Текст книги "Бич Божий"

Климентине было что терять. До сих пор император щедро оплачивал ее услуги. Настолько щедро, что даже потери, понесенные в Медиолане, не слишком отразились на благосостоянии матроны. Вдова Валериана буквально купалась в роскоши. Зато ее отношения с Церковью оставляли желать лучшего.

Климентину подозревали в ереси и в приверженности древним культам самого скандального толка. Достаточно было даже не слова, а просто намека божественного Валентиниана, чтобы служители Церкви набросились на блудницу, лишив ее не только состояния, но и имени.

– Чего ты хочешь от меня, префект? – спросила матрона.

– Я хочу видеть дукса Ратмира, и ты, благородная Климентина, сведешь меня с ним.

– Но ведь высокородный Ратмир либо бежал, либо убит, – попробовала протестовать хозяйка.

– Я точно знаю, что дукс в Риме, – криво усмехнулся Петроний. – И ты, матрона, догадываешься, где он скрывается. Поверь мне на слово, благородная Климентина, это в твоих интересах.

– Хорошо, – вздохнула вдова. – Я сделаю все, что в моих силах.

Петронию нужны были люди, способные нанести бестрепетной рукой смертельный удар божественному Валентиниану и стойко принять смерть от руки палача. Дезертиры для этой цели не годились. То есть убить они могли любого, в том числе и императора, но подонки не выдержали бы пыток, назвав имя заказчика. А Петроний хотел жить, более того, он хотел властвовать. И ступенями к его возвышению должны были стать двое – императрица Евпраксия и дукс Ратмир. Последнего он устранит рано или поздно. Но пока Петроний жаждал видеть опального дукса даже больше, чем свою любовницу-императрицу.

Их встреча состоялась в одном из притонов Рима, куда Петроний явился один, в простом плаще, одетый не лучше, чем обитатели городского дна. Префекта провели в небольшой закуток, предназначенный для интимных развлечений, где его уже поджидал распутный сын матроны Пульхерии. Ратмир, в отличие от префекта, был одет как варвар – в кожаную куртку и поношенные штаны. Его меч лежал рядом на лавке. Дукс не доверял Петронию и не собирался этого скрывать.

– Ты решил убить императора? – прямо спросил Ратмир.

– Да.

– Из мести?

– Не только, – возразил Петроний. – Я хочу спасти двух женщин, обреченных на заклание. Одна из них Климентина, другая – Евпраксия.

– Императрица – твоя любовница?

– Да.

– Следовательно, вместо божественного Валентиниана Рим обретет божественного Петрония, – усмехнулся дукс. – А что получу я?

– Ты станешь префектом Галлии, высокородный Ратмир.

– Не густо для человека, который еще совсем недавно готовился стать соправителем, – вздохнул дукс.

– Ты не хочешь отомстить за смерть своей матери, благородной Пульхерии? – сухо спросил Петроний.

– Хочу, – пожал плечами Ратмир. – Иначе не пришел бы сюда, рискуя головой.

– Мне нужны люди, способные не только убить императора, но с достоинством принять жребий, выпавший на их долю. Такие люди наверняка есть среди сторонников покойного префекта Аэция.

– Есть, – кивнул Ратмир.

– Валентиниан поручил мне подобрать ему телохранителей. Я думаю, двоих хватит, чтобы нанести императору смертельные удары. Но это должно произойти на глазах многих римлян, в противном случае никто не поверит в святую месть.

– Я пришлю тебе людей, Петроний, – спокойно сказал дукс. – Дни божественного Валентиниана сочтены. У моего друга детства оказалась слишком короткая память. Надеюсь, ты, сиятельный Петроний, не столь забывчив и сдержишь все свои обещания.

– В моем слове можешь не сомневаться, дукс. Во всем Риме нет человека, который осмелился бы упрекнуть патрикия Петрония Максима во лжи.

– Тем лучше, – улыбнулся Ратмир. – Тебя проводить?

– Спасибо, я выберусь сам.

Дукс Ратмир не сразу покинул притон. Некоторое время он сидел в глубокой задумчивости, катая по столу хлебные шарики. Шорох в дверях заставил его вскинуть голову. Мальчишка лет двенадцати, в грязной тунике и обрывке чужого плаща, перетянутого на талии, тенью скользнул к столу и присел на лавку, с которой только что поднялся префект Петроний. Ратмир налил новому гостю вина в кружку, но тот к ней даже не притронулся. В его больших зеленых глазах, устремленных на дукса, были ненависть и боль.

– Это он? – спросил Ратмир.

– В этом нет никаких сомнений, – ответила Веселина. – Именно этот человек ждал негодяев на соседней улочке, и это по его приказу тело благородной Пульхерии бросили в повозку. Сюда его сопровождали люди, среди которых я опознала убийц нашей матери. Ты должен отомстить им, Ратмир.

Дукс не знал, кто был отцом Веселины. Возможно, этого не знала и сама матрона Пульхерия, менявшая любовников едва ли не каждую ночь. Судить мать Ратмир не собирался, но полагал, что она должна была позаботиться о собственной дочери, которой уже исполнилось семнадцать лет. К сожалению, матрона не прислушалась к его словам, быть может просто не успела. А теперь перед Ратмиром и Веселиной стояла непростая задача: не только отомстить убийцам матери, но и найти ее тело, дабы похоронить с соблюдением всех необходимых обрядов.

– Почему она дала тебе венедское имя? – неожиданно спросил Ратмир у сестры.

– Наверное, не хотела, чтобы я стала римлянкой, – нехотя отозвалась девушка. – Ведунье Лады венедское имя больше к лицу.

Веселина спаслась чудом. И не просто спаслась, но и сумела выследить негодяев, разоривших ее дом. Ратмир практически не знал свою сестру. Он был старше ее на двадцать лет и потому, наверное, просто не заметил, как крохотная девчушка превратилась в красивую девушку с большими выразительными глазами и своими представлениями о том, что хорошо, а что плохо в этом мире.

– Ты дашь ему людей?

– Наверное, – мрачно кивнул Ратмир. – Но прежде я хочу встретиться с одним человеком.

– С кем? – нахмурилась Веселина.

– С божественным Валентинианом. Когда-то он был моим другом, сестра.

Самое удивительное, что Валентиниан не удивился появлению Ратмира в доме благородной Климентины. Он даже не испугался. И спокойно продолжал сидеть на ложе, поглаживая попку своей очередной пассии. Кажется, это была дочь комита финансов Веспасиана, впрочем, Ратмира эта женщина сейчас волновала менее всего.

– Я оденусь, если ты не возражаешь? – вопросительно глянул на дукса император.

– Не возражаю, – равнодушно бросил Ратмир, присаживаясь в кресло, стоящее у окна.

– Я не убегу, – усмехнулся Валентиниан. – И не буду звать на помощь своих людей.

– Я знаю, – кивнул Ратмир.

Женщина спала или притворялась, что спит. В любом случае ей, видимо, хватило ума не мешать разговору старых друзей. Валентиниан подошел к столу и наполнил вином два позолоченных кубка – для себя и для гостя.

– Ты приказал убить мою мать, – произнес Ратмир, не повышая голоса.

– Нет, – твердо произнес Валентиниан. – Но это вовсе не означает, что я не желал ее смерти. Я отдал этой женщине душу в обмен на ее плоть и только сейчас понял, что такое свобода. Твоя мать была колдуньей, Ратмир. И ты это знаешь. Я познал ее в шестнадцать лет и все эти годы служил ей, словно раб на галерах. Не спрашивай меня, как это было. Этого я не могу сказать даже тебе. Они спеленали меня по рукам и ногам – Плацидия и Пульхерия. Это они правили Римом, а я только числился императором. Мне тридцать семь лет, Ратмир, но я стал мужчиной только месяц назад. И, став мужчиной, я сделал то, что сделал бы любой на моем месте.

– Убил Аэция, – подсказал императору дукс. – Человека, сохранившего для тебя империю.

– А зачем мне империя, в которой властвуют другие? – удивленно вскинул густые брови Валентиниан. – Я слишком долго ждал своего часа, Ратмир, чтобы теперь остановиться на полдороге.

– А чем тебе мешала Гонория?

– Тем, что жила, – криво усмехнулся Валентиниан. – Это ведь не я ее отравил, дукс. Нет. Это сделали те, кто хотел мне угодить.

– Епископ Лев пригрозил тебе отлучением от Церкви.

Валентиниан засмеялся и вновь наполнил опустевший кубок:

– Он умрет раньше, чем исполнит свою угрозу. Я ведь не христианин, Ратмир. Я – демон. Я – божественный Валентиниан. Это она сделала меня таким. Впрочем, нет. Я этого хотел. Я к этому рвался. Я сам умолял Пульхерию посвятить меня во все языческие тайны. Я участвовал во многих мистериях. И я добился того, чего хотел, – узнал свое будущее.

– Неужели? – удивился Ратмир.

– Меня убьет человек, который спал в одной постели с моей женой. – Губы Валентиниана расплылись в ухмылке. – Я убивал всех, кто прикасался к ее телу. Даже рабов. На всякий случай. Пока уцелел только один. Внук Гусирекса – вандал Ян. До него мне пока не дотянуться.

– Но, возможно, он дотянется до тебя?

– А зачем? – удивился Валентиниан. – Ему моя смерть не нужна. Возможно, ему нужен Рим, но он его не получит, жив я или нет. Теперь ты понял, Ратмир, почему я не испугался, когда увидел тебя? Впрочем, ты можешь опровергнуть пророчество ударом кинжала.

– Нет, – покачал головой Ратмир. – Я ведь не спал с твоей женой.

– Что правда, то правда, – вздохнул Валентиниан. – Это мне придется убить тебя, дукс. Пусть не сегодня.

– Почему?

– Ты будешь рваться к власти. До последнего предсмертного вздоха. Мне очень хочется, чтобы ты умер раньше, чем я. Намного раньше, Ратмир.

– Следи за женой, – посоветовал дукс императору, поднимаясь с места. – Женщины бывают удивительно проворны в исполнении своих тайных желаний.

Деньги, выделенные комитом финансов Веспасианом, не пропали даром. Двадцать римских легионов были сформированы точно в срок. Этому не смогла помещать ни смерть Аэция, ни волнения в Риме. Божественный Валентиниан был слегка удивлен старательностью и расторопностью сиятельного Петрония и даже одобрительно похлопал его по плечу.

– Меня упрекают в расточительности, префект. Но все мои усилия направлены лишь к тому, чтобы жизнь в империи стала безопасной для обывателей.

– Рим должен увидеть новые легионы, божественный Валентиниан, – подсказал императору Петроний. – Во всем блеске грядущей славы. На Марсовом поле все уже готово для воинских игр и парада.

– Это хорошая мысль, префект. Народ должен видеть своего императора. Скажи доместику, чтобы готовил мой выезд.

Вечный Город, погруженный в решение насущных проблем, с готовностью откликнулся на призыв Валентиниана. Канули в лету гладиаторские бои, закрылись театры и цирки, о скачках давно уже не было и помину. Рим в последние десятилетия только и делал, что отражал нашествия варваров. Но тяга римлян к пышным зрелищам не иссякла. Марсово поле было запружено таким количеством народа, что Валентиниан со своей многочисленной свитой едва не утонул в этом бушующем море. Непостоянная римская толпа, еще недавно проклинавшая своего императора, ныне приветствовала его криками ликования, которым мог бы позавидовать великий Цезарь. Причем ликование это было искренним. Валентиниан видел лица людей, видел их глаза, обращенные на его божественную особу, и улыбался.

– Как мало оказывается нужно, Гераклион, чтобы заслужить любовь римского плебса.

– Эта любовь обошлась тебе, божественный Валентиниан, в десять миллионов денариев, – вздохнул евнух. – Именно столько потребовалось денег, чтобы сформировать эти легионы. Римляне не рвутся служить империи, а услуги варваров стоят дорого.

– А что империя дала простолюдинам, магистр? – спросил с усмешкой Валентиниан, взмахом руки приветствуя легионеров, выстроившихся перед трибуной. – Добрую сотню лет Рим только отбивается от многочисленных врагов. А надо наступать, патрикии. Риму не хватает золота, Риму не хватает рабов, Риму не хватает красивых и покорных наложниц. А главное – Риму не хватает зрелищ. И все это я ему дам!

– Да здравствует император! – гаркнул Гераклион, и этот возглас, подхваченный сначала свитой, а потом народом, рванулся к небесам.

Легионы, четко печатая шаг, плотно сомкнув ряды и ощетинившись копьями, двинулись навстречу друг другу. Все зрители, затаив дыхание, ждали того момента, когда две фаланги сойдутся в боевом неистовстве. К счастью, не дождались. Фаланги замерли в десяти шагах друг от друга, ударили древками копий в свои щиты и, сделав крутой разворот, вернулись на свои места.

– А клибонариев мы увидим? – обернулся император к комиту финансов Веспасиану.

– Вероятно, – пожал тот плечами. – Сиятельный Петроний – редкостный затейник, судя по всему.

– Мне нужны полководцы, а не затейники, – поморщился Валентиниан.

– Тогда зачем ты убил Аэция, император? – прозвучал вдруг за его спиной глухой голос.

Валентиниан вздрогнул и обернулся. Меч телохранителя с хрустом вошел в его грудь раньше, чем он увидел лицо своего убийцы. Император еще успел услышать предсмертный хрип верного Гераклиона, рухнувшего к его ногам с перерубленным горлом, а потом стал медленно валиться на обомлевшего комита Веспасиана.

– Император убит! – раздался панический вопль, но его заглушило пение «баррина» красиво марширующих легионеров.

Глава 10
Вандалы

Римский Сенат пребывал в растерянности. Смерть божественного Валентиниана явилась громом среди ясного неба для обленившихся патрикиев. Император не оставил наследников мужского пола, а две его дочери не созрели не только для власти, но и для брака. Да и где найти жениха, который соколом взлетел бы по ступенькам трона и взял на себя заботу о Вечном Городе и обширной империи? Впопыхах в Сенате даже забыли о существовании императрицы Евпраксии, которая, между прочим, была не только вдовой Валентиниана, но и дочерью покойного Феодосия, императора Византии. К счастью, Евпраксия сама напомнила о себе, явившись в здание Капитолия с пышной свитой, главную роль в которой играл префект Италии Петроний Максим. Почтенные старцы в белоснежных тогах с пурпурной полосой с интересом наблюдали за гостями. Многие сенаторы уже знали о пророчестве своего бывшего коллеги, безумного Паладия, который предрек сиятельному Петронию неслыханный взлет и скорое падение. Однако по Риму гуляли и другие слухи. Сплетники, в частности, утверждали, что это именно Петроний устранил сначала Аэция, потом Гонорию, а затем и самого божественного Валентиниана, мстя императору за позор и смерть своей жены. Последнее предположение не только не ужаснуло сенаторов, но заставило попристальней присмотреться к патрикию. Если слухи о мести соответствуют истине, то следует признать, что в лице сиятельного Петрония империя обретала истинного римлянина, способного защитить не только свою честь, но и честь Великого Рима. Что же касается средств, с помощью которых он достиг своей цели, то в Сенате заседали слишком циничные люди, чтобы пенять ему за это. Словом, никто из сенаторов не удивился складной речи императрицы Евпраксии, которая, обрисовав несколькими словами невыносимую скорбь по поводу смерти божественного супруга, тут же перешла к рассуждениям о своей ответственности за судьбу империи. В скорбь дочери Феодосия никто не поверил. Сенаторы отлично знали, что отношения между Евпраксией и Валентинианом оставляли желать лучшего. А вот что касается скорого брака императрицы, то над этим предложением почтенным мужам стоило подумать. Сиятельная Евпраксия публично объявила, что рассмотрит любую кандидатуру, предложенную Сенатом, но оставила за собой право самой назвать имя будущего избранника. Последнее требование сенаторы сочли чрезмерным. В сущности, Евпраксия пыталась навязать Риму императора, не спрашивая разрешения патрикиев и народа. Вот вам и слабая женщина! Только-только империя пережила правление одной властолюбивой матроны, Галлы Плацидии, как ей на смену идет другая – сиятельная Евпраксия. А если эта женщина назовет своим мужем полное ничтожество? Или какого-нибудь варвара? Вопросы, прозвучавшие из уст сенатора Эмилия, вызвали переполох среди высокого собрания. Сенатор Эмилий был еще далеко не стар, ему совсем недавно перевалило за тридцать, красноречив, а потому и слушали его присутствующие с особым интересом.

– Надо подумать, патрикии, – надрывался Эмилий. – Надо обсудить создавшееся положение и лишь потом принимать решение. Пусть сиятельная Евпраксия хотя бы назовет имя будущего мужа, тогда Римский Сенат может оценить достоинства и недостатки претендента.

На первый взгляд предложение Эмилия было здравым, но это только на первый взгляд. Все отлично понимали, что стоит только прозвучать имени претендента, как тут же у него найдутся противники. Спор может выплеснуться за стены Капитолия на улицы города, и вся империя содрогнется от новой усобицы, способной окончательно погубить Великий Рим. Эту разумную во всех отношениях мысль высказал комит финансов Веспасиан, человек сдержанный, немногословный и многими уважаемый. Кроме всего прочего, он был горячим сторонником сиятельного Петрония, к которому все больше склонялись сердца и помыслы многих почтенных мужей Рима. Веспасиана поддержал и префект анноны светлейший Афраний, про которого каждая собака в Риме знала, что он пьет и ест с рук Петрония Максима. Многие ждали, что скажет дукс Ратмир, но тот промолчал. Зато соловьем засвистал комит свиты Дидий, тучный мужчина невысокого роста с писклявым, как у евнуха, голосом. Ссылался он на Византию, где императором стал никому неведомый Маркиан, выбранный не столько патрикиями, сколько сестрой божественного Феодосия сиятельной Пелагеей. И выбор ее оказался удачным. Маркиан вернул под свое начало провинции, утерянные предшественником в ходе войны с гуннами Аттилы.

– Петроний не Маркиан, – попробовал ему возразить сенатор Эмилий, но вызвал лишь смех в зале.

Имя претендента наконец-то прозвучало, хотя и не из уст вдовой императрицы. И пусть сиятельная Евпраксия не подтвердила вслух предположение сенатора, улыбка, промелькнувшая на ее лице, была красноречивее любых слов. Пожалуй, эта улыбка и решила исход дела. Высокий Сенат пошел навстречу вдовой императрице и подтвердил право ее будущего мужа на высшую власть в империи. Петроний Максим выслушал решение почтенных мужей Великого Рима, не дрогнув ликом. А по губам дукса Ратмира промелькнула брезгливая усмешка. К сожалению, заметили ее немногие, но среди этих немногих были сенатор Эмилий и сам Петроний Максим. Сиятельная Евпраксия, ссылаясь на траур по убитому мужу, публично пообещала, что назовет имя жениха через месяц, ибо слишком раннее оглашение грядущего брака вызовет смущение в душах, преданных Христу.

Сенатор Эмилий, донельзя огорченный принятым решением, прямо из Капитолия направил свои стопы во дворец своего нового друга высокородного Туррибия. Туррибий, не имевший доступа в императорский дворец и не получивший никакого чина взамен давно утраченного, тем не менее был очень осведомленным человеком. Кроме того, он славился среди римских патрикиев хлебосольством. В этом не было бы ничего удивительного, если бы не одно печальное для Туррибия обстоятельство. В свое время он принял участие в заговоре префекта Иовия и был лишен Галлой Плацидией всех прав и состояния. Каким образом этот человек вновь всплыл на поверхность и почему покойная императрица, славившаяся мстительностью, позволила бывшему комиту агентов вернуться в Рим и безбедно здесь существовать, можно было только догадываться. Поговаривали, что Туррибий связан с рексом вандалов Вереном, но сам он никогда эти слухи не подтверждал. В любом случае в гостях у Туррибия можно было излить душу, не опасаясь, что они достигнут чужих ушей.

– Но ведь Петроний убийца! – горячо заговорил Эмилий, размахивая в волнении руками. – Именно он устранил со своего пути божественного Валентиниана. В этом не сомневается почти никто. Разве что кроме императрицы Евпраксии.

– А ты уверен, что она сомневается? – лениво протянул Туррибий, с интересом разглядывая дно опустевшего кубка.

– То есть? – Сенатор Эмилий, расхаживающий по залу, замер на месте и с удивлением уставился на бывшего комита.

– По моим сведениям, флот вандалов в количестве пятисот галер покинул порт Карфагена и вышел в море.

– Быть того не может! – ахнул Эмилий.

– Но почему же? – пожал плечами Туррибий. – Разве не письмо Гонории к Аттиле послужило началом самой кровопролитной в истории Римской империи войны?

– Ты хочешь сказать, что Евпраксия…

– Такими сведениями я не располагаю, высокородный Эмилий, – оборвал гостя на полуслове хозяин. – Но если ты хочешь сохранить свое добро в целости и сохранности, то спрячь его подальше от Рима.

– Какое коварство!

– Ты же сам сказал, Эмилий, что именно Петроний убил ее мужа. И ничто не может помешать ему, став императором, расправиться с Евпраксией и ее дочерьми. Вот императрица и обратилась за помощью к своему бывшему любовнику рексу Яну, наследнику и внуку князя Верена.

– Ты хочешь сказать, что именно его имя она произнесет через месяц?! Но он же варвар!

– Зато хорошего рода, – усмехнулся Туррибий. – Вы ведь сами, уважаемые сенаторы, предоставили Евпраксии право избрать нового императора.

Эмилий даже не сел, а упал на стул. Руки его тряслись, когда он наполнял кубок вином из позолоченного кувшина. Туррибий наблюдал за ним с интересом, и по его губам блуждала загадочная улыбка. Бывший комит отлично знал, что Евпраксия, очарованная Петронием, не писала и не собиралась писать писем своему бывшему любовнику. Но знал он и другое – Гусирекс никогда не откажется от похода на Рим, ставшего целью его жизни. Вопрос был в том, падет ли Вечный Город после затяжного штурма или сам распахнет ворота перед полчищами вандалов. Гусирекс, надо отдать ему должное, долго и упорно готовил свой беспримерный поход. У империи просто не было сил противостоять вандалам. И не было человека, способного эти силы собрать. За исключением разве что Петрония Максима. И именно этого человека Туррибию было поручено нейтрализовать. Конечно, он мог бы уклониться от этой чести, если бы у него была хотя бы капля сомнений в победе князя Верена. Но старый хрыч своего добьется. А потому будет лучше и для города, и для самого Туррибия, если вандалы войдут в город не как победители, а как освободители от кровавого диктатора Петрония Максима. Конечно, империя падет, ибо хитроумный Верен наверняка заручился поддержкой готов и франков, зато у Рима будет шанс уцелеть, потеряв при этом значительную часть накопленных за века богатств.

– Это рок, Эмилий, – вздохнул Туррибий. – Сначала Рим разрушил Карфаген, теперь Карфаген угрожает нам тем же.

– Но ведь надо что-то делать, – растерянно произнес сенатор.

– Попробуй обратиться к Петронию или к одному из близких к нему людей, – предложил бывший комит. – Ибо когда имя Янрекса будет произнесено, у нас не останется времени на то, чтобы оказать сопротивление вандалам.

– Я могу сослаться на тебя, высокородный Туррибий?

– Разумеется, сенатор. Боюсь только, что это скорее затруднит твое положение, чем облегчит.

Сенатор Эмилий терпеть не мог префекта анноны Афрания, но в данном случае выбора у него не было. Петроний Максим окружил свой дворец таким количеством охраны, что пробиться к нему человеку постороннему не было никакой возможности. А сенатор Эмилий, после сегодняшнего выступления в Сенате, стал одним из самых заклятых врагов префекта Италии.

– Да при чем тут ты? – удивился худой как палка Афраний, недовольно глядя на позднего гостя, прервавшего увлекательный разговор, который хозяин вел с комитом Дидием. А речь шла ни много ни мало о назначении Афрания префектом города Рима взамен старого и выжившего из ума патрикия Клодия. – Петроний Максим опасается дукса Ратмира. Это единственный человек, который способен помешать префекту стать императором.

– А вандала Янрекса сиятельный Петроний не опасается? – спросил Эмилий, глядя на префекта анноны злыми глазами.

Весть о вандальском флоте, покинувшем Карфаген, ошеломила и худого как палка Афрания, и толстого как боров Дидия. Тем не менее оба выразили сомнения в правдивости слов скандального сенатора.

– Кто тебе рассказал о вандалах? – спросил Дидий.

– Высокородный Туррибий. Впрочем, о связи Евпраксии с внуком Гусирекса я слышал и раньше.

– Положим, слышал не ты один, – нахмурился Дидий, прослуживший в свите Галлы Плацидии почти двадцать лет и хорошо осведомленный о тайнах божественного семейства.

– Вы мне лучше скажите, приложил Петроний руку к убийству Валентиниана или нет? – наседал на растерявшихся патрикиев Эмилий. – А главное, есть ли человек, способный поведать императрице подробности этого страшного дела?

Дидий и Афраний переглянулись. Сами убийцы утверждали, что мстили императору Валентиниану за смерть сиятельного Аэция. Косвенно их признания подтверждались тем, что они на протяжении многих лет верой и правдой служили префекту. Так что суд без промедления вынес им приговор. Неясным осталось только одно обстоятельство: кто привлек этих людей, люто ненавидящих императора, в его телохранители? Это могли сделать только два человека – бывший доместик Петроний Максим и сменивший его на этом посту высокородный Марций. Впрочем, Марций скоропостижно скончался через три дня после убийства императора, вызвав фактом своей смерти множество пересудов.

– У Петрония есть только один враг в Риме – дукс Ратмир, – задумчиво произнес Афраний.

– Но почему? – удивился Эмилий. – Скорее уж он должен быть благодарен человеку, расквитавшемуся с убийцей его невесты Гонории и матери Пульхерии.

Афраний бросил на сенатора такой взгляд, что у того все внутри похолодело. Эмилия вдруг осенило: не Валентиниан устранил Гонорию и Пульхерию, а Петроний, вот почему он так боится дукса Ратмира, вот почему окружил себя тройным кольцом телохранителей. Хотя под рукой у опального дукса нет ни одного легиона, который он мог бы бросить в бой.

– Значит, это правда, – расстроенно произнес Эмилий. – Если дукс успел рассказать Евпраксии правду об убийстве ее мужа, то она вполне могла обратиться за помощью к Янрексу.

– И вандал немедленно откликнулся на ее зов? – недоверчиво скривился Дидий.

– Времени у него было достаточно, – возразил ему Афраний. – Со дня смерти императора прошло уже достаточно времени, чтобы успеть отправить письмо и получить его.

– Так вот зачем ей понадобился еще один месяц! – схватился за голову Эмилий.

Надо отдать должное Петронию Максиму, он мгновенно оценил надвигающуюся опасность и действовал без промедления. Однако гвардейцы, посланные им к дому Ратмира, вернулись ни с чем. Дукс исчез, словно сквозь землю провалился. Теперь ни у самого Петрония, ни у окружающих его людей не осталось ни малейших сомнений в том, что коварная Евпраксия готовит сюрприз для своего любовника. Времени на раздумья и колебания практически не оставалось.

– Надо принудить Евпраксию к браку раньше, чем она публично огласит имя своего жениха, – дал разумный совет комит финансов Веспасиан.

– А если она не согласится? – с сомнением покачал головой Эмилий.

– В таком случае надо взять в заложницы ее дочерей.

– А что на это скажет Римский Сенат? – возмутился Эмилий.

– Какое нам дело до Сената?! – огрызнулся Афраний. – Речь идет о наших жизнях.

– Но ведь это заговор, – запротестовал Эмилий, – это мятеж против императорской семьи!

Увы, ужас сторонников Петрония перед грядущими бедами был столь велик, что они уже не могли рассуждать здраво. Да и сам префект не проявил свойственной ему от природы выдержки. Видимо, близость власти окончательно лишила его разума. Далеко не все гвардейцы подчинились бывшему доместику, часть из них во главе с трибуном Росцием встала на защиту сиятельной Евпраксии и ее дочерей. И случилось то, чего так боялся сенатор Эмилий, – в императорском дворце пролилась кровь. Обезумевший Петроний бросил против гвардейцев Росция спешенных клибонариев. Гвардейцы отбивались отчаянно, устлав своими телами мраморные плиты. Префект прошел к своей будущей супруге буквально по трупам и только здесь понял, какую ошибку совершил.

– Зачем? – прошептала Евпраксия побелевшими губами и с ужасом посмотрела на своего любовника.

И тут до префекта дошло, что никому эта женщина писем не писала. Что чувство ее к Петронию Максиму было искренним. Настолько искренним, что она не поверила бы никаким наветам. И дукс Ратмир это знал и даже не пытался открыть влюбленной женщине глаза. А вандал Янрекс так и остался бы приятным воспоминанием ее молодости, и не более того.

– Неужели ты действительно убил божественного Валентиниана?!

Вопрос этот прозвучал в такой напряженной тишине, что Петроний услышал вдруг стук собственного сердца.

– Завтра, – произнес он голосом, срывающимся на лай. – Завтра ты станешь моей женой, либо тебе придется хоронить своих дочерей.

Петроний круто развернулся на пятках, поскользнулся в луже крови, но на ногах устоял, оперевшись на стену ладонью и оставив на ней алый след, а потом решительно зашагал прочь из покоев императрицы, сопровождаемый своими сомлевшими от пережитого сторонниками.

Римский Сенат был потрясен трагедией, случившейся в императорском дворце. Префект Петроний столь явно превысил свои полномочия, что почти разом растерял всех своих сторонников. Уж если этот человек рубит головы направо и налево, даже не успев стать императором, то что же будет, когда он облачится в алый плащ. По сути дела, Петроний Максим и его сторонники взяли в заложники императрицу Евпраксию и ее дочерей, дабы навязать свою волю Сенату и Великому Риму. Иначе как заговором и мятежом это назвать нельзя. Возмущение сенаторов дошло до точки кипения, когда вдруг выяснилось, что клибонарии Петрония окружили Капитолий и готовятся к штурму. Первое было правдой, второе – ложью. И напрасно Эмилий призывал почтенных мужей к спокойствию. Напрасно угрожал флотом Гусирекса, отплывшим из Карфагена. Сенаторы прекрасно помнили, что именно Эмилий первым назвал Петрония Максима претендентом на императорский титул. А сенатор Скрибоний дошел до того, что ударил по лицу своего старого друга. Эмилий был настолько потрясен дружным отпором коллег, что потерял дар речи и в изнеможении рухнул на скамью. А в наступивший тишине вдруг зазвучал уверенный голос дукса Ратмира:

– Если Высокий Сенат окажет мне доверие, то я берусь в течение дня очистить Капитолий и императорский дворец от заговорщиков и представить на ваш суд главарей мятежа.

Сенаторы ответили на его слова дружным ревом одобрения. Дукс Ратмир решением Сената был объявлен префектом города Рима с правами диктатора и немедленно покинул Капитолий. Эмилий схватился за голову и застонал. Впрочем, приступ отчаяния у сенатора продолжался недолго, он бросился со всех ног к своему главному советчику Туррибию. Увы, Эмилию не удалось пробиться к палаццо бывшего комита. Рим бурлил. Его улицы были запружены народом. По городу прошел слух, что императрица Евпраксия убита. Что обезумевший Петроний Максим расправился с ее дочерьми, последней надеждой Великого Рима. Эмилию пришло в голову, что это народное возмущение вспыхнуло не спонтанно, что кто-то на протяжении многих дней распространял по городу слухи, порочащие префекта Италии, и выжидал момент, чтобы ударить наверняка. Не сумев пробиться к Туррибию, Эмилий бросился к императорскому дворцу, ему удалось опередить орущую толпу и скрыться за спинами клибонариев и гвардейцев Петрония.