Текст книги "Главред: Назад в СССР. Книга 2"

Глава 17

– А ну-ка, пойдем, – я аккуратно взял Соню под локоток и повел в сторону библиотеки, где можно было спокойно поговорить без свидетелей.

Я до последнего надеялся, что девушка преувеличивает, что все дело окажется в какой-то абсолютной ерунде. Вот только внучка прославленного военкора была не из тех, кто пугается собственной тени.

– Рассказывай, – я усадил журналистку за большой стол и сам разместился рядом, чтобы не общаться в формате начальник-подчиненный.

– Вот, – вместо слов она протянула мне распечатанный конверт с улыбающимся Юрием Гагариным.

«25-летие космического полета», прочитал я и вопросительно посмотрел на Соню Кантор. А потом понял: на конверте не было ни адреса отправителя, ни адреса получателя. Марки и почтовые штемпели тоже отсутствовали. Я открыл его и вытащил сложенный лист бумаги. Развернул – в груди екнуло. В своей прошлой жизни я такого ни разу не видел, разве что в кино или в книгах. А теперь вот наблюдаю воочию.

«Не лезь не в свое дело», – эта фраза была собрана из аккуратно вырезанных печатных букв разного размера и стиля. Кто-то, орудуя ножницами, раскромсал газетные заголовки и собрал из них предложение-паззл. Совсем как в фильмах про мафию.

– И что это? – я перевел взгляд на Соню. – Откуда у тебя письмо? Оно точно предназначалось тебе?

– Мне кажется, это из-за ОБХСС, – девушка нервно теребила в руках носовой платок. – Точнее из-за дела, над которым я работаю…

– Хищения на ЗКЗ? – я поднял бровь. – Но ведь Сорокина и Староконя арестовали…

– Это не из-за них, – внучка военкора покачала головой. – Это из-за ресторанов. Помните? Дефицит блюд в «Березке»…

В памяти тут же всплыл мой разговор с Апшилавой и Кайгородовым, когда мы обсуждали совместные расследования. Следователь тогда пообещал мне, что позволит Соне Кантор работать над этим делом, если все удачно получится с заводом кожзаменителей. И вот он, судя по всему, сдержал слово, но кое-кому это не понравилось. Настолько, что моей коллеге начали угрожать. Пока что без конкретики, просто настоятельно рекомендовали «не лезть». Но кто знает, как далеко способны зайти преступники.

– Кайгородову говорила? – уточнил я.

– Нет, – девушка вновь затрясла головой. – Я утром нашла это в почтовом ящике, но торопилась на работу, кинула в сумку и потом забыла. Вспомнила уже здесь, в редакции, открыла, а там…

Она принялась было грызть ногти, но быстро взяла себя в руки. Понимаю, тут не до хороших манер, когда тебе подобные письма пишут. Еще и в СССР, благополучной стране. Хотя, конечно, тоже не без недостатков.

В девяностых и даже в двухтысячных на журналистов будут совершаться покушения. Некоторые, к сожалению, закончатся трагично – преступники доведут дело до конца. Владислав Листьев, Дмитрий Холодов, Анна Политковская и другие коллеги погибнут из-за своей профессиональной деятельности. Многие начнут бояться писать на определенные темы, заниматься расследованиями. Но сейчас, в благополучные восьмидесятые годы?! Не думаю, что Соню всерьез решили убить, это слишком громкое преступление для СССР – убрать неугодного журналиста. Тем более что София Адамовна Кантор не просто выживет, но и перед отъездом в Израиль выведет на чистую воду многих нечистых на руку бизнесменов и даже политиков.

Стоп! Мне же не просто так сейчас это пришло в голову. У меня есть знания о будущем, мне точно известно о судьбе Сони, значит нужно вспомнить какую-то историю, связанную с трестом столовых и ресторанов. Как жаль, что я уже не застал в газете прославленную расследовательницу. Так что придется ковыряться в косвенных воспоминаниях – о чем читал, что слышал… Надеюсь, найду зацепку.

– Вот что, – сказал я вслух. – Сейчас мы позвоним Кайгородову и Апшилаве. Нельзя молчать, нужно предупредить милицию. Сама ничего не предпринимай, просто спокойно работай. Столовые пока не трогай. Есть другое задание?

– Есть, – кивнула девушка. – Хватов мне о новой аллее сказал написать.

– А что за новая аллея? – я наморщил лоб.

– Аллея Мира, – немного удивленно подсказала Соня. – Ее в новом жилом квартале высадили, который сдали на днях. Там сейчас активное заселение идет.

Точно, восемьдесят шестой – это же Год мира, объявленный ООН. И в честь него в нашем городе досрочно сдали несколько домов, приурочив это заодно к очередной годовщине Великой Октябрьской революции. Ой-е, а ведь скоро уже как раз Седьмое Ноября, красный день календаря! Наверняка ведь нужно будет кучу тематических полос подготовить, еще одна головная боль после Дня комсомола.

– Вот и пиши про аллею, – сказал я девушке. – Пойдем наверх, а то здесь телефона-то нет, позвонить никак…

Звонки Кайгородову и Апшилаве я взял на себя. Набрал по очереди уже из своего кабинета. Точнее из нашего с Бульбашом, Зоей и временно отсутствующим Бродовым. Попросил не дергать Соню, а самим приехать сюда, в редакцию. Оба следователя на удивление не стали спорить. А я сделал себе мысленную зарубку поговорить завтра неофициально со Смолиным и Краюхиным. Если, конечно, приглашение Анатолия Петровича поохотиться и порыбачить все еще в силе.

Я словно в воду глядел. Не успел договориться со следователями и подумать на эту тему, как в кабинете зазвонил телефон. Это была Альбина, секретарша Краюхина, которая сообщила мне: завтра в пять утра за мной заедут и отвезут на турбазу. Одеться требуется потеплее, желательно взять с собой резиновые сапоги. Я поблагодарил холодную красотку и мысленно потер руки. Охоту с рыбалкой я не люблю, но тут речь идет о неформальном сближении с отцами города. Судя по всему, в должности меня и впрямь скоро восстановят, так что подобные встречи необходимы. Какой же хороший журналист без связей? Тем более редактор.

Апшилава с Кайгородовым приехали одновременно, взяли показания у Сони, изъяли письмо, пожурив девушку за то, что сразу не рассказала. И уехали, строго-настрого приказав не высовываться и при малейшем подозрении звонить кому-то из них – кто первый ответит. А я продолжил составлять список дружинников, который мне до нынешнего вечера нужно подать Кларе Викентьевне.

Желающих и впрямь оказалось много, пришлось выбирать, чтобы вместить в квоту из десяти человек. Впрочем, остальных можно отправить в резерв и, к примеру, дергать в моменты, когда будет возникать нехватка. Удивительно, но в ряды добровольных защитников правопорядка рвались не только мужчины с парнями, но и девушки. Даже Соня Кантор, которую напугали неизвестные преступники. Подумав, я решил одобрить ее заявку – кто бы ей ни угрожал, статус дружинника станет для преступника еще одной меткой, что не стоит распускать руки.

В итоге под моим началом оказались молодые корреспонденты Никита с Аркадием, оба фотографа, Андрей и Леня Фельдман, завгар Сергей Саныч, водитель Сева и журналистки – неразлучные Катя и Люда, а также Соня с Зоей. Неплохая такая компания, с гендерным разнообразием, как сказали бы в будущем. И состав в целом молодой, возрастные сотрудники не особо стремились в ряды дружинников. Но в резерве многие пожелали остаться – как тот же Бульбаш, к примеру.

– Отлично, Евгений Семенович, – Громыхина пробежалась глазами по списку, когда я принес его к ней в кабинет. – Я везу это в исполком, думаю, в понедельник уже можно встречаться с Конкиным и распределять дежурства.

Признаться, я в этот момент выдохнул. С одной стороны, мне не терпелось попробовать на себе роль дружинника, еще и главного по нашей конторе. А с другой, именно сегодня мне все это было бы не в жилу – в семь вечера мы идем в кинотеатр с Аглаей. В Андроповск как раз привезли новый индийский фильм «Как три мушкетера»[21]21
  «Как три мушкетера» (The Estate, или Jagir), режиссер Прамод Чакраворти.


[Закрыть], один из лидеров советского проката этого года. Помню, смотрел его в детстве, но, конечно же, напрочь забыл. В голове остались только эффектные драки и песни, характерные для Болливуда. А еще Митхун Чакраборти, любимец женской половины советских зрителей.

Вежливо попрощавшись с Громыхиной, я вернулся в кабинет, накинул пальто и, пожелав коллегам приятных выходных, направился на свидание. На улице уже стемнело, ночью температура планировала опуститься до нуля, и мне пришлось надеть меховую квадратную шапку. Чувствовал я себя в этом головном уборе неловко, хотя в восемьдесят шестом году это считалось весьма стильно и модно. Ходить в шляпе, как было принято у интеллигенции и партийной номенклатуры, поздней осенью с моей лысой головой уже холодновато. Оставалось надеяться, что Ямпольская оценит мой журналистский прикид. И, кстати, почему у меня все еще нет джинсов? Надо бы озаботиться этим вопросом, тем более что с восемьдесят третьего года эти штаны под маркой «Тверь» производились на Калининской швейной фабрике.

Помню, Тайка очень просила у родителей джинсы, а у нас они не продавались – нужно было ехать в Калинин и стоять в очереди в одном из всего двух магазинов, где торговали вожделенным денимом. В Андроповск модные штаны тоже завозили, но продавали их полулегально и за двойной ценник – аж девяносто рублей. Половина папиной зарплаты! Дело, говорят, доходило до того, что предприимчивые дельцы покупали на фабрике «Тверь», спарывали лейбл и продавали советские джинсы под видом американских за фантастические сто двадцать рублей. Дождалась моя старшая сестра модных штанов только в конце восьмидесятых, когда на отечественный рынок хлынули китайские и турецкие модели.

Сойдя с автобуса под эти воспоминания, я поспешил ко входу в кинотеатр, где уже толпились желающие посмотреть индийский боевик. А так как это была пятница, то алчущих культурно провести досуг было особенно много. Причем наш город вслед за всей страной уже потихоньку выходил из модного застоя, и люди старались приодеться «по-заграничному». Смотрелось это все довольно наивно, в особенности ярко-лазоревые или розовые леггинсы на девушках. А с учетом уже фактически ноябрьских холодов отдельные детали гардероба и вовсе поражали контрастом с погодой – редкие джинсовые или более распространенные кожаные куртки до талии, кружевные перчатки с обрезанными пальцами и яркие косынки с узлом на макушке либо сбоку.

– Модниц высматриваете, Евгений Семенович? – Аглая увидела меня раньше, чем я ее. Черт, теряю хватку.

– Вас ищу, – нашелся я. – Вот, нашел. Здравствуйте.

Ямпольская была одета как манекенщица на страницах журнала «Крестьянка»: длинное, чуть ниже колен, бежевое пальто, перехваченное на талии поясом, сапоги с голенищем гармошкой и на толстом высоком каблуке, аккуратная фетровая шапочка. Мне даже как-то неловко стало за свой внешний вид, и я поспешил переключить внимание девушки на нее саму.

– Вы сегодня прекрасно выглядите, – надо бы, кстати, уже переходить на «ты». – Гляжу на вас, и сердце радуется.

– Спасибо, – щеки Ямпольской тронул предательский румянец, и я понял, что похвала попала в цель. – Ну, что, может быть, пройдемте уже в тепло?

– Полностью поддерживаю! – ответил я, уверенно подставляя девушке локоть.

– А ну, отойди от нее! – праздничный вечерний настрой зашатался под напором чьего-то возмущенного крика.

Глава 18

От небольшой компании отделился молодой мужчина в клетчатом пальто и слегка помятой шляпе. Он шел в нашу сторону и тыкал указательным пальцем, словно хотел пронзить нас обоих по очереди.

– О, нет, – пробормотала Аглая, и я сразу понял, что вечер перестает быть томным.

– Иван, возьми себя в руки, – тихо, но твердо сказала она, когда незнакомец подошел к нам. Впрочем, теперь не такой уж и незнакомец. – Мы давно не вместе, у меня своя жизнь. Не позорься.

– Ах, не позориться? – возмутился Иван. – Считаешь, что можешь вот так вот топтаться по мне?

– Вы о чем, товарищ? – строго спросил я, не выпуская руку Ямпольской. – Ведите себя прилично и не грубите девушке.

– Это моя жена! – заявил мужчина. – А ты кто?

– Бывшая жена, – поправила его Аглая. – Пойдемте, Евгений Семенович.

– Ах, Евгений Семенович? – Иван вел себя настолько жалко, что даже не злил. Раздражал только. – И кто он? Партиец? Главврач?

– Как тебе не стыдно! – от возмущения у Ямпольской слегка дрогнул голос.

– Прошу меня извинить, – улыбнулся я и мягко отстранил ее, освободив руку. – А теперь, голубчик, с вами поговорим. Сейчас вы извинитесь, вернетесь к своим, и мы все пойдем каждый в свою сторону.

– Ты мне еще говорить будешь, что делать? – набычился Иван, и я почувствовал в воздухе резкие пары алкоголя. А вот и объяснение неожиданной агрессии. – Уйди!

Вокруг стала собираться толпа, кто-то предложил вызвать милицию. Однако разгоряченный принятым зельем Иван внезапно бросился на меня и попытался толкнуть. Вышло все с точностью до наоборот: я лишь слегка подался вперед, напрягшись, и бывший, как выяснилось, муж Аглаи отскочил от меня как мячик. Не удержался на ногах и, беспомощно замахав руками, грохнулся в грязь. Вот ведь наивный – я пусть и худею, но по сравнению с ним просто танк. Одной только массой его задавил, считай.

– Вставай, – я сделал шаг вперед и протянул бузотеру руку.

Тот брезгливо отверг помощь, потом вдруг заорал:

– Видели? Он меня толкнул!

– Ваня, прекрати, – в разгорающийся конфликт вмешался еще один мужчина, который сперва наблюдал за всем издалека. – Извинись перед Аглаей и перед товарищем.

– Да пошел он! – как-то сразу сник бузотер.

– Вы извините его, пожалуйста, – виновато развел руками его приятель. – Переживает человек, не может себя в руках держать.

Я промолчал, только пожал плечами, опять вынужденно вдыхая пары алкоголя. Не знаю, как для остальных, а для меня спиртное – это не смягчающие обстоятельства, а совсем наоборот.

– Мы проследим, – со вздохом сказал мой новый собеседник. – Меня Савик зовут. Савелий Сергеевич Маслов, педагог. Извините еще раз. А ты вставай давай.

Он бесцеремонно поднял вяло сопротивлявшегося Ивана и повел его обратно к ждущей компании. Такой контраст. Выпивший бывший муж и остальные – все трезвые, прилично одетые, с дамами. Ни капли не жалею этого парня, но неужели никто из них не смог его остановить?

– Извините, Евгений Семенович, – Ямпольская, когда я к ней повернулся, буквально вся залилась краской. Впрочем, до Зои Шабановой ей в этом искусстве еще ой как далеко. – Я не думала, что это произойдет.

– Не за что извиняться, – я махнул рукой. – И… давайте на «ты»? Мне кажется, уже можно.

Как победителю мне была положена награда, а до этого девушка все никак не решалась перейти на ближнюю дистанцию. Вот и совместим!

– Хорошо, Евгений Семенович… Женя, – согласилась Аглая. – Давай на «ты». Ты не сердишься?

Зеваки уже разошлись, быстро потеряв интерес к нам.

– За что, Аглая? – искренне удивился я. – За то, что Иван напился и решил включить Отелло, когда даже права такого не имел?

– Может, отменим сегодня кино? – смущенно спросила Ямпольская. Хотя моя реакция ей точно понравилась.

– Еще чего! – весело улыбнулся я. – Не знаю, что ты там себе напридумывала, но мне теперь еще сильнее хочется про индийских мушкетеров посмотреть. Пойдем мороженого возьмем?

– В такой холод? – Аглая распахнула глаза.

– Так мы ж в помещении будем, – я указал правой рукой на кинотеатр, а левую вновь подставил локтем к Аглае.

У входа чуть отстранился, открыл дверь, пропустил девушку вперед и вновь повел под руку – для начала в гардероб. В холле кинотеатра царило оживление. Кто-то покупал в буфете чай или газировку, другие разглядывали портреты артистов на стенах, третьи вели непринужденные светские разговоры.

Я помог Аглае раздеться, параллельно залюбовавшись ее фигуркой в легком бежевом платье, дополняемом кофейного цвета платком на шее. Потом снова взял ее под руку и потащил к стойке буфета.

– Вам чего, молодые люди? – поинтересовалась необъятная продавщица в белом переднике и высоком чепчике.

– А нам мороженого, – улыбнулся я и повернулся к Ямпольской. – Доктор, вы какое будете?

– Крем-брюле, – тоже улыбнулась Аглая.

– А мне пломбир, – попросил я буфетчицу. – И стаканчик «Тархуна». Хотя, нет… Я смотрю, у вас есть сок манго? Плесните стаканчик, пожалуйста.

Я буквально разрывался от желания попробовать того самого зеленого «Тархуна» родом из СССР, но ряд стеклянных графинчиков с разноцветными жидкостями победил. Это же классика – соки яблочный, апельсиновый, томатный и манго. Холодненькие, из графинчиков с запотевшими боками – уже смотреть, как мой заказ наливают в граненый стакан, было в прямом смысле вкусно. Я едва попробовал и чуть язык не проглотил, настолько это было потрясающе. Поблагодарил буфетчицу, рассчитался и, водрузив наш предсеансовый перекус на узкий поднос, пошел в сторону освободившегося столика.

В двадцать первом веке в кинотеатре «Спутник» откроют небольшую кофейню с уютными диванчиками и низкими столиками, чтобы можно было перед просмотром фильма выпить чашечку горячего капучино. А в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году здесь еще простой советский буфет со столиками на длинных тонких ножках, будто грибы-поганки – в повседневной речи «стояки». Сидячие места не предусмотрены, вокруг них можно было, исходя из названия, именно что стоять. Что мы сейчас как раз и делали с Аглаей, уплетая из металлических вазочек чуть подтаявшее мороженое.

– Ты ни о чем не хочешь спросить? – Ямпольская склонила голову набок.

– Хочу, – кивнул я. – Но лучше, если ты сама расскажешь. Если и когда захочешь. Я не буду настаивать.

– В общем… – Аглая восприняла мои слова как призыв к действию. – Мы познакомились с ним еще в Калинине. Я там училась в мединституте, а он в Венециановке[22]22
  Художественное училище имени Алексея Гавриловича Венецианова, русского живописца. Сегодня это учебное заведение имеет статус колледжа.


[Закрыть] на художке. Ухаживал красиво, куча амбиций, планов. Хотел картины писать, выставки организовывать, о сатирическом журнале подумывал, носился с этой идеей как утка с яйцом. Но слишком уж его рисунки острые были. Как один из его преподавателей сказал, крамольные. Не пропустили их, в общем, никуда. А потом меня сюда направили по распределению, Иван в школу устроился преподавать изо… Короче, в итоге у нас не сложилось.

В рассказе Аглаи зияла огромная дырка, но я не стал ей на это указывать. В конце концов, ее право – откровенничать со мной или нет. С учетом того, что в Союзе разводы не одобрялись, случилось у них там что-то сильно неприятное. Может, как раз в алкоголе дело было. А может, и нет. В любом случае все мы взрослые люди с кучей нерешенных проблем. Так зачем лишний раз бередить их? Как бы то ни было, мне очень понравилось, что Ямпольская не стала обвинять бывшего мужа в семейном разладе. На себя вину не стала перетягивать, но и этого Ивана в желчи не утопила.

А то ведь частенько бывает, что люди винят в своих бедах кого угодно, пытаясь переложить ответственность. Ямпольская оказалась совсем не такой. И мне совершенно не интересно, что у них там произошло. Вернее, не так – мне не важно, это никак не повлияет на мое к ней отношение. И в то же время мне хотелось как можно больше узнать об Аглае. Да и биография ее бывшего мужа меня заинтересовала. Я даже поверить не мог такой неожиданной удаче.

– Он сейчас работает где-то? – как бы невзначай спросил я.

– Скорее всего, на прежнем месте, – ответила девушка. – В первой школе и еще кружки ведет в городском ДК.

– Понятно, – кивнул я. – Ты знаешь, я бы, наверное, мог ему помочь. Если он сам, конечно, захочет себя в руки взять.

– Что ты имеешь в виду? – удивилась Ямпольская.

– Я как раз ищу человека, умеющего рисовать остро и на злободневные темы, – улыбнулся я. – Для газеты. Меня вроде как скоро опять восстановят, так что я снова смогу руководить процессами.

Не могу сказать, что я прям горел желанием помочь этому Ване. Просто на объявление, которое мы с Кларой Викентьевной все же успели опубликовать в газете, откликнулось не очень много желающих. Из тех же, кто предложил свои услуги, не нашлось никого с подходящим стилем. Рисовать предсказуемо умели все, но вот не было иносказательности, умения схватывать на лету и делать своего рода художественные слепки эпохи. Ведь если говорить о той же карикатуре, то это не просто смешной рисунок, это еще и тонкая сатира. Такое не каждому удается. Может, Иван потянет? Со всеми последними перипетиями я на какое-то время позабыл о своей инициативе, а теперь вот оно как сложилось. Не вижу препятствий к тому, чтобы помочь талантливому человеку, если он сам, как я и сказал Аглае, захочет вытащить себя из ямы. И если его работы, разумеется, меня действительно устроят по стилю и качеству.

– Могу с ним поговорить, – предложила девушка. – Что ему нужно сказать?

– Рисунки пускай в редакцию пришлет, – ответил я. – Впрочем… Судя по его поведению, он скорее опять скандал тебе устроит, что я его милостиво из грязи поднять хочу. Сам поговорю с ним.

Как оказалось, Ваня все-таки тоже зашел в кинотеатр – видимо, пообещал друзьям, что не будет барагозить. И сейчас он стоял, потупившись, за дальним столиком и потягивал минералку. Я посмотрел на часы – еще несколько минут до начала сеанса, успею. Попросил Ямпольскую подождать, решительно подошел к ее бывшему мужу-скандалисту и сказал:

– Если захочешь снова стать человеком, позвони вот по этому телефону, – я быстро написал в блокноте номер нашего кабинета, оторвал листочек и сунул под нос Ване, старательно пытавшемуся на меня не смотреть.

– А с чего это ты в благородство играешь? – недоверчиво спросил он. – Перед Аглаей выделываешься?

– Я смотрю, вести ты себя не очень умеешь, – спокойно произнес я. – Зато, говорят, рисуешь неплохо…

– Пишу, – мрачно поправил меня Иван. – Рисуют дети.

– Пишешь, – я не стал спорить. – Мне в газету карикатурист нужен. Если у тебя действительно талант, то вот тебе шанс. Надумаешь, позвони, и договоримся твои работы посмотреть.

– У меня и без тебя дел хватает, – вот ведь тяжелый человек.

– Значит, другого найду, – я пожал плечами. – Менее занятого. Бывай.

Сказав так, я развернулся и даже не стал выслушивать его очередные попытки набить цену. Если он и вправду талантлив, придется унять гордость, чтобы воспользоваться возможностью состояться в профессии. Завалит – его трудности. А вот Аглаю он в любом случае не получит. Тут уже его поезд ушел.

– Идем? – улыбнулся я, увидев, как девушка облизывает ложечку, пытаясь не упустить ни капельки мороженого.

– Идем, – кивнула она, и я неожиданно для самого себя потянулся к ней и осторожно поцеловал.

Аглая не отстранилась. Наоборот, ответила. Какие же вкусные у нее губы!