Текст книги "Посох заката"

– Эй, ты что, с ума сошел?! – донесся до него голос Мура. – Брось меня немедленно!!! Сию же минуту – брось!

Курт хотел извиниться. Курт хотел ответить, что он не может его бросить. Что он ничего уже не может бросить. Что он вообще ничего уже не может. Что его, кажется, и вовсе уже нет. Но поскольку его больше не было, ответить он тоже не мог, а потому сделал, то что еще хоть как-то выходило, потому что было не действием, но прекращением действия – Курт разжал несуществующие пальцы и прекратил удерживать посох в исчезающей руке. Посох упал. На ногу. Вообще-то ее уже не было, но…

Почему-то это вызвало чудовищную боль. Пострашней приступа. Курт протестующе заорал – и обнаружил, что он уже опять существует. Тем временем его нога непроизвольно дернулась и отправила упавший на нее посох прямо в равнодушный глаз мага. Полет посоха был стремительным и абсолютно неожиданным. Маг не успел уклониться или защитить себя заклятьем. Он и вообще не принял Курта всерьез, а теперь было уже поздно. От воткнувшегося в глаз магического посоха умирают даже такие крутые ребята, как маги особого назначения. Оставшиеся в живых маги завопили от гнева и удивления. Золотистое мерцание заклятий окутало их непроницаемой броней. Из этого мерцания к Курту ринулись жадные языки магических молний.

И он бы погиб – но тут неведомое существо внутри него открыло глаза и громко, страшно расхохоталось. Кокон поразительного янтарного сияния окутал Курта с головы до пят, и черные языки магических молний погасли, не дотянувшись до своей добычи.

Продолжая хохотать, неведомое существо бешено завертелось внутри Курта – и с той же скоростью закружилось янтарное сияние вокруг него. Лишь сам Курт оставался неподвижным, а внутри и снаружи него бушевал смерч. Курт знал, что смерч внутри и смерч снаружи – это один и тот же смерч. Янтарное сияние отрастило по краям огромные зубья, которые отрубили все еще мельтешащие щупальца магических молний, а потом сияние раздвинулось, кокон как бы раздался изнутри, и страшенные зубья прошлись по золотистым щитам магов. Клочья золотистых заклятий посыпались в траву. Трава почернела и рассыпалась пеплом.

Маги забормотали заклятья, замахали посохами, их золотистые щиты потемнели, налились ознобной чернотой… янтарные зубья завязли и с треском сломались.

Завопив во весь голос, маги навалились со всех сторон, тесня своими отемнелыми щитами янтарный кокон Курта. Вначале Курт почувствовал, что ему нечем дышать, потом – что ему нечем жить, а потом янтарный кокон вдруг сжался до размеров точки возле сердца. Сжался, чтобы тут же распрямиться, нанося одновременный страшный удар по всем магам сразу. Тех буквально смело. В следующий миг Курт почувствовал, как его втягивает некий незримый, но даже очень осязаемый водоворот. Вокруг лежали поверженные маги. Их магические щиты едва мерцали.

– Они опомнятся. Скоро, – сказало неведомое существо в глубине Курта. – Всех не победить. Их нужно разделить. Потом убьем.

Курт понял, что его сейчас куда-то унесет, и опрометью бросился за Муром, лихорадочно вопя вглубь себя самого: «Посох! Посох забыли!»

Он бежал, как под водой. Ноги переставлялись с трудом. Мешало сильное встречное течение. Оно почти сбило его с ног, вот он уже упал, сумел-таки протянуть руку, ухватить посох, выдернуть его из глазницы мертвого мага… а потом неодолимая сила уволокла его за собой, куда-то за пределы восприятия…

– Проклятье, Мур – можешь ты мне сказать, куда нас несет?! – немного оклемавшись и с трудом разлепив губы, пробормотал Курт, глядя, как вокруг него проносится совсем уж невероятное нечто. Бессмысленные собрания прямоугольников и точек, каких-то больших темных пятен и ослепительных трещин на пустоте.

– Проклятье, Курт – откуда я знаю?! – ехидно отозвался Мур. – Это же твоя магия! Могу сказать одно: ни на Джанхар, ни на Денгер это не похоже…

– Сам вижу, – пробурчал Курт. – Нашел чем утешить. Я-то думал ты знаешь.

– Это не похоже ни на один мир из тех что я видел, – сообщил Мур. – Можешь мне поверить, я повидал их немало.

– Но хоть на что-нибудь это похоже?

– Не знаю. Я за всю свою жизнь этакой фигни не видел! – с чувством сказал Мур.

Курт попытался достучаться до существа внутри себя, но ответа не получил. Никакого. То ли существо было целиком занято полетом, то ли этим полетом наслаждалось и не желало прерывать наслаждения ради каких-то занудных объяснений, то ли оно попросту опять уснуло, то ли его никогда не было. «А я сам себе все придумал?» – заворочался тяжелый червячок разума. – «А может, болтовня со мной ему надоела?»

Курт вздохнул – и тут же вскрикнул от удивления. Потому что они больше никуда не летели. Напротив, он неторопливо шел по одной из центральных улиц Денгера, беспечно помахивая посохом.

– Черт! Ну почему не Джанхар?! – простонал Мур.

– Цыц! – прошипел Курт. – Как мага меня здесь никто не знает! Еще арестуют за кражу посоха!

– Нашел о чем горевать! Тебя и вообще никто не узнает, – усмехнулся Мур. – Ты что, надеешься, что все еще похож на того смешного мальчика, который сдуру забрался в горы? Да и вообще, хотел бы я посмотреть на того, кто попробует тебя арестовать. Интересно, что от него останется?

По внезапному мгновенному безмолвию, вдруг охватившему его, Курт понял, что близится очередной приступ. Звуки не исчезли на самом деле, но приближающаяся боль сделала их несущественными, а значит, как бы и несуществующими.

Потом пришла и сама боль. Она рухнула на него, как огромный бездонный колодец, но он не закричал, как раньше; не закричал не потому что привык – к такой боли попросту нельзя привыкнуть – не закричал потому, что тело кричит до тех пор, пока надеется хоть что-то изменить, как-то избавиться от боли. Крик вызывает боль внезапная, новая, непривычная – от привычной боли не очень-то и кричат: какой смысл тратить силы на крик, раз все равно ничего не изменится? А сегодня у него было достаточно причин, чтобы потерпеть. В конце концов, он находился в Денгере и Денгер был захвачен врагом, а по его следам – он знал это со всей очевидностью – шли маги-убийцы.

От боли почему-то потеют. От сильной боли – сильно потеют. Когда приступ наконец закончился, Курт пожалел, что он на людной улице. Иначе бы он немедленно снял и попросту выжал всю свою одежду.

– Как-то раз мне случилось тонуть, – пробормотал он себе под нос. – В тот раз я был более сухим, честное слово.

Он сидел у стены какого-то дома, а мимо него торопливо текла все еще нарядная, несмотря на завоевание, толпа.

– Эй, ты что здесь делаешь?! Кто позволил?! – чья-то рука ухватила Курта за шкирку и резко потянула вверх.

Все еще задыхаясь от пережитого, Курт поднял мокрое от пота и слез лицо и молча уставился на старшину нищих Денгера.

– Я запретил тебе даже мечтать об этих улицах! – грозно ревел старик. – Мне казалось, что в прошлый раз я тебя как следует отдубасил, что ты, наконец, понял! И что я вижу?! Стоило мне ненадолго отвернуться – и на тебе! Как ты посмел, проходимец?!

Боль еще плескалась в Курте. Где-то глубоко, уже едва заметно, но все же… Боль всегда была верным проводником его магии. Поверх боли заплескался гнев. «И вот этот старый гриб столько времени унижал меня… морил голодом… бил… кружку отбирал…»

Курт ощутил толчок силы. Она заворочалась где-то внизу живота, перетекла к спине, по позвоночнику скользнула вверх, к плечам, мягко стекла по рукам и запульсировала в пальцах.

Курт по-прежнему сидел на корточках, а старшина нищих продолжал орать, грозно потрясая своей гильдейской, с гордым символом занимаемой должности, кружкой. Курт припомнил, сколько раз старшина бил его этой кружкой по лбу – и вдруг развеселился. На место злости пришел смех. Единым движением Курт ухватил старшину нищих за грудки и притянул к себе.

– Ты всю жизнь пытался смотреть на мир сквозь эту кружку! – с бешеным весельем выдохнул он. – Но в ней нет дырки, знаешь?! Поэтому тебе ничего не видно, бедняга! Сейчас мы это исправим!

Подхватив болтающуюся на цепочке гильдейскую кружку, Курт ткнул пальцем в ее дно, позволив крохотной щепотке силы, не больше капли воды, стечь с его пальца и коснуться металла. Легкая янтарная вспышка – и в донышке зазияло аккуратное отверстие.

«Точно так же я мог бы проткнуть боевой щит!» – с испуганным восторгом сообразил Курт. – «Или панцирь. Или кольчугу.»

Он насунул кружку почти на самый нос старшине нищих. Тот попытался было разразиться проклятиями, но вдруг подавился самым забористым и замолк. Замолк и уставился на Курта сквозь продырявленную кружку.

– Ну? Хорошо видно?! – весело поинтересовался Курт.

– Хорошо… – сипло прошептал старшина нищих и вдруг икнул.

– Хорошо, – повторил он и икнул снова.

– Хорошо, – проговорил он в третий раз и опять икнул.

– Тебе так понравилось это слово? – ехидно поинтересовался Мур.

Старшина нищих в ужасе уставился на говорящую палку.

– Хорошо, – упрямо заявил он, после чего икнул дважды.

– Ну, хорошо так хорошо… – покладисто согласился Мур.

– Хорошо! – грозно объявил старшина нищих и икнул самым угрожающим образом.

После чего он вдруг подскочил, завизжал, завертелся на месте и опрометью бросился прочь. На бегу он врезался в стену богатого дома, и стена с грохотом рухнула внутрь. Завывая, старшина нищих вбежал в образовавшийся пролом, к его визгу присоединился кто-то другой, потом вновь послышался грохот.

– Идем скорей! – поторопил Мур. – Посмотрим, что там произошло!

– Опоздали… – разочаровано заметил посох, когда Курт добежал до места происшествия. – Он уже удрал!

– Нет еще! Смотри! Смотри скорей! – воскликнул Курт, указывая в конец улицы.

По улице, смешно вскидывая ноги, бежал старшина нищих. На руках у него были остатки роскошной кровати под балдахином, на которых восседала окончательно обалдевшая богатая дама в полупрозрачной ночной сорочке,

– Кошмар! – сказал Курт.

– Кто знает – быть может, они полюбят друг друга? – заметил посох. – С людьми это случается.

– Кошмар! – повторил Курт, глядя на сквозную дыру в толстенной стене дома и на полностью разрушенную обстановку внутри.

– Сколько в этом городе непроявленных магов, – вздохнул Мур. – Пошли отсюда, а то еще на нас подумают.

– И ведь будут правы, – вздохнул Курт, торопливо шагая прочь.

По улицам Денгера в сторону комендатуры неспешно направлялись две задницы. Их сопровождал отряд конной гвардии. Уже одно это говорило о прибытии большого начальства. Конная гвардия кого попало не сопровождает. Задницы шествовали с неспешной важностью, как и подобает подлинным вельможам. Одна задница располагалась там, где ей и было положено. Другая – несколько выше. В том месте, где обычно находится голова. Да она и была на самом деле головой – во что, впрочем, отказывались верить многочисленные несчастные свидетели двоезадого шествия, испуганно жавшиеся к стенам отнюдь не при виде грозной конной гвардии королевства Рон. Чудовищно расплывшаяся рожа, щеки, сходящиеся почти на затылке – так выглядела голова Главного Сборщика Податей, великого и ужасного Лаши Гиссе Гиссета. Тело напоминало голову и казалось целиком состоящим из задницы. Что и говорить, «главный королевский грабитель» любил покушать. Когда к власти пришли Черные Маги, они очень развеселились обнаружив на таком посту человека с такими склонностями – после чего, продолжая веселиться, раскормили его (не без помощи магии, разумеется) до нынешнего чудовищного состояния. А потом обнаружили, что при своем новом весе он не то, что ходить – дышать не может без посторонней помощи. Они, конечно, могли бы заставить его похудеть, но Архимаг, узрев все это безобразие, повелел оставить все как есть, после чего научил беднягу дышать и подарил ему волшебную способность двигаться и говорить. Даже это потребовало немалого искусства, но Архимаг пошел дальше. Ему понравилось рукотворное человеко-чудовище, и он ввел еще несколько усовершенствований. Теперь Лаши Гиссе Гиссет никогда не уставал и мог преодолевать пешком огромные расстояния. Его сила стала воистину чудовищна. Ему ничего не стоило ударом кулака разбить крепостную стену, его не брали никакие яды, ему не очень-то вредило оружие. Говорят, что как-то раз некто, доведенный до отчаянья непомерными налогами, в упор выстрелил в Гиссета из тяжелого арбалета. Но Гиссет вырвал стрелу и воткнул ее в горло несчастного, после чего прохворал ровно день и с удвоенным рвением взялся за собирание налогов. Нечего и говорить, что наложенные на него заклятия позволяли ему жрать, как и прежде. Прибавление в весе никак не отражалось на его здоровье и силе. Он только становился еще страшнее, еще чудовищнее – а ужас, который он вселял, весьма успешно помогал его основному занятию. Хотя спроси его самого – и он, пожалуй, сказал бы что собирает налоги ради развлечения, а его основной обязанностью и призванием является поедание пищи.

Тем не менее налоги он собирал ревностно и был на свой лад омерзительно честен. Все, что он собирал для Великих Черных Магов, попадало по назначению. Все. До последней монетки. Другой вопрос, что, собрав положенное, он и себя не забывал – и строил на законно награбленные деньги уже третий замок совершенно чудовищных размеров, аккурат по своей нынешней комплекции.

«Это сколько же нужно жрать, чтобы так испортить благородный профиль Гиссетов?» – со вздохом говорил его старый дед, по слухам сохранившийся где-то в глубине королевства Рон в старом, обветшалом фамильном замке в качестве семейной реликвии.

Единственным минусом чудовищного существования Лаши Гиссе Гиссета было полное отсутствие транспорта, способного его перевозить. Ни кони, могучие, отборные тяжеловозы, ни огромные быки не справлялись с этой, воистину титанической, задачей. У животных трещали хребты, повозки ломались одна за другой, едва он пытался в них сесть. Когда подручные Гиссета побежали с этой проблемой к Архимагу, тот был уже занят другим, да и вообще охладел к своей чудовищной игрушке. Он брезгливо поморщился и заявил: «Пусть ходит пешком! Людям с лишним весом это полезно.»

И вот теперь эта живая легенда налогообложения медленным мерным шагом подходила к комендатуре Денгера.

В комендантском взводе недаром служили бывшие разведчики. Не зря комендант отбирал себе людей из числа бывших сослуживцев, уволенных в запас в результате ранений, контузий, разного рода магических поражений и неспособных уже продолжать службу в качестве разведчиков, полевых агентов и диверсантов. Все равно эти так называемые «калеки» были куда боеспособнее любого нормального солдата. И не только боеспособнее. Вот и сейчас – не успел господин Главный Сборщик Налогов подумать о том чтобы направиться в Денгер, а господину коменданту уже было об этом доложено. Поэтому и ожидал его господин комендант не у себя в кабинете, а на улице. У входа в комендатуру. Почему на улице? Да потому что Лаши Гиссе Гиссет давно уже не пролезал ни в одну дверь. Да и, по правде говоря, давно уже не давал себе труда озаботиться пролезанием куда бы то ни было. В любое помещение, которое ему приспичивало посетить, он вежливо входил сквозь стену, предварительно постучав. Стена после стука обычно обваливалась, так что особых проблем не возникало и можно было даже поговорить с хозяином – если ему, конечно, удавалось выжить после обвала. Комендант Денгера не затем обустраивал свою комендатуру, чтобы ее обрушивали разные высокопоставленные чудовища. Именно поэтому он встречал господина Главного Сборщика Налогов глубоким, почтительным поклоном, но – на улице…

– Рад приветствовать у себя столь высокого гостя! – сказал комендант. – Чему обязан столь внезапным визитом?

– Как это – чему?! – удивился господин Главный Сборщик Налогов. – Просто я здесь еще не был.

Голос этого гороподобного существа был резким и почти писклявым.

– О! Господин Главный Сборщик Налогов путешествует? – вежливо восхитился комендант. – Какое благородное занятие! Как расширяет кругозор!

Морда Лаши Гиссе Гиссета дернулась в попытке изобразить раздражение.

– Делать мне больше нечего! – проквакал он. – Не знаю, как некоторые, а для меня главное – польза короне! А основная польза короне – налоги, ясно? Я не понимаю, как человек, находящийся на столь ответственном посту, может этого не знать.

– О, безусловно, я знаю это! – вежливо улыбаясь, сказал комендант. – Однако смею заметить, что вас, вероятно, ввели в заблуждение относительно этого города. Дело в том, что вверенный моим заботам город уже заплатил все налоги. Документы, свидетельствующие этот несомненный факт, я могу тотчас же предоставить вашему любезному вниманию.

– На черта мне эти бумажки! – Главный Сборщик Налогов гневно затряс жировыми складками щек. – Мы ведем войну! Или вы забыли об этом?!!

"Ага, конечно, " – подумал комендант. – «Словно ты ее ведешь, эту войну! Ты, потрясая своим задом, ходишь в атаку! Ведем войну, надо же… Для таких, как ты, война – это лишний повод пожрать за чужой счет…»

– Война – это прежде всего деньги! – продолжал вещать Гиссет. – Чем больше я вытрясу денег из этого драного городка, тем лучше для наших солдат. Тем лучше для наших армий, которые проливают свою кровь в чужих краях, вдали от семьи и дома, вдали от родины! Чем меньше денег останется здесь, тем меньше шансов возникновения вооруженного сопротивления в нашем тылу. Говорить и действовать по другому – предательство!

– Но неужели живой город, приносящий пусть небольшие, но деньги и каждый год, хуже, чем город мертвый, безлюдный, который и вовсе никаких денег не приносит?! – негромко и вежливо проговорил комендант. «Ну, не может же быть, чтобы в этой жирной скотине не было хоть капли здравого смысла?!» – Как человек успевший немало повоевать, я могу вас заверить, что бесперебойное снабжение для армии куда важнее, чем громадные финансовые поступления сегодня и полное отсутствие средств завтра.

– Я слышал, тут у вас бунтовщики пошаливают! – ядовито хихикнул Главный Сборщик Налогов. – Какие-то блудные маги бегают!

"Уже настучал кто-то, " – подумал комендант. – «Быстро, однако.»

– Раз есть на что бунтовать – значит, есть и деньги! – вдруг взвизгнул Гиссет. – Я разорю этот чертов город!

– Боюсь, мне придется вас огорчить, – мягко проговорил комендант. – Я не могу этого позволить.

– А чем ты можешь мне помешать, комендантишка?! – внезапно переходя на «ты», хрипло прошептал Главный Сборщик Налогов. – Я этим кулаком, – он поднял руку и сжал ее в пухленький, совсем не внушительный кулак. – Я этим кулаком стенку ломаю. Любую. Понял?! Кстати, почему ты не пригласил меня к себе? Меня еще ни разу не принимали на улице!

– Возможно, вы сочтете это моим капризом, но мне нравится мой кабинет, и я хотел бы сохранить его в том виде, в каком он сейчас находится, – очень спокойным голосом проговорил господин комендант.

Он сохранял расслабленную позу, но часовые у двери обеспокоенно переглянулись. Они-то знали, что такой голос у их командира появляется, только если он собирается кого-нибудь убить. Неужели он убьет эту жирную скотину? Но это же прямой бунт!

– Не становись на моем пути – растопчу! – внезапно низким утробным голосом произнес Гиссет. – Этот город заплатит сполна. И за бунт и за твое упрямство.

– Я должен расценить это как угрозу? – ледяным голосом поинтересовался комендант.

Кулак сборщика налогов метнулся вперед. Господин комендант умело увернулся – сказались годы, проведенные в разведке – а господин Главный Сборщик Налогов, не сумев удержаться на ногах, проследовал за своим кулаком. Часовые у двери едва успели посторониться, отскочить в стороны – а господин Гиссет с грохотом врезался в дверь комендатуры. Посыпались кирпичи, по стене разбежались трещины, дверь с треском лопнула, сложилась пополам и упала внутрь. Застрявший в дверях комендатуры «главный королевский грабитель» оглушительно завизжал.

Рванувшись своей всесокрушающей тушей, он вывернулся из объятий входа, окончательно его разворотив.

– Как ты смеешь?! – прохрипел он, стряхивая с себя кирпичную пыль. – Бунтовать?!

– Что-что, простите? – насмешливо поинтересовался комендант.

– Как ты смел увернуться?!

– Возможно, вы не поверите, но внешний вид моей физиономии меня вполне устраивает, – язвительно сообщил комендант. – И я не считаю себя крепостной стеной. Полагаю своим долгом уведомить вас о том, что я обязательно сообщу вышестоящему начальству об этом… невразумительном инциденте. А так же о немотивированных поборах, которые, безусловно, принесут значительный вред сохранению безопасности и спокойствия в Денгере и его окрестностях.

– А это уже твои проблемы, комендантишка! – прошипел Гиссет. – Можешь жаловаться сколько влезет, а мне подавай деньги. Поумней тебя люди, так те загодя собирают.

– Попробую объяснить в последний раз, – вздохнул комендант. – Ограбить до нитки бедняков – вызвать голодный бунт. Голодный, поймите это! Голодным нечего терять, они все равно умрут! Обчистить богачей – вызвать массу заговоров, обвал интриг. Вы сделаете свое дело и уйдете. А я останусь. Один. Со взводом недееспособных калек.

– Повторяю, это ваши проблемы! – с ненавистью выплюнул толстяк и, повернувшись, тяжело пошел прочь. – Вы мне даже поесть не предложили! – обиженно бросил он напоследок.

Когда его шаги затихли, господин комендант тяжело опустился на мостовую и отчаянно расхохотался. Кажется, впервые в жизни с ним случилась настоящая истерика.

Закончив хохотать, он встал, вытер слезы и сквозь развороченный вход быстро вошел внутрь.

Кабинет. Сейф. Потайной ящик. Потайная шкатулка. Есть. Вот оно! Убивающее даже магов…

Сухая белая ярость.

«Сейчас я совершу преступление…»

– За мной! – скомандовал он своим людям, выйдя из комендатуры, и они молча последовали за ним. – Ставлю задачу. Скрытный подход к противнику. Наблюдение. Себя не обнаруживать. В боевые действия без приказания не вступать. Задача ясна?

– Никак нет, господин командир!

– Что?!

– Никак нет, господин командир!

– Не понял?

– Никак нет… – упавшими голосами, но по прежнему твердо и хором сообщили часовые.

– Почему?

– Оставьте вы его в покое, этого урода, господин командир!

– Ну, тогда арестуйте меня! – рявкнул комендант.

– Командир!

– У вас выбор – арестовать меня или следовать за мной! Решайте быстро!

– Мы с вами, господин командир…

– Задача ясна?

– Так точно!

– Необходимо уточнять, кого я считаю врагом?

– Никак нет, господин командир!

– Тогда – работать! Устроим этому красавчику несчастный случай.

Господин Главный Сборщик Налогов медленно шествовал по улицам Денгера. За ним двигались его подручные и конная гвардия. Шествие постоянно останавливалось. Оно останавливалось возле любого дома, трактира или магазина. Деньги, драгоценности, добротные вещи изымались полностью, продукты – почти полностью. Люди с рыданиями грузили собственное имущество в конфискованные у них же повозки. Фыркали конфискованные лошади. Королевские гвардейцы наводили порядок. Быстро. Квалифицировано. Жестоко. Налог взимался за все. Даже за трещины на стенах. Пытавшихся протестовать тут же арестовывали.

Легкими тенями скользили вдоль стен господин комендант и его люди. Прятались по кустам. Перебирались с крыши на крышу. И все-все видели.

– Смотрите! – шептал комендант своим солдатам. – Смотрите на лица этих ограбленных! Смотрите и помните, эта сволочь уйдет, а мы – останемся! Когда война сдвинется вглубь Джанхара, из города уйдут все военные части. Мы останемся одни. Взвод. И это в нас обезумевшие от голода матери станут швырять своих умирающих младенцев! Это нам придется смотреть им в глаза! Поэтому – смотрите! Хорошо смотрите! Я хочу, чтоб вы поняли что я прав!

Переполненные добром повозки господин Главный Сборщик Налогов велел гнать за город под охраной части гвардейцев.

– Вот и поменьше стало конников! – обрадовано заметил комендант, сидя на крыше высокого дома и наблюдая отвратное копошение господ королевских грабителей у себя под ногами.

– Может, прямо сейчас ему башку и проломим? – поинтересовался один из его подчиненных, с ленивой грацией подкидывая в руке тяжелую черепицу.

– Погоди… – прошептал комендант. – Хочу, чтоб наверняка, чтоб к нам потом никаких претензий не было.,

Тем временем Гиссет добрался и до бедных улиц. Комендант со своими людьми опять устроился на крыше.

– Смотри-ка, даже нищенкой не побрезговал! – ехидно заметил один из солдат, глядя, как господин Главный Сборщик Налогов наклонился к нищей кружке и, оттолкнув испуганную старую женщину, самолично извлек из кружки те несколько монеток, что в ней были.

– Так. А это кто?! – весь напрягшись, прошептал господин комендант и замер – потому что из-за угла вдруг шагнул человек.

Господин Главный Сборщик Налогов так и застыл с нищими монетками в руке, а человек решительно шагнул к нему.

Его движения были точными и страшными, как удар меча. Господин комендант невольно залюбовался этим человеком. Даже не будучи магом, он ощутил чудовищное биение силы, исходящее от этой странной фигуры в запыленном дорожном плаще. Человек что-то сказал, решительно взмахнул рукой, и…

– Глазам не верю! – воскликнул один из людей господина коменданта.

– Положил обратно! Честное слово – вернул! – шепотом закричал другой.

А господин комендант сидел и старательно дышал, потому что там, внизу, совершалось немыслимое. По приказу этого неведомого человека Гиссет вдруг вернул нищенке ее деньги, а потом он и его люди вдруг начали быстро выворачивать карманы и бросать на дорогу все, что в них было. Потом они побросали оружие и спешились. Когда они стали раздеваться, комендант застонал от невероятности. Толпа абсолютно голых и босых людей – вот во что превратилась доблестная свита грозного сборщика налогов.

– Туда! – прохрипел комендант. – Я хочу это видеть!

На господина Главного Сборщика Налогов Курт наткнулся не сразу. Какое-то время он бесцельно слонялся в еще неограбленной части города, время от времени задавая самому себе интригующие вопросы типа: «Зачем я здесь? Какого черта я здесь делаю? Чего я тут ищу? Почему не ухожу? Что меня здесь держит?»

Что-то держало. Курт продолжал бесцельно слоняться, вяло переругиваясь с Муром, требовавшим каких-то осмысленных действий, и чувствуя, как по его телу бродит чуждая чудесная и страшная, такая чужая – и все же своя сила. На господина Гиссета Курт наткнулся не сразу. И далеко не сразу понял, что происходит и кто является инициатором всего этого безобразия. Все случилось внезапно. Когда господин Главный Сборщик Налогов, радея о существенном пополнении государственной казны, нагнулся над кружкой нищенки, нагнулся и вытряс из нее те жалкие гроши, что в ней были, внутри Курта что-то тяжко лопнуло – и участь Лаши Гиссе Гиссета была решена.

«Три монетки. Обед. Ужин. Ночлег. Убью гада.»

У Курта на миг потемнело в глазах, он покрепче сжал посох и шагнул из-за угла. Мир внезапно стал ясным, четким и фантастически красивым. Курт двигался с невероятной легкостью. Казалось, что-то помогало каждому его шагу.

– Верни ей деньги, скотина, – сказал он – и сам содрогнулся от силы приказа, прозвучавшего в его голосе.

Гиссет вздрогнул и застыл. "Как он смеет, этот чужак?! Приказывать ему?! Главному Сборщику Налогов Королевства Рон, личному другу Архимага?! Да кто он такой?!"

Гиссет уже открыл было рот, но так и не смог выдавить из себя ни звука – потому что взгляд незнакомца арбалетными стрелами вонзился в его глаза и в этом взгляде была СМЕРТЬ. Смерть немедленная и неумолимая. Он мелко задрожал и торопливо сунул деньги обратно в кружку.

– Все, что есть в карманах и за пазухой – на дорогу! – тем же страшным тоном приказал Курт.

– Это касается всех! – добавил он.

Все слышали его голос. Все видели его глаза. Не было никого, кто посмел бы ослушаться. Даже если бы захотел. Даже если бы смог. Даже если бы смог захотеть.

– Оружие на землю! С коней! Снять одежду! Совсем снять! Всю что есть!

Перед Куртом дрожал строй совершенно голых людей. Курт уже не мог бы с уверенностью сказать, кто из них является гвардейцем, кто сборщиком налогов – за исключением, разумеется Гиссета, но на него Курт предпочел не любоваться: он был чудовищен даже одетый, а Курт не любил ночные кошмары.

– Вот теперь хорошо, – сказал он, когда все выполнили его команду. – Такие вы мне нравитесь. Идите за мной!

Он повернулся и пошел к выходу из города, не оборачиваясь и не проверяя, идет ли кто за ним. Почему-то он знал, что никто не осмелится ослушаться.

Вот и ворота. Они открыты. За ними – тяжело груженые подводы и некоторое количество конной гвардии, их охраняющее. Справиться с ними не сложнее, чем с предыдущими.

Курт еще раз поразился: как меняется человек, потерявший свое форменное платье! Сразу куда-то деваются и знаменитая гвардейская выправка, и горделивый взгляд, куда-то пропадают великие герои, способные разнести мир в клочья – а то, что остается на их месте, неспособно уже ни к какому действию. «Да их десять старушек разгонят!» – с удивлением подумал Курт. – «Тоже мне, гвардия!»

– Все разделись? Вот и отлично, – легкая искорка жалости шевельнувшаяся в нем, сразу погасла, едва он заметил сгрудившихся недалеко от повозок арестованных. «Да, сейчас эти гвардейцы выглядят жалко и беззащитно… но стоит отпустить их – и они вновь наденут свои мундиры. Нет уж, Мур прав. Война есть война.»

Впрочем, быть может, он ни о чем таком и не задумывался, а все это – авторский домысел, попытка как-то оправдать героя.

– На колени, – сказал Курт своему обнаженному воинству, и толпа дружно исполнила его приказание.

– Вы пришли покорить эту землю. Вы хотели этой земли – так ешьте ее! Досыта, – сказал Курт, а изнутри него изливалась мягкая неодолимая сила, делая все его приказы непререкаемыми.

– Наелись? – спросил Курт, когда нескольких стало тошнить от усердия. – Вижу, что наелись.

Он помолчал, оглядывая этих людей, таких чудовищных еще недавно, таких жалких сейчас.

– А теперь станьте той землей, которую ели, – бросил он и, не оглядываясь, побрел прочь.

Он знал, что за его спиной расстилается ровное поле, в котором прибавилось свежей земли.

Комендант с трудом перевел дух и спрятал обратно в потайной карман то самое, убивающее даже магов. «Не понадобилось!» – обрадовано подумал он. – «Этот парень все сделал за нас. И как чисто! Даже завидно. Никаких следов не оставил. Исчез куда-то господин Главный Сборщик Налогов, и все. А кто ж его знает – куда, разве он таким мелким сошкам, как я докладывать станет?»

– Уходим! – скомандовал он своим.

– А как же… с этим?! – спросил один из его людей, кивнув вслед уходящему Курту.

– С кем?! – удивленно спросил комендант. – Я никого не вижу. О чем ты?

– Понял, – кивнул тот. – Прошу прощения, господин командир, контузия.