Текст книги "Штаны"

Глава 26. Зеленая кровь

Елена не ожидала звонка Бисконти. После «нахлобучки», которую ему устроил Николай в Милане, итальянец проявлял завидную деликатность, был обворожителен, соблюдал все условия контрактов, служил образцом кротости и благонравия.

И вдруг этот звонок. Как будто знает, что Николай опять в командировке.

Ах да, точно знает! Он сказал, что вернулся с торгово-промышленной выставки во Франкфурте, куда отправился Николай. Там они могли встретиться.

Или опять соврал? Сидит в своем Милане и плетет паучьи сети. Кто-то обязательно попадется. Как она в свое время.

– Елена, извини за беспокойство, но мне очень нужна твоя помощь. Подчеркиваю, мольто импортанте!

«На что он намекает? Опять шантаж?»

– Я узнал, в Москве готовят мегапроект. «Умная» одежда. Вестити интеллидженти. Браво! Лучше не придумаешь. И ты участвуешь.

«Откуда ему известно? Вот проныра! А мне обещали, что все будет конфиденциально. Никому нельзя верить!»

– Что нужно, Роберто?

– Сущие пустяки, хочу получить контракт на поставки «умной» – интеллидженти – одежды в Европу и в Гонконг. Да, и в Южную Америку. У меня друзья в Аргентине и Колумбии. Тебе – хорошую комиссию. Очень выгодно! Мольто профикво! Останешься довольна.

– Роберто, я не решаю эти вопросы. Ты обратился не по адресу.

В трубке что-то скрипнуло, словно раскололи орех или раздосадованный Бисконти заскрежетал зубами. Это с ним случалось.

– Елена, не нужно так с друзьями, – совершенно другим, резким и противным голосом сказал Бисконти. – Я согласился, чтобы Николаю было приятно. И тебе тоже. Обещал все забыть. Но я не забыл. Не советую отказываться.

– Роберто, я пошла бы тебе навстречу.

– Так в чем дело? Иди, и побыстрее!

– Я не влияю на ситуацию. Честное слово. Ну как тебе объяснить, чтобы ты поверил!

– Глупости! Не хочешь помочь. Ты же умная женщина. Знаешь, от кого зависит. Отмахнулась от меня. Не нужен Роберто. Нехорошо. Неуважение. Имей в виду, я ничего не забыл! И могу вспомнить. Понимаешь? Кьяро?

– Но ты обещал.

– И ты обещала, что мы останемся друзьями. А где дружба? Я скоро буду в Москве. Очень надеюсь, ты меня встретишь. И сделаешь как надо. Мне необходим этот контракт!

«Даже не попрощался. Слишком долго унижался и теперь свое наверстывает. Ждал момента и дождался. И я дождалась. Ведь знала, что нельзя ему верить. Слащавые улыбочки, лесть – сплошное притворство. Гнус! Лицемер! Только могила исправит».

Елена почувствовала, как от волнения дрожат ноги. Стены превратились в ватные серые облака и медленно поплыли перед глазами.

Она сжала вспотевшие ладони и волевым усилием взяла себя в руки.

«Приезжай! Я тебя встречу. Приезжай, дорогой! Вьени, каро!»

– Встретимся в конце недели, – твердо сказала Елена.

– Почему так поздно! Я в Москве уже третий день, – Роберто Бисконти злился и не скрывал своего бешенства. – Нужно срочно поговорить. Ты так и не дала ответа.

– Что от меня требуется?

– Скажи «да». Или я буду действовать другими методами. Я сделал предложение. Никакой реакции!

«Это не предложение, а ультиматум», – подумала Елена. Ее беспокоило состояние Николая. Она уже рассказала ему о кознях Бисконти в деталях, и Николай неожиданно замолчал, что было непривычно и пугающе. Только по выражению его глаз она поняла, что Бисконти его «достал».

«Нужно что-то говорить. А что тут скажешь? Отказать Бисконти? Еще раз объяснить ему, что ссориться со мной, и особенно с Николаем, опасно. Не поймет. Он то ли тупой, то ли наглый и не привык, чтобы ему отказывали. Тяжелый случай».

Елена очень сожалела о том, что втянула Николая в эту историю. За непродолжительное время совместной жизни она хорошо изучила его характер. Очень спокойный и уверенный в себе. Чтобы вывести его из равновесия, нужно постараться и приложить немало сил. Она попробовала один раз – больше не хочется.

Николай терпел, старался все свести к шутке, но скрываемое им недовольство и возмущение накапливались, количество переходило в качество, и он взрывался.

Не дай бог еще раз это увидеть!

– Нужно встретиться. Обязательно на этой неделе, – нудел Бисконти, слегка смягчив свои требования.

– Если получится.

Бисконти выругался. В потоке темпераментной итальянской речи прозвучало нечто похожее на «кретино» и «путана». Или ей показалось.

«А вот ругаться не посоветовала бы, каро. Не поможет», – подумала Елена.

Некто одобрительно подмигнул и погладил ее по спине. Как всегда, теплыми ладошками.

– Не понимаю, – прошептал профессор Островский. – Первый случай в моей практике!

Открытая полость отсвечивала ярко-зеленым цветом.

– Кровь не красная, – уточнил ассистент. – Или это не кровь?

– Зеленого цвета, почти черного. Вы же видите?

– Это действительно кровь?

– А что еще! Продолжаем операцию, – прикрикнул Островский на ассистента.

«Перерождение женщины-испытателя “умных” штанов», «Опасное изобретение», «Зеленые черти в элитной клинике».

Громов с мрачным видом просматривал свежую прессу, которую принято называть желтой или скандальной. На этот раз она «позеленела», надрываясь по поводу необычного цвета крови Елены, угодившей в больницу.

В Государственной думе несколько депутатов за небольшую мзду готовили запрос в Генеральную прокуратуру с требованием провести проверку и всестороннее расследование.

Кремль и правительство подозрительно молчали, видимо, собирая более полную информацию и решая, что делать дальше.

А рано утром Громову позвонил Борис Кремер, который непринужденно сообщил, что хотел бы встретиться на нейтральной территории.

– Так вы уже встречались с нашим генеральным директором Игорем Ратовым, – изобразил простецкую невинность Громов.

– Мы с ним не договорились. Оказался менее подготовленным человеком, чем я ожидал. А у вас опыт. К тому же вы автор изобретения, а Ратов – так, пятое колесо в телеге.

«Вот как заговорил. Не боишься, что я передам Ратову? А чего Кремеру бояться? Раз его назначили директором вместо бедного Матушева, значит, он уверен в завтрашнем дне. Чего не скажешь о нас с Игорем».

– Публикации в прессе – ваших рук дело? – спросил Громов.

– Ха-ха, а вы как думаете?

– Так и думаю.

– Кстати, хотел вас попросить: снимите наружку с моих сотрудников. А то неровен час сядут ваши люди лет на пять или восемь за вмешательство в частную жизнь.

Громов живо представил наглую физиономию Кремера.

«Предупреждали меня, что бизнес в России – силовой, но чтобы в такой степени… До глумления доходит. Ничего не стесняются!»

– Слушай, ты, – сказал Громов. – Беги, пока не поздно. Я тебя в дерьме утоплю.

– А я прищепки на нос надену, – не смутился Кремер. – И вам рекомендую.

Елена медленно приходила в себя после наркоза. Она жестами показывала дежурившей в реанимации сестре, что у нее забита носоглотка. Нужно отсморкаться, а то трудно дышать.

Но сестра не понимала. Или не хотела понять. Смотрела молча, отстраненно.

Опять наступило забытье, как будто погрузилась с головой под воду.

«Это не вода, а воздух. Я, кажется, лечу», – Елена говорила громко, как ей казалось. Но сестра, сочувственно мигнув, повернулась спиной и отошла от постели.

Елена шла по дорожкам кисловодского парка. Поднялась наверх и задержалась у сожженной беседки. На вершины гор стремительно, словно пена, оседающая по стенкам холодного стакана, опускался всклокоченный, рваный туман.

Сейчас пойдет дождь. Она быстро зашагала вниз к оживленной аллее. Слева под горой четкими, как на японских гравюрах, квадратами, светилась во влажном воздухе Долина роз. Упали первые тяжелые капли.

Елена подошла к охраннику некогда знаменитого правительственного санатория «Красные камни», улыбнулась и спросила, можно ли зайти и переждать дождь.

Морщинистое лицо, напоминающее маску сторожевой собаки, разгладилось, глаза сделались добрыми-добрыми.

– Заходите, девушка.

Дождь полил сплошным потоком. Елена стояла на крыльце особняка под козырьком. Холодные капли освежали разгоряченное лицо.

Охранник спрятался в свою будку. Из открытых окон здания доносились голоса и женский смех.

От скуки она стала разглядывать вывешенные на доске объявлений афиши.

«Вечер “Нежность”. Выступает дуэт “Тонус” с концертом “А счастье было так возможно!”»

«Музыка должна высекать огонь из души человеческой. Бетховен. Администрация желает вам приятного культурного отдыха».

Ей не хотелось, чтобы кто-то высекал искры из ее души. Даже Бетховен, сговорившийся с администрацией.

Дождь неожиданно прекратился, как будто повернули выключатель. Выглянуло несмелое вечернее солнце.

Она вышла из калитки, помахала рукой спрятавшемуся в будке стражу порядка и направилась вверх по дорожке – к своему санаторию.

У ворот уже возобновил кипучую коммерческую деятельность мужчина кавказской наружности, вооруженный фотоаппаратом. Он выступал в роли художественного руководителя орла – сонного, недовольного, с хищным клювом и подрезанными крыльями.

Орлуша устроился на руке у отдыхающего. Отдыхающий был в пиджаке, надетом на белую майку с надписью «Париж – Дакар», и в белой полотняной кепке с надписью «Сочи» на фоне синих волн.

– Качай! – пронзительно крикнул кавказец.

Елена вздрогнула. Пиджаконосец дергал рукой, но орел не обращал внимания.

«Хочет, чтобы орел взмахнул крыльями, пытаясь взлететь», – догадалась Елена.

И орел взмахнул.

– Больше не качай! – отчаянно закричал кавказец.

Елена ускорила шаг. Сзади раздавались истошные крики:

– Не качай и не моргай!

Воздух был свеж и прозрачен. Дышалось легко, и она заснула.

Профессор Островский, как всегда, был стремителен и взъерошен. Своим великолепным носом с горбинкой он напоминал приснившегося Елене орла.

– Голубушка, предупреждать надо! Я чуть инфаркт не схватил. Кровь у вас – зеленая! – сказал Островский.

– Как зеленая! – обреченно прошелестела Елена.

«Не качай и не моргай», – стучали молоточки в висках.

– Что-то с Николаем?

– Все в порядке с вашим Николаем. Но вас считают мутантом.

– Кто считает? – похолодела Елена.

– Об этом пишут средства массовой информации, – сообщил ассистент в белом халате и положил на столик газету с фотографией Елены на первой полосе и большим заголовком: «Мутанты среди нас».

– Не расстраивайтесь, – сказал Островский. – Если вы действительно мутант, то самый симпатичный среди них.

– Мы не можем рисковать. Необходимо приостановить проект, – Ратов выглядел постаревшим лет на десять. Глаза потеряли обычный живой блеск и походили на тусклые оконца. Голос звучал глухо, но твердо.

Громов и Ториа сочувственно переглянулись. Словно на похоронах любимого родственника.

– Нервы не выдерживают? – спросил Громов.

– Дело не в нервах. Мы не понимаем до конца механизм действия биоодежды. Я не хочу плодить монстров.

– Подумаешь, кровь зеленая, – безмятежно заметил Ториа. – Главное, чтобы душа была светлая. У моего дедушки кровь вообще наполовину состояла из алкоголя, а прожил более ста лет.

– Он пил красное вино, – не совсем к месту сказал Ратов и нервно почесал нос.

– Не торопись, – посоветовал Громов. – Сейчас поедем в больницу. Все проверим. Может, ошибка или причина совершенно несущественная. Не в ту пробирку налили, не то смешали. Знаешь, какой порядок в наших больницах?

– Я никуда не поеду, – сказал Ратов.

– Почему?

– Бесполезно. Сегодня утром Елена исчезла из больницы. В неизвестном направлении.

– Ее убили или выкрали, – предположил Ториа.

– Да бросьте вы, честное слово! – прикрикнул Ратов. Получилось не совсем вежливо, но никто на него не обиделся. Переживает человек.

– Ничего страшного. Будем искать, – сказал Громов и поперхнулся.

Елена шла по улице, не узнавая домов. Она уже бывала здесь ранее. Но когда, зачем, с кем?

Некто, поселившийся в ее организме, уверенно вел ее по заранее намеченному маршруту, ничего не поясняя и не обещая.

«Я узнаю этот подъезд», – подумала Елена. Она вошла в холл гостиницы, затем в лифт, нащупала кнопку нужного этажа и надавила на нее.

На пятом этаже вышла из лифта и быстро-быстро, почти бегом устремилась к номеру люкс в конце коридора. Постучала в дверь и толкнула ее внутрь.

На пороге стоял Бисконти.

– Она ушла рано утром, еще до обхода, – пояснил смущенный «эскулап» в белом халате.

– А личные вещи? – спросил Громов.

– Висят в шкафу. Все на месте. В тумбочке полно вещей. Вот сестра подсказывает, что вроде сумка пропала.

– У вас что? Проходной двор или больница?

– Сам удивляюсь. Может, в этот момент была пересменка персонала?

Громов оглянулся на Ратова, который в последний момент все же решил поехать с ним в больницу.

Теперь уже и Громов выглядел не на шутку встревоженным. Какую деталь ни возьми, все выглядело загадочно и даже пугающе.

Зеленая кровь – изменение цвета. Никаких ошибок. Бесспорный факт. А что это значит?

Биохимия в норме. Нужно было провести дополнительные исследования. Зачем было бежать? Откуда у Елены взялись силы? После операции ей было трудно вставать. И вдруг такая прыть!

Никто ее не видел. Превратилась в человека-невидимку? Невероятно!

«Объяснение может быть очень простым. А почему ты так уверен? Может, действительно лучше приостановить работы, как советует Ратов? Но тогда мы вообще ничего не узнаем».

– Что будем делать? – спросил Ратов.

– Я подключу наш институт. Вопросы есть, но паниковать не стоит. Пока ничего страшного не произошло.

– Нужно позвонить Николаю.

– Согласен, – сказал Громов, доставая мобильный телефон.

– Я уже в курсе, – сразу же ответил Николай. Судя по спокойному голосу, он не представлял всей серьезности ситуации. – Думаю, она скоро подъедет. Наверное, больница надоела. Это в ее характере. Непоседливая.

– Если бы она поехала домой, то была бы уже на месте, – сказал Громов.

– Возможно, зашла в магазин. Или к подруге. Хотя какая подруга рано утром? Сколько прошло времени?

– Более двух часов.

– Как? Я думал меньше! – крикнул Николай.

Громов болезненно поморщился и на всякий случай отвел трубку подальше от уха.

– Сейчас обзвоню знакомых и проскочу по ее обычным маршрутам.

– Это правильно, Николай. Будем на связи, – сказал Громов.

– Что он? – с некоторой надеждой спросил Ратов.

– Ничего не знает. Будет искать.

– И это называется наукой! Сплошные сюрпризы, один неприятнее другого. Женщины с зеленой кровью. Пропадают неведомо куда, – не удержался от едкого замечания Ратов.

– А ты как думал? Пробираемся нехожеными тропами. Да если взять историю науки, то почти все крупные исследования похожи на детективные расследования. Не будет спокойной жизни. Если хочешь добиться серьезного результата, нужно рисковать.

– Я уже ничего не хочу, – возразил Ратов.

– Напрасно! Сейчас самое время, – сообщил Громов. Его уверенность передавалась Ратову и всем окружающим.

Ну подумаешь, кровь зеленая. Обычное дело!

– Елена, мы не договаривались о встрече, – Бисконти был не то чтобы испуган, но крайне удивлен и насторожен. В этой дикой Москве всего можно ожидать: и бешеных денег, и больших неприятностей.

Всего!

– Расписки, – сухо сказала Елена.

«Откуда она знает?» – подумал Бисконти и попытался помешать Елене войти в номер. Однако она легко отодвинула его одним жестом руки, неожиданно сильной и очень тяжелой. Итальянца словно вдавило в стену.

Бисконти долго сомневался, стоит ли ехать в Москву. Он обещал Николаю не шантажировать Елену и вести себя как пай-мальчик – тихо и покладисто.

Однако на кону слишком большие деньги, и жажда легкого обогащения оказалась сильнее любых опасений и страхов.

Бисконти взял билет до Москвы, а заодно прихватил оригиналы и копии расписок Елены в получении «комиссионных». Если заупрямится, это должно сработать.

Но он ничего не говорил ей про расписки. Он вообще об этом никому не рассказывал. Откуда ей стало известно?

Елена устало провела ладонью по лбу. Он был влажным и горячим. В голове шумело. Очертания предметов были не совсем четкими и словно подсвеченными изнутри зеленоватым светом.

Однако она видела предметы насквозь – на глубину примерно пятьдесят сантиметров. Словно включили второе зрение.

Мысли и чувства Бисконти были перенесены таинственным Некто в ее сознание.

Не хаотически переплетенными, бессвязными и оборванными нитями, а в виде саморегулирующейся системы, отсекающей малозначимое и подсказывающей только то, что ее действительно волновало.

Она отчетливо видела эти расписки и знала: Бисконти привез их, чтобы причинить ей боль.

Расписки лежали на нижней полке сейфа, находящегося в гардеробной. Она набрала шифр и открыла дверцу сейфа.

Бисконти беспомощно пискнул. Он решительно ничего не понимал. Черт с ними, с расписками, но откуда Елена знает номер шифра? Наверняка в стенах спрятаны видеокамеры или визир, чтобы подсматривать за постояльцами.

Он слышал, что КГБ практиковал такие методы. Сегодня КГБ не существует, но в этой России ничего не меняется.

«Подсматривают, гады».

– Э-э-э, – выжал из себя Бисконти. Он, кажется, обрел дар речи, но было уже поздно.

Неутомимая «фурия» разорвала расписки и бросила клочки в пепельницу. Рядом на столе лежала золотая зажигалка для сигар. Огонь быстро охватил горку бумаги.

Елена старательно развеяла пепел над Бисконти. Тот машинально провел рукой по груди, чтобы сбросить грязь, но размазал пепельные хлопья по одежде и стал похож на трубочиста.

– Возвращайся в Милан. Сегодня, – сказала Елена.

Потом она вышла из номера, покачивая бедрами, и быстрым шагом пошла к лифту.

Елена знала, что скоро силы покинут ее и она потеряет сознание.

– Да, Николай, что нового? – спросил Громов, увидев на дисплее мобильника знакомый номер.

– Елена вернулась.

– Когда?

– Только что.

– Как себя чувствует?

– Бледная. Зеленая.

– Как зеленая? Кожа позеленела? – встревожился Громов.

– Нет, я в том смысле, что очень бледная.

– Ты уж поаккуратнее выражайся. А то инфаркт схватить можно. Что рассказывает?

– Ничего не рассказывает. Спит.

– Ну и ладно. Не буди ее. И, главное, из дома не выпускай!

Глава 27. У каждого свой резон

Николай держал руку Елены, гладил побледневшую кожу, теребил пальцы и чувствовал отчетливый резкий пульс.

– Намучилась, моя милая. Так неожиданно. Слава богу, разобрались. Ты принимала слишком много препарата «Сумаратан» от головной боли. А он серу содержит, которая смешалась с гемоглобином. В результате изменился цвет крови. Ларчик просто открывался. Заставили нас поволноваться!

– А как же дальше?

– Ничего страшного. Скоро поправишься. Говорил я тебе, поаккуратнее с таблетками. А я поначалу на наши чудесные штаны грешил.

– Да, профессор мне все объяснил. Я больше не буду пить эти лекарства, – слабо улыбнулась Елена.

Она любовалась энергичным, загорелым лицом Николая. Только что вернулись с горнолыжного курорта, и он, словно изголодавшийся зверь, набросился на работу. Впервые в жизни Елена встретила мужчину, который оказался сильнее, чем она.

Психологи предупреждали, что их брак будет очень сложным – слишком похожи. Оба дерзкие, взрывные, увлекающиеся.

Но супружество оказалось на удивление легким и гармоничным. Им было интересно друг с другом, а бешеная энергия уходила в бизнес.

Конечно, если завтра вдруг нечего будет делать и все внимание будет обращено только друг на друга, то отношения могут сильно пострадать. Два медведя в одной берлоге не уживутся. Невозможно заниматься любовью круглые сутки, хотя во время отпуска они пытались доказать обратное.

– Как твои дела? – спросила Елена.

– Не будем об этом, – по лицу Николая пробежала тень недовольства. И он замолчал.

– Я уже в норме. Расскажи, что тебя беспокоит.

– Беспокоит – сильно сказано, – не вытерпел Николай. – Ладно, не хотел говорить, но это жизнь. Избаловался за последнее время. Везло, и вот наконец не повезло.

Голос Николая насторожил Елену. Бледное лицо разрумянилось.

– Так что же произошло?

– Потерпел административное поражение в банке. В общем, из-под меня выдернули наиболее интересных клиентов. Знаешь, как одеяло выдергивают.

– Одеяло вообще-то должно быть сверху, – резонно заметила Елена.

– Теперь у меня его вообще нет. Осталась легкая простынка. И «умные» штаны, которые мне подсказывают, что пора менять место работы, – постарался пошутить Николай. – Поправляйся быстрее. Зарегистрируем финансовую компанию по обслуживанию проекта. С Ратовым я переговорил. Он согласен. Нужно все бросать и заниматься только этим делом. Мы зря теряем время.

– Дорогой ты мой. Нельзя быть таким неугомонным, – погрешила против истины Елена.

Именно таким Николай ей и нравился. Теперь она точно пойдет на поправку не по дням, а по часам.

– Ты согласна?

– Разумеется. Когда я с тобой не соглашалась!

– Идеальная женщина! Только кровь зеленая. Кстати, кто раздул этот скандал в прессе? У тебя есть какие-либо догадки? – спросил Николай.

Елена закрыла глаза. Она почувствовала нетерпение Николая. Промолчать нельзя. Потом он будет думать всякую ерунду.

– Я думаю, все устроил Бисконти, – неожиданно вырвалось у Елены.

«А что? Логично. Бисконти меня очень доставал в последнее время. Я часто об этом думала, беспокоилась и поэтому сказала».

– Не может быть, – сказал Николай, – руки у итальяшки коротки. По моей информации, это учудил Борис Кремер. Он хочет поглотить компанию. С потрохами. В первую очередь отобрать у Ратова и Громова. И нас, разумеется, выбросить из проекта.

– Может быть, – прошептала Елена.

– А почему ты упомянула Бисконти? – насторожился Николай.

Он был очень внимательным и чутким в беседе. Такие слова не могли пройти мимо его внимания, и Елена сразу же пожалела о своей неосторожности.

– Итальянец опять пристает? – спросил Николай.

– Он требовал, чтобы отдали сбыт «умных» штанов за рубежом.

– А ты тут с какого бока?

– Переговорила с ним. Обещал больше в это дело не встревать.

– Надо же. Так убедительно переговорила? – удивленно заметил Николай.

– Да, нашла аргументы. Но это проблему не решает. Ты в курсе козней Кремера?

– В общих чертах.

– Видишь ли, Коля. Получается, что ты, Бисконти, а теперь и Кремер думаете в одном направлении. Они также догадались, что следует заняться экспортом «умной» одежды, и пытаются захватить этот бизнес.

– Занятно, продукции еще нет, а конкуренты уже имеются.

– Так обычно и бывает. Нужно спешить. Потом будет поздно.

Расцеловав Елену и оставив на столике фрукты, помрачневший Николай быстро шел по больничному коридору к выходу.

Количество смертельных врагов росло с потрясающей скоростью. Он недооценил Бисконти и не ожидал, что Кремер так быстро перейдет к агрессивным действиям, ничего не стесняясь и не опасаясь.

«Неудивительно, что проморгал интригу конкурентов в собственном банке. Если так пойдет, не “умными” штанами буду заниматься, а торговать у метро семейными трусами».

Самый опасный Кремер? В данный момент, а не вообще? И ведь законные методы не помогут. По крайней мере их явно недостаточно. Злодеи умеют обходить закон или использовать его в своих интересах.

«Ничего страшного, – твердил про себя Николай. – Уберем самого опасного. Навсегда».

Михаил нашел способ помочь Виктории. Через нескольких посредников ему удалось выйти на олигарха Проторова, который подумывал о том, чтобы профинансировать самые перспективные научные открытия.

Накануне глобального экономического кризиса складывалось впечатление, что Проторова вытесняют из компании, созданной на паях со «старшим товарищем» Промысловым. Ему пришлось продавать свои акции во многих проектах.

Однако кризис обновил матрицу. Проторов «окэшился» и оказался при деньгах, а «друзья-конкуренты» остались с обесценившимися акциями и миллиардными долгами.

Компания Промыслова даже вынуждена была отказаться от такого вида деятельности, как общественные связи. Тридцать первого декабря сотрудников поздравили с Новым годом, поблагодарили за ударный труд, выплатили зарплату за три месяца вперед и указали на дверь.

– Кому сейчас нужен пиар? – горячился директор кадрового департамента. – Все решается на самом верху. Встретился основной акционер с премьером или президентом и договорился. Вот вам и общественные связи. Займитесь лучше чем-либо полезным – ландшафтным дизайном, например. Очень рекомендую. Спрос гарантирован – сам первый обращусь.

Огорченные таким поворотом, многие из пиарщиков, конечно же, бросились к Проторову с предложениями за не очень большие деньги «вернуть должок» Промыслову.

– Сейчас погоду на рекламном рынке будет делать Проторов. Он вложится в книги, издательства, средства массовой информации, – говорила Виктория, делясь с Михаилом этими красочными подробностями. – Я проверяла. Он понимает, что несчастным нашим олигархам скоро надоест выставлять себя нищими и убогими. У него мало времени, чтобы этих ребят локтем отодвинуть и вклиниться в самые выгодные проекты.

Ее прогноз оправдался. Проторов действительно стал уделять намного больше внимания собственному имиджу. Он выбирал такие проекты, которые реально обеспечили бы доминирующее положение в одной, а лучше в нескольких областях передовых, или, как было принято говорить, «прорывных», инновационных технологий – от водородной энергетики до медицины.

«Умные» штаны идеально вписывались в этот круг интересов, однако Проторов пока осторожничал и присматривался.

– Ничего, что вы просите через голову руководителей проекта Громова и Ратова? – спросил он Михаила во время встречи, устроенной при содействии знакомого министра.

– Я имею соответствующие полномочия. Речь идет только о презентации проекта. Это не накладывает никаких обязательств. Жест доброй воли. И вам выгодно. Покажите готовность принять участие в проекте. Конкуренты обязательно узнают, что именно вы финансировали презентацию. Зашевелятся – будет проще понять движение рынка.

– Да, полезно посмотреть на их телодвижения. Кстати, я так и не понял: госинвестиции только обещают или можно реально рассчитывать?

Проторов лукавил. Все он прекрасно понял. На его столе лежали копии распоряжений главы правительства о выделении значительных средств на поддержку проекта и подробные сведения о том, когда, через какие банки и каким компаниям они будут направлены.

Михаил сделал вид, что не заметил этой нехитрой, но всегда эффективной уловки, и невозмутимо продолжил излагать заранее подобранные аргументы. Получалось как в современной пьесе абсурда – каждый говорит о своем, но все герои прекрасно понимают друг друга.

– Гарантирую, что вы получите максимально полный доступ к информации по проекту. Насколько это возможно на данной стадии сотрудничества. Громов и Ратов не против. Они и сами бы подъехали, но уполномочили меня провести зондаж.

– Зондаж нормальный, патологий не выявлено, – пошутил Проторов в присущей ему манере. С серьезным лицом, без тени иронии и даже несколько отрывисто. – Проект меня интересует, и деньги на солидную презентацию я, скорее всего, дам. Но смущает Борис Кремер. Он лично просил не вмешиваться.

«Опять этот Кремер, – подумал Михаил, – Виктория будет очень расстроена».

Заметив, что собеседник погрустнел, Проторов постарался его успокоить.

– Вообще-то я привык действовать от противного. Если Кремер просит, имеет смысл прислушаться и сделать с точностью до наоборот.

– Совершенно очевидно, что проект уникальный.

– Ладно. Не нужно давить на меня. Я еще подумаю. Дайте мне немного времени.

«Кремер не просто бревно поперек дороги, а диверсант и большая сволочь», – злился Михаил, направляясь к своей машине и размышляя, как выбраться из западни.

Как можно быстрее и не стесняясь в средствах.

Ей словно поменяли кожу. И самое неприятное: она перестала понимать себя. Еще совсем недавно Ева рвалась из Москвы обратно в нью-йоркскую жизнь. Суетливую, внешне безалаберную, но в действительности предельно прагматичную и рациональную.

А потом все остановилось и перевернулось на сто восемьдесят градусов. Она перестала ощущать необходимость так жить. Зачем? Чтобы заработать еще денег? Но с кем их потратить? И ради чего?

Лицо Эдуарда всплывало в памяти все отчетливее, как старинная монетка, освобожденная от пыли, песка и праха.

В ней заговорил голос предков: неисчислимых поколений женщин, так и не нашедших своего счастья и с ужасом замечавших, что жизнь-то уже прошла, ее не вернешь. Эдуард казался спасением, избавлением, единственной надеждой.

Она позвонила ему раз, два. Разговор не получался. Эдуард был обозлен ее отъездом, считая этот поступок бегством и предательством. Он легко выходил из себя, становился груб, кипел от возмущения.

Но Ева прощала: возмущается – значит, любит. Нужно скорее увидеться, обнять друг друга, и все неприятности забудутся. Без лишних объяснений. Не потребуется никаких аргументов.

А потом Эдуард вдруг уехал в Африку. В трубке гундосил один и тот же голос: «Вне зоны досягаемости». Наверное, поменял номер телефона. Дозвониться можно куда угодно – хоть до берегов Амазонки или африканских пустынь.

Стало совсем плохо. Она перестала понимать смысл своего существования. Эдуард уже не представлялся ей защитой от самой себя, от своей неудовлетворенности. Его образ опять тускнел, лицо вытягивалось и напоминало злобного гнома.

«Нельзя так издеваться над человеком», – шептала Ева, забывая, что именно она оттолкнула Эдуарда. Затосковала, засомневалась и уехала.

Это было слишком унизительно: признаться, что сама во всем виновата.

«Невозможно даже представить такое. Виновата в чем? В своих слабостях? Но я – женщина. Имею право на каприз. На ошибку, в конце концов. Неужели он не способен понять?»

Все валилось из рук. Оставался только один выход: найти Эдуарда. Не для того, чтобы просить и унижаться. А чтобы объясниться.

Примирение возможно, если он поймет. Он должен понять и вернуться! А если нет, пусть пеняет на себя.

Она знает, что делать в этом случае. Чтобы спасти себя от безумия.