Текст книги "Главред: Назад в СССР. Книга 2"

Глава 35

– Очень приятно, Евсей Анварович, – я постарался максимально сохранять спокойствие.

В голове, между тем, вихрем носились мысли. Получается, он не был случайным попутчиком? И разговор вел не просто так? Проверял? Вот ведь блин, а я ему про «Звездные войны» плел и Тарковского, который сейчас в Европе как невозвращенец.

– Да ты присаживайся, Женя, – добродушно сказал Хватов, протягивая мне ладонь для рукопожатия.

– Здравствуйте, товарищ Кашеваров, – Лев Исакович блеснул круглыми, как у Берии, очками.

Все трое уселись за стол, и в моей памяти живо всплыл эпизод, когда меня снимали с должности. И делал это как раз Хватов, который сейчас относится ко мне хорошо. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Да вы поближе садитесь, Евгений Семенович, не стесняйтесь, – увидев, как я разместился на стуле, будто единственный слушатель в аудитории, сказал Поликарпов.

Я молча придвинул стул. В комнату вошла секретарша из приемной, внесла широкий поднос с дымящимся кофейником и четырьмя чашками. Рядом на блюдечке лежали конфеты – дорогущий «Кара-Кум» по шесть с половиной рублей за килограмм.

– Спасибо, Анжелочка, – поблагодарил девушку Грачев.

Интересно, это странная мода такая или совпадение? У Краюхина секретарша Альбина, здесь Анжела. Как будто специально по именам отбирают.

– Что ж, вы наверняка догадались, зачем мы вас вызвали, – проводив цокающую каблуками девушку задумчивым взглядом, Лев Исакович повернулся ко мне. – Наливайте кофе, не стесняйтесь. Вы вроде как любите кофе…

– Леонид Ильич тоже начинает свое утро с чашечки… – чуть было не ляпнул «капуччино». – Кофе с молоком.

– Это верно, – кивнул Поликарпов. – А у вас дома с этим как, Евгений Семенович? Удается доставать?

Вот что значит профессионал – даже за чашечкой кофе умудряется проверять якобы безобидной беседой. Знает же прекрасно, что настоящий зерновой кофе в Андроповске можно найти только в спецраспределителях. А в обычных магазинах продается разве что желудевый из Польши и отечественный ассортимент вроде «Балтики», где ни грамма натурального, или «Арктики». Еще «Инку» я видел – из обжаренной свеклы. Из цикория заменитель тоже купить легко. Но есть еще «Новость», где натурального кофе целых десять процентов, и напиток «Летний» из Латвийской ССР – там аж все двадцать.

– По-разному бывает, – я дипломатично ответил чекисту. – Впрочем, у нас в редакции с этим проблем точно нет, снабженцы хорошо работают. Да и в гастрономе «Новость» время от времени появляется. Мы ведь, журналисты, новости любим.

Грачев, снова блеснув очками а-ля Лаврентий Палыч, вежливо рассмеялся. Хватов сидел довольный, сияя, как начищенный самовар, конторский Евсей Анварович благодушно потягивал обжигающую терпкую жижу.

– А с кино у вас как в Андроповске? – спросил он, хитро прищурившись. – «Звездные войны» крутят?

– А у вас в Калинине? – я отбил его пас. – Сначала ведь в областном центре, потом уже в район. У нас ведь, в провинции, вообще отечественный продукт ценят. И в библиотеках больше Казанцева с Беляевым, чем Пола Андерсона.

– Жалеете? – уточнил Поликарпов.

– Просто факт констатирую, – вежливо ответил я.

– А я вот сдуру своего внука на «Кинг-Конга» повел, – неожиданно сказал Хватов. – Думал, приключения про гигантскую обезьяну, мальчику интересно будет. А она там давай людей топтать и напополам их, как спички, хрупать. Парнишка потом спать не мог. Вот зачем, думаю, к нам такие фильмы завозят?

– Так они же для взрослых, Богдан Серафимович, фильмы эти, – заметил я. – Вы же посмотрели – не испугались. А ребенку, понятно, страшно. Я вот своего сына, к примеру, на советских «Пиратов двадцатого века» не повел бы. Сцены там довольно жестокие попадаются.

– А у вас есть сын? – вскинул брови Поликарпов.

– Будет, – уверенно заявил я. – Возможно, и не один. Как в «Служебном романе»: мальчик и мальчик.

– А через девять месяцев в семье Кашеваровых было уже три мальчика, – улыбнулся Грачев, чуть изменив фразу из известного фильма.

– Вот ты, Женя, в кино хорошо разбираешься, а мне как быть? – Хватов вернулся к своей проблеме.

– Перед просмотром лучше про фильм почитать немного, – я пожал плечами. – У нас, например, Никита Добрынин за новости голубого экрана отвечает. Вот только площади «Андроповских известий» не всегда хватает. Идеально было бы в вечерке это печатать. По пятницам, например.

– Неплохой заход, – улыбнулся Грачев. – Тем более что мы на эту тему и хотели поговорить… Да вот увлеклись что-то кофейными беседами.

И ведь тоже хитрый жук – никто ничем не увлекался, а специально меня прощупывали. И про спецраспределители с дефицитом не просто так спрашивали, и про зарубежный кинематограф.

– А вот как вы видите новую газету? – Лев Исакович перешел к конкретике. – И чем она должна отличаться от имеющегося еженедельника? Только афишей кинотеатров?

Так, вот и пошли настоящие вопросы по делу. Естественно, всем интересно, что я задумал. А главное, не пойдет ли это сильно вразрез с политикой партии. Как тогда, с чернобыльцем. Буря, конечно же, с тех пор поутихла, но второй раз мне творческие эксперименты точно не простят. Так что лучше согласовать сразу.

– Не только, – я покачал головой, отбивая выпад Грачева. – «Андроповские известия» – это основная газета, рассказывающая о жизни района. На мой взгляд, у нее должен быть аналитический уклон. Экономика, политинформация, интервью с партийными деятелями и так далее. Научно-популярная публицистика опять же. А вечерка – это пятничное издание для досуга. Кино, концерты, художественные выставки. Те же интервью, но уже с актерами, писателями, спортсменами.

– Развлекалочка, значит? – неожиданно прищурился Хватов. – На мой взгляд, это все-таки не про советского человека. И не для него. Советский человек смотрит в будущее, строит коммунизм в отдельно взятой стране с прицелом на дальнюю перспективу…

– Советский человек не только работает, – я перебил его. – Отдыхать тоже нужно. И просвещаться заодно. Мы же не обо всем подряд в вечерке рассказывать собираемся. Про советские фильмы, советскую литературу. Про советских людей, которые смогли добиться исполнения своих мечтаний. СССР – страна возможностей. Вот вы, Богдан Серафимович, говорите, что в кино не разбираетесь. Для этого есть другие люди – которые разберутся и еще об этом в газете напишут. А вы, кстати, в курсе, чем наш город вообще известен? Когда он возник, кто из известных партийных деятелей там родился? Неподалеку, кстати, еще Корчева была – старый затопленный город. Море интересных историй…

– Краеведение, – понимающе кивнул Грачев.

– Именно, – подтвердил я. – Только с интересной подачей, с фоторепортажами. И еще… У нас в городе очень много достойных людей разных профессий. Им можно дать своего рода трибуну для высказываний.

– Авторские колонки? – как мне показалось, искренне заинтересовался Лев Исакович.

– Они самые, – я кивнул. – Только у нас обычно под авторскими колонками понимается что? Материалы журналистов с громкими именами. Или какое-нибудь слово редактора, например. А я имею в виду немного другое: о медицине будет говорить врач, о новых и старых экспозициях лучше расскажет музейный смотритель, об эстраде – сами музыканты. Авторский взгляд на события и явления. И на собственную профессию.

– Так не все же писать могут… – начал было Хватов.

– А я на что? – я отбил подачу. – И еще редактор вечерки. Будем отбирать людей, которые умеют формулировать свои мысли на бумаге, и помогать им. Но самое главное…

Я намеренно сделал паузу и обвел взглядом присутствующих. Так и есть – стараются держаться, однако в глазах горит осторожное любопытство.

– Я планирую сделать вечерку интерактивной, – выдал я свою основную идею. Вот только забыл, выражались ли так в Союзе. Наверное, нет. Точно нет.

– Что вы имеете в виду? – Лев Исакович не подал виду, что мои слова его как-то удивили. Просто дипломатично уточнил.

– Диалог с читателем, – пояснил я. – Только не стандартный и привычный в виде писем в редакцию, а кое-что поинтереснее. Я хочу, чтобы наша аудитория сама выбирала темы. Голосовала за лучшие материалы, убирала неактуальные.

– Интересно, – Грачев и Хватов одновременно подались вперед, кагэбэшник внимательно слушал, пристально глядя на меня.

Эту идею я вынашивал несколько недель. В будущем работа с аудиторией электронного СМИ была довольно простой. Ты смотришь на статистику просмотров и, самое главное, дочитываний. В соцсетях и телеграм-каналах следишь за реакцией, внимательно изучаешь комментарии, отсеиваешь ботов и учитываешь мнение реальных людей. Да даже банально устраиваешь опрос, если тебе совсем лень или некогда. Мол, кого вы хотите видеть в качестве героя интервью в следующий раз – местного блогера или певицу из Твери. Но как быть в эпоху господствующего принта?

– На полосах с экспериментальными темами, – начал я, – будут размещены бланки для голосования. Что-то вроде отрывных талонов…

– А не слишком ли сложно? – усомнился Грачев. – Все-таки телефонные звонки в редакцию, письма и телеграммы – это хороший способ отследить реакцию читателей. Даже вопросы можно задать, уточнить что-то.

– У нас и так есть отдел писем, как в любой газете, – парировал я. – Но далеко не все пишут нам о понравившихся статьях. В основном просят решить проблему, говорят о наболевшем. А вырезать из газеты бланк, заполнить его и принести, например, на вахту в здание редакции – быстро и просто. Во всяком случае если сравнить с письмом.

– Разумно, – согласился Лев Исакович, а Хватов довольно хмыкнул. – А телефонные звонки от читателей? Что все-таки о них думаете?

– Как обратная связь – да, хорошо, – ответил я. – Но как способ собрать статистику и составить рейтинг материалов – не очень. В идеале отклик нужен по каждому большому материалу. А звонить будут точно не по всем.

– Пожалуй, вы правы, Евгений Семенович, – одобрительно кивнул Грачев. – Создать, например, отдельный почтовый ящик и проверять каждую неделю отзывы по статьям.

– Я же говорил, есть в Кашеварове жилка, – и вновь похвала от Богдана Серафимовича стала для меня неожиданной.

– Хорошо, – резюмировал Лев Исакович. – С этим разобрались. Ваша идея мне нравится. Такой эксперимент я одобряю. И если он будет признан успешным, пожалуй, можно будет взять это на вооружение в других районках. Да и в «Калининской правде» не помешает. Кто знает…

– Кстати, Женя, ты же не сам этим всем планируешь заниматься? – вдруг спохватился Хватов. – Главнокомандующего выбрал?

– Действительно, у вас уже есть кандидатура? – оживился Грачев. – Кто-то из ваших замов?

– Замы останутся при мне, – я покачал головой. – А на вечерку я планирую поставить молодую и перспективную журналистку, комсомолку и просто красавицу – Зою Шабанову.

– Вы уверены? – удивился Лев Исакович, а Хватов скептически усмехнулся. – Насколько я знаю, это совсем неопытная сотрудница. Тридцати даже нет еще.

– Я же говорю, молодая и перспективная, – улыбнулся я. – И потом… опыт – он же не от возраста зависит. Возраст – это мудрость. А профессиональные навыки у нее есть.

– Что ж… – задумался Грачев. – Подготовьте на нее характеристику, мы рассмотрим кандидатуру…

– Уже, – вновь улыбнулся я и протянул ему бумагу, заверенную подписями районного секретаря ВЛКСМ Жеребкина, парторга газеты Громыхиной и, разумеется, моей.

Характеристику на Зою я приготовил еще до того, как мне внезапно позвонил Краюхин с новостью о командировке в Калинин. А перед этим многократно взвесил все за и против. Я ведь изначально планировал поставить редактором «Вечернего Андроповска» кого-то из молодежи. По уверенности и железной хватке на эту роль подходила Соня Кантор, но ее я решил придержать на прежнем месте. Все просто – она гениальный расследователь, и административная работа загубит ее талант на корню. Либо же она превратит всю газету в издание одного жанра. Нет, я абсолютно уверен, что на высоких должностях не должно быть творческих звезд. Быстро сгорят. А вот серьезная, вдумчивая и усидчивая Зоя подходила из всех молодых сотрудников лучше всех.

Разумеется, я на первых порах ей помогу. А потом уже она наберется своего опыта и уйдет в свободное плавание. При этом «Вечерний Андроповск» останется моим дочерним проектом, который затем вольется в медиахолдинг, когда жизнь в стране поменяется. А дальше – свой канал и радиостанция, но не буду пока забегать вперед.

– Хорошо подготовились, это радует, – Грачев удовлетворенно кивнул, пробежавшись глазами по характеристике. – Я так понимаю, вам понадобится расширение штата… Об этом вы тоже подумали?

– Конечно, – подтвердил я. – У меня есть на примете несколько внештатников, которые вполне могут писать на постоянной основе. Плюс я планирую уделять много времени юнкорам, которые потом составят внушительную часть нового коллектива. Потом в университете будет летняя практика…

– Ох, Женя, это же головная боль, – Хватов побарабанил пальцами по столу. – У тебя в районке и так их много будет.

– А что делать? – возразил я. – Как им еще учиться, если не на практике?

– Да это все понятно… – махнул рукой Богдан Серафимович. – Я больше так, ворчу. Сам ведь практикантом когда-то был. Как и ты.

Он засмеялся, а я вспомнил свою прошлую жизнь. В СССР практика была поставлена на широкую ногу, и механизм получения первого профессионального опыта работал вполне сносно. Особенно с институтом наставничества, который в двадцать первом веке принялись возрождать после долгого перерыва. Дело-то нужное. Увы, в некоторых изданиях юные мальчишки и девчонки с филфака нередко оказывались лишними. Опытные сотрудники свою-то работу не успевали выполнять, какое там обучение студентов! Мои однокурсники с таким отношением в свое время тоже, к сожалению, сталкивались. Приходили за опытом, а получали… раздражение и желание поскорее их куда-нибудь сбагрить. Но бывало и по-другому.

Во время учебы я, как и многие будущие журналисты, писал пробные заметки, некоторые печатались. Помню, я даже свой первый гонорар получил в «Тверской жизни», как стала называться после развала Союза «Калининская правда». Пятьдесят рублей! И это при том, что там довольно-таки строго вычитывали материалы, порой и краснеть приходилось. Особенно мне от Киры Степановны Кочетковой доставалось… Эдакая школа жизни.

А потом я, уже будучи без пяти минут выпускником, подрабатывал в одном частном издании. Так вот там мне попался грамотный наставник, который тоже увидел во мне потенциал и давал интересные задания. Не забывая, что самое важное, об обратной связи. Так что в профессии я состоялся во многом благодаря этому дядьке с немного бандитской внешностью, но мощным аналитическим складом ума. И подход его потом сам использовал в нашем холдинге.

Игорь ведь, наш главред, с удовольствием брал практикантов, тем более местных, любгородских. Во-первых, студентами можно было прикрыть бреши в ежедневной рутине – новостной ленте и телеграм-каналах. А во-вторых, подающих особые надежды он не только передавал маститым подчиненным, но и возился с ними сам. В итоге к нам пришла та же Катя, которую на момент моего ухода в эту реальность называли чуть ли не преемницей Софии Кантор…

А еще практикантов очень любили фотографы – Макс и Кристина встречали новеньких с распростертыми объятиями. И тут же наваливали заданий, с которыми сами откровенно зашивались. Потому что творчество в двадцать первом веке значительно осложнилось объемами информационных потоков – когда события валятся одно за другим, сложно подходить ко всем заданиям с одинаковым рвением. Любопытно, в общем, дела обстояли в будущем.

И теперь у меня самого появился реальный шанс подготовить крутых журналистов, лучших из которых я потом отберу себе в холдинг.

– Что ж, Евгений Семенович, – Грачев отложил в сторону характеристику Зои, – у меня больше нет вопросов. Коллеги?

– И мне все ясно, – сказал Хватов. – У меня был опыт работы с Женей напрямую. Не во всем мы с ним соглашались, но журналист он отличный. Уверен, что два издания он потянет. А у вас, Евсей Анварович, остались вопросы?

Чекист в какой-то момент перестал участвовать в беседе и просто внимательно слушал. Я даже чуть было совсем не забыл про него. И это зря – во многом именно от его выводов будет зависеть окончательный вердикт.

– Сейчас нет, – Поликарпов покачал головой, внимательно глядя мне в глаза. – Но, думаю, они возникнут в процессе работы. Вы же это понимаете, Евгений Семенович?

Нет, рано я расслабился – еще ничего не закончилось!

Глава 36

– Мне казалось, Евсей Анварович, что мы собрались заранее обсудить все острые углы, – я не собирался унижаться перед кагэбэшником, демонстрируя подобострастие побитой собачонки. Нет, пусть сразу учитывает, что держать меня в страхе и использовать втемную не получится. – У вас есть какие-то претензии к моей личности? Или к моим профессиональным навыкам? Скажите это сейчас, а не потом, задним числом.

Хватов, услышав это, поперхнулся кофе, а Грачев сделал страшные глаза. Видимо, пытался мне показать, что я слишком увлекся. Но Поликарпов мой выпад, наоборот, оценил.

– Мне нравится откровенность в людях, – ответил он, и в голосе не было слышно ни осуждения, ни угрозы. – С открытыми проще работать.

– Понятно, чего от них ждать? – усмехнулся я.

– Именно так, – конторский не стал юлить. – Когда человек говорит одно, а в голове у него совершенно другое, в любой момент все может пойти боком. А так… Вы спрашиваете, есть ли у меня к вам какие-то претензии. И достаточно ли компетентным я вас считаю. Отвечу: к вашим профессиональным навыкам у меня никаких вопросов. Но вот горячность…

– Про чернобыльцев, когда ты поторопился… – подсказал Хватов, но Евсей Анварович бросил на него едва заметный быстрый взгляд, и тот осекся.

– Порой вы, Евгений Семенович, склонны к импульсивным поступкам, – Поликарпов вернулся к разговору со мной. – В тот раз вы попали в цель, но всем рано или поздно свойственно ошибаться. Это и есть моя к вам претензия. Сильно рискуете.

– Предлагаете согласовывать материалы с КГБ? – я задал вопрос в лоб.

– Думаю, это лишнее, – улыбнулся Поликарпов. – Напротив, я предлагаю… слегка, так скажем, отпустить вожжи в вечерке. Помнится, вы сказали, что хотите предоставить трибуну представителям разных профессий. Получается что-то вроде рупора перестройки…

– Я бы не называл это рупором… Просто возможность высказаться.

– Называйте как хотите. Я о другом. Откровенность за откровенность.

А вот это действительно интересно. Чекист не просто оценил мою прямоту, но и вправду готов теперь говорить на равных.

– Комитет отслеживает настроения в обществе, – чуть помолчав, продолжил Поликарпов. – Это важно для государственной безопасности, мы все здесь взрослые люди и отлично всё понимаем. Поэтому вашей вечерке, Евгений Семенович, позволят чуть больше.

– А взамен? – я выдержал тяжелый немигающий взгляд.

– Будете помогать нам держать руку на пульсе, – вдруг улыбнулся, прищурившись, Поликарпов. – Народ высказывается, вы пишете, мы читаем. Сумеете удержать баланс между хвалебными речами в адрес правительства и оголтелой критикой?

– Истина всегда лежит где-то посередине, – я ответил расхожей фразой.

– Значит, мы поняли друг друга, – кивнул чекист. – И добавлю на всякий случай: это не охота на ведьм, а измерение средней температуры по больнице.

– Я услышал.

Расчет КГБ был тонкий. Понятно, что люди будут осторожничать, но некоторые воспримут свободу как призыв к действию. И если я правильно понял Евсея Анваровича, контора не будет использовать газету как инструмент провокаций. Соответственно, если я справлюсь и смогу удержать авторов в рамках, то репрессий не будет. Это главное. На таких условиях я согласен работать.

Неожиданно я усмехнулся. Понял, что моя идея с анкетами как раз легла в струю задачи, которая стоит перед Поликарповым. Надо будет действительно показать им взгляд со стороны. Что люди замечают, а что уже давно пропускают мимо ушей. Может быть, не слова, не частное мнение, а безжалостная статистика заставит даже контору пересмотреть свои взгляды.

– Возьмите, Евгений Семенович, – Поликарпов протянул через стол квадратик твердой бумаги с написанным от руки номером телефона. – Это для связи. Звонить можно в любое время. Особенно если что-то серьезное.

– Спасибо, – сказал я и сунул бумажку в карман.

– Может, еще по кофе? – уловив момент, вклинился Богдан Серафимович.

Удивительно, но после этого напряженная атмосфера спала.

* * *

В Доме печати на Студенческом переулке я провел еще несколько часов. В конце концов, не так часто выпадает возможность прогуляться по исторической цитадели тверской журналистики и посмотреть на работу коллег. Даже сегодня здесь выпускают не только «Калининскую правду», где в свое время трудились Полевой[40]40
  Борис Николаевич Полевой (настоящая фамилия Кампов, 1908–1981 гг.) – советский журналист и писатель, автор «Повести о настоящем человеке». Работал в том числе в «Пролетарской правде» (калининская областная газета).


[Закрыть], Гевелинг[41]41
  Александр Феодосьевич Гевелинг (1928–2014 гг.) – русский поэт, член Союза писателей СССР. С 1982 года был консультантом Тверской писательской организации.


[Закрыть] и Дементьев[42]42
  Андрей Дмитриевич Дементьев (1928–2018 гг.) – русский поэт, журналист, телерадиоведущий. Родился в Твери.


[Закрыть], но и «Смену», а еще «Ленинское знамя». Или они сейчас совсем в другом здании? Вроде бы на соседней улице «Правды», где местное отделение издательства «Московский рабочий». Жалко, вылетело из головы… Впрочем, неважно, главное – весь принт сейчас на подъеме, на самом пике читательской популярности. А уже в скором будущем коллеги вернут к жизни старейшую региональную газету – «Тверские губернские ведомости»[43]43
  «Тверские губернские ведомости» были созданы в 1839 году во исполнение указа императора Николая I. Газета прекратила свое существование в конце 1917-го – начале 1918-го и была возрождена в 1990-м под названием «Тверские ведомости».


[Закрыть], которой сейчас, в этой реальности, не существует. Ее закрыли после революции, а ведь в шестидесятых годах девятнадцатого века шеф-редактором издания был Салтыков-Щедрин, он же вице-губернатор области, он же одна из важных страниц в учебнике литературы. Поговаривали даже, будто бы его «История одного города» была навеяна жизнью в Твери.

По коридорам советского здания деловито носились корреспонденты. Молодые приветствовали меня скорее дежурно, однако вежливо. Те, кто постарше – узнавали, некоторые хлопали по плечу. Я взял с разрешения секретаря несколько экземпляров «Калининской правды», чтобы почитать в дороге. Во-первых, чтобы восполнить пробелы, которые еще оставались в моих знаниях этой эпохи. А во-вторых, чтобы подсмотреть у коллег удачные ходы в верстке, актуальные рубрики, манеру подачи, да и в принципе структуру областного издания. Сейчас, в восьмидесятые, это ежедневка, и для меня, человека из будущего, журналиста-интернетчика, такая периодичность выхода принта – просто космос. Да, я поставил работу «Андроповских известий» на поток, у нас даже запас на один-два номера по статьям есть. Но это раз в неделю, а тут каждый день! Понятно, что редактор в регионалке не один, ему помогают несколько дежурных выпускающих. И все равно! Мне этому еще учиться и учиться, жаль, что нельзя задержаться на всю неделю. Может, выбить у Краюхина дополнительную командировку как раз для этих целей? Пожалуй, заброшу удочку.

– О, привет, Жека! – меня узнал кучерявый молодой мужчина с фотоаппаратом наперевес. Чем-то он был внешне похож на актера Николая Еременко. Звали его тоже Николаем, только Осокиным, мы с ним учились вместе в Калининском институте.

– Привет, Коля! – я пожал протянутую мне руку. – Как жизнь молодая? Над чем сейчас работаешь?

– Ох… – он поморщился и покачал головой. – В Удомле второй энергоблок атомной станции[44]44
  Имеется в виду Калининская АЭС (КАЭС), запущенная в городе Удомле в 1984 году. В настоящее время работают 4 энергоблока, во время действия сюжета книги – пока лишь один, второй только готовится к открытию 11 декабря 1986-го.


[Закрыть] скоро запускают. А тут с этим Чернобылем все как с цепи посрывались. В Одессе АТЭЦ прекратили строить, про Щелкино в Крыму тоже какие-то слухи ходят… В Минске – слыхал? – новую станцию будут в обычную ТЭЦ перестраивать. Народ атома боится, будто огня.

– Увы, – я развел руками. – Такая трагедия произошла. Люди не скоро успокоятся.

– Тебе хорошо говорить, – Коля оперся о стену, он явно горел желанием обменяться с однокурсником наболевшим. – У нас тут один коллега, ты его не знаешь, рассчитал с братом-физиком возможный сценарий, если вдруг в Удомле рванет. По-любому накроет Максатиху, Вышний Волочек и Бологое. А если ветер пойдет в сторону Калинина, то при скорости ветра пять-десять метров в секунду до нас уже на следующий день доберется. Минимум шестнадцать часов, максимум – тридцать два.

– Обижаешь, – я покачал головой. – Нас-то ведь тоже накроет, мы не так уж и далеко…

– Да ну, – Коля беспечно махнул рукой. – Ваш медвежий угол не затронет, мы по карте прикидывали.

– Спасибо, успокоил, – я засмеялся.

– Так что не знаю даже, – Коля прищурился, глядя куда-то мимо меня и словно бы сквозь стену напротив. – Отменят запуск, материал жалко будет. Я же столько народу опросил, на стройплощадку ездил.

– Когда официальный пуск? – я попытался вспомнить, но с датами по КАЭС у меня было плохо, про них Катерина обычно писала.

– Одиннадцатого, – ответил Коля. – В следующий четверг.

– Пиши спокойно свой материал, – ободряюще сказал я. – Всё они там нормально запустят. Потом еще два блока построят, вот увидишь.

– Откуда знаешь? – подозрительно посмотрел на меня однокурсник.

– Да есть у меня знакомства, – уклончиво сказал я. – Только просили не выдавать, уж прости.

– А-а, – улыбнулся Коля. – Слушай, я-то совсем запамятовал, что в вашей районке статья выходила про ликвидаторов. Потом на тебя даже Борис Лапин из «Московского вестника» ссылался, нам на планерке об этом рассказывали. Ну, ты даешь, мужик, хочу сказать. В районке такое умудриться напечатать…

– Слушай, а что плохого в районке? – нахмурился я. – Мы что, для тебя не люди? Про коровок и заготовку сена только можем писать?

– Да ладно, ладно, – коллега примирительно выставил вперед руки. – Сразу вскинулся… Я же не про твой профессионализм, а про то, что скучно у вас там. Ничего особо не происходит.

– Хороший журналист тему везде найдет, – парировал я. – Даже в пустыне.

– Согласен, – покладисто кивнул Коля. Потом воровато огляделся по сторонам и понизил голос. – Слушай, а ты не мог бы мне что-нибудь по дружбе сказать интересного? Вот что-то вроде стопроцентного открытия второго блока?

– А мне за это что будет? – я, прищурившись, посмотрел на него. – Мы-то в своем колхозе тоже, знаешь ли, не только за интерес работаем…

– Понял, Жека, виноват, не буду больше, – на лице Коли застыло мучительное выражение. – Я тогда для твоих «Андроповских известий» заметку черкану. Про открытие и запуск второго блока. С фотографиями. С редакцией согласую, все официально будет. Вас-то вряд ли туда пригласят.

– А вот это дело, – одобрительно кивнул я. – Договорились. В общем, Крымскую АЭС точно законсервируют. Не сейчас только, через пару лет[45]45
  Строительство Крымской АЭС в городе Щелкино прекратилось в 1989 году.


[Закрыть]. А в нашей области АЭС не только оставят, но и расширят.

– То есть второй блок – не последний? – уточнил Коля.

– Однозначно нет, – улыбнулся я. – Третий и четвертый уже в планах.

Здесь я не играл в предсказательницу Вангу. Дело в том, что проект второй очереди станции был утвержден приказом Минэнерго СССР еще прошлой осенью, в восемьдесят пятом. Об этом я узнал, когда готовил материал, от одного из своих собеседников, ликвидаторов из Москвы. Правда, потом строительство заглохнет – как раз отчасти из-за атомной паники. И на полную мощность наша станция заработает только в двадцать первом веке. Но об этом уже знаю только я.

– Спасибо, Жека! – однокурсник крепко пожал мне руку.

Наверняка ему и другим журналистам расскажут о второй очереди и грандиозных планах. Но ранний инсайд, которым я поделился с Колей заранее, однозначно повысит мой авторитет. Как минимум заметка от областного журналиста, еще и эксклюзивная, у меня уже, считай, в кармане. А еще он, сам того не планируя, подкинул мне смелую мысль. Если я со своим послезнанием могу менять судьбы отдельных людей, почему бы не масштабировать это на всю страну? Ведь если снизить накал страстей вокруг мирного атома, то вся история может пойти по-другому…

– А вы что тут прохлаждаетесь, молодые люди? – рядом с нами остановилась молодая симпатичная женщина. – У вас обед или, может, рабочий день закончился? Материалы все подготовлены?

– У нас обмен опытом, Кира Степановна, – Коля моментально подтянулся, словно солдат-новобранец перед генералом. – Это Евгений Кашеваров из «Андроповских известий». Рассказал мне кое-что интересное по моей статье, поделился, так сказать.

– Это хорошо, – смягчилась женщина, имя-отчество и черты лица которой мне показались знакомыми. – Только зачем в коридоре стоять?

– Вы правы, Кира Степановна, – Коля галантно улыбнулся и отвесил легкий поклон. – Перестаем подпирать стены и удаляемся.

– Кира Степановна? – уточнил я, когда наша собеседница скрылась в приемной, а мы отошли на достаточное расстояние, чтобы нас не услышали. – Кочеткова?

– Она самая, – кивнул Коля. – Представляешь, в «Комсомольской правде» стажировку проходила!

– Знаю, – я улыбнулся, отметив про себя, что как раз недавно о ней вспоминал. – Ладно, Коля, не буду тебя задерживать. Рад был увидеть. Заезжай к нам в Андроповск.

– Спасибо, уж лучше вы к нам, – добродушно засмеялся Осокин. – Бывай, Жека. С меня заметка!

Однокурсник умчался по своим делам, а я подумал, что не зря задержался в Доме печати. Ведь Кира Степановна Кочеткова – это настоящая легенда тверской журналистики, которая читала мои студенческие опусы и давала рекомендации. Безжалостные, но во многом справедливые. В будущем ее, к сожалению, не стало в двадцать втором году. А тут, в прошлом, я увидел ее энергичной и полной творческих сил.

Жаль только, что не встретились другие ветераны, на которых я равнялся во время учебы и первых шагов в профессии. Лидия Осиповна Гаджиева, крутая расследовательница, еще не приехала в Калинин из Баку, Татьяна Александровна Смелкова, наверное, пока что трудится в сфере образования. Да и молодой Александр Витальевич Хохлов, скорее всего, еще работает где-то в другом месте.

А мне, пожалуй, пора. Еще в гостиницу заселиться надо и город успеть посмотреть. Но перед этим сделать очень важный звонок. Причем из уличного автомата, чтобы было меньше любопытных глаз и ушей.

– Здравствуйте, – сказал я, когда в трубке ответили. – Это Кашеваров. Мне нужен Евсей Анварович Поликарпов.

– Соединяю, – отреагировал бесстрастный голос, по которому я, кстати, даже не определил, женщина со мной разговаривает или мужчина.

– Быстро вы, Евгений Семенович, – собеседник в трубке сменился насмешливым Поликарповым. – Уже успели соскучиться?

– Уже придумал, как можно решить одну серьезную проблему при помощи газеты, – сказал я. – Скоро ведь пуск второго блока КАЭС? Если не ошибаюсь, одиннадцатого декабря?

– Говорите, – чекист моментально стал серьезным.

– Обеспечите допуск моему журналисту? – сначала мне были нужны гарантии. – Я знаю, что районки туда не отправляют, но, надеюсь, для нас сделают исключение.

– Полагаю, мы решим этот вопрос со Львом Исаковичем и руководством станции, – ровным голосом ответил Поликарпов, ожидая от меня продолжения.

– Предлагаю запустить кампанию по обелению атомной отрасли, – объяснил я свой интерес. – После Чернобыля люди боятся АЭС, в обществе разгуливают страшилки. А вот если на торжественном открытии показать, какие меры безопасности приняты, как учтены ошибки, допущенные на ЧАЭС… Причем сделать это открыто, объяснить человеческим языком…