Текст книги "Главред: Назад в СССР. Книга 2"

Глава 15

Домой меня отвезли Матвеич с Эдиком, причем уже за полночь. Я все-таки напросился в отделение, чтобы выведать побольше подробностей, а там все, конечно же, затянулось. Зато я узнал, как Синягину удалось скрыться до того, как мы примчались на улицу Степана Разина. И причина оказалась донельзя обидной!

Тот самый работник ЖЭКа, у которого был ключ от старого помещения, входил в число участников банды. Он же был у них информатором и, когда в городе поднялся шум, предупредил Синягина по телефону. Оказывается, линию там еще не успели убрать – то ли из разгильдяйства, то ли планировали передать другой конторе, которая должна была туда въехать. В общем, это уже не суть важно, главное – у Синягина была связь с сообщником, что и спасло его. Надеюсь, пока. А вот сам конторщик-подельник даже не подумал, что за ним могут прийти. Слишком самонадеянный тип. Впрочем, главарь-то скрылся, вот в чем конфуз.

Что самое неприятное, как рассказал эксперт Михаил Яковлевич Либерман, который и раскопал досье Синягина, тот и вправду имел некоторое отношение к милиции. А именно – служил участковым в Калинине, но решил усидеть сразу на двух стульях и погорел на взятках. За это и отсидел свой первый срок, а потом, когда вышел, вновь встал на скользкую дорожку, занявшись мошенничеством. Действовал с выдумкой: выслеживал в разных городах Калининской области новоселов, звонил в дверь, представлялся соседом и просил одолжить денег. Потом, разумеется, исчезал. В результате опять погорел, опять сел и, освободившись, понял, что действовать нужно умнее. Вспомнил свое милицейское прошлое и решил «поиграть» в органы внутренних дел.

Парнем Синягин был ушлым, имел кучу связей, через которые раздобыл оружие и поддельное удостоверение МВД СССР. С Акимовым познакомился в подпольном игорном клубе, «катране», как их тогда называли. Тот, как выяснилось, задолжал огромную сумму денег каталам, вот Синягин его и подбил на дело, чтобы финансы поправить. А работника ЖЭКа по фамилии Железнов главарь банды знал еще до своей первой отсидки. Так и возникло в Андроповске необычное преступное сообщество, изображающее милиционеров.

Расчет оказался точным – советские дети боялись сознаться родителям, что их задержали за правонарушение, и Синягин с компанией продолжали свое темное дело. Я знал об этом в будущем, теперь подтвердил и здесь, в прошлом. А еще я уже кое-что изменил в ходе истории, пусть даже такой микроскопический эпизод. Синягина с Акимовым и Железновым должны были задержать только в девяностом, а благодаря мне как минимум двое из этой преступной троицы сядут на четыре года раньше. Впрочем, я верю, что милиция вскоре задержит и предприимчивого главаря.

Выведав столь любопытную фактуру, исписав при этом целую кассету на «Панасонике» и почти четверть блокнота, я уже знал, чем займусь завтра. Если, конечно, Хватов как редактор одобрит. С другой стороны, вряд ли он будет артачиться – формально же именно под его руководством нашли пропавших детей и обезвредили банду Синягина.

С этими мыслями я, уже полусонный, постучался в окошко ночного вахтера Ахметыча – была, как выяснилось, в нашей общаге и такая должность. Пожилой улыбчивый татарин даже не стал задавать вопросов, почему я так поздно. Просто узнал и пустил. Может, из-за моего недавнего редакторского прошлого. А может, благодаря молчаливому Апшилаве, выразительно раскрывшему красную книжечку сотрудника советской милиции. Об этом я уже как-то не думал, добравшись до своей квартиры на автомате. Мыться не стал, лишь покормил кота и сразу же завалился спать.

* * *

Наутро весь город гудел вчерашним происшествием. Что, впрочем, было неудивительно, учитывая активное участие такого огромного количества народу. Пассажиры на остановке пересказывали друг другу подробности поисков, кто-то меня узнал, народ принялся аплодировать. Я кое-как отбился, сказав, что это общая заслуга. По большому счету так оно и есть. Но при этом, не скрою, было приятно.

В редакции меня тоже встретили подобающим образом, даже неловко сделалось. Для начала вахтер Михалыч отдал мне честь, приложив ладонь к мятому козырьку своей морской фуражки. А потом и смущенная Валечка, с которой мы столкнулись в коридоре, сообщила, что в девять часов пятнадцать минут в ленинской комнате состоится торжественное собрание.

– Ну что, Женя, готов к признанию своих заслуг? – перед дверью в наш кабинет меня встретил Бульбаш, мятый и небритый.

Он теребил в руках пачку болгарских сигарет «Родопи» и коробок спичек, а я удовлетворенно отметил, что меня это никак не трогает. Победил я зависимость от никотина и прочих табачных прелестей.

– Ох, надеюсь, не на эту тему в ленинской комнате сбор? – вздохнул я.

– Даже не сомневайся, – улыбнулся Виталий Николаевич. – Ну, или Хватов сам себя награждать станет.

– Совесть у него, кажется, все-таки есть, – я покачал головой. – Не будет он так делать.

Бульбаш задумчиво нахмурился, посмотрел на сигареты в своих руках, потом на часы. Цыкнул, убрал пачку в карман и вернулся в кабинет. Я вошел следом за ним. Зоя Шабанова вскочила со своего места, начала было что-то про мою самоотверженность, но я попросил ее не придавать значения моей скромной персоне. Девушка привычно покраснела и смущенно извинилась. А мне даже как-то неловко стало – вроде и запретил себе хвалебные песни петь, но в то же время как будто человека обидел.

– Ладно, пойдемте на расстрел, – неловко пошутил я, тоже, как перед этим Бульбаш, посмотрев на часы.

В ленинской комнате уже собралась вся редакция. За столом президиума разместились Хватов и Клара Викентьевна. Третьим был капитан милиции Величук, который обильно потел, промакивал лоб платочком и шумно пыхтел в усы. Точно, все-таки меня награждать будут.

Едва я зашел, коллектив грянул аплодисментами. В президиуме встали и присоединились к рукоплесканиям, причем Громыхина, было видно, в ладоши хлопает искренне, как и улыбается, а вот старый змей Хватов проделывал дежурные движения и в то же время думал о чем-то своем.

– Попрошу тишины, товарищи! – громогласно объявил он, и аплодисменты постепенно затихли. – Садитесь, Евгений Семенович.

– Спасибо, я постою, – вежливо отказался я, понимая, что потом все равно придется вставать.

– Дорогие товарищи! – пафосно стал изрекать Богдан Серафимович. – Я рад сообщить, что наши вчерашние поиски увенчались успехом. Помощь советской милиции оказали рабочие, водители, спортсмены, комсомольцы, школьники, конторские служащие, инженеры. И, конечно же, коллектив газеты «Андроповские известия». Наш временный штаб был связующим звеном между активной общественностью и органами правопорядка. Совместными усилиями…

Поняв, что речь Хватова затянулась надолго, и стоять уже как-то не очень удобно, я все-таки сел. Глуповато немного получилось, но и ладно. А врио[19]19
  Врио – временно исполняющий обязанности.


[Закрыть] редактора продолжал распаляться. Он говорил о подвиге настоящих коммунистов, о единении советского общества пред лицом опасности, о низменных целях преступников и разложенцев. Спустя некоторое время я уже потерял нить в словоблудии Хватова и украдкой наблюдал за капитаном Величуком. Мне было его жалко, настолько страдальчески он выглядел в своем официальном мундире и под усыпляющие трели Хватова.

– Слово предоставляется руководителю партийной ячейки нашего издания Громыхиной Кларе Викентьевне, – торжественно объявил Богдан Серафимович, когда и я уже начал сдерживать порывы зевоты.

– Кхм-кхм, – откашлялась парторгша. – Дорогие товарищи. Сегодня на нашем торжественном собрании присутствует сотрудник МВД СССР капитан Платон Григорьевич Величук. Ему слово.

Ничего себе, как быстро Громыхина отстрелялась. Хотя я уже по-настоящему хорошо знал Клару Викентьевну и понимал, что она на самом деле жалеет время журналистов. И нервы, конечно же. Чем скорее все выступят, тем меньше нейронных связей в головах пострадает.

– Уже, да? – удивился и одновременно обрадовался усатый милиционер. – Значит, я бы хотел от имени нашего райотдела по поручению полковника Смолина Ефима Хрисанфовича поблагодарить товарища Кашеварова Евгения Семеновича и вручить ему почетную грамоту за заслуги в деле охраны общественного порядка. Собственно, за помощь советской милиции.

Хватов зааплодировал, показывая пример остальным, и все присутствующие громко захлопали. Величук что-то говорил, но его не было слышно из-за шума аплодисментов. Он быстро это понял и просто показал мне жестами, чтобы я встал и подошел к столу. Так я и сделал, а аплодисменты все это время не смолкали.

Капитан Величук вручил мне картонную грамоту, где изящным каллиграфическим почерком была вписана моя фамилия, и протянул ладонь для рукопожатия. Я по привычке развернулся – в прошлой жизни мне доводилось получать профессиональные награды, в том числе за победу в «Гранях», региональном журналистском конкурсе. Мне тут же показал большой палец Леня Фельдман, сделавший несколько кадров. Величук еще раз потряс мою руку и затем указал на пустующее место, предлагая вернуться к нему. Когда я с полыхающими от смущения щеками сел на стул, снова встал Хватов и попросил тишины.

– Мной и товарищем Краюхиным Анатолием Петровичем, – заговорил он, – было принято решение направить прошение в Калининский обком и президиум Верховного Совета РСФСР о награждении Кашеварова Евгения Семеновича медалью «За отличную службу по охране общественного порядка».

Выдав эту длиннющую канцелярскую конструкцию, он вновь запустил цепную реакцию аплодисментов, переходящих в шум авиации. У меня уже начала побаливать голова от хлопков, но при этом радовал факт, что люди мне аплодируют искренне. Даже вредная старушка Метелина, добавившая мне проблем своим доносом. Впрочем, я зла на нее не держу. Есть дела поважнее.

– И, наконец, еще одна хорошая новость, – Хватов говорил с улыбкой, но почти не мигающие сузившиеся глаза выдавали, что он в ярости. – В областном комитете Компартии в данное время рассматривается вопрос восстановления товарища Кашеварова в должности редактора «Андроповских известий».

Вот тут журналисты вскочили на ноги и принялись аплодировать уже без команды и примера. А я стоял, готовый провалиться сквозь землю, крутился по сторонам, благодарил коллег и отвечал на рукопожатия. Нет, не привык я к такому вниманию. Но привыкать нужно. Сколько еще в моей новой жизни будет таких испытаний медными трубами. И я должен уметь достойно их выдерживать.

– А также, – Хватов использовал типичный рекламный прием «самый распоследний бонус», – по многочисленным просьбам сотрудников нашего издания при «Андроповских известиях» создается Добровольная народная дружина для оказания содействия милиции. Ответственным назначается…

Седовласый функционер сверлил меня взглядом и ухмылялся.

«Ну, давай, говори уже», – я вздохнул про себя.

– Евгений Семенович Кашеваров!

Эх, Богдан Серафимович. Общественной работой меня вздумал пугать? Да я только рад!

Глава 16

О дружинниках я знал не только из советских фильмов, но и из рассказов отца. У них на заводе ЖБИ был свой отряд содействия милиции, и папа время от времени дежурил до ночи, возвращаясь домой уже когда я спал. Помню, мама к этому относилась очень хорошо, даже гордилась. И не только по причине дополнительных дней отпуска, которые полагались членам заводской ДНД, но и из-за того, что наша семья вносит посильный вклад в строительство коммунизма. Я бы, наверное, тоже стал дружинником, если бы не распад Союза и всех его социальных институтов. А тут у меня такая возможность!

Впрочем, помимо романтики передо мной сейчас маячила организаторская работа. Так что после окончания собрания с очередными аплодисментами и рукопожатиями я сидел в кабинете Клары Викентьевны. На соседнем стуле расположился капитан Величук – вместе с нашей парторгшей он должен был ввести меня в курс дела.

– Итак, Евгений Семенович, для начала я поздравляю вас с почетным назначением, – улыбнулась Громыхина. – А теперь обсудим подробности. Вы, как ответственное лицо, будете координировать работу отряда. Под опорный пункт мы выделим вам помещение библиотеки, потом, я думаю, через исполком поставим во дворе специальный киоск…

Клара Викентьевна говорила, а я вспоминал. В детстве я часто видел на улицах нашего города железные будки с решетками на окнах. Чем-то они были похожи на ларьки «Союзпечати», только располагались в них как раз-таки штабы народных дружин. Там, как правило, участковый раздавал ценные указания, фиксировал ФИО дежурных и фронт работы – об этом я знал от отца. А потом, распределившись по зонам ответственности, неравнодушные люди шли в патруль с пяти до одиннадцати вечера.

– На первое время я предлагаю ограничить отряд десятью дружинниками, – продолжала тем временем Громыхина. – Поверьте, для вас это будет проще. А уже потом, когда наберетесь опыта, можно записать хоть всю редакцию вместе с типографией. Но имейте в виду, что некоторые могут… эм-м, рваться в отряд из-за поощрений. Вам нужно будет учитывать этот фактор. Лучше отбирать тех, кто готов помогать милиции безвозмездно, за идею.

Увы, приспособленцы и вправду были всегда, даже в Советском Союзе. Опять же, как мне рассказывал папа, отдельные личности рвались в ДНД исключительно за дополнительные отпуска, путевки в санаторий и премии. Дежурили они спустя рукава, кое-кто и вовсе был доволен тем, что можно на час раньше уйти с работы. А дальше – либо в магазин, пока нет очередей, либо даже в ближайшую пивнушку. Такие люди дискредитировали само явление общественных дружин, но их, к счастью, быстро обнаруживали и исключали из отрядов. Хотя, насколько я знаю, кое-где, особенно в позднем СССР незадолго до распада, за этим уже не следили.

– И вот вам первое задание, – глаза Клары Викентьевны хищно блеснули за стеклами очков. – Составить список желающих и подать мне его до вечера. А я уже получу в исполкоме значки, удостоверения и повязки. Курировать наш отряд будет участковый…

– Глеб Конкин, – подсказал капитан Величук. – Хороший парень, честный, ответственный. Уверен, вы с ним сработаетесь.

– Вам все понятно, Евгений Семенович? – благодарно кивнув Платону Григорьевичу, спросила меня Громыхина.

– Так точно, – улыбнулся я. – Разрешите идти?

– Идите, – усмехнулась Клара Викентьевна, оценив мой боевой настрой. – Зайдите к Доброгубову, чтобы расписаться за библиотеку. Вы же понимаете, что будете отвечать за помещение?

– Конечно, – согласился я. – И с удовольствием это принимаю.

Пожав руку Величуку, я направился к завгару Сергею Санычу, который все еще замещал отпускника Гулина. Фактически я смогу теперь на постоянной основе находиться в библиотеке, как в собственных апартаментах – ключ у меня будет, с доступом никаких проблем. Вот только я уже как-то привык к кабинету, где работал с Бульбашом и Зоей Шабановой. Может, потому что в компании веселее, а может, потому что там же было мое место в прошлой жизни. Или даже по обеим причинам.

– Поздравляю с назначением, – Доброгубов встретил меня с улыбкой. – Прибавилось тебе работенки, Евгений Семенович? Вот тут распишись, что несешь ответственность за библиотеку.

– Не жалуюсь, Саныч, – я пожал плечами. – Тем более что у нас есть опыт по поиску пропавших детей и задержанию опасных преступников.

– Тоже верно, – кивнул завгар. – Меня сразу запиши в отряд. Я давно говорил, что надо в газете что-то подобное создавать. Не только ведь общество книголюбов и спортивная команда должны быть.

Слова Сергея Саныча вытащили из моего подсознания цепочку воспоминаний. Раньше мне как-то было не до этого, но вообще в советских организациях и на предприятиях при партячейке всегда работали какие-то кружки по интересам. Кто-то занимался художественной самодеятельностью, другие защищали честь коллектива на спортивных соревнованиях, а третьи – как раз дежурили совместно с милицией или в ОСВОДе[20]20
  ОСВОД – Общество спасания на водах.


[Закрыть]. Вот и у нас в «Андроповских известиях» проводились тематические чтения, зимой мы вставали на лыжи, а летом бежали легкоатлетическую эстафету. В будущем, кстати, нечто подобное тоже было – городские соревнования на лодках-драконах и велогонки. А вот до добровольной дружины все ни у кого никак руки не доходили. Как в будущем, так и в прошлом.

В библиотеке было прохладно и тихо. А еще, что важно, просторно. Стеллажи с газетными подшивками, книгами по истории партии и журналами стояли вдоль стен. В центре располагался огромный стол, за которым можно было разместиться чуть ли не всей редакцией, и стояли деревянные стулья с красными дерматиновыми спинками и такими же сиденьями. Раньше, насколько я знаю, здесь был штатный архивариус – бабулечка-ровесница века, которая еще царя помнила. Но не так давно, как мне подсказывала память Кашеварова, она окончательно ушла на покой, а принимать на ее место уже никого не стали. Собственно, и особой необходимости не было – каждый сотрудник редакции знал, за чем он сюда приходил. Просто Гликерия Казимировна помогала сориентироваться новичкам и практикантам, а остальных просто потчевала чаем с баранками.

Я еще раз окинул взором опорный пункт, удовлетворенно кивнул и пошел обратно наверх. Сегодня мне тут точно делать нечего, добровольцы будут приходить в течение всего дня в мой привычный кабинет. А я пока спокойно приступлю к очерку о вчерашней истории. Даже, пожалуй, возьму комментарий у Хватова – все равно с ним согласовывать тему.

– Валечка, Богдан Серафимович у себя? – спросил я секретаршу, заглянув в приемную. – Я могу к нему зайти?

Девушка подняла трубку, сообщила Хватову о моем визите и, посмотрев на меня, кивнула. Надо же, мой ярый антагонист не против пообщаться. Я вошел в кабинет и сразу столкнулся с мрачно-надменным взглядом временного редактора.

– Чего хотел, Кашеваров? – спросил он, нахмурившись, словно пытался спрятаться за своими кустистыми седыми бровями.

– Задать вам пару вопросов, Богдан Серафимович, по недавним поискам.

Хватов только рукой махнул. Хоть я его и не люблю, но работу газеты он знает: понимает, что статью о спасении школьников лучше выпустить как можно раньше и как можно более полной. Я уверенно прошел к столу, присел и с ходу перешел к делу. Чем раньше закончим, тем нам же обоим будет приятнее.

– Как вы оцениваете вчерашнее событие? Насколько, по-вашему, эффективны гражданские институты в таких ситуациях?

Я намеренно использовал жуткий канцелярит, близкий душе Хватова. Меньше поводов для спора. А уж в статье я все опишу как надо, понятным языком.

– Очень жаль, что в социалистическом обществе по-прежнему есть такие подонки, – мой седовласый визави поиграл желваками. – И… ты молодец, Кашеваров, что помог их обезвредить. Честно скажу, ты мне не нравишься. Сильно не нравишься. Но вчера ты был на высоте.

– Спасибо, Богдан Серафимович, – я кивнул. – А если не про меня, а про сами поиски? Может, вы заметили что-то, что можно сделать лучше? Чтобы в следующий раз мы смогли найти людей гораздо быстрее?

– Вот не могу я понять, – неожиданно серьезно ответил Хватов, – подлизываешься ты или на самом деле веришь, будто я могу сказать что-то дельное. И так во всем, нет в тебе коммунистической искренности, Кашеваров.

И вот что тут скажешь? А вообще, слова Богдана Серафимовича меня задели. Есть у меня грехи, но к льстецам я себя точно не отношу.

– Верю, – тем не менее, я ответил просто, без лишних пререканий. – На самом деле.

– Тогда не рассчитывай, что я сразу тебе что-то полезное скажу. Но подумаю… И умных людей, которые чем-то похожим занимались, поспрашиваю. Если кто-то из них согласится, отправлю к тебе. Так устроит?

А вот это неожиданно. Разговор пошел в правильную сторону.

– Конечно, большое спасибо! – я поблагодарил Хватова абсолютно искренне.

– Иди уже, – поморщился тот. – Кстати, можешь радоваться, в должности тебя считай, что уже восстановили. Осталась пара формальностей. Вот только не думай, что сможешь расслабиться.

– Я всегда наготове, Богдан Серафимович, – я улыбнулся, встал и вышел из кабинета.

Что ж, скоро я снова займу кресло редактора. В обкоме не дураки сидят, они прекрасно все видят. И после вчерашних поисков, завершившихся благополучно, я прям идеальный кандидат на свое же место. Тут ведь даже не в самом спасении школьников дело, а в лояльности советскому строю. У Хватова же были ко мне вопросы именно в этом плане. А теперь их как будто бы и нет – вчера я объединил горожан вне зависимости от возраста и профессии. Да и взглядов, если того же Котенка взять. И то, как сегодня Хватов со мной разговаривает, весьма показательно. Вряд ли нас, разумеется, можно назвать друзьями. Но и не враги мы уже теперь точно.

Я вставил лист бумаги в печатную машинку, мельком глянул на коллег. Бульбаш сидел за своим столом, сгорбившись – по-другому просто рост не позволял – в итоге Виталий Николаевич напоминал хищную птицу в гнезде. Зоя морщила лоб и по-детски грызла карандаш. Да, самое сложное – это начать. Так бывает почти всегда. И не нужно ждать вдохновения, как ошибочно думают о нашей профессии другие люди. Нет, журналисты, как и писатели, не воздевают вопросительно глаза к небу, не принимают позу роденовского «Мыслителя». Чтобы начать статью, нужно сразу действовать. Набросал план, тезисы – и помчал стучать по клавишам. Неважно, печатной машинки или ноутбука. Первые слова не так важны, потом их можно и поменять, но сейчас они запустят процесс.

Случившееся было просто немыслимым. Взрослые люди выбрали для своих преступных намерений заведомо слабых – детей…

С этого я и начал свою статью, уже вскоре с упоением погрузившись в подробности. Писал динамично, чтобы читалось как фильм, делился взглядом изнутри, вкрапляя фактуру и комментарии других участников. Мне было важно представить поиски как общее дело, как то, что объединило людей. Подчеркнуть, что в подобные часы не должно быть идеологии «моя хата с краю». Ведь уже очень скоро эта зараза примется проникать в головы советских граждан. Люди начнут перешагивать через упавших диабетиков, отводить взгляды от просящих помощи. Почему так случится? У меня не было ответа на этот вопрос, хотя он мучил меня еще в прошлой жизни. Но я твердо решил сделать так, чтобы как можно больше людей, прочитавших мою статью, спросили себя: разве можно было иначе? И пронесли бы потом это чувство, нежелание оставаться в стороне, через смуту конца восьмидесятых и лихих девяностых.

Статью я закончил уже через пару часов, еще некоторое время потратил на ее вычитку и шлифовку. А там пришло уже время обеда, которое мы провели в нашей редакционной столовой. Поесть, правда, спокойно не получилось, потому что вся редакция по-прежнему гудела поисками детей и поимкой преступников. Все были на эмоциях, и каждый второй расспрашивал о возможности вступить в ряды народной дружины.

Когда я уже выходил из переполненного ароматами помещения, меня догнала Соня Кантор. Она тихонько меня позвала, и я поначалу скорее почувствовал, чем услышал тревогу в ее голосе. А потом по ушам словно ударило током.

– Евгений Семенович, по-моему, мне угрожает опасность.