Текст книги "Штаны"

Глава 17. Высокие интересы

Президента все чаще охватывало раздражение. Стратегические задачи поставлены, аргументы приведены, указания подписаны и разосланы.

А дальше? Ничего или почти ничего. Как в бездонный колодец.

Понимающие лица, не лишенные оттенка подобострастия. Хотя нет. Появилось больше сочувствия. Сопереживают!

Прибавилось уверенности в себе и в завтрашнем дне. Говори, а мы послушаем и сделаем по-своему. Денег все равно на всех не хватит.

Разве он так представлял себе государственное управление? Все казалось намного проще и естественнее.

А оказалось, что не хватает маленькой такой ерундовины, мелочи, сущей безделицы – механизма распределения финансов. Он, конечно, существует, но функционирует как-то странно. Неуловимо и недоступно. Как ежик – хочешь взять его в руки, а он прячется, выставляет иголки. И норовит подпрыгнуть, гад. Уколоть побольнее.

Отойдешь или сделаешь вид, что он тебе неинтересен, иголки убирает, и выглядывает симпатичная, милая такая мордочка. Подойдешь поближе, та же картина – прячется, колется и делает пакости.

Попытки разобраться в бюджете, опираясь на статистические данные, обескураживали. Бюджет как бы имел два уровня.

На верхнем уровне преобладали очень симпатичные цифры, которые убедительно доказывали, что Россия успешно выходит из кризиса и колесо истории крутится с удивительной скоростью.

Однако на более низком, презренном техническом уровне те же цифры загадочным образом скукоживались, противно корчились и ужимались, как шагреневая кожа, до размеров носового платка. Высморкаться можно, но не больше двух раз.

Гигант превращался в карлика. Правда, возвращаясь на верхний уровень, предназначенный для официального употребления, бюджет вновь принимал обличье мускулистого красавца. Как статуя Давида – атлет, но с подозрительно маленькими гениталиями.

Ну что с этим поделаешь! Перед президентом лежали на столе одновременно две записки. В той, что справа, говорилось об огромных ассигнованиях на современные прорывные технологии. А в той, что слева, утверждалось: Россия занимает на мировом рынке нанотехнологий не более одного процента, США – тридцать шесть, Япония – тридцать, Германия – шестнадцать и далее по списку.

Неужели непонятно, что без модернизации у России нет будущего? Все вроде согласны, но только на словах. И еще пишут, что он сам признал провал своей политики. Не получилась инновационная модель и не получится.

Президент нетерпеливо посмотрел на часы. Предстояло очередное протокольное мероприятие.

Дюк сразу же отозвался на вызов по прямой связи. Он редко выходил из Кремля.

– Собирай совещание с правительством. Будем обсуждать инновации. Не доходит. До некоторых. Приглашаем министров, кто за это отвечает, руководителей корпораций, ученых, бизнес.

– Но премьер сейчас на Дальнем Востоке.

– Ничего, я сам проведу совещание. Назначай на завтра.

– Идею модернизации никто хоронить не собирается – без нее у России нет будущего. Не устаю это повторять. Но не вижу энтузиазма, – президент оглядел собравшихся.

Их скорбный вид неопровержимо свидетельствовал, что если энтузиазм и присутствует, то спрятан глубоко.

– Мы не просто провалили задачу. Ничего не сделали в этом направлении. Говорят, это нужно для имиджа президента. Вы знаете, мне плевать на этот имидж с высокой колокольни. Мне нужны практические дела, а их нет. Мало подготовленных проектов? Вранье! Проектов достаточно. Проблема в другом: система продолжает осваивать бюджет и пожирает его, а результатов как не было, так и нет.

Министр финансов утвердительно кивнул. Впрочем, это ничего не меняло. Денег у него и так не допросишься.

– В общем, я предлагаю сосредоточиться на сугубо практических решениях. Это должны быть конкретные, исключительно утилитарные проекты, обеспеченные финансами.

На лицах проявились чувства облегчения и умиротворения. Ждали, что президент, который уже ничем не напоминал мягкого либерала, а всячески демонстрировал свое возмущение бестолковостью и вороватостью чиновников, снимет кого-либо с хлебной должности, отнимет вотчину для кормления или хотя бы постучит кулаком.

А он добровольно взял на себя роль распределителя «большой пайки» и предложил поделиться по справедливости.

Как всегда в кризисные моменты, внимание отвлек склонный к самопожертвованию главный санитарный врач Оникиенко.

– Очень своевременное решение. Скоро в России начнется производство биочипов для диагностики социально опасных заболеваний. Это снизит время диагностики от нескольких недель до одного дня.

– А кто о них знает, о биочипах этих? – скептически поморщился президент. – Нужно информировать общественность, а вы молчите в тряпочку.

– Тут ситуация неоднозначная. Вот американцы больше всего используют нанотехнологии, а рядовой потребитель о них практически не осведомлен. Те, кто осведомлен, не хотят никаких современных технологий в быту и одежде. Стремятся к натуральным продуктам. Очень сложно завоевать расположение. Получается, что между информированностью общественности и внедрением нанотехнологий нет никакой взаимозависимости, – продолжал солировать Оникиенко.

– Пусть об этом у американцев голова болит. У нас другие проблемы. Без инноваций сползем в яму провинциальности. Кстати, а как с «умной» одеждой? Когда принесете, чтобы поумнеть? – пошутил президент.

– Добавляет оптимизма, веры в свои силы, сексуальной энергии, – уверенно сообщил Ратов.

– Вот-вот! Это нам всем необходимо. Вы не против? – весело спросил президент, обращаясь к Оникиенко и вновь принимая либеральное обличье.

– Если это не противоречит санитарным нормам.

– Не противоречит, – вмешался президент корпорации нанотехнологий Чаров. – По нашим данным, примерно девяносто один процент российских граждан были бы рады носить «умную» одежду и поправлять с ее помощью свое здоровье. Но нет в продаже. А после того, как в прессе появилась информация об изобретении господина Громова, думаю, что количество потенциальных потребителей увеличится.

– Куда уж больше! Свыше ста процентов? Как на выборах в некоторых республиках? – Президент выразительно посмотрел на спикера Думы.

Министры заулыбались. Между правительством и парламентом существовала скрытая неприязнь. Кому приятно ходить на «правилки» перед депутатами. Слов они не выбирают и красок не жалеют. Куда безопаснее настегать крапивой какого-либо министра, чем робко покритиковать главу государства или премьера.

– У вас все готово? – обратился президент к Ратову, которого знал лично. На скромно помалкивающего «изобретателя Громова» он посматривал с некоторой опаской. Кто его знает, чего этот пытливый ум напридумывает?

– Деньги выделены? – вопросом на вопрос ответил Ратов.

– Сегодня будут выделены. А вы что, не верите?

– Верим, конечно, но хотел уточнить.

– Считайте, что вопрос решен. Я же сказал, что сам буду контролировать распределение средств в ручном режиме. Вы лучше расскажите, что будете предпринимать. А то мы деньги выделим, а они останутся неосвоенными.

– Проведем переговоры с производителями и торговыми сетями. Обеспечим уже на этой стадии рекламу. И будем запускать производство.

– Да, еще вот что. Займитесь дизайном. Это вопрос политический.

– Шаровары и лапти не обещаем, но одежда будет современной и с национальным колоритом, – сказал Ратов.

– А лаптей нам и не надо!

– Это ты хорошо догадался с национальным колоритом! – заметил Громов, поспешивший покинуть с Ратовым кремлевские хоромы.

Они устроились в ресторанчике, приютившемся в дворянской усадьбе, чудом сохранившейся в переулках Китай-города.

Большую часть флигелей, расположившихся подковой вокруг сада со столетними деревьями, занимали мастерские художников и всякого рода рукодельные промыслы. В нишах стен белели гипсовые бюсты и копии безруких богинь Древней Эллады, сохранивших грацию точеных торсов и плеч.

Названия блюд и напитков в свою очередь были приближены к вкусам художников и ваятелей, а также виртуозов багетных и металлоремонтных работ, с легким оттенком укора напоминая им о бессмертных шедеврах.

– Ты только сейчас понял, что нас ждет? Да по сравнению с бюрократическими играми научные подвиги – это так, разминка для ума, – сказал Ратов.

– Я бы взял «Крик» Мунка. Что это? Мясо с кровью. Очень кстати. Я только не могу понять, как мы джинсы будем превращать в национальную русскую одежду. С хромовыми сапогами и гармошкой, что ли? С балалайкой в придачу? И чтобы бутылка водки из кармана выглядывала? А на жопе – крупная надпись «Пушкин»?

– Я уже думал над этим.

– Пушкин подходит. Или Лермонтов?

– Лермонтов мог бы. Характер у него был препоганый. Как у тебя.

– У Льва Николаевича Толстого нрав был тоже не подарок. Да у всех выдающихся людей сложный характер. Я не исключение.

– Тогда заказывай «Крик» Мунка, а я рыбку возьму. В любом случае штанами мы не обойдемся. Расширим ассортимент. Пусть лучше критикуют отдельные элементы, чем систему в целом. И нам проще. Будет от чего отказаться, чтобы спасти проект в целом, – спокойно объяснял Ратов.

Знакомая тактика – специально нагородить черт знает чего, лишь бы запутать оппонента и обеспечить себе максимальную свободу маневра.

«Вон я сколько сдал позиций, а вы еще настаиваете! Больше, как можно больше идей, предложений, вариантов. Тогда выживем».

Ратов чувствовал себя в родной стихии. Сказывалась выучка, полученная за время работы в Кремле.

– Мудро. Начинать все же придется со штанов. Всю линейку мы поначалу не вытянем, – сказал Громов.

– Ты против моей идеи?

– Почему же? Нормальный ход, может сработать. Выложим широкую коллекцию одежды. Пусть ее обсуждают, мусолят, спорят, а мы пока запустим в производство первые образцы. Если нам не помешают.

– А кто может реально помешать? – насторожился Ратов. – Бюрократов я лично воспринимаю как элемент пейзажа. Пока не вмешиваются высшие силы. А они занимают выжидательную позицию. Присматриваются. У тебя другая информация?

– Я имел в виду любителей поживиться за чужой счет. Флибустьеров свободной охоты. Не совсем легальный, но процветающий бизнес – патентное рейдерство. И уже появились первые желающие сожрать наш проект и нас вместе с ним, – сказал Громов.

– Кто конкретно?

– Не скажу. Они проявятся, и очень скоро.

– Хорошо, ты займешься рейдерами, а я дизайном и согласованиями, – предложил Ратов.

– Может, стоит пригласить консультанта?

– Обязательно пригласим. Но не думаю, что это сильно поможет. Я уже предвкушаю, что сойдутся высокие интересы. Технологии иногда утвердить легче, чем выбранный дизайн. Вот увидишь, – сказал Ратов.

И он оказался прав.

Следующее утро началось со звонка.

– Мы с вами знакомы. Ампилов моя фамилия. Департамент экономики администрации президента.

– Да, я вас помню, – поморщился Ратов, живо представив длинную фигуру, малоподвижное лицо с тусклыми серыми глазами и аккуратный пробор прически.

– Предлагаю встретиться на нейтральной территории, – сказал Ампилов. – В районе Патриарших прудов вас устроит?

«Почему на нейтральной? Приехать ко мне он считает ниже своего достоинства? А пригласить в Кремль? Ресторан предлагает на значительном удалении от своего департамента. Вообще, что ему нужно? Если у него официальное поручение, он в любом случае предложил бы приехать к себе. Значит, разговор будет личного свойства. Начинается».

Грязноватые улицы Москвы, истосковавшейся по свежему и пушистому снегу, неожиданно осветились яркими солнечными лучами.

Москвичи, ошалевшие от депрессивного полумрака, с недоверием и детским восторгом оглядывались по сторонам – воздух, оказывается, может быть подвижным и зыбким, пропитанным светом и теплом.

Хорошо, что выбрали это место, подумал Ратов, без ложной скромности приписывая себе авторскую идею Ампилова, который, судя по уверенному виду, посещал предложенный ресторан с завидной регулярностью.

По белым стенам бегали солнечные зайчики. Над столами и удобными диванами проплывали ароматы восточных специй, на потолке замерла бронзовая ящерица.

Заметив взгляд Ратова, его кремлевский собеседник с удовольствием пояснил:

– Геккон. Очень полезное животное. Питается комарами и всякой мошкарой. Среду очищает.

– А мы чем будем питаться?

– Здесь великолепная ливанская кухня. Рекомендую овощные закуски с лепешками и рубленую баранину с кедровыми орешками. Много специй, но не острые. Чувствуете ароматы?

– Чувствую, – подтвердил Ратов и втянул воздух носом.

– Сразу же перейду к делу. Ваш проект на личном контроле у президента.

– Да, я знаю.

– Вчера принято решение, что вы в самое ближайшее время предложите концепцию дизайна «умной» одежды, – напомнил Ампилов.

– У вас поручение на этот счет?

Ампилов нахмурился, не скрывая, что вопрос показался ему в высшей степени неделикатным и неуместным.

– Я хотел бы высказать некоторые рекомендации, – скромно сказал он с видом человека, готового перенести и не такие страдания ради общего дела. – Надеюсь, они будут полезны.

– Понятно, – сказал Ратов.

– Нам не нужен эпатаж в псевдорусском стиле или лубочные мотивы. Нежелателен также помпезный дворцовый шик. На мой взгляд, в наибольшей степени современным требованиям отвечает стиль дизайнера Юрашкина.

«Он что, комиссию получает? Вряд ли. Есть вещи намного более важные, чем комиссия. Дизайнеры входят в самый ближний круг первых лиц. Юрашкин обшивает семью президента. Так по крайней мере пишут и говорят. Пойди проверь! Никогда точно не знаешь, но на президента ссылаются. А Чекурин одевает супругу премьера. Опять же не проверишь. А это уже бренды. Он меня втягивает в игру вокруг «тандема». Ая-яй! И делает это довольно бесцеремонно. Со скромным видом, но нахально. Осторожно! Заминировано».

– Я вас понял, – сказал Ратов.

Ампилов выразительно посмотрел: «И чего ты понял?»

– Присмотримся к творчеству Юрашкина самым тщательным образом, – пояснил Ратов. – Но пригласим на конкурс и других ведущих модельеров, Чекурина например.

Оглянувшись на геккона, который, рискуя свалиться в тарелку, внимательно прислушивается к беседе, Ампилов пожевал губами:

– М-да, гекконы в Азии падают с потолка. Часто. Неприятно, если в стакан с виски или на голову во время сна. Холодные, юркие. Как вам закуски?

– Восхитительно.

– Будете представлять коллекцию за рубежом?

– Еще нужно создать коллекцию. И утвердить патент не мешало бы. А так, конечно, покажем. Чем раньше, тем лучше. Хорошо бы вызвать заинтересованную реакцию. Тогда цены пойдут вверх. Всегда приятно вести переговоры с позиции силы, – мечтательно улыбнулся Ратов.

«Кажется, я сказал все, что нужно, чтобы Ампилову было о чем подумать. Подтекст, во всяком случае, он должен оценить».

Обязательно!

Но Ампилов не сдавался. Он одарил Ратова обворожительной улыбкой и неожиданно сменил тему:

– Я расскажу одну поучительную историю. В конце пятидесятых годов талантливый художник Вера Ипполитова-Аралова привезла в Париж коллекцию «Русские сапожки». Цветные сапожки на каблуках. По ее эскизам их смогли изготовить в мастерских Большого театра. Ну а нашей «очень легонькой промышленности» оказалось не по силам. Французы просто умоляли: «Продайте». Не можем. Все привезенные образцы следовало вернуть на родину.

– Не продали?

– Так и увезли обратно. А французы скопировали сапожки и завалили ими магазины. Спрос колоссальный. Но из названия «Русские сапожки» очень быстро исчезло слово «русские». А у нас стали выпускать через двадцать лет после показа в Париже.

«Зачем он это рассказал?» – подумал Ратов.

– Нужно предлагать такие модели, которые будет невозможно переделать, чтобы похерить наш бренд, – заключил свою мысль Ампилов.

«Если матюгнется как следует, значит, считает, что наш разговор достиг высокой степени доверительности».

Но Ампилов не матюгнулся, он только сделал страшное лицо и спросил:

– Вы этого хотите?

– Нет, не хочу.

– Необходимо вшивать национальные и государственные символы в одежду. Как это делает Юрашкин. У него орлы двуглавые в самой структуре ткани. Не переделаешь. Не украдешь. Понимаете!

После обеда Ратова ожидало сообщение: «Звонили из правительства. Просили срочно перезвонить. По поводу модельера Чекурина».

Не снимая пальто, Ратов набрал указанный телефонный номер:

– Да, очень интересный дизайнер. Конечно, будем приглашать. Встретиться? На нейтральной территории? Давайте встречаться. Сегодня понедельник, в среду устроит? На Чистых прудах? А почему не на Патриарших? В ресторане с гекконом? Ящерица такая, комаров изничтожает. Не устраивает? Ладно, давайте на Чистых.

Глава 18. «Мозговой штурм»

Проведение конкурса дизайнеров одежды оказалось делом исключительно сложным и неблагодарным.

Юрашкин заявил, что не будет демонстрировать свои модели в присутствии других соискателей. Чекурин согласился, но обставил участие такими условиями, которые даже у измученного тягомотной историей Ратова вызвали улыбку умиления.

– Сцена казни петрашевцев – привязывание к столбу, надевание мешков на голову и помилование в последнюю секунду – все это бледнеет и меркнет по сравнению с предложенным сценарием, – прокомментировал ситуацию Ратов и сам позвонил Чекурину: «Или вы участвуете на общих основаниях, или мы забудем об этом приглашении».

Чекурин подумал и согласился.

Еще одним участником был избран Денис Столачев, который оказался на редкость улыбчивым человеком и конструктивно настроенным собеседником. Однако Ратов не исключал, что «гуд бой» тоже заготовил сюрпризы и приберег их для презентации.

«Независимый консультант» настойчиво рекомендовал пригласить талантливого Гошу Грушинского, но Ратов убоялся его моделей с торчащими во все стороны металлическими штырями и пообещал рассмотреть эту кандидатуру позднее, когда речь пойдет о молодежной моде.

В конечном итоге все как-то утряслось. Именитые модельеры и их покровители, помотав нервы Ратову, дали согласие на участие в конкурсе и даже прислали свои «концепции», одна красивее другой.

Трудности настраивали Ратова на философский лад.

– Сбываются худшие прогнозы. Как бы не похоронить проект под темой дизайна. А может, ты прав – нужен посредник, промежуточное звено? Пусть все на него жалуются, – говорил Ратов сочувствующему его несчастьям Громову. – Но подлость вот в чем, не получится с посредником. Самому придется испить горькую чашу до дна. Обидно, чем дальше, тем меньше удается заниматься реальным делом. Удивительно, как люди не берегут свое время. Обязательно нужно козью морду друг другу сделать.

– Все в порядке, – успокаивал Громов. – Складывается ложное впечатление, что интриги, разговоры, выкручивание рук – процесс, никому не нужный. А люди живут своей жизнью, и наплевать им на эту канитель. Эти два процесса потом сойдутся. И окажется, как спроектировано, так люди и будут жить. Поэтому каждая деталь на вес золота. Она же будет тиражироваться миллионными экземплярами.

– А кто тебе самому больше нравится из дизайнеров? – спросил Ратов.

– Я лучше промолчу. Думаю, что коллекция, которую выберем, не будет последним словом. Еще десять раз все изменится.

«Странно, – думал Ратов, – мы все время меняемся местами. То Громов паникует, а я его успокаиваю. А сейчас наоборот. Он спокойный, как дубовый пень, а меня мандраж бьет».

Появление дизайнерского бомонда напоминало акт подписания безоговорочной капитуляции поверженной Германии с той разницей, что победителями считали себя все участвующие стороны. Снисходительные кивки друзьям-соперникам, горделивая поступь, наигранно скучающий вид и волчий блеск в глазах.

Громов сочувственно посмотрел на Ратова: «Прими мои соболезнования, старичок! Представляю, что пришлось тебе вынести в общении с гламурным народом».

В ответ Ратов сделал жест кистью, который можно было трактовать по-разному: «Все еще впереди», «Да хрен бы с ним» или «Не стоит благодарности». Он всерьез подозревал, что согласие модельеров на совместную встречу было продиктовано элементарным любопытством – что за «умную» одежду замастырили?

В последний момент было решено пригласить также представителей рекламных агентств, которые состязались за право обслуживания этого необычного проекта.

Самыми крутыми считались Виктория и некий Сергей Мамонов, человек неуживчивый и часто меняющий места работы, но обладающий нестандартным мышлением и подчас предлагающий самые интересные решения. Если был в нормальном состоянии и добром расположении духа.

– Друзья, – бодро начал Ратов, – вы ознакомились с нашими презентационными материалами. Представляете в общих чертах, о каком выдающемся изобретении идет речь. «Умная» одежда повысит качество жизни и, вне всякого сомнения, перевернет представления о современной моде. На первое место выходят критерии технологичности, которые необходимо облечь в эстетически прогрессивные формы. Нам хотелось бы выслушать предложения, что будет представлять из себя «умная мода». Вы не против этого нового термина?

Судя по лицам, термин вызвал некоторое замешательство. Никто не возразил, но сомнения были очевидны – а не значит ли это, что все остальные модные тенденции следует считать отъявленной глупостью, балансирующей на грани дебильности?

– Нужно подумать, – деликатно заметил Чекурин.

– А чтобы лучше думалось, не могли бы показать нам образцы одежды? – тоненьким голосом спросил Юрашкин.

– С удовольствием! Образцы в студию!

Модельеры сорвались с мест и быстренько подошли к вешалкам, на которых ввезли в зал несколько образцов – женские и мужские брюки, джинсы и даже несколько робко белеющих трусиков и маек.

– М-да, – послышались разочарованные вздохи. – И это все?

– Эффект воздействия на биохимические процессы достигается специальными пропитками ткани, – вмешался Громов. Он попытался доходчиво объяснить механизм происходящих в организме процессов, но его прервал Чекурин.

– Деталь, создающая имидж, должна располагаться на поясе или выше. Штаны – не совсем удачный выбор. Чтобы обеспечить спрос, нужен более широкий выбор одежды и аксессуаров.

– А я считаю, что наши выдающиеся изобретатели абсолютно правы, – всполошился Юрашкин. – Более того, я уже сейчас готов предложить сеть моих магазинов «Юрашкин-джинс».

– Слово «джинсы» вообще иноземного происхождения, – сообщил Столачев. – Одним только названием вы пропагандируете американскую продукцию. А где национальные мотивы?

– Какая глупость, – трагически вздохнул Юрашкин. – Джинсы носят во всем мире. При чем здесь Америка? А ведомо ли вам, господин – не помню вашу фамилию, – что эту одежду официально стали называть джинсами только в 1963 году и это слово пришло из Франции? Так французы называли изделия портных из итальянской Генуи. Американцы, на которых вы ссылаетесь, именовали эти штаны совершенно иначе – «изделия из денима». Опять же Франция! «Изделия из города Ним». Так называли ткань – саржу, которую окрашивали в темно-синий цвет с помощью натурального красителя индиго. А что касается любимых вами американцев, то первые джинсы, изобретенные Ливаем Страуссом, вообще были запатентованы как «рабочие комбинезоны без верха, на бретелях и с карманами для ножа, денег и часов». И шились они из грубого брезента специально для золотоискателей. Те елозили на коленках и протирали обычные штаны в мгновение ока. Не напасешься!

«Энциклопедические знания, – подумал Ратов. – Место консультанта для оформления патента ему обеспечено».

– Все это очень занятно, – небрежно заметил Чекурин, приревновавший к неожиданной осведомленности Юрашкина, но господин Столачев совершенно прав. Джинсами мы не обойдемся.

– И не нужно обходиться, – крикнул Юрашкин. – В моих магазинах вы найдете не только джинсы. Там же продаются топы, блузки, жакеты из натуральных материалов, костюмы, юбки, платья.

– На стадии испытаний мы столкнулись с серьезными проблемами восприятия. Многие считают, что джинсы годятся для отдыха, путешествий, ассоциируются с рабочей одеждой. Это устраивает далеко не всех потенциальных клиентов, – заметил Ратов.

Он уже опасался, что обсуждение выльется в беспорядочную перепалку между модельерами, и попытался переключить внимание на свою скромную персону, о чем немедленно пожалел.

На этот раз стихийно объединились Юрашкин и Чекурин.

– Ваши клиенты заблуждаются, – процедил Чекурин. – Джинсы позволяют создать любой образ: спортивный или классический, урбанистский или хулиганский, сексуальный или деловой.

– Да-да, вот у нас предлагается очень элегантный крой джинсов – с российским орлом, – добавил Юрашкин. – Мы изначально ориентировались на спрос.

– Орел обязательно? – язвительно заметил Столачев, который, оказавшись в меньшинстве, почувствовал себя уязвленным.

– А вы как думаете? Изображения орлов воспитывают патриотизм.

– Вы затронули ключевую тему. Что для нас важнее – глобализм или национальная идея в дизайне одежды? – Ратов попытался направить дискуссию в полезное русло.

– Через штаны обеспечить единство нации и наше единство с остальным миром, – мечтательно прошептал Чекурин.

– Ну, знаете, все зависит от того, кто будет эти штаны носить. Я что-то не вижу таких авторитетов, которые вдохновили бы целевые аудитории, – возразил Столачев.

– Самый высокий рейтинг у президента и премьера. Но их не наймешь рекламными агентами. Или вы иначе считаете? – Коварно прищурившись, Юрашкин повернулся к Ратову, но тот не успел ответить.

Его вновь опередил Чекурин:

– А я сошлюсь на любимую формулу Коко Шанель: «Роскошь плюс раскованность».

– Все равно потребуется сменить всю линейку одежды. Изобретатели предлагают великолепную идею, но она требует своего дизайна. Вспомните, юбку-брюки для женщин придумали одновременно с велосипедом, чтобы наездницам было удобнее крутить педали. На первом месте технологичность! – твердил Столачев.

– У меня прямо противоположный взгляд, – сказал Чекурин. – Ничего не должно настораживать. Можно использовать опыт создания современной мебели. Штаны должны быть удобными, как кресло. Мягкими, роскошными и простыми, комфортными одновременно.

– Они у вас, кресла ваши, чтобы спать или в кафе прохлаждаться. А у нас мода для креативных людей, чтобы преуспеть в жизни и, между прочим, решить демографическую программу. Вспомните, что говорил президент, и обратите внимание на демографию, – напомнил Юрашкин.

– Вот сейчас прямо и вспомню. «Я не сплю и думаю о вас» – хороший рекламный слоган, – сказал Чекурин.

– О вас, унитаз – можно выстроить целый ряд классных ассоциаций, а заодно привлечь производителей сантехнического оборудования, – без тени улыбки предложил Столачев.

– Вы же человек образованный, – покачав головой, пожурил его Чекурин.

– Совсем необразованный и очень стервозный, – вызывающе улыбаясь, ответил Столачев.

– Да, к сожалению, стервозность в нашем мире – явление распространенное. Сволочей развелось, – с тонкой улыбкой поведал Юрашкин.

– Опять вы с вашими дурацкими замечаниями. Джинсы – одежда вчерашнего дня. Самое примитивное, что только можно себе представить, – не сдавался Столачев. – Ну что вы можете предложить, чтобы выделиться из потоков джинсового дерьма? Заклепки, прострочки, кожаные заплаты, теперь вот орлы. На ковбойских штанах! Чепуха какая-то! Нужны штаны национального колорита и цвета.

Атмосфера накалялась. Союзы по принципу «против кого дружим» менялись с калейдоскопической быстротой.

«А может, так и должны проходить мозговые штурмы?» – засомневался Ратов.

– Национального цвета! Какого, блин, цвета? Черного? – скривился Юрашкин, намекая на последнюю столачевскую коллекцию.

– Да, черного!

– Траурного, печального, похоронного! Отражает национальный характер. Ничего не скажешь!

– Ну знаете. Глупо думать, что черный цвет траурный. Это верх элегантности и чувственности. Все время держит в образе.

– Видел-видел ваш образ! В кожаном плаще, разорванных колготках, лаковых туфлях на платформе?

«На что он намекает? – подумал Ратов. – Ах да, на Наталью Водянову, которая появилась в подобном обличье на презентации коллекции Столачева. Опять сцепились. Ну что ты будешь делать!»

– Я тоже люблю черный цвет, – вмешался Чекурин. – Но должен заметить, что вы имеете удручающее заблуждение, что любой цвет сочетается с черным. С ним сочетаются только ахроматические цвета – все оттенки белого и серого. А вот с яркими и насыщенными цветами и гаммой теплых оттенков лучше не сочетать.

– Абсолютно неверно, – возразил Столачев. – Кстати, я представил коричнево-желтые цвета еще летом 2009 года. Это сейчас особенно актуально. Год Тигра!

– Ах, я не могу слышать этот абсурд! – Юрашкин, выждав момент, вновь напал на Столачева. Но взял на тональность выше. – Только подумайте! Год Тигра. Открыл Америку! Да знаете ли вы, молодой человек, что это год Белого Металлического тигра. Для него характерны все оттенки серого и белого.

– Я говорил об этих оттенках, – начал выходить из себя Столачев.

«Ничего из этой дискуссии не получится», – наконец решил Ратов, которому Громов не уставал подавать тревожные знаки.

– Друзья, друзья, очень полезное обсуждение. Мы ознакомились с вашими концепциями и ждем конкретных предложений по моделям. В течение недели. После этого объявим о своем решении и приступим к работе, – сказал Ратов. – А сейчас послушаем коллег из рекламного цеха. Надеюсь, они подскажут яркие идеи.

И они подсказали.

Сергей Мамонов словно ждал этого момента и тут же перехватил инициативу:

– Господа, я представляю компанию «Вассерман и партнеры». Это не тот Вассерман, который… Ну, в общем, понятно. «Умная» одежда должна сразу же привлечь всеобщее внимание. Необходима мегаакция! Приведу некоторые примеры. Недавно в разных странах сотни велосипедистов в обнаженном виде провели заезд по улицам городов. Они выражали протест против автомобилистов.

– Не подойдет, одежду нужно рекламировать, а не голые задницы. К тому же это отпугнет женскую аудиторию, – резко сказал Чекурин и нетерпеливо посмотрел на часы.

– Не могу с вами согласиться. В постели голые мужчины женщин не пугают, а на велосипедах отпугнут? Нелогично получается.

– Логично, – отрезал Чекурин.

– Тарковского изводили голыми колхозницами, снятыми в «Андрее Рублеве». Вот что мне это напоминает, – обиделся Мамонов.

– Да бросьте, и колхозов, и колхозниц давно нет.

– А женщины есть! И лицемерие осталось. Мы о будущих клиентах беспокоимся.

– Для этого не обязательно голышом по Европам разъезжать.

– Брейк, господа, – сказал Ратов. – Совместить дизайн и рекламу не получается. Наверное, мы просто устали. Вы люди творческих профессий, пассионарные. Давайте сегодня этим ограничимся.

– Жаль, – томно сообщил Юрашкин. – Мы только стали входить во вкус дискуссии. Но вы люди занятые. В отличие от нас.

«Не нужно было собирать их вместе. Зря я настаивал. Из трех человек получается сразу пять партий, и все друг с другом враждуют», – Ратов сердечно попрощался с участниками «мозгового штурма».