Текст книги "Никола зимний"
![](/books_files/covers/thumbs_150/nikola-zimniy-260567.jpg)
Автор книги: Сергей Кузнечихин
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 24 (всего у книги 38 страниц)
Славика такие приключения веселят.
– Теперь она будет тянуть волынку до свадьбы сына, чтобы делить квартиру на три семьи.
– Помолчал бы ты, – ворчит Гена, жалея, что приехал и рассказал.
– Женит его на девочке из деревни и пропишет всю ее родню, а потом приступит к разделу…
Славику лишь бы позубоскалить. А Гена злится, Шутки шутками, но все идет к тому, что Надежда Александровна и впрямь затянет обмен до морковкинового заговенья. И помешать ей Гена не сможет. Единственное, что ему остается – повторить трюк Бориса, обменять комнату втайне от Ореховой. Но для этого надо искать одинокую старушенцию с квартирой, желающую переселиться в центр или заработать на обмене.
Но где ее искать?
Гена просит знакомых присмотреться и порасспрашивать в своих районах. Старается и сам. Ищет так настойчиво, что едва не попадает в неприятный переплет.
Увидев на почте очередь за пенсией, он встал купить открыток и завел простенький разговор с симпатичной старушкой. Пока находились на людях, она охотно поддерживала беседу, но когда он догнал ее на тротуаре и попытался продолжить знакомство, пенсионерка поджала губы и, как показалось Гене, забегала глазами в поисках милиционера – испугалась, что ее ограбят. Его аж в краску бросило, оправдываться начал:
– Да что вы, бабуля, за кого меня принимаете…
– Иди, парень, своей дорогой, иди, родной, – зашептала она, не то успокаивая, не то предупреждая.
И Гена пошел – от греха подальше.
Искал далеко, а нашлось рядышком.
Работал у них сторожем пенсионер Меркулов. Гена с ним и парой слов не обмолвился, разве что здоровался, так же как с другими сторожами, нисколько не выделяя. Старик подошел сам – понадобилось вставить стекло в балконную дверь.
– Захотелось соленой капустки достать, а дверь примерзла – давно не открывал, дернул, стекло и зазвенело.
Чтобы не отказали, дедок старался разжалобить молодого начальника: одинокий, мол, старуху похоронил, сыновья – один офицер, другой в Средней Азии застрял, даже в отпуск не приезжает, к себе зовут, да куда со слабым здоровьем климат менять.
– Конечно, конечно, – соглашается Гена, прикидывая, откуда снять слесаришку: отказать неудобно, а отрывать от дела хорошего работника – жалко.
– А как зимой без стекла, – продолжает проситель, – батареи еле теплятся…
И тут словно кто-то подталкивает Гену – это же именно то, что требуется, протяни руку и забирай, только не дергайся, иначе спугнешь.
– Людей у меня сейчас нет. Но не замерзать же вам? Придется ехать самому.
– Вот спасибо, вот обяжете.
Гена ведет его на склад. Но Меркулов оказывается из тех городских стариков, которые, прожив долгую жизнь, так ничему и не научились – и руки кривые, и сметки житейской ни на грамм – пришел просить стекло, а размеры снять не догадался.
– Ну кто же так делает, – ворчит Гена.
– Я думал, на всех балконах одинаковые двери. У нас, я слышал, стандартизация.
– В теории – может быть, а на практике – лапоть туда, лапоть сюда. А если даже и по стандарту – дома у нас серийные, а в каждой серии, извините, свои технические условия. Ваш дом какой серии?
– Не знаю.
– Сами не знаете чего просите, – нажимает Гена, но, увидев, что старик совсем потерялся, смягчает тон: – Сейчас съездим и замерим. Дело поправимое.
Гена журит его, как мальчика. Не уступая в вальяжности самому Бельскому, старается внушить, что человек он с большими возможностями и во многом осведомлен, но вместе с тем и добрый человек.
Выпросив у диспетчера дежурную машину, он везет необрезанное стекло к Меркулову. На лестнице пенсионер услужливой трусцой бежит перед ним до пятого этажа, чтобы Гена со стеклом не топтался перед закрытой дверью. Задыхается, но бежит.
Квартира у него однокомнатная старой планировки с маленькой кухней и совмещенным санузлом. Но Гену это не смущает. Он даже рад, что квартира не очень удобная – легче будет торговаться.
Вставлять стекло он приходит уже после работы, чтобы не торопиться, чтобы осталось время посидеть за чайком.
Закрывая балконную дверь и приглашая хозяина оценить сделанное, Гена, как бы между прочим, спрашивает:
– Летом, наверно, плохо спится при таком грохоте с улицы?
– Неважно. С вечера не заснешь, а утром будят ни свет ни заря. Сон у нас, пенсионеров, хрупкий, да кто с этим считается.
– «Кирпич» по такому поводу, конечно, не повесят.
– Какой кирпич?
– Дорожный знак так называется – «проезд запрещен».
– Зачем такое внимание, мы народ неизбалованный, век отработали, отдали свой долг, и все равно не сидим сложа руки, и в очередях постоять не гнушаемся, не обращая внимания на ревматизм…
Гена терпеливо слушает жалобы соскучившегося по собеседнику старика, выжидает, когда ворчание на здоровье и магазины перекинется на квартирные неудобства или дрязги с соседями. Подталкивать Меркулова к нужному разговору он не спешит, знает по своей деревенской бабке, какой мнительный народ эти старики. И терпение вознаграждается.
– Мало того что поговорить не с кем, – продолжает пенсионер, – заболеешь – и стакан воды некому подать. Страшно по вечерам.
И тогда Гена решается.
– Так, может, сменяемся? У меня комната в трехкомнатной квартире. Соседка – интеллигентная женщина с мальчиком восьмиклассником. Будет с кем в шашки сыграть.
– С общей кухней?
– А что вам кухня? Это двум бабам у одной плиты тесно. Я, например, почти не бываю там.
– Я тоже не любитель стряпни, а некоторые любят кастрюлями погреметь. Я всю жизнь бухгалтером проработал, но был у нас один снабженец, тот любой домохозяйке сто очков вперед даст.
– Встречаются и такие. А комната у меня небольшая, но теплая, на третьем этаже, и окна во двор, улицы совсем не слышно.
– До третьего я пока еще без перекуров поднимаюсь.
– Вот видите.
– Подумать надо.
– Конечно, подумайте. Я не настаиваю. К слову пришлось, вот и предложил. Разницу в площади я, разумеется, оплачу. В таких случаях полагается рублей триста – четыреста.
– Я понимаю, но все-таки подумать надо.
Гена еще раз повторяет, что он не торопит с решением и начинает собираться домой. Главное – не перегнуть палку.
Когда Меркулов приходит на очередное дежурство, Гена здоровается с ним приветливее, чем раньше, знакомые все-таки, но про обмен не напоминает. Пенсионер заговаривает сам:
– Комнатку посмотреть бы надо. А то, как в армии, махнем не глядя.
– В любое время. Я недавно ремонт сделал.
Перед тем как привести гостя, Гена привозит в комнату кровать и стол с парой табуреток, и не только для того, чтобы придать ей обжитой вид. В основном это делается для Ореховой. Хочется показать ей, что он собирается жить, в квартире постоянно, чтобы она не заподозрила в тайных переговорах и не выкинула очередную пакость.
– Хорошее место, – сдержанно хвалит Меркулов, – здесь я буду приписан к центральной поликлинике, а в центре врачи намного лучше, у них начальники лечатся.
– Вот видите! – О подобном плюсе Гена не догадывался. На его чашке появляется лишняя гирька, очень нужная, и ставит ее сам Меркулов.
– Хорошее место, но надо подумать.
– А куда нам торопиться?
– Это вы, молодые, легко решаетесь, а нам, старикам, сдвинуться – дело нешуточное, каждая вещичка к месту приросла. Опять же силы для переезда не те.
– Об этом не беспокойтесь! Это я беру на себя.
– Вы не так поняли.
Чтобы нечаянно не рассердить Меркулова, Гена не уточняет, что имелось в виду, а приглашает его в кино.
Комната понравилась, но старик раздумывает еще две утомительных недели. И наконец решается:
– Пожалуй, надо меняться. Только, может, договоримся поднять цену до пятисот рублей?
– Ну что же, торговаться я не умею, попробую найти. Сто рублей не деньги.
– Тогда по рукам! – говорит Меркулов.
Говорит, может быть, не так решительно, как хотелось бы, но все-таки самое страшное остается уже позади.
– Значит, собирайте документы и приносите на следующее дежурство. А может, удобнее мне зайти к вам домой – завтра к вечерку, например?
– Нет-нет, я так быстро не успею. Нездоровится что-то последнее время, устаю. Давайте дня через три.
Такая отсрочка уже ничего не меняет. У Гены есть чем заняться в эти дни.
На книжке у него лежало шестьсот рублей. Искать деньги не требовалось, но позаботиться о восполнении расходов – не мешало. И Гена отправляется к главному механику, с которым успел не то чтобы подружиться, но стать довольно-таки близким знакомым. Идет не с просьбой, а с предложением. Отопительный сезон кончается, и самое время подумать о реконструкции, которую не успели провести прошлым летом. Не успели, потому что поздно хватились, а теперь Гена предупреждает загодя. Рассказывать, как они перезимовали, особой нужды нет, механик и без напоминаний знает их трудности, зато о выгоде реконструкции Гена докладывает и детально, и доказательно, благо это нетрудно, дело действительно стоящее. Но механика больше всего подкупает, что руководство работами и попутные хлопоты Гена берет на себя, помощь требуется только в давлении на бухгалтерию, и он обещает, что с оплатой затруднений не возникнет.
– Только смотрите не подведите, а то переговоры шли с людьми солидными, неудобно получится, а живем не последний день – обращаться к ним обязательно придется.
– А мы разве не солидные? – смеется механик.
Теперь, когда деньги остается только забрать, делиться ими с кем попало становится жалко. Смутное обещание Бельскому Гена всерьез не принимает, но и работа с Демидовым кажется теперь не такой заманчивой. Главное – не продешевить. И самым выгодным напарником для него при существующем раскладе может стать Олег Васильевич. Помощи от обленившегося начальника практически никакой, да и не нужен ему помощник, сам справится, приедет барин несколько раз, посидит с умным видом, продемонстрирует свою богатую теоретическую базу, и уже хорошо. Помощи мало, а пользу, если подумать, можно извлечь. Переехав в нормальную квартиру, надо будет думать о приличной работе. Не век же собирать копоть в кочегарке. Для разбега не зазорно возвратиться и в прежнее управление, не райское место, но обзор из него намного шире и сам на виду. К тому же кресло начальника отдела по-прежнему пустует. Ради надежного человека Олег Васильевич без сожаления отодвинет в сторону исполняющего обязанности Бельского. А повод, чтобы показать себя надежным человеком, – самый подходящий.
Секретарша Мария говорит, что Олег Васильевич занят. Гена идет поболтать со Славиком. Чтобы не мешали секретничать, он вызывает друга на лестничную площадку, где поменьше народу и откуда просматривается дверь приемной. Ему не терпится похвастаться переговорами с Меркуловым.
– Так что готовься перетаскивать вещи, но пока помалкивай.
– Это мы запросто. А старика тебе не жалко?
– Я же говорю, что ему понравилось. У них в районной поликлинике доктора плохие, а в центре – самый цвет. Обоюдовыгодная сделка.
– После знакомства с Надеждой Александровной ему и тибетская медицина не поможет.
– Да брось ты, пар из нее уже вышел. Тем более скандалить со мной или с Борисом – одно дело, а с пенсионером – другое. Он ветеран войны, и на его стороне все законы.
Гена так и не понимает, удалось ему переубедить Славика или нет – в коридоре появляется Олег Васильевич с инспектором Новоселовым. Гена дожидается, когда они простятся, и подходит.
– Здравствуйте, Олег Васильевич, у меня к вам маленькое дельце, но с глазу на глаз.
– Ну что ж, пойдем ко мне.
Гена знает, как начальник относится к Борису, и старается держаться в ореховоком стиле – раскованно, но не нарушая дистанцию.
– Помощь нужна. Самовары свои собираемся модернизировать, а силенок не хватает. Официального подрядчика искать долго, и гарантий никаких, а для вас работа знакомая. Оплата наличными.
– Предложи Борису, ему сейчас деньги нужны.
– Борису некогда.
– Цеховая лямка короткая, это верно. А с Вадимом не говорил?
– А вы сами не смогли бы?
– Я?!
– Вы. А что такого – я обещал солидного специалиста с опытом.
– Я уже давно отошел от практических дел.
– Долго ли восстановить. Да вам и не придется влезать в мелочи, всю черновую работу я беру на себя. За вами будут расчеты и кое-какие консультации.
– Значит, предлагаешь на пару?
– Вроде того, – смущается Гена и добавляет: – Деньги нужны. Два переезда равносильны одному пожару.
– Наслышан о твоих мытарствах. Изрядно нервишки помотала?
– Не спрашивайте, вспоминать тошно.
Олег Васильевич закуривает, листает перекидной календарь, делает в нем какую-то запись.
– В принципе, я согласен. А какие сроки?
– Начнем в ближайшие дни, а там как работа пойдет, все в наших руках. Насчет оплаты не беспокойтесь, кроме общего наряда я и рацуху оформлю – реконструкция все-таки с экономическим эффектом, и приличным.
– С эффектом оформить проще, только жадничать не стоит.
– Значит, договорились, на днях я позвоню. – Гена уже держится за дверную ручку, но вспоминает, что перед ним в кабинете был Новоселов, и спрашивает: – Это случайно не котлонадзоровец у вас был?
– Да, Новоселов.
– Познакомьте как-нибудь при случае, нужный человек.
– Надо было подойти, я бы, представил.
– Не решился. Но не последний день живем. В общем, я побежал.
Все складывается по-задуманному. Совместная работа уберет лишние перегородки между ними, а там уже найдется удобный момент и подберутся подходящие слова, чтобы переговорить о возвращении на приличное место.
Но замесец оказался крутоват. С шабашкой он немного поспешил, погорячился, разумнее было бы с недельку повременить. Теперь вынужден разрываться на части, мотаться и к механику, и в бухгалтерию, и к снабженцам, у которых вечно ничего нет, пока не прорвешься на склад и сам не отыщешь. В этой суете заботы о квартире не то чтобы забылись, но несколько приутихли. И вдруг, пробегая в очередной раз через проходную, Гена замечает на месте Меркулова другого старика. По инерции он торопится дальше, но уже прикидывает график выходов сторожей – и, по его расчетам, дежурить должен Меркулов. Гена возвращается и спрашивает, чем вызвана перестановка. Сменщик говорит, что Меркулов заболел. В болезни пенсионера нет ничего неожиданного, Гена идет в свою каптерку, готовит сводку о расходе топлива и даже насчитывает себе экономию, но червячок недоброго предчувствия уже проснулся и не дает покоя.
Вечером Гена едет к Меркулову.
– Разболелся вот, – говорит старик и почему-то прячет взгляд.
Гена видит, как трясутся руки у Меркулова, и пробует приободрить его.
– Весной такое случается, погода коварная.
– Да, весна. – И голос какой-то трясущийся.
– Я уже документы подготовил и денег раздобыл.
– Зачем мне деньги, что я их – в гроб с собой положу?
– Гоните вы эти мрачные мысли. Скоро листья на деревьях распустятся, травка зазеленеет. Переедете, там парк рядом и воздух на берегу почище.
– Не знаю, надо еще с детьми посоветоваться.
– Вы когда от них письма последний раз получали?
– Давно.
– Вот видите, и еще год будете ждать, ходить к плохим врачам и задыхаться на лестнице.
– Надо посоветоваться. И еще не знаю, как ваша соседка отнесется к моему переезду. Вы нас так и не познакомили.
– Да спокойнейшая женщина, ангел. Дача у нее в деревне.
Гена вспоминает о теще Орехова, прикидывает, не сказать ли про одинокую старушку, скучающую на даче, но замечает, что лицо Меркулова ожесточилось, старик весь собрался, словно и хворь с него слетела.
– «Ангел», говорите! Видел я этого ангела. Зашел вечером к вам, да не застал, зато с соседушкой познакомился. Так что извините, но меняться я не буду. Ни за какие деньги.
– Она просто не в духе была, – оправдывается Гена, но голос его не очень убедителен.
– Нет. Думайте, что хотите. – Меркулов начинает мотать головой и шмыгать носом. – Как вам только не совестно, мне еще пожить хочется.
Гена не знает, как быть дальше. Истеричные слезы Меркулова пугают его. Он пятится к выходу и бормочет:
– Успокойтесь, я потом приду, в другой раз…
– Не пущу! – кричит старик и захлопывает дверь.
Обидно терять уже найденное. Он все-таки надеется, что Меркулов еще оттает. После встречи с Ореховой и у здорового человека могут расстроиться нервы, не то что у пугливого пенсионера. Пройдет неделька-другая, и старику захочется получить обещанные пятьсот рублей, они же были почти в кармане, и пенсионер должен был привыкнуть к ним. В крайнем случае можно будет добавить еще сотню. Гена ждет, когда Меркулов выйдет с больничного, но на всякий случай возобновляет поиски новых клиентов.
И снова ему везет. И он уверен – везет, потому что не падает духом и не раскисает.
На этот раз обмен находит Славик. Вваливается в час ночи. Гена уже уснул, и вдруг гремит бесцеремонный звонок.
– Ты что, ошалел? – шипит Гена и кивает на дверь Надежды Александровны.
– Шампанского, сударь, извольте! Я надыбал вам железный вариант.
– Тише ты, идиот.
– Ах, пардон, конспирация – залог успеха, но вариант девяностопятипроцентный.
Заспанный Гена не сразу понимает, о каком варианте талдычит Славик. Первое, что до него доходит, это просьба о выпивке, и только боязнь поднять шум сдерживает его желание выставить незваного гостя.
– Показал бы я тебе сейчас шампанское, – шепчет он, заталкивая Славика из коридора в комнату.
– Он еще ворчит. Я, как проклятый, мотаюсь на такси с одного берега на другой, развел кучу квартир, а я, дурак, еще одну ищу. Обмен, говорю, подыскал, девяностопятипроцентный.
– Вот оно что, – говорит Гена без особой радости, не веря в обещанные проценты. – Выкладывай тогда.
– Значит, так. Заруливаю я к Раисе Прокопьевне, помнишь на свадьбе познакомились, заруливаю, значит, а у нее подруга, тоже одинокая. И в ходе задушевной беседы выясняется, что работает она в коммунальном хозяйстве, квартплату считает. И тогда меня осенило. Спрашиваю, нет ли у нее на примете злостных неплательщиков. Понимаешь к чему клоню?
– Давай дальше.
– Оказывается, их достаточное количество. Я сразу быка за рога и кую, пока горячо. Утром получаю адресок. Между прочим, женский. Пусть уж лучше бичиха воюет с разлюбезной Надеждой Александровной, нежели твой старик.
– Вот привязался, я и без тебя решил отыграть назад, так что оставь пенсионера в покое.
– Тем лучше.
– Думаешь, мне его не жалко? Но с чего ты решил, что бичиха согласится?
– Фирма веников не вяжет. Я уже с ней разговаривал. А предварительно попросил подругу Раисы Прокопьевны отправить очередное предупреждение. У нее полуторагодовая задолженность, не обессудь, но гасить ее придется тебе.
– Это понятно, а сколько она просит еще?
– Сказала, что переговоры будет вести с хозяином. Но, полагаю, много не запросит. С соседями отношения тяжелые и домоуправление давно держит ее на прицеле, так что ей выгоднее всего поменять район.
– И когда с ней можно переговорить?
Завтра вечером будет ждать. Прихвати с собой что-нибудь для смазки. По метрикам она Эльвира, но предпочитает, чтобы ее называли Вика.
– Может, она чужую квартиру продает?
– Свою, я узнавал.
– Тогда почему имя сменила?
– Я откуда знаю, обыкновенный женский заскок, но придется его уважать. Кадра что надо, сам завтра увидишь.
Они приходят к Эльвире точно в условленное время. Гена без подсказки определяет нужную дверь, обшарпанную, с грубой заплаткой из баночной жести.
Славик стучится каким-то замысловатым кодом, но им, в который раз за последнее время, не открывают.
– Это называется девяносто девять процентов?
– Во-первых, я тебе говорил про девяносто пять, – отругивается Славик. – А во-вторых, не паникуй, дамы с хорошими манерами всегда задерживаются минут на пятнадцать.
– Или до утра.
– Успокойся, я знаю, где ее искать.
– Тогда чего же мы стоим, как сироты, под дверью?
Славик ведет его к магазину и еще издали показывает на рослую женщину. Она стоит к ним спиной. На ней вполне приличное пальто, модное лет пять назад. Густые белые волосы, откинутые на плечи, непокрыты и перепутаны ветром.
– Привет, Вика! – окликает Славик.
Она оборачивается, и Гена видит широкое лицо с опухшими глазами и неровными карандашными линиями вместо бровей. На фоне белых волос лицо кажется почти лиловым – какое-то пугающее, нездоровое сочетание. Гена отводит взгляд. Пальто спереди засалено и в пятнах. Молния на правом сапоге застегнута на треть, и верх голенища стянут булавкой.
– Привет деловым людям! – говорит Эльвира, глядя на них чуть ли не с пренебрежением.
– Вот познакомься – Геннадий Владимирович.
– Очень приятно. Вика! – Она протягивает Гене узкую белую руку и, кивая на магазин, спрашивает: – Вы там уже были?
– У нас при себе, – успокаивает ее Славик.
– Тогда прошу в гости.
Пройти к дому можно дворами, срезав длинный крюк, но Эльвира идет строго по тротуару, демонстрирует свою воспитанность. Возле подъезда она останавливается и, удивленно посмотрев на Славика, говорит:
– А ваша миссия, простите, окончена. Дальше я обойдусь без маклера.
Обескураженный Славик не находит ничего другого как рассмеяться.
– Я не шучу, – обижается Эльвира, – в деловом разговоре лишние свидетели не нужны.
– Ладно, иди, – вмешивается Гена, чтобы угодить ей, и даже подталкивает непонятливого друга. – Завтра поговорим.
Славик смеется еще громче, но в подъезд не заходит, остается на улице.
– Так-то лучше будет, я не собираюсь каждого проходимца поить, – говорит Эльвира, поднимаясь по лестнице. – У меня маленький беспорядок, предупреждаю, чтобы не пугались.
– Меня этим не напугаешь, сам по неделе не убираюсь.
– Правильно, одинокому человеку в беспорядке уютнее.
Но, против ожидания, квартира не такая уж запущенная и пустая. В комнате стоят и диван, и шифоньер, и телевизор, на кухне – холодильник.
– Смотрите, оценивайте. Кухонька маленькая, но, когда с мужем жила, места хватало, а он был покрупнее вас.
– По себе выбирали, – льстит Гена.
– Да, выбирала я долго, да все равно подлецом оказался. Но вы, как я понимаю, не воспоминания слушать пришли.
– Пожалуй.
– У вас что – вино, водка?
– Портвейн.
– Тогда обойдемся без закуски и без музыки, холодильник и телевизор не работают.
Она залпом выпивает первые полстакана. Потом, не дожидаясь, когда Гена повторит, наливает сама и, перехватив его взгляд, успокаивает:
– Не пугайтесь, я женщина выносливая.
– Я и не пугаюсь.
– А голосок у самого дрожит. Ну ладно, выкладывайте свои условия.
– Комната у меня в центральном районе, третий этаж…
– Это мне обрисовал ваш маклер. Сколько даете сверху?
– Триста.
– Мало.
– Но мне еще и долг ваш выплачивать.
– Все равно. Пятьсот рублей, и ни копейки меньше. Привыкли пользоваться чужими бедами.
– Ладно, пусть пятьсот, не люблю торговаться. А беды, между прочим, у всех свои.
– Только не надо моралей. В попах я не нуждаюсь. Доставайте свой портвейн, выпьем и разойдемся красиво.
– У меня больше нет.
– Что?! – Лицо Эльвиры становится еще лиловей, она вскакивает и, низко наклоняясь над Геной, кричит: – Жмот, жлобина, на такое дело прийти с бутылкой несчастной бормотухи!
– Дело еще не сделано, – оправдывается Гена и на всякий случай тоже встает.
– Какая разница, ну и мужик пошел, придется даме угощать.
Гена видит, что Эльвира не собирается буянить, садится на диван и, чтобы загладить неловкость, говорит:
– Угощайте, я не против. – Говорит, уверенный, что в квартире ничего, кроме водопроводной воды, нет.
– Давайте четвертак, да не тряситесь вы, это в счет задатка.
– Я и не трясусь, но сейчас нигде не купишь.
– Найду. Вы подождите здесь, а через полчаса я вернусь.
Гена отдает три десятки – других денег у него нет. Отдает, растерявшись под таким неожиданным напором. Эльвира, зажав деньги в кулак, накидывает пальто и скрывается за дверью. Все происходит очень быстро. Ни отговорить, ни помешать Гена не успевает, можно было бы что-то придумать, но сплоховал – и теперь остается только ждать. Скрываться Эльвире нет смысла, она даже ключ в двери оставила. Лишь бы никого не привела. О подобных приемчиках Гена слышал много раз. Вваливается с каким-нибудь мордоворотом… Гена осматривает квартиру и выносит с кухни сковороду. Посудина не очень увесистая, но с удобной ручкой. Он прячет сковороду в коридоре, чтобы, если потребуется, встретить гостя не с пустыми руками. Но Эльвира возвращается одна. Настроение у нее приподнятое. Она снует по кухне и напевает: «Снегопад, снегопад».
– Извините, но разносолов к водочке предложить не могу, зато теперь я верю, что размен наш пойдет, как по маслу.
Она долго роется в кухонном столе, сначала присев перед ним на корточки, потом уже стоя на коленях, и достает-таки консервную банку без этикетки. Очень радуется находке и снова поет: «Снегопад, снегопад». Гена помогает открыть банку. Эльвира старательно моет вилки. Закусывать неизвестно сколько лет пролежавшей рыбой в томатном соусе Гена боится, жует черствый кусок хлебушка, но Эльвира не замечает его брезгливости. Удачная вылазка подняла ее настроение и возбудила аппетит. Когда на столе появлятся вторая бутылка, Гена накрывает стакан ладонью – все, хватит, дальше будет перебор, а это для него особенно чревато, стоит встретиться с Ореховой в коридоре, и та найдет повод для вызова милиции. Он встает. Эльвира хватает его за руку и тянет к себе.
– Останься.
– Мне уже пора.
– Останься, как человека прошу, – бормочет она, прижимая Гену к себе.
– Да ты что?
Руки у нее тяжелые, в горячем теле нервная дрожь.
Гена силится высвободиться из объятий, но Эльвира сама отталкивается от него, отбегает к двери, отрезая дорогу, потом срывает с себя халат, бросает его под ноги, а за ним и все остальное.
– Не отпущу!
В крике одновременно и просьба и угроза. И Гена верит, что его действительно не отпустят, а если он даже и вырвется сейчас из этой квартиры, то распрощается с ней навсегда. Он стоит с опущенными руками, гадает, как ему быть, а взгляд его помимо воли отмечает, какое сбитое и крупное тело у этой, казалось бы, запущенной бабы, совсем еще молодой, потому что не может быть у великовозрастной такого подтянутого живота. Гена берет бутылку и наливает себе водки, сначала совсем чуть-чуть, на донышко, потом доливает еще.
– И мне, – говорит Эльвира, отходя от двери. Гена садится и послушно наливает. Она пьет, стоя перед ним, и глаза его продолжают шарить по обнаженной глыбе, избегая подниматься к лицу. Отставив пустой стакан, Эльвира пробует снять с него свитер.
– Это уж я сам как-нибудь.
– Если ты боишься подхватить заразу, то зря. Когда я на заводе работала, к нам лектор приходил, плюгавенький мужичонка с огромной лысиной, так вот он говорил, что венерические болезни реже всего встречаются у больших начальников и бичей.
– Интересная компания.
– Хочешь, трусики покажу, они у меня чистенькие, без единого пятнышка.
– Вот еще не хватало, – ворчит Гена. – Иди лучше свет выключи.
Просыпается он первым. Осторожно сползает с дивана и не оглядываясь, на цыпочках идет в ванну. Больше всего ему хочется поскорее собраться и бежать из этого дома. Но в деловом разговоре не хватает последней точки, а для этого надо будить бичиху, привыкшую дрыхнуть допоздна.
– Ох, голова трещит, – стонет Эльвира, ежится от холода, но одеваться не торопится.
– А кто виноват?
– Да ладно… Давай лучше опохмелимся.
– На работу иду – нельзя. Нам осталось договориться, как действовать дальше.
– А может, комнату в центре и мою квартиру обменяем на двухкомнатную или, еще лучше, трех…
– С какой стати?
Гене хочется ударить ее, схватить за волосы – и об стол, чтобы выколотить из ее похмельной башки эти дурацкие мысли. Эльвира хихикает – разыгрывать дальше у нее не хватает терпения.
– Шучу, не бойся, может, я и плохая женщина, но человек я порядочный, в отличие от кое-кого, не буду указывать пальцем.
– А дальше что?
– Дальше – здоровья нет. А что касается документов – тебе надо, ты и оформляй – надеюсь, не обманешь.
На автобусную остановку он не идет: где-то рядом живет Галка, и Славик может заночевать у своей Раисы Прокопьевны, а встречаться с ними желанья нет – приходится раскошеливаться на такси.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.