Текст книги "От Садового кольца до границ Москвы. История окраин, шедевры зодчества, памятные места, людские судьбы"

В связи с тем, что позднее дорога достигла Архангельска и соединила Москву с огромными территориями Русского Севера, которому многие, и в их числе владелец дороги Савва Мамонтов, предрекали большую будущность, вокзал, вернее, его фасадную часть перестроили полностью. Автором этого весьма необычного и по сегодняшним меркам здания был Ф.О. Шехтель (1902 г.). Главный акцент – на входе в вокзал, напоминающем открытые крепостные ворота в нижнем ярусе могучей башни. На здании вокзала помещены лепные гербы Москвы, Ярославля и Архангельска.

И наконец, последним на этой площади выстроили вокзал дороги на Рязань, первый участок которой – до Коломны – открыли для движения 20 июля 1862 г. (он, возможно, единственный в России с левосторонним движением: «виновниками» этого были английские проектировщики и инженеры). Вокзал – длинное одноэтажное здание с центром, выделенным башенкой, выстроенный по проекту архитектора А.П. Попова, оказался тесным по мере расширения движения и присоединения новых линий, и вместо него в 1914 г. заложили новый, более обширный, по проекту молодого и талантливого А.В. Щусева (любопытно, однако, отметить, что еще в 1911 г. существовал проект другого архитектора, маститого Ф.О. Шехтеля, удивительно схожий со щусевской постройкой – то же сочетание деталей древнерусского зодчества, то же использование декоративных мотивов, та же высокая башня, то же распределение зданий по фронту застройки…).

Архитектор внимательно исследовал многие русские постройки XVII в., заимствуя и творчески перерабатывая их детали: так, мотивы декоративной обработки портала большого арочного проема башни вокзала со входом в вестибюль заимствованы у ворот здания женского отделения Преображенской старообрядческой общины, полукруглые гребешки – у собора в Астрахани.

До советской власти вокзал так и не окончили, его строили до 1926 г., а отделывали до 1940 г.: перед войной вокзальное здание решили сделать роскошным и поэтому облицевали его ценным уральским мрамором «уфалей», не гармонирующим с замыслом всего сооружения. Отделку интерьеров вокзального ресторана и вестибюля выполнил художник Е.Е. Лансере. Живописное соединение разновысоких объемов, объединенных одним декоративным решением, переработанные детали русской архитектуры конца XVII в., доминанта всего ансамбля, башня Сююмбике, высотой 73 метра, копирующая башню в Казанском кремле, красивые часы со знаками зодиака – все это делает здание Казанского вокзала (как он стал называться после продления линии до Казани) одной из архитектурных достопримечательностей Москвы. В последнее время Казанский вокзал преобразился: к старому зданию пристроили новое, в том же стиле, со стороны Рязанского проезда (у путей соединительной ветки) и Новорязанской улицы (архитектор В.М. Батырев). Над семнадцатью железнодорожными путями, подходящими к зданию вокзала, было сооружено огромное застекленное покрытие – площадь его более 19 тыс. кв. метров, опирающееся всего на восемь опор. Под вокзальными зданиями проложен самый длинный в Москве тоннель, по которому можно попасть в любой из трех вокзалов на площади.

К вокзалу с левой стороны примыкает массивный полукруг здания, не предусматривавшегося оригинальным проектом – это «КОР», то есть Клуб имени Октябрьской революции, также спроектированный Щусевым и выстроенный к 10-й годовщине революции. Сюда Ильф и Петров решили поставить стул мадам Петуховой, тот самый, где и были спрятаны бриллианты, в поисках которых концессионеры Остап Бендер и Киса Воробьянинов исколесили полстраны.

Надо отметить, что эти три вокзала – Николаевский, Ярославский, Казанский – не единственные вокзальные сооружения на Каланчевской площади. О четвертом знают немногие – еще есть так называемый царский павильон, построенный в 1896 г. Теперь это станция Каланчевская на соединительной ветке железной дороги, проходящей над площадью по эстакаде.

Площадь, превратившуюся еще в прошлом столетии в важнейший транспортный узел города, в советское время решили соединить линией метро с центром. И здесь находятся две станции – одна радиальная, первой очереди 1935 г. (архитектор Д.Н. Чечулин), на капителях колонн которой изображены таинственные буквы «КИМ» (что означает «Коммунистический Интернационал Молодежи»), и вторая, кольцевая, 1952 г., автор которой А.В. Щусев вернулся к теме оформления Казанского вокзала. Но если на здании вокзала детали русского архитектурного орнамента, даже преувеличенно большие, смотрятся еще более или менее нормально, то под землей, даже несмотря на большие размеры станции метро, они кажутся уже гротескными.

От площади далее на северо-восток идет Краснопрудная улица, названная так потому, что она проходила у Красного пруда, который находился рядом с нынешним Ярославским вокзалом, на месте современных домов № 1, 3 и 5. Застройка на этой улице появилась сравнительно недавно – в основном в XIX и XX вв., раньше же это была сельская дорога, вьющаяся среди полей и огородов через Каланчевское поле, мимо пруда и Сокольников, к Яузе и дальше на северо-восток.

У пруда раскинулось большое село Красное, название которого сохранилось в именах улиц Верхней и Нижней Красносельских и станции метро первой очереди. Существовало оно, надо думать, с давних времен, но в документах село упоминается впервые в 1423 г. в завещании великого князя Василия II: «А благословляю своего сына, князя Василья, своею вотчиной, чем мя благословил отец мои… А из сел даю сыну своему князю Василью: …селце оу города оу Москвы над Великим прудом…»

В документе 1461 г. подчеркивалось, что к селу Красному «тянут» городские дворы, откуда можно заключить, что тогда село, по сути дела, стало уже частью города. Пруд действительно был Великим – по площади почти равным всему Кремлю. Потом он стал называться так же, как и село, Красным, то есть красивым. У пруда в Троицын и Духов дни было так называемое «русальное» гулянье, и хотя Стоглав, свод правовых норм, принятый в 1551 г., порицал эти игрища, дошедшие от языческих времен, но мне кажется, что авторы его не смогли сдержать невольной симпатии при описании предосудительных действий: «сходятся там мужие, жены и девицы на ночное плещевание и бесчисленный говор, и на бесовские песни, и на плясание и на скакание и егда нощь мимо ходит, тогда к реце идут с воплем и кричанием, аки беси, и умываются водою бережно».

Село у пруда было богатым и большим: иностранец Конрад Буссов, бывший в Москве в начале XVII в., писал, что в селе «жили богатые купцы и золотых дел мастера». Село стало известным в летописях Смутного времени тем, что именно его жители первыми под Москвой встретили хлебом и солью посланцев самозванца Лжедмитрия.

В петровское время на пруду устраивались потехи: так, на Масленице 1697 г. «у Красного села на пруде, сделан был город Азов, башни и ворота и коланчи были нарядные и потехи были изрядные, и государь изволили тешиться». Через два года подобная же потеха повторилась в именины государя, 28 июня: «сделано было три городка на воде, и с тех городков была пальба, а также и пушечная пальба, также и пехотная из мелкова ружья, а кругом пруда была пехота. А около тово пруда были шатры Государевы, и в тех шатрах были столы, и в тех шатрах Великий Государь изволил кушать, и бояре, и все полатные люди».

В селе стояла церковь во имя иконы Тихвинской Божьей Матери, построенная, вероятно, в XV в., деревянное здание которой заменили в 1692 г. каменным. Главный престол освятили во имя Воздвижения, а придельные – Тихвинской иконы и епископа Симеона. Там же находилась и другая церковь, но не сельская приходская, а дворцовая: у села стоял деревянный царский дворец с церковью во имя Спаса Нерукоторного Образа, упраздненной в 1776 г.

Невдалеке от села жили в своих загородных поместьях богатые вельможи, и, вероятно, поэтому в селе построили театр, для которого находилось достаточное количество зрителей. Театром заведовал некий Жан-Батист Локателли, прибывший в Россию сначала в Петербург, а потом переехавший в Москву. В апреле 1758 г. он получил позволение завести театр «на своем коште», и 19 января 1759 г. газета «Московские ведомости» сообщила, что «господин оперист Локателли начнет свои представления на будущей неделе». На Масленицу в театре Локателли состоялся первый маскарад, участникам которого от Московской полицмейстерской канцелярии объявлялись следующие правила: «Все, кто будет находиться в масках и маскарадных платьях, могут входить на место, где имеют быть танцы; в самых же подлых платьях маски впускаемы не будут…» Тех же, кто не в маске, пускали только в ложи, «где они могут веселиться одним зрением». Театральные нравы были тогда весьма патриархальны: как писал И.И. Шувалов, куратор университета, под чьим покровительством работала труппа, «наши комедианты, когда хотят, играют, а когда не хотят, то из половины начатой комедии или трагедии перестают и так, не докончив, оставляют, причиною представляя холод; от этих непорядков нельзя ожидать ни плода, ни прибыли, отгоняют тем самым охотников к спектаклям, почему народ съезжается гораздо менее прежнего». Театр Локателли не сводил концы с концами и в 1762 г. прекратил свое существование.

Возможно, что в начале XVIII в. около Великого пруда появились большие хозяйственные дворы: ближе к городу Артиллерийский полевой двор и дальше – Фуражный и Житный дворы. В сентябре 1812 г. в грандиозный московский пожар на Артиллерийском дворе произошел взрыв, да такой, что звук от него был слышен за много десятков верст.

Как писал современник, громадный Красный пруд до появления железной дороги «блистал своей зеркальною чистотою, изобиловал рыбою и походил на порядочное озеро, по которому плавали постоянно огромные стаи уток», но со временем он постепенно приходил в упадок: город надвигался на сельские избы своими заводами, фабриками, складами. В пруд стали спускать нефтяные остатки, и было решено его засыпать: начали в 1901 г. и закончили почти через 10 лет. На части бывшего пруда разместили склады угля и леса, а также пути и товарную станцию Ярославской железной дороги, а другую часть отдали под застройку – теперь о пруде уже ничего не напоминает, за исключением названия Краснопрудной улицы.

По плану реконструкции Москвы улица мыслилась как часть огромной магистрали, прорезавшей весь город, так сказать, «от Ленина до Сталина»: от Дворца Советов со статуей Ленина до громадного стадиона имени Сталина у Измайлова, и должна была застраиваться монументальными сооружениями, обязанными отразить величие сталинской эпохи. Неудивительно, что на ней начали появляться помпезно украшенные дома в крупных формах. Длинное и затейливое здание (№ 3–5) было начато по проекту архитектора Б.В. Ефимовича в 1940 г. и окончено в 1948 г. уже по несколько измененному проекту архитектора А.Д. Хильковича. Интересно отметить, что как раз под его средней частью протекает река Чечера. Следующее здание (№ 7–9), с двумя большими 12-этажными башнями и длинной колоннадой по первому этажу между ними, строилось для работников метрополитена в продолжение 1953–1958 гг. в несколько приемов (архитектор Г.И. Волошинов).

Другая сторона Краснопрудной улицы более разнообразна и даже живописна. Почти сразу за Клубом железнодорожников – крупные формы универсального магазина «Московский» (1983 г., руководитель авторского коллектива А.Г. Рочегов), предназначенного, по мысли проектировщиков, перехватывать тогда хоть часть нескончаемого потока покупателей со всего Советского Союза. По той же стороне Краснопрудной улицы – высокое 22-этажное здание центра билетно-кассовых операций, на нем – необычное дело – доска с именами его создателей: «Здание сооружено в 1980 году по проекту архитектора Нестерова Вениамина Александровича, инженера Велькина Аркадия Львовича…» Рядом с ним – изящная, как небольшая коробочка, Краснопрудная трамвайная электроподстанция (№ 18), построенная в начале нашего столетия. Далее, за жилым домом (№ 20) общества Московско-Казанской железной дороги, идет длинный, до Нижней Красносельской улицы, «дом ударников-железнодорожников» (одна из первых работ архитектора З.М. Розенфельда), строившийся в основном в 1935–1939 гг., а также после войны, в 1946–1949 гг. и в 1956–1959 гг.

Тут мы подошли к перекрестку с двумя Красносельскими улицами – Верхней и Нижней.

На Верхней Красносельской улице – постройки Алексеевского монастыря, переведенного сюда в 1837 г. Основанный московским митрополитом св. Алексием в XIV в. (около 1360 г.), монастырь поменял три места за пятьсот лет своего существования. Сначала основатель замыслил поставить его среди полей и лугов Остожья, на берегу Москвы-реки: его сестры Евпраксия и Юлия претворили замыслы митрополита и были первыми монахинями, но в 1547 г. монастырь перенесли на новое место, в Чертолье, у впадения Чертольского ручья в Москву-реку.

Можно было думать, что тут Алексеевский монастырь будет стоять вечно, и он бы простоял, если бы не желание императора Николая I выстроить именно здесь храм Христа Спасителя – другого места для храма в Москве не нашлось, несмотря на то, что еще Александр I по совету автора первого проекта храма Витберга выбрал Воробьевы горы – на виду у всего города. Можно себе представить, насколько величественной была бы картина огромного храма, поставленного на высоком холме над рекой.

После краха витберговского проекта Николай приказал строить на новом месте, выбранном уже им. В те времена отнюдь не было возможности свободно выражать свое отношение в печати к различным событиям, так что нам остается лишь гадать, как современники восприняли столь неординарное событие – разрушение древнего монастыря, существовавшего около 400 лет, однако не думаю, что было много таких, кто одобрил эту затею. Не пожалели строители древних замечательных построек монастыря, и только об одной из них, прекрасной двухшатровой церкви, мы можем судить по рисунку.

Так или иначе, но пришлось переселяться. Переход монахинь – это был действительно переход, всю многоверстную дорогу на далекую глухую окраину Москвы шли пешком – совершился 16 октября 1837 г., и с того времени Алексеевский монастырь начал отстраиваться на новом месте. Старую приходскую Воздвиженскую церковь расширили и заново отделали по проекту М.Д. Быковского в 1841 и 1857 гг. (в ней похоронены известные московские благотворители муж и жена Ф.Ф. и М.В. Набилковы); по его же проекту в 1853 г. выстроили в центре монастырской территории церковь Алексия – человека Божьего, с приделами иконы Грузинской Богоматери и св. Павла Латрского; в 1879 г. построили больничный храм Архангела Михаила и последней в 1887–1891 гг. высокую Всехсвятскую церковь на новом кладбище по проекту архитектора А.А. Никифорова (она была освящена 30 июня 1891 г.).

В этой церкви славился беломраморный иконостас, а расписана она была иконописцами Троице-Сергиевой лавры.

На кладбище Алексеевского монастыря были похоронены художник И.М. Прянишников, писатели А.Ф. Вельтман и С.А. Юрьев, публицист М.Н. Катков, скульптор Н.А. Рамазанов, филолог П.М. Леонтьев, мемуарист Ф.Ф. Вигель, историк, издатель журнала «Русский архив» П.И. Бартенев, врач А.Я. Кожевников, физик П.Н. Лебедев, архитекторы А.С. Каминский, В.Н. Карнеев, А.С. Никитин, основатель народного университета А.Л. Шанявский, нотоиздатель П.И. Юргенсон, декабристы Ф.Г. Вишневский, П.Н. Свистунов и многие другие. Теперь же и следов кладбища нет.

На новом месте монахини устраивались, как видно, теперь уже надолго, но… пришли большевики: монастырь закрыли, часть его порушили, храмы приспособили для разных своих нужд, а кладбище уничтожили. Главный храм обители настолько перестроили, что его теперь совершенно невозможно узнать в обычном учрежденческом здании, в котором помещается Институт рыбного хозяйства и океанографии и «Росрыба» (Верхняя Красносельская, № 17); Михайлоархангельскую церковь снесли и построили жилое здание (дом № 17/2), в Алексеевской церкви устроили Дом пионеров (он находится позади института), а во Всехсвятской до недавнего времени было архивное хранилище. В 1980-х гг. часть территории кладбища отрезали при прокладке Третьего кольца, и для того, чтобы найти Всехсвятскую церковь, надо зайти за дом № 17, пройти мимо Алексеевской церкви, пересечь новую магистраль, и в парке, за надстроенными краснокирпичными домами бывших келий, можно увидеть эту церковь, в которой в 1991 г. возобновилось богослужение.

Далее по Верхней Красносельской улице, совсем рядом с бывшим монастырем, стоит здание богадельни в память потомственного почетного гражданина И.Н. Геера, вдова которого Наталья Петровна пожертвовала городу обширный участок и средства для постройки богадельни. Богадельню (№ 15) и храм во имя св. Иосифа Обручника выстроили в 1895–1898 гг. по проекту архитектора Л.Н. Кекушева и передали городу, в знак чего наверху изобразили герб города Москвы.

Участок Геера был действительно большим, но составлял только часть когда-то еще большего. Им, площадью более 13 гектаров, с аллеями, несколькими прудами и огромным садом, в конце XVIII – начале XIX в. владел секунд-майор А.Л. Демидов, потом участок приобрел знаменитый герой Отечественной войны генерал А.П. Ермолов, а у него в 1859 г. купил первогильдейский купец Геер, о котором вспоминал П.И. Щукин: «Часто бывал у моих родителей швейцарский консул, старик, Осип[4]4
  Осип – Иосиф. (Примеч. ред.)


[Закрыть] Николаевич Геер, который жил в своем доме близ Алексеевского монастыря, где имел прекрасный сад-парк и водочный завод. В саду созревали груши-дюшесы, а гееровские водки и наливки пользовались заслуженной славой. Однажды отец, стоя у закусочного стола, представил О.Н. Геера какому-то гостю. „Пивал“, – сказал гость, вероятно, вспомнив о гееровских водках».

Часть своего большого участка И.Н. Геер в 1869 г. продал за 20 тысяч купцу Владимиру Занегину, выстроившему в 1864 г. особняк (№ 7), поставленный с отступом от красной линии, обильно декорированный, с красивым балконом на переднем фасаде и остатками террасы на заднем. От старинной усадьбы остался флигель, очевидно, XVIII в., стоящий торцом к улице. Далее – построенный к 1930 г. хлебозавод, бывший тогда крупнейшим в Москве.

Ближе к концу Верхней Красносельской улицы, на углу Малой Красносельской и Проезжей (ул. Лобачика), можно полюбоваться интересным образцом московского модерна – особняком, находящимся на территории бывшей фабрики Абрикосовых. Это была одна из самых крупных «сладких» фабрик в Москве. Она и еще «Эйнем» на Берсеневской набережной и «Сиу» на Петербургском шоссе держали пальму первенства. Основатель дела, потомок крепостных крестьян Алексей сын Иванов, начал свою аппетитную деятельность в 1840-х гг., и говорят, что самой своей фамилией был обязан необыкновенно вкусным абрикосовому варенью и пастиле.

Сначала его заведение было небольшим и находилось в центре города, но постепенно под умелым руководством основателя оно расширялось, и в 1873 г. Абрикосов в прошении московскому генерал-губернатору сообщал, что его заведение «приняло такие размеры и такой оборот по числу рабочих рук, что оно вполне заслуживает переименования его в фабрику». Тогда же он ходатайствовал о позволении установить «взамен рук рабочих паровую машину в 12 сил». В 1872 г. абрикосовская фабрика выработала 31 200 пудов конфет, варенья и пряников на 32 500 рублей (заметьте, пуд сладостей стоил тогда 1 рубль). Наследники его – сыновья Николай и Иван – образовали в 1874 г. фирму под названием «А.И. Абрикосова сыновья» и задумали перенести фабрику на новое, более просторное место, где она могла бы свободно развиваться. Они приобрели участок на окраине Москвы и заложили большие фабричные производственные здания, выстроенные в 1885 г.

На углу двух улиц построили особняк в модном, несколько разудалом модерне (1905 г., архитектор А.М. Калмыков). В 1890 г. на фабрике произвели 53 тысячи пудов конфет и 4,5 тысячи пудов варенья; фирма открыла несколько магазинов в самых людных местах города – на Кузнецком мосту, на Тверской, в Верхних торговых рядах, на Мясницкой. На Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде 1896 г. было отмечено, что «фирма эта первая в России начала приготовлять в Крыму, из местных фруктов, высокого качества глазированные плоды и начала вытеснять привозные из-за границы продукты этого рода».

При большевиках фабрика продолжала действовать, став с 1922 г. Бабаевской – по имени П.А. Бабаева, секретаря Сокольнического райкома партии большевиков.

Нижняя Красносельская улица отходит к юго-востоку от главной магистрали этого района. На правой стороне ее стоит Покровская церковь, здание которой сохранилось в обезображенном виде (Нижняя Красносельская ул., 12). Но хоть сохранилась – ведь в 1932 г. Президиум Моссовета постановил срочно снести ее, так как она, видите ли, «затрудняет всякое (!) движение по одной из магистралей города».

Здание церкви Покрова было выстроено в 1701 г., трапезная с двумя приделами и колокольней – в 1751 г., а в 1838 г. построили новое завершение церкви.

За перекрестком с двумя Красносельскими улицами Краснопрудная продолжается до автомобильного путепровода. Левую сторону этого отрезка Краснопрудной улицы начинает приземистое строение наземного вестибюля станции метро первой очереди «Красносельская» (1935 г., архитектор Б. Ви-ленский), а напротив него – пример того, как должна была застраиваться эта улица в довоенные годы – помпезный жилой дом (№ 26/1) с отделкой мощным рустом и огромной аркой на несколько этажей. Стоит зайти под эту арку, чтобы понять всю бессмысленность ее: пространства под ней никак не используются, здесь только мерзость запустения (1935–1937 гг., проект И.С. Рожина). На доме мемориальная доска: в 1958–1978 гг. в нем жил композитор, один из создателей советской музыки, Д.Я. Покрасс, автор популярнейших песен, – талантливые люди прославляли сталинскую диктатуру. На той же стороне Краснопрудной улицы в 1952–1956 гг. был выстроен огромный жилой дом (№ 30–34) Министерства путей сообщения по проекту архитекторов В.А. Сычева и М.П. Бубнова.

Почти напротив него – фабричные постройки, находящиеся на территории когда-то роскошной дачи московского главнокомандующего во времена Отечественной войны Федора Васильевича Ростопчина. Летом 1812 г. он жил на даче, и к нему сюда съезжались многие москвичи узнать о последних новостях. До Ф.В. Ростопчина дача (он приобрел ее в 1808 г.) принадлежала графине Е.Я. Мусиной-Пушкиной-Брюс, а после него брату декабриста майору Платону Фотиевичу Митькову, купившему весь участок в 1833 г., а потом его сыну, тайному советнику Михаилу Платоновичу.

У пруда, довольно близко от дороги, стоял большой каменный двухэтажный дом, выстроенный, вероятно, в последней четверти XVIII в., когда увлекались псевдоготикой. За домом далеко вглубь шел внушительных размеров сад с лугами и огородами с протекавшей по ним речкой Рыбинкой. По рассказам бытописателя Москвы прошлого века, эту дачу «посещали приглашенные, но она не была чужда и для прочей публики, потому что и местность, и устройство ее были прекрасны».

В конце XIX в. по этому участку стали прокладываться новые улицы, прошла ветка железной дороги и начали строиться дома и фабрики. У самой дороги, которая до 1921 г. называлась Сокольническим шоссе (теперь это часть Русаковской улицы, названной в 1921 г. именем большевика И.В. Русакова, участвовавшего в подавлении Кронштадтского восстания матросов против советской власти), стали возводить строения «Калинкинского пиво– и медоваренного товарищества», выпускавшего лучшие тогда напитки. Почти все здания построены в 1892–1894 гг. по проектам архитектора А.Е. Вебера, в том числе отдельно стоящий с левой стороны двухэтажный дом для конторы (№ 13) и производственные постройки справа.

В конце XIX в. на бывшей ростопчинской даче построили еще несколько фабрик и, в частности, большую макаронную на 3-й Рыбинской улице. На этой улице два любопытных архитектурных памятника, стоящих напротив друг друга и представляющих откровенно противоположные направления в архитектуре: с левой стороны – особняк, построенный в стиле модерн архитектором А.М. Калмыковым для владельца фабрики «гамбургского гражданина» Иоганна Динга – соединение живописных объемов, украшенных декором, и напротив него – произведение архитектора К.С. Мельникова (1927–1929 гг.), аскетичное, совсем без декоративных деталей, с акцентом на голые геометрические формы – рабочий клуб фабрики «Буревестник».

За путепроводом по Русаковской улице – комплекс скромных небольших домов (№ 7), выстроенных в 1925 г. архитекторами Б.М. и Д.М. Иофанами. Далее улица подходит к оживленной площади у станции метро «Сокольники» (1935 г., И.Г. Таранов и Н.А. Быкова). Все кругом нее перестроено, и везде выросли новые бетонные коробки, среди которых кажется совсем чужим здание церкви Воскресения Господня, чудом пережившей все превратности большевистского господства. Странным и неподходящим соседством стал для нее большой жилой дом, выстроенный почти вплотную – наглядный пример необходимости соблюдения охранной зоны архитектурного памятника.

Воскресенская церковь – любопытный пример поисков образа православного храма, предпринятых в начале XX столетия многими архитекторами, соединявшими традиционные взгляды с творческим переосмыслением новых представлений. В этих поисках особенно интересных результатов добились И.Е. Бондаренко, А.В. Щусев, В.А. Покровский, но автором церкви в Сокольниках был малоизвестный до того архитектор П.А. Толстых, и здание Воскресенской церкви ему удалось: массы основания выгибают неудержимым напором полукружия сводов, заостряют своды закомар, прорываются свечами восьми маленьких главок, чтобы завершиться пламенем центрального шатра. Прекрасен интерьер ее – простой, почти не украшенный живописью, он очень просторен и светел.

Церковь Воскресения начала строиться в 1909 г. на 300 тысяч рублей, собранных прихожанами, а освящение ее происходило 22 декабря 1913 г. В этой церкви в январе – феврале 1945 г. заседал Поместный собор, выбравший московским патриархом Алексия I.

Рядом с Воскресенской церковью расположен вход в парк «Сокольники». Как можно предположить по названию, местность эта, или, как говорили в прошлом – урочище, была как-то связана с соколами.

В 1645 г. престол русских царей занял сын первого царствовавшего Романова Алексей Михайлович. В его поведении и характере проявились новые для русских той поры черты – наряду с приверженностью старым обычаям, царь не был чужд и тому, что еще недавно рассматривалось как тяжкий грех. Был он, видно, человеком увлекающимся, отнюдь не чуждым радостей жизни – впервые при его дворе стали разыгрывать театральные пьесы, которые царь смотрел, не вставая, как зачарованный, многие часы; он мог устраивать пирушки с иноземными танцами и музыкой. Алексей Михайлович первым стал – неслыханное дело – собственноручно подписывать указы и, более того, писать письма! И многие из них касались одной страсти его – охоты.

Царь был завзятым охотником, и немало мест под Москвой видели пышный охотничий царский поезд. Особенно он любил соколиную охоту, к которой царь составил даже особое руководство под названием «Уложение сокольничья пути». Часто охотился он в лесу, простиравшемся на северо-восток от города, между проезжими дорогами на Стромынь и Троицкую лавру, получившем прозвание Сокольники. Произошло это, вероятно, после того, как около Стромынской дороги у опушки леса устроили Сокольничий двор – поселили особой слободкой сокольников с соколами. Один из тех соколов, по прозванию Ширяй, дал название целой местности – Ширяевому полю.

В течение долгого времени Сокольники официально не были частью городской территории – они принадлежали дворцовому ведомству, и только в 1879 г. перешли в полное владение города, когда Министерство государственных имуществ продало их за 300 тысяч рублей. Но, по сути дела, Сокольники примерно с XVIII столетия стали местом гулянья горожан, а в XIX в. (в основном с 1820-х гг.) превратились в популярную дачную местность.

Самое известное гулянье в Сокольниках происходило 1 мая и называлось когда-то «Немецкими станами» или «столами». Это название пошло, как говорят, от шведских пленников, «учителей» Петра I, поселенных им невдалеке. Они собирались 1 мая в Сокольниках и отмечали там весенний праздник, а со временем к ним присоединились и русские, перенявшие у них этот обычай. Первомайский праздник в Сокольниках стал самым, наверное, многолюдным в Москве. Вот как о нем писала газета «Московские ведомости» в 1756 г.: «…в загородном месте, так называемом Немецкие Столы, по причине благополучныя погоды, такое великое множество находилось, что примечено около тысячи карет, и прогуливались до самой поздней ночи». Об этом же гулянье через полстолетия писал С.П. Жихарев: «Москва в больших приготовлениях к гулянью 1 мая. В Сокольниках разбиваются пренарядные палатки и устраиваются кавалькады… Сколько народу, сколько беззаботной, разгульной веселости, шуму, гаму, музыки, песен, плясок и проч.; сколько богатых турецких и китайских палаток с накрытыми столами для роскошной трапезы и великолепными оркестрами и простых хворостяных, чуть прикрытых сверху тряпками шалашей с единственными украшениями – дымящимся самоваром и простым пастушьим рожком для аккомпанемента поющих и пляшущих поклонников Вакха… Нет, признаюсь, я и не воображал видеть такое великолепное, разнообразное и живописное гулянье, на какое, наконец, попал я вчера (1 мая 1805 г. – Авт.) в Сокольники!»

Еще через полстолетия первомайскому гулянью в Сокольниках посвящались такие немудрящие стихи:

 
Кипит и хлопочет все с утра в Москве,
Сумятица всюду такая…
У всех лишь одна только мысль в голове:
Поедем на Первое мая!
Куда же все едут, куда ж все спешат?
Трещит и гремит мостовая, —
В Сокольниках нынче гуляют, кутят —
Сегодня ведь Первое мая!
 

В Сокольниках на Ширяевом поле 1 мая 1867 г. московское купечество принимало царскую семью: самого императора Александра II, наследника с супругой и третьего сына императора великого князя Владимира. Все делалось на энтузиазме устроителей: было собрано несколько десятков тысяч, молодой архитектор А.С. Каминский в одну ночь составил планы и смету громадного павильона на 1200 человек, выстроенного за шесть дней, и, к довершению всего, устроили чудо из чудес: площадка перед павильоном освещалась, как сообщали газеты, «двумя электрическими солнцами больших размеров».

Во второй половине XIX в. Сокольники стали модным дачным местом, и, как писали тогда, их «можно назвать небольшим городком». Вот описание этой местности из московского путеводителя 1867 г.: «Сокольники теперь усеяны прелестными дачами, которые каждое лето бывают заняты лучшим московским обществом. Здоровый воздух, близость соснового леса, избранное общество, многолюдные гулянья, разные увеселения, музыка, летние балы, представления, целебные ванны, прелесть дачной жизни – все это привлекает в Сокольники на лето многочисленное общество». Самые роскошные дачи (всего дач в Сокольниках было более 800) находились на Алексеевском и Шестом просеках.