пришёл за деньгами, а там меня и приняли. Барыга сдал, козёл.

Макар украдкой взглянул на часы. Достаточно.

– Ну, вот теперь всё ясно, – сказал он, вставая, – а то какие-то непонятки были. Не буду больше задерживать.

Когда Ломидзе выходил из кабинета, даже его спина выражала недоумение, зачем вызывал? Макар подумал, что ему сложно будет объяснить в камере причину вызова.

Теперь оставалось намекнуть Широбоких, что оперчасть знает о «кедровке».

На следующий день во время съёма Макар подозвал к себе бригадира:

– Ты знаешь, Широбоких, что означает слово «сутенёр»?

Бригадир наморщил лоб, вспоминая, потом заулыбался:

– Так это ж тот, кто бл…, извиняюсь, бабами гулящими торгует, проститутками. А чего это ты, начальник, именно у меня спрашиваешь? Я с малолетки сижу, баб голых только на фотографиях видел и то мало.

– А это я к тому, что за проституцию у нас не наказывают, нет такой статьи, а вот за сводничество статья имеется. Сутенёр – он сводник и есть. Сколько тебе осталось до конца срока?

– Семь лет с месяцами, начальник, что-то я не пойму…

– А тут и понимать нечего. Если не хочешь ещё годика три добавить, по статье позорной, то подумай, надо тебе это или нет.

– Не пойму я, к чему ты это, начальник?

– К тому, – Макар повысил голос, – что нам надоело кедровок с биржи вытаскивать, а потом голову ломать, что с ними делать. Одному – двум сутенёрам срок добавим, может, другие задумаются. Я всё сказал.

Макар развернулся и быстро пошёл в сторону штаба. Широбора остался стоять с разинутым ртом.

Утром Ломидзе на развод не вышел. На разборе отказчиков от работы заявил, что у него в зоне много врагов, и его надо этапировать в другую колонию. До решения вопроса он самоизолируется, то есть будет сидеть в Шизо.

Агент из окружения «смотрящего» Могула сообщил:

«Вчера вечером в секцию к Могулу пришёл бригадир Широбора и заявил, что „Вано“ сотрудничает с оперчастью, так как старший кум оказался в курсе разговора, о котором знали только два человека. Широбора уточнил, оказывается, вчера вечером грузина вызывали в кабинет оперчасти. Могул заинтересовался информацией. Вечером перед отбоем Могул вместе с Широборой и двумя „торпедами“ зашёл в камеру, где содержится Ломидзе. Контролёр их пропустил за взятку. В камере Широбора бросил грузину предъяву. В хате несколько человек подтвердили, что Вано был у кума. Тот отпирался, говорил, что кум его вызывал по краже, за которую он сейчас сидит. Ему никто не поверил, так как оперчасть никогда не интересовали те дела, за которые уже отбывают срок. Могул сказал ему, чтобы дёргал с этой зоны и ушёл».

Макар рассказал Ткачёву о проведённой им оперативной комбинации с целью раскороновки нежелательного авторитета. Только про микрофон направленного действия промолчал. Поразмыслив, Макар сообразил, что если засветить «хитрый» микрофон перед оперативным начальством, то «наверху» захотят распространить положительный опыт. Затребуют сначала сам прибор, затем – схему, наклепают таких же приборов. В результате через несколько месяцев зекам неизбежно уйдёт информация, что у оперативников есть возможность подслушивать разговоры на расстоянии. И получение информации таким способом сразу усложнится.

Поэтому Макар сказал Ткачёву, что агент «Угрюмый» случайно оказался за забором, когда с другой стороны говорили о «кедровке».

– Молодец! – Ткачёв не скрывал радости, – ловко ты использовал информацию. Классическая «раскороновка». Не забудь в отчётах расписать. А я тут голову ломаю, как от Ломидзе избавиться. Понимаешь, если его просто отправить в другую колонию, он будет везде кричать, что Могул его испугался и подключил ментов. А это – пятно на репутацию нашего смотрящего и, скорее всего, разборки в будущем. А так – он сам уезжает с подмоченной репутацией. Да ещё как подмоченной!