Текст книги "The Телки. Повесть о ненастоящей любви"

– А «фешн» по-русски писать?

– Почему? Конечно по-английски. Мы же приличное издание. Где ты видела, чтобы слово «фешн» писалось по-русски?

– На следующем фото двое мужчин. Один с бородой и в очках, второй в очках, но без бороды.

– С бородой в галстуке?

– Ага.

– Это Гафин. Пиши: «Александр Гафин с приятелем».

– А кто это?

– Из «Альфа-банка».

– Может, подписать?

– С ума сошла? Это только безвестных лохов подписывают, которые первый раз спонсируют мероприятия. Например, «Лена Чипездрук, ЗАО “Нефтяной дом”, организатор мероприятия» – чтобы не обидеть. А Гафина и так все знают.

– На следующей стоит блондинка с огромными губищами и бюстом, лицо еще такое презрительное, и какая-то телка рядом с собачкой на руках.

– А… это, значит, баронесса фон Шлезвиг-Гешнер.

– Записала. Кстати, а она чо, реально баронесса, по крови? И почему тогда у нее рожа такая крестьянская?

– Ее пра-пра-пра-пра-прадед был правой рукой Вильгельма Завоевателя. В 1066 году, аккурат после завоевания норманнами Англии, Вильгельм пожаловал ее пра-пра-пра-пра-прадеду земли в Йорке, Сассексе и Люблино. С течением времени земли Йорка и Сассекса отошли английской короне, а Люблино осталось. Там в 1958 году и родилась наша будущая баронесса.

– Так она русская? А как она баронесса?

– Вот ты когда замуж выйдешь за принца Эфиопии, будешь принцесса.

– А… про подругу чо писать?

– Так и пиши.

– Как?

– Ну чего тут неясного! «Баронесса фон Шлезвиг-Гешнер и ее подруга с очаровательной собачкой». Или: «ее очаровательная подруга с собачкой». Сути не ме няет.

– Тут опять Цейтлина, Синиша, а потом фото, где две худые девки скачут, задрав руки вверх.

– Ага. Пиши: «Завсегдатаи московских ночных клубов, молодые львицы Маша и Карина до утра отплясывали под сет DJ Алексея Нуждина».

– А ты чего, их безо всяких ориентиров узнал?

– Неважно. Главное, чтобы они себя узнали.

– Так может, это не они?

– Какая разница! Мы олигархов в этом файле всех опознали? Кинозвезд всех? Телочек вычислили? Рублевских красавиц, жен, любовниц наиболее значимых?

– Ну да…

– Ну так кому до этих двух девок есть дело, кроме них самих?

– А может… может, это новые любовницы каких-нибудь крутых нефтяников, а ты их Машей и Кариной назвал? Неудобно получится.

– А надо, значит, этим нефтяникам чаще в свет выводить своих телок. Не примелькались еще. Если я их не знаю, значит, никто не узнает. Вот как примелькаются, так и уточним, а пока будут Машей и Кариной…

– Андрюш, а ты не боишься промахнуться?

– Не боюсь. Это медиа, зайка! Как напишем – так и будет. Все равно больше половины наших читателей на такие вечеринки не попадают. Какая им разница – Маша с Кариной или Вика с Гулей?

– Логично…

– Я вот думаю, – хихикает Вера, – сколько нужно тусоваться, чтобы на самом деле вслепую подписывать фотосессии?

– Года два, но плотно, – отвечаю я, хотя дело, конечно, не в тусовках, а в технологиях.

Как показывает практика, в наше время все можно делать в удаленном доступе: строить клубы, выяснять отношения с девушкой, играть на бирже, подписывать контракты и фотосессии, объясняться в любви…. Главное – это безлимитный тариф!

Стать отцом

You’re just too good to be true

Can’t take my eyes off you…

I love you baby, and if it’s quite right,

I need you baby to warm the lonely night.

I love you baby. Trust in me when I say…

Frankie Valli and the «Four Seasons». Can’t take my eyes off you

Мы с Леной сидим в «Павильоне» на Патриарших и пьем вино. Я вяло тычу вилкой в рукколу и думаю о том, почему Катя не перезванивает. Решила слиться? Как-то сложно все.

А Ленка уже минут сорок грузит меня подробностями аудиторской проверки какой-то российской строительной компании. Вероятно, со стороны я похож на лоботомированную подопытную крысу: щурюсь от напряжения, предельно собран, иногда киваю, иногда отпускаю язвительный смешок, а моя мысль пытается продраться сквозь все эти «оффшоры», «прокладки», «фонари», «внереализационные доходы», «кэш-флоу». Но, как ни стараюсь, сколько-нибудь ясную картину описываемых процессов я составить не могу. Из всего ее монолога я уяснил только то, что компания хочет «обелить» большую часть бизнеса и привести его в соответствие с западными требованиями. По косвенным признакам можно догадаться, что в аудируемой компании царит полный бардак: финансы не в порядке, прибыль падает, а сотрудники воруют. В целом бизнес организован как обычно, то есть из рук вон плохо, как и на большинстве российских предприятий. Но для того чтобы тебе открылась эта шокирующая истина, не нужно обладать специальным образованием, как у Ленки. Достаточно пару выходных тусануть в «Мосте» или «Дягилеве». Поспешность и неразборчивость, с которой русские старатели тратят свои капиталы, говорят о том, что наступают новые времена. В скором времени колоду опять перетасуют.

Поскольку топ-менеджер компании WalMart, коим я сегодня вновь являюсь, не может поделиться с Ленкой таким простым и банальным открытием, я всячески изображаю интерес, изредка хватаюсь за голову и славлю судьбу за Ленкину излишнюю эмоциональность в монологе. Если бы она излагала все ровным голосом, я бы тут же спалился. Поди узнай, при каком слове хвататься за голову, а при каком просто криво усмехаться. Для меня что сомнительные долги, что нерас пределенные дивиденды – суть одна: херня.

Ленка заговаривается до такой степени, что, кажется, даже не ждет от меня никакой реакции. Еще бы: по ее мнению, я понимаю описываемую ситуацию с полунамека. Посему я время от времени выключаюсь из беседы, думая о том, каким образом стану сегодня склонять Катьку к интиму, о том, каким образом мне попасть на корпоративный праздник «Тройки Диалог», где, по слухам, будет Принц, и о том, как же мне повезло вчера в «Шанти». При воспоминании о «Шанти» я пристально смотрю на Ленку, пытаясь понять, чем бы вчера все закончилось, спали она меня с Риткой. Дикий скандал? Побег в рыданиях? Или просто крупные разборки с привлечением всех заинтересованных сторон? Какой ужас! Я так и вижу лицо Ритки, услышавшей от Ленки что-нибудь типа: «И давно вы с моим молодым человеком встречаетесь?». Ритка бы наверняка взвизгнула: «С чьим молодым человеком?!» Я снова ощущаю, как капли пота катятся по спине. Да уж… А что если бы они схватили друг дружку за волосы и начали кататься по полу, дрыгая ногами? Чистый женский рестлинг! Они дерутся, вокруг толпятся посетители, официанты, и никто не стремится разнять. Когда еще такое увидишь? Я бы свалил под шумок. Представляю себе…

– Представляешь? – вырывает меня из раздумий Ленка. – Проблема в том, что российский финансист не может работать в западном формате. Если при нормально организованных финансах есть P&L Statement, Cash Flow Statement, ежемесячный бюджет, и все это можно посмотреть для того, чтобы определить состояние бизнеса, то в русских компаниях все потоки и документы организованы таким образом, что ничего понять нельзя.

Здесь читать, тут не читать, а здесь «рыбу заворачивали», понимаешь?

– That’s their fucking style, – отвечаю я уклончиво. – Они по-другому не умеют и не хотят.

– Вот именно! Fucking style! – Лена допивает вино. – Потому что один отчет для учредителей, другой – для налоговой, третий – «по состоянию черной кассы», четвертый – «по оффшорным счетам», а пятый – вообще тетрадка или флешка, которая «дома лежит, я завтра принесу, если смогу. Но там цифры – самые точные». И как им после этого делать аудит? Как строить эстимейшн лайн?

– Я думаю, что им это не нужно. – Я беру бутылку и доливаю ее бокал доверху. – На самом деле, весь этот аудит и долгосрочное планирование – просто дань моде. Сейчас модно играть в «европеизированный бизнес», – удачно вспомнил я вычитанную в «Коммерсанте» фразу, – you know…

– Слушай, я все-таки закажу горячее, чего-то есть так хочется! – Лена берет меню. – А у вас, естественно, все ведется по GAAP, да?

Кажется, GAAP – это какая-то западная система бухгалтерской отчетности, хотя я не уверен, лекции по экономике пропускал. В общем, вместо ответа я смотрю на Ленку снисходительно-недоуменно, типа, «стоит ли об этом говорить, зайка…»

– Я вообще… спросила. – Ленка, смеясь, прикрывает глаза ладонью. – Вы же американцы!

Я доливаю себе вина, бутылка пустеет.

– Давай еще вина закажем! – предлагаю я. – И горячее.

– Знаешь, с тобой можно разговаривать месяцами, – говорит она вместо ответа. – У тебя поразительная способность слушать. У вас эти схемы используются последние пятьдесят лет, и ты наверняка знаешь все это гораздо лучше меня. А слушаешь так, будто я сообщаю тебе что-то новое. Ты знаешь, русские мужчины совсем не умеют слушать женщин. Особенно если женщины говорят о бизнесе. У меня такие коллеги, сокурсники по бизнес-школе…

Ты ходишь в бизнес-школу? Даже не знал. Или просто забыл?

– Все-таки ты американец! – Лена гладит меня по руке, подставляя губы для поцелуя.

Я аккуратно прикасаюсь к ее губам, проводя по ним кончиком языка. Вообще-то она дико сексуальна, несмотря на все эти бизнесовые заморочки. И сегодняшним вечером можно было бы, в принципе… но не могу, у меня Катя по плану.

– Born in the USA, I was, – тихо напеваю я, – born in the USA, I was…

Подходит официант, мы заказываем горячее и вино. Оба выбираем телятину – впервые вижу, чтобы Ленка заказала мясо. Прощай, диета, – здравствуй, свадьба! Или в чем тут дело?

– Diet is over? – предполагаю я, и в это время звонит мобильный. Номер Кати. Интересно, почему все всегда происходит в самый неподходящий момент? Может, выйти в туалет и поговорить спокойно? Сбросить звонок и позже перезвонить? Ага, и тогда Катька решит, что я слился, и не подойдет к телефону. Вариантов нет.

– Алле, – отвечаю я, стараясь казаться как можно более невозмутимым.

– Привет, это я! – весело щебечет Катя. – Только освободилась. У нас все в силе сегодня?

– Да, конечно!

– Слушай, я хотела спросить, а мы там долго пробудем? На дне рождения.

– Не думаю, что это займет много времени. – Мне приходится отвечать дубовыми штампованными фразами, чтобы не попасть. Я смотрю на Ленку. Она внимательно смотрит на меня, потом отворачивается к окну, делая вид, что не слушает разговор.

– А как ты думаешь, могу я с собой подругу взять? Ты дура? Зачем?

– Если хочешь, бери, конечно!

– Ты не можешь говорить? – интересуется Катя обиженно. – Если занят, я перезвоню!

– Я тогда сам тебе перезвоню и договоримся, когда и где встретиться, окей?

– Хорошо, как скажешь.

– Супер!

– Ну, пока. Целую, – прощается Катька, но не кладет трубку. Скорее всего, проверяет, с кем я.

– Целую, – как ни в чем не бывало говорю я, и отключаюсь.

– С кем это ты любезничал? – интересуется Ленка.

– С мамой, – не нахожу я ничего лучшего.

– У твоей мамы такой молодой голос?

– Да и я не старик, honey, – улыбаюсь я.

– Она приезжает?

– Нет-нет. Просто мне нужно встретиться с семейным адвокатом. Он в Москве. Какие-то документы привез.

– Странно… с матерью говоришь, не вставляя английские слова…

– Она меня учила русскому, и я с детства привык говорить с мамой только по-русски. Бывает сложно, но это же мать…

– Ну да… знаешь, всю неделю дико хочется мяса. – Ленка меняет тему разговора. – Просто истерика какая-то!

«Хорошо, что не соленого», – думаю я.

– У тебя нехватка белка. Часто в спортзал ходишь?

– Нет, Андрюша, это ты часто ходишь на совещания, – вспыхивает Ленка.

Так-с, пошли предъявы. Они все сговорились к концу недели. Точно!

– Honey, главное – не количественные, а качественные показатели. Тебе как экономисту это из вестно.

– No doubt, – кивает Ленка. – Но ты знаешь, бывает трудно получать качественные показатели из ничего.

– What do you mean? – уточняю я.

– I mean, что мы могли бы спать вместе чаще. Если бы ты меньше совещался, – Ленка отламывает кусок хлеба и проглатывает его, как кобра мышку на канале «Discovery». – Мы стали заниматься сексом раз в неделю. Если повезет.

– Послушай, зайка, на этой неделе мы как минимум занимались сексом дважды. – Я достаю сигарету. – Или ты не заметила?

– Я заметила. Просто на прошлой неделе мы вообще не трахались. – Она снова отламывает хлеб (сколько же можно его жрать?). – Я делю два раза на две недели, получается – раз в неделю. Я же экономист. Вообще наш секс напоминает секс пожилой супружеской четы.

Приносят вино. Официант наполняет бокалы, я закуриваю и раздумываю, как бы поаккуратнее соскочить с вязкой темы. Понятно, что все девушки, считающие себя постоянными, в какой-то момент принимаются обсуждать недостаток секса. Это у них типа заигрываний: «Мы с тобой скатываемся к семейному сексу». Или: «Наш секс напоминает секс пожилой супружеской четы». Чистые кривляния. Если тебе, дорогуша, хотелось бы разнузданного секса, ты бы говорила о ночных тусовках, а не о свадьбе. Вот парадокс, да? Сначала стремится всеми силами стать этой самой супружеской четой, чтобы потом упоминать это словосочетание применительно к скудному сексу!

– Ну, я готовлюсь, – пытаюсь отшутиться я, – образовать супружескую чету, и все такое.

– Ты начал с самого главного, дорогой. – В ее голосе появляются супружеские нотки. Или она просто пьянеет? – Может быть, у тебя кто-то есть?

– Конечно, есть. – Я пытаюсь раздражаться, но это весьма трудно, когда говоришь правду.

– Ты серьезно? – Лена делает судорожный глоток вина. – И давно?

– Давно. Конечно, давно. У меня есть CEO, у меня есть финансовый контролер, у меня есть head office в Штатах. – Я крошу сигарету в пепельнице. – Еще есть аудиторы, не такие sexy, как ты, зайка, но есть. У меня есть ambassadors, которые прилетают пару раз в месяц и почему-то жаждут посмотреть не на отчеты, а на Moscow by night. И если я не буду показывать им nice places, через полгода им это примется показывать кто-то вместо меня, понимаешь?

– Да, конечно, multinational corporation. – Ленка хмуро кивает, но вздыхает с явным облегчением.

– Yeaah, multinational, зайка! – Я вытаскиваю еще одну сигарету, чтобы соответствовать образу «рассерженного». – Ты сама в такой работаешь, правда? Когда тебе дадут пост партнера, ты будешь исполнять same tricks. Наша карьера зависит не от наших знаний, а от умения правильно общаться с коллегами. Или ты первый раз об этом слышишь?

– Судя по частоте твоих ночных передвижений по клубам, ты в ближайшее время получишь head of Moscow office. – Лена выхватывает у меня сигарету. – Хватит садить одну за другой!

Теперь я и в самом деле взбешен. Мне стало настолько обидно за себя… ну, то есть, не совсем за себя, а за того парня, который действительно мог бы работать в WalMart. Представляете: ты строишь карьеру, лижешь задницы придуркам из центрального офиса, выгуливаешь их по клубам, чтобы они подтвердили твою лояльность компании и написали правильный report, тратишь свое здоровье бессонными ночами, а потом твоя, типа, девушка еще и выговаривает тебе за это! Fuck, а не для вашей с ней совместной жизни ты крутишься, как сраная белка, а? А потом это никто не ценит. Да что там не ценит, еще и ерничает по этому поводу! Head of Moscow office – да ты сама-то кто? Пять лет пашешь в своей конторе и до сих пор не получила ни одного продвижения!!! Телки строят карьеру двумя способами – постелью или профессиональными навыками. Ты, зайка, не имеешь ни того, ни другого. А еще и на меня гонишь! Ну не тварь, а?

Я настолько вошел в роль, что готов ей пепельницей засветить. Чистый Станиславский – эх, жаль, потерял меня театр! Может, в кино попробовать? Стоп, стоп, relax, man! Это не твоя жизнь, ты не работаешь в WalMart. Тем не менее, то, что Ленка – глупая сука, не отменяется.

– Nice joke! – Я отбираю у нее сигарету. – Bingo! А ты, вероятно, для этого учишься в бизнес-школе, да? Может, это wrong way, honey? Может, просто поучиться клубным танцам? It’s much easy!

Ленка краснеет. Я делаю глоток вина, вытираю губы салфеткой, швыряю ее на стол и валю в туалет.

В кабинке я думаю о том, что все указывает на скорый финал отношений. Причем всех. Телки просто объявили мне войну, не иначе. Одна упрекает в несерьезности, другая – в том, что ей не хватает секса. И за всеми этими прогонами кроется хищная суть обеих подруг – алчность собственниц. Представляю, что начнется, согласись я жить с Риткой или жениться на Ленке. Дойдет до ежедневных почасовых отчетов: где я, с кем, что ем, что пью, почему пью и так далее. Приход домой на час позже – срок, появление дома под утро – расстрел. Это просто геноцид! Тридцать седьмой год! ГУЛАГ! Дахау! Контрацептивный лагерь! То есть концентрационный… конечно, концентрационный… С ними с ума сойдешь. Все, на следующей неделе завязываю. Вадим отдаст бабки, отыграю корпоратив, и прощайте, подруги дней моих суровых! Все – могильник отношений, увядшие цветы на гробовой плите, и надпись: «Помним, любим, скоблим…» и грамм кокса с клубной картой – телкам от Миркина.

И ведь что обидно: кругом сплошные условия – «встречусь с Вадимом», «отыграю корпоратив». Никогда в жизни больше не буду зависеть в бизнесе от телок. Потом не спрыгнешь. Если бы не эти два события, решил бы проблемы еще вчера, схлестнув обеих друг с другом. Ладно. Осталось два дня, а там…

А там я начну красивый роман с Катей. Никаких тебе понтов, придумок, запутанных схем и вранья. Хотя нет, я же ей успел наврать про совладельца «Одиозного». Все не слава богу… С другой стороны, это ерунда – я же правда там работаю. Пойди докажи, что я не совладелец – может, у меня папа основной инвестор журнала.

Ладно, разберемся. Главное – есть план: быть самим собой! Первый раз в жизни! Стать то есть. Элегантные ухаживания, цветы, никакого спонтанного секса в клубных туалетах, медленное развитие событий… Стоп! А как же сегодняшний день рождения Лехи? Ну ладно… допустим, я к ней там приставать не буду. Подожду до вторника, когда расстанусь с этими пираньями. В общем, красивый роман в плане. План Миркина – победа России! И купидоны на рекламных щитах по всему Садовому кольцу…

Я набираю Катькин номер, предлагаю заехать за ней, она отнекивается, почему-то говорит, что ей неудобно, я пытаюсь выяснить причину, в итоге договариваемся встретиться на Остоженке в половине девятого.

Я отключаюсь и немедленно впадаю в паранойю. Катя мне не доверяет?! Мало того что берет с собой подругу, так еще и не хочет, чтобы я за ней заезжал. Не хочет, чтобы я знал ее адрес? Боится? Как-то сложно все…

Возвратившись в зал, смотрю на Лену. Она уставилась в окно с абсолютно застывшим, лишенным каких бы то ни было эмоций лицом, словно и не было десять минут назад никакого конфликта. Грусть, раздражение, переживание, обида – ничего из вышеуказанного не отпечатывается на ее лице. Оно абсолютно ровное. Я делаю шаг вперед, Ленка оборачивается, и мы встречаемся взглядом. Ее глаза выражают испуг. Я смотрю в них, ощущая себя так, словно поймал ее на месте преступления: например, читающей эсэмэску в моем телефоне или роющейся в карманах моего пиджака, или выходящей из автомобиля с моим приятелем за рулем… Бред какой-то! Чего ей бояться-то? Может, ей кто позвонил? Может, она тоже кого-то встретила (хе-хе!), как я вчера в «Шанти»? Я быстро оглядываю зал, но не нахожу ничего, что можно истолковать как нежелательную встречу. Вокруг нас сидят преимущественно пары. Девушки увлечены своими мужчинами, мужчины – девушками, лица всех присутствующих светятся любовью и радостью. Хотя не исключено, что каждая девушка могла сидеть вчера за этим же столом с мужчиной, сидящим сегодня с ее подругой. То же касается и мужиков. В общем, потенциально все падлы.

Подойдя ближе, снова смотрю на Ленку и отмечаю, что испуг прошел. Она смотрит на меня как обычно, теплым, слегка печальным взглядом. Даже можно сказать, оттаявшим. Вроде как инцидент исчерпан, все признали свою неправоту, простили друг друга, поженились, потом жили счастливо и умерли в один день. Я сажусь за стол, Ленка немедленно берет меня за руку, и не давая мне и рта раскрыть, говорит одними губами:

– Прости…

И тут я понимаю, что заставило ее испугаться. Просто я застал ее врасплох! Никого она тут не встретила, и никто ей не звонил. Просто… просто она расслабилась… забыла, что после такой сцены ей следует как минимум нервно комкать салфетку, а как максимум – разрыдаться. Я действительно зашел не вовремя. Она не успела надеть нужное выражение на лицо…

Нет-нет, я придумываю. Она устала от моих бесконечных эскапад, вымоталась, запуталась и не знает, что дальше с нами будет. Я даже готов поверить, что она напугана тем, что сейчас, когда наш роман подошел к кульминации, я могу соскочить. Плюнув ей в сердце, забыв про сделанное (увы, не мной, от чего еще страшней) предложение. «Уйти, не простившись», «закрыть дверь в будущее», или как еще такие сцены именуются в женских журналах? Я готов поверить, что ее лицо мне просто показалось ничего не выражающим, что мне померещился ее испуг. Я готов признать, что в последнее время много курю и пью, поэтому начинаю страдать визуальными галлюцинациями и наш конфликт мне просто приснился, пока я был в туалете. Я только не готов поверить в то, что ей, как и мне, абсолютно все равно… Любовь, секс, страсть, чувства, измена, свадьба – абсолютно все. Просто декорации.

– Нет, это ты меня прости, – автоматически отвечаю я. – Что-то я совсем заработался в последнее время. Нужно что-то менять… нужно что-то менять…

– Ты устал, – проникновенно говорит Лена. – Иногда я ненавижу себя… я… я боюсь тебя потерять…

Мне стоило бы посмотреть ей в лицо, но я все еще под впечатлением случайно увиденного. Всеми силами я стараюсь прогнать мысль о том, что Ленка играет, как и я, но ничего не получается. Мне нужны доказательства, что все это просто показалось. Чтобы заставить себя посмотреть ей в лицо, использую последний козырь:

– А где будем играть свадьбу? Может, поедем в Питер?

В голове стучит: «не пались, придурок, используй почаще английский!» Я поднимаю глаза и вижу, что Ленкин носик покрывается смешными морщинками, и она начинает всхлипывать. По инерции я перевожу взгляд на бутылку, отмечая, что ее содержимое заметно убавилось.

– Honey, what’s wrong? – Я наклоняюсь к ней, начинаю утирать слезы салфеткой и даю пару косяков по сторонам.

Фак, ненавижу сидеть в публичном месте с плачущей телкой! С другой стороны – это ли не доказательство ее искренности?

– Я такая дура, – всхлипывает Ленка. – Прости, я перенервничала, я совсем не хотела говорить о сексе, об этой чертовой работе… понимаешь… понимаешь, я просто не знала, как начать. Мне не хотелось сразу это обсуждать… просто…

Она допивает вино, а я ставлю бутылку поближе к себе.

– Я думала сказать тебе потом, когда мы домой поедем. Ты знаешь… я… у меня…

– Лена, что случилось?

– Понимаешь… у меня задержка…

Почему-то хочется спросить «Мать знает?», но вместо этого озвучиваю идиотское:

– В смысле?

Я смотрю на Ленку и не знаю, то ли мне расстраиваться, то ли смеяться. С одной стороны – по шкале Миркина страх внеплановой беременности занимает второе место после венерических болезней. С другой – неизвестно что хуже: врущая телка или телка беременная?

– Задержка… где-то неделю… кажется, не делю…

Уф-ф-ф… это многое объясняет.

– А ты уверена? То есть… ну… что ты…

– Залетела? Нет, конечно. У меня так бывало пару раз – цикл неустойчивый. Потом я антибиотики пила в начале месяца, когда простыла. – Ленка перестает всхлипывать.

– А ты не делала?..

«Прекрати мямлить и вести себя как полный придурок», – говорю я себе, но не очень-то помогает.

– Тест? Завтра собираюсь сделать. Посмотрим.

Кажется, она успокоилась, а вот меня, наоборот, стало колбасить. Нет, я реально идиот. Человек-Мудак. Знаете, есть Человек-Паук, а я – Человек-Мудак! Минуту назад готов был прыгать от радости оттого, что меня не обманывают (тоже мне, романтик), а теперь готов забраться под стол от неминуемо надвигающейся проблемы.

– А ты кого больше хочешь – мальчика или девочку? – неожиданно спрашивает Лена.

Больше всего я хочу Катю. А детей не хочу, я ж не педофил.

– Вообще-то не думал об этом, – честно признаюсь я. – Наверно, мальчика.

– Да? Обычно дочь больше привязана к отцу, чем сын. – Лена мечтательно поднимает глаза к потолку и продолжает: – Вообще считается, что мужчины больше любят дочерей…

Что считается? Кем считается? Вообще какого черта разводить эти пустые базары? Лучше всего это описывается твоим любимым словом-гирей «оверэстимейтед проблем». Ты сначала уточни, беременна или нет, потом выясни, хочу я ребенка или не хочу, а потом уже мычи: «мальчика или девочку», «а какого знака Зодиака?» и прочую пургу. Я неспешно наливаю себе вина и говорю:

– Вообще-то, дочка – это cool…

– Дочка – это потрясающе, – оживляется Ленка. – Знаешь, когда я была маленькая, мы с отцом…

Дальше начинается мутный рассказ про какие-то поездки с отцом в парк, про аттракционы, про то, как они целую неделю провели на море, ожидая приезда матери, и как отец позволял ей любые шалости, и еще про смешных бабушек, торговавших на пляже вареной кукурузой, и про леденцы на палочке, и про мидии, жаренные на противне, и про все такое, отчего у меня мозги начинают запекаться, как эти самые мидии на противне. Противень. Какое идиотское слово! Меня клонит в сон то ли от вина, то ли от Ленкиного рассказа, а скорее, из-за того, насколько я перенервничал за последний час. Я начинаю медленно впадать в анабиоз, как вчера с Риткой. Признайся мне сейчас Ленка, что на самом деле она говорит не про отца, а про отчима и в первый раз подарила свои неумелые ласки не сокурснику, а ему, меня б и это не особенно взволновало. «Что-то такое я и подозревал», – ответил бы я. Реально, так бы и ответил.

А что если она действительно беременна? Бр-р-р… лучше об этом не думать. Нет, а если так оно и получится? Предложить аборт? Ага, конечно, она тут же исполнит тургеневскую барышню с обмороком. Откажется, непременно откажется. Она замуж хочет, или ты забыл, даун? Что потом? Бежать? Сменить телефонный номер, свалить в Питер? Ну, она девочка продвинутая. Подключит родителей, знакомых… потом звонок в дверь, «менты поганые, понятые… из-под кровати “узи” и “калаш”…» Так, все. Хорош. Я допиваю вино…

– Вообще, маленькие дети очень смешные, – ловлю я окончание Ленкиного пассажа.

– Дети – это хорошо, – не своим голосом говорю я.

Поздравляю тебя, мистер Миркин! Наконец-то ты докатился до быдло-присказок. Скажи еще: «дети – это прикольно», или: «я детей уважаю», а еще лучше: «для нормального мужика дети – главное». Все, складываем «Paul Smith» в шкаф, приобретаем спортивный костюм и пуховик для прогулок с коляской. Приплыли, собственно.

– Знаешь, мне кажется, что у нас с тобой получатся потрясающие дети, – вкрадчиво продолжает Ленка. – Потому что дети, зачатые в любви, очень красивые.

И этой народной мудростью она вбивает последний гвоздь в мою бедную голову. Бежать утопиться в Патриаршем пруду? Или просто бежать?

– Я провожу тебя и поеду к отцу. Сообщу ему, чтобы готовился стать дедом. – Мне кажется это неплохим предлогом для окончания нашего томного и, блин, пленительного вечера.

– Ты сегодня у меня останешься? – Лена поднимает на меня пьяные глаза.

А с Катей за меня кто будет встречаться? Тупак Шакур?

– Я думала, в такой вечер мы…

И это вместо падения на грудь и поцелуев в качестве награды за смиренную готовность стать мужем и отцом ребенка? Я потираю переносицу:

– Honey, не знаю, как тут, в России, а на Западе принято такими новостями немедленно радовать родителей. Старик будет счастлив. В конце концов, пора бы нам уже и родителей познакомить! Don’t you think so?

– Ты читаешь мои мысли! – Ленка смеется. – Вот, наконец, и расскажешь моей маме, когда ее дочь произведет на свет внука или внучку. Она мне весь мозг проела: «Лена, тебе уже столько-то, Лена, в твоем возрасте…» Она с удовольствием будет растить ребенка. Я после родов собираюсь сразу вернуться на работу. Кстати, хорошо, что у нас «белая» зарплата – декретные получу полностью. Моя подруга…

И опять пошло-поехало. Подруга получала «черную» зарплату, ей выплатили какие-то слезы, хорошо, что у нее муж – серьезный адвокат с хорошим заработком. Да-да, бедная молодая мама сидела в особняке в Подмосковье и оплакивала свою нищенскую долю. Еще бы посетовала на то, что государство ей, молодой матери, жене серьезного адвоката, совсем не хочет помочь!

Потом понеслись темы дороговизны детской одежды, проблем с нянями, болезней и дач – за каких-то двадцать минут вся супружеская жизнь промелькнула перед моими глазами, и я резко ощутил себя дедушкой, сидящим здесь с Леной, своей женой (когда-то очень красивой, а теперь изрядно располневшей: все-таки двадцать лет вместе – срок, как ни крути). Нет, конечно, я не молчу: выпито больше половины бутылки, и это помогает мне беседовать практически на любые темы, от парникового эффекта до внематочной беременности. Я делюсь какими-то историями из жизни коллег (пришлось вспомнить разговоры в курилке), пересказываю случайно прочитанные журнальные заметки о воспитании детей. Я высказываю мнение, что теннис лучше танцев, а иностранный язык нужно изучать с пяти лет. Я соглашаюсь с тем, что няня непременно должна быть из бывших учительниц начальных классов, а бывшие воспитательницы детских садов не катят (хотя разница неочевидна). Я вместе с Леной возмущаюсь родителями, одевающими своих детей в бутиковые шмотки: «и это с трех лет!», хотя чуть было не ляпаю: «круто!». В конце концов, мне захотелось закончить наш диалог чем-то вроде: «Теперь, когда мы обсудили все темы, актуальные для приличной московской семьи, и выяснили, что мы хорошие родители, любящие супруги и просто офигенные люди, не лучше ли нам расстаться не начиная? Наша будущая жизнь настолько очевидна и расписана, что не стоит ее и проживать. Давай попробуем прожить ее как-нибудь по-другому, зайка? И, желательно, каждый по-своему».

Но, как ни странно, чудесную беседу заканчивает Ленка:

– Слушай, я что-то уже нетрезва. Давай попросим счет!

«С удовольствием!» – хочется заорать мне, но я просто подзываю официанта.

Перед тем как покинуть ресторан Лена заходит в туалет. Я провожу в ее ожидании пять, семь или даже десять минут, пялюсь в окно и уже подумываю о том, не пойти ли ей помочь, как вдруг мимо витринного окна проходит компания вчерашних питерских во главе с Ритой, шагающей походкой гида-экскурсовода, по ошибке нажравшегося бутиратов.

Я оборачиваюсь к двери туалета, но, по счастью, Лена еще не вышла. Долго не раздумывая, я сигаю в соседнюю дверь (какое счастье, что в «Павильоне» туалеты у входа!). Приоткрыв дверь, я подсматриваю в щелочку за происходящим. Пусто. Может, мимо прошли? Или стоят и курят на пороге, как пэтэушники? Из соседней двери выходит Ленка. Она тормозит перед входом, оглядывается, возвращается в зал, смотрит по сторонам, наконец разворачивается, идет обратно, проводит минуту перед зеркалом и направляется к выходу. В дверях она сталкивается с Ритой и питерскими. Я холодею, дергаю дверь туалета на себя и закрываю глаза. Чего ты боишься, придурок, они незнакомы! Интересно, какого черта Ритку потащило в «Павильон»? Шли бы в клуб, что ли! А, сегодня же воскресенье. Ну, тогда в «Кофеманию», «Шоколадницу», или я не знаю куда. Какого черта из семи сотен московских ресторанов нужно выбрать тот самый, в котором сегодня я? Черт, не нравятся мне такие совпадения. На ум приходит очередная народная мудрость: «сколько веревочке ни виться…», но я оставляю ее колхозникам.