Текст книги "Главред: Назад в СССР. Книга 2"

Глава 23

В своей прошлой жизни я был на спектаклях Владимирского в этом же ДК. Но к тому времени их театральную студию уже переселили в небольшую подсобку, которая в девяностых и начале двухтысячных использовалась как рок-клуб. Не помню уже, если честно, как он назывался. Потом рокеры оттуда ушли, и помещение стали обживать самодеятельные коллективы вроде актерского кружка Владимирского. Но в восьмидесятых Филипп Артемович еще ставил свои спектакли на большой сцене районного дома культуры.

Это выглядело непривычно, но я быстро представил себя в тверской Драме[32]32
  Драма, Драм, Драмтеатр – Калининский, а затем и Тверской академический драматический театр.


[Закрыть], и все встало на свои места. Тем более что постановки студии были и впрямь на приличном уровне. Нас с Аглаей уже ждали, и это было особенно приятно – хорошо, что мы все-таки нашли время и не стали пропускать премьеру. Кто-то из девушек-актрис, запомнившихся мне еще по сценке для Дня комсомола, проводила нас во второй ряд и усадила поближе к центру. Впереди сидел Константин Филиппович, он узнал нас, широко улыбнулся Аглае, а мне чуть не оторвал руку, так сильно ее тряс. Владимирский расположился рядом с директором, он рассеянно поприветствовал нас – видно было, что волновался.

На сцене все было оформлено в морском стиле – паруса, канаты, спасательные круги. А когда прозвенел третий звонок, и вышли актеры, я поначалу решил, что спектакль вдруг резко решили заменить. Вместо кавалеров и дам в костюмах эпохи французской булки выбежали оборванцы в звериных шкурах. Я с трудом и только по тексту узнал Егора Дмитрича Глумова, главного героя, и его мать Глафиру Климовну. Посмотрел украдкой на Ямпольскую – та сидела с округлившимися от удивления глазами. Видимо, тоже была обескуражена. Что ж, поглядим дальше.

Действо на сцене тем временем раскручивалось в сумасшедшем темпе хорошего боевика – никаких пауз, затянутых диалогов и неестественных академических поз. Уже скоро мы с Аглаей втянулись в происходящее, перестав обращать внимание на первобытный стиль постановки. Наоборот, живо обсуждали расхождения с классическим сюжетом, пока на нас не зашикали со всех сторон. После этого я взял руку Аглаи в свою, почувствовав, что девушка вздрогнула. И потом мы не расцеплялись вплоть до самого конца спектакля, нехотя отпустив друг друга, чтобы одарить актеров аплодисментами.

– Ну что, есть еще силы? – спросила Ямпольская, направив на меня свой пронзительный взгляд. Кого-то такое пугает, меня же, наоборот, заводит. – Завтра воскресенье, на работу не надо…

Мы уже оделись, выстояв большую очередь к гардеробу, и медленно продвигались к выходу сквозь толпу оживленно обсуждающих постановку зрителей. От неприкрытого намека у меня на миг перехватило дыхание, но я быстро понял, что опять подошел к нравам этого времени по меркам своей прошлой жизни. Не такие здесь девушки!

– Можем, если не слишком холодно, немного пройтись по набережной, обменяться впечатлениями от спектакля, – Аглая жаждала продолжения, вот только совсем не такого, что рисовало мое отравленное двадцать первым веком сознание.

Я хотел было с радостью согласиться, но тут вмешался незнакомый молодой человек, испортив мне намечающийся совместный вечер с красивой и умной девушкой.

– Евгений Семенович? – уточнил он и тут же продолжил, аккуратно, стараясь не привлекать лишнее внимание, продемонстрировав мне красную книжечку. – Прошу меня извинить, но дело безотлагательное. Я из милиции, младший лейтенант Павел Круглов.

– Что случилось? – я постарался скрыть недовольство.

– Ваша коллега София Адамовна Кантор… – начал милиционер, и я, уже понимая, что произошло что-то плохое, перебил его.

– Что с ней?

– Ее сбила машина, – ответил Круглов. – В городе объявлен план-перехват, гражданку Кантор доставили в больницу с переломами и сотрясением мозга.

– Вот черт! – выругался я, и Аглая погладила меня по плечу, чтобы успокоить. – Как так получилось? Эдик… то есть Эдуард Асланович обещал, что ее будут охранять.

– Так и было, – кивнул Круглов. – За ней наблюдали, чтобы защитить от нападения. А тут ведь ДТП… Нарушитель скрылся, возможно, был пьян. Пойдемте в машину, надо скорее в больницу – девушка просила срочно сообщить о происшествии вам. По дороге я все расскажу.

– Я с вами, – решительно сказала Аглая.

– А вы кто? – милиционер внимательно посмотрел на нее.

– Врач, – Ямпольская пробуравила Круглова тем самым взглядом, и тот неожиданно стушевался.

– Хорошо, – пробормотал он. – Тогда поспешим.

Возле ДК ждала бежевая «шестерка» с Матвеичем за рулем. Он тоже узнал меня, поздоровался и тут же, не теряя времени, надавил на газ. Круглов, между тем, ввел нас с Аглаей в курс дела. Апшилава и Кайгородов не обманули – за Соней действительно наблюдали сотрудники милиции в штатском. Вот только они явно не ожидали, что кто-то атакует журналистку в духе сицилийской мафии, как в сериале «Спрут»[33]33
  «Спрут» (La piovra) – итальянский криминальный сериал с Микеле Плачидо в главной роли (первые четыре сезона). Выходил с 1984 года вплоть до 2001-го. Режиссеры Дамиано Дамиани, Луиджи Перелли и др.


[Закрыть]. Более того, Круглов и сейчас был уверен, что это всего лишь случайность. А вот я сильно сомневался.

Оперативник рассказал, что неприметная серая «копейка» чересчур сильно разогналась и не успела затормозить перед пешеходным переходом без светофора. Там как раз была Соня – вышла из дома, чтобы прогуляться до магазина. Милиционеры бросились на помощь, сообщив при этом по рации о происшествии. Номера «копейки» оказались заляпаны грязью, в остальном машина была абсолютно не примечательной. Сейчас ее искали автоинспекторы и пешие патрули. Может, за рулем действительно был потерявший контроль пьяница. Сбил человека, испугался и попытался удрать. Но нельзя исключать и другую версию. Не просто же так Соня попросила заехать за мной оперативника из группы Апшилавы.

Внучку прославленного военкора госпитализировали в ЦРБ – по меркам восьмидесятых, суперсовременное медучреждение. Собственно, оно таким и было, я тут нисколько не иронизирую. Сама по себе уездная земская больница существовала еще до революции, потом, уже в советское время, на ее месте построили целый комплекс с терапевтическим, неврологическим, хирургическим и педиатрическим отделениями. Жаль только, что снесли старое здание, в СССР порой с этим не церемонились. Как мне рассказывали родители, в Твери, тогда еще Калинине, и вовсе разобрали старинные торговые ряды, которые стояли недалеко от цирка. Состояние их, конечно, оставляло желать лучшего, но при желании можно было это дело исправить. Не захотели.

Круглов показал медицинской сестре удостоверение, и та чуть ли не вытянулась в струнку – уважение к органам у советских людей в крови. Это потом отношение изменится, и не без повода, но у нас тут, к счастью, пока что другое время.

Нас проводили в палату со стандартной для тогдашних больниц зеленой краской до середины стены и побелкой до потолка. В небольшом помещении было четыре койки, две из которых пустовали. На одной вся в бинтах и гипсе лежала Соня с потемневшим от пережитого лицом, на другой читала книжку женщина в возрасте под пятьдесят. Увидев целую делегацию, она еле слышно поздоровалась и отложила потрепанный томик.

– София Адамовна, как же так! – я покачал головой, подойдя к журналистке. Та вымученно улыбнулась.

Аглая профессиональным взглядом пробежалась по девушке, чему-то удовлетворенно кивнула. Медсестра, проводившая нас, вышла, Круглов остался.

– Вы же не думаете, что это случайность? – слабо прохрипела Соня. Она явно была под действием медикаментов, но отважно боролась со сном, чтобы поговорить со мной. Храбрая девушка. И сильная.

– Его ловят, – подал голос оперативник. – Без наказания этот случай не останется.

– А ты как сама думаешь, кто это может быть? – спросил я. – И почему так уверена, что это не просто пьяный водила, как говорит товарищ младший лейтенант?

– Потому что он резко нажал на газ, когда я пошла по переходу, – отозвалась Соня. – И свернул потом именно на меня. Остальные люди от испуга разбежались… Понимаете, он ведь меня на встречке сбил.

– Если пьяный, ему все равно было, где встречное направление, где попутное, – неуверенно попытался объяснить Круглов.

– А я бы все-таки не сбрасывал со счетов версию с покушением, – сказал я. – Ты что-то еще накопала, признавайся?

– Покушение? – испуганно воскликнула соседка Сони по палате. – Как покушение? Ох, как же это так! Что делается? Куда милиция смотрит?

– Милиция, гражданочка, смотрит куда надо, – вмешался Круглов. – Помолчите, пожалуйста. Или погуляйте по коридору.

– Да как же погуляю! – обиделась женщина. – Мне же еще гипс не сняли!

– Извините, – покраснел оперативник. – Тогда просто, пожалуйста, помолчите. Вам опасаться нечего.

Сонина соседка еще что-то расстроенно пробормотала, но вскоре затихла, наблюдая за происходящим.

– Я… – моя коллега запнулась, потом тяжело вздохнула. – Как вы догадались, что я продолжила работу?

– Очень просто, – я улыбнулся. – Настоящий журналист не перестанет копать, даже если его запугивают. А ты профессионал, я это хорошо знаю и полностью уверен в твоих качествах. Осталось только сложить два и два.

– В общем… – Соня с трудом подбирала слова, видимо, лекарства все-таки побеждали. – Там ниточки далеко уходят… Я уже Кайгородову все рассказала… И Апшилаве… Блокнот…

Глаза ее стали закрываться, она с трудом ворочала языком.

– Блокнот, – Аглая решительно меня отодвинула и взяла Соню за руку. – Где он?

– Отдала Всево… Севоду… – девушка шумно выдохнула, поняв, что сил не хватает даже на то, чтобы выговорить имя Кайгородова. – Дерюгина убили… Это важно…

Последние слова дались ей с огромным трудом, а потом глаза Сони закрылись, и голова бессильно откинулась набок. Дерюгин… Знакомая фамилия, не могу только понять, откуда она мне известна. Может, просто совпадение?

– Спит, – тем временем сообщила Ямпольская, проверив пульс и дыхание, а я опять залюбовался ею. Пусть ситуация тревожная и пугающая, но Аглая сейчас на своем месте. Хоть и не у себя в кабинете, рядом с нами стоял настоящий врач. – А теперь предлагаю выйти. Я же правильно понимаю, Евгений, что у тебя есть вопросы к товарищу лейтенанту?

– Я младший лейтенант, – смущенно улыбнулся Круглов.

– Значит, есть к чему стремиться, – сухо сказала Аглая. – Идемте!

Она повернулась на каблуках и уверенно двинулась к выходу из палаты. Мы с оперативником последовали за ней. Аглая права, к сыщикам у меня действительно есть вопросы.

– Рассказывайте, Павел, – требовательно произнес я, когда мы отошли подальше от палаты и от поста дежурной медсестры. – Что за Дерюгин? Почему, как вы думаете, Соня считала важным упоминание о нем?

– Дерюгин – это бывший директор «Березки», – ответил Круглов. – Его уволили с громким скандалом, кажется… Да, точно, в восемьдесят втором. Об этом, кстати, и в вашей газете писали. Расхититель социалистической собственности взят с поличным, как-то так статья называлась. Дефицитные продукты списывал и налево продавал.

– А почему моя коллега сказала, что он убит? – в голове забегали подозрительные мысли.

– Вот это точно нет, – уверенно покачал головой оперативник. – Ну, то есть он умер, но сам. Повесился в камере, не выдержав позора.

– Точно! – воскликнул я, да так громко, что дежурная медсестра сделала мне замечание и попросила говорить поспокойнее. Пришлось извиниться. – Я вспомнил, кто такой Дерюгин.

Глава 24

Что самое интересное, воспоминания получились, так сказать, комбинированными – и кашеваровскими, и моими собственными. Мой реципиент знал о том, что сотрудники ОБХСС раскрыли дело о хищениях в ресторане «Березка», арестовали директора по фамилии Дерюгин, и тот не дожил до суда. Совершил суицид прямо в камере. А уже я сам вспомнил, что читал об этом в одной из подборок для нашего сайта. Игорь дал Катерине задание подготовить топ громких преступлений советской эпохи, она специально для этого даже ездила в Тверь, в архив областного суда. И нашла, что в Андроповске в разные годы раскрыли несколько крупных хищений в общепите. Вот почему я тогда, во время разговора с Апшилавой и Кайгородовым, вспомнил о каком-то скандале, связанном с «Березкой». В тот момент не хватило дополнительных деталей, а теперь все встало на свои места.

Итак, Дерюгин повесился в восемьдесят втором, а позже, в восемьдесят девятом, утонул Жуков, директор прибрежного ресторана «Чайка». Несчастный случай во время прогулки на катере – напился и выпал за борт. Потом, когда уже разбирались, нашли, что он тоже воровал по-крупному и даже деньги вымогал у сотрудников за трудоустройство. Как бывший директор «Сказки», кафе-мороженого в центре. Кайгородов, помню, как раз об этом рассказывал. Совпадение? Не думаю. Уже два похожих случая, стоит обратить внимание. И еще… Два мертвых директора общепита в одном небольшом райцентре, пусть и с разницей в семь лет – тоже не очень похоже на случайность. То есть сейчас-то один из них пока еще жив, даже в страшном сне не предполагая, что через три года утонет. Вот только сам ли? Или помогут? Кстати, Соня тоже сказала, что Дерюгин не повесился, а был убит. Значит, это точно не теория заговора!

– Мне срочно нужен Эдуард Асланович, – я посмотрел на Круглова, потом повернулся в сторону сестринского поста. – Я так понимаю, у него сегодня пропал выходной?

Оперативник кивнул, подтверждая мою догадку – вот кто бы сомневался. У настоящего сыскаря нет отдыха, есть режим ожидания, как сказал мне когда-то один знакомый следователь. Еще раз извинившись перед дежурной, я попросил разрешения воспользоваться телефоном. Набрал нужные цифры, которые уже помнил наизусть.

– Апшилава, слушаю, – раздался голос следователя.

– Эдуард Асланович, это Кашеваров, – представился я. – У меня тут есть соображения насчет нападения на Кантор. И еще мне нужен ваш друг Всеволод.

– Где вы? – Апшилава был лаконичен.

– В ЦРБ, куда отвезли девушку.

– Понял, скоро буду.

* * *

Нет ничего хуже, когда у тебя обламывается приятное свидание. Однако некоторые причины все же достаточно веские – Соня Кантор была и остается моей коллегой. А теперь вдруг ее попытались убить или, как минимум, жестоко припугнуть из-за выданного мной задания.

Соня, похоже, наступила на хвост кому-то, кто проворачивает махинации с трестом ресторанов и столовых. Причем настолько сильно его встревожила, что тот засуетился, подкидывая ей анонимку с угрозами, а в итоге и вовсе дошел до прямого покушения. И это в восемьдесят шестом году, когда заказные убийства и пытки паяльниками еще только маячили на горизонте. С другой стороны, если мои догадки верны, и Дерюгину помогли повеситься, то на руках неизвестного воротилы уже есть кровь. И будет еще, если учесть директора «Чайки» в восемьдесят девятом. Впрочем, я в душе больше Жеглов, чем Шарапов, воров мне не жалко, а вот чего точно не хочется, так это чтобы одной из жертв стала Соня Кантор. Эх, вроде бы еще не девяностые, а сволочи и уроды всегда найдутся.

Взять те же покушения. При советской власти они тоже случались. Одно из наиболее громких, к слову, даже в нашем регионе. Дело было в сентябре сорок четвертого, в разгар Великой Отечественной. Разведчики задержали подозрительную пару на мотоцикле – мужчину и женщину с документами сотрудников СМЕРШ. А выяснилось, что это перебежчик и его жена, которым немцы поручили ликвидировать Сталина. Случилось это под Ржевом. Покушение настоящие разведчики предотвратили, а вражеских лазутчиков потом расстреляли в пятьдесят втором.

– Здравствуйте! – в коридоре появился всклокоченный Апшилава, подошел к нам и поздоровался со мной за руку, вежливо улыбнувшись Аглае. – Рассказывайте, Евгений Семенович.

В этот момент с лестничной площадки вырулил Кайгородов, и приветствие в точности повторилось. Так, надо бы нам теперь скрыться от лишних глаз и ушей.

– Простите, можно нам где-нибудь разместиться, чтобы мы вам не мешали? – я вновь обратился к дежурной медсестре.

Та указала нам на дверь с красноречивой надписью «Посторонним вход воспрещен». В будущем вместо этого будут вешать таблички «Только для медперсонала», потому что появятся люди, которые себя к посторонним не причисляют. Даже обижаются, когда им на это указывают. А в Советском Союзе пациенты и их родственники понимали, что не везде можно и нужно совать свой нос. Вот что потом с нами всеми произойдет?

Апшилава с Кругловым и Кайгородовым разместились на продавленном диване, я усадил Аглаю на вполне комфортный стул-кресло, обтянутый дерматином винного цвета. А сам решил постоять, настолько меня подбрасывало от возбуждения.

Я коротко, но со всеми нужными деталями рассказал о своих подозрениях, тщательно маскируя отдельные факты под случайные догадки. Нельзя мне показывать свою излишнюю осведомленность. Иначе не только Краюхин будет присматриваться, но и всемогущая контора из трех букв. В переселение душ чекисты вряд ли поверят, скорее запишут в шпионы или просто закроют в дурку.

– Почти все то же самое говорила нам и София Адамовна, – задумчиво произнес Кайгородов. – Мы ведь как раз единую линию разрабатывали, что все ниточки тянутся в одно место. Не может же быть такого, что в четырех заведениях общепита директора исключительно ушлые попадаются. Значит, кто-то их туда ставит. И если Соня… то есть София Адамовна не ошибается, и Дерюгина все-таки убили…

– Сева, у нас же тут не Чикаго, – поморщился Апшилава. – Это у них там Аль Капоне заправлял во время сухого закона. Убивал всех без суда и следствия. А здесь просто воруют.

– Если бы у нас просто воровали, Эдик, нашего отдела бы не было. Состоял бы ОБХСС из одних бухгалтеров, и я был бы совсем не против, – усмехнулся Кайгородов. – Знаешь анекдот про довольных и недовольных советской властью[34]34
  Во времена СССР бытовал такой анекдот. У сотрудника КГБ спрашивают о его службе. Он отвечает, что занимается людьми, которые недовольны советской властью. «А есть ли довольные?» – уточняют у него. «Есть, – говорит он, – но ими занимается ОБХСС».


[Закрыть]?..

– Так, давайте на этом остановимся! – Апшилава выставил вперед руки. – Что у нас в итоге нового?

– А новое у нас то, что Софию Кантор могут убрать, – вмешался я. – Дерюгина уже убили, чтобы лишнего не сболтнул.

– А вы с чего так решили, Евгений Семенович? – Кайгородов посмотрел на меня внимательным изучающим взором. – Человек не выдержал позора, свел счеты с жизнью…

– Вы сами-то в это верите, Всеволод? – я перебил его. – Воровал человек, воровал. И тут вдруг настолько все осознал, что в петлю полез. Как-то уж очень натянуто.

– Я это понимаю, Евгений Семенович, – вздохнул Кайгородов. – Принять только не хочу. Если все это так, выходит, мы ничем не лучше капиталистов?

– Недавно у нас обезвредили бандитов, которые детей похитили, – напомнил я. – Весь город собрался. Думаете, капиталисты бы так смогли? Не по долгу службы, как те же полицейские, отрабатывая деньги налогоплательщиков, а из обостренного чувства справедливости? Потому что так надо и потому что так правильно! Кстати, раз уж заговорили… Эдуард Асланович, Синягина еще не поймали?

– Ищем, – ответил Апшилава. – Он объявлен во всесоюзный розыск.

– Так вот, – продолжил я. – В любом обществе есть отщепенцы, которые ставят себя выше закона. И стоит ли расстраиваться, что мир не идеален? Значит, пока просто и для вас, и для меня есть работа. А вот то, что хороших людей больше, чем плохих – это уже показатель того, что мы движемся в правильном направлении. Разве не так?

– Количество умных и дураков везде одинаковое, – Аглая тоже включилась в разговор. – Героев и злодеев тоже. Разница только в проявлениях.

– А я все-таки надеюсь, что у нас героев и умных больше, – возразил Эдик. – Это в Америке человек может наворовать и жить, в ус не дуя. Потому что капитализм. И все куплено. Да, у нас тоже воруют. Прячутся от милиции, миллионы свои в землю закапывают. Но мы все равно их находим.

– Может, у нас просто законы работают лучше? – прищурился Кайгородов.

– У нас человека с нетрудовыми доходами легче вычислить, – Аглая тряхнула головой. – Вот был в нашей поликлинике один терапевт… Больничные липовые людям выписывал. На взятках поднялся, «Москвич» купил вне очереди. Медсестер на свидания звал в рестораны. Не смог удержаться.

– Митрохин, – понимающе кивнул Кайгородов. – Мы его брали. На «Москвиче» своем он и попался, кстати. Но разве плохо, что на воре и шапка горит?

– Вот и я о чем, – запальчиво сказала Аглая. – А в Америке купил бы такой Митрохин себе новенький «Крайслер», и никто бы слова плохого не сказал.

– Вы считаете, что это нормально? – напрягся Апшилава, а вместе с ним и я. Красавица-доктор была, как всегда, резка. Но мысль доносила верную. Просто посмотреть на нее можно по-разному…

– Я так не говорила, – покачала головой девушка. – Я имела в виду, что при капитализме большие доходы не так бросаются в глаза. И если воров будет столько же, то они не понесут наказание за свои дела. Затеряются в толпе, и их просто не найдут. А в Союзе на нас работает само построение общества. У нас – государство трудящихся. И все более-менее понимают, на что человек может заработать. А самое главное – как.

– Товарищи, о чем мы спорим? – вмешался я. – Говорим об одном и том же, только разными словами. Главное, что негодяи пока не кончились, и задача милиции – ловить таких любителей легкой жизни. А мы, журналисты, будем писать о них. Со знаком минус. И в противовес им рассказывать о тех, кто достигает желаемого трудом. Со знаком плюс.

– Значит, если отбросить эмоции и оценки, – Кайгородов оставил высокие материи и вернулся к делу, – в Андроповске действует теневая структура, запустившая свои щупальца в трест ресторанов и столовых? Попросту говоря, банда?

– Именно, – кивнул я. – Более того, опасная банда, которая уже однажды убила того, кто попался и грозил потянуть за собой остальных… – Кайгородов хотел возразить, но я успел закончить мысль. – Один раз мы могли бы принять это за случайность, вот только с Соней, которая что-то против них накопала, это будет уже два. Разве не достаточно, чтобы потратить время и сделать свою работу?

– Почему же они тогда не убьют, к примеру, меня? – Кайгородов склонил голову набок. – Журналист напишет о них в газете, но отправить на скамью подсудимых смогу как раз я. Чем не враг номер один?

– Вас они пока что боятся, – я понял, что хожу по краю, и вовремя решил остановиться.

– Пока что? – переспросил инспектор ОБХСС. – А что изменится? И когда?

– Если не позволять им наглеть, то страх перед милицией никуда не денется, – я ушел от ответа. – Для этого нужно безжалостно их давить. Чтобы даже в мыслях не возникало, будто кого-то можно убить, чтобы не мешал.

– Как предлагаете действовать? – Кайгородов увидел что-то в моих глазах и подался вперед.

Разумеется, он и сам прекрасно знает, что делать. Не было в ОБХСС случайных людей, потому-то и боялись их как огня. Но Всеволоду интересно, что предложит не коллега-сыщик, а журналист. Тот самый, который всего несколько дней назад поднял на уши весь город, и это сработало.

– Нужно устроить засаду, – ответил я. – Вряд ли Соню продолжают просто пугать. Ее предупредили той анонимкой, она не послушалась, и теперь ее попытались ликвидировать. Уверен, после неудачи они попробуют сделать это снова.

– Почему вы так думаете? – вновь прищурился Кайгородов.

Надо быть с ним поаккуратнее. Парень он очень и очень неглупый, может задаться вопросами, откуда у меня столько знаний. Странных знаний, нетипичных для редактора скромной районки в сытых благополучных восьмидесятых.

– Интуиция, – сказал я. – А еще – некоторые знания по психологии. Читал по этой теме для одной из статей. Так вот, у преступника есть мотивация: незаконченное дело и опасность, которую представляет Соня для кого-то высокопоставленного из треста… Откладывать нет смысла. Они торопятся.

– Логично, – согласился Кайгородов. – И как скоро, по вашему мнению, они заявятся?

– Думаю, сегодня ночью, – я не мог понять, верит мне следователь или нет. Инстинкты и вовсе убеждали молчать и не высовываться со слишком специфическими знаниями. Прямо-таки кричали о том, что я слишком много себе позволяю. Вот только я на самом деле был уверен, что к Соне сегодня придут.

Помню, я разговаривал с одним из сыщиков на покое. Как раз из тех, кто боролся с организованной преступностью в конце восьмидесятых – начале девяностых. Так вот он рассказывал, что если бандиты кого приговорили, то не церемонились. Не ждали, пока тот уедет из города или спрячется за семью замками. Шли по горячим следам и доводили свое черное дело до конца в тот же день. По крайней мере в те времена, которые в моей текущей реальности вот-вот наступят.

А для того, кто всем этим верховодит, похоже, уже наступили.