Текст книги "От Садового кольца до границ Москвы. История окраин, шедевры зодчества, памятные места, людские судьбы"

 
«Рука Всевышнего» три чуда совершила:
Отечество спасла,
Поэту ход дала
И Полевого удушила.
 

Пушкин, один из тех «литературных аристократов», с которыми Полевой вел войну, не без злорадства записал в дневнике при известии о запрещении журнала: «„Телеграф“ достоин был участи своей; мудрено с большей наглостью проповедывать якобинизм перед носом у правительства».

В доме на Мещанской Н.А. Полевой жил вместе с семьей и братьями Евсеем, Петром и Ксенофонтом, автором интересных воспоминаний; в них он рассказывал, что Пушкин после освобождения из михайловской ссылки неоднократно посещал Полевого. Последний раз он побывал здесь весной 1827 г., перед отъездом в Петербург: Полевой устроил у себя литературный вечер, «где собрались все пишущие друзья и недруги; ужинали, пировали всю ночь и разъехались уже утром. Пушкин казался председателем этого сборища и, попивая шампанское с сельтерской водой, рассказывал смешные анекдоты, читал свои непозволенные стихи, хохотал от резких сарказмов И.М. Снегирева, вспоминал шутливые стихи Дельвига, Баратынского и заставил последнего припомнить написанные им с Дельвигом когда-то рассказы о житье-бытье в Петербурге. Его особенно смешило то место, где в пошлых гекзаметрах изображалось столько же вольное, сколько невольное убожество обоих поэтов, которые „в лавочку были должны, руки держали в карманах (перчаток они не имели)“».

Далее в застройке улицы зияет провал, сделанный в ходе выполнения олимпийского строительства, в результате которого погибло многое и, в частности, исчез милый московский топоним «Серединка», как назывался небольшой переулочек, находившийся посредине расстояния от начала до конца 1-й Мещанской улицы. Тут, на небольшой площади с колодцем для извозчичьих лошадей, был дом с колоннами и мезонином, принадлежавший деду мемуариста и московского бытописателя Д.И. Никифорова, который в юности жил в нем.

Слева видно здание церкви Св. Филиппа Митрополита. Церковь была построена на месте встречи мощей задушенного по приказу Ивана Грозного святого митрополита Филиппа, перенесенных в Москву из Соловецкой обители, куда отправился сам Никон, «собинный» друг царя Алексея Михайловича. Он привез их в столичный город 9 июля 1652 г., толпы народа встречали мощи на всем пути до Кремля, и сам царь вышел навстречу: «…а на Государе было платья: зипун, отлас червчат, кафтан становой, шапка горлатная первого наряду с колпаком, опашень, обьярь бруснична, с круживом и посох индейский с костьми».

На месте встречи построили сначала деревянную, а в 1686 г. каменную церковь. В середине XVIII в. перестроили трапезную с приделом св. Алексея, человека Божия, тогда же возвели новую колокольню и освятили их в июле 1750 г. В конце столетия решили перестроить и сам храм, оставив трапезную и колокольню в неприкосновенности. Прихожане пригласили архитектора М.Ф. Казакова для строительства новой церкви, начатого в 1777 г. и законченного через одиннадцать лет. В результате получилась странная комбинация трех никак не гармонирующих друг с другом строений колокольни, трапезной и самой церкви, в здании которой бросается в глаза непропорциональность убывания объемов: ротонда Филипповской церкви была первой в ряду любимых Казаковым центрических сооружений, и, может быть, поэтому она получилась у него не совсем удачной.

Подкупольное пространство церкви очень маленькое, и в нем непропорционально большими выглядят грузный карниз и огромные колонны с развитыми капителями и каннелюрами. Интерьер церкви очень торжественен, хотя и не совсем приличествует освященному веками облику православного храма – вкусы людей конца XVIII столетия существенно переменились. Церковь перед войной была уже предназначена к сломке, но «благодаря» войне уцелела. Ныне она действует, к ней пригородили большой участок, на котором в 1997 г. сооружен целый комплекс «Сибирского подворья» с часовней просветителю Иннокентию Иркутскому.

Далее по 1-й Мещанской скромный дом (№ 39) с красиво оформленным окном на втором этаже, построенный в 1908 г. архитектором Ф.Ф. Воскресенским для купца П.П. Золотарева.

За ним одно из самых заметных зданий на улице – особняк «короля» русского фарфора М.С. Кузнецова. Он поселился на 1-й Мещанской в 70-х гг. XIX столетия, купив большую усадьбу, владельцем которой в послепожарное время был князь Н.С. Долгоруков.

От многих строений кузнецовской усадьбы остались лишь два, стоящие по обе стороны от нового вестибюля станции метро «Проспект Мира» (вестибюль стоит на месте дома князя Долгорукова). Здание слева (№ 41) составлено из нескольких разновременных частей: его крайние части являются флигелями старой, конца XVIII в., усадьбы, а центральная часть встроена в 1893 г. молодым и позднее известным архитектором И.С. Кузнецовым. В 1898 г. другой архитектор, В.Г. Иванов, надстраивает все сооружение вторым этажом и изменяет фасад. Мощные фигуры атлантов лепил скульптор С.Т. Коненков. В доме на этом участке до своей вынужденной эмиграции жил скульптор Э.И. Неизвестный.

Другой кузнецовский особняк, построенный по проекту архитектора Ф.О. Шехтеля, находится по правую сторону от вестибюля метро. В 1891 г. Шехтель еще молодым начинает работать для Кузнецовых, выполняя небольшие заказы по проектированию и строительству дворовых строений. Через пять лет ему уже поручают возведение роскошного особняка – это нынешний дом № 43 с готическими деталями, испорченный надстройкой двумя этажами и совсем запущенный в последнее время. После большевистского переворота кузнецовский особняк занимал Совет главного артиллерийского управления Красной армии.

Далее идут жилой дом № 45 (1936–1938 гг., архитектор В.Н. Баранов) и также жилой № 47, спроектированный архитектором А.Н. Новиковым в 1914 г. За ними огромный, резко выделяющийся среди всей застройки дом, выстроенный для Министерства угольной промышленности СССР (1950 г., архитекторы К.М. Метельский, Б.С. Виленкин, Б.С. Бабьев).

Это здание стоит на углу с Капельским переулком, в котором выделяется живописное здание (№ 49) в стиле модерн, построенное в 1904 г. архитектором И.П. Машковым для важного чиновника – председателя Московского цензурного комитета В.В. Назаревского.

На другом углу Капельского переулка находилась церковь Св. Троицы, «что на Капельке». Ее название в народе было, конечно, объяснено самым простым образом – от слова «капля», причем не какой-нибудь, а той самой, которая остается на дне стакана с водкой. Церковь выстроили на доходы, якобы полученные от водочных остатков содержателем кабака, стоявшего недалеко от церкви. Автор «Седой старины Москвы», изданной в 1893 г., И.К. Кондратьев, так передает бытовавшую легенду: «Невдалеке от нее (от Троицкой церкви) находился кабак. Целовальник его, а по-тогдашнему полный хозяин, древний почтенный старик, славился своей хорошей жизнью и долгое время был церковным старостой при этой церкви. Он не имел после себя прямых наследников и был одинок, и притом, как говорится, скопидом. Ему пришла благая мысль употребить все свое наличное состояние на построение нового каменного храма на месте старого. Но для этого дела не достало бы его собственного капитала, а собирать прямо на построение церкви ему не хотелось, и он придумал простое средство. Кабак его стоял на большой Троицкой дороге, а в те времена, как и теперь, эта дорога была одна из проезжих, да и народ тогда был не хитрый, простой, и никто не считал за стыд зайти в кабак отогреться и даже повеселиться, следовательно, посетителей у старика-целовальника всегда было много. С тех пор как старик возымел благочестивую мысль о построении храма, он каждого из своих посетителей просил не допивать всего налитого ему вина, а слить „капельку“ на церковь».

Однако объяснение названия церкви значительно проще и достовернее: она стояла на берегу речки Капли, которая протекала по направлению переулков Капельского (отсюда и его название) и Самарского и впадала в Неглинную у парка Екатерининского института. Троицкая церковь строилась в 1708–1712 гг. не только на «мирские» пожертвования, но на пожалования императрицы Екатерины I. С увеличением прихода здание церкви пришлось перестраивать: по проекту архитектора И.С. Кузнецова в 1907–1908 гг. сооружается большая трапезная с приделами св. Иоанна Воина и Митрофания Воронежского. В церкви хранился уникальный резной образ св. Федора Стратилата скульптора Степана Заруцкого 1672 г. Церковь Троицы дожила до начала массового разрушения церковных зданий в Москве, ее сломали в 1931–1932 гг. и соорудили на этом месте в 1938 г. жилой дом для ТАСС с колоннадой первого этажа (№ 51, архитектор Г.И. Глущенко; угловая башня построена в 1953 г.).

В этом доме в 1937–1960 гг. жил, как написано на мемориальной доске, «физиолог и изобретатель» С.С. Брюхоненко, сконструировавший первый в мире аппарат искусственного кровообращения. Его опыты с оживлением трупов и с отрезанной головой собаки, жившей на лабораторном столе и даже кусавшей экспериментаторов, вызвали сенсацию и послужили стимулом для написания фантастического романа А.Р. Беляева «Голова профессора Доуэля».

О доме № 71, выстроенном в 1938 г. для сотрудников НКВД, в книге «Москва. Архитектурный путеводитель» 1960 г. сказано, что он «отличается нагромождением архитектурных элементов». Авторы его П.А. Нестеров и И.В. Миньков работали в составе «комсомольской бригады» в мастерской профессора Д.Ф. Фридмана, и в рецензии на проект отмечалось, что руководитель, видимо, не уделял внимания своим подопечным. Следующий дом № 73 был еще до войны отмечен на конкурсе премией Моссовета (1938–1939 гг., архитектор Л.О. Бумажный).

Эта сторона 1-й Мещанской заканчивается монументальным строением под № 79 с рустовкой нижнего этажа (1938–1951 гг., архитектор П.И. Фролов).

Вернемся к началу улицы, к ее правой стороне. Издавна тут, около крепостных ворот, было торговое место – на одном из планов последней трети XVIII в. обозначены «постоялый двор», «кузницы», «надворная печь и при ней очаг, в котором обваривают сайки», и прочие необходимые строения. Почти все начало правой стороны 1-й Мещанской улицы состоит из небольших, выстроенных в основном после пожара 1812 г. домов, первые этажи которых, как правило, предназначались для лавок, а на вторых находились жилые комнаты, сдававшиеся внаем. Со времени постройки они неоднократно изменялись, и некоторые из них приобрели в начале нашего века модные фасады. Дом № 2 принадлежал до советской власти торгово-промышленному товариществу «П. Малютина сыновья», и оно еще в 1890 г. подало прошение о полной перестройке здания по новой красной линии, проведенной со значительным отступом от старой, для того, чтобы расширить узкий проезд у Сухаревой башни. Перестройку производил архитектор Г.П. Воронин.

Следующий дом (№ 4) дожил до наших дней с 1816 г., когда тогдашняя владелица участка «купеческая дочь» Степанида Габлова выстроила небольшое здание с лавками. В 1841 г. к нему сзади были сделаны пристройки, а в 1909 г. архитектор С.Ф. Кулагин строит не сохранившийся до нашего времени жилой дом в глубине участка и, вероятно, тогда же меняет фасад дома по красной линии.

Дом № 6 также дошел до нашего времени с послепожарных времен: в 1826 г. купец К.М. Романов уже владел двухэтажным каменным домом с лавками, построенным по одному из «образцовых» проектов. Рядом здание под № 8, фасад которого напоминает дом № 4. Первый этаж, занятый лавками, был каменным, а второй деревянным; в те времена, то есть примерно в 1820-е гг., жилые покои предпочитали все-таки строить из дерева. Архитектор М.Г. Пиотрович в 1910 г. заменил деревянный мезонин каменным этажом, и он же изменил фасад главного дома и построил позади флигели.

Дом № 10 был в 1816 г. двухэтажным, каменным, с небольшим мезонином, и, возможно, он был построен еще в XVIII в. В 1905 г. владелец участка врач А.В. Вердеревский подает прошение о постройке по улице дома по проекту архитектора В.В. Шеймана.

Далее идет большой участок (№ 12) с тремя строениями по красной линии. В конце XVII и в XVIII в. он принадлежал купцам Исаевым, родственникам Евреиновых. Основатель этой богатой купеческой династии Иван Исаев происходил из города Дубровны в Белоруссии, был также взят в плен, привезен в Москву и отдан в услужение. После смерти хозяина отпущен на волю, поселен в Мещанской слободе, занялся торговлей в Шелковом ряду и разбогател, став членом привилегированной гостиной сотни. Он скупил на 1-й Мещанской несколько дворов, перешедших к его сыну, Илье Ивановичу, занимавшему важные посты в петровской России: президента Главного магистрата и вице-президента Коммерц-коллегии. При нем владение еще расширилось. У Исаевых на участке стояли каменные палаты, вероятно, самого начала XVIII в., фрагменты которых можно увидеть на южном фасаде, обработанном в стиле классицизма. С правой стороны восстанавливаются служебные усадебные здания – вероятно, каретные сараи.

В конце XVIII в. это владение перешло от наследников И.И. Исаева к купцу Василию Солодовникову; в 1803 г. принадлежало купцу А.К. Колыбелину, после 1812 г. купчиха Наталья Лобкова строит справа и слева от главного дома каменные служебные корпуса, позади главного дома был хорошо распланированный сад с несколькими дорожками, беседками и «вишневой аллеей». В 1862 г. новый владелец участка, зубной врач Карл Бари, превращает здание по линии улицы (справа от среднего) из торгового в жилое и надстраивает вторым этажом, а в 1873 г. один из членов большой и талантливой семьи архитекторов Чичаговых (возможно, Михаил Николаевич) слева от основного здания строит трехэтажный жилой дом для купчихи Фелисаты Баскаковой. По давней традиции считалось, что в этой усадьбе жил знаменитый сподвижник Петра Великого Яков Брюс, которого народные легенды считали чародеем, гадавшим в Сухаревой башне по волшебным книгам. Брюс действительно жил на 1-й Мещанской, но при тщательном исследовании выяснилось, что не здесь, а дальше по улице, на участке под № 34.

Такой же большой участок находился рядом (№ 14). В конце XVIII в. примерно посередине участка, по линии улицы, стояли большие каменные палаты (в основе которых еще более ранняя постройка) – они сохранились до нашего времени, в них сейчас краеведческий музей. Владельцами участка в разное время были люди совершенно различного общественного положения, отражавшего перемены в статусе владельцев московской недвижимости: если в начале XIX в. его хозяином был действительный камергер обер-егермейстер и граф из французских эмигрантов Гавриил Карлович де Реймонд-Моден, в середине того же века некий коллежский асессор Шамардин, то в нашем столетии там поселилась московская первогильдейская купчиха Лия Гуревич.

Дом № 16 по 1-й Мещанской вошел во все курсы по истории русской архитектуры, ибо он, как считают исследователи, является произведением самого Баженова, построившего его для тестя, богатого московского купца Луки Долгова. В начале 1740-х гг. купец прибыл в Москву из Калуги в надежде разбогатеть. Это ему удалось – если в 1752 г. он смог выстроить на своем участке (нынешний № 16–20) небольшой деревянный дом, то уже через четыре года он владелец обширных каменных палат, значительно расширенных в 1770 г. Две дочери его были замужем за архитекторами – одна за Е.С. Назаровым, автором такой значительной постройки, как церковь Св. Духа на Лазаревском кладбище, а другая за В.И. Баженовым, самым, наверное, талантливым и самым таинственным из русских зодчих (ему приписываются многие шедевры русской архитектуры, в том числе знаменитый дом Пашкова, но документы, подтверждающие его авторство, так и не найдены).

В 1816 г. владельцами усадьбы были купеческие сыновья Николай и Лука Долговы, ставшие лейб-гвардии прапорщиками. После смерти Николая его брат разделил усадьбу на две части и отделал старый отцовский дом по фасаду. В дальнейшем правой частью (№ 16–18) владели купцы, а левую (№ 20), также с каменными палатами, в 1863 г. приобрел Григорий Антонович Захарьин, знаменитый московский эскулап, гроза и последняя надежда заболевших московских богатеев. Он был крупнейшим ученым, основоположником русской клинической терапии, проложившим новые пути в медицине, блестящим лектором и необыкновенным диагностом, о котором ходили легенды – он якобы с первого взгляда распознавал любую болезнь. Рассказывающие, правда, частенько забывали, что перед тем как поставить диагноз, Захарьин посылал своего ассистента к больному, а потом сам его осматривал и опрашивал буквально часами. Когда он входил в дом, «высокий, бледный, с пронзительными, умными глазами», все трепетали перед ним. К его визиту припасали коробку конфет, которую так и называли «захарьинские»: всем была известна слабость его к сладкому. Особенно боялись Захарьина богатые купцы; он третировал их безжалостно, беря не менее 100 рублей за визит. Практика у него была огромной, гонорары высокими, на них Захарьин приобрел не только дом на Мещанской, но и большой участок с несколькими доходными зданиями на Кузнецком Мосту, стоивший более миллиона.

Захарьин жертвовал крупные суммы на деревенские школы, помогал нуждающимся студентам, поддерживал научно-медицинские общества и журналы, а перед смертью завещал почти все состояние на благотворительные цели. Интересно сравнение известных врачей и писателей, сделанное медиком и литератором А.П. Чеховым: по таланту он уподоблял Боткина Тургеневу, а Захарьина Толстому.

После Захарьина дом перешел к сыну медицинского светила Сергею Захарьину, умершему (грустная ирония…) в молодом возрасте от туберкулеза. Здание в 1909 г. приобрел симбирский купец Василий Афанасьевич Арацков. Он заказал молодым архитекторам, братьям Весниным, переделать старый дом: появился балкон по переднему фасаду, окна были расширены, антресоли разобраны, изменились интерьеры, а во дворе были выстроены торговые склады (сейчас позади этого дома стоит новое здание префектуры).

Около дома Захарьина – Арацкова еще один, который сейчас полностью переделан для одного из десятков новых банков, выросших, как грибы после дождя. Каменное здание на этом участке обозначено на плане 1816 г., когда оно принадлежало коллежскому асессору А.И. Старову. К концу XIX в. владельцем становится Серафимо-Дивеевский монастырь, по прошению которого в 1911 г. в левой части здания архитектор П.В. Харко строит красивую часовню, от которой не осталось никаких следов.

Рядом, почти вплотную, стоит любопытный образец неоклассического направления русского модерна особняк (№ 22), с точно воспроизведенными деталями греческой классической архитектурной декорации. Перед переворотом октября 1917 г. им владел присяжный поверенный В.Э. Репман, а выстроен он был в 1901 г. для потомственного почетного гражданина А.П. Богданова по проекту архитектора А.О. Гунста. Внутри чудом сохранились прекрасная мебель из орехового дерева в стиле модерн.

Последнее в этом ряду здание выстроено по проекту Н.А. Тютюнова в 1891 г. Оно находится на углу с Грохольским переулком, который своим названием обязан владельцу как раз этого углового участка – в начале XVIII в. он принадлежал тяглецу Мещанской слободы Ивану Грохольскому.

Ныне в этом переулке и рядом немного интересных построек; можно отметить новые здания посольств Португалии и Ирландии на правой стороне (1966 г.), и на левой – высокое 18-этажное здание лечебно-хирургического корпуса института имени Склифосовского (архитектор И. Ярдов и другие).

Грохольский переулок назывался еще Коптельским по питейному дому «Коп-телка», радом с которым был и пруд Коптелка, называвшийся также Балкан. По соседству с ним в середине XVIII в. находились бойни сретенского мясного ряда, а далее к востоку шли земли Переяславской ямской слободы, о которой тогда сообщалось: «…ныне оная запахана и огорожена кольями и насажена капуста».

За прудом Балкан смотрели и ухаживали, чистили его и углубляли, но в 1886 г. он внезапно обмелел: ушли подземные ключи, питавшие его, и пруд пришлось засыпать; теперь на его месте между Грохольским, Глухаревым и Живаревым переулками тенистый сквер с большими деревьями. Рядом с прудом издавна обосновались колокольные заводы, и в частности, завод Струговщикова, ставший известным позже под фирмой Самгина (заводчик Н.А. Самгин купил его в 1809 г.), находившийся на месте домов № 9 по 1-му Коптельскому переулку (ранее был частью Спасской улицы), и Н.Д. Финляндского (на месте современных жилых домов № 30 в Глухаревом переулке). По воспоминаниям писателя А.П. Милюкова, который в детстве жил в этих местах, вокруг все время разносился колокольный звон: нововылитые колокола подвешивались на заводских дворах, и каждый, «у кого только была охота и чесались руки», мог названивать на них сколько душе угодно. «Благодаря этим заводам, – продолжает мемуарист, – наша сторона была для всей Москвы источником самых экзотических сплетен и вымыслов. У колокольных заводчиков испокон веку установилось поверье, что для удачной отливки большого колокола необходимо распустить в народе какую-нибудь нарочно придуманную сказку, и чем быстрее и дальше она разойдется, тем звучнее и сладкогласнее будет отливаемый в то время колокол. От этого-то и сложилась известная поговорка: „колокола льют“, когда дело идет о каком-нибудь нелепом слухе».

По пруду Коптелка называются переулки, отходящие от Грохольского под прямым углом. В одном из них, в 1-м Коптельском, среди маловыразительной застройки сохранилось здание середины XIX в. (№ 24) – невысокое, двухэтажное, с плоскими пилястрами. В начале XIX в. здесь еще не было домов, вся территория была занята садами и огородами, только к середине века тут оформляется обычная усадебная застройка – главный дом по красной линии переулка, позади него обширный двор с хозяйственными строениями, садом и прудом. С переходом усадьбы в 1860-х гг. к купчихе О.И. Богдановой начинаются изменения в облике усадьбы: в частности, на месте старого и уже тогда обветшавшего главного дома строится новый с каменным первым и деревянным вторым этажами. В 1912 г. позади него архитектор В.А. Мазырин строит жилой дом с несколько комичными кургузыми колоннами у входа.

По проспекту Мира за Грохольским переулком – зелень и низенькие строения в небольшом оазисе в гуще городского движения, шума и машинной копоти. Это ботанический сад Московского университета, старейший в России, наследник царских аптекарских садов, переданный Петром Великим во всеобщее пользование. Сюда в 1706 г. он перенес аптекарский «огород», разбитый у стен Кремля. По преданию, он сам посадил в новом саду несколько деревьев, из которых сохранилось одно – сибирская лиственница. С переходом сада в 1805 г. во владение университета в нем стали проводиться занятия со студентами-медиками, работали крупные ботаники, занимавшиеся систематикой и морфологией растений. При ботаническом саду в 1824–1834 гг. жил его заведующий профессор М.А. Максимович, бывший не только ботаником, но историком и литератором. Н.В. Гоголь, друживший с ним, навещал его здесь. В начале прошлого века сад был популярным местом, «…он очень хорош, в нем позволяют прогуливаться, в оранжереях соблюдают отличные цветы». Особенного процветания сад достиг в конце XIX в. при его директоре профессоре И.Н. Горожанкине, выдающемся морфологе. В то время в саду значительно расширили старые и построили новые теплицы, устроили новую пальмовую оранжерею.

Сейчас сад является филиалом ботанического сада Московского университета. Он располагает богатой коллекцией различных растений, дендропарком, альпинарием, декоративными цветочными культурами, некоторые же виды настолько редки, что культивируются только здесь. Ныне университет начал восстанавливать свой первый ботанический сад.

За входом в ботанический сад наше внимание останавливает особняк (№ 30) с характерными для стиля модерн криволинейными очертаниями. За последнее время много невзгод пришлось пережить ему, он долго стоял заброшенным, не оправившись после пожара, но теперь особняк заново отделан. На фасаде его мемориальная доска с надписью: «В этом доме жил, творчески работал и умер Валерий Брюсов, поэт, историк, ученый, член ВКП(б), 1873–1924». Можно, конечно, поиронизировать над тем, что авторы текста, возможно, не без основания считали, что историк и ученый понятия разные, но согласитесь, что упоминание в одной строчке поэта и члена ВКП(б) говорит уже о многом. Авторы знали, о чем они писали: то, что Брюсов после насильственного взятия власти в октябре 1917 г. стал большевиком, имело большое значение для них. Известный поэт, один из основателей нового течения в русской литературе, издатель элитарного журнала, стал после переворота в октябре 1917 г. активнейшим сотрудником бесчисленных советских учреждений. Поэт так выразил свое отношение к перевороту, произведенному большевиками:

 
Был Октябрем сменен февраль.
Мне видеть не дано, быть может,
Конец, чуть блещущий вдали,
Но счастлив я, что мной был прожит
Торжественнейший день земли.
 

В этот дом Брюсов переехал в 1910 г. и прожил в квартире на первом этаже до кончины 9 октября 1924 г. Особняк принадлежал крупному обувщику Ивану Кузьмичу Баеву, который в 1909 г. существенным образом перестроил по проекту архитектора В.И. Чагина старый дом, возведенный после пожара 1812 г. Этот же архитектор сделал слева к дому пристройку с островерхой крышей щипцом, большим окном второго этажа и распластанной аркой входа.

В сторону ботанического сада выходит брандмауэр доходного дома (№ 36, 1912 г., архитектор А.Н. Новиков), на котором написано слово «мир» на разных языках. К стене этого дома притулилось небольшое строение, возведенное в 1981 г. для Советского комитета защиты мира. Теперь здесь чуть ли не десяток самых разных учреждений – те же комитеты «защиты мира», но теперь уже не советские, потом какие-то «центры», «ассоциации» и «федерации», а рядом процветают пиццерия и бар.

Далее высокий жилой дом с встроенной в него станцией метро «Проспект Мира» (А.Е. Аркин, А.В. Машинский, 1950–1953 гг.), потом здание № 40, построенное для Наркомата совхозов (1938–1941 гг., И.Н. Соболев), которое находится почти на углу Протопоповского переулка, названного новой властью в пылу борьбы с религией в 1924 г. Безбожным, хотя старое название не имело никакого отношения к ней – оно произошло от фамилии здешнего владельца земельного участка коллежского асессора И.Г. Протопопова.

В переулке сохранились строения одного из самых крупных благотворительных московских учреждений – Набилковской богадельни (№ 25). Название оно получило по фамилии основателей братьев Василия и Федора Набилковых, крестьян Ярославской губернии, крепостных графов Шереметевых. Оба они, Василий в Петербурге, а Федор в Москве, стали торговать красным товаром, то есть мануфактурой, тканями, преуспели и выкупились из крепостного состояния. Братья получили известность в Москве своими благотворительными деяниями: приобретенный в 1820-х гг. участок с рощей и прудами, с обширным тенистым садом, позади которого были огороды и пустопорожняя земля площадью 20 десятин, принадлежавшие ямщикам упраздненной Переяславской слободы, они пожертвовали Московскому попечительному о бедных комитету вместе с капиталом в 40 тысяч для постройки богадельни. Для того, чтобы как-нибудь объяснить такое щедрое пожертвование, рассказывали о том, что у Федора Набилкова во время пожара в цирке погибли все его дети и что сломленный горем отец расстался со своим состоянием.

В 1828 г. состоялась закладка, а в 1831 г. открытие первого (западного) корпуса богадельни. Считается, что автором проекта был архитектор А.Г. Григорьев. Строительство зданий Набилковской богадельни продолжалось в течение почти всего XIX в. В 1831–1835 гг. выстроили домовую церковь Св. Троицы, к концу 1830-х гг. возвели правый восточный корпус на пожертвования купца З.П. Чернышева, в 1847 г. заложили два здания для мужского отделения и больницы, а также Всехсвятскую церковь. Почти все эти постройки и содержание их были обеспечены Ф.Ф. Набилковым, который до своей кончины 4 июля 1848 г. на 74-м году жизни пожертвовал для богадельни и училища более 300 тысяч рублей.

Но и впоследствии благотворительность не замерла. На земле богадельни в 1871 г. основали Мариинский приют. В том же году во дворе богадельни построили здания для Маросейско-Усачевской богадельни. Вместе с этой богадельней сюда перевели и «семейный приют для бесплатного содержания гувернанток до приискания ими работы», а в 1880 г. основали также бесплатную глазную лечебницу на пожертвования П. и А. Волудских; для нее на углу Протопоповского и Астраханского переулков выстроили специальное здание по проекту архитектора П.А. Ушакова.

Год открытия Набилковской богадельни для Москвы, как и для России, был очень тяжелым: свирепствовала холера, смертность была высокой и оставалось много детей-сирот. В Набилковской богадельне не только присматривали за ними, ухаживали, кормили их и лечили, но и давали детям образование: кроме общеобразовательных предметов, им преподавали типографское искусство, различные ремесла, бухгалтерский учет. При богадельне открыли училище, которое поместили в красивое здание с классическим портиком, выходящим на 1-ю Мещанскую (пр. Мира, 50), выстроенное еще к 1816 г. тогдашними владельцами Лобковыми (сохранился лишь его левый северный флигель, а правый, южный, был сломан еще в 1920-е гг.).

В 1827 г. дом приобрел Федор Набилков и уже через четыре года пожертвовал его для училища Императорскому человеколюбивому обществу. «При училище, – как писалось в книге о Набилковской богадельне, – заведены весьма изрядная библиотека для чтения, многие учебные пособия, музыкальные инструменты и гимнастика». Набилковское коммерческое училище считалось одним из лучших средних учебных заведений в Москве. В нем, в частности, учились артист, исполнитель устных рассказов и писатель И.Ф. Горбунов и известный краевед А.Ф. Родин.

Если пройти за основное здание Набилковской богадельни в Протопоповском переулке, то там можно увидеть несколько зданий, расположенных параллельно друг другу правильными порядками. Это дома «Братолюбивого общества снабжения в Москве неимущих квартирами» (Протопоповский пер., № 19), председательницей которого долгие годы была графиня Прасковья Сергеевна Уварова. В 1870-х гг. здесь находились 11 одинаковых деревянных строений, в которых помещались дешевые квартиры. В конце XIX в. и начале XX в. деревянные дома постепенно заменялись основательными каменными зданиями. Почти все они были построены архитектором И.П. Машковым, за исключением трех из них, которые проектировались А.К. Ланкау и Н.С. Курдюковым.