Текст книги "Точная дата"
Автор книги: Сергей Марковский
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
Пытаясь загладить свою вину, бедный проводник предложил Дорохову пройти к начальнику вокзала и организовать ему билет на ближайший поезд до Москвы, но Андрей уже не мог себе позволить потратить двадцать часов на железную дорогу, он вызвал такси, и поехал в аэропорт.
В машине Андрей лихорадочно искал в интернете нужную информацию. Рейс до Москвы был всего один, и на сегодня все билеты на него были раскуплены. Он посмотрел бизнес-класс, – мест тоже уже не было. Согласно новостной ленте ажиотаж объяснялся тем, что именно сегодня в Петрозаводске заканчивал работу фестиваль финно-угорских народов, и гости разъезжались.
Добравшись до аэропорта, Андрей ринулся штурмовать стойки с информацией. Но как он ни пытался, успехов это не приносило, – билетов не было. Работники воздушной гавани искренне пытались войти в его положение, советовали стыковочные рейсы, но предлагаемые маршруты через Казань и Сочи с учетом времени на ожидание между рейсами, даже проигрывали поезду, а до Питера самолёты из Петрозаводска не летали. Дежурный по аэропорту предложил ему вариант дождаться вылета московского рейса и уже у стойки регистрации попытаться выкупить билет у кого-то из пассажиров, тогда они могли бы переоформить его на Дорохова, но здесь тоже была своя загвоздка. Андрей был готов и десяти– и двадцатикратно переплатить за вожделенный билет, но оплата его владельцу потребовалась бы наличными или переводом, у него же были только кредитные карты, не позволявшие сделать ни то, ни другое. Наличных же, которые у него имелись, не хватило бы на билет, даже если покупать его пришлось по номиналу.
Проклиная всё на свете, Андрей вернулся на железнодорожный вокзал и взял билет на проходящий мурманский поезд. Полностью купе СВ выкупить не получилось, и приходилось ехать с каким-нибудь соседом, но на мелочи Дорохов уже давно не обращал внимания.
0. Пятница 10 июля
Календари – это условность. Их придумали тысячи лет назад, чтобы деньги собирать. И само-то слово «календарь» с латыни переводится как «долговая книжка» – проценты платили римляне первого числа местным кредитным организациям. Поглядит банкир в календарь и руки потирает, прикидывает, как бизнес расширит, ну или пару гладиаторов новых себе купит. В целом удобнее стало. Даже тем, кто не брал ипотек на покупку и строительство пантеонов и колизеев. Лето от весны отделять удобнее стало, отмечать Новый год и День пограничника.
С тех самых пор, как люди придумали календари, они ждут пятницы. Особенно те, кто работает. По крайней мере, те, кого знал Максим Дорохов, всегда её ждали, да и сам он всё время ждал, когда работал. Мало кто считает дни до понедельника, если это не день выдачи зарплаты. А вот пятница – это святое, даже когда ни зарплаты, ни аванса не ожидается. Пятница – это лучший день недели! Не будучи выходным днём, она лучше субботы, и уж, тем более, воскресенья, которые как раз выходными и являются. Ведь всё ещё впереди – и спи, сколько хочешь, и делай, что душе угодно – хоть путешествуй по лавкам и харчевням, хоть дома весь день сиди и Сократом себя воображай.
Два поворота ключа, запирающего дверь твоего дома изнутри пятничным вечером, знаменуют собой начало маленький жизни. Эдакой нано-жизни, имя которой – выходные! И всё остальное остаётся за этой дверью, вовне. И ты сам себе хозяин: ни начальник, ни даже Президент страны не могут нарушить порядок этой жизни, если, конечно, телефон отключить и телевизор не смотреть. Громадье планов, о невыполнении которых ты будешь жалеть вечером в воскресенье, греет тебя как камин английского лорда холодной и влажной британской зимой. Можно поехать на дачу и окучивать картошку, это если дача есть, и картошка, и если лето. Да всё равно что планировать, пятница же – всё впереди.
Ещё лучше – отпуск. Тут даже неважно, уходишь ли ты в этот отпуск в пятницу, день недели значения не имеет. Отпуск – особая статья, награда за добросовестно реализуемое право человека на труд. Это уже не нано-жизнь, а, как минимум, микро. Здесь уже можно представить себя Фёдором Конюховым или какой-нибудь женщиной-путешественником, если вы женщина. Можно отправиться на Тибет или в Калугу, кому куда позволяют финансы, фантазия и совесть. И день накануне отпуска – это многократно увеличенная Пятница. Накал ожидания на пределе, счастье максимально! И накал, и наполнение счастьем будут уменьшаться пропорционально количеству оставшихся дней отдыха, но первый день – это апогей! А закончится отпуск, прикидываешь, сколько до следующего осталось? Семь месяцев? Тридцать недель всего-то. И ты уже планируешь следующий отпуск, прикидываешь билеты и отели, пользуясь преимуществами раннего бронирования. И ты ждёшь этот новый отпуск, реализуя своё конституционное право на труд, перемежая своё ожидание нано-выходными.
Люди всегда ждут. Пятницы, отпуска, на стратегическом горизонте – пенсии. И эти дни, недели, месяцы, в итоге годы закономерно и неминуемо проходят. А по факту уходят. Совсем уходят, навсегда. Торопя время, человек торопит пересечение финишной ленточки, за которой родным и близким станет грустно, а тебе уже всё равно. Жизнь идёт. Она плюёт на все календари и индивидуальные ожидания. Она движется со скоростью 3600 секунд в час, приближая выходные, отпуск, и финиш с его Главным Призом.
Наступающая пятница была единственной в жизни Андрея, к которой он шёл без чувства радостного ожидания. В эту пятницу, а именно, завтра, он должен был умереть. С одной стороны, он совсем не торопил завтрашний день, понимая, что его завершением будет вечер, с каким-то геморрагическим инсультом. С другой – он желал скорейшего наступления завтрашнего утра, которое приблизит его встречу с любимыми людьми, ведь чем раньше он их встретит, тем больше времени вместе им останется. Поэтому Андрей Дорохов не находил себе места, стоя на платформе петрозаводского железнодорожного вокзала, и ожидая проходящего поезда, следовавшего из далёкого Мурманска в, как сейчас казалось, ещё более далёкую Москву. Дорохов специально взял билет именно на этот рейс. Хотя петрозаводский поезд и ехал, быстрее, но он выезжал только вечером, и прибывал в Москву на два часа позже мурманского, который пусть и тащился медленнее, но давал Андрею возможность провести лишних сто двадцать минут с семьёй.
Вот, наконец, поезд, громыхая двумя десятками вагонов, въехал на перрон. Андрей уже стоял у остановки первого вагона – он был единственным из петрозаводских пассажиров, кто сегодня подсаживался в вагон первого класса. Проследив, чтобы проводник внимательно всё проверил, Андрей прошёл к своему купе, постучавшись, открыл дверь, и сказал «Здравствуйте!».
Сидевший на правой койке мужчина отвлекся от чтения, положил газету на стол и вежливо ответил на приветствие.
– Здравствуйте, Андрей Юрьевич! Вот уж где совсем не ожидал увидеть вас и именно сегодня, так это здесь!
За столиком сидел мужчина ближе к пятидесяти. Его непременная светло-синяя джинсовая куртка висела тут же на вешалке, татуировка «За ВДВ» находилась там же, где ей положено быть.
Андрею было знакомо это чувство привычного, встречаемого в непривычном месте или при непривычных обстоятельствах. Так, когда в его совсем раннем детстве бабушка приезжала из своей Тамбовской области погостить к ним в Веткин, он искренне поражался, как такое вообще может быть, ведь бабушка – это всегда лето, всегда их частный дом и огород, и это совсем-совсем далеко, вообще в другой жизни, а тут – на тебе! Она зимой, и машет ему, маленькому Андрею, из привычного окна их квартиры, встречая его из школы. Похожее чувство было у Андрея и в старшем возрасте, например, когда он однажды встретил коллегу из их питерского офиса в ресторане в Благовещенске, где Дорохов был в командировке, а коллега в отпуске. Вот и сейчас, глядя на Пал Палыча Огородникова, Андрей испытывал именно такое чувство – чувство привычного, встречаемого в непривычном месте или при непривычных обстоятельствах.
– Опять ты, – Дорохов устало опустился на свою полку. – Северной природой любоваться ездил? – ехидно спросил он, без желания обидеть, просто механически.
– Нет, почему же, – ответил Палыч, – у меня в Мурманске однополчанин жил. Он погиб полтора года назад, под лёд провалился и утонул, так мы с друзьями по очереди стараемся родителей его навещать. Они хорошие люди, жалко их. Родители не должны переживать своих детей.
– Как ты говоришь в таких случаях – не повезло?
– Не повезло, – серьёзно ответил Огородников.
– А теперь в Москву? – спросил Дорохов, почувствовав, что вагон качнуло, и поезд тронулся.
– Нет, я в Питере сойду, у меня там есть кое-какие дела.
– У всех есть дела, – ответил Андрей задумчиво. – Все суетятся, торопятся, бегут куда-то.
– Так это и наполняет жизнь смыслом.
– Нет никакого смысла, – ответил Дорохов, грустно улыбнувшись. – Разве можно его измерить какими-то делами? Я вот жизнь свою прожил как-то глупо. Зря прожил, получается. Торопился, считал, на работу ходил, деньги зарабатывал, а вспомнить нечего.
– Тут ты неправ, – возразил Огородников. – Если ты сядешь и спокойно подумаешь, ты поймёшь, что в целом прожил хорошую жизнь. Скажу больше, – и вспомнишь-то ты только хорошее. Чудесное свойство человеческой памяти – когда она стирает всё ненужное, ты видишь прошлое даже не таким, каким оно было, а таким, каким ты хотел бы его прожить. Ты не прожил жизнь зазря. Ты делал счастливой жену. У тебя остался сын. Ты встречался по жизни с разными людьми, общался, чему-то учился, чему-то учил их, делал их жизнь интереснее.
– Тоже мне нашёл учителя, – криво усмехнулся Дорохов.
– Ты напрасно иронизируешь. Любой человек является учителем, и для этого не обязательно иметь педагогическое образование. Последний опустившийся алкоголик у метро учит нас своим примером, как жить не стоит. Ты же умный, начитанный и общительный, уверяю, от общения с тобой многие люди хоть малую толику да почерпнули.
– Это просто капля в океане.
– Океан состоит из капель.
В купе аккуратно зашёл проводник, он поставил на столик две чашки кофе, записал пожелания пассажиров к ужину и также аккуратно удалился.
– Скажи, – меняя тему, Андрей просительно посмотрел на Палыча. – А может быть можно подвинуть на денёк? Всего на один день. Так глупо получилось, я поезда перепутал, и день потерял, а меня дома Лена ждёт. И пусть я умру не завтра, а послезавтра, и пусть это даже будет как-то мучительно, но мне очень нужен именно этот день. Мы не договорили с ней, а так неправильно.
– Андрей, – мягко ответил Пал Палыч, – не начинай. Ты сам всё знаешь, мы говорили об этом не раз. Я ничего не решаю. Вообще ничего. Это всё равно, что просить у астронома, чтобы Солнце подвинулось чуть вправо. Астроном просто наблюдает, в движении планет он не участвует.
– Но ведь я рассчитывал на этот день, просто поезда перепутал, так получилось.
– Мне очень жаль.
– Ничего тебе не жаль! Тебе всё равно! Всем на свете всё равно! Я обещал жене, что приеду сегодня, а приеду только завтра! Я никогда не нарушал обещаний, и она верит мне! Неужели нельзя отсрочить всего на один день? Я не прошу годы, мне просто нужно провести день с любимым, самым близким мне, человеком. Всего один день! И мне с сыном ещё нужно договорить. Ему жить дальше, и жить без меня, я что не заслужил всего одного дня? Ведь если бы я не перепутал поезда, этот день у меня бы был! Это же просто случайность.
– Свершившийся факт сослагательного наклонения не имеет, ты сам прекрасно это знаешь. Во вселенной всё случайно, и это неизбежно. Это и есть жизнь. Твои родители случайно встретились, твоё рождение – следствие этого случая. Ты по жизни случайно знакомился с друзьями, менял работу. Случайно встретил свою Лену, согласись, ты в тот день мог просто поехать на другой электричке. Хотя, ты с твоей скрупулёзностью, вряд ли, но она могла запросто. Так что в мире случайно абсолютно всё. Даже то, что ты называешь закономерностью, является всего лишь последовательностью случайностей. И жизнь твоя – это интересная история, сотканная из этих случайностей.
– Но благодаря этим чёртовым случайностям, я теперь домой опаздываю. Я в жизни никуда не опаздывал, и тут такое. А если я не доеду и раньше умру? Вот это будет история! – Андрей так разгорячился, что у него зазвенело в ушах.
– Раньше положенного срока не умирает никто, а когда ты умрёшь, твоя история просто закончится. Ведь любая, даже самая интересная, книга всё равно имеет конец.
Разговор почему-то стал Андрею неприятным. Раньше он всегда очень внимательно слушал Пал Палыча Огородникова, надеясь найти в его словах подсказку, каким образом можно избежать или надолго отсрочить обозначенный невесёлый финал, но теперь Дорохову это просто надоело. Его мысли были только об одном, – он смотрел в окно и просто ждал, когда поезд прибудет в Москву, и он, наконец, сможет приехать домой, обнять свою жену и потрепать по непослушной чёлке сына. У него осталось очень мало времени, чтобы сказать им, как он их любит, как будет скучать по ним там, откуда ещё никто не возвращался. И как он будет ежедневно, целую вечность просить там у Бога или самого главного, кто там у них есть, чтобы здесь, на земле, у них, у Лены и Максима, всё было хорошо.
Пал Палыч сказал, что сходит в вагон-ресторан, и удалился, прихватив свою джинсовую куртку, и аккуратно прикрыв за собой дверь. Андрей не возражал бы, если бы тот вообще не возвращался – он не хотел видеть соседа, который испортил последние сорок дней его жизни.
А испортил ли на самом деле? Конечно, если бы той встречи не случилось, Андрей прожил бы себе спокойно эти без малого семь недель, работал бы на своей работе над проектом «Юг», и без всяких приготовлений отправился бы завтра вечером в мир иной. Хотя, о каких приготовлениях он говорит? Приготовиться к смерти невозможно. Она противна природе человека. Человек должен любить жизнь, и нормальный человек всегда любит её. И он, Андрей Дорохов, любит! Любит жизнь, любит свою жену Лену, своего сына Максима, любил своего отца, любил Колю Захватова и сейчас он совершенно отчётливо понимает, что это одно и то же чувство. Если ты любишь жизнь, ты любишь в ней всё, любишь её в себе и себя в ней. И для этого понимания, для осознания ошибок в своём отношении к окружающим близким людям, только для одного этого стоило встретить этого Пал Палыча с его широкой улыбкой на всё лицо. Нет уж, пусть он возвращается из вагона-ресторана хотя бы для того, чтобы Андрей сказал ему «спасибо».
Но Пал Палыч не вернулся, даже когда поезд въехал в пригороды Санкт-Петербурга. Андрей сам прошёл в вагон-ресторан, находящийся через три вагона, но Огородникова он там не нашёл. Когда же Дорохов спросил у проводника, не видел ли он, куда подевался его сосед, тот сделал круглые глаза, и ответил, что никакого соседа у Андрея не было, а в его купе продан только один билет. Вернувшись в купе, Дорохов увидел, что соседняя кровать, на которой ещё совсем недавно сидел Пап Палыч, была аккуратно застелена и никаких следов присутствия постороннего человека вообще не наблюдалось. Андрей не хотел загружать и без того тяжёлую голову мыслями о потустороннем и, когда поезд уже отъехал от Питера, лёг спать, в надежде приблизить завтрашний день, самый важный день в его жизни.
* * *
За полчаса до прибытия в Москву его разбудил проводник. Андрей сразу посмотрел в окно – за стеклом мелькали ожидаемые Химки, и не было никакого неправильного Петрозаводска. Потом он перевёл взгляд на большое зеркало на стане купе. С той стороны стекла на Дорохова смотрел старый, усталый пятидесятилетний мужчина. Он встряхнул головой, словно отгоняя видение. Затем умылся и оделся, – Андрей Юрьевич был крайне собран, допускать ошибок ему больше было нельзя. Ровно в девять утра он вышел на перрон Ленинградского вокзала.
Сам вокзал уже жил обычной дневной жизнью: пассажиры разной степени суетливости и разного уровня тревожности сновали туда-сюда, громкоговоритель, пытаясь перекричать конкурента, объявлявшего пригородные электрички, сообщал о прибытии и отправлении поездов дальнего следования. На соседнем пути стоял «Сапсан», вот-вот готовый рвануть в северную столицу. Андрею оставалось лишь перейти с Ленинградского на свой вокзал, чтобы сесть на электричку до Веткина. Он достал смартфон и уже запустил приложение с расписанием электричек, как вдруг навстречу ему, вырвавшись из рук мамы, быстро побежал какой-то пацан лет пяти-шести. Дорохов оглянулся, и увидел, что малец бежит к папе, который приехал на мурманском поезде, стоял чуть дальше и уже широко раскрыл руки, чтобы поймать наследника в объятия. Андрей сделал шаг влево, пропуская мальчика, но тот, видимо, не оценив ситуацию, тоже побежал влево, забирая ещё больший вираж. В какой-то момент гладкий ботиночек проскользнул по плитке на краю платформы, и ребёнок, вскинув руки, попал в щель между перроном и стоявшим рядом поездом, и теперь беспомощно пытался обеими руками удержаться за край платформы. В это время раздался гудок и «Сапсан» плавно тронулся. Времени на раздумья не было совсем, Андрей выпустил из ладони смартфон, обеими руками схватил мальчика за клетчатую рубашку, резким рывком вытащил его из щели и поставил на платформу. С обеих сторон к нему уже бежали мама и папа незадачливого маленького бегуна. Андрей не слышал слов благодарности, он вглядывался в рельсы, на которые упал его телефон, и безуспешно пытался разглядеть то, что от него осталось. От внутреннего напряжения у него снова зазвенело в ушах.
Поняв, что остался без связи, да и вообще без средств технической коммуникации с современным миром, Андрей не стал терять драгоценные минуты. В конце концов, расписание он сможет посмотреть и на табло на вокзале, а распускать нюни времени не было. Он прошёл сквозь здание вокзала и вышел на широкую Краснопрудную улицу. Здесь сегодня было неожиданно оживлённо, даже для привокзальной площади. Прямо перед входом в здание вокзала собралась довольно внушительная группа молодых людей, человек сорок-пятьдесят. В руках некоторых из них были плакаты, призывающие сделать для студентов бесплатный проезд на пригородных поездах. Особо бойкие громко выкрикивали неприятные слова в адрес железнодорожного руководства. Чуть поодаль со скучающим видом стояли несколько полицейских, в задачу которых входило не пропустить момент, когда ситуация может выйти из-под контроля. Но в какой-то миг этот момент был упущен, и в группе, расположенной ближе всего к Андрею, началась потасовка. То ли студенты грубо ответили кому-то из гостей с юга страны, то ли сам гость сделал кому-то непристойное замечание, но за несколько секунд потасовка переросла в драку. К гостю с юга непонятно откуда сбегались земляки, моментально подключаясь к действу, и тут уже пришлось вмешаться полицейским. Андрей попытался вернуться в здание вокзала, но был сначала отрезан дерущимися, а потом уже на него самого кто-то напрыгнул сзади, он попытался развернуться, чтобы ответить, с него сорвали наплечную сумку и сбили с ног, он упал на асфальт и получил несколько ударов ногами в живот. Последний удар пришёлся по голове, и, несмотря на то, что он прикрыл её руками, Дорохов потерял сознание.
Очнулся он через несколько секунд от того, что его сильно встряхнули, подняли с земли и заломили правую руку за спину. Он попытался оглянуться, но у него получилось разглядеть только форменные серые полицейские брюки с тоненьким красным лампасом. Еще через минуту он сидел в автобусе в компании пяти-шести студентов и такого же количества гостей с юга.
Он попытался объяснить сидящему рядом полицейскому, что попал сюда совершенно по ошибке, и никакого отношения ни к демонстрации, ни к драке не имеет, но тот вяло сказал «разберёмся» и, отвернувшись, уставился в окно.
Андрей посмотрел на часы, – начало одиннадцатого. У него оставалось ещё около восьми с половиной часов. Он зло стиснул зубы и лихорадочно думал. Если бы у него был телефон, он бы позвонил однокласснику Саше Дегтярёву, начальнику Веткинского уголовного розыска. Тот бы, конечно его выручил, пусть даже попросив за это о какой-нибудь услуге. Но смартфон Дорохова был рассредоточен на двадцать-тридцать метров в длину вдоль рельсов Ленинградского вокзала, а номера одноклассника, чтобы позвонить с чужого телефона, Андрей, конечно, не помнил, в современный век это не нужно.
Когда подошла очередь Андрея идти на беседу с полицейским дознавателем, выяснился ещё один неприятным момент – в наплечной сумке, которую сорвали с него в привокзальной потасовке, остался паспорт Дорохова и все его неиспользованные кредитные карты. Андрей старался вести себя как можно вежливее, – он понимал, что если будет грубить, да даже если просто не понравится кому-то из полицейских, без документов у него есть все шансы задержаться здесь больше, чем на три часа, на которые по закону его могут задержать для выяснения личности. Он с готовностью назвал младшему лейтенанту, заполнявшему что-то на компьютере, свои полные паспортные данные, которые помнил наизусть. Тот ещё немного постучал по клавиатуре и утвердительно кивнул, как видно, найдя карточку Андрея в информационной базе. Оторвавшись от монитора, он поднял глаза на Дорохова. Андрей знал, что звание младшего лейтенанта присваивается при переходе на последний курс высшей школы МВД, так что, по сути, перед ним сидел студент-старшекурсник, которому государство уже доверило пусть небольшую, но власть над людьми.
Полицейский посмотрел на Андрея, и, отодвигая компьютерную мышку, сказал:
– Ну что ж, Андрей Юрьевич, данные ваши подтверждены, теперь дождёмся старшего смены, и он решит, что с вами делать.
– А кто этот старший смены, где он и когда придёт?
– Майор Дёмин, сейчас на обходе территории, появится через час-полтора, – чётко отрапортовал полицейский.
– Товарищ младший лейтенант, – Андрей посмотрел на большие настенные часы и заговорил с мольбой в голосе. – Мне очень нужно в Веткин как можно скорее. Я везде опоздал, и теперь это вопрос жизни и смерти, без всяких шуток.
– Все так говорят, – ответил полицейский, чуть приосанившись, подражая бывалым офицерам. – Существует порядок, и я его нарушить не могу.
– Какой порядок? – Андрей начал тихо, но по мере разговора голос его всё больше набирал силу. – Данные мои вы проверили, найти меня несложно, у вас есть и моя прописка, и история законопослушного гражданина. У меня смертельный диагноз. Лейтенант! – Дорохов встал в полный рост и продолжал уже на повышенных тонах, стараясь заглушить усиливающийся звон в ушах. – У меня смертельный диагноз, я сегодня вечером умру. И ты, и сержант, что стоит у дверей, и майор Дёмин, – все вы завтра проснётесь у себя дома, или где-нибудь ещё, и будете проводить выходной день, как запланировали. А я нет. Я не проснусь, потому что умру сегодня! И благодаря твоему формализму я могу не увидеть свою жену и сына. Никогда не увидеть! И они меня тоже не увидят больше никогда! Никогда, понимаешь! Ты ещё встретишь своего отца, а мой сын уже нет. У меня сегодня последний день, слышишь, лейтенант, последний! И никакие врачи мира не могут отменить этот диагноз, и никто, ни майор Дёмин, ни даже министр внутренних дел не может здесь вообще что-то сделать. А ты, лейтенант, можешь! Уж не знаю где – на небе, в карме, или в будущей жизни – но тебе обязательно это зачтётся! Отпусти меня лейтенант, а я, когда сегодня вечером встречусь с Богом, если он есть, скажу о тебе доброе слово, это я тебе как офицер офицеру обещаю!
Младший лейтенант смотрел на него, не моргая, как загипнотизированный. При последних словах он встал со стула, чуть подвинул узел на галстуке, оправил китель, и, обращаясь к сержанту, стоящему в дверях четко сказал голосом, на пару тонов ниже, чем говорил до этого:
– Гончаренко, выпусти гражданина. – И добавил чуть тише: – Под мою ответственность.
Дорохов сделал шаг вперёд, крепко пожал полицейскому руку и быстрыми шагами вышел из отделения. На часах было двенадцать часов.
Андрей знал, что с половины первого до двух часов дня в расписании веткинских электричек был перерыв. Вообще они ходили регулярно, не реже, чем каждые полчаса, а в часы пик, утром и вечером, и того чаще, но в обед был такой вот полуторачасовой перерыв. В самом деле, кому нужно ездить в Подмосковье в середине дня? Дел там за полдня толком уже никаких не сделаешь, а, если ты из Москвы домой возвращаешься, так рано ещё, нечего транспорт просто так гонять.
Андрей и рад бы был взять такси, но у него не было ни смартфона, чтобы его заказать, ни денег, чтобы оплатить поездку. Все банковские карточки, так же как и паспорт, были добычей того участника утренней драки, который сорвал с его плеча сумку. По этой же причине Дорохов не мог купить билет на электричку, и ему пришлось пройти «заячьей тропой», дорогой, которой ходили все безбилетники, чтобы миновать турникеты на выходе с вокзала к платформам. Для этого нужно было сделать большой крюк, расстоянием в несколько сотен метров и выйти на платформу с другой стороны – с головы состава, где ограждений уже не было. Андрей проделал этот путь, вспоминая, как ровно четыре недели назад, он избил в электричке безбилетного пассажира, такого же, каким сейчас собирался стать он сам. На какой-то момент Дорохову стало стыдно, но он отогнал от себя эту мысль – на жалость к себе не хотелось тратить ни время, ни силы.
В четырнадцать часов десять минут электропоезд по расписанию отправился в Веткин с дополнительным зайцем на борту. Через сорок минут после старта в вагон зашли контролёры, и Андрей, следуя правилам, на ближайшей станции пробежал по перрону, в последнюю секунду заскочив в вагон, который был уже проверен. А ещё через полчаса, когда до родного города Андрея Дорохова оставалось не более пятнадцати километров, поезд просто встал между станциями. Андрей нервно смотрел на часы – секундная стрелка неумолимо делала круг за кругом. Немногочисленные пассажиры в его вагоне сохраняли спокойствие и занимались своими делами: кто-то, прикрыв глаза, слушал музыку, кто-то играл в телефоне, дедушка рядом с ним решал судоку. Через пятнадцать минут Андрей не выдержал и подошёл к пункту связи с машинистом, на котором как привет из далёкого прошлого было написано «милиция». Уже и организации такой не было лет двадцать, все привыкли, что правопорядком занимается полиция, а название осталось. Дорохов нажал кнопку вызова, и спросил у маленького отверстия, на котором было написано «говорите сюда», что именно случилось, и когда поезд поедет дальше? Машинист бодрым голосом объявил по громкой связи на весь поезд, что на линии нет тока, на подстанции случилась авария, когда продолжится движение – непонятно, и предложил сохранять спокойствие и ожидать.
Ждать Андрей не мог, секундной стрелке на его часах было наплевать на аварии на подстанциях, она продолжала движение. Минутная двигалась медленнее, но и она остановок не делала. Дорохов знал эту дорогу, он понимал, что до Веткина оставалось всего две остановки, но перегоны между ними были приличными. Он подождал ещё десять минут, вышел в тамбур и, отжав руками обесточенные двери, спрыгнул из вагона на землю. По его прикидкам, до города оставалось километров пятнадцать. Он посмотрел на часы и побежал по крупному щебню.
Человек должен умирать дома. Не в больнице под капельницей, не в транспорте и не на улице, а дома, у себя дома. И окружать его должны не дежурные врачи-реаниматологи, а близкие люди, те, кто его знает, для кого он не просто пациент, а часть жизни. Потому что нормальный человек заслуживает того чтобы уйти в иной мир спокойно. Андрей ещё подумал, что раз уж суждено человеку уйти туда, где никто из живущих не был, смерть дома, в привычной обстановке должна как-то смягчить этот переход, сделать его спокойнее что ли. И пусть дома будут котлеты с чесноком – Лена так здорово их готовит! Андрей вдруг вспомнил, что с утра ничего не ел, но чувство голода в течение дня отходило на второй план. А сейчас, ему вдруг захотелось именно её котлет с чесноком.
Он бежал сначала быстро, но очень скоро устал и сбавил темп, сердце бешено колотилось, душила одышка. Сказывался возраст, отсутствие нормальных физических нагрузок и многолетнее курение. Андрей то переходил на быстрый шаг, то снова ускорялся, но, поглядывая на часы, понимал, что всё равно движется слишком медленно. Поезда мимо не проходили, – видимо, авария на электрических сетях, действительно, была серьёзной. Через час такого переменного бега Андрей достиг промежуточной платформы с безликим названием «57-й километр». На платформе стояло несколько скучающих дачников, недоумевающих от отсутствия электричек. Можно было свернуть на грунтовку и попытаться поймать машину, но шансы были невелики, – в пятницу народ ехал не в город, а из него, к тому же у Дорохова не было ни копейки денег. Андрей принял решение продолжить свой прерывистый бег.
Почему люди проживают жизнь так, будто никакой смерти в принципе не существует. Она же есть, и примеры этому мы видим постоянно. Умирают дедушки и бабушки, родственники, соседи и знакомые, о смерти известных личностей с прискорбием сообщают по телевизору, об уходе старых учителей узнаёшь от одноклассников. И всё равно это не то. Потому что это не с тобой. Если это происходит с самым близким человеком, только тогда смерть, кажется не такой уж далёкой, но и это не то, потому что всё равно не с тобой.
Добежав до моста через глубокий овраг, Андрей чуть сбавил ход. Он вскинул левую руку, чтобы посмотреть на часы, но в этот момент золотой браслет расстегнулся, и предмет гордости швейцарских часовщиков полетел вниз, ударяясь о перекрытия эстакады. Дорохов посмотрел им вслед и продолжил движение.
Memento Mori – помни о смерти! Так приветствовали друг друга монахи в средние века, начиная со святого Иеронима. Ничего глупее и придумать нельзя. Дураки были те монахи, да и Иероним этот с ними вместе. Не о смерти надо помнить, а о жизни! Memento Vitae – помни о жизни! Только таким должен быть девиз любого человека!
Андрей взбежал на пригорок и увидел окраину Веткина, – там уже можно сесть на маршрутку (уж с водителем в своём городе он сможет договориться), и доехать до дома, где ждёт самый близкий ему человек.
Андрей вспомнил Ремарка, – их с Леной любимого писателя. Он сказал когда-то, что, люди, любящие по-настоящему, обязательно думают о том, что один переживёт другого, и придётся как-то жить уже одному. В семейной паре Дороховых очерёдность уже определена, и одна должна остаться Лена. А он не успевает сказать ей самого главного – чтобы она жила дальше и не боялась ничего, что он сверху будет присматривать за ней и помогать, чем сможет. Нет, он успеет! Осталось всего ничего, ведь он уже в городе! Не зря же он проделал весь этот путь! Ведь он любит её! А Любовь всегда побеждает Смерть, и значит, всё у него получится!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.