Текст книги "Точная дата"

6. Суббота 4 июля

Человек не должен жить один. Это противоречит его природе. Вообще никто не должен быть один. По крайней мере, всё время, иначе вымрет биологический вид. Но, если какой-нибудь лягушке или кроту достаточно короткой встречи для продолжения рода, а потом вновь можно покинуть общество и продолжать себе жить в одиночестве, нормальному человеку общество, пусть даже самое маленькое, необходимо. Мы созданы социальными и, начиная с раннего детства нас окружают люди. Кто-то из них становится ближе, кто-то остаётся лишь коротким эпизодом, который забывается быстрее, чем скучный рекламный ролик, прерывающий любимую передачу. Схожесть жизненных ценностей порождает общие интересы, и глядишь, – у тебя уже появился новый товарищ, который в случае укрепления отношений вполне может стать тебе хорошим другом. А если твой товарищ противоположного пола и внешне тебе симпатичен, дружба имеет шанс перерасти во что-то большее и даже, в высшей степени своего проявления может дойти до пожизненного союза. Закреплён ли этот союз официально, – вопрос воспитания, обычаев, государственных норм и договоренности в паре. Суть от этого не меняется, – добровольное крепкое совместное сожительство будет семьёй, называй ты её так или нет.

Семья – это удобно. Это физический комфорт и душевное спокойствие. Это объединение усилий для достижения общих результатов, это совещательный голос, который почти всегда на твоей стороне, потому что цели и интересы у вас общие. Это возможность сопереживания. Сопереживания как трудностей, так и радостных моментов жизни, что часто бывает не менее важным, потому что нормальному человеку нужны свидетели его счастья. Свидетели, которые могут подтвердить, что живёт он правильно, и делает это не зря.

Андрей Дорохов сидел на заднем сидении такси, везущего его в Веткин, и думал о своём. Ведь его брак был именно таким. Таким, как нужно. Были и сопереживания и общность интересов, и совместные радости, и общее решение общих проблем. Негласным девизом их с Леной семьи была фраза «ты и я против всего мира». Нет, мир не был врагом, он просто был на другой стороне, на этой же были только сам Андрей и его жена.

Он всегда торопился домой. И выражение «я дома» не было для него пустым звуком. От него почти физически веяло теплом, лаской, спокойствием и уютом. Да и само по себе слово «дома», если верить словарям, обозначает «в своём жилище, у себя в доме, у себя». У себя. Квартиру они выбирали с Леной вместе, ещё на стадии покупки представляя, как будут обставлять её мебелью, и потом последовательно, месяц за месяцем, реализовывали свою мечту о семейном гнезде, в котором потом счастливо зажили уже втроём, к тому времени родился Максим.

И Андрей всегда летел домой, зная, что его там ждут, и его там, действительно, ждали. Ждали всегда, кроме той среды, когда он приехал домой без предупреждения, потому что хотел сделать сюрприз. И сюрприз у него получился, правда, не так, как он хотел. Сколько раз за эти годы он возвращался мыслями в то время и проигрывал ситуацию, представляя себе, что бы произошло, если бы он в тот день не приехал и ничего бы не узнал. Конечно, почти наверняка, минутная слабость жены не возымела бы никакого продолжения. Может быть, их брак даже стал бы ещё крепче, ведь Андрей всегда был и до конца оставался для жены надёжным, как каменная стена, за которой можно было укрыться вообще от всего. А на контрасте Лена бы в этом только убедилась, кто знает? Но Андрей ещё с детства усвоил одну непреложную истину, – свершившийся факт сослагательного наклонения не имеет. Это только в математике можно делать допущения «как бы случилось в том или ином случае», в жизни так нельзя, если всё уже произошло именно так, как произошло. И не было бы и не могло быть никак по-другому, потому что другого УЖЕ нет. Из котлет не сделать стейка, потому что фарш невозможно провернуть назад. И все эти годы, снова и снова возвращаясь в ту ситуацию, Андрей искал оправдания своей Лене, искал повод, чтобы её простить. Но, к своему разочарованию, не находил его. Она его обманула, зная, что за этим последует, выходит, сделала это сознательно. Это вопрос доверия, без которого семьи быть не может. Не может, и точка! А почему, собственно, не может? Вернее, является ли разовый, возможно, не до конца обдуманный поступок поводом для полной утраты доверия. Ведь человек может ошибиться, ведь сам он, Андрей Дорохов, при всём его следовании всем возможным правилам, в жизни ошибался не раз. Хотя, жене всё-таки ни разу не изменял, В браке не изменял, а потом уже и обязательств не было. Даже не смотрел на других женщин, необходимости не возникало. И, с другой стороны, если сейчас признать за Леной право на ошибку, совершённую четыре года назад, получается, что эти годы прожиты неправильно, ведь Андрей сам разрушил свой брак, лишив себя четырёх лет счастья. Хотя, что такое четыре года, которых теперь всё равно уже нет, по сравнению с тем, что осталось? Ведь осталось ещё целых сто пятьдесят часов. Те годы уже прошли, а эти часы ещё есть, будут. Палыч обещал. Больше полумиллиона секунд. А у Лены так вообще вся жизнь впереди, она сможет всё!

Андрей откинулся на кресле, такси въехало в Веткин. Чувство принятия неизбежности предстоящего ухода пришло к нему вчера. Пришло так естественно, что у него даже отлегло от сердца, он даже дышать стал по-другому. Конечно, ему было страшно умирать. Очень страшно, по-детски хотелось закрыть глаза, и чтобы всего этого последнего месяца просто не было. Но, будучи уверенным, что до вечера десятого числа у него есть ещё как минимум шесть с половиной дней, сегодня, в данную минуту, Дорохов был спокоен, его голова была чиста, а настроение хорошим, несмотря на то, что июльское небо было затянуто тучами, и, скорее всего, сегодня ожидался очередной дождь.

В его сумке, перекинутой через плечо, лежали тугие пачки денег, перевязанные банковскими лентами. Вчера во второй половине дня Андрей посетил отделения банков, в которых у него были заведены дебетовые карты, и карты эти обнулил, сняв с низ все наличные. Что-то он потерял на комиссии за сверхлимитное снятие, но сегодня это Дорохова совсем не заботило. Точность, логика, трезвая рассудительность, которые всегда составляли главную часть его натуры, как-то отошли на второй план. Андрей смотрел сегодня на жизнь просто как обычный человек, который устал, но у которого до заслуженного отдыха ещё остались кое-какие дела.

Лена ждала его в прихожей. Каким-то образом так получалось почти всегда, даже когда он не предупреждал её о точном времени прибытия. Может, она узнавала его шаги на лестнице, может заранее видела его из окна, так или иначе, когда Андрей открыл дверь, бывшая жена была уже здесь и по привычке подняла руки в робкой попытке его обнять. К её удивлению, Андрей от объятий не уклонился, Лена положила голову ему на плечо и несколько мгновений они простояли молча, тесно прижавшись друг к другу.

– Привет, – сказала Лена, приглашающее уступая ему место для прохода. – Завтракать будешь? У меня блинчики с мясом.

Часы показывали без пятнадцати полдень, и для завтрака было явно поздно, к тому же Дорохов плотно перекусил в гостинице перед выездом и был не очень голоден, но запах, идущий из кухни, был таким аппетитным, таким уютно-домашним, что он сказал «Спасибо, не откажусь», и, вымыв руки, прошёл на кухню. Сын Максим ещё вчера уехал на дачу к другу Карену отмечать его день рождения, и ожидался только к завтрашнему утру. На улице было лето и каникулы.

Через пятнадцать минут, когда с блинчиками было покончено, и Андрей допивал кофе из белой кружки без всякого рисунка, Лена, внимательно смотревшая на него всё это время, осторожно спросила:

– Андрей, у тебя всё нормально?

Дорохов не стал играть в угадайку, задавая ненужные вопросы «с чего ты так решила?» или «я что, как-то не так выгляжу?», а сразу перешёл к делу.

– Лена, присядь, пожалуйста, нам нужно серьёзно поговорить.

Она сначала хотела что-то сострить насчёт недопустимости серьёзных разговоров до того, как она вымоет посуду, но, посмотрев на Андрея, осеклась и покорно села на стул с другой стороны стола.

– Лена, я уезжаю и уезжаю навсегда. Это мои последние выходные дома, и мне хотелось бы немного облегчить вам жизнь, которая будет идти дальше, после того, как я уеду.

– Ты сменил работу? Питер, наконец? – спросила Лена, зная, как неровно бывший муж дышит к этому городу. – Так зачем же так трагично? Это не край света, мы сможем приезжать друг к другу.

– Нет, Лена, это не Питер, и приезжать друг к другу мы не сможем.

– Ты эмигрируешь? Штаты? Китай? Австралия? В наш век можно доехать куда угодно. Было бы желание, а возможности изыщутся. – Лена говорила делано весёлым голосом, так что было непонятно, кого она хочет приободрить, Андрея или себя.

– Нет, Лена. Доехать не получится.

– Да что с тобой сегодня? Ты едешь на спецзадание как разведчик? Или попал под программу защиты свидетелей, тебе сделают пластическую операцию, и ты будешь жить новой жизнью где-нибудь в Узбекистане?

– Нет, – грустно улыбнулся Андрей. – Ты американских фильмов насмотрелась или детективов начиталась.

Лена ещё раз внимательно посмотрела на бывшего мужа.

– Андрей, скажи мне правду, ты болен? Я знаю тебя много лет, и ты совсем не умеешь врать. Ты говоришь таким тоном, как будто собрался умирать.

Дорохов поднял глаза на бывшую жену. Да пошло оно всё к чёрту! Как ни крути, ближе этой женщины на земле человека у него не было. Они четырнадцать лет жили душа в душу, да и последние пять лет связь не теряли, пусть она и стала намного слабее. Лена знала его так, как он знал себя сам, а в некоторых вопросах даже больше. За пятнадцать-двадцать минут Андрей детально изложил ей всю свою историю, начиная с последнего дня этой весны, его последней весны, до сегодняшнего дня. И про встречи с Палычем, и про поездку к дядьке на Тамбовщину, и про смерть Фиделя, и про гибель Коли Захватова. Опустил он только эпизоды о драке в электричке и о встрече с Лидой Кунц, посчитав, что и без этих деталей история произведёт не самое приятное впечатление и, не желая его усиливать.

Во время всего его монолога Лена Дорохова не проронила ни слова, она крепко закусила губу, лишь правая бровь её предательски дёргалась, отражая малую часть эмоций, переживаемых взрослой женщиной. Под конец рассказа, Андрей открыл свою сумку, висевшую тут же на спинке его стула, и аккуратно выложил на стол пачки денег в банковских упаковках. Лена отстранённо смотрела на ровную стопку новеньких пачек и, казалось, не замечала их. Глаза её были наполнены слезами, она еле себя сдерживала.

– Так, когда… это должно произойти? – спросила она, вздрагивающим голосом.

– В конце следующей недели, – Андрей не стал называть точную дату и время, чтобы жена совсем не сошла с ума, считая часы и секунды. Не стал он показывать ей и шагомер, она бы испугалась и отшатнулась от него, как от ядовитой змеи, обвивающей кисть близкого ей человека.

– И ты хочешь уехать? Почему тебе не остаться с нами последние дни, если это действительно так? – спросила она осторожно.

– Нужно маму повидать, с братом встретиться, да есть ещё кое-какие дела.

– Андрей, не уезжай! – Лена повысила голос и огляделась по сторонам, как будто испугавшись этого. – Останься с нами. Ведь неделя всего осталась. А в пятницу, я сразу после обеда обниму тебя покрепче, и не отпущу до утра понедельника, и никакая смерть не сможет тебя у меня забрать. Не для того я замуж выходила, чтобы ты вот так вот взял и сбежал от меня в сорок три года!

– Мы с тобой уже не муж и жена, – осторожно напомнил Андрей, боясь обидеть и без того расстроенную Лену.

– Да, прости, – ответила она и беззвучно заплакала. Она делала это, молча, без всхлипов и судорожных вдохов, слёзы просто сходились в два ручейка и быстро бежали по щекам, неравномерно падая на скатерть.

Как и все нормальные мужчины, Андрей не переносил женских слёз. В его понимании, они были непродуктивны и мешали принимать решения осмысленно. Он встал со своего места, шагнул к жене и обнял её за плечи, которые тихо тряслись под его руками в такт беззвучной истерике. Когда через пару минут дрожание под его руками прекратилось, он продолжил. Он рассказал ей про пачки денег, лежащие на столе. По его подсчётам их должно было хватить лет на восемь-десять обычной жизни, даже с учётом, что сыну Максиму придётся идти в недорогой коммерческий вуз и получать платное образование.

– И главное, – сказал Андрей, подводя итог этой важной для него части разговора, – не вступай в наследство, не принимай права наследницы по моему имуществу, у тебя есть такое право.

– В наследство? – переспросила Лена, подняв на него заплаканные глаза. – В какое наследство?

– Через шесть месяцев после моей смерти закроется наследственное дело, если ты не будешь принимать наследство, то ты не получишь имущества, которого всё равно у меня никакого нет, но и долгов, за которыми обратятся банки, тебе тоже не смогут предъявить. Ты что, меня не слушала?

Андрей ещё раз объяснил свою схему. Каждое его разумное слово тяжёлым камнем ложилось в душу Лены, которую ужасала сама мысль о том, как можно спокойно и буднично обсуждать, что будет, когда его, Андрея, не станет. По окончании монолога Дорохов попросил бывшую супругу повторить его основные моменты, с чем Лена на этот раз справилась. Для закрепления Андрей пообещал ещё раз записать ей всё на бумаге.

Он заговорил про похороны, настаивал на кремации. Лена кивала головой. Андрей не был уверен, что она хорошо понимала всё, о чем он говорил, но, когда он переспрашивал, она в точности всё повторяла. Возможно, повторяла механически. Андрей, вдруг, понял, что этот разговор должен был состояться раньше. Гораздо раньше, месяц назад, когда он сам узнал о предстоящих переменах в своей жизни. А теперь получается, он за один раз вывалил на слабые женские плечи такой объём горя, с которым сам он справлялся в течение пяти недель.

– И всю мою одежду, да и прочие вещи, которые Максу не пригодятся, сожги, выброси или отдай в церковь либо в другую какую помощь гуманитарную.

– Зачем? – спросила Лена, послушно глядя ему в глаза.

– Они не будут лишний раз напоминать тебе обо мне.

– А если я хочу помнить о тебе? Если мне нужны эти вещи и эти воспоминания?

Андрей задумался. На самом деле решения принимают живые. Всё, что ты говоришь и хочешь пока ты здесь, они вполне могут изменить, когда тебя не станет. Хочешь ты лежать после смерти рядом с родными или чтобы твой пепел был развеян над священными водами Ганга, всё равно будет так, как решат оставшиеся в живых. И можешь ты запросто лежать на татарском кладбище в Бугульме, просто потому что живым так было удобно. И не сможешь ты оттуда ни наказать их, ни возмутиться. Вообще никак не сможешь повлиять на то, что будет после тебя.

– Я просто не хочу, чтобы бесполезный хлам занимал место в квартире и мешал тебе жить, – ответил он примирительно. – Достаточно ведь оставить фотографии, разве нет? И я совсем не буду возражать, если ты выйдешь замуж, вам с Максимом так проще будет жить.

Лена посмотрела на него и снова заплакала, на этот раз громко, навзрыд. Андрей крепко обнял её и поцеловал в мокрые от слёз губы.

А потом они лежали, обнявшись, на их супружеской постели. Она прижалась ухом к его груди, вслушиваясь в частые удары сердца, разогнанного их недавней совместной физической нагрузкой,

– А ты будешь меня там ждать? – спросила она тихо.

– Где там? – переспросил он, поглаживая её по голове.

– Ну, на небе, или куда ты там попадёшь, ты ведь меня будешь ждать?

– Конечно, буду.

– Обещаешь?

Давным-давно отец научил Андрея непреложному правилу, – обещать можно только то, что обязательно выполнишь. В противном случае можно сказать «я постараюсь», «я сделаю всё возможное», но, если ты обещал, – разбейся, но выполни, иначе слово твоё ничего не будет стоить, а слово мужчины – это основа его личности. Лена знала, какое значение её муж придавал обещаниям, и именно поэтому сейчас задала вопрос в такой форме.

– Обещаю! – ответил он твёрдо. – Только и ты дай мне слово, что не будешь торопиться.

Она уткнулась носом в его грудь и тихо всхлипнула. Ночью снова пошёл дождь.

5. Воскресенье 5 июля

Рама на его балконе пахла мокрым деревом. На улице шёл дождь. Андрей прислонился лбом к прохладному окну, оставляя на стекле потожировой отпечаток. Ещё один вдох. Точно, мокрое дерево. Интересная вещь – память на запахи! По-научному – феномен Пруста. Вот так вдохнёшь на балконе полной грудью, и тебе снова десять лет, ты стоишь в огороде под яблоней и ждёшь, когда ослабнет дождь. До дома бежать недалеко, метров тридцать, но у тебя новые сандалии, и ты понимаешь, что тебе попадёт, – бабушка запретила ходить в них в огород. Для этого калоши есть.

Или, к примеру, тот же запах дерева, но уже с примесью мазута. Это пропитанные шпалы на узловой станции в Тамбовской области. Это значит, что начался июнь, и Андрей со своим младшим братом Денисом поехали к бабушке. На всё лето! На все тринадцать недель, девяносто один день или около того! Поезд приходит рано, до первого автобуса в их городок ещё пара часов. Но, если повезёт, и привокзальный ларёк будет открыт, мама купит им сахарной ваты по 15 копеек, или, в крайнем случае, леденцовых петушков на палочке.

Бабушкин дом старый, а сама бабушка ещё не совсем. Она гонит их спать, потому что ещё рано, но они не идут, потому что день уже начался. Их первый летний день у бабушки. Чай в больших кружках и снова запахи! На этот раз запах белого хлеба. Хлеб там особенный, белый, но в буханках. Для Андрея с Денисом, как жителей Подмосковья, это разрыв шаблона. В буханках должен быть чёрный хлеб, а белый – в батонах. Но здесь многое наоборот. А какой он вкусный, когда совсем свежий, ещё горячий! Мама их соседа и товарища по играм работает на местном хлебозаводе, и они – Андрей, Денис, и двое двоюродных братьев (и конечно тот самый товарищ), все вместе приходят к ней на работу, и она втихаря выносит им буханку-другую. Они объедают только корочку, – самое вкусное, – остальное скармливают птицам. И бегут жечь солнечным светом, концентрированным через увеличительную лупу, колорадских жуков, познавая азы оптического раздела физики.

Огород – особое место. Запахи травы и листьев на яблонях, вишнях и малиновых кустах! Когда Андрей был совсем маленьким, он думал, что так пахнет зелёный цвет. И очень удивлялся, когда покрытие отцовской машины, тоже зелёной, пахло по-другому. И ещё яблоки со странным названием «коричные», вкусные, конечно, но запах ещё вкуснее, просто бесподобен!

В середине лета бабушке обязательно привозят целую машину берёзовых чурбаков на дрова, на зиму. Они рубят их на заднем дворе, Денис большим топором, а Андрей колуном. Ему кажется, что колун круче, и он берёт его на правах старшего. До сих пор Андрей Дорохов не может спокойно реагировать на запах берёзы, подсознание ищет поблизости колун.

Где дрова, там и баня! Своей бани у них ещё нет, и они – вся улица – ходят в баню к соседу, дяде Фёдору. Обстоятельный усатый кучерявый дядя Фёдор топит баню раз в неделю и составляет график посещений. Это называется «банный день». Баня маленькая, бревенчатая, но всё чин по чину – и предбанник, и полки, и веники. Запах в бане тяжёлый и горячий, полной грудью не вдохнёшь – обожжёшься.

А ночью, если хорошая погода, и они сносно себя вели, бабушка отпускает их ночевать на сеновал, или, как его здесь называют, на «сушила». Они набирают пластмассовое ведёрко спелой вишни и, выходя с сеновала на крышу пристройки, смотрят на ясное ночное небо, усыпанное звёздами, «стреляя» косточками от вишни прямо в огород. Каждый из них хвастается знанием созвездий, хотя кроме Большой Медведицы созвездий никто из них не знает.

Запах искусственной кожи. Это сиденье автомобиля. За ними с братом приехали родители – папа и мама. Папа ещё живой, ведь Андрею только десять лет. И им пора ехать домой. Потому что лето закончилось, и потому что школа. Дальше будут другие запахи, городские. И ещё девять месяцев они будем учиться в школе, жить и ждать. Ждать, когда они снова почувствуют запах дерева, пропитанного мазутом – запах шпал на вокзале узловой станции.

Андрей стоял на балконе и смотрел на мокрый двор. Сегодня ему опять приснился отец. Он снова трепал его по непослушным волосам на макушке, и что-то спокойно рассказывал. Андрей, точно зная, что папа умер, спросил его об этом напрямик. Тот ничуть не удивился, и как всегда рассудительно и со знанием дела сказал:

– Ну и что с того, что я умер? Все умирают. Ты же меня помнишь, получается, что умер я, как бы, не совсем.

– А когда умрёт последний, кто тебя помнит, получается, что ты умрёшь совсем?

– Ну, у моих внуков тоже будут дети, – папа привычно провёл рукой по лбу, поправив пробор. – Помнят или не помнят, – в конечном итоге не так важно.

– А что важно в конечном итоге? – не унимался Андрей.

– Для умершего человека уже ничего не важно. Он не мучается воспоминаниями, у него нет ни переживаний, ни ожиданий. Его просто нет. Нет, и всё. Важность – категория живых.

– А тебе не страшно было умирать?

– Да я уже не очень помню, сынок. Одиннадцать лет прошло. Но, думаю, страшнее всегда тем, кто живой остаётся. Ведь сам процесс короткий очень. Миг, – и нет тебя. Туловище только лежит. Тёплое ещё.

– А дальше что? – спросил Андрей, про себя понимая, что стоит на пороге какой-то великой разгадки, и до неё осталось совсем немного.

– А я не знаю, – честно ответил папа. – Наверное, по-разному у всех. А может, и одинаково всё, я, действительно, не знаю.

Дорохов смотрел на отца и удивлялся. Сколько Андрей себя помнил, не было ни одного случая, чтобы его папа чего-то не знал. Даже когда Андрей стал взрослым, он часто задавал отцу вопросы, на которые тот всегда старался отвечать. Даже не зная точного ответа, он давал подсказки, где этот ответ можно поискать, а тут, во сне, вдруг как-то спасовал.

Андрей хотел что-то ещё спросить, но отец снова потрепал его по голове, и он проснулся. Проснулся от непривычного звука, доносившегося с кухни. Лена напевала какую-то весёлую песню. Даже не напевала, а пела в полный голос. Андрей посмотрел на часы, – они показывали без пяти десять утра. Что ж, самое время для песен, придраться не к чему. Эту ночь они провели вместе, в перерывах между объятиями много разговаривали обо всякой чепухе, вспоминая прошлое, а потом вновь отдавались друг другу, и заснули только тогда, когда за окном было уже совсем светло.

Сейчас счастливая Лена хлопотала на кухне, а Андрей стоял на балконе и прислушивался к запаху мокрого дерева. Он винил себя за то, что украл четыре года счастья у этой близкой ему женщины. Да что там у неё, у себя украл. Ума не хватило разобраться во всём по-взрослому, а ведь на этом свете всё так просто.

Он снова вспомнил сегодняшний сон и подумал о своём сыне. Отдал ли он ему столько, сколько ему самому дал его отец? Значит ли он для него столько же, сколько для самого Андрея до сих пор значит его папа, ушедший много лет назад? Андрей часто был занят на работе, занят больше, чем нужно, он ездил в командировки, зарабатывал деньги, делал карьеру. Максим больше времени проводил с мамой, и даже в выходные, когда семья, наконец, собиралась вместе, у Дорохова не часто получалось заниматься тем, что он для себя вкладывал в понятие «воспитание». Не было долгих нравоучительных бесед. Вопросы, с которыми сам Андрей, когда был маленький, обращался к отцу, теперь запросто за секунды можно было найти в интернете. Личного общения не требовалось, и нельзя сказать, что устающего на работе Андрея это не устраивало.

И вот теперь Дорохову предстоял тот самый серьёзный и обстоятельный разговор с сыном, которого до этого времени между ними не происходило. Максим вернулся из гостей в пол-одиннадцатого утра, коротко поздоровался с родителями, и, отказавшись от завтрака, не снимая с головы наушников, прошёл в свою комнату. Через несколько минут Андрей зашёл за ним, и, прикрыв за собой дверь, присел на кровать. Сам Максим смотрел на монитор своего ноутбука, и приход отца заметил не сразу.

– Привет, – сказал Андрей громче, чем обычно.

Максим снял внушительные наушники и пожал протянутую руку.

– Нам нужно серьёзно поговорить, – начал Андрей.

– Мама сама разрешила мне поехать к Карену с ночёвкой, – ожидая выволочки, Дорохов-младший приготовился к активной защите.

– Я не об этом, сынок, Мне нужно уехать.

– Командировка? Куда едешь?

– Далеко, и очень велика вероятность, что навсегда.

Максим Дорохов отодвинул наушники в дальний угол стола и закрыл монитор ноутбука.

– Ты хочешь бросить нас с мамой?

– Нет, ну что ты. Просто жизнь так складывается. Ты уже взрослый и должен понимать, что не всегда всё происходит так, как мы хотим.

– И как же мы дальше будем без тебя? – спросил Максим серьёзно. Андрей даже не ожидал, что его сын, который постоянно торчал в интернете и не снимал с головы наушников, способен на серьёзные вопросы, и вообще на серьёзное отношение к жизни.

– Ну, это не в последнюю очередь зависит от тебя. С деньгами мы с мамой некоторые вопросы решили, но теперь ты остаешься в доме главным мужчиной, пока…, – Андрей чуть замялся, – пока мама не встретит кого-нибудь.

– Встретит она кого-то, как же! Подожди, а куда же мне учиться дальше идти? – Максим явно был не готов к такому молниеносному наступлению взрослой жизни, требующему принятия серьёзных решений.

– Ну, учиться бы я всё равно за тебя не смог, и этот выбор тебе нужно будет сделать самому. – Андрей тепло посмотрел на сына, – Прислушайся к себе, что тебе интересно, сопоставь с тем, что в этой области требуется рынку труда, выбери вуз по силам, и – вперёд!

– А как же Эльбрус? – Максим поднял на отца широко раскрытые глаза.

Андрей обещал, что на следующие майские праздники, если у Максима будет получаться в школе, взять его с собой ни длинные выходные и слетать на Кавказ посмотреть самую высокую гору России и Европы.

– Всё будет хорошо! Увидишь ты ещё Эльбрус, просто попозже и без меня.

Максим сел на кровать рядом с отцом и положил ему голову на плечо, как делал это когда был ещё маленький.

– А ты не можешь уехать попозже? – спросил он тихо, но уверенно и по-взрослому.

– К сожалению, нет. Так вышло, и повлиять на это я не в силах.

– Я буду скучать без тебя, – произнёс Максим. – И ещё… Я всегда гордился и горжусь тобой. И мама тебя очень любит.

Андрей снова удивился. Максим почти всегда был закрытым и проявлял минимум эмоций, тем неожиданней было увидеть их теперь.

– Только обещай мне, – попросил он сына, – что не будешь обсуждать то, о чём мы с тобой сейчас говорили, по крайней мере, в течение сегодняшнего дня. Давайте просто хорошо проведём это воскресенье. У мамы в кои-то веки с утра хорошее настроение, не будем ей его портить.

Максим пообещал. А потом они все вместе пошли гулять. Лена надела своё лучшее платье, взяла сумочку в тон и подхватила Андрея под руку. Максим шёл рядом, и слушал, о чём говорили родители, не встревая в их разговор. Они прошли по главной улице Веткина до монастыря, прошли по торговым центам, покатались на аттракционах в парке и пообедали в лучшем ресторане города, в сторону которого в обычные дни никто из них даже не смотрел.

Андрей вёл под руку Лену и думал о том, как наказал себя на эти четыре года, лишил и себя и жену и сына счастья из-за какого-то глупого поступка, из-за предрассудка. И ещё он думал о том, как в принципе один поступок может изменить жизнь, повернуть её в абсолютно другое русло, совсем иное чем то, которое человек себе наметил, запланировал и которому старался следовать по жизни. Один поступок, одна опоздавшая электричка, один телефонный звонок, сделанный, или не сделанный, или сделанный, но не в то время, могут повернуть судьбу так, что она уже никогда не будет иметь сослагательного наклонения. Как, впрочем, и любой свершившийся факт.

В течение всего дня Лена не отпускала его руки, как будто наверстывая эти годы, возможно, тайно по-детски надеясь, что таким образом сможет удержать его рядом с собой всегда, и ничего страшного, о чём вчера рассказывал Андрей, не случится. Не может случиться, ведь она так любит его. А любовь побеждает всё, даже смерть, так написано во всех книгах, которые она читала, а книги не могут врать. По крайней мере, все не могут.

Эту ночь они снова провели вдвоём, стараясь не шуметь, потому что за стенкой спал Максим. Андрей уже малодушно подумывал остаться дома до конца недели, его последней недели, но некоторые его дела всё ещё были не завершены. По крайней мере, он твёрдо решил для себя, что справится со всеми делами за пару дней и обязательно вернётся сюда не позднее среды, чтобы провести ещё пару дней семьёй, ведь как получается, именно и только здесь он был счастлив по-настоящему. Лене о своём решении Андрей решил не говорить, чтобы не давать ей ложную надежду, если вдруг у него что-то не получится.

Чтобы избежать долгих проводов и лишних слёз, Андрей договорился с женой (язык уже как-то не поворачивался называть её бывшей), что уйдёт из дома совсем рано, задолго до того, как проснётся сын. Поэтому, несмотря на то, что спать этой ночью пришлось недолго, Андрей проснулся около пяти утра. Стоило ему пошевелиться, Лена тут же открыла глаза, она сразу крепко обняла, его, будто не желая отпускать. Андрей осторожно высвободился, наскоро умылся, стараясь не шуметь, и менее чем через десять минут уже подпирал плечом шкаф в прихожей, готовый к выходу.

Маленькая беззащитная женщина стояла рядом с ним и плакала. Она привыкла, что после любых её советов, которые он всегда внимательно выслушивал, все решения её муж в итоге всё равно принимал сам. И сейчас она не старалась отговорить его от отъезда. Она просто плакала, и свои последние слова произнесла, обращаясь уже не к непреклонному Андрею, а к тому, с кем ещё можно было постараться договориться.

– Господи! – вполголоса сказала Лена Дорохова, заламывая руки и глядя на потолок. – Ну почему же всё устроено так плохо?

– Это не хорошо и не плохо, – сказал Андрей, поцеловав её в щёку, затем аккуратно её отодвинув и шагнув к выходу. – Просто с этим нужно жить дальше. Точнее, без этого. Без меня.