Текст книги "Штаны"

И только сейчас заметил, что Юрашкин скромно ждет у окна, слившись со стеклом и превратившись в человека-невидимку.

– Извините, у вас вопрос?

– У меня просьба, – умоляюще прошелестел кутюрье, убедившись, что другие «гламурные портные» его не слышат. – Можно ли попробовать ваши модели, поносить их? Появятся новые ощущения. Этого не объяснишь. Но я уверен, родятся неожиданные идеи.

«А ведь он прав. Как мы об этом не подумали? Посоветуюсь с Громовым».

– Хорошо, мы подумаем, и я вам позвоню.

– Буду ждать. С нетерпением!

В зале задержалась молодая женщина в странно знакомых джинсах. Видимо, журналистка. Она копалась в своей сумке и, кажется, что-то искала. Потом резко задернула молнию и подошла к Ратову.

«Это же наши джинсы!» – вспомнил Ратов.

– Мне нужно с вами поговорить, – сказала незнакомка. – Меня зовут Виктория.

Глава 19. Проблема выбора

Поздно вечером, когда рабочий день уже закончился, на домашний телефон Ратова позвонил кремлевский знаток моды Ампилов.

«Откуда он знает, что я дома? Следят, что ли? Наверняка рядом с ним сидит Юрашкин. Высокие отношения».

– Добрый вечер, Игорь Борисович. Извините, что так поздно. Только сейчас освободился от срочных дел. Как ваши впечатления от дизайнеров?

– Обогатился новыми идеями!

– Что решили?

– У нас два варианта. Первый: выбираем одного из кандидатов, которые попали в «короткий список». По результатам обсуждения больше шансов у Юрашкина.

– Вот это правильно! Я же говорил, что он – лучший.

– И второй вариант. Заключаем контракты одновременно с тремя модельерами, чтобы максимально использовать их сильные стороны. У каждого свои преимущества. У Юрашкина – отличные модели и сеть магазинов. Чекурин – талантливый мастер, имеет отечественную пошивочную базу. Столачев прекрасно ориентируется во вкусах молодежной клиентуры. И, кстати, может предложить интересные идеи – «технологическая одежда». Близкое попадание.

– Этот вариант хуже, – разочарованно заметил Ампилов.

Ратов представил, как рядом в напряженной позе свернулся калачиком Юрашкин. Смотрит на телефон затравленным и умоляющим взглядом.

– А чем вам не нравится второй вариант? – спросил Ратов. – Мы, собственно, на нем хотели остановиться.

– Нужен генеральный подрядчик проекта. Главный в этом деле. А то модельеры передерутся друг с другом.

– Да, я уже заметил их склонность к членовредительству. Если одного из них назначить генеральным, другие просто откажутся сотрудничать. Жаль их терять.

– А я вижу, вы дипломат. Кстати, Юрашкин может отказаться.

«Сейчас он посмотрел на кутюрье. Тот закивал головой – дескать, непременно откажусь».

– Если откажется, сильно об этом пожалеет. «Проект века». Такими предложениями не разбрасываются. Он получит огромный кусок от общего пирога. Дай бог с этим справиться.

– М-да, – зашамкал Ампилов.

«Включил громкую связь. Юрашкин даже привстал. Бросает отчаянные взгляды. Не знает, на что решиться».

– А чтобы сохранить общую стилистику, мы думаем пригласить независимого консультанта с мировым именем. Он не будет вовлечен в коммерческий проект. Это упростит дело. Чекурин на днях в Париж выезжает.

– Это зачем? Вы с ним уже в тесном контакте, как я вижу.

– Готовить очередную презентацию своих моделей, – нудным голосом стал перечислять Ратов, вытягивая жилы из Ампилова и затаившегося где-то рядом с ним встревоженного кутюрье. – Заодно будет вести переговоры о независимом консультанте. Не грех и господину Юрашкину поразмышлять, кого он мог бы предложить на эту роль. А то упустит время.

«Нельзя быть таким садистом, – подумал Ратов. – Их сейчас кондрашка хватит».

– А он предложит, обязательно предложит независимого консультанта! – сказал Ампилов.

«Кутюрье встал со стула или кресла – на чем он там сидел – и машет обеими руками. Кажется, получилось. Соперничество между творцами переведем на независимого консультанта. Пусть с ним бодаются, а выбирать мы будем», – улыбнулся про себя Ратов.

– И еще одна проблема. Дизайнерам стоит предоставить образцы «умной» одежды. Пусть прочувствуют ее воздействие сквозь призму своих ощущений. Начать можно с Юрашкина, – сказал Ампилов.

«Кто бы сомневался!»

– Вы знаете, как император Александр Третий Миротворец подбирал контр-адмирала, чтобы командовал эскадрой, отправлявшейся с дружеским визитом во Францию? Об этом рассказывает в мемуарах генеральша Богданович.

– Не слышал, – насторожился Ампилов.

– Жила эта гламурная дама в Санкт-Петербурге, держала великосветский салон. Трехэтажный особняк на Исаакиевской площади, дом номер девять. Построен архитектором Ринальди для фаворита Екатерины Великой Нарышкина. А потом дом принадлежал поэту Мятлеву. До сих пор в путеводителях его так и называют – «дом Мятлева».

– Вы там были?

– Генеральша Богданович отошла в мир иной в 1914 году.

– Рассказываете, словно ее лично знали.

– Это для убедительности. Император Александр Третий Миротворец приказал составить список генералов, которые хорошо говорят по-французски и которые хуже. Список говорящих похуже царь снова вернул, чтобы было написано, кто говорит хуже всех. Оказалось – адмирал Авелан Федор Карлович. Он и был послан во Францию.

– Почему?

– Чтобы меньше болтал.

– Ха-ха. Я подскажу министру иностранных дел Лавреневу. Пусть возьмет на вооружение, – заметил Ампилов.

«Юрашкин сейчас делает отчаянные жесты – не настаивать. Мы без «умной» одежды. Ну ее в качель!»

Но Ратов не угадал.

– Есть и другое предложение, – заявил Ампилов. – Юрашкин мог бы выступить в печати с концепцией нового поколения в развитии моды, чтобы подготовить общественность к появлению «умной» одежды.

«Ах, вот в чем дело! Они обсудили это заранее. Вариант второй, альтернативный. Интересно, а будут варианты три, четыре и так далее? Неутомим на выдумки этот Юрашкин. А такой тихоня с первого взгляда».

– Я так понимаю, что всемирно известный модельер переложит своими словами концепцию, изобретенную Громовым?

– А что в этом плохого? У Юрашкина, как вы справедливо заметили, имя, бренд, известность. Его выступление пойдет на пользу проекту.

«И сразу же поставит его в положение безусловного лидера и непререкаемого авторитета».

– Тогда вновь вынужден процитировать генеральшу Богданович. Известный московский адвокат Плевако Федор Никифорович на заре своей карьеры занимался издательской деятельностью и выпускал журнал «Жизнь».

– Желтая пресса?

– Почему желтая? Литературный журнал. Плевако приобрел у одного жулика права на «Пиковую даму» за четыреста рублей – большую по тем временам сумму. Однако не признал гениальное сочинение великого поэта, переправил его, сократил и напечатал в своем журнале с другой подписью. Весьма поучительный случай. Каждый должен заниматься своим делом.

«Юрашкин сейчас смотрит на телефон страшными глазами. И крутит пальцем у виска. Или не крутит. На сегодня хватит. Из генеральши Богданович ничего более не помню. В случае чего придется придумывать».

– Примерно вот так, – сказал Ратов и повесил трубку.

Глава 20. Падшие ангелы

– Вы наш испытатель? – переспросил Ратов. – Извините, не узнал. Мы ведь раньше не встречались. На фото вы веселее. Что-то случилось?

Виктория действительно выглядела усталой. Припухшие глаза, встревоженный взгляд. Суетливые и беспорядочные движения.

«Она в состоянии стресса. Почему не знаю? Громов-то в курсе?»

– Много работы, – сказала Виктория. – Плохо идет бизнес. Потеряли большую часть клиентов.

– Понятное дело, кризис сказывается.

– Не только. Есть и другие обстоятельства. Но это отдельный вопрос. Послушала я «мозговой штурм». Люди известные, а производят такую какофонию звуков. Впечатление не очень. А вам как?

– Творческие личности. Вы еще не видели, как у нас проходят научные дискуссии, – безмятежно сообщил Ратов.

«Вообще-то они проходят намного продуктивнее».

– Я представляю здесь свое рекламное агентство. У меня есть конкретные предложения по раскрутке проекта. Начать следует с оригинальной презентации. Подумала, и родилась любопытная идея. Посмотрите на досуге, – сказала Виктория, вручая изящную папку с материалами.

– Надеюсь, презентация не в голом виде на велосипедах или, скажем, на лыжах? С цветами в руках. Тоже вариант.

Виктория только махнула рукой:

– Не обращайте внимания. Мамонов может и не такого наговорить, но, когда дойдет до денег, все сделает как надо. У меня более интересные и вполне адекватные предложения.

– Слушайте, Виктория. Давайте мы заключим с вашей компанией контракт на рекламу. Конкурс, в конце концов, чистая формальность. Вы принимаете самое непосредственное участие в проекте. Получили редкую возможность испытать одежду на себе. Чего так добивается Юрашкин. Он хитрый. Понимает, как много это значит. Договорились?

«Он быстро принимает решения. От него исходит сильная энергетика. И добрая».

– Я, кстати, очень благодарна вам за «умную» одежду.

– Громова нужно благодарить. Он придумал.

– Вы реально помогли мне пережить жизненный кризис.

«Видимо, этот процесс следует считать незавершенным. Или у нее новые проблемы? Нужно разобраться. Но рекламой пусть занимается. Разумеется, под нашим контролем».

В корпорации биотехнологий Виктория общалась только с психологом с таинственным именем Мэлор и не была знакома с другими сотрудниками.

Теперь она впервые увидела Ратова и Громова. Говорил в основном Ратов, а Громов, которого представили как научного руководителя проекта, с присущей интеллектуалам скучающей физиономией помалкивал, делал записи и время от времени посматривал в зал.

Один раз снял очки в роговой оправе, протер их тонкой замшей, внимательно посмотрел на нее и, кажется, остался вполне удовлетворенным. А потом опять ушел в себя. Она так и не поняла, что он за человек.

А вот Ратов сразу же произвел благоприятное впечатление. И она решилась. Нужно как-то выбираться из бездны, в которую ее затягивали тени прошлого. Все валилось из рук.

Борис Кремер проявил себя искушенным мстителем и неутомимым преследователем. Клиенты отказывались от сотрудничества с рекламной фирмой Виктории один за другим. Некоторые ссылались на финансовый кризис, другие отделывались невразумительным бормотанием или отказывались объяснить причины.

Но всякий раз она замечала в их глазах одно и то же выражение. И отчетливо видела издевательскую ухмылку Кремера. Она словно обрела второе зрение. Спасибо, конечно, изобретателям «умных» штанов, но ее жизнь легче от этого не стала. Только труднее.

Интересно, а Громов обладает вторым, третьим, десятым зрением или спрятался за своими очками и ничего его не волнует?

В семье творилась какая-то ерунда. Михаил как будто потерял дар речи. Приходит с работы мрачный. Ничего не говорит. Все понятно без слов. Ему кто-то рассказал про ее историю любви и ненависти с Кремером. Наверняка вспомнили о гадких слухах. Кому это понравится!

По ночам она часами смотрит в потолок. Это не назовешь бессонницей. Как будто плывешь в густом, вязком воздухе. Голова наливается тяжестью.

Теплые пяточки живущего в ее теле Некто пробегают по груди, по животу, согревают ноги, пытаются ее успокоить и убаюкать. Но не получается.

Как хорошо свернуться калачиком и заснуть. Но она лежит на спине, не может и не хочет пошевелиться.

А может, все бросить и уехать? Ей предлагают интересную работу – представителем в Черногории, где будет строиться большой гостиничный комплекс.

«А как же Игнатий? Он привык к Михаилу. И я привыкла. Это, наверное, не любовь, но спокойное и нежное чувство. Он хороший человек. Ему-то за что мучиться? За то, что меня встретил?»

Нет, нужно остаться и попытаться достойно пережить эту черную полосу.

Она подготовила предложения для Ратова. Превосходный вариант презентации «умной» одежды, а потом информация пойдет кругами, набирая обороты и сливаясь в один мощный поток.

Обычно пиарщики сваливают все в одну кучу: перечисляют пришедшие на ум издания, заваливают их пресс-релизами, тормошат старые связи и, конечно, приплачивают журналистам.

И сами не представляют, что из этой кутерьмы получится. Так проще. И дороже. И себе выгоднее. А она сделает все иначе – умнее, расчетливее и эффективнее.

Ратов оценит ее предложения. Он уже согласился и не пожалеет. Даже записал на визитке свой личный телефон. Теперь все будет в порядке.

Нет, не будет!

Кремер не отстанет. Нужно избавляться от демонов. Беспощадно.

«Отсутствие страдания равнозначно счастью. Великолепная мысль. Или иначе: счастье – это когда уходит боль. Тоже верно».

Ева положила книжку на ночной столик. Вот уж никак не могла представить раньше, что увлечется произведениями философского содержания.

Приходила с работы, крутилась по дому, занималась любовью и опрокидывалась в глубокий сон. Чтобы рано утром почувствовать рядом умиротворенное дыхание. У нее всегда были мужчины, неутомимые в сексе и сонные во всех прочих делах. Их словно притягивало к ней мощным магнитом, а потом они растворялись в ее личности, желаниях, вкусах, страстях, капризах.

Полностью. Даже осадка не оставалось.

Книжки менялись часто и становились все необходимее. Они заполняли пустоту и многое объясняли. Но объясняли далеко не все, что ей хотелось бы понять.

Как случилось, что влюбленный в нее, спокойный, как слон, надежный, предсказуемый Эдуард дал понять, что ей не стоит возвращаться к нему в Россию? К ее полной неожиданности. Что за бунт на корабле?

Ведь недавно все было наоборот. Она могла позволить себе любой каприз, а он умолял вернуться, в сотый раз признавался в любви и, кажется, находил в этом большое наслаждение. А сейчас вдруг передумал, стал грубым и неразговорчивым.

Она сама сожгла свою тихую гавань. Никуда не денешься. Нужно это признать.

Но Эдик тоже не прав. Она бросила ради него мужа, поехала с ним в суматошную, грязную, озлобленную, жуликоватую и противную ей Москву, дурную копию Чикаго времен Аль-Капоне. В любой момент можно было нарваться на неспровоцированную агрессию, и все время приходилось ожидать какой-либо пакости.

Нью-Йорк казался на этом фоне тихим, провинциальным городом. Не весь, конечно, но по крайней мере районы, за пределы которых ее жизнь не распространялась.

Ей удавалось скрывать свое разочарование, притворяться, имитируя радостное удивление, оргазм в постели и оптимизм в общении с окружающими. Голливудская белозубая улыбка, роскошная фигура, сияющие глаза – все казалось просто и выходило непринужденно, как игра в любительском спектакле.

Но терпение закончилось. Она же не профессиональная лицедейка.

В США ее ожидала привычная и комфортная среда, как будто цветок вновь пересадили в родную клумбу. Не самый, кстати, лучший способ выращивать капризные растения. И она вскоре стала чахнуть, терять жизненные силы, грустить, пока не оказалась в этом бесконечном и давящем аду, между небом и землей, в вакууме, щемящей пустоте.

Утешением и приятным развлечением служили звонки Эдуарда: «Вернись, я тебя жду, не могу без тебя!»

Это стало гарантийным талоном, страховкой, сокровищем, спрятанным на черный день. То, что казалось осязаемым, доступным, легко возобновляемым – только пожелай и получишь в любой момент, – исчезло. Вместо отложенной до лучших времен любви – отстраненность и ледяная враждебность.

Она уже забыла ощущение боли, а сейчас оно возвращается. Разве так бывает? Противное слово «поздно». От него веет неотвратимостью и смертью.

Я не хочу этого!

С ужасом Ева замечала, как меняется ее отношение к Эдуарду.

«Он меня предал. Знал, что я его люблю, и бросил меня в самый трудный момент. Я же обещала вернуться, как только переведу дыхание и наберусь сил».

Мозг прожигали небрежно брошенные им слова: «Ты из тех женщин, которым хорошо, только когда они изменяют».

Его нежность оказалась дешевым притворством, фальшивой монетой, издевательской гримасой. Стоило уехать, и все – ничего не надо!

Как же вырваться из объятий этого проклятого мира?

Она приедет в Москву, чтобы объясниться и понять. Если ее худшие опасения подтвердятся и Эдуард окажется мерзавцем, который ее предал, пусть поглотит его геенна огненная. Нельзя издеваться над женщиной. Особенно если она красива и знает себе цену.

Она не отрываясь смотрела в потолок. С раскинутыми руками и выгнутой спиной.

Распятый ангел мщения.

Элегантно одетая женщина, покачивая крутыми бедрами, вышла на тихую улицу пригорода, привычным жестом поправила прическу и направилась к своей автомашине, припаркованной на стоянке для постоянных клиентов и инструкторов по стрельбе.

Она специально выбрала тир, который не привлекает лишнего внимания, известен узкому кругу посвященных и гарантирует конфиденциальность. Попасть сюда можно только по рекомендации, и стоит это немалых денег.

Зато результат гарантирован. Лучшие профессионалы, неболтливые инструкторы, получение легального разрешения на ношение оружия и в случае необходимости услуги личной охраны.

Ей нравился сам процесс. Тяжесть оружия, которое сливается с рукой, звук выстрела, вспышка пламени и азарт, который охватывает ее по мере того, как пустеет обойма. Азарт игрока, который сдерживает волнение, дрожь, дыхание и кожей чувствует – пули ложатся точно в цель, кучно, разрывают мишень, превращают ее в одну сплошную пробоину с обугленными краями.

Она оказалась способной ученицей. Сначала ее учили стрелять, театрально вытягивая вперед руку – на манер застывших в деревянной позе дуэлянтов. Именно так выглядели офицеры на старых пожелтевших плакатах. Потом она освоила стрельбу с бедра. Почти не целясь.

Инструктор только качал головой.

– Ну как, талантливо? – спрашивала она. Зачем спрашивать, и так понятно. Но она привыкла, что ею восхищаются.

– Неплохо для начала, – бесцветным голосом сообщал инструктор и прятал глаза. Избегал хвалить ее, догадываясь, для какой надобности она учится поражать цель. Чувствовал исходящий от нее и хорошо знакомый ему запах смерти.

Ничего, за это ему платят. За молчание и понимание.

Вставив ключи, она включила двигатель и подождала немного, пока он прогреется.

В последнее время она стала очень аккуратной и предусмотрительной, даже мелочной, обращая внимание на малейшую деталь, рассчитывая каждый шаг, внимательно присматриваясь к окружающим.

Даже собачников, гуляющих со своими тварями по газонам, она изучает, как будто видит их в первый раз.

Цена ошибки возрастает. Но она справится.

«Сегодня день рождения Элвиса Пресли, – бойко говорил по радио известный ведущий. – “Король рок-н-ролла” родился 8 января 1935 года. Для миллионов поклонников он превратился в живое божество. Во всем мире его называли просто Король.

В девятнадцать лет бывший водитель грузовика записал в Мемфисе свой первый хит That’s All Right».

Она представила, как голова дергается назад от удара пули. И раскалывается, словно орех.

«That’s All Right, All Right!» – голос Короля, облаченного в ослепительно белый костюм, украшенный золотым шитьем и сверкающими стразами, завораживал, вызывал спазмы в горле и вышибал слезы из глаз.

«Элвис не умер, он просто улетел на свою планету.

Can’t Help Falling in Love – допев последние строчки, Элвис всегда покидал сцену под оглушительный барабанный бой и грохот труб».

«Да, мне ничего не сможет помешать».

Оставалось ждать совсем недолго. Лишь бы хватило сил.

Глава 21. Потенциальная угроза

Она шла наискосок через улицу, не обращая внимания на редкие в этот зимний вечер машины. Прямо на Бориса Кремера.

Ее лицо показалось знакомым. Борис попятился назад. Он пожалел о том, что был без охраны.

– Ты подлец! – крикнула женщина.

Кремер сделал удивленное лицо:

– Вы это мне?

Женщина пронеслась совсем рядом, чуть не задев его массивной сумкой. Только сейчас он заметил, что из театра к ней спешит растерянный молодой человек с виновато опущенным лицом. Без головного убора, но в изысканно завязанном шарфе.

«Значит, делает вид, что спешит. Притворяется. Чтобы так завязать шарф, нужно помучиться перед зеркалом».

Она стояла на улице и кричала. Без остановки бросала упреки, обвинения, то и дело переходя на ругательства.

«Хорошо, что поток зрителей уже схлынул, – озабоченно подумал Кремер. – Парень выскочил из здания в числе последних. Кажется, актер. Физиономия знакомая».

Скандал не утихал, скорее напоминая монолог. Она кричала, он упорно молчал.

«Ага, знает, что возражать бесполезно. Чем же он ее так раскочегарил? Или она по жизни истеричка?»

«Актер» попытался положить руку на плечо женщины, но она с отвращением сбросила его ладонь, отвернулась и быстро пошла к бульвару.

«Не хотел бы я быть на его месте. Ох не повезло! Бросил бы ее, лахудру!» – посочувствовал Кремер, оставаясь на безопасном расстоянии от места этой драмы.

Издали он увидел, как женщина подняла руку и через несколько мгновений села в остановившийся автомобиль.

Парень выбежал на проезжую часть и также поймал машину:

– Командир, поедем за «хондой», не обижу.

В Рождество разыгралась настоящая зимняя метель. Город накрыло пушистым белым снегом.

«Рождественская сказка», – сказал сам себе Кремер.

Он полюбовался, как снежинки, кружась, опускаются на темные деревья бульвара, глубоко вдохнул аппетитный воздух и юркнул на заднее сиденье автомобиля.

– «Как хорошо проснуться одному в своем веселом холостяцком флэте», – пропел он знакомый с детства романс Вертинского.

Никаких серьезных дел на вечер не предвиделось, и можно было спокойно скоротать вечерок в глубоком кресле с бокалом любимого кальвадоса.

После второй рюмки Кремер почувствовал, что ему опять становится тревожно и даже страшно. Как в тот момент, когда он увидел глаза бесноватой у театра.

«На кого она похожа? Не может быть!»

Борис осторожно поднялся с кресла и прошел в кабинет. Открыл спрятанный в стене сейф и положил на письменный стол папку с материалами на «испытателей», похищенную из лаборатории Громова.

«Надо бы спросить у Завадского, кто крадет это фуфло. И сколько оно стоит. Он, конечно, наврет и заломит цену раза в три дороже. А может, не платить?»

Кремер ворчал для порядка. Он прекрасно понимал, что документы бесценны и что следует заплатить Завадскому любую цену. Иначе на сотрудничестве придется ставить крест. А лошадей на переправе не меняют. Но он любил поторговаться и расставался с деньгами очень неохотно.

«Вот фотография Виктории. Так оно и есть. Очень похожа на дамочку у театра. Тот же тип. Губы, скулы, нос. Или не похожа? Старею. Все бабы на одно лицо».

Кремер хотел было закрыть папку и не портить себе вечер. Однако непреодолимая сила заставила его перевернуть страницу и вчитаться в характеристики, составленные психологом Ториа, медицинские заключения, справки и графики о динамике биохимического состояния «пациента», записи бесед с Викторией, «независимые оценки» и прочие материалы.

Внешность – привлекательная, следит за собой. Идеальный тип деловой женщины.

«Это точно! Волевая, падла. И страстная», – подумал Кремер.

Колоссальная сила воли. Умеет маскироваться. Если хочет скрыть свои чувства, то показывает процентов двадцать, не более того.

«Не знал. Неужели?»

Маскируется только в тех случаях, когда считает необходимым для достижения поставленной цели. Чаще не тратит на это время и силы. Дает выход своим эмоциям, причем вполне сознательно. Сбрасывает таким образом раздражение.

«А вот это правильно. Не маскируется. Чуть что, сразу в лобешник».

В любой момент может вновь замкнуться и перейти к жесткому самоконтролю.

В интригах старается не участвовать. Просто не может подобрать себе достойных соперников и союзников. В сущности, очень одинока.

«Сама виновата», – Кремер настолько увлекся чтением, что забыл про кальвадос, который излучал парфюмерный запах из бокала, оставленного на журнальном столике у кресла.

Достойный кандидат. Сильная личность.

«Да они в нее просто влюблены. Можно “Оскара” вручать за лучшую женскую роль. Ага, подписано: психолог Мэлор Ториа. А это что за хрен?»

Особое мнение Громова:

Мы не должны недооценивать риски, которые связаны с этим кандидатом. Сложно просчитать ее реакцию.

Какие шаги она планирует, как вывернет ситуацию – большой вопрос. Когда вы пишете, что она не увлекается интригами, это не следует понимать буквально. Если она пожелает закрутить интригу, мы не сможем вовремя предотвратить нежелательные последствия.

У Бориса защемило сердце. Глубоко в душе он был согласен с оценкой Громова. Не случайно переполошился, увидев бешеные глаза женщины, похожей на Викторию.

«А вот и ее цитируют».

Я согласилась на участие в эксперименте только по одной причине – дошла до края. Терять нечего.

После разрыва с Борисом Кремером меня постигло жуткое разочарование. Я не могу простить подлостей, которые он творит.

И отчаялась построить отношения с мужчинами. Даже с Михаилом, к которому я отношусь с глубокой симпатией, в последнее время не ладится.

Причина – мои комплексы и постоянные пакости со стороны Кремера.

«И что я такого сделал? Поприжал немного, чтобы засунула свой гонор в одно место. Еще не знает реального прессинга».

У меня появилось недоверие к людям вообще, жесткость и даже жестокость.

Алкоголь, снотворное, успокоительные – ничего не помогало, а только усугубляло ситуацию. И я поняла, что нужно выбирать между жизнью и смертью. Поэтому согласилась попробовать вашу методику.

И чувствую себя намного спокойнее и увереннее.

«Ну, слава тебе господи. Однако рано радуешься. Одно непонятно – почему трачу на нее время. Пошла она к едреной матери! Нет, не все так просто. Нельзя давать слабину. Один раз уступишь, и ты – труп. Пусть приползет, попросит. Это вопрос принципа».

Звучало не очень убедительно, но лучшего объяснения своим действиям Борис пока найти не мог.

«Давно ей не звонил, – подумал Кремер. – Как-то сами собой исчезли звонки из общения. А почему, собственно? Врага нужно держать под контролем. А иначе будут приключаться психозы, как с той у театра».

И он набрал хорошо знакомый номер. Она ответила почти сразу же.

«Волнуется. Говорит немного в нос».

– Здравствуй. Узнала?

– Зачем ты позвонил?

– Хочешь, сейчас приеду? – спросил Кремер.

«Раньше не спрашивал. Просто приезжал».

– Не вздумай.

«Какой же я лох! Зря позвонил».

– Извини, ко мне пришли. Потом поговорим, – крикнул он в трубку.

Резко закрыл папку и вернулся к журнальному столику. Выпил залпом кальвадос и подошел к старинному зеркалу в тяжелой позолоченной раме.

Из зеркала на него смотрело незнакомое лицо перепуганного неврастеника.