Текст книги "Суперопер"

Вторая раскороновка

Этап должен был уйти во второй половине апреля. Это на родине Макара в конце апреля погода уже, как правило, летняя. А здесь, на севере необъятной страны, весна только начинается. Огромные горы снега, сформировавшиеся за долгую зиму на обочинах дорог, начинают чернеть и медленно оседать. На самих дорогах появляются небольшие лужи, замерзающие ночью, но упрямо появляющиеся на следующий день в ещё большем размере. Ледовые переправы через реки, специально намороженные в начале зимы, пока ещё держали тяжёлые лесовозы, но срок их жизни катастрофически уменьшался, приближаясь к закономерному финалу. Верой и правдой прослужившие великой цели – выполнению плана, каждую весну их в начале ледохода взрывали во избежание заторов.

Намечающийся этап должен быть последним зимним, так сказать – сухопутным, зеков перевозили зимой на автозаках. Следующий будет по реке после ледохода на спецбарже.

Дата этапа держалась в секрете от осуждённых, чтобы создать проблемы тюремной почте. Автозаки обычно прибывают днём, когда основная масса осуждённых находится на работе. Убывающих осуждённых тщательно обыскивали, после чего они в специальном загоне дожидались посадки на транспортное средство.

Прибывающих осуждённых после обыска помещали в штрафной первый корпус, где они дожидались распределения начальником колонии. А убывающие в это время грузились в спецтранспорт и уезжали.

Но в этот раз сюрприз не удался. Автозаки прибыли с поломкой. Один из них буксировал второго. Как оказалось, в одном накрылась коробка передач. Проблема решаемая – в автомастерских при колонии, заточенных на ремонт именно Уралов (а прибывшие автозаки были такой же вездеходной модели, как и местные лесовозы), зеки – автослесари могли за сутки разобрать автомобиль до винтика и обратно собрать. Но даже простая замена коробки передач на другую, не говоря уже о её капитальном ремонте, требовала определённого времени.

Как ни старайся, а ремонт продлится до конца светового дня, а ездить в ночное время автозакам запрещалось по инструкции.

Поэтому начальник колонии принял решение: прибывших зеков распределить сразу с колёс, без предварительной фильтрации оперчастью, а убывающих пассажиров, дабы второй раз не заморачиваться с обыском, поместить в Шизо до утра на общих основаниях, то есть кормить по общей норме, а не по штрафной, и разрешить курение в камерах.

Зеки, прибывшие вечером с работы, быстро просекли ситуацию. Грех было не попытаться воспользоваться открывшимися возможностями.

Могул написал насколько писем «смотрящим» в других колониях на разные темы. Но почти во всех письмах упоминался «косяк», который «упорол» Вано Ломидзе. Практически доказанное его сотрудничество с администрацией и его самоизоляция, ставили крест на дальнейшей карьере Ломидзе как криминального авторитета. Чего Могул и добивался, избавляясь от конкурента.

Такие письма писались на небольших клочках бумаги мелким, но разборчивым почерком. Затем бумажка сворачивалась в небольшой компактный комок и герметически запаивалась в полиэтиленовую плёнку при помощи спички, чтобы исключить попадание внутрь воздуха и влаги. С этого момента письмо называлось «малява». Чтобы «малява» не попала в руки любопытным представителям администрации, и не была обнаружена во время обыска, капсула с письмом проглатывалась. Задачей человека, которому поручалась доставка «малявы», было не упустить момент её выхода из организма естественным путём, промыть, распаковать и доставить адресату.

«Малявы» к осуждённым, отобранным на этап и находившимся в первом корпусе, могли попасть только очень ограниченным способом.

Штрафной корпус №1 находился на отшибе в углу жилой зоны, был окружён «локалками» – дополнительными заборами из арматуры. Пройти в корпус можно было только по огороженному такими же стенами коридору, что начинался от дежурной комнаты и хорошо просматривался оттуда.

Посторонний человек войти в штрафной корпус никак не мог. Единственными каналами, через которые можно было попытаться хоть что-то передать, были дневальный первого корпуса и доставщики пищи. Еда для штрафников привозилась из общего котла, раздавал её повар – «баландёр» в присутствии контролёра. Чтобы передать «маляву», «баландёр» должен был не «запалиться» при личном обыске у входа в барак, затем ухитриться на глазах у контролёра незаметно отдать её нужному человеку. Что было само по себе очень сложно. Ещё можно было подкупить контролёра. Но продажных прапорщиков быстро вычисляли оперативники, такие безжалостно увольнялись из органов.

Дневальный первого корпуса иногда (очень редко) мог самостоятельно выйти из барака, но не дальше дежурной комнаты. Для решения каких-нибудь хозяйственных вопросов. Но в этом случае при выходе из барака и при возвращении его обязательно должны были обыскивать контролёры.

Дневальный штрафного изолятора это самая «сучья» из всех сучьих должностей в любой колонии. Его ненавидели всей зоной. Поэтому на этом месте работал, как правило, полный отморозок, который сам был заинтересован в том, чтобы из корпуса не выходить без сопровождения кого-либо в погонах.

Несмотря на это зеки были вынуждены общаться со «шнырём» изолятора, чтобы «подогреть» попавших туда за нарушения своих друзей, передать им сигареты, чай, что-то из продуктов, чтобы хоть как-то облегчить полученное наказание.

Дневальный за определённую мзду иногда передавал «гревы», увязывая этот вопрос с контролёрами, иногда «палил», делая вид, что нашли и отобрали, а фактически присваивая себе, поделившись с теми же контролёрами.

Работающий на этой неблагодарной должности в настоящее время осуждённый Мухин, кличка «Муха», он же агент «Атос», ухитрялся лавировать так, чтобы были довольны все стороны. Весь поток «малявок» он ухитрялся пропускать через личную цензуру. Получив запаянную капсулу для передачи конкретному человеку, Мухин заскакивал в свою каморку, распечатывал её, переписывал, копию оставлял себе, оригинал опять запечатывал, запаивал спичкой и только после этого отдавал нужному человеку.

Когда Макар вечером перед отбоем зашёл в штрафной корпус, «Атос» выложил перед ним четыре записки. Причём три из них были написаны его почерком, а одно являлось оригиналом. Оригинал предназначался вору «Ласточке», находившемуся в головной колонии при Управлении.

– Не боишься, что тебе голову за это оторвут? – Макар удивлённо посмотрел на шныря, – малява-то вору шла. За это спросят.

– Не боюсь, – Мухин небрежно махнул рукой, – тут, начальник, такая ситуация. Мне её в дверях нашего барака передал комендант зоны. Он пришёл с баландёрами, с понтом что-то проверить ему надо, типа – правильно ли они хавчик раздают. Его дальше дверей не пустили, но он стоял и смотрел, пока я не передал маляву Шахтёру, тот её должен передать Ласточке. И я на глазах у коменданта её и передал Шахтёру.

– А как же… – Макар показал на записку, лежавшую на столе.

– Очень просто, – лицо у Мухина было довольным как у кота, обожравшегося сметаны, – у меня в кармане на всякий случай была заготовлена похожая малява, только пустышка, чистый листок без текста. Упакован также. А положить в карман одну и вынуть другую – что может быть проще? Пусть там потом Шахтёр вору объясняет, куда буквы исчезли. Комендант своими глазами видел, как я маляву ему передал, никуда не заходил. Если что – подтвердит.

На следующий день после развода к воротам проходного шлюза подкатили восстановленные автозаки. Этап уже вывели из первого корпуса. Зеки под присмотром нескольких прапорщиков и ДПНК толпились на площадке возле дежурной комнаты.

Макар, стоя возле окна в кабинете оперчасти, разглядывал отъезжающих с высоты второго этажа. Прижавшись спиной к стене здания дежурки, на корточках сидел Шахтёр, убывающий на лечение в больницу из-за обострившегося туберкулёза. Даже по тому, как он важно и снисходительно, с каким-то высокомерием, поглядывал на своих товарищей по этапу, можно было догадаться, что ему поручена очень важная миссия.

Макар усмехнулся. Ещё бы! Воровскую «маляву» везёт в желудке! Рассчитывает на этом свой авторитет приподнять повыше. Ну-ну! Макар даже заулыбался, представив, как жёстко тому предстоит обломаться.

Вошедший в кабинет Ткачёв, удивлённо уставился на Макара:

– Ты чего такой счастливый? Есть чему порадоваться?

– Да вот, смотрю на Шахтёра и балдею.

Ткачёв подошёл к окну и взглянул на этап:

– А-а-а! Шахтёр… мразь ещё та! А что с ним не так?

– Да всё не так, – Макар вкратце рассказал про аферу агента «Атос», достал и выложил на стол четыре записки, – вот эта – оригинал, остальные – копии.

– Вижу. Здесь почерк Могула. Всё правильно сделал. Кстати, можешь сразу отметить себе ещё одну раскороновку. Шахтёр уже никогда авторитетом не станет. Если его за этот косяк вообще не опустят на пересылке.

Точковка

В апреле, когда весна с каждым днём всё решительнее напоминала о своих правах суровой местной северной природе, Макар услышал новое для себя слово «точковка». Как оказалось, это слово обозначало проверку наличия древесины в разделочных бригадах.

Всю зиму распиленная на эстакадах и раскатанная по штабелям древесина вывозилась тракторами на лёд, который для этой цели специально намораживали на реке, не доверяя природе. Потом оставалось дождаться, когда лёд растает, и крепко связанные проволокой пучки брёвен окажутся в воде. Чтобы их не унесло ледоходом, связанные в плоты пучки крепились прочными стальными тросами к вбитым в землю на берегу толстым брёвнам.

В каждой разделочной бригаде имелся собственный разметчик, он же учётчик, который, в отличие от основной массы осуждённых, не катал брёвна с эстакады на штабель, а при помощи специального молоточка выбивал на торце каждого бревна в штабеле римские цифры, означавшие диаметр бревна. При помощи простого арифметического действия – умножения диаметра на длину – вычислялась кубатура. От кубатуры зависела и зарплата осуждённых, и выполнение плана колонией, а этот показатель в работе с некоторого времени стал основным, потеснив такие показатели, как политико-воспитательная и оперативно-режимная работа.

Сведения о наработанной кубатуре бригадиры и мастера ежедневно подавали в бухгалтерию, где всё это обрабатывалось и систематизировалось. Но так как осуждённым на слово верить было не принято, бухгалтерия периодически выходила на объект с проверкой. К бухгалтерии подключали сотрудников спецчасти, канцелярии, плановиков, – то есть весь женский персонал.

Отправлять женщин на объект без сопровождения категорически запрещалось, поэтому их во время этой акции сопровождали сотрудники в погонах.

Термин «точковка» произошёл от слова «точка». На листке бумаги сверху вниз сначала писали все возможные диаметры от меньшего к большему. Затем каждое бревно в штабеле отмечалось точкой, напротив нужного диаметра. Первые четыре бревна каждого диаметра образовывали квадрат из четырёх точек. Следующие четыре – линии, соединяющие эти точки. И затем – две линии по диагонали. Итого – десять. Потом начинали рисовать следующий десяток. И так далее. Общий результат подсчитывался десятками. Удобно и просто, как всё гениальное.

Женщины ходили вдоль штабеля вместе с учётчиком, который диктовал размеры диаметров по порядку, и ставили точки. При сомнении они всегда могли проверить правильность отмеченных цифрами диаметров. Линейка была у разметчика при себе.

Обычно для скорости в одну бригаду направляли двух женщин. Роль второго разметчика выполнял бригадир. Сотрудник в погонах скучал в это время наверху штабеля или прохаживался по эстакаде, не выпуская из поля зрения женщин.

Макару, в его первый выход на подобное мероприятие, досталось охранять двух женщин, Ольгу Холодкову – секретаря начальника колонии и Татьяну Калугину из бухгалтерии. Обе были замужем, имели по двое детей, обе молодые – двадцать шесть – двадцать восемь лет и обе симпатичные. И обе, по слухам, в разное время были любовницами бывшего начальника оперчасти Буренкова.

По дороге на биржу женщины во всю флиртовали с Макаром, строили глазки, всячески пытались его смутить, задавая провокационные вопросы об интимной жизни с Ларисой. Им даже удалось его вогнать в краску, что вызвало у них особый восторг и дружный смех.

Бригада им досталась самая дальняя, где бригадиром был Широбоких. Он сам и лазил между штабелями, выкрикивая Ольге цифры. Татьяна вместе с бригадным разметчиком «точковала» соседний штабель.

Макар прохаживался по эстакаде от одного штабеля к другому, поглядывая на женщин и щурясь от яркого весеннего солнца. Осуждённые бригады, в связи с отсутствием леса на эстакаде, занимались своими делами. Двое кололи дрова возле бригадной будки, остальные отдыхали внутри. Чем они там занимались, Макар не видел. Может, анекдоты травили, может, в карты играли, а может, просто отсыпались, пока есть возможность.

Всё бы ничего, да вот дующий от реки ветер оказался довольно-таки прохладным, казалось, что продувал насквозь. Макар уже через час продрог в своей шинели.

С завистью посмотрев на видневшегося в ста метрах на вышке солдата, укутанного в тулуп, Макар крикнул Ольге:

– Вы там не замёрзли, случайно?

– Сейчас этот штабель добьём, начальник, – ответил за неё Широбора, – и пойдём в будку греться. Тут ровно половина останется.

Шагнув через порог в избушку, Макар остановился, привыкая к полумраку. Посредине большого квадратного помещения располагался длинный дощатый стол с лавками по бокам. Вдоль стен также тянулись лавки, сколоченные из досок. Освещалось помещение через два окна напротив друг друга со встроенными решётками. Характерный зоновский запах забивался техническими запахами машинного масла и бензина. Макар отметил стоявшую в углу электропилу и большое количество инструмента: багры, топоры, кувалда, лопаты, ломы.

Когда, вслед за Макаром, в помещение вошли две женщины, притихшие бригадники оживились, заулыбались.

– Ого! Какие гости у нас! – радостно объявил высокий бригадник в полосатых штанах и белой нательной рубахе.

– Проходите, девушки, раздевайтесь, у нас здесь жарко, – послышалось из тёмного угла. Несколько человек захихикали.

– Ага, сейчас разденемся догола, – буркнула Ольга, – размечтались.

Её слова вызвали ещё большее оживление.

– А что, неплохо было бы, – высказал общее мнение тот же голос из угла.

– А ну, тихо! – вошедший последним бригадир, закрыл за собой дверь, – распустили языки. Осторожней с шутками, – пройдя вперёд, он распахнул дверь в отгороженный стеной из неструганных досок кабинет бригадира, – проходите, сейчас чай горячий сделаем. Паша!

– Чай готов, – один из зеков, видимо повар, снял с печки большой металлический чайник.

В бригадирской было намного чище, чем в самом доме. Даже грубо сколоченный небольшой стол был накрыт зелёной клеёнкой с узорами. На стене висели две картины: гравюра с изображением Есенина и пейзаж. Присмотревшись, Макар сообразил, что на картине был изображён вид от бригадной будки на реку, только в летнее время. Поневоле засмотревшись на картину, он поразился, с какой точностью были выписаны мелкие детали.

– Хорошая работа, – он кивнул на картину, – кто-то из твоих бригадников рисует?

Широбоких немного помедлил с ответом:

– Карзубого работа. Откинулся в прошлом году. Говорят, опять уже сел. Может, снова к нам привезут. Да это что, начальник, он тут как-то для смеха на столе трёшку нарисовал, так у меня её несколько раз стянуть пытались.

Макар представил, как это выглядело, и засмеялся. Женщины тоже его поддержали. Широбоких разлил чай в непонятно как оказавшиеся здесь гранёные стаканы.

– А воду для чая из реки берёте? – Ольга подозрительно присматривалась к стакану, который держала в руках, грея ладони.

– Обижаете, – Широбора удивлённо посмотрел на неё, – здесь же водокачка на бирже, скважина своя. Вода здесь, говорят, даже лучше, чем у вас в посёлке.

– Так она же далеко от вашей бригады, – удивилась Татьяна.

– Ничё. Наш повар Паша за день два-три раза туда успевает сгонять, – Широбоких засмеялся, – а то пузо отъел на казённых харчах.

В дверь бригадирской комнаты постучали и сразу заглянул какой-то невысокий зек с испуганными глазами:

– Витя, выйди на минутку, базар срочный.

– Я сейчас, – бригадир вышел.

– А у меня, кстати, конфеты есть, – Татьяна достала из кармана горсть карамелек.

Макар сделал пару глотков горячего чая и зажмурился от удовольствия, чувствуя, как блаженное тепло растекается изнутри по телу.

– Начальник, выйди на минутку, тут дело такое… – Широбоких приоткрыл дверь, вид у него был встревоженный.

Макар, чувствуя, что назревает какая-то неприятность, вышел, настороженно оглядел комнату. Здесь ничего не изменилось. Бригадир быстрым шагом направился к выходу. Макар растерянно замер у входа в бригадирскую.

– Не боись, начальник, здесь никто твоих барышень не обидит, – кто-то как будто прочитал его мысли.

– Надеюсь, – пробормотал Макар и вышел из дома на улицу.

– Начальник, тут такая тема, – Широбоких настороженно глядел куда-то вдаль, – в двадцать восьмой бригаде есть такой Боча из блатных, его недавно вывели на биржу. Так-то он нормальный, но, когда выпьет, крышу срывает сразу после первой кружки браги. Короче, они там с утра бухнули, он, Стеша, Киря и ещё два чёрта, тех я не знаю, но, по ходу, все долбанутые. Боча стал высказывать идею, что, мол, можно зажать девок, что с тобой пришли. Типа они, с перепугу, сами согласятся дать, никакого насилия не будет. А потом постесняются кому-то рассказывать, чтобы не позориться.

– А меня они что, совсем не учитывают? – Макару даже не верилось, что кто-то может решиться на такое. Тем более, что Боча – Бочкарёв был из ближайшего окружения «смотрящего» Могула, считался серьёзным и влиятельным среди зеков. Его на объект не выводили, так как начальство понимало, что работать он не будет. Уговорил бригадир двадцать восьмой бригады. После того, как из его бригады убыли трое блатных, – которые все на «А», он стал чувствовать себя беззащитным, с ним перестали считаться бригадиры и другие зеки. Вот он и уговорил начальника колонии вывести на объект Бочкарёва по его бригаде.

– Про тебя, начальник, тоже был базар, мол, самбист и так далее, но Боча сказал, что никакой самбист даже и не дёрнется, если против него будут пять человек с ножами и топорами, – Широбора замялся, – начальник, ты бы увёл девок от греха под солдатскую вышку. Против автомата они даже пьяные не решатся. Мне и другим заступаться не по понятиям. Бли-и-н, по ходу, опоздали!

Макар оглянулся. Метрах в пятидесяти от них из-за соседней эстакады показалась группа зеков. Бочкарёва он сразу узнал, остальных не помнил.

Макар метнулся в будку.

– Девушки, быстро уходим!

Ольга и Татьяна, увидев встревоженного Макара, сразу всё поняли. Ничего не спрашивая, они резко поднялись и, застёгивая на ходу полушубки, пошли к выходу под разочарованные возгласы бригадников.

Выйдя из будки, Макар указал рукой на угловую вышку с солдатом:

– Бегите туда и скажите ему, чтобы выстрелил в воздух. Только сюда пусть не стреляет, я сам разберусь.

Женщины, увидав в десяти метрах подходившую компанию, мгновенно оценили их намерения и рванули к спасительной вышке.

– Спасибо, что предупредил, – Макар кивнул Широборе, – ты иди в дом, я разберусь.

Широбоких вошёл в сени и остановился за распахнутой дверь, невидимый с улицы.

– Вы куда, красотки? – голос Бочкарёва звучал задорно и весело, он был абсолютно уверен, что добыча от его команды никуда не денется, – мы к вам в гости с подарками, а вы убегаете… непорядок.

Макар окинул взглядом всю компанию. У Бочкарёва в правом рукаве бушлата явно что-то было, судя по тому, как он держал руку. Двое были с сучкорубными топорами на плечах. Это специальный топор, по форме напоминающий секиру с острозаточенным лезвием и длинной ручкой. Ещё у двоих были ножи. У одного он демонстративно висел на поясе в ножнах, хорошо был виден из распахнутого бушлата, у другого кончик рукоятки выглядывал из сапога.

Судя по ухмыляющимся рожам, все пятеро хорошо поддали.

Бочкарёв по комплекции был в два раза здоровее Макара и на голову выше. Набрав скорость, он шёл на капитана как танк, обманувшись его расслабленной позой.

– Ты, начальник, не мешайся, а то… – он левой рукой хотел небрежно оттолкнуть с дороги офицера, как досадную помеху.

Макар, как на тренировке, отработанным приёмом перехватил его руку, взял на излом, используя инерцию чужого тела и чужую руку как рычаг, слегка изменил ему направление движения. В результате резкого поворота с Бочкарёва слетела шапка и он стриженой головой с глухим стуком врезался в электрический столб.

«Хоть бы череп выдержал!» – успел испугаться Макар. Боча, раскинув руки упал на спину возле столба и закатил глаза. Из рукава его бушлата вылетел нож с длинным лезвием.

– Сзади! – из сеней послышался голос Широборы.

Макар резко обернулся.

Время замерло. Один из зеков держал над головой топор в богатырском размахе. И этот топор двигался по направлению к голове Макара. Второй «сучкорубщик», зайдя сбоку, пытался ударить горизонтально, целясь Макару в бок или спину. И здесь топор уже начал своё смертельное движение.

Макар плавным движением вышел из зоны удара между двумя «сучкорубщиками» и «отпустил время».

Горизонтальный удар достиг таки своей цели, но не той, на которую рассчитывал нападавший. Описав дугу и не встретив сопротивления, топор со всего размаха ударил в живот другому зеку, который бил, размахиваясь над головой. От удара тот выпустил своё оружие, и топор приземлился концом острого лезвия между ног лежавшего Бочкарёва, разрубив ему штаны в районе ширинки. Лежавшее тело дёрнулось и издало стон, полный животной боли.

Макар сделал шаг вперёд и нанёс два точных отключающих удара рубщикам. Затем резко развернулся к оставшимся агрессорам.

Один из них ловко выхватил нож из сапога и стал в стойку, широко расставив ноги и слегка согнув их в коленях, откинув руку с ножом в сторону. Второй, слегка замешкавшись, вытащил нож из ножен и повторил стойку первого.

Устрашающий оскал на их лицах медленно сменился на растерянность, когда до них дошло, что первые трое вставать не собираются, а стоявший в расслабленной позе офицер, смотрит на них с усмешкой, как на расшалившихся котят.

– В общем, так, – Макар говорил спокойно, не повышая голоса, – у вас два варианта. Первый – вы отдаёте ножи, и я вас отпускаю. Второй – вы нападаете, я отбираю холодное оружие и загоняю его вам в задницы. Во втором варианте вы после лечения получите дополнительный срок за нападение на сотрудника.

Оба зека переглянулись и, не сговариваясь, рванули от Макара. Тот, не применяя сверхвозможности, легко догнал их и толкнул в спину каждого, придав ускорение. После того, как оба упали. Макар наступил одному ногой на шею и, показывая пальцем на поднявшего голову второго, проговорил:

– Я же сказал, сдать оружие, а не унести его и спрятать. Не пытайтесь от меня убежать.

– Твоя взяла, начальник, только шею отпусти, сломаешь, – прохрипел голос из-под ноги.

Макар сделал шаг в сторону, скрестил руки на груди, наблюдая за агрессорами. Те медленно поднялись и бросили ножи к его ногам.

– И ножны отстегните, – зачем они вам без ножей.

Один зек послушно отстегнул ножны, другой вынул их из сапога и, испуганно поглядывая на Макара, бросил их к ножам.

– Теперь назовите фамилии и номер бригады. Обманывать не советую, рожи ваши я всё равно запомнил. Со съёма оба добровольно идёте в Шизо, заслужили.

Макар осторожно поднял ножи за кончики лезвий:

– И ещё, орлы. Пальчики ваши на ножах остались. Если узнаю, что вы сегодня ещё что-то выпьете, изолятором не отделаетесь.

Зеки представились и понуро побрели по линии УЖД.

Со стороны вышки раздался одиночный выстрел из автомата. Макар вздрогнул от неожиданности, повернулся к вышке. Всё нормально, ствол автомата направлен вверх, женщины подходят к запретке под вышкой.

Макар вернулся к будке. Двое «сучкорубов» лежали в отключке. Боча сидел на снегу, прижавшись спиной к столбу, зажав обе руки между ног, и стонал. Руки были в крови.

Из будки вышел Широбоких с двумя бригадниками – поваром Пашей и осуждённым Крыловым (по совместительству – агентом «Кержак», освещавшим Макару обстановку в восьмой бригаде). Настороженно озираясь, Широбоких подошёл к лежавшим без признаков жизни зекам и присмотрелся:

– Начальник, а они, вообще, живы?

– Очухаются минут через десять. А вот с Бочкарёвым похуже. Вот этот, – Макар пнул ногой одного из «сучкорубов», – топор упустил, и тот Боче между ног прилетел. Как бы мужское достоинство не повредилось.

– Я всё видел, да и мужики, – Широбора кивнул на бригадников, – тоже видели. Этот чуть тебя не зарубил. Я не выдержал и крикнул: «Сзади!» А ты, начальник, ловкий. Как ты вывернулся!? Только что там стоял и вдруг, бац! И уже у них за спинами. А второй придурок первому топором с разворота по пузу, хрясь! Он ему брюхо не разрубил?

Макар подошёл к зеку, перевернул его на спину, расстегнул бушлат и присвистнул:

– Бушлат пробил насквозь, остальную одежду, пузо тоже зацепил, но, вроде, не глубоко. Вся рубаха в крови.

Из-за эстакады соседней бригады выскочил ярко-жёлтый тепловоз, весь облепленный людьми в форме. Не успел он остановиться, как на землю спрыгнул Ткачёв, вслед за ним посыпались офицеры и прапорщики.

– Что тут случилось? – Ткачёв запыхался от быстрого бега, – где женщины?

– Да всё уже нормально. Этих троих надо в жилую зону отправить. Двоим врач нужен, а этот, – Макар указал рукой, – просто пьяный.

– Это ты их так? – Ткачёв подошёл, присмотрелся, – кого я вижу! Бочкарёв! Что с ним?

– Боже упаси, Михаил Иванович. Это они сами друг с другом что-то выясняли, – Макар одним глазом подмигнул Широборе, – Боча на топор упал неудачно, как бы кровью не истёк.

– Чего стоим? – Ткачёв повернулся к Широбоких, за спиной у которого уже собралось человек пять бригадников, грузите этих на тепловоз. Женщины где?

Макар показал рукой в сторону вышки. Женщины шли к ним, проваливаясь в рыхлом снегу. Отведя Ткачёва немного в сторону, Макар вкратце всё ему рассказал. Зам по РОР задумался на минуту, потом изрёк:

– Уголовное дело никому не надо, ни нам, ни им. Пусть пишут, что сами передрались, а травмы получили по неосторожности, не умышленно. Вот ты и займёшься. Хотя нет. Боча же из двадцать восьмой. Кто из оперов её обслуживает?

– Моргун.

– Вот пусть и вынесет заключение по факту драки. Точковку-то закончить сможете?

– Как женщины скажут. Мне без разницы.

– Если что, я могу здесь двух прапорщиков оставить для усиления.

Женщины, посовещавшись, решили проявить сознательность и закончить работу.

На обратном пути обе они трещали без умолку, восхищаясь Макаром, как он, мол, легко справился с пятерыми здоровыми жуликами. Макар морщился, косясь на внимательно слушавших прапорщиков. Правдивая информация не вписывалась в задуманную официальную версию. Пришлось предупредить прапорщиков, чтобы держали языки за зубами. Те поклялись, но Макар сильно сомневался, что они будут молчать.

В жилой зоне выяснилось, что у Бочкарёва повреждена мошонка и, скорее всего, одно яичко придётся удалить. Чтобы его отправить в больницу при Управлении, уже вызвали санитарный вертолёт.

– Лучше бы ему их там оба отрезали, – прокомментировала новость Ольга, – и всё остальное до кучи, сколько страха мы натерпелись из-за этого козла.

Во время съёма в «шмоналовке» Макар указал дежурному на двоих зеков:

– Этих прямо в изолятор. Плохо вели себя на бирже. Постановление я сам выпишу, начальник подпишет.

Макару пришлось ещё раз всё рассказать подробно о происшествии на бирже Шепелеву в присутствии Ткачёва. Посоветовавшись втроём, утвердились в мысли, что уголовное дело возбуждать не стоит, зачем создавать себе лишние проблемы.

– Я уверен, что Могул их сам накажет, – сказал начальник колонии.

По сообщениям агентуры, Могул, когда узнал о попытке изнасилования, пришёл в бешенство. От немедленной расправы Бочкарёва спасло только его экстренное убытие из колонии на лечение. Остальные четверо его подельников находились в Шизо. Когда до них дошло, что их ожидает по выходу в зону, все четверо написали заявление на имя начальника с просьбой отправить в другую колонию. Выходить из Шизо все категорически отказались.

Информацию о том, что Коробов в одиночку расправился с пятёркой вооружённых рецидивистов, сохранить в тайне не получилось. Слишком много было свидетелей: трое зеков, две женщины, солдат на вышке. Уже к вечеру следующего дня про эту стычку знала вся зона, весь посёлок и солдаты воинской части. Бедная на события жизнь отдалённого посёлка получила новую пищу для обсуждения. Макар постоянно ощущал на себе восхищённые и завистливые взгляды.

– Мне уже несколько баб рассказывали, что мой опять что-то отчебучил, – Лариса, подперев подбородок рукой, сидела за столом и, улыбаясь, смотрела, как Макар с аппетитом уплетает ужин. Интонацией она особенно выделила слово «мой», – ты там за женщин, говорят, заступился. Боюсь, как бы не увели у меня такого хорошего.

– Да они замужем! – Макар чуть не подавился, – зачем им кого-то уводить?

– Да я не об этих, – Лариса махнула рукой, – хотя и они обе на передок слабые. Не предлагали ещё рассчитаться? Да ладно, ладно, шучу я. Девки в посёлке с ума посходили, начиная со школьниц и кончая моими ровесницами. Только о тебе и говорят. Некоторые своим парням тебя в пример ставят.

– Ну, вот, мне ещё только малолеток не хватало, – Макар допил чай, встал из-за стола, подошёл и обнял Ларису за плечи, – ты меня вполне устраиваешь. Так что не забивай себе голову всякой ерундой.