Текст книги "Крестоносцы"

– Ни так, ни так это не назовешь, – ответил ей юноша, – дьявол вселился частью в ее тело. Я же освободил от этого. Душа ее теперь чиста и безвинна пред самой собою. Надо вот только, чтобы она не очернила ее вновь.

– Дьявол? – испугалась девушка. – Что это такое и как он мог вселиться?

– Это долго объяснять, – произнес Михаэл, – надо освободить других, иначе они просто погибнут вскоре от этого.

– А, как же я? – испугалась сама за себя графиня.

– Вы же со мной, – просто сказал Михаэл, – к тому же, мы с вами довольно долго общались до дня сегодняшнего.

– А, что, день сегодняшний что-то значит? – удивилась Луиза.

– Для меня – да. Да и для всех нас вместе. Бог ниспослал силу эту на землю, и я ею должен овладеть полностью, дабы исцелить многих, и не довести дело до гибели людской.

– Кто же поверит в это? – усомнилась в его словах графиня.

– Вы же, поверили?

– Да. Но я видела сама, своими глазами.

– Вот и другие увидят, – ответил Михаэл, – а кто не увидит – то поймет сам, что все это правда.

– И, что же мы будем теперь делать? – спросила девушка.

– Ничего такого. Исцелим души других, пока не усопших за грехи свои тяжкие, и пока наружно не искаженных ими же. Идемте со мной, и не бойтесь. Вам это под силу. Искалеченные души людские готовы вновь войти в лоно чистоты своей внутренней. Важно, чтобы в ком-то они видели то же и тянулись сами к этому.

Они вышли из комнаты и двинулись в соседнюю.

Женщина, находившаяся там, еще спала, и было это довольно странно, так как шум, воспроизведенный до этого, мог разбудить любого.

Михаэл вошел внутрь, ничуть не стесняясь этого, и подошел ближе к постели.

Женщина открыла глаза и громогласно спросила, дико сверкнув ими.

– Ты пришел за мной?

– Да, – сурово ответил Михаэл, – но только за твоей скверностью и лживостью.

Женщина засмеялась, а затем продолжила так же басисто, подобно какому-нибудь громиле.

– Я не пойду никуда. Мне и здесь хорошо. К тому же, мама моя тоже рядом.

– Тогда, попляшешь у меня, – спокойно ответил Михаэл, направляя в ее сторону руку и смотря прямо в глаза.

Наступила минутная тишина.

Женщина замерла, а затем поспешно схватилась с постели и в ночной одежде принялась танцевать, выделывая фигуры не совсем понятные и лицеприятные.

Лицо ее исказилось в злобе, а глаза гневно смотрели на своего обидчика. Казалось, танцу не будет конца, но вот, наконец, силы начали покидать ее, и она мало-помалу опустилась на пол в изнеможении.

Тело ее содрогалось, из глаз бежали крупные капли слез, а изо рта пробивалась наружу слюна.

Вскоре она забрызгала ею в разные стороны, а затем изнутри ее вырвалась наружу блевота, издавая собой невыносимую вонь и сгущающуюся в какую-то массу.

– Быстро откройте окно, – распорядился Михаэл, держа свою руку в том же направлении.

Луиза, превозмогая все, бросилась к окну, открыла его и отскочила в сторону за спину Михаэла.

Юноша протянул вторую руку в сторону тела и громко сказал:

– Изойди, дьявол, наружу и унесись к своему подручному.

И в тот же миг из женщины вырвался гортанный крик, и что-то оставило ее, резко бросив тело на пол.

Женщина вздрогнула и едва слышно застонала.

– Ой, ой, – заговорила она, – что это такое со мной, – и посмотрела на них более-менее нормальными глазами, в которых уже заискрился какой-то здравый смысл.

– Встаньте и приведите себя в порядок, – резко приказал Михаэл, – и уберите здесь все. Через час я возвращусь сюда. Вам нужно пока полежать. И умойте лицо и руки свои, а также выбросьте одежду в окно. Облачитесь в другую и усмотрите себя сами со стороны другой.

Так сказав, Михаэл вышел из комнаты и закрыл дверь рукой, после чего перекрестил ее и сказал дальше:

– Надо, чтобы она побыла одна. Мы же пойдем далее. Ведите меня к остальным.

Луиза пошла впереди, провожая его в комнату второй молодой женщины.

Войдя внутрь, она также обнаружила ее спящей.

– Бог усыпил их, – сказал юноша, – но только затем, чтобы они не мешали друг другу.

Женщина проснулась и, открыв глаза, посмотрела на вошедшего.

И было в этом взгляде, воистину, что-то страшное и не поддающееся сознанию и пониманию человеческому.

Луиза даже отступила шагом назад, завидев это, а Михаэл, протягивая руку к женщине, произнес:

– Вижу я, что огонь в душе твоей изнемогавшей уже давно погас. Ты полностью подчинилась силе дьявольской и порочной. Но все же есть в тебе еще капля теплоты и добра, а потому будешь спасена ото всего этого.

Женщина ничего не сказала, но глаза ее говорили сами.

Юноша протянул руку в ее направлении и воплотил на нее свой взгляд.

Тело женщины начало подниматься, принимая сидящее положение. Затем резко остановилось, и начали двигаться руки в его сторону.

Глаза сверкнули диким возгоревшимся огнем, зубы немного застучали дробью, а затем сцепились намертво, крепко сжимая рот. Руки остановились в направлении Михаэла и напряглись до предела.

Юноша обратил взор на Луизу и, повстречавшись с ней. взглядом, повернул голову обратно. Тело женщины немного ослабло и тихо начало опускаться вниз, а затем и вовсе легло на постель.

Тогда, Михаэл обратил свой взгляд к окну и мгновенно перенес его на женщину.

Тело вздрогнуло и попыталось подняться, но силы ослабли, и оно продолжало лежать.

Михаэл подошел ближе к постели и, направив ладонь на женщину, сказал:

– Видишь ли ты, что сие есть?

– Да, вижу, – громыхнул в ответ ее голос.

– Что же это?

– Это крест святого заклятья, – отвечала она.

– Оставляешь тело добровольно или обретешь другое значение?

– Оставляю, – ответил голос женщины, и зубы ее начали дробно стучать снова.

Михаэл поднял обе руки, а затем резко опустил их, обдав тело какой-то невидимой силой, и в ту же минуту оно вздрогнуло, а после наружу вырвался стон.

Рот женщины был открыт, но ее словно что-то душило, и она задыхалась. Тогда, юноша снова направил руку ладонью к ней и спросил:

– Освобождаешь или нет? Смотри, пожалеешь. Освободи.

В ответ раздался дробный истерический смех, превратившийся потом в дикий хохот.

– Ну, что ж, – сказал Михаэл, отходя немного назад, – ты сам выбрал это.

И, обратившись взором к окну и протянув туда же руку, юноша на минуту закрыл глава, собирая силу во едином взмахе своем.

И сила эта пришла.

Лицо женщины исказилось до неузнаваемости, а затем она, разорвав все одежды на себе, обдала наготу огромными кровавыми полосами от рук себя самой.

Тело корчилось от боли и полыхало в алой крови. Зубы стучали, а пальцы на руках крючились.

Все тело извивалось, как уж, пытаясь, наверное, удержать в себе то, что так долго ему принадлежало.

Наконец, агония начала подходить к концу. Судороги стали меньше, и вскоре тело вовсе затихло. У женщины из глаз обильно потекли слезы, а Михаэл в это время заговорил суровым голосом.

– Бог ниспослал силу свою сюда, дабы она очистила род людской, и не исказилась его суть. Бог дал человеку любовь и теплоту, дарящую жизнь всему и олицетворяющею его самого в свете неземном. Слушайся бога нашего единого, сына его и духа, ими осязаемого, и ты не уронишь честь свою. Повинуйся слову его, и нечисть всякая падет от чистоты души твоей глубокой. Верь ему и уповай на него. Верь себе в живости и здравости ума, и не соблюдай нечисти всякой, кем-то обнаруженной. И не уповай на нее, ибо то грех великий и осоружный. Вслушайся в доброту свою, исходящую изнутри и воспроизведи ее наружу, дабы в святости своей поклонной была и дабы не омрачала жизнь свою мирскую благочестивую.

Сказав так, Михаэл перекрестил ее трижды, а затем, обратившись взглядом к окну и протянув туда же руку, перевел все это на женщину, говоря при этом:

– Посылаю душу тебе новую, чистую и солнцем небесным освященную. Живи с нею дальше и не исповедуй зло людское. Неси добро людям, и они не покинут тебя в беде какой причиненной. Посылая это, посылаю и новое призвание твое. Отныне, жизнь твоя будет происходить в благочестии каком и успокоении грехов твоих, содеянных ранее.

Женщина осушила слезы руками и, испугавшись своей наружной наготы, спряталась в лохмотьях рваной одежды.

– Выброси их, – сурово приказал голос Михаэла, – и освежи память свою и благочестие новым одеянием. Не бойся меня и запомни: чернь в душе больше наготы наружной и стыда от этого, ибо первое удручает, второе же – жизнь возрождает.

Михаэл перекрестил ее снова и вместе с Луизой вышел из комнаты, закрыв дверь и перекрестив ее, как и раньше.

– Куда? – спросил он, посмотрев на сопровождающую его графиню.

– Сюда, – сказала взволнованно она, указывая куда-то рукой и выдвигаясь немного вперед.

– Нет, – отстранил ее за себя Михаэл, – теперь, пойду я. То, что ты видела – только часть того, что будет впереди.

– Господи, – прошептала Луиза, молясь в своей душе, – не дай причинить вреда какого и дай силу добиться изгнания этого.

Они подошли к нужной двери и, в отличие от других, Михаэл сразу окрестил ее, а затем немного приоткрыл.

Уже довольно пожилая женщина сидела на полу и приготовилась защищать себя всем, что было у нее под руками.

Юноша вошел внутрь, оставив дверь незапертой, и обратился к ней словами.

– Вижу свет я вдали приходящий. Вижу луч от него исходящий. Дай лучу обогреть твое тело, и не дай говорить оголтело. Заклинаю я, силой святой окружаю. Ты не выйдешь отсюда ни шагу. Крест святой я даю в усмотренье. Лик святой приближаю сюда я. Дух святой окружит твое тело, но смотрю, чтоб оно не сгорело.

Сказав так, Михаэл сел возле двери и, сложив руки на груди, стал смотреть на нее, ни слова больше не произнося. Женщина тихо поднялась, а затем резко упала на пол, словно что-то ударило сверху ее по голове.

– Подчини свое тело себе же, – приказал юноша, не отрывая от нее взгляда.

– Не могу я, – донеслось глухо откуда-то изнутри.

– Возьми силу свою и овладей ею черноту свою. Верь этому, и ты спасешь душу свою. Верь тому, что я говорю тебе, ибо я ниспослан сюда, чтобы спасти род людской от беды и нечисти всякой.

И снова в ответ глухо донеслось:

– Не могу я, не могу, – тело бедной женщины упало на пол и забилоcь в небольших судорогах.

– Успокойся, – приказал голос Михаэла, – я не принесу телу твоему вреда. Отдай свою черноту и освободись наружно. Это все, что я могу для тебя сделать сейчас. Другое же сделает сила другая. Подчинись ей, или сгоришь в огне пламени дымном.

– Не могу, не могу я, – рыдала женщина, лежа на полу, – освободи меня от этого.

– Нет, – сурово прозвучал голос юноши, – ты сама должна это сделать. Подчини свою волю себе же и все получится.

Внезапно, женщина взорвалась.

– Как смеешь ты, червь оголтелый, мешать делу моему. Прочь с дороги моей.

– Тогда, встань и посмотри кругом, – приказал Михаэл, и женщина подчинилась.

Встав на ноги, она снова упала, словно после какого удара и вновь залилась слезами.

– Что же не подойдешь ко мне? – спросил совсем сурово Михаэл.

– Не могу с места сойти этого, – отвечала женщина уже немного другим голосом, – хочу примириться с тобой.

– Нет. Такого не будет, – сурово отвечал юноша, – подчинись, либо гореть в огне будешь.

Откуда-то изнутри ее донеслось глухое рычание, а затем женщина вскочила на четвереньки и бросилась на своего обидчика с дикой озлобленностью.

Глаза ее сверкали, как у бешеного пса, изо рта текла слюна, а зубы слились в злобном оскале.

Но, сделав пару шагов, она словно ударилась в какую стену, и со стороны казалось, что женщина сломала себе шею.

Тело заскулило и упало на пол в скрюченном состоянии. Но вот, спустя минуту эта попытка прорваться снова свершилась. Но и в этот раз окончилась тем же.

Михаэл сидел возле двери и не шевелился. Только руки его ходили вокруг него и были направлены в сторону взбесившейся, да еще взгляд переходил время от времени от окна к ней.

Так продолжалось довольно долго.

Наверное, уже прошел час, а может и немного больше. Женщина ослабла, но пока не сдавалась.

Михаэл ждал и упорно настаивал на своем. Наконец, такие прыжки закончились, и женщина немного успокоилась.

Она упала на пол и освободилась наружно. Луиза, стоя позади юноши за дверью, хотела было броситься и открыть окно, но голос Михаэла сдержал ее.

– Стой и не подходи, это еще не конец.

И словно в подтверждение этому всему, тело женщины резко вскочило и бросилось снова в сторону юноши.

Но и эта попытка оказалась тщетной. Она ударилась о невидимую стену и в очередной раз заскулила

– Как твои дела? – спросил сурово Михаэл. – Не хочешь ли попрощаться с телом бренным, освободив его для души светлой и чистой.

– Смогу, – едва-едва слышно был ее ответ.

– Тогда, пора, – сказал резко юноша и встал.

– Не-е-е-т, – закричала во весь голос женщина, и замок содрогнулся от этого, но было уже поздно.

Сквозь окно входило нечто и окружало ее со всех сторон.

Михаэл упорно держал руки, вытянув их вперед в направлении женщины, и тело его все дрожало, покрывшись маленькими капельками пота.

Руки в огромном напряжении тряслись мелкой дробью, а сквозь его самого будто проходила какая-то огромная сила.

– Не-е-ет, – снова закричала женщина, что есть силы, но было уже поздно.

Тело ее охватило пламя со всех сторон, и к верху потянулся дым от ее одежд.

Луиза в ужасе отступила немного назад и закрыла лицо руками.

Михаэл же стоял на месте и упорно смотрел на все это. Горение продолжалось.

Пламя застилало от них тело самой женщины, и, казалось, сейчас загорится все вокруг нее.

Но этого не последовало. Спустя какие-то секунды, все вмиг исчезло, словно его и не было никогда.

Женщина стояла целехонькая, и на ней не осталось никаких одежд. Только крохотные обгорелые клочья располагались вокруг нее, от которых тянулся вверх небольшой дымок.

Она в ужасе осмотрелась вокруг и не могла понять, что это с нею такое сотворилось.

Это уже был совершенно иной человек, обгоревший в пламени божественного огня и получивший новую душу.

Застыдившись своего вида, женщина закрыла лицо руками и присела к полу.

Но голос Михаэла сказал:

– Встань и уходи отсюда. Эта комната будет сожжена дотла.

Сказав это, он отступил в сторону, и женщина, послушав его, прошла в дверь наружу.

– Омойте ее все вместе, – произнес Михаэл, отправляя ее к другим с Луизой, – и приготовьте воды, чтобы потушить останки всего того, что здесь было.

Женщины подчинились и ушли, оставив посланца божьего одного.

Михаэл посмотрел в окно и направил туда же свою руку. Затем, отступая к двери, вновь потянул за собой какую-то огненную массу.

В комнате вспыхнул пожар. Юноша вышел за дверь, но продолжал стоять, упорно протягивая в направлении окна руку.

Тело его дрожало, а зубы немного стучали от огромного напряжения, проходящего сквозь него.

Так продолжалось с полчаса. Пожар объял пламенем все, что было внутри. Огонь достигал и двери, изредка захватывая и руку Михаэла, но он не отступал.

Пламя не жгло его, и лишь, когда практически все превратилось в горелую массу, он отступил назад, прикрывая за собой дверь, и в изнеможении сел на пол.

Пот струился по нему ручьями и сбегал книзу, составив небольшую лужицу.

Лицо его пожухло, как трава в солнцепек, тело немного содрогалось, а голова неистово болела, заполняя своей болью и тело, которое все ныло и исхудало до не могу.

Кожа потускнела и немного обвисла, состарив его лет на десять вперед.

Исчезла красота с лица, губы потрескались и образовали кровавые раны. Тело начало покрываться какой-то сыпью и пятнами, после чего образовывались небольшие язвы, прожигающие, казалось, насквозь.

За дверью же бушевал огонь. Рама окна сгорела, стекла опали, как листья с деревьев в осень, и дым повалил наружу.

Загорелась входная дверь, и Михаэл отодвинулся немного назад. Казалось, все силы покинули его в одночасье, и он едва-едва сделал это.

Прибежала Луиза и громко вскрикнула, завидев его в таком состоянии

– Господи, господи, что с вами? – кричала она, но, казалось, он ее уже не слышал.

– Принесите воды и потушите пламя двери, иначе огонь перенесется сюда, – тихо и едва слышно проговорил юноша и в изнеможении лег на пол.

Графиня растерялась и не знала, что предпринять: то ли спасать Михаэла, то ли нести воду.

– Марта, Вертильда, – крикнула она со всей силы вглубь замка, а сама оттащила тело юноши в сторону, подальше от двери.

На крик примчались две молодые женщины и испуганно уставились на эту картину.

– Быстрее воды, – крикнула Луиза, – надо потушить огонь на двери.

Женщины бросились за водой, и вскоре воротились обратно. Ею полили уже горящую с этой стороны дверь. Она зашипела и испустила пар. Пламя сбилось, но не погасло до конца.

– Лейте еще, – закричала Луиза и сама, оставив на минуту Михаэля, бросилась с ними.

Долго еще носили они воду и тушили пламя, пытающееся пробиться внутрь замка, но, в конце концов, все сгорело дотла и само собой начало затухать.

Дым уже не валил так сильно из окна, зато в замке стоял запах гари. Все собрались возле Михаэла, который пока безжизненно лежал на полу и не двигался.

– Он выживет, выживет, я знаю, – говорила Луиза, склоняясь над ним и протирая лицо его влажным куском ткани.

– Да, да, – подтверждали то же ее родственники, так же склоняясь и тревожно всматриваясь в его лицо.

Юноша открыл глаза. От неожиданности все сразу отпрянули назад. Он долго немо смотрел на них, а затем произнес:

– Слава богу, что все остались живы и слава ему за то, что очистил души всех вас. Отнесите меня в мою комнату. Я не могу сейчас двигаться. И уложите в постель. Приготовьте мази мне, я скажу из чего. Кормить меня сейчас не надо. Позаботьтесь о себе. Омойтесь все и выбросите всё, что было прежде на вас. Так нужно. Слушайте меня, и ваши души предадутся новому чувству и силе добрых желаний. А теперь, несите.

Женщины подхватили его на руки и аккуратно понесли в его комнату.

Там уложили в постель и отправились собирать некоторые травы для целебного снадобья, способного помочь больному.

Через час все было собрано и приготовлено по указанному юношей рецепту.

Луиза смазала ему раны и дала другое снадобье внутрь. Михаэл поблагодарил всех и вскоре уснул, оставив их наедине со своими мыслями о случившемся и с той работой, которую так необходимо было сделать.

И приснился сон ему, в котором он видел сам себя в большом огромном пламени от какого-то костра и просил он о помощи людей, стоящих поодаль.

Но мольбы его были глухи в сердцах их. И умирал Михаэл, страдая безвинно, поглощенный живым садоническим огнем.

А дальше видел он себя вновь на небесах и летал вокруг. И было ему легко и просто. А затем повстречал он бога, и он благодарил и целовал его, и освящал своею рукою.

И снова Михаэлу было легко и радостно на душе, и в том состоянии он проснулся.

Уже вечерело, и солнце клонилось к закату, оставляя после себя вечерние сумерки и багровые пятна в некоторых местах на земле.

Пламя давно потухло, дым уже вовсе не шел, а в комнате было убрано так, как могли убрать пять женщин, орудуя тряпками и водой.

Только запах гари оставался в замке и еще долго находился в нем до полного исчезновения.

Юноша лежал и, молча, смотрел в окно. Что-то напоминала ему эта картина заката. Но он никак не мог вспомнить. Вошла графиня и улыбнулась, увидев его уже не спящим.

– Вы давно не спите? – спросила она участливо, обращаясь с ним, как с собственным сыном.

– Да, нет, – успокоил ее волнение Михаэл, – совсем недавно проснулся. Как все остальные? Сделали ли все то, что я сказал?

– Да, да, не волнуйтесь, – успокоила его Луиза, – все исполнили, как вы и говорили. Сейчас все читают молитвы и обращают свои сердца к богу.

– Я хочу видеть их, – сказал Михаэл, приподнимаясь с постели.

– Лежите, лежите, – сказала графиня, – я сейчас всех позову.

– Хорошо, – ответил ей юноша и принялся ожидать своих подопечных.

Вскоре послышались где-то торопливые шаги, а затем дверь его комнаты отворилась, и в нее вошли все женщины вместе.

– Спасибо вам, Михаэл, за доброту вашу и очищение душ наших грешных, – заговорила мадам де Тарвиль, – поняли мы, что были не правы во всем и оскверняли сердца свои хворью и злобой. Верим вам и верим богу нашему общему, и хотим отдать души ему, дабы запылали они благочестью нашей.

– Это хорошо, что вы все поняли это, – ответил Михаэл, – только не надо отдавать богу души свои. Живите участливо и справедливо. Созидайте на земле вашей и поклоняйтесь закону общему, не осоружному для всех вас в едином числе. Прошу вас об этом и молю вас также, ибо ниспослан я к вам небесами для подтверждения веры вашей и укрепления ее в сердцах людских.

Женщины после этих слов стали на колени перед ним и поклонились.

– Не мне кланяйтесь, – предупредил Михаэл, – а богу нашему и в душе своей молитесь зримо и веруйте во все это. Очищаясь, храните молчание, ибо оно в душе вашей золото повседневное. Бог учит нас всех терпеть, ибо терпение – это дар его свыше, уму подчиненный и умом же достижимый. Исповедую вас за грехи ваши, ибо дал мне бог такое право и ратую за вас, и других также перед богом нашим единым, отцом его и святым духом. Отпускаю вас с благочестью и желаю добра всякого. Отныне, я и ваш духовник. Можете обращаться в душе своей ко мне, и я помогу вам всегда. Не пользуйтесь силой зла, ибо она осоружна и не мысляща вовсе. Пользуйтесь силой добра, и да ниспадет оно вам всем на головы ваши.

Сказав так, Михаэл отпустил их с миром и решил, что назавтра покинет дом этот, давший ему первое пристанище и первую победу в делах его великих.

Но предупредил он всех, что отзовется еще и, возможно, посетит замок вторично.

Женщины поняли его и приняли слова его благочинно и послушно. За ночь собрали в путь далекий и снабдили разным снадобьем, сделанным по его уговору.

– Пользуйтесь и вы им сами, коль будет такая нужность, – говорил Михаэл уже утром на прощанье, – и разнесите другим также. Хорошо поможет оно, коль душа ваша чиста и вера к этому же готова. Верьте и исповедуйтесь лично, а за богатства свои не волнуйтесь. Они вернутся к вам, ибо теперь, вы все едины, и вера ваша единым скреплена. Воздайте богу нашему от доброты своей исходящей и окультурьте замок сей, да так, чтобы душа разная радовалась и всяк прощалась с мыслью осоружною при виде такого благочестия. Но оставьте комнату ту нетронутой и закрытой для всех и вся, как дань памяти сего дня великого и опустите на нее завесу тайны людской. Пусть, пока будет так, ибо гласит мне голос божий, что придет день и сие понадобится вновь для доказательства какого. Помните об этом. Благословляю вас на это и прощаюсь с вами. Не опостыньте сердцем своим и верьте тому, чему верите лично. Это и есть вера истинна в бога вашего триединого.

Попрощавшись, Михаэл уехал рано поутру, хотя раны его еще не зажили, а по телу проходила боль.

И видел он, как упала слеза на землю из глаз юной графини и остальных также. И больно ему стало в душе своей за это, ибо знал он уже тогда, что дом сей вскоре разрушен будет и не останется от него ничего, окромя руин древних.

Нахлынут сюда войны великие, и именем Христа будут поджигать все это и уничтожать живое во благо какой святой тати.

И упала слеза из глаз самого Михаэла, ибо видел он все это в душе своей и знал, что не увидит больше никогда при жизни сей первой любви своей обычной человеческой.

Но все же превозмог он себя и улыбнулся на прощанье, и помахал рукой им.

Они ответили ему тем же и также улыбнулись. Еще долго было видно уносящегося вдаль всадника, и еще долго стояли женщины, утирая слезы свои.

И видел бог все то, и радовался за них, ибо знал он, что воссоединит их в жизни далекой и возблагодарит за все пройденное ими.

Стадо понятно тогда, почему бог выбрал именно их, ибо носили они души предков своих, уже ранее очистившихся от бед всяких земных.

Ибо не несли они больше зла в себе, а только доброту одну и щедрость любви своей.

Вышла замуж спустя годы молодая графиня и нарожала детей на свет божий.

Вернулись богатства им, но они не притронулись, ибо дали клятву святую, что построят и воздадут то, что говорил им сын божий, ниспосланный вторично в очищение ада людского.

И так они и поступили. Вскоре потянулась толчея людская сюда и омыла своими слезами близлежащие земли эти.

И очищались души, и желали видеть благое.

Но гроза уже наступала другая, и наступала на их самих, не желая мириться с этим и не желая отдавать власть свою чему-то иному.

И имя грозе той было святая чистопроповедная ложь, исходящая из недр людских разных и повязшая в буйстве, зломыслии и разврате.