Текст книги "Штаны"

Глава 28. Тайник

Омар шевелил паукообразными усами и пятился, пытаясь забраться поглубже в расщелину. Со дна поднималось растревоженное песочное облако, рассеиваясь в воде. В лучах направленных на омара фонарей проплывали причудливые хвостатые тени.

Эдуард изловчился поддеть омара, зацепив острыми зубцами гарпуна для подводной охоты, и отправил его в металлическую сетку, прикрепленную к поясу.

Его напарник нетерпеливо показывал рукой наверх – «всплываем».

Перевернувшись на бок, Эдуард выпрямился свечкой и начал всплытие к поверхности моря, ускоряя движение короткими, но упругими толчками ласт.

Через несколько минут он взобрался на борт яхты.

– Поздравляю, отличный улов. Южноафриканский капский омар. Встречается все реже, – сказал ожидавший его на палубе загорелый мужчина с выцветшими на солнце светлыми волосами. – Но плавать в океане после захода солнца не рекомендую. Гады ядовитые из нор выбираются. Слишком опасно. В этот раз пронесло, а в следующий может не повезти.

– Следующего раза не будет, – заметил Эдуард, стаскивая со спины тяжелый и уже пустой акваланг.

Дни, проведенные в Южной Африке, были похожи друг на друга: не серой будничностью, а тем, что каждый из них приносил новые впечатления.

Впервые за долгие годы Эдуард ловил себя на мысли, что с нетерпением ждет восхода солнца – в предвкушении впечатлений. Он практически не уставал, заряжаясь, словно солнечная батарея, энергией от палящих лучей.

Ощущение обновления пришло примерно через неделю после того, как он приехал на Юг Африки.

Эдуард терялся в догадках, в чем причина? Возможно, оказался в нужном месте в нужное время, когда организму был необходим энергетический толчок для обновления. И стоит поблагодарить яркое солнце и пряный воздух, которые растворяли застаревшие переживания, залечивали раны, давали свежее понимание жизни.

Или воздействуют «умные» штаны? Громов разрешил Эдуарду прихватить в африканскую поездку «умные» штаны, чтобы испытать их в условиях жаркого климата. Договорились, что он будет фиксировать свои ощущения и сообщать о результатах наблюдений не реже двух раз в неделю, а в случае необходимости и чаще.

Биоодежда действовала эффективно и постоянно. В этом Эдуард был уверен. До разрешения «загадки века», как Эдуард окрестил новое состояние тела и сознания, оставалось совсем немного времени. Через три дня он поднимется на борт воздушного лайнера, отправится с пересадкой в Цюрихе до Москвы и уже вряд ли вернется в Южную Африку.

Только не забыть приобрести сувениры. Для себя и для друзей.

Бизнес семьи Сантуш, приехавшей из Португалии, процветал. В окрестностях Претории был приобретен участок земли с большим складским ангаром. А дальше оставалось приложить изобретательность и не очень много денег.

Обнесли участок высокой оградой, устроили пруд, на берегу которого разместились ресторан, кафе, небольшой магазин и даже гостиница. Засадили всю территорию густой зеленью, цветами и пальмами. И обзавелись собственной охраной – без этого в Южной Африке не проживешь и дня.

Ангар превратили в центр распродажи сувениров, действующей по принципу «побольше, подешевле и без риска».

Чего здесь только не было: вырезанные из камня фигурки африканских зверей – от маленьких до гигантских размеров, изделия из кожи, деревянные зулусские воины, тонконогие красавицы с высокой грудью и надутыми губами, раскрашенные яйца страуса в виде кубков, чашек и даже земного шара.

На ошалевших от разнообразия посетителей лукаво поглядывали бюсты Нельсона Манделы, изготовленные из «камней Африки». Они пользовались неизменным спросом у китайских туристов, напоминая им образ «великого кормчего Мао» – хорошо загоревшего и чрезвычайно доброжелательного.

Каждый день в ворота въезжали автобусы с туристами. Предприимчивые Сантуш и «крышевавшие» их полицейские были весьма довольны и даже позволяли себе отпускать шуточки по поводу «этих придурков», забывая, что обязаны им своим благополучием.

Поговаривали, что через симпатичный ангар проходили и редкие антикварные вещи, но проверять эти слухи никто не собирался. Зачем резать курицу, несущую золотые яйца?

Эдуарду уже надоело прогуливаться по ангару. Он отобрал в тележку понравившиеся сувениры и собирался выехать обратно в Преторию. Перед отъездом, как всегда, куча дел, а времени в обрез.

– Не хочешь посмотреть одну интересную вещицу? – предложил Гордон Крейг, британец, давно осевший в здешних краях и сопровождавший его в африканском турне.

– Что за вещица?

– Сейчас увидишь.

В примыкавшем к ангару помещении, охранявшемся двумя чернокожими гигантами с винтовками времен англо-бурской войны, в полумраке стояло красноватое чудище из обожженной и окаменевшей глины, на котором еще сохранились следы песка.

– Притащили из дальней деревни. В земле хранилось. Шестнадцатый век или еще раньше, – пояснил Гордон.

– Ты уверен?

– Нужен спектральный анализ. Но могу гарантировать, что это божество, которому несколько веков. Музейный экземпляр. К сожалению, здесь трудновато найти покупателя. Неподъемная зараза. Как монумент. Опять же таможня. Но все проблемы легко решаются. При желании, – пояснил Гордон.

– Сколько они просят?

– Сущую ерунду: двадцать тысяч долларов. Еще придется платить за доставку. И взятка на таможне. Тебе решать, но реально вещь бесценна.

«Если это не подделка», – подумал Эдуард.

Он подошел к божеству и погладил его рукой. Ладонь сразу же раскалилась.

«Никогда не покупайте африканских божков. Они могут нести с собой заклинания, приносящие несчастье», – вспомнил Эдуард.

Он почувствовал, как из глубины сознания поднимается теплая волна, открывающая взгляд в прошлое:

Над скалистым плоскогорьем распространялся зудящий звук, словно обозленные осы вылетели на охоту. С холма спускались тысячи зулусских воинов. Они держали перед собой массивные щиты и поднимали копья. Но не успевали пустить их в дело, падая под залпами британских солдат в красных мундирах и белых шлемах.

Темные тела разлетались в кровавые клочья от разрывов снарядов. Поток зулусов не останавливался и медленно стекал на равнину.

На этот раз они были обречены. Британцы решили взять реванш за прошлые поражения. «Злобное племя» будет истреблено. Безжалостно. С британской методичностью.

Знакомое божество возвышалось посреди брошенной деревни. Жрец прислушивался к слабеющему зудящему звуку. Потом он резко встал и спрятал огромный, невиданный, редчайший алмаз в заранее заготовленное отверстие чуть выше левой лопатки. Протолкнул алмаз внутрь тонкой палкой, а затем замазал отверстие глиной и песком. И принял яд.

К деревне приближался треск выстрелов и разрывов, но жрец был уже далеко – в стране вечной охоты. И блаженства.

Эдуард видел эту сцену, словно находился рядом.

Сомнений не оставалось. Он видит то, чего не замечают другие. Даже в прошлом. И чувствует потрясающую энергию. Постоянно обновляемую, агрессивную, но созидательную. Пока ей не мешают.

Африканское солнце здесь ни при чем, хотя, возможно, оно активизировало процессы, разбуженные «умной» одеждой.

– Божество начала двадцатого века. Из зулусской деревни, – сказал Эдуард.

– Ты разбираешься? – удивился Гордон.

– Беру. Заверните, – пошутил Эдуард.

– За сколько?

– За десять тысяч, не больше.

– Они согласны, – сказал Гордон.

«Вот я и богат. Съездил за алмазами в Африку. Как в известном фильме: ничего себе, сходил за хлебушком», – думал Эдуард, удобно устроившись в кресле «Боинга».

В Претории пришлось задержаться еще на неделю. Идол легко проскочил через «подмазанную» таможню и вылетел двумя днями раньше, погруженный в багажное отделение другого рейса.

Внутренний голос подсказывал Эдуарду, что алмаз в чреве божества без проблем доберется до Москвы и потом осядет в его сейфе. Конечно, можно было бы извлечь его из чудища. А что делать дальше?

В случае задержания проведут анализ, и станет ясно, что не Эдуард спрятал его в столь необычной упаковке. А кто спрятал, те остались далеко в прошлом.

В общем, все будет хорошо.

«Нет, не будет! – неожиданно взбунтовался внутренний голос. – Ева собирается в Москву и не оставит в покое. Ненавидит тебя».

«От любви до ненависти один шаг, как, впрочем, и от ненависти до любви», – пытался возражать Эдуард.

«Жалкий глупец. Она не способна любить. Если ты не решишь эту проблему, ничто тебе не поможет. И про алмаз можешь забыть. Дважды в жизни так не везет».

Эдуард отчетливо увидел Еву. С мрачным, насупленным лицом и остановившимися глазами.

Похожую на зулусское божество.

Глава 29. «Гасконская дырка»

Гоша Грушинский с детства мечтал стать дизайнером одежды, всемирно известным модельером, знаменитым кутюрье.

Несмотря на внешность хулиганистого подростка, он тщательно обдумывал свои решения, изучая все, что так или иначе связано с объектом его страсти.

Если не брать в расчет «монстров» мирового дизайна, которые в основном принадлежали к старшему поколению, биографии молодых коллег складывались довольно стереотипно.

Будущие творцы платьев, брюк и жакетов приезжали в Лондон, учились в престижнейшем колледже St. Martin’s и выставляли свою первую пробную коллекцию. Как правило, это происходило в узком кругу посвященных, чтобы привлечь внимание журналистов, спонсоров и модельеров.

Если удавалось найти продюсера, клюнувшего на новое дарование, то следовал шумный показ на конкурсе – чем больше провокации, тем лучше. А после первой победы новичок попадал в один из известных домов моды или, если находился богатый спонсор, создавал собственную коллекцию.

Благие пожелания Гоши привели его в Лондон, но в колледж St. Martin’s он не поступил. Другой бы расстроился и вернулся в Москву, но не Гоша. Он любил, когда его обижали. Это заводило и рождало здоровую злость.

В своих дарованиях он убедил итальянского «мастера» второго плана по имени Фредерико, который взял его в свое ателье. Гоша увлеченно «строил» цветастые платья из винтажных тканей и продавал в одном из бутиков на Портобелло.

Журналисты умудрились разглядеть в его платьях влияние модного кутюрье Дуро Олова, в жилах которого текла взрывоопасная смесь – кровь отца-нигерийца и матери с Ямайки.

– Тебе повезло – ты попал в тренд. Восток сейчас в моде, – сказал Фредерико.

Гоша промолчал. Он не стал объяснять, что строчил цветастые платья только ради того, чтобы задержаться в Лондоне и научиться мастерству.

Это не его тренд.

Он уже понял, что в Лондоне, как, впрочем, и в Париже, постоянный круговорот молодых дизайнеров. После первого успеха о них быстро забывают, и они превращаются в закройщиков.

«А я начал с закройщика, зачем мне повторять этот круг?» – Гоша сел на свой мотороллер, который не без оснований величал «железным ослом», и отправился покупать билеты в Москву.

Чекурин легко вспомнил имя молодого дизайнера, когда Гоша пришел наниматься в ученики.

– А чем Лондон-то не понравился? – спросил он у высокого парня с худым лицом и упрямым блеском в глазах.

– Лондон понравился. Но это не мое. Интернациональная мода. Буржуазная фигня, глобализм.

– А чего нужно-то?

– Национальный тренд для молодежи, – сдержанно пояснил Гоша.

«Странный парень. Упертый, с идеями».

– А зачем ко мне пришел? У меня мода космополитичная. «Ситуайен дю монд», так сказать. «Гражданин мира». Лондон, правда, я тоже не очень люблю. То ли дело Париж! Он креативнее.

– Вы лучший технолог среди российских модельеров, – сказал Гоша.

«Не очень-то деликатен. Сомнительная характеристика. Но с характером. Фанатичный какой-то. Может получиться интересный эффект от столкновения наших взглядов. И характеров», – решил Чекурин и взял Гошу к себе.

– Если придумаешь оригинальную коллекцию, назовем ее «Че Гевара». «Че» – понятно, я, а «Гевара» – ты. Не возражаешь? – спросил Чекурин.

– Че Гевара был клевым парнем. Называйте!

История с пошивом новой воинской формы для Российской армии, коллекция которой была представлена Юрашкиным, тянулась долго и противно, как жевательная резинка.

Деньги обещали, потом ссылались на кризис и снова вселяли надежду, которую тут же цинично развенчивали.

В общем, глумились.

И наконец свершилось. Огромный по масштабам контракт был официально передан в маленькие, но цепкие ладошки Юрашкина.

Скептики, впрочем, сомневались.

Однако интуиция подсказывала Чекурину, что на этот раз все состоится и Юрашкин станет недосягаем для конкурентов. Он пытался успокоить уязвленное самолюбие, убеждая себя, что это даже хорошо. Получив весомый контракт, Юрашкин вряд ли сможет претендовать еще и на «умную» одежду.

«Не безумцы же сидят в правительстве – ну как можно одновременно заниматься двумя мегапроектами? Пуп надорвешь».

Однако жизнь являла и не такие примеры, когда все без исключения выгодные контракты оказывались в одних и тех же корпорациях, и голова не болела – справятся ли? Ни малейших сомнений. Главное – «порадеть родному человечку».

Чекурин привык побеждать, но спокойно относился к временным поражениям. Однако на этот раз соперничество выходило за рамки привычного и затрагивало самые уязвимые струны, порождая вечные вопросы, на которые не находилось ответов.

Он уже достиг такого уровня успеха и благополучия, что впору задуматься – а ради чего вся эта суета?

Ради чего жить? Чтобы нежиться в лучах славы, а потом годами мучиться от рака мозга, как Ив Сен-Лоран. И завещать развеять свой прах над поместьем в Марокко.

Проект «умной» одежды открывал путь в неведомое, гарантировал возможность прикоснуться к вечности. А может, и остаться в ней, хотя бы крошечной частичкой, пылью, каменным осколком, тенью.

Но остаться.

Это будоражило воображение, лишало сна. Все остальные занятия казались ничего не стоящей ерундой, мелочью, пустой тратой времени.

Сомнения истерзали Чекурина, и он решился. Необходимо вовлечь в проект маститого западного модельера – с именем и влиянием. Одного из тех, кто запросто вхож к людям, которые принимают решения.

Это даст хоть какой-либо шанс. Конечно, хотелось бы самому оседлать проект, но придется поделиться. Нужны союзники и нестандартные решения. Иначе с Юрашкиным не справиться.

Да что Юрашкин! С вечностью не справиться. Как будто жизнь уже прожил.

– Юля, закажи два билета до Парижа и гостиницу. Как обычно, – сказал Чекурин длинноволосой стройной брюнетке, сидевшей в его приемной.

– Вы сегодня на позитиве, – улыбнувшись, заметила Юлия.

– Настроение хорошее. Весна скоро, – сообщил Чекурин.

Обычно мрачно-сосредоточенный и склонный к меланхолии, он чувствовал душевный подъем после того, как принял решение лететь в Париж.

«Как я раньше не догадался! Ничего не выходит, если нет внутреннего возбуждения. А сейчас оно есть. «Умная» одежда! Даже не прикасаясь, заряжаешься энергией».

– На кого оформлять второй билет?

– На Гошу. Пусть парижан порадует.

«А заодно отвлечет их внимание», – подумал Чекурин.

Перед глазами в воздухе появлялись, как во сне, придуманные им картинки. Они мерцали разными цветами, вспыхивали, сменяли друг друга и гасли.

«Обязательно сработает», – улыбнулся про себя Чекурин и подмигнул отражению в оконном стекле, покрытом ледяными узорами.

Весной и не пахло.

Устроившись в гостинице на левом берегу Сены – в районе Сен-Жермен-де-Пре, – он быстро выложил свои вещи из чемодана и аккуратно разместил их на полках гардероба, а затем спустился в холл.

В кресле со скучающим видом сидел Гоша, который, по всей видимости, решил «гнездо не вить». Даже шнурки на ботинках развязаны.

– Ты бы шнурки завязал, – посоветовал Чекурин.

– А чего их завязывать? Я в номер собираюсь.

– Напрасно. Ты какую дырку предпочитаешь? Норманскую или гасконскую? – спросил Чекурин.

– Что, так сразу? – удивился Гоша.

Кутюрье сокрушенно посмотрел на его взъерошенную голову и тяжело вздохнул.

– Где будем ужинать? Выбирай – гасконская кухня или норманская?

– А при чем тут дырка?

– «Дыркой» французский народ называет порцию крепкого напитка, которая принимается после еды, чтобы лучше усвоилась пища. Дижестив. Жиры сжигает.

– Про спирт не знал, но догадывался, – сказал худощавый Гоша. – А у британцев виски – до и после еды. А иногда и вместо. От этого реально худеешь.

– Нормандская «дырка» – кальвадос, а гасконская – арманьяк. Ну, и кухни разные.

– Я за гасконцев. Три мушкетера, д’Артаньян, миледи, кардинал Ришелье, – оптимистично сообщил Гоша.

– Завидую твоей эрудиции. Указанных лиц пригласить не удалось, но на ужине будет кутюрье Джорджио Армани. Он проездом в Париже. Кстати, с д’Артаньяном – почти однофамилец и, возможно, родственник. Так что выбор удачный.

– А девчонки? – спросил Гоша.

– С девчонками я договорился. Их не будет.

– Хорошая шутка! – сказал Гоша и завязал шнурки на ботинках.

Армани нетерпеливо посмотрел на часы: «Ресторан даже не назвал. Обычное русское разгильдяйство, или он думает, что у меня много свободного времени? Его вообще нет! А парижские пробки! Я никуда не успею! Может, отменить встречу?»

Он был пунктуален, придирчив и предусмотрителен, отрицая этими качествами всю предыдущую жизнь и словно бросая ей вызов. Вызов – ключевое слово! Ни в чем не походить на других, добиваться успеха своим умом, вопреки традициям и предрассудкам.

Волновался Армани совершенно напрасно. Чекурин прислал ему художественно оформленное приглашение, заранее заказал столик и к назначенному времени уже ждал в ресторане, с некоторым беспокойством посматривая на взъерошенного Гошу.

– Я в восторге от русских моделей, – сказал Армани вместо приветствия. – В их глазах читается такая боль, такие переживания, невысказанность. Очень выразительно. Красиво. Загадочно. Волнует и не дает ответа.

– Да, это не подделаешь, – поскромничал Чекурин.

– Вы будете демонстрировать «умную» одежду здесь, в Париже? Почему не в Милане? – строго спросил Армани.

– Планируем устроить показы и в Париже, и в Милане, и в Лондоне. Но предстоит еще создать коллекции, которые привлекут внимание. И будут практичными. То, что блестяще удалось вам, – сказал Чекурин.

– Хотите подрядить меня? А разве вам недостаточно собственных дизайнеров? Вот молодой человек может помочь, – коварно улыбнулся Армани, кивнув на Гошу, который выжидательно помалкивал.

– Гоша талантливый дизайнер, – подтвердил Чекурин.

– Я в этом не сомневаюсь.

– К нам приходят профессионалы с хорошим образованием.

– У меня нет профессионального образования, – строго сказал Армани.

– У меня тоже, – заметил Гоша.

– Ты и господин Армани – люди гениальные, – попробовал пошутить Чекурин, – а большинству дизайнеров образование не помешает. Если хотите, это дает возможность говорить на одном языке.

– Всемирный язык моды, – задумчиво сказал Армани.

– Вы очень точно поняли, мэтр. Для меня важно, чтобы одежду воспринимали как некий космополитичный продукт. Понятную всем ценность, независимо от страны, социального положения и религии. Это не прихоть. Иначе ничего не получится.

– Новые модели приходят сами собой, без лишних разговоров. Как хороший секс, – заметил Армани. – Я ознакомился с вашим предложением. В принципе у меня нет возражений. Необходим человек, с которым ассоциировалась бы «умная» одежда. Настоящий мачо, творческая личность. Успешный, но не злой. Современный, с безукоризненной репутацией. Это я! Успех гарантирован. Не забыть запустить линию спортивной одежды, часов, нижнего белья, аксессуаров!

– Проект века, – заметил Чекурин.

– Я бы сказал, тысячелетия. У меня к вам просьба, – Армани с извиняющимся видом развел руками. Он любил смешивать творческие разговоры и деловые предложения, легко меняя тональность беседы, но неизменно показывая, что говорит о бизнесе вынужденно, не по собственной воле, а в силу обстоятельств. – Просьба неожиданная. Перед поездкой сюда я имел приватный разговор с Берлускони.

– Кстати, как он? Восстановился после нападения безумца? – обеспокоенно спросил Чекурин.

– Ужас. Этот сумасшедший бросил ему бронзовую статуэтку прямо в лицо. Ситуация оказалась хуже, чем предполагали. Настоящее увечье. Безумный мир! Так вот, перед отъездом я навестил Берлускони. Он просил раздобыть хотя бы один образец «умной» одежды – хочет сам попробовать.

– У меня с собой ни одного комплекта, но в Москве я переговорю с изобретателями. Думаю, они не откажут, – на свой страх и риск пообещал Чекурин.

– Хорошо бы, чтобы «умные» штаны или джинсы, или даже рубашку или майку ваш премьер послал или вручил Берлускони. Они давно дружат. Это был бы царский подарок.

«Занятно. Дело приобретает неожиданный оборот. Высокий политик! Значит, Армани будет рваться участвовать в проекте. Вот и договорились», – подумал Чекурин.

Однако эта мысль не принесла радости. Ситуация выходила из-под контроля. Если Армани в любом случае согласится, то какая ему разница, с кем сотрудничать – с Чекуриным, с Юрашкиным или, скажем, с Гошей?

Получается, что задача решена, а цель не достигнута. И даже смотрится еще более далекой и недосягаемой, чем до этого разговора.

– Как вам арманьяк? Я специально заказал. Более ста лет. Чувствуете аромат? – спросил Чекурин.

– Неплохо, терпкий. Но слабоват. После еды предпочитаю итальянский ликер «Ченто ербе», – сообщил Армани. – Семьдесят градусов, не меньше. Напиток страсти! Ночи Парижа!

– Не подавись, – посоветовал Чекурин, с некоторым ужасом поглядывая на Гошу, который, отведав столетнего арманьяка, без паузы перешел на «Ченто ербе», темно-зеленый и очень пахучий.

– Ну и правильно! Нужно же снять напряжение, когда такие перспективы, – одобрил Армани.

Вдоль Северных бульваров дул пронзительный ветер. Косой дождь бил по щекам. Почувствовав озноб, Гоша зашел в первое попавшееся бистро.

Присев за свободный столик, он заказал «кафе-кальва» – рюмку кальвадоса с чашечкой кофе.

«Попробуем нормандскую “дырку”. Неплохо, как сказал Армани. Но слабоват. Нужно пивком заполировать».

Стеклянные витрины запотели от дыхания туристов, сгрудившихся у стойки. Было шумно, галдежно и сыро.

Прихлебывая маслянистый напиток и запивая его обжигающим гортань ароматным кофе, Гоша с наслаждением почувствовал тепло, разбегающееся по телу. Приятно зашумело в голове.

Из-под колес автомашин разлетались брызги, и казалось, что дождь идет уже не сверху, а выплескивается из-под земли, смешиваясь с холодным воздухом и набухшей темнотой, превращая пространство в пропитанную водой вату.

Разгоряченные напитками высокорослые немцы толкались у заклеенной афишами стенки, отдаленно напоминающей строительную изгородь, заглядывали в какие-то окошечки, а потом с хохотом продолжали свой путь.

Поддавшись стадному чувству, Гоша протиснулся к заборчику, бросил монетку в висящую на стене кассу, дернул ручку вверх и открыл одно из отверстий.

Прямо перед ним лениво извивалась обнаженная, жилистая и уже весьма немолодая женщина, за ней угадывались другие силуэты.

Они громко переговаривались друг с другом грубыми голосами. Словно ругались.

На животе у женщины отчетливо белел шрам от аппендицита.

– Вы хотите меня? – осведомилась дама.

– Что?

– Меня хотите?

– Нет! – выкрикнул Гоша.

Дама посмотрела на него, как на смытый дождем кусок собачьего дерьма. И с грохотом захлопнула окошко.

«Тьфу, гадость какая!»

Опять стало холодно.

«Побля…л, и хватит», – подумал протрезвевший и продрогший Гоша, поднимая руку в тщетной надежде поймать такси. Однако ему неожиданно повезло. Первый раз за вечер.

За рулем сидел хмурый китаец.

«Ночи Парижа», – вспомнил Гоша и нервно расхохотался, мстительно поглядывая на напряженную спину молчаливого водителя.

Во рту отдавало сложным букетом из «Ченто ербе», арманьяка, кальвадоса, пива и зеленого салата с хрустящими гренками, пропитанными оливковым маслом.

«Кажется, их подавали в “гасконской дырке”. А пиво где я пил? Не помню».

Ночью Гоше снилась презентация его новой коллекции – вдоль трибун стадиона шли простые русские парни в загорающихся неоновым светом куртках и майках с его изображением.

А сзади прилепилась еще какая-то, подозрительно знакомая физиономия. Сразу не разберешь – то ли Чекурин с протянутой вперед рукой «в позе Ленина», то ли Юрашкин с нагло выставленной фигой, то ли загадочно улыбающийся Армани. Или вечно пьяный сосед по лестничной клетке, воняющий дешевыми сигаретами у мусоропровода.

Гоша попытался рассмотреть получше, но блуждающий по стадиону лазерный луч попал ему прямо в глазное яблоко.

– Черт, – прошептал Гоша, растирая слезящийся глаз и снова проваливаясь в сон, в котором завертелись, спутались и смешались ироничная улыбка Армани, настороженный взгляд Чекурина и промерзшие Северные бульвары.

Среди деревьев белели, копошились и пропадали белые тела. Как черви в куче истлевшего тряпья.

Окна гостиничного номера выходили на узкую улочку. Казалось, протяни руку – и можно ухватиться за узорчатые решетки на балконах дома напротив.

Гоша с трудом разлепил глаза и долго стоял под душем. Потом взлохматил и без того непокорные и еще сырые волосы и вынес свое непослушное тело к крошечному лифту, на котором спустился в холл. Кивнул манерной даме за стойкой и с достоинством прошел в ресторан.

Посвежевший Чекурин допивал уже вторую чашку кофе и проявлял признаки беспокойства.

– Ты куда подевался? Что глаза красные? Хорошо оттянулся? – спросил он Гошу.

– Нормально. Лазерный луч в глаз попал.

– Ценю твой юмор. Срочно собираемся и через десять минут выезжаем.

– Куда? – зевнул Гоша.

– К президенту Франции. Он ждет нас в Елисейском дворце.