Текст книги "Цусимские хроники. Новые земли"

Словно эхо его взрыва, со стороны входа в порт, уже привычно, защелкала какая-то мелкая пушка, впрочем, быстро умолкшая. Но в азарте добивания подранков в самом Такесики на это совершенно не обратили внимания ни с пароходов в порту, ни на берегу. Более того, как это не кажется невероятным, но раздавшегося почти сразу за этим грохота взрывов двух торпед у правого борта «Кубани» (правда, смотрящего от порта) в Такесики даже не слышали.

Во всеобщей свалке не до конца развернутой обороны, смешавшейся со скомканной авральной разгрузкой всего необходимого для продвигавшейся на юг и север пехоты и грохотом почти постоянно стрелявших по кому-то полевых батарей, также далеко не сразу было замечено, что вход в гавань порта вдруг перестал освещаться. Выключенные прожектора «Кубани» приняли за обычные меры маскировки.

Лишь спустя несколько минут, по внезапно открывшейся ружейной стрельбе восточнее рейда Такесики, стало ясно, что появился новый противник, но толком разглядеть его, а тем более успеть отразить внезапную атаку уже не успели. Это пришел задержавшийся при входе Секи на своем «Чидори».

* * *

Осторожно пробиравшийся по входному каналу флагманский японский миноносец едва миновал его поворот на юго-восток, как увидел в семи кабельтовых впереди начало боя своих подчиненных. Хотя с такого расстояния и были видны лишь вспышки выстрелов да пробегавшие по воде лучи прожекторов, все же было ясно, что незаметно проскользнуть в гавань ударной группе не удалось. Однако на скалистых, поросших густой растительностью берегах, возвышавшихся с обоих бортов «Чидори», никаких признаков тревоги пока видно не было.

Продолжая красться на восьми узлах, Секи своевременно обнаружил большой и явно хорошо вооруженный пароход, являвшийся, должно быть, брандвахтой у входа в порт. На палубе были видны орудия серьезного калибра, развернутые в сторону гавани. Миноносец незамеченным проскользнул перед его носом, начав обходить с правого борта и поражаясь размерам.

Приготовленные к выстрелу правый и кормовой аппараты были быстро развернуты на противника и, когда миноносец вышел на траверз вспомогательного крейсера, все еще не обнаружившего своего палача, всего с одного кабельтова почти одновременно выпустили обе торпеды, благополучно скользнувшие в воду.

По вспышкам и звуку минных выстрелов «Чидори» был сразу обнаружен, но что-либо сделать русские уже не успели. Лишь одно малокалиберное орудие в корме выстрелило несколько раз, так и не попав. В этот раз даже сигнальных и осветительных ракет не было. Не открылись и боевые прожектора, что позволило «Чидори» снова быстро затеряться в темноте.

А спустя несколько секунд мины достигли цели и рванули под высоким бортом огромного парохода. Будучи поставленными на пятиметровую глубину, они не дали ярких вспышек, лишь с тяжелым гулом вздыбили огромные гейзеры воды, сразу обрушившиеся на палубу торпедированного судна и накренившие его.

В 11:39 обе торпеды, одна за одной, взорвались от удара о борт стоявшей в брандвахте «Кубани». Первая чуть впереди мостика, а вторая под первой трубой. На коммерческом крейсере сразу погасло все электричество, а орудия на несколько секунд перестали стрелять. Этого оказалось достаточно, чтобы японец растворился в тени берега. Куда он пропал, с «Кубани» не видели, а в порту вообще даже не сразу узнали о его появлении.

Обогнув с кормы свою первую жертву, «Чидори» направился в узкий пролив, являвшийся входом в бухту Такесики. Воспользовавшись замешательством русских, он начал пробираться вдоль восточного берега в глубину гавани. При этом кормовой аппарат спешно заряжали последней запасной торпедой.

Секи, ускользнув от наблюдателей на входе, намеревался снова постараться обойти возможные русские дозоры и атаковать освещенную гавань из темной южной части акватории порта. Атаки с этого направления противник явно не ждал. Одновременно можно было осмотреться и выбрать достойные цели.

К величайшему разочарованию начальника 14-го отряда, никаких крупных боевых кораблей в гавани не оказалось. Имелись только два больших парохода, разгружавшихся при помощи мелких плавсредств. Причем одно судно уже было подорвано, две баржи горели и тонули, что-то горело на пристани. Обнаруженные еще южнее силуэты оказались также небольшими пароходами, стоявшими с холодными машинами. Из их труб не валил дым, а на палубах не было видно никакого движения.

Осторожно пробираясь в тени мыса Шикагозаки, осмотрелись, наметив следующую цель – последний уцелевший большой пароход, еще не имевший видимых повреждений. Но когда уже почти прошли узость на входе в порт, миноносец внезапно обстреляли с совсем близкого берега из винтовок и даже пистолетов. Скрытность была потеряна, и Секи приказал дать полный ход.

Набирая скорость, «Чидори» вышел из-под берега, разворачиваясь на запад, и тут же угодил под кинжальный огонь в упор. Стреляли с обоих больших транспортов, стоявших в гавани. Хотя один из них уже явно тонул, садясь носом, тем не менее, его артиллерия еще действовала.

В последний, казавшийся целым, пароход выпустили торпеду из аппарата левого борта, снова добившись попадания. От ее взрыва, на судне начался сильный пожар, сразу вызвавший сильные детонации боеприпасов, видимо имевшихся в трюмах. Вспышки сгоравшего пороха от разрывавшихся в воздухе боеприпасов еще больше высветили «Чидори», вынеся ему окончательный приговор.

Сразу после своего удачного торпедного выстрела миноносец был буквально закидан снарядами, сыпавшимися со всех сторон. Кроме обоих транспортов часто хлопали легкие пушки, с наконец обнаруживших противника минных и паровых катеров застрочили пулеметы. К тому же открыли огонь несколько полевых орудий, только что свезенных на берег и развернутых прямо на пристани порта Такесики.

Правда, в горячке боя большая часть снарядов скорее отгоняла катера от японского миноносца. Фугасы, стальные и чугунные гранаты и прочие болванки всех калибров вздымали воду вокруг «Чидори» буквально стеной, порой закрывая его полностью от глаз наводчиков, но крайне редко достигая цели.

Однако среди стрелявших с берега пушек были и шесть шестидюймовых мортир Закаспийской батареи, бивших редко, но прицельно. Всплески ее снарядов явно отличались от всего остального, что позволяло опытным канонирам все время уверенно корректировать стрельбу.

Одна из их стальных гранат и прикончила японца, разорвавшись в машинном отделении на настиле палубы, прямо между машинами. Угодив в левый борт под первой трубой, она прошла через угольные ямы, две кочегарки, преодолев почти полкорпуса, прежде чем взорвалась, разрушив обе машины, проломив днище, вспоров палубу, а осколками искромсав борта и переборки.

Еще в течение трех минут окутавшийся паром «Чидори» стрелял из всех орудий по берегу и портовой мелочи, пока не скрылся в огромном облаке взрыва. Вероятно, от случайного попадания снаряда или осколка детонировала так и не заряженная в кормовой аппарат торпеда.

Флагманский корабль основной японской ударной группы быстро затонул, полностью разбитый этим мощным взрывом и многочисленными русскими снарядами. Но до этого уже потерявший ход миноносец прошел по инерции почти всю бухту Такесики с востока на запад и лег на дно рядом с «Березанью», разломившись надвое. Спасшихся с него не было.

* * *

«Кубань» затонул спустя менее получаса после попадания торпед, перевернувшись вверх килем через правый борт. Бывший трансатлантический пассажирский пароход, совершенно не имевший никакой защиты от подводных взрывов, был обречен с самого начала. Через большие пробоины сразу залило первую кочегарку, не имевшую бортовых угольных ям, и грузовые палубы позади первого трюма.

Электричество по всему кораблю выключилось. Сразу провалившись в воду носом более чем на два метра, вспомогательный крейсер продолжал садиться все глубже, так как вода разливалась по грузовой и жилой палубе, затапливала все больше помещений в носу, начав вливаться через палубные люки правого борта во вторую кочегарку, еще больше увеличивая крен.

Получив доклад об этом, командир крейсера капитан второго ранга Маньковский приказал вызвать всех из машинных и котельных отделений наверх и спускать шлюпки. Остановить распространение воды было уже невозможно. Выровнять все возрастающий крен также было нечем.

Несмотря на быстро прогрессировавшие затопления и опрокидывание корабля, благодаря своевременно начатой эвакуации экипажа, потери в людях на «Кубани» ограничились только почти поголовно погибшей на своих постах вахтой первой кочегарки. В тихой воде внутренней гавани на шлюпках и пробковых койках удалось спасти даже всех раненых, которых набралось 27 человек.

А подорванный в порту «Днестр» лег на грунт почти на ровном киле, осев в воду на два метра, и горел до утра, оглашая окрестности грохотом взрывов. Получивший свою торпеду еще раньше, «Березань» затонул окончательно лишь под утро. На месте его стоянки глубина была сравнительно большой, а подтянуть судно на мелководье до того, как оно уперлось в грунт носом, так и не успели.

Сначала ждали новых атак, а когда озаботились наконец спасением того, что еще можно спасти, было уже поздно. Транспорт вдруг сильно накренился влево, застонав всеми связями корпуса, и начал быстро садиться в воду. По мере затопления крен уменьшился, и в итоге пароход почти выровнялся на дне. Некоторую часть грузов из трюмов уже тонущего парохода все же успели поднять на палубу и позже переправить на берег.

На погибших в Такесики в ночь с 20 на 21 июня судах сгорело или отправилось на дно 18 шестидюймовых крепостных мортир, 256 ящиков 87-миллиметровых снарядов для полевых орудий, 293 ящика 47-миллиметровых патронов, 320 ящиков патронов винтовочного калибра. Около девятисот тонн продовольствия, амуниции и фуража и сто двенадцать кубометров пиломатериалов, необходимых для расширения и строительства пристаней и временных позиций береговых батарей.

Кроме того, на двух вспомогательных крейсерах было потеряно около 4000 тонн боевого угля, который планировалось перегрузить на береговые склады и в ямы крейсеров и броненосцев для обеспечения дальнейших действий флота. Это составило более трети общих запасов топлива и вызвало немалые затруднения при планировании дальнейших морских операций.

От огня японских миноносных пушек в гавани порта затонули также шесть лихтеров, два баркаса и три баржи с различными грузами. Еще три малых судна сгорели вместе со всем, что успели на них перетащить. Пострадало от обстрела и вызванного им пожара и выгруженное на берег имущество. Общие потери личного состава на пароходах, катерах и в порту составили 108 человек убитыми и 336 ранеными. И весь этот разгром учинили всего четыре недобитых миноносца в 150 тонн водоизмещения каждый.

* * *

После атаки Такесики, по распоряжению лейтенанта Новосильцева, оказавшегося в роли коменданта порта, все выгруженные в порту полевые орудия были развернуты в боевое положение, для отражения возможных дальнейших нападений противника, появившегося буквально из ниоткуда. К входу в бухту Асо и к протоке Косухо отправили катера, для выяснения обстановки. Параллельно им по берегу туда же отправились два отряда казаков, с приданными им моряками и связистами, тянувшими телефонный провод.

Лишь спустя четыре часа, сопоставив все контакты с противником, проанализировав сведения, полученные от разведочных партий, наконец добравшихся до пунктов назначения, и опросив сигнальную вахту «Кубани» и дозорных катеров, удалось восстановить примерную хронологию событий. Однако это все равно не давало ответа на вопрос: «Откуда взялись японцы в Цусима-зунде?»

Взятые пленные все были ранены и пока не могли отвечать на вопросы. По всему выходило, что миноносцы пришли в Такесики из внутренних шхер Цусимы. Скорее всего, от мысов Тамуяма или Хитозаки, расположенных к северу и северо-востоку от створов входного канала Такесики.

Только эти воды не были осмотрены после окончания боя на входе в Цусима-зунд и потому вполне могли быть использованы японцами в качестве временного укрытия. К тому же их в течение всей второй половины дня закрывало дымом от горевших угольных складов Озаки, что давало возможность скрыться и от наблюдения с воздуха. При этом попасть туда они могли только в ходе дневной атаки, войдя в пролив вместе с остальными, участвовавшими в атаке, и затаившись в укромных бухточках после окончания боя до наступления темноты.

Версия, что враг пришел с востока, после получения доклада от постов охраны не подтвердилась. Единственным путем оттуда была протока Кусухо. Но вероятность ее скрытного ночного форсирования исключалась полностью, так как был цел перекрывавший ее и охраняемый батареями защитный бон.

В район к северу и востоку от мыса Монхосаки, откуда предположительно пришли японцы, были отправлены для разведки два катера, в то время как остальные занимались прочесыванием самой бухты Асо и прилегающих к протоке шхер в поисках затаившегося противника или возможных японских подранков. В Озаки отправили катер с сообщением о нападении на гавань Такесики, так как других способов связаться с основными силами по-прежнему не было.

Этот катер добрался до борта «Орла» лишь утром, когда уже была восстановлена телеграфная связь с Такесики, после прорыва японских позиций южнее горы Хокогатака. Катера, ушедшие в шхеры для разведки, никого не обнаружили, так же как и отправленный к мысу Имозаки с рассветом аэростатоносец «Уссури».

Воспользоваться его шаром для осмотра многочисленных бухт и извилистых рукавов с высоты сразу после рассвета не удалось, из-за его неготовности к работе. Как только в штабе стало известно, что ремонт шара за ночь закончить не успели, аэростатоносец отозвали обратно в Озаки, заменив его на позиции «Днепром» с двумя парами миноносок, сразу выдвинутых в глубину шхер. Но их поиск также не дал результата. Были найдены только рыбацкие джонки. Только спустя четыре часа шар наконец подняли.

Утро 21 июня было ясным и почти безветренным. С державшегося на 800-метровой высоте аэростата теперь были хорошо видны все внутренние бухты пролива Цусима-зунд. К этому времени шар, висевший над гаванью Окочи на севере, уже вынужденно спустили для обслуживания. Над Окочи все еще клубился туман, хотя вся южная оконечность Цусимы была видна полностью. Тумана там не было, так же как и в проливах с востока и запада от острова.

Более того, достаточно хорошо просматривался даже корейский берег на северо-западе, где находились японские ближайшие базы, Фузан и Мозампо. Так что о приближении противника с моря сегодня можно было узнавать практически сразу после его выхода из этих гаваней. Воды вокруг Цусимы были совершенно пусты. Лишь паруса нескольких небольших, возможно рыбацких, судов виднелись на юго-востоке.

К девяти часам утра была окончательно установлена связь десантных групп в Озаки и Такесики, по телеграфу с использованием восстановленной японской линии и проложенной в стороне и тщательно замаскированной резервной телефонной. А с войсками, высадившимися в Окочи, постоянно обменивались депешами по радиотелеграфу. Это позволило достаточно быстро выяснить общее положение дел на Цусиме, и согласовать дальнейшие действия.

Японцы, судя по всему, выдохлись за ночь, и атаковать больше не пытались, ни на море, ни на суше. Наши передовые части продолжали активно окапываться на достигнутых рубежах, прокладывая дополнительные линии связи и ходы сообщений. На всех возвышенностях оборудовали наблюдательные посты и разместили там флотских сигнальщиков с гелиографами[15]15
  Сами японцы при появлении владивостокских крейсеров в Цусимских проливах поступали именно так, укрывая все стоявшие в Озаки суда в глубже расположенном порту Такесики, имевшем узкий входной фарватер. Это косвенно доказывает, что береговая оборона Цусимы в то время была явно недостаточной.


[Закрыть] и сигнальными фонарями в качестве резервной связи, на случай выхода из строя проводной или помех для радио.

Однако все эти резервные линии почти сразу начали работать в полную силу, так как поток донесений и запросов в штабы рос как снежный ком, и основные средства связи не справлялись. Гелиограф и фонарь позволял любому командиру срочно связаться с аэронаблюдателями, а через них и с вышестоящим начальством, в случае возникновения осложнений или неясной ситуации. А поскольку окапываться на вражеской территории еще не приходилось, таких ситуаций было великое множество.

Огромная масса информации, поступившей в первые утренние часы, буквально парализовала работу штаба экспедиционного корпуса, что было чревато серьезными проблемами в преддверии неминуемых попыток противника восстановить свое положение, ожидавшихся всеми в ближайшее время. Учитывая все еще далеко не полную боеспособность войск на берегу, а также тот факт, что с регулярными частями гарнизона Цусимы, по сути, еще дела не имели, атака ожидалась мощная.

Но час шел за часом, а ничего не начиналось. Штабу генерал-лейтенанта Воронца довольно скоро удалось взять под контроль ситуацию на земле. Были отправлены команды охотников пластунов для выявления японских позиций. Усиливались передовые части. Выгрузка уцелевшего тяжелого вооружения и имущества ускорилась.

Ввиду явной пассивности противника после полудня русские перешли в наступление на Каминосиме, начав продвижение на север вдоль дорог одновременно по западному и восточному побережью от Цусима-зунда, а из Окочи двинувшись к селению Носидомари, на северо-восточной оконечности острова, имевшему удобную бухту, которую противник мог использовать для подвоза подкреплений своему гарнизону.

Одновременно с броненосцев береговой обороны Йессена были высажены десантные роты в бухтах Ната и Мине, на западном берегу Каминосимы, занявших прилегавшие к ним долины и усиленные к обеду войсками, подвезенными из Озаки. Это полностью перекрыло все дороги, идущие вдоль западного побережья, лишив японцев маневра.

Не имевшие пулеметов и артиллерии, слабые отряды милиции и ополчения, встречавшиеся на пути десантов, были вынуждены отступать, неся тяжелые потери, большей частью пленными. Регулярных армейских частей все так же пока не попадалось. Основная часть гарнизона северной половинки Цусимы уже к ночи была окружена в долине к югу от горы Акудояма, прижатая к северным шхерам Цусима-зунда.

Его остатки спешно отступали вдоль восточного берега, теснимые с севера и поджимаемые с юга. Лишь в районах Шитака и Ошика, где костяк гарнизонов состоял из резервных рот, они успели занять оборону. Но уже с рассветом 22 июня их наспех оборудованные позиции были быстро взломаны шестидюймовыми мортирами Закаспийской батареи.

Эти короткоствольные, а потому легкие и мобильные орудия, обладали малой дальностью стрельбы, но в то же время имели очень мощные снаряды, способные достать противника в узких распадках и на закрытых позициях сосредоточения сил. Противопоставить им японцам было совершенно нечего.

Широкое использование мортир, в сочетании с применением прочих полевых и горных орудий 87-миллиметрового калибра, имевших, в отличие от трехдюймовок, в боезапасе кроме обычной шрапнели еще и гранаты[16]16
  Гелиограф – это не нуждающийся в источнике питания свотосигнальный прибор для подачи сигналов (с помощью азбуки Морзе) зеркалом, отражающим световые лучи солнца или любого фонаря, если солнца не видно. Дальность его действия зависит от погоды и может достигать днём от 18 до 40 км, ночью в пределах 3–8 км.


[Закрыть], гарантировало разрушение любых японских укреплений.

А если учесть еще полную блокаду с моря, по крайней мере в светлое время суток, и тот факт, что вся территория Каминосимы просматривалась с воздушных шаров, постоянно висевших над Окочи и Такесики, то у японского гарнизона не оставалось вообще никаких шансов. Уже к вечеру 22 июня, русские полностью контролировали все пригодные для высадки или просто выгрузки войск или снабжения бухты на Каминосиме, прекратив любое судоходство вокруг этого острова.

Окруженные под горой Акудаяма последние немногочисленные отряды противника под непрекращавшимися обстрелами с моря и суши не желали сдаваться и были добиты в течение следующих трех дней. Снарядов русские не жалели, а вот пехоту берегли. Только после гибели почти всех офицеров контуженые, полуживые японские солдаты и матросы начали сдаваться в плен. Ополченцы и милиция к этому времени уже разбежались.

Немногим, особенно везучим и упертым, удалось просочиться в горы, и до окончания боевых действий они занимались организацией засад на дорогах и порчей линий связи. Но это все не сильно влияло на боеспособность наших опорных пунктов, расположенных исключительно за прибрежными холмами или на них и на господствующих высотах.

Южный из Цусимских островов – Симоносима – был оккупирован нашими войсками спустя два дня после окружения остатков гарнизона Каминосимы у Акудаямы. Начавшие снабжать его гарнизон с ночи на 22 июня японцы успели доставить в единственную пригодную для высадки гавань на восточном берегу только две роты пехоты неполного состава с легким вооружением, саперную роту, одну полевую батарею со снарядными парками и две роты полицейского полка из Симоносеки.

В этой бухте могли разгружаться лишь небольшие суда, а тяжелое вооружение доставлялось на берег с огромными трудностями. К тому же каботажные пароходы и шхуны приходили только ночью, так как днем гавань прекрасно просматривалась с аэростата, висевшего над Цусима-зундом, и периодически обстреливалась дежурившими рядом нашими миноносцами, приходившими от Кусухо. А в ночь на 23 июня была даже атакована двумя подводными лодками, торпедировавшими один из пароходов. Он затонул на небольшой глубине и полностью выгорел к полудню следующего дня. Охранявшие конвой четыре миноносца и четыре истребителя не смогли его защитить, хотя, по докладам командиров японских кораблей, минимум трижды атаковали русские подлодки и миноносцы.

Доставленные за три ночи войска тоже не смогли повлиять на ситуацию и были смяты нашей артиллерией и пехотными полками, двинувшимися на юг, сразу после того, как был установлен полный контроль над Каминосимой. В течение трех дней, применив тактические десанты в бухтах Сасу на западном берегу Симоносимы и в селении Асата, недалеко от мыса Коозаки, примыкавшую к бухте долину с несколькими селениями окружили с юга, запада и севера, предложив гарнизону сдаться.

Но японцы ответили отказом. Тогда началась артподготовка по хорошо видимым с шара, поднятого над подошедшей к берегу «Колымой», японским позициям. Корректировавшийся с воздуха огонь полевых мортир и пушек, дополненный залпами тяжелых орудий старых броненосцев отряда Небогатова сровнял с землей и перепахал японские укрепления, после чего их легко заняла русская пехота. К 25 июня Цусима окончательно стала нашей.

В качестве трофеев еще в день прихода на Цусиму были захвачены три угольщика в полторы тысячи тонн вместимости, два небольших каботажных парохода в 300–400 тонн водоизмещения в районе Озаки и еще три чуть меньших каботажных судна в Такесики. К ним затем добавились трофеи эсминцев у Окочи и суда, перехваченные «Жемчугом». В портах Цусимы были взяты в исправном состоянии четыре буксирных портовых парохода, более десятка шхун. Кроме того, портовые плавсредства Озаки и Такесики в почти полном составе, ремонтные мастерские, все портовые склады, слип и склад местного японского угля в Такесики. Склад боевого угля в Озаки полностью выгорел.

Из опроса пленных выяснилось, что в гарнизоне Цусимских островов до недавнего времени почти не было регулярных войск. Были только милицейские команды, ополченцы из местного населения и обозные войска территориальной армии. Лишь после Цусимского боя в Такесики были расквартированы две роты пехоты, охранявшие штаб военно-морского округа.

Только что появившиеся на Цусиме резервные войска использовались для охраны навигационных знаков и сигнальных постов. Они комплектовались преимущественно из местного населения, призванного по мобилизации, и не имели полноценной боевой подготовки, хотя офицерский состав был строевым. Этим объясняется их большая стойкость в обороне.

Из экипажей потопленных кораблей были сформированы кое-как вооруженные три сводные роты, дислоцировавшиеся в районе Озаки, Косухо и Такесики и использовавшиеся как резерв для действующей эскадры и артиллерийских батарей, расположенных на входных мысах устья Цусима-зунда. Именно бурная деятельность одной из этих рот так сильно сократила список русских трофеев среди береговой инфраструктуры якорной стоянки Озаки.

Береговые укрепления имелись только на входе в Цусима-зунд. Нигде более батарей не было. В Озаки береговая оборона отсутствовала, только причалы, склады и казармы. На протяжении береговой черты острова Цусима была развернута серьезная сеть сигнальных постов и небольших строений для размещения патрульных отрядов, охранявших побережье. В гавани Миура также имелись склады и небольшие деревянные причалы, пригодные для обслуживания миноносцев и небольших пароходов, а также сигнальные посты на островах Коросима, Оми и Ака, связанные телеграфом со штабом в Такесики.

Восстанавливать сгоревшие в Озаки казармы и склады даже не планировалось. А вот большую часть потопленных на мелководье во внутренней акватории Цусимы барж и ботов довольно быстро удалось поднять и ввести в строй. Их повреждения были минимальными, а некоторые затонули от открытых кингстонов вообще целыми.

* * *

На подводников впервые несколько суток после захвата Цусимы легла очень большая нагрузка, так как почти весь остальной флот оказался фактически небоеспособен. Новые эскадренные броненосцы серьезно пострадали в бою, а корабли Небогатова бункеровались и исправляли механизмы.

Несколько проведенных в окрестностях Владивостока учебных минных атак целей на ходу в открытом море неожиданно показали, что пока и подводные миноносцы были немногим более опасными для противника, но японцы об этом не знали, и это планировалось максимально использовать.

После завершения трудного перехода из Владивостока в Озаки все подлодки нуждались в ремонте. Но его пришлось совместить с выходом в дозор и дежурство у Окочи. В итоге более-менее боеспособными к ночи 22 июня остались лишь две субмарины, которые и были немедленно отправлены к гавани на восточном берегу южной половинки Цусимы, через которую японцы наладили доставку подкреплений гарнизону.

Не столько из тактических соображений, сколько в демонстрационных целях подводники отправились в боевой поход вокруг Цусимы средь бела дня в надводном положении. При этом их выход из Цусима-зунда, сопровождаемый ставшим обязательным предварительным тралением и последующей проводкой за тралами, явно не остался незамеченным дозорными миноносцами, два из которых даже приблизились, чтобы лучше рассмотреть процессию. После чего всеми станциями беспроволочного телеграфа стоявшей на Цусиме эскадры отмечалось резкое оживление радиообмена противника.

Выйдя на чистую воду в северном направлении, курсом на Мозампо, подлодки погрузились и развернулись на юг. Только после двух часов плавания под водой, миновав район патрулей, они всплыли и двинулись дальше уже под бензомоторами. На северо-западе еще долго были видны дымы японских дозоров, но попыток преследования ни подводниками, ни береговой, ни воздушной службой наблюдения отмечено не было.

Уже в сумерках, обходя мыс Коозаки, встретились со связным миноносцем № 205, пришедшим из Кусухо с последними сведениями о наличии судов в районе предполагаемого поиска, после чего продолжили движение. Миноносец проводил лодки до глубокой воды и двинулся в Озаки, так как путь на север вдоль восточного берега был теперь для него не безопасен.

В 23:40 22 июня «Касатка» и «Сом» приблизились к входу в бухту, в которой, по данным воздушной разведки, с четырех часов после полудня уже разгружались три шхуны и один небольшой пароход. Подход этих судов, охраняемых миноносцами, обнаружили с шара.

Оказавшись у гавани, лодки осмотрелись, держась рядом, но явной опасности не было. Возможно, охранение ушло. Хотя, скорее всего, держится ближе к берегу, выжидая. В этом случае миновать его при сближении будет сложно. Оставалось надеяться на малую заметность подлодок и их бесшумность.

С юга наползали тяжелые тучи, из-за чего берег полностью сливался с небом. Суда в гавани в таких условиях были не видны, но едва видимые костры на причальных стенках и берегу могли гореть только для обеспечения их срочной разгрузки. Немного южнее, судя по открывшейся за изгибом берега еще одной группе костров, также разгружались несколько судов, разглядеть которые не было возможности. Но их присутствие выдавали звуки работавших грузовых стрел и голоса, отчетливо слышимые с рубок подлодок, шедших на электродвигателях в позиционном положении.

Командиры решили отойти мористее, чтобы провести короткое совещание. Держась борт к борту, лейтенанты поднялись на палубы своих корабликов и разговаривали вполголоса. Подробных карт этой бухты не было, так что сведения о глубинах были весьма приблизительные. Исходя из этого, было решено в саму бухту, по возможности, не углубляться и действовать со средних и больших дистанций. Поскольку цели были явно неподвижны, это не сильно снижало точность стрельбы.

В итоге решили, что «Сом», чей минный аппарат было гораздо проще использовать, будет атаковать разгружавшиеся неизвестные суда в самой бухте, а командовавший группой лейтенант Плотто, командир «Касатки», поведет свою лодку к транспортам на внешнем рейде. О месте встречи после атаки не договаривались, решив, что будет вернее сразу пробираться в Миура или в Озаки, чтобы постараться прибыть туда до темноты. Пожелав друг другу удачи, офицеры разошлись.

«Касатка» сразу ушла севернее, рассчитывая выйти к своей цели с северо-восточных румбов. Приближались к берегу на малом ходу, при этом командир осматривал горизонт, стоя на открытом рубочном люке, чтобы при малейшей угрозе спрыгнуть вниз, задраить его и нырять.

Когда снова открылась внутренняя гавань, слабо освещенная кострами на пристани, почти не видимыми с моря, стали видны силуэты небольшого однотрубного парохода на внешнем рейде и двух двухмачтовых парусных судов. До них было около полумили.

«Касатка» приготовила все аппараты к выстрелу и двинулась вперед, но вдруг была атакована справа вынырнувшим из темноты миноносцем, заставившим срочно погрузиться. Несмотря на увеличение скорости, переведенные на погружение горизонтальные рули и открытые клапаны всех балластных цистерн, погружение заняло несколько драгоценных минут.

За это время японцы обнаружили лодку, совершенно случайно оказавшуюся прямо у них перед носом, и попытались таранить ее. К счастью, корпус уже ушел под воду, но избежать удара все же не удалось. Миноносец проскочил прямо над лодкой и погнул средний перископ, сделав невозможным продолжение атаки из подводного положения, так как уцелевший носовой обзорный перископ не позволял измерять дистанцию.

Уйдя наконец под воду, командир «Касатки» вместе с боцманом с большим трудом остановили дальнейшее погружение. При этом лодка провалилась более чем на сорокаметровую глубину, но корпус выдержал. Выровнявшись и поднявшись до пятнадцати метров, осмотрелись и стали ждать.