Текст книги "Штаны"

Глава 22. Узкий круг

Офис компании «Русский хлопок» располагался в современном здании в самом дорогом районе Москвы – на Остоженке. Фасад дворянской усадьбы девятнадцатого века стыдливо прикрывал коридоры с кабинетами и залами для переговоров.

Гибрид выглядел уродливо, но привычно. Поверх классического фасада с ровными рядами окон громоздилась наглая конструкция из стекла и бетона. Жителям «дворянского гнезда» подобное чучело могло привидеться только в кошмарном сне.

Ратов, подъехавший к офису, печально разглядывал перспективу Остоженки. Он вырос неподалеку от этого района, который славился густой зеленью во дворах, уютными особнячками и местной шпаной.

В здании старой школы, где в сорок первом формировался первый полк гвардейских реактивных минометов, ласково прозванных впоследствии «катюшами», устраивались танцы. С непременным дополнением в виде кулачных боев под стенами стоящего рядом монастыря и в густых зарослях между домами.

Теперь улица стала неузнаваемой: загроможденной, узкой, нелепой и нежилой – деловой дамой с хищным взглядом, выдающей себя за трепетную тургеневскую барышню.

Самое угнетающее впечатление производила постоянная и наглая ложь, по сравнению с которой маразматическое бормотание советских времен казалось невинной детской забавой.

Разве можно на голубом глазу уверять в стремлении сохранить исторический облик и культурное наследие, когда видишь совершенно иную картину! Оказывается, вполне возможное дело, весьма выгодное и абсолютно безопасное.

«Не видения ли это, не лишился ли я разума, не изменили ли мне органы слуха и зрения?» – мог вполне законно спросить себя любой житель или гость столицы.

«Нет, чувачок, не изменили, – подумал Ратов. – Лапшу тебе на уши вешают. Держат за идиота. Глухого и слепого. Зря Громов «умные» штаны изобрел. Скафандр для защиты от вранья. Вот была бы вещь! Незаменимая, полезная и очень востребованная!»

Ратов еще раз бросил взгляд на узкий проезд, загроможденный скучными офисными бараками. В своей стилистической совокупности они напоминали унылые окрестности какого-либо германского промышленного города, а не «дворянскую Остоженку».

И вошел в здание.

– Где начальство сидит? – спросил Ратов у охранника с эмблемой частного охранного предприятия на рукаве.

«Вырвем глаз» или «Услуги для вас» – надпись на эмблеме была неразборчивой, что с лихвой компенсировалось изображением щита, меча и оскаленной морды льва с гривой, стоящей дыбом.

«Медуза-горгона, а не лев», – отметил наблюдательный Ратов, мечтавший в детстве стать врачом для зверюшек – лечить их в зоопарке. Однако, к счастью для зверей, вовремя одумался. Он был слишком нетерпеливым и требовательным. А зверюшки предпочитают добродушных и щедрых раздолбаев. Они терпимее к своим и чужим недостаткам.

– Где кабинет Николая Веселова? – громко переспросил Ратов.

– А кто это?

– Начальник новый. Высокий, кудрявый, с гармошкой ходит. Песни поет.

– Теперь понятно. На втором этаже, налево, в конце коридора, за деревом.

– За каким деревом?

– Сразу за кадкой с фикусом. Там, в холле, – пояснил охранник.

– Рад вас видеть, – Николай бросился навстречу Ратову, как только он переступил порог кабинета. – Чай, кофе?

Ратов утвердительно кивнул, подтверждая, что готов испить любой из перечисленных напитков.

Испытатель «умной» одежды Николай, по совместительству банкир и возлюбленный Елены, выглядел свежим, энергичным и довольным жизнью.

– Как «умные» штаны? Действуют? – спросил Ратов.

– Безотказно! Совершенно другое ощущение жизни. Спасибо вам! Великое изобретение.

– А Елена?

– Вся в делах. Энергия бьет через край. У нас все замечательно.

– Рад за вас, – заметил Ратов.

«Ему скафандр от вранья не нужен. И так справляется. Все же Громов гений. Со штанов начал и оказался прав!»

– Как вы знаете, я работаю в банке. Принято считать, что банкирами не рождаются, а становятся. Не могу с этим согласиться. Умение делать деньги – врожденный дар, – сообщил Николай.

«Он, конечно, себя имеет в виду. А говорят, что деньги любят тишину. Все наоборот. Чтобы заработать, нужно обладать красноречием. Скромность не в том, чтобы не хвалить себя, а в том, чтобы делать это убедительно».

Николай нравился Ратову. Никаких комплексов. Уверенная самореклама, карты на стол.

Имидж – половина стоимости любого бизнеса, а иногда и больше.

– Мой банк оказался в числе основных кредиторов «Русского хлопка». Пытаемся вернуть свои деньги, а заодно и заработать. И вот какая мысль пришла на ум. Вам стоит обратить внимание на одно из предприятий компании. Это реальная возможность наладить выпуск «умной» ткани.

– Что значит обратить внимание?

– Я в комитете кредиторов и могу устроить так, что предприятие отойдет моему банку. А затем банк передаст его корпорации биотехнологий в управление на срок не менее десяти лет. Для этого вы создадите управляющую компанию, которой перейдут и обязательства по долгам. После того как средства будут выплачены в полном объеме, управляющая компания получит производство в собственность. А пока можно развернуть на его мощностях реализацию вашего проекта. Вот такая схема.

– Очень интересно. Вы говорите как профессионал, – заметил Ратов.

– Профессионал и есть. Высокого класса.

«Его скромность мне положительно нравится. Впрочем, сам виноват – «умные» штаны этому способствовали».

– А ваш интерес? – догадливо спросил Ратов.

– Во-первых, я чувствую себя обязанным за «умную» одежду. Вы мне реально помогли. Но вижу и финансовую перспективу. Буду говорить конкретно.

«Его любимое выражение. Он конкретный человек. Как, впрочем, и его подруга Елена. Интересно, вспомнит о ней?» – отвлекся от коммерческой дискуссии Ратов. Человеческие судьбы были ему намного интереснее финансовых схем.

– Мне хотелось бы, чтобы вы назначили президентом управляющей компании Елену. Она тоже входит в группу испытателей, вы ее хорошо знаете. И ко всему прочему, моя будущая жена. Я ей полностью доверяю.

«Приятно слышать. Вот лучшая реклама “умной” одежды».

– Мы к ней очень хорошо относимся. Достойная женщина, – сказал Ратов.

– Вообще, знаете, – задушевно поведал Николай, – я уже понял, что вы подобрали на роль испытателей людей успешных, но переживающих временные трудности. Помогли им и сделали их своими союзниками. Допускаю, что с самого начала ставили стратегические цели, как использовать этих людей в дальнейшем. Может, я слишком подозрительный. Из мухи слона делаю. Но такие мысли у меня появляются.

Николай внимательно посмотрел на Ратова, но, судя по выражению его лица, ничего интересного не обнаружил, и его догадки так и остались научными гипотезами. Не более того.

– Подобных планов у нас не было, – сказал Ратов.

– А почему бы этим не заняться?

«Он просто извергает одно предложение за другим. Проснувшийся вулкан! Везувий. Не ожидал от него такой прыти. Будут еще сюрпризы?»

– Чем заняться? – попытался разыграть наивность Ратов.

– Вам имеет смысл привлечь к реализации проекта всех испытателей, – терпеливо объяснил Николай. – Я лично их не знаю, но уверен, что они могут составить ядро очень мощной силы – в экономике, а в перспективе и в политике. У вас в руках колоссальный по силе инструмент – для привлечения на свою сторону самых сильных и талантливых людей. Это «умная» одежда. Даже жалко ее тиражировать для массовой продажи.

– Хотите превратить нас в узкий круг единомышленников, чтобы не сказать в секту?

– А чем мы хуже наших лидеров? Они к себе чужих не подпускают. Знал, что не согласитесь. Но к этому вопросу всегда можно вернуться. Грех не использовать таланты испытателей.

– Все правильно, Николай, – примирительно заметил Ратов. – Мы это уже делаем. О создании управляющей компании отвечу через день-два. Думаю, что реакция будет положительной.

– Надеюсь. Тогда не буду терять времени и отработаю юридические детали. Елене можно сказать?

– Пока не говорили? – удивился Ратов.

– А вы хотите, чтобы я сразу же раскрыл женщине все карты. Так не бывает. Я же деловой человек, – сказал Николай, крепко пожимая руку.

– Даже в любви?

– Даже в ней проклятой!

«Кстати, нужно позвонить Виктории, – подумал Ратов. – Она уже в “группе единомышленников”. Или заговорщиков?»

Глава 23. Вертикаль

– Кто твой источник? Говори! Кто на тебя работает? – Изображая персонаж одного из фильмов про русских разведчиков, Борис Кремер «пытал» Завадского. – Если не скажешь, заставлю выпить два стакана американского виски. Кукурузного! Противного! Отвечай! Хуже будет!

– Я не вынесу, – ныл Завадский. – После шотландского вливать «Бурбон» – бесчеловечно. Садист.

– Отвечай. Водки налью крыжопольского разлива. Прямо в глотку. У тебя глубокая глотка? Сразу сблюешь! – грозил Кремер. – Шпанса тебе картофельного! Змеюку живую – на тарелке будет ползать и за нос тебя, за нос длинный!

Друзья и компаньоны набрались, по меткому выражению Завадского, до соплей. Тянуло сплясать голышом на столе, желательно под торжественное звучание национального гимна. Извиваясь и рыгая. Как в Куршевеле.

Побить посуду. Или купить яхту, как у Ромы Абрамовича.

– Нет у меня никакой агентессы в конторе Ратова, – оправдывался Завадский. Убедительно икнув, заел виноградинкой. Без косточек.

«Ага, проговорился. Что и требовалось доказать. Я про агентессу ничего не спрашивал. Значит, все же баба! От нее информация», – размышлял Кремер, пытаясь нащупать истину, которая двоилась, расплывалась и раскачивалась в алкогольном тумане.

– А как ее зовут? Говори! Отдам людоеду на поругание и пожирание. Он тебе яйца откусит, – ласково прошептал Кремер и пальцами изобразил козу-дерезу крокодилу средних размеров.

«Рептилий» кокетливо прижался к стенке аквариума, вылупив левый глаз на Завадского.

– Ты ему понравился.

– Ну баба. Какая тебе разница? Она тебе не даст.

– А тебе даст?

– Мне дает… документы. А ты их читаешь. Бесплатно, между прочим.

– Попрекать меня вздумал, скотина неблагодарная! – закричал Кремер.

– Бесплатно! Это неправильно, – настаивал Завадский. На всякий случай он все же оглянулся на крокодила. Тот подозрительно ерзал и пытался перебраться к ним на стол.

Несмотря на временное помутнение рассудка, вызванное лошадиной дозой спиртного, Кремер прекрасно контролировал ситуацию и сразу понял, что Завадский врет. Не было у него никакой агентессы. Не крадет она под покровом ночи информацию из корпорации биотехнологий.

«А кто есть? Вопрос остается открытым. Крокодил вряд ли поможет. Завадского он не сожрет. Подавится. Ежели информацию сливает один из изобретателей – нелепое, кстати, название, – нужно перетащить его в наш лагерь. Технологии – вот аппетитный кусок. Если заполучить их любой ценой, тогда на руках все козыри. Про Ратова, Громова, всю их шатию-братию, корпорацию-шлумяцию можно забыть».

– А если попросить ее выкрасть, э-э-э… – проблеял Кремер.

– Кого? Ратова? И в пасть к крокодилу. Да?

– Пошел он на х… Не его, Громова. Он голова! Нет, не Громова, а их долбаные техно-мудо, – Кремер сделал широкий жест обеими руками, как будто хотел обнять весь мир, включая осоловевшего Завадского и его интимного друга крокодила.

– Нет, не может! Это мудо-техно или техно-мудо, не знаю, как правильно, в голове у Громова. Как она украдет голову? Как! Скажи мне, Боря, это шутка? Ты знаешь анекдот про конкурс йогов в Индии? Первое место занял Изя Рабинович. Он восемьдесят пять лет жил, затаив дыхание. Будь осторожен! Я тебя очень прошу.

– Воровство – не наш метод. Сами придут и предложат, – трезвым голосом сказал Кремер, надул щеки и издал громкий звук, за который его ставили в угол в детском саду.

– Не предложат! Девушка, мы отбираем у вас права. Вы пересекли две сплошных и выехали на встречную. Отдайте права! Я не могу. Почему? Это подарок любимого человека. Ха-ха-ха! – веселился Завадский.

– Ерунда! Я говорю, что сами придут, – веско повторил Кремер. – Или приползут.

У него уже созрел план дальнейших действий.

«А почему бы и нет? Нахальство – второе счастье».

Первый день после затянувшихся новогодних каникул выдался по-зимнему морозным. С раннего утра небо засветилось розовым сиянием, переходящим в насыщенный багровый цвет.

Дороги запрудили потоки автомобилей и бесконечные пробки. Словно москвичи истосковались по работе или стремились поскорее убежать от бесконечной пьянки, парализовавшей страну с конца декабря.

К обеду стихийная трудовая лихорадка испарилась так же внезапно, как возникла, уступив место позевываниям, почесываниям, возлияниям и прочим жизненным удовольствиям, отвечающим суровому климату и национальным традициям.

Дороги опустели. Солнце превратилось в раскаленный шар и заняло полнеба.

Ратов упорно разбирал бумаги в своем кабинете. От полезного, но редкого для него занятия отвлек звонок того самого единственного телефона, крышку которого украшал государственный герб – гордость Ратова, добившегося установки прямой линии правительственной связи в корпорации биотехнологий.

Знакомый голос Дюка четко и многозначительно выговаривал каждое слово.

Ратов, успевший подзабыть кремлевский колорит, почувствовал легкий приступ тревоги. Впрочем, оснований для этого не было решительно никаких. Скорее наоборот.

Поздравив с наступившим Новым годом и Рождеством, Дюк как бы мимоходом бросил фразу, заставившую Ратова удивленно посмотреть на телефон и моментально забыть о наведении порядка в бумагах.

– Президент собирается с тобой переговорить.

– На предмет?

– Как поживает «умная» одежда? В этом году – один из главных вопросов. Осязаемый и поучительный признак инноваций. Не мешает ли кто в этом благородном деле? Какая требуется поддержка?

– Все вроде в порядке. Не беда, что «поучительный признак» у нас ниже пояса действует? Штаны все-таки.

– Лишь бы действовал. К моему глубокому сожалению, в Кремле складывается впечатление, что ты затягиваешь проект. Думаю, что президент задаст вопрос о проблемах.

– На самом деле мы ничего не затягиваем. Проведены подготовительные мероприятия. Завершили испытания.

– Еще раз завершили? Сколько можно их завершать? Вы уже докладывали о результатах.

«М-да, действительно. Если сказать, что результаты будут постоянно меняться, никто не согласится рисковать. Хотя побочные эффекты любого лекарства проявляются с годами, а то и в следующих поколениях. Не стоит об этом говорить. Лучше прикинуться бестолковым, но старательным».

– Договариваемся о развертывании производства, кредитах под государственные гарантии. Дизайн обсуждаем, – попробовал оправдаться Ратов.

– Поздно обсуждать. В течение месяца должна появиться первая партия, чтобы о ней заговорили в полный голос. Пора предъявить реальные результаты. Необходим мега-проект. Как воздух! Собственно, поэтому ты и получил поддержку.

«А, значит, придется отрабатывать. Или… Лучше даже не думать об этом «или». Будем делать первую партию в ручном режиме. Иначе из стахановцев превратимся во врагов народа. Занятно. Национальным мегапроектом считалось освоение космоса, теперь – «штанизация» всей страны. Но можно и по-другому назвать этот процесс. Биореволюцией, например. Звучит, правда, тревожно. Инновации – избито. Модернизация – звучит слишком приземленно. О терминах еще нужно думать. Но мысль Дюка понятна», – размышлял Ратов.

Он увлекся реализацией проекта и на короткое время забыл о политических интригах, подставках, подпорках, противовесах и прочих ухищрениях, которыми обожают заниматься политические деятели, чиновники всех мастей и рангов, олигархи, банкиры, промышленники, жулики, творческая интеллигенция, шоу-бизнес, мыслители, болтуны и дорогие проститутки.

Короче, вся вертикаль за редким исключением.

– Жди звонка, – строго предупредил Дюк.

И Ратов дождался. Но позвонили не из Кремля, а из другой приемной.

– Подъезжайте завтра в Дом правительства. Будете докладывать премьер-министру.

– Мы же договорились!

– О чем?

– Ты не будешь звонить, и мы не будем общаться.

– Просто так позвонил. Что, нельзя поговорить?

– Видела тебя на днях.

– Где? Что-то не припомню, чтобы мы встречались.

– На телеэкране. Рассказывал об изобретении «умной» одежды. Я даже не догадывалась, что ты – большой ученый и занимаешься этой проблемой. Кстати, ты в курсе…

– Да, я знаю, что ты участвуешь в этом проекте. Не хочу об этом говорить. Это твое личное дело.

– Не хочешь – не надо. Ты очень интересно говорил, увлекательно. Я не могла оторваться. Но слишком коротко.

– Это вы скажите своему брадобрею.

– У меня нет брадобрея.

– Что значит – слишком коротко? У тебя была возможность слушать мои истории очень подробно, в деталях.

– Да, я помню. На фоне сахалинских пейзажей. Некоторые истории ты рассказывал по нескольку раз.

– Ты сама об этом просила.

– Да, я бестолковая.

– Это верно. Но самое удивительное, что Господь наделил тебя помимо бестолковости и суетливости еще и острым умом. И не пожалел сил на внешние данные. Я бы даже сказал, снабдил редкой красотой.

– Ты меня ругаешь или нахваливаешь?

– Это не твоя заслуга. Как, впрочем, и не твоя вина. Нарушена логика. Глупая, уродливая, капризная – такой вариант смотрелся бы органично. А так – форменное безобразие. Умная, красивая – и бестолковая.

– Не злись на меня.

– А я и не злюсь, – сказал Громов.

«Почему только я согласился взять ее в группу испытателей? Кого я испытываю? И зачем? А что здесь непонятного! Не хочу, чтобы она исчезла из моей жизни. Безвозвратно, без следа, навсегда. Какие ужасные слова. До чего же больно!»

– Отчего ты молчишь? – спросила Марика.

«Но звонить ей больше не буду».

«Будешь, – твердил внутренний голос. – Никуда от этого наваждения не денешься. Увяз коготок – всей птичке пропасть».

«Сильный человек хоть в чем-то должен быть слабым. Иначе не бывает».

– Бывает! – разозлился Громов и ударил кулаком по столу.

– Ты что буянишь? – спросил вошедший в кабинет Ратов.

– Тренируюсь.

– Очень кстати. Давно хотел тебе сказать, маловато в помещениях портретов наших лидеров, – заметил Ратов, критически оглядывая стены кабинета Громова. – А это что такое?

– «Утро стрелецкой казни» Сурикова. Хорошая копия.

– Откуда она взялась?

– Подарок от благодарных сотрудников на день рождения, – пояснил Громов.

– Убрать бы живопись куда-нибудь в запасник, – деликатно намекнул Ратов. – Грустные мысли навевает, а проект должен вселять оптимизм, веру в завтрашний день.

– Ничего страшного, – флегматично заметил Громов. – Меня другое беспокоит. Биохимическая картина опять изменилась.

– Да что ты говоришь! – вздрогнул Ратов: «Вот оно, самое страшное! Как чувствовал. Накликал!»

– Картина вообще-то должна меняться, – сказал Громов. – Но слишком стремительно меняется. Скачет. И почти зашкаливает. Надо еще понаблюдать. В этом деле спешить – себе дороже.

– Отстаем, не успеваем, – взвыл Ратов. – Только что звонил Дюк. Так и сказал, что мы затягиваем с реализацией проекта. Это предупреждение. Первое и последнее. А мы сомнительные картины развешиваем. Учись у ментов. Приятеля на днях остановили гаишники. Проверка документов. Не знаю, чего уж они у него проверяли, но пришлось выйти из машины и зайти на пост, в стеклянную будку. Он такого еще не видел. Стены сверху донизу обклеены портретами наших лидеров – и президента, и премьера.

– Начальство приказало, понятное дело.

– Приказать такое нельзя. Самодеятельное творчество масс. Стихийное проявление любви. Вырезают фотографии из газет и журналов, черно-белые и цветные.

– Нарубят бабла у водителей, устанут и культурно отдыхают – газеты режут. Все лучше, чем водку пить.

– А у нас Суриков с подозрительным сюжетом. Правильно говорит Дюк – отстаем.

– Интересное наблюдение, – Громов поднял голову от бумаг и задумчиво разглядывал Ратова. – У наших людей совершенно другие биоимпульсы. Скажи американскому полицейскому, чтобы он фото президента из газет вырезал. Он тебя на смех поднимет или подумает, что перебрал парень. У них другие объекты для обожания. Полногрудые блондинки, афроамериканки с длинными ногами. Аппетитные. Спелые, даже переспелые, наполненные животворными соками. Зов плоти и животной страсти.

– Маньяк! Все лучше, чем «Утро стрелецкой казни», – ядовито заметил Ратов.

– Вопрос спорный. Мы, конечно, можем отложить научную херню и заняться более полезным делом. Фото начальства на стенах развешивать, лобзиком выпиливать, ваять в камне. Тебе что ближе – ваять или лепить? Из глины? На гончарном круге. Чтобы круг вращался ровно, его подправляют. Руками, но чаще голой и грязной пяткой.

– У меня пятки чистые. Я их мою, – возразил Ратов.

– Рад за тебя. А вот у меня другие пристрастия. Ковыряться во всем этом, – Громов раздраженно ткнул пальцем в документы на столе.

– Ладно, забыли, – неожиданно успокоился Ратов. – У тебя будет возможность объяснить это премьеру. Лично. Завтра нас ждут в Белом доме.

– Ну и объясню. Какие проблемы!

Премьер посмотрел светлыми прозрачными глазами и молча указал рукой на два стула, стоящие напротив, у стола для посетителей.

– Извините, я останусь на своем месте. Так удобнее. Мы втроем за столиком не разместимся.

«Мы на ваше место не претендуем», – подумал Громов.

В кабинетах начальников он всегда испытывал приступ фрондерства, хотя вступительная реплика премьера и робкая улыбка ему понравились.

«Профессионал. Сразу располагает к себе собеседника».

– Вы руководите корпорацией? – уточнил премьер, обращаясь к Ратову. – А вы изобрели «умную» одежду?

Последовал кивок и быстрый взгляд в сторону Громова.

– С вами мы знакомы, – опять взгляд в глаза Ратову. – Планировали ваш переход в правительство, но пока решили воздержаться от создания министерства по экономической реформе. Кризис помешал. Помню-помню.

– Все так.

«Интересно, оказывается, виноват кризис. А я думал, что совершенно другие причины», – заметил про себя Ратов.

– С проектом я ознакомился, – сказал премьер. – Если грамотно подойти, реальный прорыв в сфере нанотехнологий. Принципиальное отличие в том, что впервые говорим о массовом производстве инновационной продукции. А это колоссальные возможности для модернизации. И для мировой политики важно.

Ратов попытался представить себя в центре мировой политики, но не смог. Мешали назойливые мысли, как бы не обманули с обещанными инвестициями, воспоминания о коварных биохимический реакциях испытателей, о недавнем «безмозгло-мозговом штурме» и о многом другом, что решительно не вязалось с трепетным отношением премьера к судьбам человечества.

– Теперь о сути самой идеи, – премьер повернулся к Громову. – Как всякое гениальное изобретение, она родилась на стыке наук – медицины, биологии, химии. Думаю, что в корпорации биотехнологий следует создать исследовательские группы по всем этим направлениям. Результаты работы будут крайне полезными для различных отраслей – фармакологии, пищевой промышленности, новых методов лечения.

Премьер, по всей видимости, отсортировал своих собеседников по функциональной принадлежности, решив, что Ратову следует потверже усвоить политические аспекты проблемы, а Громову не грех подсказать и некоторые мысли научно-прикладного характера.

– Это, знаете ли, заявка на Нобелевскую премию. Хотите стать лауреатами Нобелевской премии?

Ратов и Громов ответили одинаковым взглядом, который можно было расшифровать следующим образом: «Польщены столь высокой оценкой нашего скромного труда. Не думали об этом. Поглощены работой. Не до премий».

– Ну и правильно, – сказал премьер. – Хотя изобретение превосходит любые премии, в том числе и Нобелевскую. Не удивлюсь, если появится международная премия имени Громова.

«Внимательно изучал досье. Или “дело оперативной разработки”? Хотел бы посмотреть, кто доносы пишет», – подумал Громов.

– Много говорим, что следует заменить американский доллар в международных расчетах. Размышляем, какой валютой, с участием каких стран, – скептически покачал головой премьер, явно обращаясь к невидимому собеседнику. – А нужно думать, как заменить западные технологии отечественными. На базе новых изобретений и открытий. Это намного важнее. Мировая резервная валюта – вопрос производный. Кто диктует правила игры в технологиях, у того решающее превосходство и в финансовом плане. Как вы думаете?

– Я как раз хотел сказать, что денег мы не получили, – не совсем к месту сказал Ратов. До этого он старательно записывал, а Громов изображал роденовского мыслителя, не лишенного торжественности и даже некоторого трагизма.

– Решение принято – разочарованно сказал премьер.

– Я сказал, деньги получите. Не зазнавайтесь. Не отставайте от процесса. Вы его начали, теперь он приобретает собственную динамику. Ни в коем случае нельзя упускать инициативу. У нас уже были такие варианты. Скажут «а» и успокаиваются. А все остальные буквы алфавита произносят уже другие.

Ратов попытался вставить слово, чтобы развеять впечатление о своей меркантильности и реабилитироваться, но понял – рано. Что бы он ни сказал, это будет воспринято как возражение. А о чем спорить? Да и зачем?

– Но советами сыт не будешь, из них шубу не сошьешь, – интонации премьера приобрели добродушные и даже сочувственные нотки. – Нужно выстроить такой механизм контроля за финансированием, чтобы деньги не увели. Ловкачей у нас много, в том числе в правительстве. Конечно, это не относится к первым лицам в министерствах. А вот уровнем пониже – много жуликов и коррупционеров.

Голос премьера зазвенел металлическими нотками.

– Попрошу докладывать мне постоянно, как развивается проект. Кстати, с вами мы нигде не встречались? Лицо ваше мне знакомо, – премьер в упор смотрел на Громова, который поднял голову от бумаг.

– Думаю, что могли пересекаться, – ответил Громов.

– Понятно. Это хорошо, что у вас профессиональный опыт, – сказал премьер.

Под словами «профессиональный опыт» он понимал работу в разведке и редко использовал это выражение применительно к другим занятиям.

– Нужно будет поближе пообщаться. А сейчас меня интересуют три аспекта. Первый – как ваше изобретение использовать для решения демографической проблемы? От демографии зависит практически вся ситуация в стране, территориальная целостность, социальная стабильность, экономика, положение России в мире.

– «Умная» одежда стимулирует биохимические процессы в организме. Как следствие усиливаются сексуальное влечение и детородная функция, – солидно пояснил Громов.

– Проверяли?

– На себе нет, но испытания проводили. Результаты положительные.

– Будем надеяться. И на себе проверьте – так надежнее. Во-вторых, меня волнует социальный аспект, чтобы у нас не получилось «горе от ума». Вообще, название «умная» одежда мне не нравится. Получается, что вся остальная одежда – глупая, а это переносится и на основную массу населения. Внедрение изобретения не должно усиливать разрыв между бедными и богатыми. Нам социальные конфликты не нужны. Дорого будет стоить ваша одежда?

– Немного выше рынка, – сказал Ратов. – В этом главное рациональное зерно. В других странах «умные» ткани стоят запредельно дорого.

– Чуть выше рынка – это нормально, учитывая новые потребительские качества. И третий аспект, на который хотел обратить внимание, – усиление обороноспособности. Какие возможности военного применения мы получим? Чем будем располагать по сравнению с вооружениями США, других стран НАТО? Обязательно учитывать, как развивается военный потенциал Китая, какие сюрпризы ждать от Ирана. И не забывать наших «друзей» в ближнем зарубежье. Отмороженных экстремистов в Грузии. Ну и сами знаете где. Нужно оценить риски новых технологий и с точки зрения международного терроризма. Бактериологическое и химическое оружие называют бомбой для бедных. Дешево и сердито. А одежду с биофункциями террористы могут использовать?

– В террористических целях все можно использовать. Из обычных жидкостей заряды делают, – признался Громов.

– А как предотвратить? – азартно спросил премьер.

– На все вопросы мы сейчас вряд ли ответим, – пояснил Ратов, выйдя из состояния глубокой сосредоточенности. – В любом случае лучше первыми создать эти технологии.

– Это понятно.

– Появление «живой», или «умной», одежды – подходит любое из названий – в принципе неизбежно. Мы никуда не денемся. Но можем получить выигрыш во времени, заранее подготовиться и занять стратегические позиции на рынке.

– Деликатная тема, что лучше. Как в разведке. Всякий раз, когда разведчик подбирается к противнику, тот может зафиксировать активность и сделать соответствующие выводы. Возникает риск, что противник получит ценную информацию, которая превосходит возможный эффект от действий разведчика. Даже в случае успеха операции. Кто сильнее выиграет? Мы или наши друзья, соперники, противники? А может, вообще стоит зарыть это изобретение поглубже? – задушевно спросил премьер.

К нему вернулась немного робкая, сочувствующая и даже извиняющаяся улыбка, промелькнувшая в самом начале беседы.

– Нет, этого не надо! – сказал Ратов. – Вот господин Громов сейчас все объяснит. Лично. Он обещал!