Текст книги "Узник комнаты страха"

Это было не лучшее место, через которое стоило проходить, заканчивая смену, но Леонид каждый день покидал больницу через этот выход. Вовсе не потому, что переживал за несчастных. И не потому, что ему не хватало рабочего дня, чтобы насмотреться на страдания себе подобных. Все было гораздо банальнее. Парковка для машин работников больницы находилась рядом с приемным отделением.

Впереди уже совсем близко хлопали входные двери, когда зазвонил мобильник.

– Прилепа, ты на работе? Не уходи никуда! Ты нужен! Я тебе Павлова везу. Неофициально, ты понял меня?!

Прилепский, огорошенный, остановился, выслушивая без удовольствия всю тираду. Он даже не смог сразу сообразить, что ответить.

– Ты слышишь меня?! Прилепа, але!

– Прекрасно слышу.

– Ты где? В больнице, я надеюсь?

Леонид обреченно вздохнул, грустно обвел взглядом приемное отделение, развернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал обратно, в сторону своего отделения.

– Да, Торчилин, чтоб тебе пусто было, я в больнице. Жду. Но – давай быстро. У меня смена закончилась.

– Тем лучше. А быстро – это я от тебя требовать буду, ты понял? У меня дружбан кровь литрами теряет! Приготовь своих! Чтоб каталка уже около входа караулила, а сестрички – с милыми лицами и в перчатках. Чтобы сходу вежливо пулю вытащили и дырку красиво заштопали. Понял? Чтобы быстро! Через пять минут мы уже у тебя.

Учить хирурга порядку и скорости действий, адекватных ситуации – лишнее. Хирург лучше знает, как надо спешить.

– Светусь, сейчас друг наш примчится. У них ранение. Не оформляй. Сочтемся. Спасибо, дорогая. Лена! – Прилепский, ускорив шаг и на ходу раздеваясь, раздавал указания своим сотрудникам: – Отправь каталку на вход и пусть готовят – срочно! – первую. Дело не сложное, мы вдвоем справимся. Будь готова уже через три минуты.

Торчилин со товарищи появились, действительно, очень скоро. Живьем он был сейчас не такой резкий и шумный, как несколько минут назад в разговоре по телефону. Командир был сосредоточен, аккуратен и молчалив. Пока везли Павлова в операционную, он не сказал ни слова. На месте только сказал как отрезал, не допуская возражений, что останется тут, хотя и понимает, что ничего страшного – всего-навсего задета крупная вена.

Когда Прилепский сказал ассистентке: «Заканчивай» – и пошел мыть руки, Сергей направился следом за ним.

– И где его так угораздило? – спросил, скорее из вежливости, чем из любопытства, Леонид.

– Одну точку Мураталиева тряхнуть попробовали. Сегодня нам повезло.

– Если забыть про Олега, я полагаю, – поправил его доктор.

– Ни хрена не «забыть»! Он живой остался. А на ноги ты его поставишь. Так что все гуд.

– Что нашел у Марата?

– Да хрень всякую, но для того, чтобы за задницу его подцепить – достаточно. К тому же еще и оружие. Если я намекну, что сдам его эфэсбэшникам, ему придется крутиться, как ужу на сковородке. У тебя сколько сейчас есть, чтобы в его сеть от нашего имени засунуть?

– Думаешь, не живым баблосом брать, а наш товар на его точки пристроить?

– Думаю и то, и то сделать. А товар он для нас без своих процентов будет двигать, не открутится. По нашим ценам. Не обсуждается! Я проверю. Так ты мне дашь чего? Я прям сейчас к нему пойду.

– Идем в кабинет. Разговор есть. Это важно. Препараты, кстати, там же. Куда положишь-то? Ты пустой! Ладно, проехали, найду тебе пакетик с сисястой няшей. Будешь с ним как педик!

– Иди в задницу, Прилепа! Товар-то чистый? Прикрыл?

– По бумагам все нормально, не дернутся и никто ничего не заподозрит, если всплывет. У меня всегда все шито-крыто. Но разговор важный, Торч. Ко мне сегодня Дед приходил. Дело у него новое повисло. Слыхал уже?

– Про Асанова? А то! Конечно слыхал. Но ты-то тут при чем?

– А в Эрланушке, знаешь ли, следы нашего товара нашли.

Торчилин присвистнул и даже потянулся задумчиво почесать за ухом.

– Старик пока что только расспрашивал, мог ли кет убить Эрлана. Точнее, выяснял, была ли у покойного предрасположенность к такому исходу. О подозрениях он ничего не говорил.

– Прекрасно! По ходу, раз не обошлось без наркоты и труп знаменит, то пока я по делам семьи бегаю, нас под приказ уже подписывают.

– А больничку сейчас трясти начнут. И начнут с хирургии и с анестезиологов. Ну, может, психам еще достанется на орехи.

– К гадалке не ходи! – согласился Торчилин. – Но ты же говоришь, что все шито-крыто. Так что – не сцы!

– У нас все чисто, это правда. За больницу я не боюсь. Но о новых поставках пока думать даже не думай.

– Ладно. Погодим. Хорошо, что это успели вынуть.

Гость взял увесистый запечатанный сверток и аккуратно опустил его в пластиковый пакет, с обеих боков которого на окружающий мир удивленно смотрел розоворыжий котенок.

– Лёнь, ты издеваешься, да? – недовольно сказал Сергей, рассматривая усатую морду. – Как я с этим?

– С каких пор ты боишься ходить с лекарствами? – пошутил Прилепский, будто не понял, что именно имеет в виду его компаньон. – Ты же сам – страж закона. У тебя никто и спросить-то не имеет права, что несешь.

Врач по-приятельски похлопал товарища по плечу, провожая к двери.

* * *

– Да ну вас, Вера, ко всем чертям. И твоего мужа, и тебя! Выдумываете всякое! – шумел, как закипающий чайник, Виктор.

– Всякое! – спокойно согласилась женщина.

Она, прямо в одежде и сапогах – только, войдя, сняла пальто, – развалилась на не застеленной кровати любовника. Женщина лежала с закрытыми глазами, готовая время от времени провалиться в дрему, и выжидала, пока мужчина выговорится, остынет и смирится со своей неизбежной участью, ведь ему, собственно, выбор-то не предлагался.

– Да! Кстати, Вик, а выбор тебе никто не предлагает, – решив озвучить мысль, Вера приподнялась на локте и, улыбнувшись улыбкой, подразумевающей подвох, добавила красок к приговору: – Ты это сделаешь. Точка!

Виктор плюхнулся рядом с ней на кровать и положил руку ей на бедро. Мягко поглаживая, он, сменив тон, попробовал другую тактику:

– Ну, Верик, ты же меня любишь, правда? Ты же совсем не хочешь, чтобы я, во-первых, опять встречался с этой малолетней пиписькой, а во-вторых, чтобы я не сдержал слова, данного тебе, что я никогда больше ее не увижу.

Вера откинулась на подушку, расстегнула молнию платья на груди и засунула руку любовника внутрь.

– Выбор тебе, мой милый друг, никто не предлагает. Это – приказ. Когда я захочу узнать, чего хочешь ты, я просто спрошу и ты поймешь, когда это произойдет. Давай, звони!

– А если не буду? – Цилицкий выдернул руку из Вериного бюстгальтера.

– Тогда начинай привыкать к лишениям и бомжеванию. Про живопись, естественно, забудь.

Вера как будто не заметила, что Виктор прекратил ее ласкать. Она лежала, закрыв глаза и, казалось, заснула. Мужчина поднялся, несколько раз прошелся по комнате туда-сюда, поглядывая на свою любовницу-хозяйку.

– А что тебя смущает, мой миленький? – не открывая глаза, спросила женщина. – Я тебе презервативов привезла. И можешь взять немного этого бутирата себе. Можешь прямо тут с этой «пиписькой» и нализаться. Неплохая плата, мой миленький, за то, что тебе разрешают снова заняться сексом с молодым телом. К тому же сохранишь жилье, защиту и мое прежнее расположение. Может, я даже начну сама тебе приводить молодух, чтобы ты их трахал. А я буду смотреть. Мне утром понравилось. Есть в этом что-то животное. Будешь трахать тех, кто мне нравится.

– Ты омерзительна!

– О да! Зато ты – прекрасный ангел во плоти, мой миленький.

– Прекрати меня так называть. Бесит!

– А мне плевать, что тебя бесит. Телефон бери. Надеюсь, ты записал ее номер. Я устала. Я хочу домой. Я хочу спать. Желательно, одна. Чем быстрее ты позвонишь, тем скорее я испарюсь из этого блошатника, мой миленький.

Виктор, пылая возмущением, схватил телефон и принялся нажимать кнопки, разыскивая нужный номер, но вдруг остановился.

– Вера? Какой во всем этом смысл? Скажи мне, чтобы я был убедительнее?

– Никакого. Есть только инструкция. Ты убеждаешь ее принести мелкую тару для расфасовки, да такую, чтобы опознавательные знаки, указывающие на ее больницу «скорой помощи» были. Потом либо выпроваживаешь ее на ночь, либо вырубаешь и аккуратно рассыпаешь бутират из этого большого пакета в маленькие. Звонишь мне. Утром придут, чтобы маленькие забрать. Их надо сделать не меньше двадцати. Это приказ. Остальное можешь забрать себе. И хоть издохни потом, нализавшись этой дряни. Меня это уже не будет касаться.

Вера поднялась с кровати и подошла к Виктору. Она взяла телефон у него из рук и посмотрела на экран.

– Люся, – прочитала она подпись. – Отлично, мой маленький миленький. Я тебе скажу еще больше: если ты отдашь концы, я сделаю себе на этом хорошее состояние, продав твое барахло втридорога. Ты же понимаешь, конечно, что оно сразу резко подскочит в цене. Так что я даже надеюсь на то, что вижу тебя сейчас живым последний раз в своей жизни.

Вера нажала кнопку вызова и приложила аппарат к уху.

– Это бессмысленно, Вера, она вообще потеряла телефон и, скорее всего, еще не восстановила симку…

– «Мяу» сказала Люся, – пересказала женщина услышанный ответ и протянула трубку Виктору. – Давай, Вик, это – хороший шанс. Просто сделай это. И все скоро закончится.

– Люсь? Привет. Я скучал…

Вера взяла со стула свое пальто и начала одеваться, давая любовнику последнее указание:

– Если ты не позвонишь мне до полуночи с сообщением, что товар распакован, я нашлю киллеров на вас обоих.

Она прицелилась из двух пальцев, указательного и среднего, ему в голову, сделала вид, что выстрелила, и, не застегивая пальто, вышла.

* * *

Вечером погода резко изменилась. Куда, интересно, подевалось золото освещенных солнцем листьев? Теперь в порывах холодного ветра только грязно-бурые обрывки былой зелени нервно, как психи в смирительных рубашках, извивались на корявых тощих ветках. Кто и когда замазал лазурь неба серой скукой? Зачем продырявили в ней множество мелких дырочек и сделали дождь аж настолько мелким? Теперь это уже был даже и не дождь, сыпалась противная мокрая взвесь, которая лезла под одежду отовсюду: и сверху – под воротник, и снизу – в рукава.

Прохожие, казалось, наконец смирились с неизбежностью наступления осенних холодов и послушно огрубили элегантность своих движений, облачаясь в теплые куртки и пальто, упаковываясь в капюшоны и перчатки, кутаясь в большие шарфы. Люди чего-то ждали – речь идет не о хорошей погоде, а о менее романтичных явлениях, таких, как трамвай, автобус, троллейбус, – и кучковались только там, где можно было найти мало-мальскую защиту от ветра и сырости. Особенной популярностью пользовались автобусно-троллейбусные остановки.

Катя стояла в толпе людей, смиренно ожидающих транспорт. Каждый пытался забиться под навес, рассчитывая минимизировать дозу осенней влаги, причитающейся на душу населения. Люди сгрудились так плотно, что девушке пришлось выбраться наружу и остаться стоять прямо под порванным в клочья небом. Из-за людей в толпе она не могла видеть, какие машины подъезжают к остановке, а это порядком ее раздражало. Лучше было мокнуть, но не нервничать.

Катя ждала Игоря.

Он никогда раньше не проводил с ней две ночи подряд, поэтому сегодня девушка забеспокоилась. По голосу, услышанному в трубке несколькими часами раньше, она заподозрила, что Игорь чем-то озадачен. Он думал чуть дольше, чем обычно, он иначе строил фразы, он слишком волновался о том, может ли она снова прийти сегодня. Но он не заехал за ней, как обычно бывало, где бы та ни находилась, а попросил выйти на остановку, как будто проехать несколько метров по дворам вдруг стало для него тяжелой нагрузкой. И что же ждет ее вечером? Катя нервничала.

Дождь моросил. Люди толкались. Игорь сильно опаздывал.

* * *

Игорь считал, что Цилицкий, конечно, дебил, но как игрушка для жены, которая отвлекает ее от того, чтобы совать нос в дела мужа, его вполне устраивает. До сих пор все так и было.

Омерзительно, что он оказался настолько туп, что потащил сейчас, в такое непростое время, к себе в кровать, причем на тайную квартиру, где никто не должен был его видеть, молодую любовницу. Это ж надо быть настолько непредусмотрительным, неосторожным и безалаберным!

Но Планида, что ни говори, благосклонна к Игорю Жогову. Под руку художнику-придурку, слепому орудию судьбы, она подставила того, кого надо. Лучше не придумаешь! Умный ход. Увы, и это не стыдно было признать, Игорь сам бы не додумался до такого красивого поворота. Судьба, действительно, сама дала ему решение в руки. Это замечательно, что он, Игорь, научился за столько лет читать вещие знаки и благодарно принимать подарки. Он давно железно следовал правилу: «Подарки, если их хотят тебе дарить, надо брать. Если ты откажешься, все равно, из каких соображений, твой подарок порадует кого-то другого». Причем, заметил Игорь, чаще всего он достается сопернику или противнику – чтобы сильнее уколоть, чтобы ярче подчеркнуть, что Судьба тоже умеет обижаться, когда ее руку отталкивают.

Люся… Хорошая девочка Люся пробралась в его игру. Ну что ж, добро пожаловать, гостья! Для тебя найдется роль. Добро пожаловать.

– Кать, – Игорь поцеловал девочку, прижавшуюся к его плечу, в щеку и погладил по волосам, – твою сестру, ту, что работает в «скорой» в отделении хирургии, зовут Люся? Кажется, так ты мне говорила?

– Да. А почему ты о ней вдруг вспомнил? – ревниво встрепенулась Катя и испытующе уставилась ему в глаза с близкого расстояния, это был ее излюбленный прием.

– Так просто. Случайно на ум пришло. Забудь. Просто мне сегодня порекомендовали Прилепского. Одному родственнику надо операцию делать. Сказали, что Прилепский – гений. А ты, вроде, говорила, что твоя сестра как раз с ним работает. Хочу узнать, точно ли он так хорош?

Катя приподнялась на локте над подушкой, наклонилась к нему и принялась тихонько, медленно, щекотно целовать его лицо.

– Но ты-то гораздо лучше. Ты – самый-самый лучший во всем мире…

– Да, малышка. Да! Я – лучше. А она с ним спит? Как думаешь?

– Я не думаю. Я знаю. Да. А какая нам разница?

– Она, кажется, старше тебя? Ну да. Глупый вопрос, если она уже работает, да еще и специальное образование имеет…

– А ты что, комплексуешь из-за того, что спишь с несовершеннолетней? – спускаясь с поцелуями на грудь любовника, продолжала допрос Катя.

– Наоборот, меня это заводит. При старой жене иметь несовершеннолетнюю любовницу – это круто. Тем более, что ты, моя прекрасная Лолита, шикарная любовница.

– А еще у меня отец…

– …Высокий начальник в ФСБ! Я помню. От этого меня вообще распирает. Ты – мой бриллиант. Жалко только то, что мне нахрен сдались связи в ФСБ.

– Никогда не зарекайся. Почему наш кролик не хочет встать во весь рост? – полюбопытствовала девушка, закончив с животом.

Игорь вдруг поднялся с кровати и пошел в другую комнату. Через минуту он вернулся с двумя шприцами.

– Смотри, моя ягодка – подарочек твоей сестрицы еще тут. Прогуляемся вместе?

Катя охотно подалась ему навстречу.

Через пять минут они в полумраке под звуки плавной мелодии снова, удобно устроившись, залезли под одеяло, взялись за руки, закрыли глаза и застыли в ожидании.

– Ты, девочка, когда-либо думала о вечности? – вяло спросил мужчина.

– Пыталась себе представить, – так же вяло сообщила соседка по кровати. – А что? В чем подвох?

– Бывалые психонавты уверяют, что для кетаминового оттяга, – плавно, обдумывая каждое слово, почти пропел Игорь, странствуя по лабиринтам усложнявшего свои формы сознания, – большое значение имеет правильная установка на кайф, позитивный психический настрой и хорошая музыка. Музыка мне, кстати, нравится. Молодец, девочка. В принципе, для всех галлюциногенов это актуально – хорошая настройка на трип. Потому что тематика для галюнов вычисляется головным мозгом из недавних впечатлений, воспоминаний.

– На что мне настроиться? Я уже, кажется, на низком старте.

– Давай прогуляемся в Вечность, Катюха!

– А в Бесконечность? – мечтательно предложила свой вариант совсем расслабившаяся Катя.

– А это одно и то же, – медленно ворочая языком, заверил мужчина. – Не может Вечное существовать в ограниченном пространстве.

– А Бесконечность – в отрезке времени. Я, кажется, уже на грани. Сейчас нырну.

– У меня уже начинается, – тщательно выговаривая слова, потому что его все больше и больше увлекали внутренние видения, все еще пытался говорить Игорь, – ощущение распада мира и музыки на кусочки. Предметы начинают вращаться вокруг меня. Как ты?

– Обалдеваю от кружения, очень плавного. Чистые цвета, похожи на перламутр. Такие же не яркие, как перламутр.

Оба, наконец, замолкли и, уйдя в путешествие по своему внутреннему причудливому миру, в этом мире на время застыли, превратившись в мраморные надгробные скульптуры.

Игорь вернулся в полное сознание раньше. Он не встал с постели, в этом не было нужды, потому что сигареты, подготовленные заранее, лежали рядом. Курение сейчас казалось особенно приятным: дым ощущался как теплая, густая, жидкая и тягучая одновременно субстанция, плавно заполняющая легкие.

Рядом с Катей он переставал ощущать, что стареет. Теперь женщины его возраста казались ему старыми матронами, скучными, озабоченными закостенелой моралью, уверенные в собственной правоте. Катя была, наоборот, беспечной, веселой. Она была беспроблемной. Она соглашалась с его мнением, она слушалась его советов, она была довольна его решениями. Глядя на нее, Игорь забывал, что сам уже склоняется к старости. Он переставал думать о том, как он выглядит, ему казалось, что он такой же молодой, каким был лет десять, а то и пятнадцать назад.

Катя никогда не рассказывала ему про интимные отношения с друзьями-подростками, хотя их, конечно, хватало, потому что девушкой она была весьма симпатичной и вряд ли это оставалось не замеченным в кругу ее приятелей. Катя была не низкой и не высокой, с упругой молодой стройностью, разговорчивой и не глупой, умной без занудства.

С ним она разговаривала об отношениях взрослых людей, окружающих ее. Главной героиней всяческих историй была ее сестра Люся. Собственно, у них давно так повелось, что к каждой новой встрече Катя готовила новую историю про Люсю. Так Игорь узнал о том, что у Асанова есть молодая любовница. Позже пара намеков на реальные факты привели чиновника в полный ступор от изумления, что кто-то о нем что-то этакое знает, хотя он очень тогда постарался не подать вида. После этого случая тема его личной жизни напрямую больше никогда не обсуждалась, но Игорь заметил, что начал получать больше поблажек и благосклонности.

Катя же рассказала, что Люся снабжает Асанова кое-какими препаратами из больницы. И это – почти официально, в том смысле, что ее прямой босс по работе знал о наркотической слабости чиновника.

– А что было сначала: дружба с хирургом и его витаминами или знакомство с сестричкой? – праздно полюбопытствовал Игорь.

– Одновременно, – беззастенчиво рассказала девушка. – Асанову надо было делать какую-то операцию, он по рекомендации пошел к Прилепскому. Тот приставил к нему свою любимую медсестру. Хотел, чтобы она, присматривая за важным пациентом, денег подзаработала за уход. А тот возбудился от белого халата и молодого лица, да и затянул ее, как куклу, в постель. Но не бросил. Точнее, может и бросил бы, но так сложилось, что Прилепский подсадил его на кетамин. Таким образом он обеспечил себе постоянный сбыт, постоянного клиента. Медсестричка стала еще и поставщиком. Всем стало удобно жить. Только Прилепский ничего не знает про секс. Он считает, что подчиненная подчиняется только ему.

– Наивно так думать, – подумав о чем-то своем, заметил Игорь.

– Да лучше, по-моему, вообще ни о чем не думать, – высказалась Катя.

Позже Игорь выбросил из головы сексуальные подробности, но намотал себе на ус, что Асанов неровно дышит к наркотикам. Это можно было использовать для расширения собственного бизнеса. Даже какой-то любопытный стратегический план начал вырисовываться в голове.

– Но он, вообще-то, – слегка остудила его рвение Катя своей болтовней, – не сильно зацепился. Сестра говорит, что только кет и то редко и мало. Ему Леня какую-то максимально допустимую для его здоровья дозу прописал, и он ее никогда не превышает. Да и вообще, пользуется очень редко, не столько для отдыха физического, сколько для философии. Он часто говорит, что «Для восточного человека философия – вот главный отдых!»

Рассказывая это, Катя передразнивала Асанова, и получалось очень забавно. Хрупкая девушка, практически еще девочка, пыталась вести себя так, как старый толстый нацмен.

О том, что ФСБ прикрывает его прямого конкурента как в бизнесе, так и в захвате земель и во влиянии на местную администрацию – Марата Мураталиева, Игорь знал давно и без Кати, но подружка временами разбалтывала такие мелочи, которые для человека не в теме могли показаться забавами, а для Жогова становились предупреждениями, подсказками или даже решениями.

Катю он, безусловно, тоже относил к подарку судьбы. Познакомился он с нею случайно, без предварительного расчета, не подозревая, какое сокровище пришло в его взрослые объятия.

– Кролик, ты тоже уже тут? – проурчала девочка, едва ворочая непослушным языком. – Я, наконец, тоже уже на базе. Внутри себя любимой.

– Потерпи чуть-чуть, скоро я тоже буду внутри тебя. Но не сразу.

– О да, не сейчас. Еще пару минут потерпи. Было так хорошо! Мне надо доощущать это. Как после оргазма.

– Расскажи, как тебе было. Сможешь поднять и пересказать свои ощущения? – Игорь повернулся к ней и, не особо приближаясь, полюбовался ее профилем, пока девушка вспоминала, осознавала и подбирала слова для пересказа.

– Когда вставило в полную силу, у меня было чувство полной невесомости. Плюс я была уверена, что за пределами этой комнаты ничего не существует. Я так все воспринимала, будто там нет ничего, а есть только эта комната. И она почти была мной самой. Или наоборот. Короче, мы были связаны, продолжением друг друга были. Да, зона моего восприятия не выходила за рамки видимого пространства. Шум пропал. Не было музыки как таковой, только отдельные звуки были слышны особенно четко, с небольшим эхом. Это похоже на воздействие хорошей травы, если ты понимаешь, что я имею в виду. И все это было одновременно и неуловимо, и явственно. А сейчас мне кажется, что я – Терминатор. Ты же не хочешь трахать робота?

– По-моему, это экзотично, – он поцеловал ее в ближнюю к нему грудь.

– Но не эротично, как мне кажется. Но ощущения у меня сейчас необычные. Правда-правда! Это очень интересно! Мне кажется, что мое лицо сделано из массы иголок. Нет, из граней. Или… из электрических импульсов. А я сама – робот. Это смешно.

Она поочередно поднимала то одну руку, то другую, потом добавила к ним в компанию и ноги.

– Тебе, Кать, наверно уже никогда не понять, потому что этот вот опыт к тебе пришел вместе с взрослением, натурально. А у моего поколения…

– Ой, «твоего поколения»! – передразнила, перебивая, девушка. – Старик, тоже мне, нашелся!

– Спасибо за доверие, но я в адеквате и понимаю, кто есть кто. Так вот, мы росли в условиях строго формируемого сознания, ограниченного реалиями тогдашнего диктата власти.

– Я не хочу учиться понимать такие сложные фразы, они наводят на меня скуку. Постарайся выражаться попроще.

– Всякие попытки проникновения в другие вселенные, – продолжил мужчина, не обратив внимание на замечание, – всякие попытки расширить свое мировосприятие и миропонимание карательные учреждения с ходу относили к категории действий по подрыву государства. Впрочем, это так и было. Государство хотело, чтобы его подчиненные были ограничены, а в бесконечной Вселенной нет места границам, в том числе социальным. Вот и получился конфликт интересов. Попытка выйти в бесконечность равнялась побегу, предательству принципов политического строя.

– Кролик, мне трудно понять, что такое «предать политический строй».

– Естественно. Ты растешь с открытыми в бесконечность дверями. Я на тебя смотрю и радуюсь. Скажи, милая девочка, ты одна такая, или все поколение у вас такое?

– Ну конечно, мы разные, – не задумываясь, ответила Катя.

– А у тебя в школе много поклонников?

– Много, – снова не особенно размышляя, ответила она.

– Так что же, можно сказать, что ты – лидер?

– Не то чтобы лидер. Я – модная. Модно за мной ухаживать и модно со мной дружить.

– Ух ты! – искренне удивился Игорь, он никогда не думал, что у современной молодежи уже настолько другие критерии. – Модная. Это интересно. И что же, модно быть похожими на тебя?

– Спрашиваешь! – гордо возмутилась она в ответ на его недоверие.

– И что же, они ради того, чтобы быть модными, могут пойти на многое?

– Не знаю, станут ли бросаться под машину, но уксус пить станут.

– Да ладно тебе?!

– Правда!

– Не может быть.

– Готова поспорить. Придумывай, что они должны будут сделать, и готовься к исполнению моего любого желания, потому что я докажу, что не преувеличивала.

– А если они не поведутся?

– Поведутся.

– А если нет? Я, собственно, имею в виду, исполнишь ли ты мое любое желание.

– Ну конечно, мой кролик.

Катя, уже окончательно освоившаяся в собственных формах, шустро повернулась, скользнула, как пушинка на волнах ветра, к нему на живот и поцеловала в нос.

В этот момент раздался звонок телефона.

– О, только не говори, что у тебя дела, и ты сваливаешь?!

– Ни за что, милая, ни за что. Еще три часа я твой. Только на звонок отвечу. У меня – только важные звонки, как ты знаешь.

К его радости звонила жена. Вот уж никогда не думал, что, находясь в постели с юной любовницей, можно радоваться звонку жены, подумал Игорь, принимая вызов. Днем у них было условлено, что как только Вера получит сигнал от Цилицкого, что все готово, она тут же сообщит мужу. О дальнейшем должен позаботиться он сам. Именно эту новость Вера и сообщила.

– Катюш, я пока говорил по телефону, придумал, чем позабавиться в нашем эксперименте. Давай откроем им дверь в Бесконечность.

– Подсадим на наркоту?! Это рискованно. А если кто-то родакам расколется?

– От одного раза ничего не будет. Может, кому-то это поможет избавиться от комплексов и стать взрослее.

– Нафиг становиться взрослее, – не согласилась Катя, – это и так неизбежно, пускай бы наступало попозже. Но, в принципе, попробовать можно. А у нас еще много осталось того «витамина», который я тогда для тебя у сестрицы купила?

– Нет, кет мы на них тратить не будем. Я поберегу для нас, – погладив ее по голове, соврал Игорь, поскольку на самом деле практически все он уже истратил на другие цели. – Для них я дам тебе кое-что более безобидное. По последствиям воздействия ничем не отличается от алкоголя. Ну и по их поведению все решат, что они всего лишь напились.

– Ага! А как оно выглядит?

– Порошок.

– Ага. Подозреваю что белый…

– Серый, – поправил мужчина, – но не такой дорогой, как ты подумала. И не такой клевый. Уж извини. На эксперименты я не сильно трачусь, я же не инновационный инвестор. Я действую только в проверенных категориях. Правильнее сказать, что порошок наш имеет желтоватый оттенок.

– Ага. Но они-то не разбираются, поэтому, думаю, я смогу взять их на понт!

– Это ты уж как хочешь, – Игорь сделал вид, что ему безразлично и что он практически не верит в ее победу. – Хочешь, на понт бери, хочешь, пообещай свою вечную любовь. Или не вечную, а всего лишь один, но волшебный раз…

Катя довольно больно ущипнула его за плечо.

– Только выполнять не спеши, я прослежу, чтобы ты оставалась только моей, – быстренько реабилитировался мужчина.

– Когда? – спросила она строго.

– Ты спешишь исполнить мое желание?

– Я спешу озвучить тебе свое желание, кролик. И еще – я люблю развлекаться, а ожидание мне не кажется развлечением, как ни пыталась я научить себя думать об ожидании, как о развлечении, как об игре, пусть и с такими скучными правилами.

– Я тебя понял, малышка. К сожалению, я буду завтра и послезавтра плотно занят. Но если ты захочешь и не поленишься сходить сама, то можешь уже утром забрать свое развлечение. Адрес я тебе назову. Надеюсь, что ты завтра же утром и приступишь к эксперименту. Уж очень мне хочется озвучить свое желание. Еще больше мне хочется, чтобы ты его исполнила. Трепещу!

– Это не эксперимент! – закапризничала Катя, надувая губки. – Я точно знаю, что вскоре тебе придется попотеть, исполняя мое желание.

– Я уверен, что мне, в любом случае, будет приятно делать это. Это же будет для тебя…

– Посмотрим… Говори, где и что забрать.

– Скажу адрес, скажу. Не торопись. Не торопись. Буду уходить, продиктую, а пока ты, давай-ка, милое дитя, заслужи его, этот адрес твоей мечты. Повтори то, на чем мы недавно закончили.

* * *

Все оказалось проще, чем представлялось в его опасениях. Но это было вовсе не его дело, а чужое и незнакомое! Поэтому он и боялся. Все незнакомое пугает.

Он был художником, изобретателем сложных форм и творцом колоритных идей. Он не привык к интригам и не знал, с какими ощущениями их крутят.

В его мире искусства интриги, конечно же, цвели буйным цветом, но он сам никогда ими не занимался! За него все делала Вера. Она даже не советовалась с ним. Но вот исполнять – тупо, без рефлексий – ее приказы, затрагивающие свободу воли другого человека, оказалось весьма неприятно.

Конечно, Вера была права, что нет обмана в том, чтобы вынудить человека сделать так, как нужно тебе, если ты сделаешь его заинтересованным в результате. Скажем, в данном случае Люся сама получает солидное вознаграждение в натуральном виде. И, скажем, у нее просят принести удобную фасовочную тару как бы для того только, чтобы она это все в натуральном виде и получила. Она как бы несет упаковку, куда завернут ее подарок. Но ведь он, Виктор, знает на самом деле, что дела обстоят иначе. Значит, как ни крути, это обман.

«В конце концов, – пришел он к решению после долгих попыток уложить как-то все это в голове, – я просто борюсь за свою жизнь. Люсю я этим нисколько не подставляю. Просто мне нужны эти пакетики, чтобы выжить. И нужно будет разложить этот дурацкий порошок. Чтобы выжить».

Когда девушка пришла, все трагические размышления показались страшным сном. Все сомнения лопнули, как мыльные пузыри. Она была весела, даже возбуждена от того, что сейчас получит кусочек счастья, которого хватит надолго и не надо будет ни от кого зависеть.

– Представляешь, – затараторила она с порога, спешно снимая верхнюю одежду, – я восстановила симку! Я очень спешила, чтобы не пропустить твое обещанное приглашение на вечернее шампанское. И спасибо нашей старшей сестре – у нее в тумбочке валялся старый мобильник. Она мне дала его на время попользоваться. А о пропаже моего я тоже успела написать заявление. Успела и симку восстановить и в полицию заскочить. Скажи, я молодец?! Правда, мне сказали, что надежды найти телефон практически нет, но они попробуют. Как будто бы оно сразу не понятно, найдется или нет. Точнее, если телефон находится, то сразу. Надо только терпеливо подождать. А что у тебя за порошок? Хороший или дерьмо?