Текст книги "Штаны"

Глава 15. Кошмары

Москва

Ноябрь

Борис Кремер хандрил. Излюбленные технологии безопасного отъема денег и прочих ценностей давали сбой. Как в старом анекдоте: «Я дала маху». – «Мах… Странная фамилия!»

Ситуация мутная, мучительно размышлял Кремер. Очень легко попасть под раздачу, оказаться не в том лагере, промахнуться. Вот откуда эта странная фамилия – «Мах». Махнул не туда, и привет родителям!

Борис даже начал видеть во сне этого коварного «Маха», изобретательно принимающего разные обличья.

Сейчас он красовался в роли российского президента, который шутил и даже подмигивал, а потом вдруг неожиданно хмурился и отчаянно ругался.

Затем «Мах» вынырнул из-за кулис в облике сдержанного премьера с загадочной и многообещающей улыбкой. Ничего не сказал и, раскачиваясь, ушел со сцены. Потом выглянул из-за кулис и погрозил пальцем.

Кремер вспотел и судорожно сглотнул: «Совсем плохо».

Бордовый занавес с изображением медведя, подпрыгивающего на нефтяной «качалке», величественно раздвинулся, и к Борису стремительно выбежал министр финансов – с сачком для ловли бабочек, в круглой соломенной шляпе и детских розовых штанишках.

Он ловко орудовал сачком, перехватывая танцующие в воздухе купюры, складывал их в аккуратные пачки и перевязывал резинками. Одна из резинок оглушительно лопнула, и пачка долларов оказалась «куклой», набитой туалетной бумагой. Министр финансов кокетливо захихикал и растворился в воздухе.

– Хрен тебе, а не кредит, – неожиданно сказал Борису вновь вышедший на сцену премьер. – Таких, как ты, в сортире мочить будем.

Кремер с мольбой повернулся к президенту, но тот в свою очередь нахмурился, одним движением натянул на голову черную вязаную шапочку с прорезями для глаз и добавил:

– Нет инноваций, не будет и денег.

Борис шарахнулся в сторону и чуть не сбил с ног министра финансов, который в отместку стал пребольно лупить его своим сачком по ногам.

Потом интеллигентно поправил очки, засвистел по-разбойничьи и диковато крикнул:

– Отдай деньги, падла!

– Тфью, – прошелестел вспотевший от ужаса Кремер и проснулся. Точнее, его разбудил звонок мобильника.

Наручные часы – Кремер не снимал «Патек Филипп» на ночь и предусмотрительно носил их только на правой руке, как лучшие люди государства и бизнеса, – показывали десять утра.

«Упадок сил, погода гнусная, пора вставать, однако».

– Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой, – услышал он в трубке подозрительно оптимистичный с утра голос своего партнера по бизнесу Антона Завадского.

В отличие от Кремера, который из упрямства продолжал карьеру частного инвестора и флибустьера, Завадский вовремя перебежал в государственную корпорацию «Госжирпром» и чувствовал себя намного комфортнее.

Тем более что его бизнес с Кремером успешно выдержал испытания временем, административное неистовство властей, беспредел рейдеров и конкурентов.

Антон добивался выделения государственного финансирования, а Кремер осуществлял «распил», «откат» и перекрестное владение акциями зарегистрированных в офшорах компаний.

Дела шли неплохо, но были лишены размаха, блеска и той чарующей легкости, к которым Борис успел привыкнуть за годы «большого хапка».

– Все понятно. Разбудил. По голосу чувствую. Хриплый, недовольный. Что случилось? – спросил Антон.

– Ни-че-го! Настроение паршивое. Такой потенциал, а результаты, – Борис обреченно махнул рукой.

– Прекрасные результаты.

– Отвратительные!

– Смотря с чем сравнивать.

– У меня один эталон: Рома Абрамович.

А что на это возразишь? Упомянутый «младоолигарх» задал элите высокие эталоны потребления и образа жизни, до которых не допрыгнешь.

– Такую дорогую яхту, как у Ромы, я бы покупать не стал, – озабоченно добавил Борис. – Нет, слишком дорого! Только что вернулся с Мальты. Сидел и ужинал. Крейсер этот, линкор, уж не знаю, как назвать, стоял в пределах видимости. Строго напротив гостиницы. Постоянное место приписки. Вся яхта в огнях. Ну вся! Луна-парк, колесо оборзения. Нет, извини, обозрения. Красиво. Но слишком дорого! Нет, не стал бы покупать.

– Ты меня успокоил. Не надо яхты. Ну ее на три буквы! Есть другое предложение.

Борис зевнул, но тут же собрался и прищурился. Скорее по привычке, чем из интереса.

– Ладно, приезжай в клуб. Внизу встретимся.

Ресторан «Националь» менял своих хозяев и обитателей в точном соответствии с историческими эпохами. Весной 1918 года здесь устроилось первое большевистское правительство, переехавшее, а точнее – бежавшее из Питера.

По коридорам бродил, поблескивал лысиной и отчаянно картавил вождь мирового пролетариата: «Вга-а-а-сть мы взяли всегьез и надолго!»

Особенно сильные пароксизмы ярости вызывали у вождя небрежность и невнимательность машинисток, печатавших на пудовых «ундервудах» не просто указы и распоряжения, а живые страницы истории.

В этих случаях картавость чудесным образом пропадала. Наоборот, раскатистое «р-р-р» появлялось к месту и не к месту, вытесняя другие звуки: «Ая-я-яй! Милочка! Зас-ралась до-г-садная опер-р-ратка! Потрудитесь испр-р-равить!»

В застойно-советские времена гостиницу облюбовали иностранные туристы, а также неизбежно сопутствующие им проститутки, сутенеры, фарцовщики, явные и тайные сотрудники КГБ.

Ближе к ночи площадь перед гостиницей напоминала базар – девки, машины, рожи, кепки, сексуально озабоченные граждане, праздношатающиеся москвичи и гости столицы.

– Телка нужна?

– А сколько? Почем?

– Хорошая телка. Нормальная такая.

– Денег сколько?

– Сотня.

– Да за такие деньги я сам себя…

– Долларов.

– А-а-а-а!

Чем дальше от гостиницы, тем дешевле. Чем ближе, тем дороже.

Осмелимся заметить, что «Националь» означает национальный, отечественный, посконный, наш родимый. Что в данном контексте звучит как-то нелогично, несуразно, неестественно и постыдно.

А вон девчонку раздели догола и вытолкнули на середину площади. Она пытается убежать, грудь ладошками закрывает, а ее не пускают. Демпинговала или забрела не на свою территорию.

Скорее всего, непрофессионалка из приезжих. Но все впереди. Научится, наблатыкается и освоится.

Автомашины при виде этого зрелища тормозят и объезжают. Водители показывают пальцем и смеются. Все это под бдительным оком неподкупной советской милиции и в двух шагах от Кремля.

В эпоху победившего капитализма – бандитского, олигархического, государственного, феодального, долгожданного, ублюдочного и далее по списку, в зависимости от политических взглядов, настроения, припухлости кошельков и мешков под глазами, – «Националь» стал излюбленным местом встреч крутых «бузинесменов».

Элитный клуб в цокольном этаже напоминал уютную английскую гостиную, где приятно потолковать о ценах на колониальные товары. Звуки растворялись в воздухе, пропитанном ароматами дорогих коньяков, гасились мягкими портьерами и тканевыми обоями, поглощались картинами в золоченых рамах, изображающими пейзажи викторианской Англии, невинных пастушек и пастушков.

Однако главным достоинством клуба считалось то, что он давал гарантии безопасности.

Кремер, по крайней мере, был убежден, что здесь не записывают и можно не опасаться охочих до чужих секретов длинных ушей, не важно, кому принадлежащих. Он ценил атмосферу ненавязчивой и дорогой изысканности, вышколенность персонала и любил проводить в клубе конфиденциальные переговоры.

Опять же по соседству расположены Кремль и Дума. Всегда может на минутку подбежать нужный человечек.

«Не очень-то они подбегают в последнее время. Все больше к себе вызывают», – недовольно подумал Кремер, не обращая внимания на почтительный поклон швейцара. Его знали и ценили как постоянного клиента.

Антон Завадский уже ждал за столом, стоящим в углу и возле окна. Их излюбленное место.

– Привет, что пьешь? – спросил Кремер.

– Чай зеленый.

– Мне как обычно.

В ожидании двойной порции своего любимого «Хеннесси» Борис изучающе осмотрел Завадского.

«Похудел. Лицо вытянулось. Стал похож на убиенного коммуняками императора Николая Второго, только без бороды. Застегнут на все пуговицы. Галстук завязывает, как президент всея Руси. Таким же кандибобером».

Кремер зевнул и сделал большой глоток. Потом взял с тарелочки ломтик лимона, понюхал его, но жевать не стал, а положил обратно.

– Задача в том, чтобы вписаться в перспективный проект и получить приличное финансирование. Я так понимаю? – уверенно заговорил Завадский, словно продолжая начатый по телефону разговор.

– А что еще остается? – риторически заметил Кремер и сделал второй глоток. На этот раз немного подержал ароматный коньяк во рту, чувствуя, как его пары поднимаются в носоглотку, прогревая ее изнутри, расслабляя и вызывая легкое головокружение.

«Он бы еще коньяком зубы полоскал, – раздраженно подумал Завадский. – Впрочем, полоскать полезно. Десны укрепляет».

– Но есть отягчающие обстоятельства. Президент требует, чтобы солидное финансирование выделялось только на инновации. Любит он слово «модернизация», хотя еще нужно разобраться, что это за хрень такая. На основных кредитных линиях его фантазии не сильно сказываются. Как деньги получали, так и будут получать. Но ситуация ухудшается. Может дойти до крупных скандалов.

– Вот именно, – оживился Кремер то ли под чудотворным воздействием коньяка, то ли высказанная мысль попала в самое чувствительное место. – Не хочется оказаться крайними. Президент и премьер договорятся, найдут компромисс, а спишут все на стрелочника. И он не обязательно будет железнодорожником. Часто об этом думаю. Дрянь всякая снится. Кошмары. Вот министра финансов сегодня видел.

– Где? – встревожился Завадский. Он с трудом представлял себе главного «счетовода», встречающегося с Кремером под покровом ночи.

– Где-где! Рифму знаешь? Я же сказал, что кошмары снятся.

– Не похоже на тебя. Мальчики кровавые в глазах – не твой жанр.

– И не твой тоже. Замнем для ясности. Что ты реально предлагаешь?

Завадский с облегчением перевел дух. В глазах Кремера он заметил знакомый блеск.

– Правительством рассмотрен интересный проект – применение биотехнологий в производстве одежды. Рынок огромный – весь мир.

– Мы в биотехнологиях ничего не понимаем. Ни бельмеса! – самокритично заметил Кремер.

– И не нужно. Тех, кто понимает, на пальцах одной руки можно пересчитать. Но обсуждают все подряд, каждый со своей колокольни. Конкретно речь идет о производстве «умной» ткани и выпуске крупных партий одежды – для широкого потребителя и для специальных целей. Военные там всякие дела – радиация, космос, бронежилеты.

– Армию обшивает Юрашкин.

– При чем тут Юрашкин! Я же говорю, «умные» ткани! «Умные»! А ты со своим Юрашкиным! Темы разные. Придумали ткани, которые воздействуют на биопроцессы в организме, предотвращают заболевания, стабилизируют нервную систему.

– Тогда понятно, почему ты интересуешься, – съязвил Кремер. – Рекламным агентом не подрабатываешь? Запариваешь гнилой товарец, купчина.

– Ты сегодня невыносим, – обиделся Завадский.

– Извини. Идея, конечно, интересная. Я что-то читал. Сейчас припоминаю. В популярной литературе. Кто за проект отвечает?

– Вот это другой разговор. Главный изобретатель, инициатор и исполнитель в одном лице – корпорация биотехнологий. Генеральный директор Игорь Ратов, раньше работал в администрации президента.

– Знаю его.

– Автор проекта – некий Громов. Самородок из Сибирского научного центра.

– Темная лошадка. В поле зрения не попадался.

– Слушай дальше, – терпеливо разъяснял Завадский. – Господдержку корпорация получит. Само собой. Они предлагают реальные инновации, а с этим сейчас дефицит.

Он на секунду прервался, заметив, что в зал вошел знакомый банкир в сопровождении молодого заместителя министра. Чиновник пытался сохранять внешнее величие, но подозрительно оглядывался по сторонам, натыкаясь глазами на британские пейзажи и непроницаемые лица официантов.

Завадский сделал вид, что не заметил банкира. Здороваться в клубе было не принято.

– В самой корпорации ни хрена нет, кроме ученых, столов, стульев, компьютеров, мебели. В наличии, правда, некоторые лаборатории, но бедны как церковные мыши.

– Надо им помочь, – заметил Кремер.

– Я этим и занимаюсь. План такой – в госпрограмме мы укажем, что испытания и производство будут налажены на предприятии «Рострестпрома». Оно получит львиную долю ассигнований. Изобретатели будут обладать приоритетным правом для использования средств, но фигли от этого толку! Мы попридержим их пионерский энтузиазм и дадим понять: делитесь ребята или финансы останутся замороженными. Аргументы найти легко: неубедительный бизнес-план, проект не готов к реализации и все в таком духе.

– А если пойдут жаловаться? – спросил Кремер.

– Кому? Президенту и премьеру? Ты бы видел, сколько жалоб поступает. Но жалобы делятся на обоснованные и необоснованные. Какие у наших дорогих ученых аргументы? Власти у них – ноль целых хрен десятых. Если они не понимают, им объяснят. Разумеется, не мы с тобой объяснять будем.

– Любишь ты народ кошмарить.

– А ты не любишь!

– Я двумя руками «за». Хорошо бы войти в патент, а лучше вообще переписать его на нашу фирму, – оживился Кремер.

– За что тебя люблю – быстро соображаешь, – сказал Завадский.

– Приступаем?

– Немедленно! Есть еще одна деталь. Тебя она заинтересует.

– Что такое? – насторожился Кремер.

«Наговорил много всего, а сейчас перечеркнет эти построения и скажет, что схема не работает. Начинает за здравие, а заканчивает за упокой. Тоже не дурак поторговаться и нервы помотать».

Такая мерзкая привычка у Антона Завадского водилась. Он любил удивлять и тут же разочаровывать, наслаждаясь обескураженностью собеседника. Но на этот раз, кажется, пронесло.

– Громов уже провел испытания ткани, – трагическим голосом сообщил Завадский.

– Как это? Ему разрешили?

– С юридической точки зрения не подкопаешься. Это не медикаменты и даже не пищевые добавки, хотя воздействие мощное. Ну, провели и провели. Не в этом дело.

– Давай, быстрее излагай. Затрахал, честное слово! – скривился Кремер и кивнул официанту, чтобы принес вторую порцию «Хеннесси». – Обедать будешь?

– Испытателей ткани они подобрали из числа людей успешных, активных, но с проблемами – в основном психологическими.

– Нужно было и нам записаться. Ты бы подошел, – коварно заметил Кремер.

– Я, кстати, не против. В лаборатории Громова у меня есть человечек, который сливает информацию. Ценный источник. И дорогой. Удалось получить данные на испытателей. Среди них твоя знакомая, – невозмутимо сказал Завадский, положил на стол досье и открыл первую страницу. – Как видишь, она собственной персоной, а это ее сердечный друг. Занятно, да?

– Я в курсе, – мрачно отозвался Кремер. – Живут они вместе. Насчет испытаний слышу в первый раз.

Завадский знал, что его приятель никак не может успокоиться после разрыва с Викторией и устраивает ей всяческие гадости. Вполне в его духе. В данном случае мстительность была совсем не к месту, что беспокоило Завадского.

– Я бы посоветовал тебе забыть о ней. Не будем мешать в одну кучу бизнес и личные дела, – сказал Антон.

– А вот на это можешь не рассчитывать. Достану ее любой ценой!

Завадский покачал головой.

«Зазвездился и зарвался. Крыша едет. Можно ожидать чего угодно. Провернем это дело, а дальше будет видно. Может, стоит поменять партнера».

Размышления, которые читались на лице Завадского, остались Кремером незамеченными. Он был погружен в свои мысли.

И, судя по его улыбке, они не предвещали ничего хорошего.

Глава 16. Артистическая натура

На следующий день после заседания правительства Громов проснулся знаменитым.

Информация о чудесных свойствах «умной» одежды растеклась бесчисленными ручейками в прессу, коммерческие компании, обсуждалась в кулуарах парламента, всевозможных министерств и прочих государственных контор.

О ней шушукались в тусовках и на кухнях, а группа профессиональных шутников в институте показала специальной выпуск юмористической передачи, в котором представила уморительные модели штанов и штанишек будущего.

Для подведения промежуточных итогов и обсуждения ближайших планов Игорь Ратов срочно собрал совещание ведущих исследователей корпорации биотехнологий.

– Мы не успеваем за событиями, – заметил Петр Громов. – Еще не принята программа финансирования, мы топчемся на месте, а нас уже рекламируют. Это очень плохо. Зачем рекламировать то, чего нет?

– Ничего страшного, решение правительства ожидается со дня на день. А бесплатная реклама еще никому не вредила. Меня больше беспокоят результаты эксперимента. С этой стороны никаких неприятных сюрпризов?

Все повернулись к Мэлору Ториа, который аккумулировал данные о состоянии испытателей, их реакциях, изменениях биохимической картины.

– Результаты вполне позитивные, но подчас весьма неожиданные. Все испытуемые бросили курить и употреблять спиртные напитки. Лично для меня такая реакция была сюрпризом.

– А наркотики?

– Наркозависимых лиц для эксперимента мы не приглашали. Никаких следов употребления наркотиков не фиксировалось.

– Я так скажу: ради очищения организма, только ради этого наши «умные» ткани уже имеют право на существование, – заметил Ратов.

– Психическое состояние удовлетворительное, – продолжил Ториа. – Гормональный фон стабильно высокий.

– Значит, все хорошо, – нетерпеливо прервал его Громов. – Можно идти дальше?

– Не будем спешить, – неожиданно возразил Ратов. – Попрошу поподробнее рассказать о каждом испытателе.

– С моей точки зрения, ведут себя они в целом предсказуемо, но наметилась четкая дифференциация. Это для меня неожиданный результат. Я не думал, что произойдет такая сильная кристаллизация личностей. Мы их очистили от шлаков, и они как бы вернулись к своим естественным реакциям.

– В чем проявляется?

– Сформировавшиеся пары Елена и Николай, а также Виктория и Михаил идут по пути консолидации отношений. Процесс развивается быстрее, чем в обычных условиях. А вот поведение Эдуарда и нового объекта, который известен как «Стелла», дрейфует абсолютно в противоположном направлении. Они отказываются от своих привязанностей или сокращают эмоциональную вовлеченность в судьбы своих партнеров.

Под кодовым именем «Стелла» проходила Марика. На этом настоял Громов, который не хотел, чтобы об участии Марики в эксперименте сразу же стало известно Ратову. Он так и остался в неведении, что создавало определенную проблему, но Громов рассчитывал, что со временем все уладится само собой.

– Несколько туманно выражаетесь, – заметил Ратов. – Что значит «сокращают эмоциональную вовлеченность»? Можно как-то яснее выразиться.

– Не понимаю, что неясного, – возмутился Ториа.

Он понимал свои собственные высказывания прекрасно. Более того, они ему очень нравились.

Но Мэлор не стал злиться на Ратова, коего считал человеком, далеким от науки. А таких людей он причислял к категории интеллектуально неполноценных, требующих снисходительности и терпения.

– Хорошо, объясню в упрощенной форме. Как вы помните, Эдуард рассчитывал, что энергетическая подпитка позволит ему вернуть Еву, сбежавшую в США. Мы, кстати, этого ожидали. А получилось с точностью до наоборот. Он неожиданно утратил к ней всякий интерес.

– Но он счастлив? – спросил Ратов.

– Близок к этому. По крайней мере не страдает.

– Вот видите, мы на практике оправдываем термин «гормоны счастья». В наших «умных» штанах он реально поумнел или вернулся к своему нормальному состоянию. А что там со «Стеллой»?

«Парадоксальная ситуация. Если он узнает, что «Стелла» – на самом деле Марика, будет скандал. Нужно как-то выходить из положения, пока не поздно. Но как?» – Громов с опаской посмотрел на Ратова, но тот был слишком увлечен и ничего не подозревал.

– Наблюдались признаки невротического состояния. Влюбленность сразу в двух мужчин, невозможность сделать выбор. Отсюда сильнейший стресс.

– Буриданова ослица, – пошутил Ратов.

«Если бы только знал, о ком идет речь! Если бы только знал!»

– А теперь все в порядке. Она внутренне собралась и сделала свой выбор. Реакция, очень схожая с поведением Эдуарда. Но тот отказался от мучений с Евой и пока вообще воздерживается от новых контактов. А «Стелла» выбрала одного из мужчин. Очень любопытно, что повышение энергетического уровня ведет к отказу от лишних выбросов энергии.

«Что он говорит? Марика сделала выбор! В чью пользу? – Петр почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Пока он отбивался от журналистов, обсуждал технические проблемы, его метод творил суд и расправу. – И кто же жертва? Не я ли самый пострадавший в этой истории? Или все же Игорь?»

– Хорошая реакция, – сказал Ратов. – Что дальше будете делать со «Стеллой»?

– Нужно закрепить позитивные изменения в сознании, – оптимистично сообщил Ториа. – Она крайне уязвима. Чтобы избежать рецидива, следует все упростить. Радости жизни должны восприниматься «Стеллой» не как вершина, до которой придется добираться ценой неимоверных жертв, а как естественное состояние человека. Наша методика ей идеально подходит. Планируется мягкое выравнивание гормонального уровня. Она будет спокойнее и креативнее.

– А не утратит своеобразие? Она же оригинальный человек – по реакциям, восприятию мира. Артистическая натура, – не выдержал Громов. Это максимум, что он мог сказать.

– Вы ее лично знаете? – неожиданно спросил Ториа.

«Проницательный психолог, а я проговорился. Нужно быть осторожнее. Он меня тоже изучает, но своими выводами вряд ли поделится. А зачем он это делает? Из профессионального интереса или по другой причине? Любой вариант возможен. Но контакт с Марикой все равно не утаишь».

– Да, я видел ее и даже наблюдал. Со стороны, – сказал Громов.

Ториа успокоился. По крайней мере внешне.

– Хороший вопрос. Надеюсь, она сохранит оригинальность мышления и своих реакций. Во всяком случае она уж наверняка прочувствует, работает «умная» ткань или нет. И, что важно, сможет зафиксировать и передать свои ощущения.

– Да, я знаю, – сказал Громов и заметил удивленный взгляд Ратова.

– Кстати, до меня доходит мнение, что мы не ограничиваемся тестированием «умной» ткани, а специально подстраиваем так, чтобы познакомить друг с другом нужных людей, создать для них экстремальные ситуации, оказать психологическое воздействие. Может, я чего-то не знаю? Петр, ты ничего не химичишь? – спросил Ратов.

– Даже не думал.

– Если подумаешь, не забудь мне об этом сказать.

Она твердо решила – никакого общения, никаких звонков. Нужно рвать резко, тогда будет очень больно, но мучения продлятся недолго. Вычеркнуть из памяти!

Ей очень нравился его запах. Он предпочитал редкие мужские духи, которые распространяли слегка терпкий древесный аромат с оттенками кедра и можжевельника. Казалось, что этот запах преследует ее повсюду как наваждение.

Попытки включить разум не помогали. Можно ли прожить с Громовым свою жизнь? Это нереально. Она опять выдает желаемое за действительное.

Мудрые люди говорят, что мужчина способен быть однолюбом, но с одной женщиной прожить всю жизнь он все равно не сможет. Одна женщина подходит для юности, другая для зрелости, и, наконец, третья – или тридцать третья, у кого как – для старости.

«Предположим, я уйду от Игоря, а потом Петр уйдет от меня. Но я не могу жить так, как будто ничего не случилось. Не могу!»

Если бы премудрый Ториа увидел ее в этот момент, он был бы очень расстроен. Сделала выбор? Если бы! Она хочет сделать этот проклятый выбор, но ничего не выходит.

Марика набрала номер Громова. При звуке его голоса кровь бросилась в голову, потемнело в глазах. Она была на грани обморока.

– Это ты? – спросил Громов.

«Мог бы и не спрашивать».

– Мы увидимся?

– Нет, я звоню тебе в последний раз, – сказала Марика.

«Вот и ответ на вопрос, кого она выбрала. Мэлор был прав. Она избавилась от меня».

– Ты ничего не понял, – сказала Марика.

– Почему же, я все понял, так будет лучше. Для тебя.

– Ты идеальный.

– А вот здесь я бы поспорил, – сказал Громов осипшим голосом. – Ты меня совсем не знаешь. У меня масса недостатков.

– И какой самый страшный?

– Могу завестись из-за абсолютной чепухи. С пол-оборота.

– Не заводись. Для этого не будет причин.

– Ты готова все оправдать, – сказал Громов.

«Черт, что у меня с голосом? Очень першит в горле. Плохая погода, будь она неладна!»