Текст книги "Воспитанник Шао. Том 4. Праведный Дух Абсолюта"
Автор книги: Сергей Разбоев
Жанр: Боевики: Прочее, Боевики
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Глава третья
Динстон, мадам Цзян.
Полковник Динстон был на пике своего профессионального удовольствия. Надо же. Свежевыбритый, в дорогом сером костюме, он выглядел намного моложе своих лет, хотя мужественные черты лица придавали ему и суровость, и взрослость взгляда. Рядом сидел полковник Хьюз, с такими же, приличествующими обстановке, манерами поведения и солидности взгляда. Он тоже себя чувствовал значимым и достойным высокой миссии.
А напротив их сидела неутешная мадам Цзян и мило, с хитро искривлённой улыбочкой, ворковала им о высоких материях древней китайской истории и политики.
– Господа высокие американские товарищи, вы прекрасно осведомлены и, следовательно, хорошо разбираетесь в нашем внутреннем политическом положении государства. Особенно в его народно-хозяйственном плане. У нас грядут перемены. И мы все желаем двинуть их в сторону большей демократии, свободы для народа, подъёма промышленности и сельского хозяйства. Мы хорошо сознаем, что технически, технологически мы надолго отстали и от вас, и от стран Запада, и от той же Японии с Южной Кореей. Председатель Партии и мой муж, великий Мао Цзедун, распорядился, что бы были разработаны Законы по либерализации жизни страны и планы по усовершенствованию всей нашей промышленности и сельского хозяйства. Мы надеемся, что ваш президент, администрация президента, конгресс поддержат нас в плане технической помощи и сельскому хозяйству, и промышленности. Мы готовы выделять огромные средства на закупки необходимого оборудования и инвентаря. Поэтому у меня, как члена ЦК Партии, к вам, первым представителям Соединённых Штатов, вопрос и просьба: ваша Администрация, ваш Конгресс смогут в ближайшее время поставить вопрос о технической помощи нашей стране? Я знаю, что вы не просто торговые эксперты и представители Госдепартамента Штатов, и надеюсь, что ваши слова не намного могут разойтись со словами официальных представителей вашей страны.
Динстон подобрел лицом, дипломатично улыбнулся. Вот, что значит представлять великую демократическую страну. Супердержаву.
– Уважаемая госпожа, мадам Мао, мы полностью поддерживаем ту линию на либерализацию жизни вашего общества, о чём вы только что нам сказали. И я уверен, что президент и Госдепартамент, также, полностью поддержат вас. Так как они первыми узнают от нас об изменении вашей партийной политической линии. Мы знаем, что ваши слова, это слова вашего великого супруга. И мы в точности передадим смысл и суть ваших пожеланий. Второе: вопросы технической помощи также будут донесены до нашего президента, а он незамедлительно поставит перед Конгрессом вопрос о быстрой и конкретной помощи вам. Хотя, я уже могу вас по линии дипломатического участия уведомить, что благодаря той помощи, которую оказали ваши спецслужбы нашим службам, вам переданы некоторые секреты ракетного горючего, чертежи и технологии производства автомобилей хозяйственного назначения, а также гражданских и военных кораблей различного класса среднего водоизмещения. И мы верим, что ваша великая страна в ближайшее будущее время станет промышленной, высокотехнологичной страной.
– О, это прекрасно! Спасибо, вам товарищи, за слова международной, политической поддержки мне, а также нашему партийному и государственному курсу.
– Но, хотим вам напомнить, госпожа Мао, наша помощь плотно увязывается с решениями демократизации и либерализации общества. Мы хотим иметь с вашей страной ровные межгосударственные отношения, торговлю в полном объёме, обмен инновациями, культурной составляющей, туризм, и так далее.
– Несомненно, мы понимаем трудности общественного раскрепощения и будем постоянно работать над этим, но у нас трудности преодоления консерватизма партийного и смены старых элит в провинциях. Это требует времени и достаточно жёсткой борьбы, а также большой развёрнутой пропаганды по всем азимутам общественных отношений. И без вашей поддержки нам не показать многовековому рабовладельческому строю Китая, что свобода в рамках закона лучше рабства в рамках насильственных законов. Мои министры пропагандисты владеют искусством народной и дипломатии, и пропаганды; но необходимо её строить так, чтобы не настроить против себя чиновников провинций. Опять же это всё требует времени и осторожности.
– Прекрасные слова зрелого политика, госпожа мадам Мао, всё это говорит в вашу пользу. Вы достойны быть лидером нации после своего супруга.
– Спасибо, товарищи американцы, извините, что я вас называю товарищами: я так привыкла к этому обращению, что трудно иное выговорить. Привычка, всё же, жестокая вещь. Что бы суметь от неё отказаться или забыть её, требуется столько усилий, что всё прочее можно с такой же лёгкостью забыть или упустить. И страна наша имеет рабскую вековую привычку оставаться рабами при любой власти.
– Вот мы и хотим помочь, чтобы народ очнулся от бытовой унылости и внутреннего рабства, а для этого требуется многое менять и в законах, и в жизни, и в традициях. Мадам Мао, я надеюсь это наша не последняя встреча и мы можем быть полезными друг другу. Чтобы вы ещё желали, уважаемая мадам Цзян?
– Договориться по времени исполнения наших желаний.
– На следующей встрече мы представим вам подробную карту исполнения наших договоренностей.
– Прекрасно. Когда мы сможем следующий раз встретиться?
– Не более, чем через две недели.
– Я вас буду ждать.
– Разрешите откланяться.
– Я надеюсь на вас, товарищи американцы.
– Ну вот, великий сэр Хьюз, и мы играем весомую скрипку в глобальной мировой политике. Где-то может и потесним самого сэра МакКинроя под юпитерами мирового шпионажа. А мадам Мао очень даже неплоха в свои-то древние годы.
Они быстро мчались в такси и, полковник Динстон, в хорошем расположении духа, артистично важничал и строил очередные планы своих сверх крутых оперативных разработок. А полковник Хьюз молчал. После Индии и Тибета ему просто всё откисло в душе, и он теперь более старался молчать.
– Когда у нас следующая встреча с мадам, сэр? – продолжал важничать Динстон, забыв уже про предварительную договоренность.
– Думаю, она сама позвонит или даст знать через своих людей.
– Надо как-то поторопить. Это наша с вами удачная оперативная игра. Центр нас положительно поддержит.
– Дай-то бог. Подумаем. Надо полные данные запросить по ней и её товарищам-коллегам.
– Правильно. МакКинрой нам нужную информацию не даст. Хотя, чёрт его знает. Его не предугадаешь. Надо в Центр обращаться. За сутки они нам передадут заказную информацию. И завтра мы сможем ей что-то договоренное прозвонить.
– Не стоит так спешить. Она сейчас более нас занята. Думаю, ей надо и с кремлёвскими агентами встретиться, и обсудить наше предложение со своими советниками. С самим Председателем Мао встретиться, а это требует не менее двух-трёх суток. МакКинрою необходимо передать запись разговора с мадам.
– Знаю. Но, как-то жалко. Мы с тобой в такой теме. Такой удачный пассаж выдали. Надо повременить. Надо самим разрабатывать властные коридоры Пекина.
– Будем разрабатывать.
– Едем в посольство. Таксист, в американское гони.
– Есть, в американское, американский товарищ.
Динстон подмигнул Хьюзу: – Меня начинает непривычно щекотать очень важное в этой стране слово товарищ.
Глава четвертая
Сэр МакКинрой – генералы Чу и Чан.
– Удивляюсь. Как всё странно и подозрительно переворачивается не в ту сторону. Сама вселенская, американская простота полковник Динстон из среднего оперативника неожиданно вырастает до уровня уполномоченного посла и играет на уровне государственного представителя по международным переговорам и конкретным политическим договорам. Но он не выполняет главной поставленной перед ним Центром, конкретной боевой задачи: разговор должен пойти в сторону провокационной темы – о сотрудничестве мадам с нами в сторону изменения существующего строя и активной подготовке массовых акций. А у него, в его лично-оперативных переговорах, постановка мадам Мао поставлена на тот общественно-государственный уровень, где ею можно только гордиться. Такое не представишь союзникам, как политический компромат; даже, как авантюрную тайную глупость великой дамы, которой хочется стать в государственных делах более, чем она есть. В тайных свиданиях и секретных переговорах всегда есть дым без огня. Плотный словесный туман застилает всё и всех: как дым из негаснущего вулкана. Конечно, это хороший профессиональный уровень, но не в данном случае.
Генерал Чан с профессиональным давлением, терпко произнёс.
– Сэр, непонимающему полковнику Динстону надо с понятием дать хорошенько под зад.
Присутствующие охотно улыбнулись, вспоминая бравого вояку, хорошего парня полковника Динстона.
– Дорогой Чан, дать мы дадим и даже по шее, а может и выше: но, оперативную благотворительность и даже неожиданную политическую расточительность честного Динстона в данном случае необходимо превратить в политическое бескорыстие американской нации. Кстати, откуда этот простачок знает про готовность госдепартамента предоставить Китаю различное оборудование и чертежи военной техники? Странно. Откуда такая конфиденциальная утечка информации? Если Кремль узнает про это, в вашу страну потечёт столько техники низкого качества, что рисовые поля ваши будут быстро засеяны, а на окраинах закрасуются поломанные и искорёженные «Беларусы» , «Владимиры» и прочая сельскохозяйственная и мелиорационная техника Советов. Да, изменившаяся оперативная обстановка настоятельно требует быстрейшего посещения Центра и проработки новых неожиданных дополнений. Может, в данном случае сама Мадам не худший вариант нового, очередного лидера нации. С Дэн Сяопином, судя по её разговору, по её основным направлениям, они мыслят одинаково. Как и Хуа Гофэн. Да и сам председатель многое изменил в своих политических и экономических направлениях. Надо же, на девятом десятке лет поумнел.
Чу покачал головою.
– Мыслят. А сколько в её, Мадам Мао, словах искренности? Она великий мастер слова и интриг на любом уровне, от кухни и кровати Мао до трибуны партии.
– Уважаемый Чу, а как бы встретиться, поговорить с её ближайшими советниками, соратниками?
– Они будут скромно и многозначительно молчать. Сейчас смелое и откровенное слово только у Председателя Мао, в некоторой степени премьера Хуа Гофэна и самой Мадам. Все остальные второстепенные и боязливые. Участь Дэна тому красноречивый и красочный пример. Всё, по-нашему, по традиционному, по-старокитайскому.
– А ведь и Дэн ещё недавно был премьером. Мао тасует карты, как хочет. Чем он определяется, с чего он исходит, выбирая новое лицо?
– Только сохранениями гарантий своей личной власти и безопасности. Как это делал неоднократно и постоянно сам, великий вождь и учитель всех народов и рабов, незабвенный товарищ Сталин. Это одинаковый почерк и тактика всех тиранов и деспотов, во всех веках.
– Неужели нет никого среди сторонников мадам, кто-бы не желал пооткровенничать. Парень с большими амбициями и далеко идущими планами?
– Надо подумать, присмотреться к ним. Сейчас у нас время есть. Некоторое время на политической сцене будет тихо. Спешить нам некуда, Председатель ещё далеко не мертвец. За компанию с собой, на тот свет, он может много народу потянуть.
– А нам надо Динстона снова посылать на глубокие, откровенные беседы с Мадам. Даже не могу предсказать, что и как, и к чему сведёт очередной разговор полковник. Недавно он побыл на Мальте. Что ему там вбили в голову? Сейчас он почему-то стал оперативно не предсказуем. Надо ему под зад добавить, чтобы голова не пылила.
– А ведь он знал, что сам записывает свой разговор.
– Вот-вот.
– Наверное, для собственных мемуаров готовит записи?
– И это может быть. Но это вторично. Сначала он должен задание выполнить.
– Время есть. Он не торопится. И здесь он может быть где-то и прав. Иначе второй раз Мадам с ним не встретится.
– Значит, пока мне не стоит лететь в Центр.
– Скорей всего, да. Может вам лучше с Дэном встретиться?
– Не надо его подставлять. Лучше генерал Чан с ним поговорит. Хорошо, господа генералы, пора, разъезжаемся. Удачи вам.
– И вам, сэр.
Глава пятая.
Мао – жена Цзян.
Председатель Мао, солидно, красочно, внушительно стоял в позе Наполеона Бонапарта у красной драпированной стены, придирчиво разглядывал свой новый огромный портрет, и непривычно, благожелательно для себя посматривал на свою, всем скандально известную, третью или четвёртую жену Цзян Цин. Но брови его периодически круто сдвигались к переносице и отходили назад.
– Молодец. По сволочному, но всё же ты молодец. А я и не догадывался, что ты можешь так, по-государственному, глобально мыслить. Пойми, в этой стране мимо меня, без моего разрешения, муха не летает, и твой разговор с американцами, это всё при мне. Но ты молодец. Удивила. Мне приятно. Не обижайся, но я лично тобой рад. Ты поднялась выше Дэна: ты его перепрыгнула. Молодец. Ты мне постоянно втюхивала, что Дэн ломит за капитализм, но ты не менее скрытая капиталистка, чем сам первый буржуин Дэн. Я тебя готов слушать, моя дорогая, долго и с терпением, с большим пониманием, моя возлюбленная.
– Ой, ой, мой глубоко возлюбленный, дражайший великий муж и супруг; ты лучше меня понимаешь, что без тебя я никто. Меня убьют на второй день после твоей смерти. Поэтому мне и приходится думать глубоко по-государственному, высоко и глобально. Не думай, что твои эти все Хуа Гофэны, Дэны и прочие, готовы держать твой курс после тебя. Это вопрос не твой, не мой, а самой страны. Была бы я простой кухаркой, я и не думала бы об этом. Но волею судьбы и лично тобой, я поднята на государственный уровень. Поэтому я и думаю по-государственному.
– Всё мне это понятно и приятно. Но, разговор не об этом. Разговор о власти. Ещё раз говорю с полной ответственностью: о власти. Ты мне сама говорила, что власть – это рабовладение. Рабовладение – это абсолютная власть над народом и холуями, которые держат этот народ в рабах. Поэтому, вбей себе в голову: пока ты держишь всех под контролем, ты правитель. Как только ты упустила вожжи, ты труп, не только физический, но политический, общественный, моральный, исторический. Ты никто и только презрение к твоей памяти остаётся в памяти народа. Можно много говорить и болтать на эту тему. Но, если ты хочешь стать правителем, откинь совесть, откинь правила и играй, как ты считаешь нужным. Тогда ты правитель. Иначе ты никто.
– Но для этого нужно стрелять в народ.
– Не в народ, дурёха политическая. В своих противников, личных врагов. Их выделяй в своих докладах, на конференциях. Твой личный враг должен быть, обязательно, врагом народа. Когда ты сумеешь это выделить, когда ты сумеешь это доказать народу, тогда ты лидер. Народ в тебе должен видеть своего единственного, постоянного, верного, великого, авторитетного защитника. Учись у Сталина: он медленно, тихой сапой, убрал сначала известных, авторитетных правителей в Советах: Ленина, Фрунзе, Дзержинского; вспомни, следующих лидеров фракций и оппозиции, противопоставив их народу, понимаешь, народу. Не себе. Скажи он один раз, что Троцкий против Сталина идёт: от Сталина отвернулись бы быстро. До следующего съезда. Я тебе давал их труды читать – и Троцкого и Сталина, а между строчек надо находить подсказки. Народу всё равно, как лидеры политики между собой дерутся. И сколько голов они отрубят друг другу. Помнишь приговоры Сталина всем, кто против него и народа – приговаривается к высшей форме социальной защиты. Социальной защиты. Кто придумал эту фразу, тот гений социального рабства. Никто никому ничего не должен. Понимаешь? Так надо. Это просто ФОРМА СОЦИАЛЬНОЙ ЗАЩИТЫ. И ничего тут не противопоставишь, кроме моральной составляющей из-за чрезмерного количества жертв приговорённых. А кого интересует количество? Только родных и близких. Но и они будут молчать, чтобы их лично не приговорили к высшей мере, форме социальной защиты: смех и грех. А вот когда, какой-то лидер, громогласно взывает к народу помочь ему в борьбе против врага народа, вот здесь народ и пойдёт против врага за тебя. Думай об этом и над этим. Это первый и самый важный корень оболванивания любого народа. Запомни. Учись. И учи этому своих советников. Видишь: Сталин – все враги народа – он нет, он первый друг и вождь народов. Он один дённо и нощно печётся о народах. У него в мирное время было более тысячи концлагерей для непокорных, слишком умных. В одном только лагере отбывало срока или ожидали смерти до сорока тысяч человек. Это то, что известно. Следовательно, до сорока миллионов постоянно сидело в лагерях. А всего-то в Советах жило не более ста пятидесяти миллионов человек. Вот и думай, какой великий исторический гений рабовладельчества. А всего-то, кто он, поп, недоделанный попик. Грузин. Не славянин, не татарин, не мордвин и, даже, не еврей. А правил народами, как истинный, исторический рабовладелец, представитель жрецов каторжной Византии. Учись. Все кругом враги народа – а он нет. Он друг и учитель. Он вождь. И сам же народ он посылал в расстрелы, в лагеря смерти. Всех стреляли – его нет.
Мао медленно перевёл дыхание. Взор его был далеко устремлён в историческое прошлое и будущее. Его, на время просветлённые мозги, мыслили исторически мощно и далеко.
– Не обижайся. В некоторых местах ты грамотно срабатываешь, как в данном случае с американским полковником Динстоном. Но это общий случай работы в политике. Общий. Но, везде, в профессионализме, имеются особые тонкости. Это чутьё. Личное. И это должно быть внутренним твоим состоянием. Захочешь – сумеешь. Нет – не лезь. Не твоё это дело. Оставайся кухаркой. Иначе, тебя сомнут: это в лучшем случае. А так, голова шумно слетит под бурное рукоплескание тобою, горячо любимого, народа, как заказанный качан готовой капусты с общественного огорода. И ты становишься никто по жизни, в истории, в быту. Много ли люди помнят тех, кто погиб за них на войне? Поинтересуйся, как-нибудь, у народа, у журналистов. Это всё слова, слова и пропаганда. А жизнь, обстоятельства, обстановка требует чёткости и жёсткости. Пойми: Хуа Гофэн не подарок, но он прагматичен: Дэн тоже прагматичен. Ты до них не дотягиваешь. Но сегодня, сейчас, уже нельзя так стрелять, уничтожать людей, как в недавнем прошлом. Тогда, после войны, можно было тянуть любой беспредел для укрепления своей личной власти. Но, сейчас иное время. Ты видишь, я притих. Чувствую, слышу брожение не только в народе, но в провинциях, их лидерах, в партии. А это, извини: одно слово не так и ты никто. Размажут, как дерьмо по земле. Если ты хочешь оказаться на этом уровне, твоё дело. Но, учись. Всё время учись. У тебя не плохие советники, я их уважаю, но вы не растёте, перестали удивлять. Вы даже к моему цитатнику ничего не прибавили. Чем Америка хороша: они ругаются, полемизируют, скандалят. Смотришь со стороны; дурачество, лохачество, но она, Америка, движется вперёд. Всё время движется. Америке всего-то, каких-то жалких двести лет. А нам и Европе, четыре– пять тысяч лет. А мы где? В жопе. Кто в пятнадцатых, шестнадцатых веках в Америку плыл? Каторжники, да беглецы от европейских революций. И что построили? Первую державу мира. У них и негры поумнели: афроамериканцами себя звать стали. Уровень. Уважают себя. В чём дело? В свободе мысли и предпринимательства. Нельзя народ постоянно давить и законами запугивать. Давить надо чиновника – вот он и обуза, и чемодан без ручки, но и без него никуда.
– Ой, послушай свои, самим собой, озвученные доклады, хотя бы за последние пять лет. Там было всё, с точностью до наоборот.
– Правильно. Все верно. Когда против меня поднялась партийная оппозиция, что было делать? Только поднять малолеток. Дать им право бить, громить старые кадры. И я с этим справился. Лю Шаоци был ликвидирован и как политик, и как земное существо. Я сделал Линь Бяо и министром службы госбезопасности, и министром обороны, но чем ответил? Презренный. Возомнил себя равным мне. Где он? Сейчас Дэн решил за меня и за страну решать – пусть в деревне очухается.
– Так чего ж ты его не ликвидируешь?
– Не время.
– Он в южной провинции. Кто его проследит, если он не чаяно заболеет или погибнет?
– В том то и дело, что проследят. Он слишком известная фигура. Авторитетная. Он участвовал и в большом Северном походе, и в ликвидации Гоминьдана, и много где ещё. Конечно, если он нечаянно умрёт: что тут скажешь? Ему семьдесят два. Чжоу умер в семьдесят пять. Но, всё должно выглядеть естественно; как в жизни, в быту. Подумай.
Мадам Мао, глядя на себя в зеркало, с ехидцой проговорила.
– Значит, ты не против, милый.
– Я не против истории. Ты следи, видишь, я в постоянной схватке со жрецами Кремля за мировое лидерство в коммунистическом движении. Пусть мы все в крови по горло, но я выгоднее смотрюсь по сравнению с Лениным, Троцким, Сталиным.
– А с Брежневым? – не удержалась Цзян.
– Это не лидер, это обычный кухонный повар. Он такого же болтуна сместил, как и он сам: Хрущёва. Хрущёв думал, что он, как и Сталин, непотопляем. А вот что вышло – бытовое забвение. Нести чушь его работа. Брежнев, также, слишком разговорчив. В Советах правят поколения жрецов Византии со времён падения Константинополя. Брежнев не тянет на роль преданного сатрапа. Это временная фигура.
– Но, Чехословакию он задавил.
– Не он. Политбюро. Вот определи, кто из них может быть из касты жрецов?
– О, здесь каждого можно признать жрецом.
– А если откинуть тех, кто выведен из состава. Кто со времён Сталина в политбюро.
Мадам на секунду задумалась.
– Знаешь, а может и не обязательно быть в политбюро, достаточно в ЦК быть. И главное, в идеологическом отделе.
– Верно мыслишь. Теперь подумай, кто такой Громыко? Не слишком ли он долго в министрах. Иностранных дел. В несменяемых министрах. Суслов: несменяемый. Все остальные для отвода глаз. А сколько у тебя твоих людей из идеологического отдела?
– Но это, в основном, твои ставленники.
– В основном, но ты имеешь и своих людей.
– Двух или трёх.
– Ты даже не помнишь точно своих людей.
– Не больше четырёх.
– Своих надо точно знать.
– Если бы всё в жизни было постоянно?
– Ты сама первой бы отказалась от жизни. Всё время ищешь каждый день, что-то новое, интригуешь, а желаешь постоянства.
– Не определилась, не знаю.
– И не надо знать. Займись своим делом. Странами Неприсоединения пока займись. Это тебе по силе. Год над этим поработай. Выступишь на встрече с ними, скажи красиво. Тебя поймут. Твоё влияние возрастёт. Я помогу.Твои советники пусть на полную интеллектуальную силу поработают. Покажи себя.
– Страны Неприсоединения хорошая возможность поднять международную мысль на уровень коммунистического движения.
– Коммунизм пока просто так не трогай. Советы не показали себя интеллектуальной державой. Идеология – это не экономика. Народы хотят хорошей, сытной жизни. Коммунизм этого на сегодняшний день не дал. Попробуй в докладах и коммунизм давить, как идеологию, упустившую свой шанс стать мировой движущей силой. И американцев дави, как супердержаву, живущую только для себя, которая пожирает четверть всего, что есть на земле. Разозли страны. Покажи, что только страны Неприсоеденения сохранили историческую связь и с богом, и с природой, что только они имеют право претендовать на решение мировых социальных вопросов. А там и на сессии ООН выступишь. Там, только Кастро шумнее всех травит Штаты. Попробуй перебороть его в интеллектуальном споре за истину в борьбе за лучшую долю народов.
Мао ехидно улыбнулся сам себе.
– Видишь, всё к народу возвращается, любая полемика, любой спор. И кто умеет этим грамотно спекулировать, тот на высоте. Ты всё поняла, ступай, работай. Всё рассказывай мне. Я помогу. Ступай.
Преданная супруга Великого и неповторимого мило чмокнула Мао в задряхлевшую щёчку и изящно упорхнула за тяжёлые тёмно-красные шторы в дверях. Но постоянная дрожь в её теле не оставляла её и предательски не проходила. Предчувствие близкой опасности и чего-то неизвестно глобального напоминало ей, что надо искать пути спасения для её самой. Разговор с Председателем подтвердил её намерения, а путь достижения личной цели и личной безопасности указан был им точно и конкретно.
В своих обширных апартаментах, в Запретном городе, она вызвала к себе своих близких и преданных трёх советников-идеологов. Предварительно, снова, с помощью двух своих служанок, наложив на себя толстый слой красочного макияжа, легкой походкой цветущей дамы бодро вышла к ним в комнату посетителей. Без обиняков и лишних приветствий, сопутствующие всякой долгой, важной встрече, с нотками глобальной циничности, внушительно заговорила:
– Полчаса назад я имела долгую, но полезную и нужную для нас встречу с супругом. Он полностью поддержал наши цели и планы. Но подсказал, вернее, потребовал, работать с удвоенной, утроенной энергией, умно, разнообразно, на высшем государственном и международном политическом уровне. Как итог наших разработок; первое: наш главный враг старик Дэн, вытеснен из политики и государственных постов. Послан в южные провинции на гражданское перевоспитание. И это для нас очень хорошо. Второе: наступило время плотно заняться группой стран Неприсоединения и на встрече глав и правительств подготовить речь или доклад об угасании лидерства СССР и США на международной арене. Постоянном, стабильном росте международного авторитета Китая в мире. Наш неприятный, соперничающий оппонент в выступлениях, авантюрист и болтун Фидель Кастро. Нужно его переиграть в полемике. Показать политическую и интеллектуальную силу Китая, его миролюбивость, перспективы роста в экономическом, политическом и других сферах международных отношений. А главное, мы должны быть главной и основной опорой и защитником бедных и малых стран. Мы лидеры Неприсоединения. Индию надо оттеснять от лидерства. Переговорить в речах и полемике амбициозную и хитрую Индиру Ганди. У неё горячие трения и опасные военные столкновения с Пакистаном и Бангладеш. В стране вечные религиозные проблемы, ставящие страну на грань кровавой Гражданской войны. Поэтому Индия, бедная и отсталая, не может быть лидером большого количества стран земли. Мы можем. Мы должны. Вам понятно, мои дорогие, авторитетные, государственные, ответственные товарищи. С вас будет и спрос: не только мной. Председатель за всеми нами пристально следит. Я, как-то, по слезливости своей женской, полностью верила, что он глубоко больной, два три месяца ему осталась: а он круто разыграл проверку верности кадров своим политическим идеям. Вот так. Мы остались в его обойме, которым он ещё доверяет. У меня была одна секретная встреча с одним важным американцем: оказывается, они всё про нас знают. Понимаете, к чему я клоню. Работайте. Надо, чтобы они видели наш высокий политический уровень и наши адекватные усилия.
– Конечно, сейчас нам всё понятно, наша прекрасная и мудрая мадам. Вот теперь, всё нам достаточно полностью ясно и понятно. Начнём работать с усердием всего нашего изворотливого, разветвлённого ума. – Ближайший друг самой мадам, товарищ Яо, был весел и разговорчив. Но, мадам, жестом руки остановила его.
– Третье и основное, самое главное: нам надо по партийному хитро и умно разыграть карту очередного врага народа. Наше с вами благополучие и долгая политическая жизнь – это наш враг нашего народа. Надо его найти, нарисовать и разъяснить стране всю опасность существования врага.
– А где и какого врага найти?
– Надо глубоко, по-партийному, исследовательски поковыряться в прошлом Дэна. Любые его неясные случаи в партийной жизни представить так, будто это направленная борьба против народа, государства. Найти, кого ещё можно представить врагами народа и нас лично. Хуа Гофэна, пока трогать не можем. Супруг сам за ним следит. Проведите собрания в своих отделах среди своих преданных товарищей. Выберите самих верных. Заплатите им. Задания давать только своим людям. Остальные, путь работают по старым программам. Вам всё ясно?
– Ясно и понятно, наша дорогая. Но, пока Дэн жив, трудно что-либо надолго планировать.
– Это не ваша забота. Есть кому об этом подумать.
– Тогда всё ясно. Сегодня же начинаем работать. Разработаем планы, цели. Нам подробно разрабатывать положения международной и политической обстановки в мире?
– Все, что можно, и что сможете придумать. Полная для вас свобода слов и действий. Полная. Потом мы с вами вместе всё отредактируем. Председатель проверит и выйдем на трибуну. Мы должны себя показать выше изощрённого болтуна Фиделя, кухарку Ганди, читающих болтунов из США и СССР. К завтрашнему утру подготовьте свои первые, начальные планы-наброски. Каждый час на пользу нашему делу. Поняли? Вот эту фразу тоже запишите, неплохая фраза. Всё, расходимся. У меня ещё одна важная встреча.
– Удачи вам, прекраснейшая. – за всех бодро и весело ответил первый идеолог, хитрый прохвост товарищ Яо.
Час медленно прошёл, равномерно продвигая минутную стрелку летящего в вечность стремительного времени.
Мадам с нетерпением ожидала министра-советника, племянника её мужа. Он, по мышиному топая маленькими ножками, боязливо втиснулся в обширные покои мадам. Самой Цзян нравились маленькие люди. По сравнению с ними, она выглядела рослой и красивой. Хотя она была даже для китаек, невысокой. Но всегда ходила на очень высоких каблуках.
– Заходи, заходи, милый, – очень нежно ворковала она. -
– Я со своим супругом и с твоим великим дядей, говорили о тебе. Ты хорошо владеешь информацией по бандам в Кантоне (Гуаньдун) и его прибрежном районе, вплоть до Гонконга и Макао. Дядю политически крепко утомляет старый Дэн. Но он сам не желает руки марать об него. У тебя хорошие, давно налаженные связи с разными «Триадами». Ты можешь их положительно уговорить. Предложить. За деньги, конечно. Миллион долларов готов к оплате. Главное, чтобы заказ был выполнен.
Советник всё понял. Мгновенно с ориентировался в открывшейся обстановке. Это его тема. Интриги – это жизнь во власти. Хорошо. Мозг в работе, тело в жизни. Нега власти. Министр сладко поёжился и, с уважением, глядя на родственницу, также мягко заговорил:
– Да, уважаемая. Связи есть. Народ там нормальный, адекватный. Власть уважают. Готовы всегда кое-что конфиденциальное, важное, для власти выполнить. Они ничем не брезгуют.
– И это хорошо. Можно произвести какой-нибудь совсем случайный несчастный случай с политически прокажённым Дэном. Так, чтобы производственная трагедия выглядела естественно.
– На такие тонкости они не совсем готовы. Ведь это бандиты, грубые люди. Таким что-то интеллектуальное нельзя давать. Завалят дело. Подставят заказчика.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
