Текст книги "Главред: Назад в СССР. Книга 2"

Глава 25

Мой план был прост, а потому максимально эффективен. Я не планировал лезть на чужое поле и пытаться переиграть милицию. Это только в подростковых книжках герои уделывают спецов, а те следуют их идеям, восхищенно открыв рты. Нет, моя задача-максимум заключалась в том, чтобы убедить Кайгородова и Апшилаву в моей правоте. Заставить их поверить, что в СССР могут действовать беспринципные твари, способные убить молодую девчонку лишь за ее любопытный нос. И у меня это получилось! А вот уже дальше действовать будут профессионалы.

– Давайте подумаем, – Кайгородов взял на себя руководство операцией. – Вряд ли на такое дело пошлют случайного человека. Он или они должны обладать не только бойцовскими качествами, но и умением действовать скрыто. Никто ведь не пойдет на штурм палаты в советской районной больнице. Значит, это будут профессионалы. Как на войне… Диверсионно-разведывательная группа.

Он задумался, а я внимательно посмотрел на него. Интересно, где Кайгородов мог повоевать? И кем? По возрасту он немногим старше Эдика, может, лет тридцать от силы. Вариантов лишь на первый взгляд мало, и сразу в голове рисуется пресловутый Афган. Но если подумать, советские военные советники сидели в Африке, Азии и Латинской Америке. А этот еще про бухгалтеров в ОБХСС шутил.

– Итак, наша главная задача – не спугнуть преступников, – продолжил Кайгородов. – Если будем действовать по схеме, нас быстро срисуют. А других вариантов при этом нет. Подходы к палате должны контролироваться. Иначе и убийц пропустим, и Соню не защитим.

– И что тогда делать? – спросил я.

Остальные молчали – оперативник Круглов, Апшилава, Аглая… Все трое внимательно слушали нас с Кайгородовым.

– Стягивать силы к больнице – это все равно что в бубен стучать на охоте, – проговорил Всеволод. – Впрочем, другого выбора все равно нет, но мы попробуем поработать сразу по нескольким направлениям, и вы, Евгений Семенович, нам поможете.

– Я-то с удовольствием, вот только чем? – удивился я.

У меня была мысль, что я устрою засаду при помощи своих друзей и знакомых, но это так наивно… Хоть это и был мой план Б на случай, если милиционеры мне не поверят и даже поднимут на смех, все равно иначе как авантюрой назвать его было сложно. И тут вдруг Кайгородов мне сам говорит, что я могу им помочь.

– Будете обычным пациентом, – сказал он. – Вас положат в соседнюю палату, дадут средства связи, и вы, если заметите что-то странное, передадите сигнал на пульт дежурного. Я, конечно, поставлю своих людей, но… Что-то мне неспокойно на душе, а у вас, Евгений Семенович, есть какая-то чуйка… Может, она и на этот раз сработает.

– Как тогда, во время поисков школьников, – вмешался Эдик.

– И я про то же, – подтвердил Кайгородов. – Но сразу оговорим. Никакой самодеятельности. И никакой системы. Профессионалы вас сразу вычислят. Хотите – телевизор смотрите, хотите – с медсестрами в карты играйте.

– Понял, – кивнул я. – На вас полный контроль, а я – только на подстраховке.

– Все верно, – неожиданно улыбнулся Всеволод.

А я, кажется, догадался. Кайгородов просто хотел, чтобы я не мешался и не пострадал. Понимает же, что в стороне я оставаться не буду, а тут вроде как при деле. Умно. Может, отказаться? В конце концов, свою миссию я выполнил – убедил милицию в серьезности происходящего. Дальше уже их работа. И все же нет. Плох тот журналист, который упустит возможность понаблюдать за профессионалами в условиях, приближенных к боевым.

– Остальные свободны, – сказал Кайгородов, попытавшись сгладить углы, но все поняли, что его слова относились только к Аглае.

– Я тоже могу пригодиться, – решительно заявила она, сложив руки на груди. – Думаете, если я женщина, от меня толку нет?

– Никто так не думает, – растерялся Всеволод. – Просто…

– Просто это может быть опасно, – я пришел на помощь. – Я не хочу подвергать тебя риску.

Кайгородов едва слышно выдохнул, Апшилава с Кругловым переглянулись. И я их понимаю. Тут со мной-то одним носиться придется, так не хватало еще и за девушкой приглядывать. К счастью, Аглая была не только смелой, но и весьма сообразительной.

– Хорошо, – кивнула она. – Если ты настаиваешь. И если ты справишься…

– Я справлюсь, – твердо сказал я и подошел к ней. Аглая привстала с кресла. – И я настаиваю.

Сейчас самое время произнести старую-добрую шутку «умрешь, домой можешь не приходить», подумал я. Но Ямпольская просто сказала:

– Береги себя. И спаси коллегу.

* * *

Спустя полчаса у крыльца приемного отделения притормозил медицинский «рафик» с мигалкой, оглашая окрестности громкой сиреной. Я уткнулся носом в оконное стекло, с любопытством разглядывая движуху внизу. Лицо под бинтом чесалось.

– Кашеваров, голубчик, отойдите от окошка, – послышался усталый голос дежурной медсестры. – Пойдите лучше телевизор посмотрите.

Вместо Жанны, которую по договоренности с заведующей отделением перевели на усиление в другое крыло, пост заняла добродушная старушка Надежда Архиповна. Для нее я был самым обычным пациентом, который только сегодня поступил после укуса собаки в лицо. А вот Жанна, зная, кто я на самом деле, могла сфальшивить. Поэтому Кайгородов предложил рокировку.

– Интересно же, Надежда Архиповна, – я немного посопротивлялся для виду, но все же направился к черно-белому «Горизонту». И тут мирное существование отделения оказалось нарушено.

– Свободную палату, срочно! – громким ясным голосом проговорил доктор в невысокой хирургической шапочке, и медсестра довольно проворно для своего почтенного возраста подскочила к носилкам с окровавленной девушкой.

– Ой, это что же с ней? – воскликнула Надежда Архиповна. – Кто с ней так?

– Бытовая драка, – ответил доктор. – Муж-алкоголик напился и рукоприкладством занялся. Хорошо, соседи милицию вызвали. Скрутили пьянчугу, но жену, зараза, успел побить. Оформляйте по городу.

– Сейчас-сейчас, – засуетилась медсестра. – Вон там свободно, туда ее.

Двое рослых санитаров вкатили носилки в палату, где лежала Соня, доктор с Надеждой Архиповной прошли следом. Я посмотрел на захлопнувшуюся дверь и поковылял к продавленному диванчику перед телевизором. На экране Татьяна Самойлова и Алексей Баталов играли историю двух влюбленных на фоне событий Великой Отечественной. Как-то вышло, что я ни разу не смотрел «Летят журавли» целиком, и потому втянулся в перипетии сюжета с головой. А вскоре к старенькому «Горизонту» потянулись страждущие, истосковавшиеся по информации и культуре. Спустя пару минут небольшой холл оказался забит чуть ли не до отказа, и я даже испугался, что вся операция пойдет насмарку из-за такого количества свидетелей. Но быстро сообразил, что преступник вряд ли пойдет на свое черное дело в такое раннее время. Нет, он дождется, когда все уснут.

Бригада, что привезла избитую девушку, с таким же шумом и гамом покинула отделение. Надежда Архиповна, охая и качая головой, вернулась на пост. Потом радиоточка сообщила, что в Москве уже двадцать два часа, и добродушная медсестра моментально подобралась. Безапелляционным тоном она разогнала всех по палатам, а в коридоре погасли яркие дневные лампочки и включилось теплое дежурное освещение. Пришлось и мне подчиниться. Правда, спать я не собирался и утянул с собой томик «Евгения Онегина». На небольшой полочке у телевизора лежали и другие книги, но мне захотелось вспомнить про дядю, который самых честных правил.

– Кашеваров, до утра потерпи, голубчик, – Надежда Архиповна, несмотря на теплые слова, все еще была строга, и ослушаться ее не смел даже суровый фронтовик Василич, мой сосед по палате.

– А я просто рядом положу, на тумбочку, – сказал я. – С утра почитаю.

– Хорошо, – согласилась медсестра, и мы зашли в нашу «келью». Я, Василич и старый грузин Джемалий Акакиевич.

Оба пенсионера еще некоторое время перекидывались скабрезными шутками, затем фронтовик нечаянно или, наоборот, умышленно спросил, по каким морям плавал Акакьич, и тот взорвался праведным гневом. Минут десять я слушал, как престарелый рыболов объяснял, что плавает исключительно определенная субстанция, а по морю ходят. Василич тихонько посмеивался, из чего я сделал вывод, что все он прекрасно понимал и просто подшучивал над грузином. Затем они как-то быстро уснули и начали храпеть наперегонки. Захочешь и не уснешь!

Я ворочался, специально не закрывая глаза, чтобы не сморило. После прививки меня беспокоил легкий озноб, пришлось закутаться в одеяло, и стало невероятно уютно. Я начал обдумывать, что еще смогу сделать в газете, когда меня восстановят, потом переключился на мысли об Аглае. Как назло, мужской организм начал представлять ее в пикантных кружевах, пришлось даже сесть, откинув одеяло, чтобы опять зазнобило. Я специально сдвинулся на край жесткой советской койки, чтобы железо врезалось в филейную часть. Вот так, чтобы максимально некомфортно.

А потом я услышал голоса. Один из них принадлежал Надежде Архиповне, другой был приятно бархатистым мужским. Я обещал Кайгородову, что не буду отсвечивать, но ходить в туалет мне никто не запрещал. Тем более что позывы были реальными, а не надуманными.

– Кашеваров, голубчик, куда тебя понесло? – всплеснула руками медсестра. – Первый час ночи!

– Кашеваров? – переспросил гладко выбритый врач в глухо застегнутом халате. – Это который в районке редактор?

– Нее, – чуть хрипловатым голосом сказал я. – Я вас умоляю, доктор!..

– Обознался, – улыбнулся мужчина. – Однофамилец, значит…

– Так куда пошел-то? – вновь позвала меня Надежда Архиповна.

– В туалет, теть Надь! – для проформы я даже сделал вид, будто возмутился. – Нельзя, что ли? Чаю надузился в буфете, вот маюсь теперь.

– Давайте бегом, Кашеваров, – строго сказал врач. – У вас особый режим, его нарушать нельзя.

«А вы кто такой?» – чуть было не вырвалось у меня, но я вовремя прикусил язык.

– Здесь все больные, у всех режим, – вместо этого буркнул я и уверенно направился к туалету.

– Это верно, – хохотнул врач и повернулся к медсестре. – Так, а вы все же сходите сейчас в третью палату. Там Фирсов лежит, его по ошибке к вам направили. Он в неврологии должен быть.

– Да нет там Фирсова, я ж говорю! – Надежда Архиповна чуть повысила голос.

– Должен быть! – с нажимом сказал врач. – Проверьте, а то у него связи с облздравом, все пострадаем…

Последнюю фразу он произнес заговорщицким шепотом, и медсестра, охнув, потопала в третью палату. А я, почуяв неладное, зашел в туалет и принялся вслушиваться в происходящее. Надежда Архиповна принялась звать Фирсова, дверь в туалет качнулась от сквозняка. Я вышел – незнакомого врача не было. По телу пробежал холодок. Вдруг это убийца?

Сердце бухало, как кузнечный молот. Что делать? Как сообщить Кайгородову? Кто из пациентов, храпящих сейчас в палатах, на самом деле милиционер? Может, самому?..

– Ты че здесь? – неожиданно рядом со мной словно из пола вырос бритый детина с жирными губами и оттопыренными ушами. Он был в больничной пижаме, но почему-то не в шлепанцах, а в туго застегнутых мужских сандалиях.

Это меня смутило. Не похож он был на того, кто только сейчас вскочил с койки. Когда обуться успел? Тем более ремешки затянуть – знаю я эти советские сандалии, у самого в детстве похожие были, только поменьше. А сложностей одинаково.

– А? – я глотнул ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, а потом с неизвестно откуда взявшейся злостью ткнул детину в грудь пальцем и сразу же повернулся в сторону туалета. – До ветру ходил. С каких пор запрещено?

Зря я этого ушастого потрогал. Со скоростью молнии он перехватил мою руку и заломил ее за спину, одновременно надавливая мне на шею и заставляя нагнуться. В этот момент что-то загрохотало, послышался звон осколков. Детина швырнул меня на пол, я не удержался и проехал на животе по линолеуму.

Снова грохот и сдавленный крик!

Глава 26

Извернувшись, я ухватил ушастого за ногу, и он с трескучим оглушительным матом растянулся на полу. В сторону поста медсестры, крутясь, промчался черный пистолет. Детина ловко вскочил, подобрал оружие, мгновенно развернулся, направив на меня ствол. В голове звенело.

«Конец!» – подумал я, не успев даже испугаться.

– Петров! – гаркнул кто-то, и ушастый повернулся на звук, не отводя, тем не менее, от меня пистолет.

Загрохотали тяжелые ботинки, в коридоре сразу стало многолюдно, странный звон не прекращался. А потом до меня дошло. Это не звон в ушах, это крики! Люди вопили, не понимая, что происходит, кто-то звал милицию. И тут из палаты, где лежала Соня Кантор, вывалился – именно вывалился! – давешний доктор в порванном халате и с окровавленным лицом. А за ним, напрыгнув на него сверху и придавив с виду довольно тщедушным телом, появилась избитая мужем-алкашом девушка. Только теперь она мало походила на жертву бытового насилия. Скорее на спецагента или супергероя.

– Наручники! – лязгнула она неожиданно сильным голосом, и все тут же встало на свои места.

К лже-доктору одновременно подскочили два похожих друг на друга парня в больничных пижамах. Один из них ловко защелкнул на запястьях раненого браслеты. Девушка поднялась, отряхнувшись и небрежно поправив волосы.

– Граждане, сохраняйте спокойствие! – уверенным голосом сообщил длинный угловатый мужчина в жилете, появившийся откуда-то из-за угла. – Капитан Шукис, МВД СССР! На ваших глазах был обезврежен опасный преступник! Сейчас вам ничего не угрожает, сохраняйте спокойствие!

Вот только погрязшим в больничной рутине пациентам происходящее, напротив, понравилось. Они высыпали в коридор, причем если до этого выглянули только отдельные смельчаки, то теперь поглазеть на милицейскую операцию захотело все отделение.

Потрепанного лже-медика резко подняли с пола и увели, он не сопротивлялся. Только зыркнул на меня, когда его проводили мимо. Один из милиционеров бесцеремонно рванул его за руку, и преступник покорно ускорился. А в толпе показались знакомые лица – Апшилава, Круглов и Кайгородов.

– Шура, это редактор районной газеты, – Эдик кивнул в мою сторону, обращаясь к детине, который все еще стоял рядом, но уже убрал пистолет.

– Ох… – смутился амбал и залился краской. – Вы извините меня, товарищ редактор. Не за того принял вас…

– Издержки профессии, – я улыбнулся и протянул ему ладонь для рукопожатия. – Я вас тоже сперва за бандита принял.

– Ну, что, Евгений Семенович? – обратился ко мне Кайгородов. – Похоже, что андроповская милиция без вас никуда?

– Вы мне льстите, Всеволод, – я махнул рукой. – Преступника ваши люди обезвредили, а я, пожалуй, разве только мешался. Даже про ваши средства связи от неожиданности позабыл…

– Не скромничайте, – вмешался Эдик Апшилава. – Это же вы настояли на том, что речь идет о покушении. Подумайте, может, все-таки к нам?

– Я лучше о вас чаще писать буду, – я вновь улыбнулся. – Кстати, дадите мне пару комментариев для газеты?

* * *

В больнице я пробыл еще пару часов – во-первых, надо было дать показания, а во-вторых, я не отстал от милиционеров и набрал фактуры для материала. Еще попросил меня познакомить с отважной девушкой, которая и задержала убийцу, притворившись пациенткой. Звали ее Маруся, и в беседе она оказалась довольно скромной. А выяснилось, что в недавнем прошлом она многократный победитель соревнований по легкой атлетике. Такие вот люди служат в милиции.

Я пожалел только об одном – что не было фотографов, запечатлеть все происходящее. Понятно, что не сам процесс задержания преступника, но хотя бы этот бедлам, поднявший на уши теперь уже не только отделение, но и всю районную больницу.

Бандит, который на Соню пытался напасть, действительно оказался профессионалом – хотел девушке что-то вколоть. Но Маруся была начеку и сразу же среагировала. Без единого, к слову, выстрела – исключительно приемами самбо. А сама Соня, говорят, даже не проснулась, как и ее вторая соседка. Филигранная работа, что и говорить.

Осталось выяснить только фамилию заказчика, как таких будут называть очень скоро, когда слово «киллер» войдет в обиход поздней советской действительности. Чувствую, связи там очень глубокие – я имею в виду криминалитет и вроде как мирную контору, которой был трест ресторанов и столовых. Много, наверное, звучных фамилий вскроется. Но это уже дело Кайгородова сотоварищи. Я уже им, где мог, помог. С трестом и без меня разберутся.

Договорившись с теперь уже хорошо знакомыми милиционерами, что они будут держать меня в курсе, я засобирался домой. Но, когда снял всю маскировку из бинтов и спустился к выходу из отделения, набрал в телефоне-автомате не номер такси, а номер Аглаи. Почему-то решил, что сейчас или никогда. Как говорится, лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть…

– Не спишь? – задал я самый странный вопрос для таких ситуаций. – А мы бандита поймали.

Машину я вызвал уже вторым звонком. Вскоре приехала серо-голубая «Волга» с шашечками и зеленым огоньком. А потом был не по-ноябрьски заснеженный знакомый двор, подъезд с запахом множества кухонь, кошачьей шерсти и пыльных ковриков. Обитая дерматином под «красное дерево» дверь, узкая прихожая с громоздким трюмо, люстра из пластиковых лепестков с узорным «пояском».

Она все поняла, едва только завидев мое лицо. Наверное, не просто так говорят, что адреналин делает мужиков увереннее. Я просто решительно шагнул вперед и поцеловал ее, крепко прижав к себе. И сильная девушка моментально почувствовала себя слабой. В том самом смысле. Раздеваться мы начали еще в прихожей, а потом я решительно поднял Аглаю и на руках отнес в комнату.

* * *

Проснулся я от тихого звона посуды и треска чайника на газовой плите. Аглая на кухне готовила завтрак. Я посмотрел на часы – ну и рань. И зачем так вставать в воскресенье? Между тем, сам я спать больше не хотел. Организм бодро сигнализировал, что он полон сил и энергии. И вообще, если женщина встает раньше тебя, это повод задуматься.

В прошлой жизни у меня такого вроде как не было. Сам я всегда вскакивал ни свет ни заря, а девушки, напротив, любили подольше понежиться. Особенно если дело было в выходные. Впрочем, плевать, что там было раньше, в прошлой и уже кажущейся нереальной жизни. Я вспомнил, как все случилось, и потянулся, словно довольный кот. Вскочил, быстренько сделал разминку, оделся и вошел в кухню.

– Доброе утро! – бодро сказал я, и Аглая, с улыбкой повернувшись ко мне, встретилась с моими губами.

Завтрак из болтуньи с поджаренным хлебом прошел легко и непринужденно, как будто мы уже сто лет были знакомы. То самое ощущение, когда мужчина и женщина переступают известную грань. Вы уже не просто знакомые, не просто гуляете вместе под ручку и ходите по кафе – у вас теперь совсем другие отношения. Не смущение, какое бывает у партнеров на одну ночь, как после ночного клуба или студенческого сабантуя. И не потеря реальности, как у малолетних романтиков, готовых не вылезать из постели сутками. Нет, это то самое ощущение, какое настигает лишь взрослых состоявшихся людей. Когда все, что произошло, и есть абсолютно логичное развитие событий.

Вот подумал так и, словно по иронии судьбы, на мгновение стал тем самым малолетним романтиком.

* * *

Понедельник в газете выдался самым обычным трудовым днем советского человека. Хватов традиционно собрал всех на планерку, кого-то пожурил за затягивание текста, других похвалил. Как будто бы подменили человека – неужели на него так подействовало мое переназначение, и он свое былое рвение потерял? А ведь на этой неделе Седьмое Ноября, нужно готовить тематические материалы в преддверии праздника. К счастью, в этом году он выпал на пятницу, а газета выходит по средам, так что основной удар придется на следующий номер.

Помню, наши ветераны рассказывали, как накануне сдачи прилетали новые задания, и приходилось оставаться в редакции на ночь. А день-то этот в Советском Союзе не только праздничный, но и нерабочий, что абсолютно не касалось журналистов. С утра демонстрация, в которой твой коллектив участвует в полном составе, потом подготовка материалов, и все это порой выпадает именно на день сдачи номера. Так что кому праздник, а кому…

Ладно, это пока еще не моя головная боль, а Хватова. Я так чувствую, что окончательно в должности меня восстановят уже после очередной годовщины Октябрьской революции – на всякий, как говорится, пожарный, чтобы вновь чего-нибудь не учудил. А там уже новогодний отсчет пойдет, не успеем оглянуться, как мандарины примемся есть. Кстати, они сейчас в дефиците, надо бы заранее озаботиться покупкой. А то встречать новый восемьдесят седьмой мы будем уже вместе с Аглаей, и со столом придется повозиться, чтобы не ударить в грязь лицом. Хорошо, что у меня есть доступ к ведомственному спецраспределителю, и редкие товары таки удастся отхватить. А в детстве, я помню, мама все сильно заранее покупала. Вернее сказать – доставала, как это тогда называлось. Оба моих родителя работали на производстве, и отоваривалась наша семья в обычных продуктовых. Как шутили в те времена, народ и партия едины, но разные магазины…

Слухи о двойном покушении на Соню уже долетели до коллектива, и мне после планерки буквально проходу не давали, выспрашивая подробности. Еле отбился, пообещав, что все появится в моем спецматериале. И ведь, что удивительно, Хватов его одобрил уже в текущий номер, подвинув одну из статей Бульбаша. Я-то, признаться, решил было, что Богдан Серафимович попытается эту тему не замечать. Мол, незачем раскачивать лодку, органы разберутся. Но что-то в нем после поисков пропавших детей изменилось, причем в лучшую сторону.

Но, главное, сегодня наш первый официальный рейд как народной дружины! Я и десять отобранных мной добровольцев освободимся на час раньше, чтобы помочь милиции в охране общественного порядка. Это мы тоже обсудили на утренней планерке, когда слово взяла Клара Викентьевна. Так что заново всех собирать не требовалось – все сопричастные должны были сами подтянуться к библиотеке. Туда же я пригласил участкового Глеба Конкина, оставив в дежурной части милиции соответствующее сообщение. Самого его застать на месте не удалось, все-таки в Советском Союзе участковые не сидели на месте, а бегали «в полях». В моей прошлой жизни, разумеется, такие тоже встречались. Семью подолгу не видели, в работе увязали. Но были и те, кто к своим должностным обязанностям относился формально. А однажды я даже вызвал полицию, когда под окнами пьянствовала агрессивная молодежь. И активнее всех «выступал» в этой компании наш местный участковый. Погоны с него потом из-за этого, конечно, слетели, но факт был весьма показательный.

Закончив с текстом, я забрал у Громыхиной повязки со значками и удостоверениями – часы как раз показывали без четверти пять.

Что ж, этому городу нужны новые герои!