Текст книги "Рассеянный склероз. Моя история болезни"

Глава 8
Ожидание

Протокол Уолс

В 2021 году в продаже в России появилась еще одна книга с революционным подходом к лечению не только рассеянного склероза, но вообще любых аутоиммунных болезней – «Протокол Уолс». Разумеется, я сразу же купил эту книгу и начал ее читать, однако, «тревожные звоночки» появились буквально с первых страниц. Прежде всего, меня сильно удивило предисловие к российскому изданию книги, написанное некоей Юсиповой Юлией – врачом, исследователем и ректором «Европейского Университета Долголетия». Предисловие изобиловало хвалебными отзывами об авторе книги, женщине-профессоре Терри Уолс, причем Юлия вполне открыто говорила, что прошла обучение у миссис Уолс в «Институте Функциональной Медицины», что, разумеется, указывало на очевидную проблему конфликта интересов. Когда главным рецензентом автора книги является ее ученица, получившая свои знания на лекциях этого же автора, трудно представить ситуацию, в которой рецензент добросовестно выполняет свою работу, заключающуюся, в первую очередь, в непредвзятой критике произведения. Последний абзац рецензии звучит так: «Данная книга является руководством к практическому применению не только для больных рассеянным склерозом, но и для всех, имеющих аутоиммунную патологию. Вы сможете пошагово применить данный протокол, воспользоваться всеми лайфхаками и вдохновиться многочисленными историями воинов Уолс, уже преодолевших или идущих по пути преодоления грозных заболеваний!». Прежде всего, мне было не совсем понятно, что значит фраза «является руководством к практическому применению» – вполне очевидно, что здесь чего-то не хватает. Кроме того, запроса к Яндекс. Картам было достаточно для еще одного звоночка: «Европейский Университет Долголетия», ректором которого была Юсипова Юлия, находится в Москве, на Большой Академической улице.

После двух страниц хвалебного предисловия следовало еще несколько отзывов, на этот раз – от намного более авторитетных людей, в том числе от авторов известных научно-популярных книг. Профессор Дейл Бредесен, автор бестселлера New York Times «Нестареющий мозг», утверждал, что эту книгу «необходимо прочитать всем, кто хочет справиться с рассеянным склерозом», а Дэвид Перламуттер, автор популярной книги «Еда и мозг» говорил, что «за этой книгой стоят передовые исследования» и что «питание действительно работает как самое мощное средство». Проблема была именно в том, что я читал обе эти книги, и они показались мне в лучшем случае бесполезными сборниками заезженных советов по питанию – они были настолько плохи, что при чтении обеих я не смог добраться дальше 50-й страницы. Следующий раздел «отзывы о книге» занимал аж 5 печатных страниц и содержал отзывы от 16 человек, добрая половина которых тоже была «авторами бестселлера New York Times», однако, среди них не все еще было ни одного автора, чьим словам я был бы готов поверить. После 5 страниц отзывов следовало небольшое «примечание для читателей», в котором автор писала, что «ни авторы, ни издатель, ни любая другая сторона, которая участвовала в подготовке или публикации этого произведения, не гарантирует, что информация, содержащаяся в данном документе, является точной или полной во всех отношениях». Более того, в примечании для читателей последним рекомендовалось «подтвердить информацию, содержащуюся в настоящем документе, в других источниках» – по-русски это называется «отказ от ответственности», и я абсолютно уверен, что на таком примечании настояла не автор, а издательство.

Когда с хвалебными отзывами было покончено, начиналось еще одно примечание, на этот раз – ко второму изданию, и оно тоже растянулось на несколько страниц, в нем автор уже самостоятельно расхваливала свой протокол и рассказывала об его успехах. Только на 20-й странице Терри Уолс доходит до рассеянного склероза – к этому моменту книга уже успела мне наскучить, но я все же решил продолжить чтение. Однако, дальше все было еще хуже. После прочтения очень коротких глав «Мой диагноз» и «Мой закат», я начал сомневаться в том, что Терри Уолс в своей истории рассказывает правду, и даже в том, что она болеет рассеянным склерозом. Если вы не болеете РС или другим аутоиммунным заболеванием, для лечения которого вы планировали применить протокол Уолс, можете смело начинать читать следующую главу: несколько следующих ниже абзацев будут посвящены исключительно нестыковкам в истории профессора Терри Уолс, причем мне придется «ловить ее за слово».

«Однажды вечером на встрече за ужином я разговаривала с неврологом и случайно упомянула, что синий цвет у меня по-разному ощущается в правом и левом глазах. Голубые тона немного ярче, если я смотрела правым глазом, и тусклее – если левым. Ей показалось это интересным. «Скорее всего, у вас однажды разовьется рассеянный склероз», – предрекла она». Думаю, этими строчками миссис Уолс хотела показать свою близость к медицинскому сообществу и подчеркнуть, что постановка диагноза РС часто бывает похожа на детективную историю. Затем автор пишет: «И лишь много лет спустя я вспомнила о том пророчестве. В тот день, когда моя близкая подруга Джеки заметила, что я странно хожу, я ей не поверила. Я ничего не замечала, пока она не настояла на том, чтобы мы прошлись три километра в молочный магазин за мороженым». Поверить в это я не могу. Первый, кто замечает приход рассеянного склероза – сам больной, и если он знает, что такое РС, то других кандидатов на диагноз он вряд ли найдет. «К тому времени, когда мы вернулись, я тащила левую ногу, как куль с песком. Я не могла поднять пальцы ног. Я выбилась из сил, меня тошнило, и было очень страшно. Я тут же записалась к врачу». Я совершенно не верю, что такие симптомы можно было заметить только после предложения подруги совершить длинную прогулку. Усталость к склеротикам приходит несравнимо быстрее, чем к остальным, но приходит она все же постепенно, а не моментально. То, что нога со временем начнет волочиться «как куль с песком», становится вполне очевидно еще в самом начале прогулки.

«Следующие несколько недель я провела, проходя тест за тестом, боясь каждого результата. Некоторые тесты проходили под действием мигающих огней и зуммеров. В других было больше электричества и больше боли» – на этом моменте я окончательно перестал верить написанному. Единственный «тест», которым можно достоверно подтвердить наличие рассеянного склероза – МРТ исследование головного мозга с контрастом, и никаких мигающих огней там нет, только неприятные ритмичные звуки. Я даже не могу представить, какие анализы и тесты она проходила в течение нескольких недель, к тому же уже скоро моя история однозначно покажет, что все возможные исследования прекрасно укладываются в три-четыре дня. По моему мнению, этим абзацем миссис Уолс хотела «набить цену» своему диагнозу и показать читателям, что «все было очень сложно», вследствие чего она приходит к закономерному выводу о том, что ее диета способна вылечить что угодно. «Наконец, мы подошли к последнему анализу: спинномозговой пункции. Если бы в спинномозговой жидкости присутствовали олигоклональные белки (показатель избыточного количества антител), тогда можно было бы ставить диагноз «рассеянный склероз» – это уже однозначно похоже на цитирование медицинского справочника неосведомленным человеком. Прежде всего, я не верю, что после прохождения спинномозговой пункции можно так сухо об этом написать – в конце концов, не часто после какого-то анализа приходится несколько часов лежать на животе без возможности встать. Также, наличие «олигоклональных белков» ни в коем случае не является «результатом анализа на рассеянный склероз», все немного сложнее. Кроме того, миссис Уолс так и не рассказала о прохождении МРТ исследования мозга, и я абсолютно не верю, что она могла просто забыть об этом упомянуть. Например, она не забыла написать о том, как долго не могла поверить в диагноз: «Я вывела свою медицинскую карту на экран и зашла в раздел лаборатории. Положительно. Я встала. И начала ходить. Два часа спустя я вошла в систему и проверила снова. Пять раз я просматривала свои результаты, надеясь, что они как-то изменятся. Но они упорно оставались одинаковыми. Все было предельно ясно: у меня обнаружили рассеянный склероз». Что значит «положительно»? Анализов, которые в формате «да/нет» отвечают, есть ли у пациента рассеянный склероз, не существует и не может существовать даже в теории, и никакого «положительно» там быть в принципе не могло, так о чем же она тогда рассказывала? Впрочем, я должен отдать миссис Уолс должное: история рассказана красиво, складно и очень трагически. Тем не менее, к реальности это никакого отношения не имеет, причем склеротикам это должно стать очевидным сразу, что не может не наталкивать на вопросы: правда ли у миссис Уолс диагностировали рассеянный склероз? А если это правда, то почему я, склеротик, нахожу в ее истории очевидные для склеротиков, но неочевидные для остальных «нестыковки»? Для кого написана эта книга, если не для склеротиков?

В главе «Мой закат» автор упоминает назначенный ей препарат «копаксон» – лекарство из первой линии ПИТРС, а затем пишет: «Он также предложил мне попробовать «Митоксантрон», химиотерапевтический препарат. Когда он не помог, я переключилась на новое сильнодействующее средство для подавления иммунитета под названием «Тизабри»; но прежде чем я сделала третью инъекцию, «Тизабри» изъяли с рынка, потому что люди после его применения умирали от активации в мозге скрытого вируса». Тут нужно, как всегда, обратить внимание на детали. Прежде всего, Тизабри вряд ли можно классифицировать как «сильнодействующее средство для подавления иммунитета» – это всего лишь моноклональные антитела из третьей линии ПИТРС. В 2005 году препарат действительно был отозван из-за данных о том, что в редких случаях он вызывал у больных «прогрессирующую мультифокальную энцефалопатию» – заболевание, вызываемой активацией спящего в почти каждом из нас «полиамивируса человека». После решения компании Biogen об отзыве препарата для дальнейшего исследования побочных эффектов, пациентские организации успешно лоббировали возвращение препарата на рынок ввиду его высокой эффективности. На сегодняшний день Тизабри все еще является одним из наиболее популярных и эффективных лекарств от рассеянного склероза, но автор почему-то решила об этом умолчать. Однако, самая главная нестыковка – именно в хронологии: «Когда он (митоксантрон) не помог, я переключилась на новое сильнодействующее средство под названием «Тизабри». Дело в том, что митокстантрон – синтетический цитостатический препарат, применяемый в составе химиотерапии для лечения рака, карциномы, неходжкинских лимфов и лейкемии. Введение подобных препаратов – очень непростое дело, и уже скоро я расскажу об этом процессе поподробнее, а пока могу лишь со стопроцентной уверенностью сказать, что Тизабри точно должен был идти до митоксантрона, но ни в коем случае не после.

«После этого мой врач предложил мне принимать «Селлсепт», мощный иммуносупрессивный препарат, применяемый после пересадки органов» – здесь она не обманывает, но по каким-то причинам умалчивает о том, что «Селлспет» применяется при РС только в составе комбинированной терапии. Далее автор пишет, что несмотря ни на что, ей становилось хуже, и она начала пользоваться инвалидной коляской, и только когда она самостоятельно изучила некие «клеточные процессы», она составила свою собственную диету, и именно диета вернула ее к жизни. Мне такая логика кажется сильно перекрученной: Терри Уолс лечилась всем, что могла предложить современная медицина, и даже, по ее словам, получила химиотерапию, но все улучшения она записывает исключительно на счет собственной диеты. Даже если она действительно болела рассеянным склерозом, было бы честно хотя бы сделать оговорку о том, что она взялась за диету в тот момент, когда ее бракованные лимфоциты уже были уничтожены химиотерапией, ведь вполне возможно, что успех зависел не только от диеты, но от комбинации диеты и препаратов. Тем не менее, Терри Уолс упоминает митоксантрон не только не вовремя, но еще и очень уж «вскользь», однозначно заявляя, что «митоксантрон не помог», в то время как диета не просто помогла, а «спасла ее жизнь». Когда я читал ее книгу, я еще не знал многого из того, что знаю сейчас, но уже тогда мне однозначно показалось, что в истории многовато пробелов и недоговорок. Сейчас же я могу без тени сомнения сказать, что история болезни Терри Уоллс скорее похожа на художественный вымысел, написанный с единственной целью – показать, насколько спасительной оказалась ее чудо-диета. Перед написанием этой главы я несколько раз перечитал историю болезни Терри Уолс и долго о ней думал, но все же пришел к выводу о том, что автор никогда не болела рассеянным склерозом, да и в целом не очень хорошо знает, что это такое. Разумеется, я понимаю, что могу ошибаться.

Несмотря на все, что я написал выше, мне все же пришлось попробовать «протокол» Терри Уолс на себе – увидев книгу в продаже, я рассказал про нее Эле, и она обеими руками ухватилась за идею спасительной диеты. Я до советов по питанию в книге дойти не успел, а Эля решила вообще ее не читать и ограничилась только поиском информации о диете Уолс в интернете, и потому наш «эксперимент» вряд ли можно назвать объективным, но все же – в течение примерно трех месяцев мы следовали режиму питания «воинов Уолс». Мы с Элей практически никогда не ссоримся, но в течение этих трех месяцев мы были немного «на ножах»: я уверял, что «протокол Уолс» – очередная шарлатанская чушь, а Эля говорила, что, несмотря ни на что, попробовать все-таки надо, и что хуже от этого точно не будет. Я просил Элю прочитать хотя бы первые 30 страниц книги и неизбежно прийти к тому же выводу, к которому пришел я, но она наотрез отказывалась. Думаю, она боялась, что, прочитав книгу, тоже в ней разочаруется, и просто не хотела отпускать последнюю «соломинку», за которую можно было хоть как-то ухватиться. Разумеется, никаких улучшений после трех месяцев упрощенной версии чудесной диеты Терри Уолс я не почувствовал – мне, как обычно, становилось только хуже.

Я больше не выхожу из дома

Настино письмо заканчивалось предупреждением о том, что мне нужно было отменить прием любых ПИТСР препаратов не менее чем за 3 месяца до госпитализации – в общем-то, я и так не собирался больше их принимать. Я не мог даже подумать о том, чтобы заново пройти весь долгий и неприятный цикл получения Окревуса у государства, а планов покупать лекарство за свой счет у меня тем более не было. Со временем каждый выход из дома превратился в неприятное приключение, и не важно, что мне нужно было лишь спуститься в подземную стоянку на лифте и пройти 20 метров до машины. Где-то в начале сентября мне пришлось признать, что мое состояние больше не позволяет мне выходить из дома: после работы я заехал постричься в соседнюю парикмахерскую, и, несмотря на то, что на всякий случай сходил в туалет после стрижки, едва не описался в лифте по пути со стоянки в квартиру. Как только лифт тронулся, мой детрузор по неизвестным причинам решил, что мне срочно нужно в туалет, и ранее чем на половине пути, занимающего 45–50 секунд, давление на сфинктер мочевого пузыря стало невыносимым. Русский язык обладает очень богатыми описательными возможностями, но даже их не хватит, чтобы рассказать о моем состоянии в течение следующих 30 секунд – это была горючая и неуправляемая смесь из перевозбуждения, отчаяния и бессильной ярости. Ничего не имело значения, кроме того, что мне нужно было как-то продержаться еще полминуты и не описаться по пути домой, и ставкой в этой нелепой «игре» была моя жизнь. Буквально за мгновение я успел твердо решить, что если я описаюсь в лифте, не доехав несколько этажей до квартиры, то из лифта выйду не налево, в сторону квартиры, а направо – в сторону балкона.

За 2 года болезни я привык к «спартанской обстановке», но это уже было слишком даже для меня. В спокойном состоянии я понимал, что ничего нового и страшного не случилось, но в состоянии, когда терпишь экстремальную боль в мочевом пузыре и опасаешься обмочиться за 30 секунд до возвращения домой, мысли строятся совсем не так, как обычно. По сути, единственной мыслью, которая занимала все мое сознание без остатка, была «я так больше не могу». Пока я ехал в лифте и напрягал все силы для удержания мочи, я лишь на долю секунды подумал о том, что дома меня ждет любимая и любящая Эля, а о родителях, друзьях и любимых кошках не вспомнил вообще. Я и раньше регулярно думал о самоубийстве, но эти мысли были все больше гипотетическими, так как мне хотелось скорее не умереть, а просто исчезнуть – как будто меня вообще никогда не было на этом свете, чтобы по мне никто не скучал, и чтобы мой уход никого не огорчил. Я ни в ком случае не хотел ломать Эле жизнь, однако, продолжая влачить свое жалкое существование, я уже и так довел ее до ужасного состояния – возможно, эта мысль также промелькнула в моей голове за те адские 30 секунд. В общем, эта поездка на лифте сильно меня испугала – я вдруг узнал, что в худшие времена не могу адекватно контролировать даже свои собственные мысли и действия. После этого случая я принял непростое решение – вообще не выходить из дома вплоть до 15 февраля 2023 года, даты госпитализации в отделение гематологии и клеточной терапии института Максимова.

Смириться с мыслью о том, что я не в состоянии даже просто сходить в соседний магазин, было намного тяжелее, чем перестроить жизнь под новые условия. Я должен признать, что мне очень повезло со временем болезни – как минимум потому, что Яндекс и Озон стали огромными «маркетплейсами», где можно было купить практически любые товары с доставкой. Постепенно мы стали покупать там все, что нам требовалось для жизни, особенно полюбив опции «оставить у двери» и «не звонить» – было достаточно нескольких нажатий на экран телефона, и уже скоро заказанный товар магическим образом появлялся прямо под дверью. Я очень часто думал о том, как мне повезло, что на дворе был 2022 год. Случись это все на 200 лет раньше, и никто в мире не смог бы даже сказать, что именно со мной произошло. Случись это на 50 лет раньше, и мою болезнь бы, наверное, опознали, но посмотреть на мой мозг и удостовериться никто бы не смог – первая МРТ машина была построена только в 1973 году. Случись это всего на 15 лет раньше, и у меня не было бы даже Окревуса, не говоря уже о «терапии стволовыми клетками», но при этом я мог бы узнать многое о своей болезни – это, наверное, и было бы худшим вариантом. Кроме того, если бы это случилось всего на 5 лет раньше, мне было бы намного сложнее покупать необходимые для жизни вещи, так как Озон и Яндекс в то время еще не были «универсальными шопинг ресурсами». Парадоксально, но мысли о том, что «все могло бы быть еще хуже», меня немного успокаивали.

21 сентября случилось вполне предсказуемое после семи месяцев «Специальной Военной Операции» событие – в России была объявлена «частичная мобилизация», и реальность в очередной раз изменилась. Многие наши друзья и знакомые уехали из страны – некоторые вскоре после окончания мобилизации вернулись, но некоторые решили вообще никогда не возвращаться на родину. Ощущение, что весь мир трещит по швам, усиливалось, и я старался максимально абстрагироваться от любых рассуждений о том, что и как на планете будет происходить дальше. Если после семи месяцев военных действий страна объявляет мобилизацию, то это обычно значит, что военные действия продлятся еще как минимум столько же, и что ставки со временем будут только расти. В новостях начали мелькать фразы высокопоставленных российских чиновников о применении ядерного оружия – его использование, вероятно, означало бы начало конца цивилизации в том виде, в котором она существует сейчас. Впрочем, я должен признаться, что новости о возможном конце света меня задевали намного меньше, чем следовало. У меня была только одна цель – как-нибудь дождаться 15 февраля, и все остальное не имело никакого значения. Если бы весь мир решил не дожидаться 15 февраля и выпустил бы сотни ядерных боеголовок, то это, разумеется, стало бы самой ужасной катастрофой в истории планеты, но это также означало бы, что мои мучения, наконец, закончатся.

Немного позже начала мобилизации мы с Элей решили внести свой вклад в общий градус безумия и завели третью кошку – с домашними животными все-таки намного веселее проводить такое количество времени в квартире. Покупка третьей кошки увеличила «поголовье» котов в квартире всего на 50 %, но при этом утроила количество возможных кошачьих пар – соответственно, сходить с ума и веселить нас они стали примерно втрое чаще. Кошки стали занимать такую большую часть нашей жизни, что я чувствую моральное обязательство посвятить им хотя бы этот абзац и немного о них рассказать. Как я уже говорил, Кот попал ко мне слепым младенцем прямиком с помойки, но вырос огромным сибирским котом – довольно быстро выяснилось, что он не простой, а «невский маскарадный». Он довольно большой по меркам домашних кошек, у него покладистый характер, богатырское здоровье и избыточно длинная шерсть, из-за которой Эле приходится пылесосить едва ли не каждый день. Миса – потрясающе красивая бенгальская кошка, но я должен признать, что на этом ее относительные преимущества заканчиваются. Она не любит, когда ее берут на руки и даже просто трогают, и потому кажется, что она скорее терпит наше с Элей пребывание в ее квартире, чем наслаждается нашим обществом. Булка, наша третья кошка – невероятно милая и смешная золотистая британская шиншилла. Она примерно в полтора раза меньше первых двух по размеру, но это не помешало ей стать «грозой квартиры» – увидев цель (как правило, что-нибудь съедобное) она уверенным шагом идет к ней, не обращая никакого внимания на препятствия. Кошки стали принципиально важным элементом нашего быта, и мы не могли даже представить, что делали бы без них. Помню, как мы не совсем в шутку говорили, что «наш мир стоял на трех котах».

Разумеется, чтобы убивать время, мы стали смотреть еще больше фильмов и сериалов, однако теперь это стало не так удобно – после начала СВО иностранные стриминговые сервисы довольно быстро свернули свою деятельность в России, и мне вновь пригодилось умение пользоваться торрентами. К сожалению, мы были ограничены только произведениями, снятыми на английском языке – расхождение звука голоса и движений губ в дублированных версиях стало слишком сильно резать глаза, других языков мы не знаем, а российские фильмы и сериалы нам никогда особо не нравились. К концу моего заточения в квартире мы посмотрели практически все, что вообще стоило посмотреть на тот момент, и превратились в самых настоящих кинокритиков со своими собственными критериями оценки. Мы не брезговали, в том числе, мультфильмами и мультсериалами, а в моменты, когда Эли не было дома, я также регулярно смотрел «аниме». До просмотра запрещенной в нашей стране «Тетради смерти» я вообще не воспринимал этот жанр всерьез, но, посмотрев, был вынужден признать, что очень сильно ошибался. К слову, я так и не смог понять, по каким причинам этот мультфильм запретили в России. Суд пришел к выводу, что «некоторые эпизоды мультсериала демонстрируют сцены насилия, размывают представления о гендерных ролях, добре и зле, деформируют психику детей и подталкивают к суициду» – насчет гендерных ролей и суицида в «Тетради смерти» я не помню абсолютно ничего, а остальные замечания можно при желании сделать практически любому произведению. Кстати, некоторые малоизвестные сериалы оказывались малоизвестными совершенно не заслуженно – например, сериал Leftovers, снятый по роману Тома Перроты. Сюжет на первый взгляд предельно простой – в результате необъяснимого события бесследно пропадают 2 % населения земного шара, и произведение рассказывает о том, как люди из небольшого американского городка с этим справляются. Сериал не может похвастаться захватывающим сюжетом, однако стиль съемки и диалоги мне настолько нравились, что просмотр доставлял особое «эстетическое удовольствие». Нормальному человеку не захочется тратить время на такое скучное произведение, но у нас времени было слишком много, и «потратить» его как раз и было основной задачей.

Где-то в середине периода «заточения» я подумал, что хочу написать книгу о своей болезни. Я традиционно много читал, и среди прочих мне попались две прекрасные автобиографические книги от носителей редких болезней мозга: «Беспокойный ум» Кей Джемисон рассказывает о «прелестях» жизни с биполярным аффективным расстройством, а «Не держит сердцевина» Элин Сакс – о невообразимой истории неравной борьбы с шизофренией. Разумеется, во время чтения я не мог не думать о том, что с удовольствием поменялся бы болезнями с любой из них – описываемые симптомы в сравнении с моими казались «цветочками». Примерно в то же время мне позвонил папа и рассказал, что наш с ним общий знакомый заболел болезнью Паркинсона и написал об этом книгу, которую можно было в электронном виде купить на Литрес. До этого момента я даже не задумывался о том, как легко и просто можно издать книгу в наш век высоких технологий. Я прочитал посвященную болезни книгу нашего знакомого, и, к сожалению, не могу сказать, что она мне понравилась или хотя бы показалась интересной. Я был совершенно уверен, что смогу рассказать свою историю болезни как минимум не хуже, к тому же у меня была «фора» – моя болезнь все же более загадочная, сложная и многогранная. Кроме того, во всем интернете не нашлось ни одной нормальной книги о рассеянном склерозе, и, подобно Остапу Бендеру, мне захотелось «исправить это досадное недоразумение».

Когда я перестал выходить из дома, жизнь стала значительно проще и приятнее. На самом деле мне еще несколько месяцев назад следовало признать, что я не в состоянии поддерживать даже отдаленно напоминающий нормальность образ жизни – это просто стало для меня слишком тяжело. Все, что я теперь мог делать – ждать, и это бесконечное ожидание давалось мне сравнительно легко, ввиду того что я перестал совершать действия, доставляющие мне дискомфорт. Ко всему прочему 13 ноября 2022 года пришло письмо от Насти, секретаря профессора, и его содержание смогло сильно поднять нам с Элей настроение. В письме говорилось, что в связи с чьим-то отказом от лечения у них освободилось место с заездом в больницу 9 января вместо 15 февраля. Теперь до госпитализации оставалось всего 2 месяца, точная дата была известна, и пора было подумать о том, как этот месяц без меня будет проводить Эля. Мы решили, что во время моего пребывания в больнице Эле не стоит оставаться в Москве, и она вместе с подругой Диной начала планировать путешествие на Бали. Было приятно, наконец, заняться чем-то «настоящим», но за пару дней с планированием и организацией путешествия было покончено, и нам вновь оставалось только смотреть сериалы, играть в Play Station и принимать гостей – Эле пришло в голову меткое выражение «день сурка». Этот отрезок нашей жизни был настолько скучным и монотонным, что мне хочется быстрее закончить рассказ о нем и скорее перейти ко дню госпитализации, однако, перед этим мне необходимо рассказать еще одну историю, на этот раз – совершенно невероятную.