Текст книги "Штаны"

Глава 32. Обноски не предлагать

«Если мозгов не хватает, пусть будут хотя бы “умные” штаны», – премьер совершенно не походил на снисходительного добрячка, которого старательно изображал последние месяцы.

Оставшись один, он мрачновато перелистывал бумаги, просматривая по диагонали и задерживаясь взглядом на самых колоритных сообщениях. По разным каналам поступали просьбы глав государств и правительств подарить, предоставить, вручить что-либо из «умной» одежды. И даже провести переговоры о сотрудничестве.

Французский президент Николя Саркози направил свою просьбу одновременно президенту и премьеру России. Так же поступил Сильвио Берлускони.

«Тоже мне друг Сильвио! Мог бы и лично попросить!»

Подобная осторожность, в принципе, была несвойственна итальянскому премьеру. Раньше он предпочитал общаться на короткой ноге, всячески выказывая доверительность, откровенность и непринужденность.

«Страхуется? Значит, имеет основания».

Самым осторожным выглядел американский президент Обама, который ничего не предлагал, вроде бы даже не просил, но тонко намекал, что не прочь испытать «умные» штаны, желательно джинсы. Так, на уровне добрых пожеланий. В духе психологических рекомендаций Карнеги – вам будет очень выгодно и приятно, если я смогу протестировать ваши джинсы.

Еще более сдержанно вела себя канцлер Германии Ангела Меркель – женщина скромная, консервативная, постоянно озабоченная немецким бюджетом.

Впрочем, ее причины недоверия к «умным» штанам были скорее личными. Она не следила за веяниями моды и не терпела вторжений в «интимное пространство». Однако под давлением мудрых советников все же призналась, что может пересилить свои страхи и вплотную ознакомиться с «уникальным изобретением».

Потом опять засомневалась и в конечном итоге запросила мужской костюм. Видимо, решила испытать «умную» одежду на министре иностранных дел или выбрать для эксперимента кого-либо из перспективных политиков, желательно оппозиционных.

Премьер почувствовал, что тиски возмущения, обручем сжимавшие голову, ослабевают. Он с симпатией относился к бюргерам, которых в свое время досконально изучил, готовясь к заброске в качестве нелегала-разведчика.

Не сложилось. Оно и к лучшему. Исполнял бы сейчас роль коммерсанта в одном из германских городов, пил по вечерам пиво и тосковал по туманному Питеру.

Ладно, чего уж об этом? Вот «умные» штаны придумали. А теперь ломай голову – у кого они окажутся в руках, вернее – на ногах и прочих местах?

Не будем усложнять! Нужно продолжить игру. А решения придут сами собой. Пока недостаточно информации. Вернее, для того, чтобы испортить настроение, ее достаточно, и даже слишком, а вот для принятия решения не хватает.

Главное – не затягивать: сразу же направим штаны Саркози и Берлускони. Изготовим мужской костюм для Ангелы Меркель. Пусть поносят, и кто-то из них переподарит штаны Обаме. Он же напрямую не просит. Эти точно, передадут. Не упустят случая поделиться. Отличная мысль!

Не получится. Хорошая задумка, но реализовать не удастся. И все из-за ерунды. Приходится учитывать особенности поведения американцев из элитных кругов. Обама ношеного не наденет.

А жаль!

И другая проблема. Где обещанные «умные» штаны? Кому дарить – понятно. А что в наличии? Ни-че-го. Самое обидное, что виноватых придется искать среди своих – в правительстве и в корпорации Рекалина. Премьер уже собирался вызвать Рекалина, но не успел.

– Приятно получать такие послания от президентов и премьер-министров. И даже в области штанов мы впереди планеты всей! Сравнивают это изобретение с первым полетом в космос. А чего, занятно получилось, – в трубке звучал полный энтузиазма голос президента.

– Зря сравнивают. Ракету еще не изготовили, а космонавты уже стоят в очереди.

– Как не изготовили! У меня сложилось впечатление, что одежда в производстве.

– И у меня было такое представление – до сегодняшнего дня, но, к сожалению, это не так.

В трубке отчетливо слышалось недовольное дыхание.

– Придется провести совещание с производителями и разработчиками под моим председательством. Я начинал, мне и разбираться. И вообще пора поговорить, почему тормозят с модернизацией, – сказал президент.

– Я пришлю материалы.

Настроение опять испортилось. На этот раз надолго. По идее, он должен был сделать выговор Рекалину за то, что в подведомственном ему предприятии проект заблокирован.

Кстати, откуда взялся этот Кремер? Его рекомендовали как деятельного и эффективного менеджера. Нужно будет поговорить с Рекалиным – пусть заменит Кремера, пока не поздно.

Хотя нет, лучше сделать это после совещания у президента. Пусть это будет реакцией на критику. Или даже позже. Кремер будет козлом отпущения. Зачем спешить?

А может, и Кремер неплох? После совещания он забегает быстрее. Кому приятно жить под дамокловым мечом? Наказать никогда не поздно. Пусть поработает.

Найдя выход из неприятной ситуации, премьер вновь повеселел.

– Договорились. Совещание будет в Кремле?

– Могу подъехать в Белый дом, – предупредительно сказал президент.

– Как удобнее. Я буду отсутствовать. Не хочу отменять поездку в Волгодонск. Пуск нового энергоблока. Давно согласовано.

Повесив трубку, премьер в привычной для него манере порылся в памяти. Оставался еще вопрос – непроясненный, недодуманный и как бы отложенный в сторону. Похожий на царапину или легкое растяжение, полученное в спортзале: не болит, но беспокоит, напоминает о себе при резком движении.

Наконец он вспомнил: «Может, и мне стоит поносить «умные» штаны, попробовать?»

Он любит всяческий экстрим – сверхзвуковые самолеты, подводные лодки, даже глубоководные батискафы, не говоря уже о горнолыжных спусках по сложным трассам.

Но тут другое. В спорте преодолеваешь внешние препятствия и опасности. А с «умными» штанами придется впустить неведомую силу в организм, утратить контроль, довериться чужой силе.

«Так не пойдет. Нет уж! Пусть Берлускони сначала поносит. Он отчаянный!»

Глава 33. Испытание

Операторы с удовольствием снимали на камеры, как ругается президент. У него получалось все резче и изощреннее. С каждым разом находились все более яркие выражения и сравнения. Некоторые – на грани фола. Неумолимо приближался момент, когда потребуется перейти на мат или остановиться на достигнутом рубеже.

Ратов привычно регистрировал про себя новые повороты речи президента и фиксировал повторения.

Ага, о том, что не следует протирать штаны, было. Не ездить по заграницам, а работать двадцать четыре часа в сутки – про заграницы впервые, а про двадцать четыре часа – повтор. «А нам плевать» – новенькое. «Самые жесткие меры» – было. «Вплоть до увольнения» – старо и бледно. Как будто увольнение – смертный приговор. Моментально уйдут в бизнес. Вот если бы «вплоть до расстрела». Интонации стали жестче, а в лексическом плане – ничего нового.

Министры и руководители государственных компаний сидели вокруг стола, опустив головы. Некоторые просто поблескивали лысинами. Другие нервными жестами поправляли ровные проборы, словно опасаясь за прически.

Кое-кого стоило бы потаскать за волосы, приговаривая: «Где деньги, Зин?» Но президент, видимо, приберег этот метод воспитания на следующий раз. Народ уже привык к покаянным картинкам и на них не реагировал, хотя некоторые пенсионеры с заторможенной реакцией еще радовались.

«Разве дело в словах и интонациях? – подумал Ратов. – Система не работает или работает с большим скрипом».

– Совести нет, – сказал президент. – Выдаете за инновации современную продукцию, которую и так должны выпускать. На «умные» штаны забили. – Он замялся, словно раздумывая, нужно ли пояснить, что именно забили и на какую глубину, но решил, что не стоит. – Готовый проект! Перспективный! Весь мир завидует, а у нас – никакого движения. Что вы руку тянете, Рекалин?

– Хотел бы ответить на вашу реплику.

– Это у вас реплика, – взорвался президент, – а у меня… приговор! Мои слова в граните отливают, понятно?

«Вот это новое», – удовлетворенно подумал Ратов.

– Чем порадуешь? – спросил Громов.

Он вместе с Мэлором Ториа ожидал, когда Ратов приедет из Кремля и расскажет об итогах совещания, на котором проект должен был сдвинуться с мертвой точки.

– Президент ругался, обвинял Рекалина, а тот сделал предупреждение Кремеру. По моей информации, его собирались уволить. Я ожидал, что объявят на совещании, но опять не срослось. Рекалин промолчал. Позитив в том, что и президенту, и Рекалину наконец-то стало ясно – Кремера нужно убирать. И чем быстрее, тем лучше. Но ведь не сняли, не заменили на порядочного человека. Я просто в отчаянии!

– Ничего страшного. Нормально. Кремер сейчас никаких изощренных мерзостей сделать не сможет. Так, по мелочи. И он это понимает, – попытался успокоить Громов. – В самое ближайшее время произведем первую партию, подпишем соглашения на линейку одежды, и вперед. Через год-два выйдем на массовое производство.

– Произойдет такая же революция в сознании и образе жизни, как с сотовой связью. Все будут иметь и носить «умные» штаны. И не только штаны, – заметил Ториа.

– По крайней мере демографическую проблему Россия благодаря «умным» штанам решит, – с тихой надеждой прошептал Ратов.

– С тебя и начнем.

– Я не против.

– Я тоже, но есть непредвиденные обстоятельства.

– Что на этот раз?

– Помнится, я уже говорил, что Кремер располагает информацией о наших испытателях. Обо всех без исключения. Ищет слабое звено, на котором можно завалить проект и взять под свой контроль.

– Очень не вовремя, – сказал Ратов. – Мы только выходим на старт, а этот маньяк нам мину в кроссовки закладывает.

– Хорошее сравнение.

– Откуда информация?

– У Завадского имеется агент, который сливает информацию, – пояснил Громов.

– Ты обещал его найти, – поморщился Ратов.

– А чего его искать? – сказал Ториа. – Этот человек перед вами.

Она вышла из машины и направилась вдоль Обводного канала. До встречи оставалось еще полчаса. Любимый Горбатый мост. Сюда она приходила после окончания школы, на следующий день после выпускного вечера. Ей всегда казалось, что эти места пропитаны дрожащей тревогой и беспомощной нежностью.

Нелепое и судорожное нагромождение домов. Причудливое соседство обветшалых и когда-то очень уютных особняков с их братьями-новоделами, которые, словно грибы-боровички, бодро вылезли на поляне среди заваленного упавшими деревьями тенистого леса.

И, конечно, безликие уроды со стеклянными стенами и римскими колоннами.

А на фоне всего этого чисто московского хаоса – изгиб моста, словно вывернутая нота.

Она знала эту фамилию – Кремер. И даже догадывалась, зачем он пригласил ее для «деликатной встречи».

Под ногой скрипнула оставшаяся после морозной ночи льдинка. Как прогнившая кость вбитого в землю скелета. Пахло смертью, и этот запах был сладким и удушливым.

– И вы так спокойно об этом говорите! – Ратов удивленно посмотрел на Ториа, который сохранял свою обычную невозмутимость.

– А почему бы и нет? Да, я сдавал информацию, причем абсолютно обо всех испытателях.

Ратов развел руками:

– Ничего не понимаю. Может, у меня галлюцинации? Я пошел! «Я сво-бо-ден…» – пропел он и медленно встал со стула, посматривая в сторону двери.

– Мэлор встречался с человеком Кремера по моей просьбе, – сказал Громов. – Мы так договорились.

– Тогда я действительно лишний. Вы крутите за моей спиной какие-то комбинации. Я не в курсе. Так дела не делаются.

– Да, извини, что не предупредили. На то были причины.

– Мы хотели использовать Завадского, а через него и Кремера, чтобы проверить всю цепочку испытателей, – увлеченно объяснил Ториа. – Выявить с их помощью, но без их ведома слабое звено. Жестоко, но в науке иначе нельзя. Данные биохимических исследований и психологические испытания не дают полной картины. Приходится применять специальные методы.

– Вот именно, – солидно подтвердил Громов. – Ты, кстати, и сам догадывался, что мы специально создавали ситуации, чтобы подтолкнуть интересующих нас людей к знакомству, выявить особенности их реакций на импульсы «умной» одежды. Проведена огромная и очень полезная работа. Сейчас вот вышли на интересную оперативную комбинацию.

– Ладно, романтики от науки. Потом я еще выскажу, что о вас думаю. Давайте разбираться. Кремер нашел слабое звено. Кто это?

– Испытатель «Стелла».

– Я с ней, кажется, не встречался, – сказал Ратов.

– Если бы. «Стелла» – это Марика, – сказал Громов.

– Кто?!

– Сейчас она как раз беседует с Кремером.

– Ты больной! – крикнул Ратов. Еще мгновение, и он ударит Громова.

– Как всякий, кто прошел через разведку.

– Тяжело больной, неизлечимо, – дополнил свою мысль Ратов. И постарался спрятать руку за спину. Она не слушалась и сжималась в кулак.

– Будешь таким же. В случае успеха. А если ничего не получится, тоже будешь – никем. Ни на что не способным, разочарованным и бесполезным кретином, – пообещал Громов.

– Ну, вы преувеличиваете, – заметил Ториа.

– Приятно познакомиться, – проявил галантность Кремер. – Видел ваше фото, но в жизни вы еще прекраснее.

– Цветы не принесли? – спросила Марика.

– Постеснялся, но в следующий раз обязательно принесу букет роскошных роз.

– Следующего раза не будет.

– Тогда перейдем к делу. Простейшая, абсолютно невинная просьба. Вы напишете Громову, а заодно и Ратову нечто вроде заявления. В документе сообщите, что под воздействием «умной» одежды теряете контроль над собой, снятся кошмары, появились признаки устойчивого невроза. А копию письма вручите мне, – Кремер опять улыбнулся.

На этот раз с легкой тенью сочувствия.

– А затем я исчезаю, а вы все сваливаете на Громова как на изобретателя опасной технологии и на Ратова, руководителя проекта и моего мужа. Он, дескать, виноват – довел меня до самоубийства.

– Кстати, Ратов в курсе, что вы участвуете в испытаниях?

– Нет, он не знает.

– Вот сюрприз-то будет! – порадовался Кремер. – Вам не откажешь в догадливости. Вполне возможный вариант с самоубийством. Но очень хлопотный. Когда появится такой очаровательный труп, не избежишь тщательного расследования. А оно нам нужно? Можно и попроще сыграть – с тем же результатом.

– Позвольте поинтересоваться, каким образом?

– Слушайте, вы будете колоться? Или я зря трачу время? Мы вас изучили сверху донизу. Я предполагал, что вы по крайней мере поплачетесь в жилетку. А вы раскручиваете меня на факты. Как следователь. Что я вам сделал? Соглашайтесь, и дело в шляпе.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Да все вы прекрасно поняли. Я использую заявление…

– Донос.

– Хорошо, донос – чтобы поставить под сомнение испытания, проведенные фанатиком по имени Громов. Обвиню его в подтасовке. Это предлог, чтобы заменить руководство проекта. А когда все случится, может, я опять приглашу вашего мужа и его оголтелого приятеля, но уже на других условиях. Они будут заниматься своим делом, получать большие деньги и массу удовольствия, а все неприятности, удары судьбы и прочие мерзости бытия я возьму на себя. Соглашайтесь, иначе потеряете Ратова. Громова уже потеряли. Теперь на очереди ваш муж. Он погрязнет в работе. Вы его будете лицезреть все реже. Соглашайтесь, – повторил Кремер, – и все будут довольны.

– А если я скажу «нет»?

– Знаете, что я сделаю?

– Догадываюсь.

– Правильно, я подниму закрытое уголовное дело. Вы по молодости задавили человека, управляя чужой машиной и будучи слегка под градусом. Грозила тюрьма, дело замяли – понятно, что за деньги[4]4
  См. роман «Кремль». С309


[Закрыть]. А теперь вот развернулась бескомпромиссная борьба с коррупцией. Пора достать скелет из шкафа. Рукописи не горят. Далее, вы в тюрьме – я постараюсь. Ваш муж господин Ратов в любом случае теряет управление проектом. По крайней мере влиятельные люди в этом заинтересованы, а Громов уедет туда, откуда приехал, – в свою Сибирь. И будет самозабвенно изобретать «умные» презервативы. Я первый куплю. Незаменимая вещь.

– У меня нет выбора?

– Выбор есть всегда.

– А время у меня есть?

– До завтрашнего утра.

Она прошла вдоль Обводного канала до Якиманки и повернула направо, в сторону реки. Через десять минут Марика стояла на Каменном мосту и смотрела на густую темную воду, только что освободившуюся от потрескавшегося льда.

Появилось робкое солнце. Заискрились купола колокольни Ивана Великого. Внизу шумели набережные, забитые машинами.

Марика попыталась мысленно перенести Кремль в Италию – все же строили итальянские архитекторы. Ничего не получалось. Картинка смотрелась нелепо.

«Как и моя нелепая жизнь», – она оперлась на парапет и почувствовала головокружение, словно неведомый Некто поднимал ее над скопищем домов, автомобилей, над тоской, сомнениями и болью, которая злобным скорпионом жалила в виски.

Он поднимал и уносил ее в бесконечное серое пространство – туда, откуда игриво падали на землю солнечные искры.

– Не нужно, дорогая, – услышала она тихий голос и обернулась.

Сзади стоял Ратов в распахнутом пальто и съехавшем набок галстуке.

«Этот галстук ему не идет», – подумала Марика.

Глава 34. Любой ценой

Этого не должно было случиться. Громов до последнего был уверен, что Кремер не осмелится ударить по Марике. Он же в курсе, кто ее муж, и не захочет в открытую объявлять войну Ратову.

Одно дело – вести корпоративную войну вокруг проекта, а совершенно другое – вторжение в личное пространство. Шантаж, давление, болевые приемы в отношении родственников.

Беспредел, который нельзя прощать. Как в разведке, где существует неписаное и строго соблюдаемое правило – родственников не трогать. Исключение делается для террористов, и то в крайних случаях, чтобы спасти человеческие жизни.

Когда Громов понял, что Кремер намерен шантажировать Марику, было уже поздно. Сорвать их встречу – значит поставить под угрозу оперативную комбинацию, переключить внимание на других испытателей, раскрыть роль Мэлора и развязать руки Кремеру. А до чего может додуматься этот отморозок – никто не знает. Рискованно и неправильно.

Марика выдержит давление, не сломается, хотя, конечно, ей придется пережить неприятные моменты. Но после таких испытаний приходит необыкновенный подъем, пробуждается жажда жизни, ценишь каждую минуту и открываешь новые достоинства своих близких, забывая об их недостатках и своих сомнениях.

Одно компенсирует другое.

Громов уговаривал себя и знал, что это знакомая полуправда. Получается, что он закрывает глаза на боль, которую испытает Марика. Неизбежно и очень сильно. Но хирург тоже приносит боль, необходимую для излечения.

Профессионально – все правильно. Но профессия и жизнь – не одно и то же. И очень плохо, когда они сходятся.

– Марика тебя простила, – буркнул Ратов.

– А ты?

– На больных не обижаются. Я с тобой еще поговорю. Поподробнее! Но не сейчас. Нужно успокоиться.

– Главное – чтобы я сам себя простил, – лицемерно вздохнул Громов.

– Кремеру – звездец, – сказал Ратов. – Черт с ним, с проектом, но этого гнуса смердящего я достану. Любой ценой.

«В этом желании он не одинок, – подумал Громов. – Нужно признать, что операция провалилась. Марика была на грани. Продолжить игру с Кремером «втемную» уже не получится. Этот вариант отпадает».

– Что мы имеем в конечном итоге? – спросил Ратов.

– Кремер перешел последнюю грань и будет ждать ответного удара. А мы знаем, что стихийно сформировалась многочисленная группа лиц, мечтающих расправиться с ним, отомстить или попросту убрать, чтобы не мешал. Уникальная ситуация. И все желающие – на редкость пассионарные личности. Вполне способные на членовредительство, если жизнь заставит. А она заставляет. Таким образом, мы имеем бомбу, которая может взорваться в любой момент.

– Кто конкретно?

– Ограничусь простым перечислением непримиримых врагов Кремера – Виктория, Михаил, Николай, Елена. Теперь к ним добавились ты и Марика, – сказал Громов.

– А ты?

– Само собой. Я перечислил «народных мстителей», которые нам известны. По прошлой жизни Кремер наверняка тоже обзавелся врагами. Это вошло у него в привычку – где ни появится, везде наследит.

– Пустим на самотек? – с робкой надеждой спросил Ратов.

– Хотелось бы сложить ручки и понаблюдать. Но, к великому сожалению, расправу с Кремером придется предотвратить. Невыгодно и крайне несвоевременно. Если его зашибет кто-нибудь из испытателей, начнется расследование. Тебя отстранят от проекта, меня отправят обратно – в сибирские просторы. И обязательно появится «третья сила», которая, поверь мне, очень внимательно наблюдает за процессом и выжидает. Она и захватит все в свои руки.

– Это невыносимо, – простонал Ратов. – Убирать! Срочно убирать Кремера.

– Согласен, но цивилизованным путем.

– А как же Марика? Он угрожает, выдвинул ультиматум. Ей нужно уехать.

– Наплевать на его ультиматум и растереть. Ничего страшного. Приставим охрану, никто Марику не тронет. Кремер блефует. Старое уголовное дело открыть не так просто. Нужно обосновать, представить вновь открывшиеся обстоятельства. Он не захочет просить. Будет дрожать от страха и терзаться, зачем объявил нам войну.

– Что он, сумасшедший?

– Сумасшедший. Ты уже спрашивал, и мы об этом договорились, – терпеливо пояснил Громов. – Ситуация, однако, хуже, чем можно себе представить. Завязались другие узлы. Непонятно, чем закончится конфликт между Евой и Эдуардом.

– У них взаимные претензии?

– От любви до ненависти один шаг. И они этот шаг уже сделали.

– Час от часу не легче.

– И это еще не все. Стало известно, что Елена – в остром конфликте с итальянским проходимцем Бисконти. Спит и видит, как бы стереть его с лица земли.

– Она может.

– И он тоже.

– Чудовищно. Так хорошо начиналось. Когда ждать событий? По твоей оценке?

– Складывается впечатление, что кульминационным моментом станет презентация «умных» штанов. Я постараюсь переговорить со всеми участниками этой пьесы – до трагической развязки. Надеюсь, что прислушаются к голосу разума.

– Совершенно забыл о презентации. Может, отменим ее, к едреной матери? Не будем рисковать? Перенесем на более спокойное время, на потом, в далекое будущее! – предложил Ратов.

– Ни в коем случае.