Текст книги "Крестоносцы"

– Брось ее и освободи мысленно, – сказал старец, поднимая глаза к небу.

Христос так и сделал. Животное стояло рядом и не отступало.

– Сделай это еще раз, – сказал Иосиф, обращаясь к нему же.

И снова юноша сделал то, что просили.

Так повторилось еще раз. Коза, даже будучи освобожденной, никуда не уходила, а стояла рядом, плотно прижавшись к его ногам.

– Видишь, – указал на нее Иосиф, – так, как животное, может быть привязан к тому же и человек, если он хочет того же, что и рядом идущий, в беде либо нужде состоящий. Вера поможет вам в этом. Но не доверяй ее никому и не искалечь в сердце своем, какая бы беда не

достала. Исполни заповедь свою осьмую. Помнишь ее?

– Да.

– Тогда, прочли вслух.

И Иисус приступил к ее чтению. Природа слышала это, мать и окружавшие его два старика. Больше никому этого не было позволено.

Прочтя же, Христос сказал:

– Я верен себе и верен людям. Никакая беда не заставит свернуть с моего пути, назначенном отцом моим во славу мя исходящую. Я буду верен и вам, учителя мои, – поклонился Иисус Салефу и Иосифу, – а также, в вечной благодати тебе, мама, – и юноша поклонился матери.

– Ступай, сын божий, в мир людской, – произнес Салеф, – и помни: земля встанет дыбом под ногами того, кто попробует веру осквернить подле агнеца божьего, или кто посмеет задеть имя божие во всеуслышание, или так в потьме своей внутренней. Прощай, Мария и сохраняй свою блажь и далее. Твоя дорога проста, но и тяжела как людская ноша. Покорись душою и подчинись его воле. Будет тьма или ночь – не пугайся. Он всегда рядом с тобою. Мы же уходим в небо, ибо наша земля токмо там, а не здесь. Прощайте, благие, и ждите сигнала свыше, а опосля исповедайте печаль свою как вздумаете сами, не оскорбляя род людской и не затрагивая нас самих.

Старцы отступили в сторону и, повернувшись, пошли вглубь селения.

Вскоре послышался шум, и перед их глазами возникла буря поднимающейся вверх пыли.

Мать прижалась к сыну, а сын к ней, и они, молча, смотрели в эту тьму, словно завороженные ее силой соприкасания. Через время все стихло, а пыль улеглась.

Все было на месте, разве что где-то вдалеке были сломаны еще несколько домов от той силы, разрушающей все окружающее и уходящей невидимо в небо.

– Вот и снова одни, – обозвалась мать после этого.

– Да, мама, – ответил юноша, – но нам теперь будет гораздо легче, мы обрели новую веру и понесем ее в люди.

– А примут ли они нас? – обеспокоилась Мария, тревожно вглядываясь в лицо сына.

– Примут, мама, – уверенно ответил он, – только до этого надо пройти столько же, сколько уж пройдено.

– Когда идем? – спросила мать, удивляясь сама своей возросшей в мгновение уверенности в том же.

– Наш путь далек, мама, и труден. Сегодня отдохнем, а с утра, набравшись сил и терпения, пойдем далее. А сейчас, немного подготовимся к этому. И еще надо обратить тебя в веру нашу, раз уж мне дано это

нести в люди.

– Да, сынок, – утвердительно кивнула мать и отступила на шаг назад.

– Надо обмыть пыль, мама, – сказал юноша, и они вместе двинулись к их жилищу.

В большой чан набрали воды и ополоснули лица, а затем ноги, после чего стали на чистую холщевую ткань, где Иисус впервые и произвел обряд крещения.

Мать, слушая его молитву, повторяла то, что он сказал, а затем произнесла это все еще несколько раз после, дабы оно уложилось в голове.

Проделав несколько раз всю процедуру крещения, Иисус отступил немного в сторону и произнес:

– Вот и есть на свете первостепенна раба божья, Мария. Не дай ей Отче порока и уподобь себе опосля смерти ее, ибо она моя мать и согласилась стать ею ради дела общего и святого. О том только молю я, чтоб не побил ее град земной, не унесла буря и не раздавила гора под собой. Прошу и молю тебя, Отче.

Это была первая и предпоследняя просьба Иисуса к своему отцу, ибо его сердце сжималось от жалости в мысли о том, что с матерью может что-то произойти.

Подумав немного, Иисус добавил:

– И еще прошу тебя, Отче. Покинь наш сад земной и дай проронить мое слово средь люду прочего, и пусть, он возрадуется этому и не опорочит волю твою же. Спасибо тебе, Отец мой. Я знаю, что ты меня

сейчас слышишь. Поэтому, и молюсь об этом. Поверь, не о себе скорблю, а о матери своей, ибо есть в ней искринка моего и твоего разом.

И словно громыхнуло откуда-то сверху ему на голову:

– Знаю, сын мой. Но оставь эту заботу мне, и не забудь о данном тобой слове.

– Нe забуду, Отец, – заверил Иисус, поднимая руку вверх, а другую прижимая к сердцу своему.

– Тогда, прощай и помни: есть только два пути твоего прохода, но оба они смертоопасны. По какому пойдешь – по нему и погибнешь. Но знай и другое. В этих двух путях есть судьбы другие. Подумай об этом и опосля все решишь.

– Хорошо, Отче, я послушаю твоего совета.

– Тогда, прощай и успокой мать свою. Беды ей не будет.

Голос исчез, и Иисус обратился к матери.

– Отец поможет нам и возвеличит в нужде нашей. Пойдем, мама, будем собираться в путь.

И они пошли по хижинам, собирая весь свой нехитрый скарб. До вечера все было сделано, и мать с сыном легли отдыхать. А на утро их снова встретило солнце и давно не битая копытами запыленная дорога.

И снова пыль поднималась из-под ног, а коза подавала голос, как бы не желая покидать это место.

Но, что поделать, если их вела уже не только сила верхов, а и своя внутренняя вера в доброту, ее силу и благонравие.

И, опускаясь на землю, та же пыль составляла следы, оброненные ими по дороге. И было в них что-то такое, которое потом подберут сами люди, пожелавшие истоптать весь их трудный путь.

Наверное, это и была сама вера, разбросанная веками и воспринятая другими людьми.

Но пока до этого времени, они просто шли по дороге, смотря вдаль и не видя ничего, окромя ясного ее света.

Так продолжалось много дней и ночей, пока они не дошли до указанного ранее места, где, обнаружив небольшой ночлег в виде хиленького, склонившегося в их сторону домика, решили заночевать, несмотря на то, что до вечера еще было далеко.

Солнце как раз стояло над головой, и путники решили укрыться где-нибудь в тени.

Обойдя хиленькое жилище, они обнаружили удобное для этого место и расположились на отдых.

Животное отпустили на свежую траву, а сами легли отдыхать.

И приснился матери сон, о котором опосля она рассказала своему сыну.

И ему также приснился сон, только какой-то не понятный и очень даже странный.

Снилось Иисусу, что видит он себя на какой-то возвышенной местности и как будто привязанным к какому-то столбу. Из рук его течет кровь, а голова безжизненно свисает на грудь. Но, что за странное дело. Во сне он не чувствовал никакой боли, и ему казалось, что видит он сам себя как бы со стороны.

Где-то внизу, подле холма стоят какие-то люди. Их много, но они не идут кверху ему на помощь, а просто смотрят, как на какое-то дивное зрелище.

Иисус, проснувшись, не понял этого и хотел уже было рассказать своей матери, как вдруг, ему послышался внутри голос, звучащий гораздо мягче, чем прежде.

– Не бойся этого, сын мой, – обращался он к нему, – это твое будущее. Смерть твоя безнаказанная. Но за нее многие пойдут на благие дела опосля. Верен ли ты еще данному твоему слову?

– Верен, Отче, – отвечал Иисус.

– Верен ли ты после этого виденного люду тому, что внизу и не спешащему на помощь?

– Да, Отче, – твердо ответил юноша.

– Смотри, сын мой, дальше и запамятуй это вновь.

– Хорошо, Отче, – и Иисус закрыл глаза, уснув снова.

Снилось ему что-то, доселе не виданное и не понятное.

Как будто видит он себя в другом одеянии, вокруг него множество люду, и все они воспротягивают к нему руки и молят о своей пощаде.

«Кто они? – мысленно спрашивает он во сне Отца, и тот ему отвечает, – смотри дальше, потом поймешь».

Следом за этой картиной последовала другая.

Как будто видит он себя снова со стороны, а где-то внизу под ним лежат большие поселения и города. Как будто он летит по небу, а рядом еще кто-то такой же, как он. Только чувствует Иисус, что он сам с другой стороны.

«Кто это? – опять во сне спрашивает юноша Отца, и опять голос отвечает, – смотри дальше».

А дальше эта картина сменяется другой.

Стоят в огне и дыму под ним города и селения. Черные облака застилают все небо. Он летит между небом и землей и созерцает, как гибнут люди в неведомой лавине огня, как рушатся от какой-то силы их дома. Иисус пролетает ниже и видит обращенные к нему лица людей, онемевшие от ужаса и боли. Огромная вспышка яркого света не дает усмотреть ему дальше, и Христос просыпается снова.

– Что это? – тихо спрашивает он отца, стараясь не разбудить мать.

– Это твое будущее, сын мой, – отвечает голос, – за ним будущее всего люду на Земле.

– Но я не знаю того, что видел? – засомневался юноша.

– Да, – согласился голос, – но пройдет время, и ты все это узнаешь.

– Значит, я вернусь сюда? – спросил Иисус.

– Возможно, – не совсем точно ответил отец, – это будет зависеть от самих людей. Как они поступят с тем, что ты хочешь преподнести им сейчас.

– А, что будет с мамой? – неожиданно спросил юноша.

– Она будет рядом, – сразу ответил голос, – но про сон ты ей не говори. Пусть, она этого не знает. Так ей будет спокойнее в этом мире.

– Хорошо, Отче, я послушаюсь твоего совета. Но скажи мне еще одно. Сколько ждать мне до того возвращения?

Голос немного помолчал, но затем сказал:

– Не знаю точно, сын мой. Время и люди рассудят это сами. Но ты не волнуйся. Свое место между нами ты заслужишь.

– Спасибо, Отче, – поблагодарил Иисус, – а как мне тебя величать, коль если захочу мысленно обратиться к тебе?

– Зови меня просто Иосифом, – ответил голос.

– Так это был ты на Земле? – спросил удивленно юноша.

– Да, но об этом никто не должен знать, даже мать.

– Хорошо, Отец. Я сохраню эту тайну. Но почему раньше об этом не сказал?

– Пойми, сын мой, – отвечал голос, – если бы я сказал это, ты был бы менее внимателен и более расслаблен, а так ты прошел хорошую школу для того, чтобы создать веру в других.

– Да, правда, Отец, – согласился с грустью юноша, – но все же мне хотелось бы тебя еще раз увидеть.

– Увидимся еще, не волнуйся, – успокоил отец, – а теперь, вот что. Слушай меня хорошо. На ночлег здесь не оставайтесь. Идите по дороге, указанной ранее, обходя эту пустыню. Дойдете к морю, там встретите

свое племя. Назад же воротитесь через пустыню, сохраняя время, а заодно, убеждая других, что ты и есть тот, кого они ищут давно. Ты меня понял?

– Да, Отче, понял.

– Тогда, слушай дальше. По дороге будет много больных и искалеченных. Прикоснись к ним своей божественной рукою, и они увидят свет средь мглы ночной.

– Хорошо, Отче, исполню.

– Думай о том, как будешь жить среди люду разного. Не позволяй им унижать себя и пользуйся, если надо силой, данной тебе для воспламенения их сердец.

– Слушаюсь, Отче, – продолжал отвечать Иисус.

– Пойми, истина в народе сгорает быстро. Не допусти этого сам. Вера в добро – это наибольшая истина, которая есть на Земле.

– Я понял, Отче, – ответил сын божий, – но ответь мне на вопрос.

– Какой же? – спросил голос.

– Я хочу знать, чье племя меня изгонит и подвергнет наказанию?

– Этого не могу пока сказать, – ответил тот же, – возможно, позже ты сам это поймешь.

– Извини, Отче, я не подумал об этом, – понял свою ошибку Иисус.

– Ничего, сын мой. Принимайся за дело и не бойся его сам. Это главное в достижении цели. Но и не уподобь себя какому лжецу или умасбродному сидню. Это грех большой. Думай и причитай. Причитай и молись, но делай это умно и искренне ото всего сердца. Поверь в

судьбу свою и предназначение. Это и будет твоей помощью самому себе. Не бойся унести с собой тайну. Об этом я позабочусь. Вера твоя в тебе самом заключается. Обряд же – не самое главное. Люди этого не поймут пока, но ты не переживай. Пусть, начинают, как им этого хочется. Не перечь, но следи за искренностью и словопроизношением. Скверного слова не допускай. Иди, сын мой, но вначале послушай мать свою.

– Хорошо, Отче, спасибо тебе за науку и правду. Когда еще тебя услышу?

– Я сам отзовусь, – ответил голос и мгновенно исчез.

И Иисус остался наедине со своими мыслями.

Мать еще отдыхала, а потому, юноша, было, поднявшись, снова лег и закрыл глаза, но уже не спал, а просто лежал, созерцая в себе какие-то невероятные картины проходящего солнечного света.

И показалось ему вновь, что видит он сам себя как бы со стороны и улыбается сам себе.

«Что ж, – думал Иисус, – раз суждено мне отдать веру людям, то так тому и быть, и прав отец мой, что послал меня на это, ибо кто еще способен пронести крест сей по Земле и не уповать на самого себя в лета».

Мария проснулась и посмотрела вокруг себя. Сын лежал рядом, коза паслась неподалеку, и она облегченно вздохнула.

«Как хорошо, – думала она, – что они вместе».

Это вселяло в нее надежду на будущее и делало ее жизнь более осмысленной и понятной, нежели до рождения мальчика.

Она еще не знала, что скажет ей сын, но почему-то ей казалось, что они пойдут дальше по этой запыленной дороге и будут искать их племя. Да и сон говорил об этом.

Иисус открыл глаза и увидел, что мать уже не спит.

– Как отдохнулось, мама, – спросил он, любяще смотря ей в глаза.

– Спасибо, сынок, хорошо, – отвечала она, – снился сон какой-то, немного не понятный.

– А о чем он? – спросил юноша.

– Как будто идем с тобой по пустыне, а позади нас люди, мое племя, и вода у нас на исходе, а мы все идем и идем, – начала рассказывать сон Мария.

– А дальше? – полюбопытствовал сын.

– Потом, вроде мы с тобой куда-то ходили, и у кого-то что-то спрашивали. А уже в конце я видела каких-то беспомощных людей, тянущих к свету руки и желающих нам потом добра.

– Это хороший сон, мама, – сказал Иисус, поднимая руки к небу, – он нам поможет устоять в любой беде. Но не будем терять время. Отец сказал, надо идти дальше.

– Ты слышал его во сне? – спросила мать.

– Да, мама, – ответил юноша, – и так тоже.

– Ну, тогда пошли, – согласилась Мария, и спустя короткое время сбора они двинулись в путь.

Странники пошли по той же дороге, обвивающей желто-белую осыпь пустыни и пролегающей изредка между небольшими деревьями и кустами.

Животное следовало за ними, словно на привязи, хотя на этот раз мать не делала этого.

Она хотела, чтобы коза ушла. Все же жалко было ее оставлять, но еще жальче было вести ее за собой.

Но животное этот жест доброй воли поняло по-своему. И, шагая почти рядом, то и дело жалобно заглядывало в глаза, словно хотело что-то сказать от себя.

Мария погладила ее по шее, отчего коза весело подала свой голос, и даже немного потерлась о ее бок.

Так они и шли дальше: мать за сыном, а животное сбоку, чуть-чуть касаясь ее самой и не отходя ни на шаг в сторону.

И было в этом движении, воистину, что-то завороженное. Его нельзя было назвать какой-то безысходностью времени. Нет. Это была просто добрая воля, исходящая изнутри их самих и опоясывающая вокруг всю природу.

Деревья при встрече торжественно кланялись, протягивая ветки с фруктами в их сторону.

Кусты поднимались немного выше, доставляя съестный плод в саму руку иноходца, и даже трава становилась чуточку выше и сочнее, когда животное хотело на ходу прикоснуться к ней.

Где-то впереди заходило солнце, и огромный диск потихоньку опускался за горизонт, оставляя после себя большое количество красно-белого света.

Путники шли дальше, без устали всматриваясь вдаль и не останавливаясь ни на минуту.

Где-то впереди на небе вспыхнула яркая звезда, вслед уходящему за горизонт солнцу, и мгновенно разлетелась в стороны, осветляя еще больше их путь и оставляя на небе изображение креста.

– Это знамение, – сказал Иисус, обращаясь к матери, – и оно укажет нам путь дальше, даже в ночи.

И шли они далее по той же дороге, а по времени уже давно стояла ночь. Знамение охватило полнеба и ярко горело, тем самым создавая свет в дополнение взошедшей луне.

Воистину, это был крестный ход, освещающий и ниспосланный сверху богами, но осуществленный людьми в их подобии божественного сотворения мира.

Еще долго горела разошедшаяся в стороны звезда, и еще долго шли наши странники.

Их путь, восходящий кверху, начинался уже с этого, раннего для них утра.

И на этом заканчивался путь становления молодого Христа.

Наступала пора чудес. Во истину свою, творящихся во благо всему людскому миру.

Примечание автора

И здесь, и в другом также, чем-то похожем или нет, повествуется лишь одно. Поиск причин, восстанавливающих истину.

Зачем, почему и кому это надо? – спросите Вы сами.

Неужто, не знамо что-то еще о Христе или не так представлено в глазах людских в день сегодняшний и в день особого торжества нового его прихода?

И как бы по-житейски просто это не звучало, но все именно так и есть.

И правда та о его жизни искажена до смерти. Что значит, просто неправдоподобно описана или составлена сама летопись его прижизненного участия. Многое принято и воспринято вовсе неправильно и в силу ума только того, что когда-то существовал на Земле.

Многое же добавлено уже потом, а еще и хуже всего, просто искажено или извращено смыслом.

И след всего того земного извращения виден с самих небес, а пагубные свойства его выливаются уже сейчас всем на головы.

Но не было бы в том беды какой большей, коли б все так и оставалось на своих местах, и больше к делу тому никто не присматривался.

Но не так обстоит все реально. И уже сейчас, даже в наше время все же кое-что предусмотрительно добавляется то тут, то там или заносится на чистые листы такой же бумаги, так же предусмотрительно оставленной еще более ранними последователями всех тех грехов. Оттого подделки чтятся за правду и на ту же веру людскую принимаются.

Кто знает – сколько их там еще осталось тех самых листов и к чему может привести дополнительное изменение всех тех событий, не исключая всех последующих за ними правил, что также приводят к разлому человеческой души, ибо не воспринимаются ею как надо, ибо все то противоречит самой природе ее же создания.

Надо учесть здесь самое главное.

Вера – то есть не только часть истинно духовного выражения, а еще и чистейшее материальное приложение, что говорит о качестве самой души, испытующей всю ту веру в себе так же истинно, как и она сама.

Всему тому есть основательные научные доказательства, и само человечество уже стоит на пороге нового открытия в той самой области. И осталось для того совсем немного.

Но подождем все же иных событий времени и, даст Бог, вера вся та же в нас самих и появится или выразится с новой силой, окупая по-новому все грехи те земные и окуная души людские в глубокие озера самой природно исполненной истины.

Пока же знакомьтесь далее с той порой давно ушедшего времени и попытайтесь понять действительно разницу между слащаво насыщенным и реально осуществленном…

Глава 4. Чудеса

Еще долго шли путники по давно не хоженой дороге, и только тогда, когда погасла звезда и на небе осталась одна луна, они остановились на отдых, подобрав для этого более-менее подходящее место.

Заночевав в неглубоком овраге, наутро с восходом солнца, они двинулись дальше в путь.

По дороге природа немного преображала свой

вид, и хотя слева оставалась пустыня, справа – деревья приобретали более увесистые формы, кусты становились больше, их численность росла, а трава еще ярче блистала зеленью.

Где-то впереди показалось какое-то селение. Жалкие древние лачуги едва скрывали тех, кто там жил от солнечного света и наступающего порой дождя. Но, наверное, люди привыкли к этому и не жаловались на свою избитую горечью судьбу.

Их вид и одеяния были несколько ветхими, что Христу даже показалось, что это не люди, а какие-то высохшие фигуры в обычном тряпье.

– Что стало здесь, – спросил он, подойдя ближе к небольшой группе людей.

– Мор, сынок, – ответил какой-то старец с палкой в руке, – много люду погибло. Остались искалеченные, да вот мы, старики. Дети тоже не выжили. Только одна девочка очень больная пока еще дышит.

– Где же она? – спросил Иисус.

– Там, – указал рукой старец, – но, кто вы будете и зачем она вам?

– Мы путники, – ответил Христос, – и путь держим к морю. Там наше племя.

– А знаю, знаю, – покивал головой старик, – давно это было. Помню это. Большое племя. Много люду, – вспоминал человек и качал головой снова, – но и их беда коснулась. Слышал я от таких же, как вы, что и у

них мор прошел. Не знаю дальше, выжили ли они в этом.

– А что за мор такой? – уточнил Иисус.

– Люди слепнут и гибнут, покрываясь какими-то пятнами, растущими во дни, – пояснил старик, – страшно глядеть. Мы их потом хороним отдельно, чтобы самим не заболеть.

– Проведи меня к ней, старик, – попросил Иисус, – я хочу посмотреть на нее.

– Как знаешь, – сказал тот, – только смотри, – предупредил он, – болезнь страшная и уже много от нее погибло.

Развернувшись, они пошли вглубь селения.

Мать последовала за ними чуть позади. Все же она немного боялась и за сына, и за себя.

Если болезнь так косит людей, то это страшно любому, не знающему, как с ней совладать.

Они подошли к одной разбитой хижине, где внутри под небольшим покрывалом лежала худенькая девочка, дрожавшая вся от холода, хотя было уже довольно тепло.

Иисус подошел к ней и посмотрел прямо в глаза.

Вмиг что-то блеснуло из его глаз и перенеслось внутрь больной девочки. Она сразу немного ожила и перестала трястись, так и не отрывая своего взгляда от него самого.

– Встань, – приказал Иисус, – и отбрось покрывало в сторону.

Девочка поднялась и, на ощупь, найдя покрывало, бросила его в сторону. Жалкие одежды уже почти истлели на ней и мало прикрывали ее тело.

– Сбрось с себя все, – приказал Иисус, – а вы, – обратился он к людям, – принесите сюда чистой воды.

Девочка повиновалась и осталась совсем нагая. Ей было лет двенадцать, но худоба снизила этот возраст еще немного, и оставалось совсем непонятно, как она еще до сих пор жива.

Тело покрывали какие-то язвы, из которых что-то сочилось, и только часть тела была свободной от этого.

– Присядь, – сказал Иисус, – и омочись, а после смажь свои раны этим.

Девочка так и сделала. Спустя немного времени принесли воду, но Иисус не стал торопиться с этим.

– Отойдите все чуть дальше, – сказал он, – и надо сжечь ее одежду и покрывало. Возьмите палкой и бросьте все в костер.

Никто не решался этого сделать, и тогда наперед выступил старик, их повстречавший.

– Я сделаю это, – сказал он, качая головой в стороны, – я уже стар и почти немощь. Можно и умереть.

– Не бойтесь, – сказал Иисус, – здесь нет ничего страшного. Огонь сожжет все.

Пока старик собирал ветхие части одежд, Иисус подошел ближе к девочке и, усадив ее словом на пол, сам расположился напротив.

Он долго смотрел в ее открытые глаза, и даже со стороны было видно, как они наполняются жизнью.

Так продолжалось достаточно долго, и люди уже устали ждать какого-либо результата, но Иисус упорно продолжал делать то же самое, лишь иногда переводя взгляд в сторону и медленно закрывая глаза для небольшого отдыха.

Послышались недовольные голоса. Кто-то говорил о том, что он мучит девочку напрасно.

Боги сами знают, что им нужно от них. И лучше оставить ее в покое.

Христос не слушал это. Он понимал, что их неверие в свою исцеляемость и губит, а потому, упорно продолжал смотреть дальше.

Наконец, он встал и, немного походив, чтобы размять ноги, приказал поднести воду и омыть девочку сверху.

И снова никто не захотел этого делать.

Лишь старик, в очередной раз набравшись смелости, предложил свою помощь.

Спустя минуту девочку окатили водой с головы до ног. Ниспадая, вода образовывала какие-то радужные пятна, которые быстро исчезали на солнце.

– Хорошо, – сказал Иисус, – теперь, девочка, возьми омочись снова и помажь свои раны.

И опять послышалось какое-то недовольство позади него, но Христос не уходил от своего.

Девочка исполнила его указание, и Иисус опять усадил ее на пол, продолжая смотреть ей в глаза.

Мария тревожно наблюдала за сыном, и ей становилось немного страшно. Она боялась за него.

Люди, стоявшие позади, были способны на все. Но все же, она молчала и претерпевала их укоризненные взгляды и тщедушный ропот в сторону сына.

Шло время, люди недовольно переговаривались, а Иисус все сидел и сидел напротив девочки, которая так же, как и он, смотрела на него.

Солнце уже поднялось высоко и даже сюда в эту жалкую хижину заглянули его лучи, освещая внутреннюю темноту и убирая немного сырость.

Иисус, в очередной раз оторвавшись, сказал снова помыть девочку. И старик исполнил его указание.

После этого Христос вывел больную наружу и подверг открытому солнечному теплу. Спустя время, он опять завел ее внутрь и усадил на пол, где, как и прежде, продолжал смотреть ей в глаза.

Прошло еще время, и солнце немного село. Люди снова недовольно зашумели, но тот же старший успокоил их, сказав, что иноходец знает секрет болезни.

Люди еще пошептались, а потом потихоньку начали расходиться, в то время как Иисус продолжал исцеление больной.

Когда солнце почти село, он снова вывел девочку наружу и уже здесь сказал, чтобы она омочилась и помазала свои раны рукой. Та подчинилась его воле и сделала то, что сказал Христос.

И о, чудо!!! В вечернем сиянии солнца раны начали немного заживляться.

Жидкость, сочащаяся из них, исчезла, и они обрели суховатость. Иисус видел это, но ничего не сказал больной, а опять завел внутрь и усадил на пол.

Начинало темнеть. Девочку покормили, затем напоили теплым молоком и уложили на чистую постель.

Она уснула.

Всю ночь Иисус находился в ее хижине, без устали всматриваясь в лицо девочки и только иногда отдыхая возле стены.

Наутро, вместе с первыми лучами солнца, он вышел на улицу и вывел девочку. Раны стали еще меньше. Наверное, это чувствовала даже она, так как сказала:

– Мне сегодня лучше. Спасибо тебе, мой хранитель.

Иисус, подойдя ближе, направил в ее сторону руки и произнес:

– Верь мне и исповедуйся вслед за мной.

– Верю и исповедуюсь, – говорила девочка.

– Имя мое.., – начал Иисус исповедальную молитву, а больная за ним повторяла.

К этому времени начали подходить и люди, вслушиваясь в их разговор и наблюдая за движениями.

Вскоре их стало больше, и они плотным кольцом окружили Иисуса и девочку.

Исповедь закончилась, и Христос, став на колени, протянул руки к небу и заговорил:

– Стань, как и я, и говори то же.

Девочка подчинилась, и они вдвоем протянули руки к небу.

– Отче наш великий.., – опять начал Иисус другую молитву, а больная за ним повторяла.

– Иже еси на небеси.., – продолжал он, глубоко осознавая свою веру в торжество добра и любви к благому.

То же повторяла и девочка.

– Дай нам выздоровление и освободи от скверны веков. Дай, усмотреть на тебя, Отче наш великий, – и вместе с этими словами Иисус направил одну руку прямо девочке в глаза.

Вмиг возникла какая-то желто-белая полоса, исходящая из тонких пальцев рук и упивающаяся в лицо больной.

Кто-то даже отступил в сторону, завидев все это. Девочка повторила сказанное и почти закричала:

– Я вижу свет, нет больше тьмы. О, Господи наш великий, – и она со всей своей юной силой потянулась к небу.

Руки ее задрожали, лицо побледнело, но затем сразу же налилось розовой краской, и исцеленная закричала:

– Господь наш, дай нам веру в тебя, ибо только ты способен отворить нам очи и разбить мглу тайной ночи, – и, повернувшись к людям, девочка продолжила, – люди, я вижу вас, люди. Дай вам Бог того же. Но

поклонитесь ему все, – и она упала лицом вниз прямо на землю, почти утопая в пыли.

Люди не понимали, но все же радовались.

«Значит, есть бог на небе, – думали они, – если больная осталась жива и прозрела».

Иисус поднял девочку с земли и увел ее в дом, где в очередной раз приказал омочиться и смазать свои раны. Уверовав в эту силу и будучи уже зрячей, девочка вначале припала губами к его рукам.

– Спасибо тебе, спасибо, мой хранитель. Как величать тебя мне?

– Не мне спасибо, а богу, Отцу моему поклонись, но не сейчас, а сделай то, что я тебе сказал. А опосля, я с тобой поговорю. После этого ступай на солнце, и раны будут быстрее исчезать. Руками их не трогай. Так они быстрее сойдут. Я же пойду, помолюсь Отцу нашему за твое спасение, а потом поговорю с людом вашим о делах праздных.

Иисус вышел, а девочка, исполнив его волю, принялась усердно молиться за спасение ее души, отдавая дань благодарности богу, Отцу небесному хранителя.

Христос подошел к матери и увел ее в сторону.

– Мама, нам надо идти дальше, – сказал он, – по дороге еще много таких. Мы должны им помочь.

– Знаю, сынок, – согласилась Мария, – когда выйдем?

– Я скажу, – ответил сын, – а сейчас я хочу поговорить с людьми.

– Хорошо, сынок, поговори, – отвечала мать, уходя в тень деревьев и уводя за собой животное.

Иисус, вначале помолившись Отцу своему и очистившись ото всего мысленно, подошел к людям и сказал:

– Люди, это великое чудо послано нам с небес Отцом нашим небесным. Помолимся ему вместе, и он сохранит нас в этой беде. Поверим ему, Отцу нашему, и он воссоздаст благое и животворящее среди сердец наших. Воспримем веру эту и глубоко восполним.

– А как это? – обратился кто-то из людей.

– Я покажу вам, люди. Садитесь, как я, и делайте, что я, и вера придет к вам, и будете созерцать ее в сердцах ваших, и нечисть всякая уходить будет. Да, будет молящийся спасенным и исцеленным, богом единым защищенный и правду творящий.

Люди постепенно начали делать то же, что и Иисус, но пока в их сердцах не зажигалась искра истинности, пока это была только первая молитва, уповающая на слабость их тел и длинноту их влекущего делом дня.

Но все же, они подчинились его воле, ибо понимали, что исцеление пришло вместе с этим.

Теперь, девочка останется жить, а значит, продолжит их род, и племя не упадет вовсе среди земель.

Иисус продолжал показывать, как исполнять веру, люди повторяли, а мать смотрела со стороны и тоже в душе молилась.

Наступил день, когда она окончательно поняла, что сын ее надлежит только богу, ему одному и всем людям разом.

Слезы пробивались из ее глаз, но она их не стыдилась. Это были счастливые слезы, ибо она понимала, что сын – это великое чудо, сотворенное богом для блага на их земле.

И Мария радовалась этому в мысли своей, и уже становилась на колени там, в тени деревьев и простирала руки к небу, к тому единому богу, к которому обращался ее сын.

К тому великому чуду, которое она могла узреть, будучи в здравом уме и не больною глазом.

Так закреплялась и обосновывалась вера среди людей. И первое, сотворенное Иисусом чудо, всегда останется, как память и назидание другим о силе божественного покрова и силе единения людского в общей беде.

Люди молились и видели, что молится с ними же тот, кто и преподносит это в нужде их злободневного дня или в тяготе долгожданной ночи для отдыха бренного тела.