Текст книги "Золотые пешки"

Глава 26. Галопом по Европам

Дни летели незаметно. Ночи еще быстрее – летом они самые короткие. А если принять во внимание, что после заката солнца наступает время сна, то их наличие в сутках представляется банальной формальностью. Но формальность, вещь не столь, как кажется на первый взгляд, затасканная и отдающая формалином. Это оплот строгого порядка и неукоснительных правил, требующий должного соблюдения.

И распорядок, установленный в военном городке, соблюдался должным образом. Нарушил установленный уклад – «Прощай, оружие», сдал экзамен ниже планки: «неуд» – «бери шинель, пошли домой!»

Домой пошли после истории многие. Без строя и без пощипывающей душу «Прощание славянки», но единым мощным потоком, хлынувшим после завтрака к воротам КПП. В этом исходе рухнувших надежд был и Хомяков, для которого вышедший номер оказался большущим сюрпризом, коему он долго не мог поверить: «Как? Я? Меня?».

Гренадеру из дивизии Дзержинского тоже не повезло: не вспомнил дату Куликовской битвы. Остальные неудачники первой партии навеки остались безымянными ловцами лучшей доли, безликими элементами тщательного отсева сквозь мелкоячеистое сито.

После экзамена по английскому на выход потянулась ещё добрая компания незадачливых претендентов, превышавшая в своём количественном наполнении первую группу. Ряды джентльменов, стремившихся обрести рыцарские плащи и кинжалы, редели как полчища крестоносцев, под ударами кривых сабель свирепых сарацин.

В учебных палатках стало просторнее, в вагончиках освободились койки, в столовой исчезло шумное столпотворение. А впереди было ещё два экзамена: устный по географии и сочинение по литературе. В напряжённой атмосфере витали призраки новых потерь.

Владимир Марков только что прилично отстрелялся по билету, но дотошный экзаменатор в сером пиджаке не спешил выносить вердикт и предложил ему назвать столицы объявляемых им государств. Для верности черноморец был поставлен спиной к доске, с висящей на ней картой мира.

– Бельгия.

– Брюссель!

– Португалия.

– Лиссабон!

– Албания.

– Тирана!

Максим Русанов, выстраивавший в голове тактику ответов на доставшийся ему билет, отвлёкся от умозрительных планов и посмотрел в сторону говорящего монумента в морской форме.

«Европа затёрта до дыр, – подумал он, – мне тут тоже каждый закоулок известен».

Преподаватель словно прочёл его мысли.

– Ну, Старый свет, положим, лёгкое задание, – произнёс знаток географии.

– Это элементарные вещи. А вот, давайте-ка, покочуем по Азии, – он пошарил взглядом по цветным лоскутам и выбрал архипелаг в Тихом океане:

– Филиппины.

– Манила!

«Азия – девка коварная. А этот чёрт тебя погоняет, – Русанов начал ждать ошибок от абитуриента-черноморца. – Держись, мариман! Он тебя замучает, как Пол Пот Кампу́чию».

– Бирма.

– Рангун!

– Бангладеш.

– Дакка!

«А парняга-то молоток! – подивился Русанов. – Чешет, как пулемёт. А так не скажешь, что башковит. Обычно у таких орясин сила есть, ума не надо. Этот – исключение».

– Возьмёмся за Новый Свет! – известил пытливый педагог. – В огород дяди Сэма лазить не станем, а вот по Южной Америке прогуляемся… Боливия?

– Ла-Пас.

– Гайана.

Марков с секунду поколебался:

– По-моему, Джорджтаун.

– Верно.

«Он, что, наизусть все столицы мира знает? – задался вопросом Русанов. – Мне этот экзотический Джорджтаун ни о чём не говорит!»

– Так, а как обстоят дела с чёрным континентом? – не унимался географ-дознаватель.

«Если он так и ко мне прицепится… – указательный палец бывшего десантника сжал корпус ручки как спусковой крючок, а взгляд снайпера цепко обхватил серую фигуру.

«7 метров – машинально определилось в мозгу. – Ерунда, можно ножом… – но кто-то словно схватил его за плечо и встряхнул. – Что за чёрт!» – спохватился он и отбросил шариковую ручку, покатившуюся по столу. Инерция и привычки войны прочно сидели в его внутренностях.

– Начнём с Мавритании, – услышал он сухой голос и расслабил напрягшиеся мышцы.

– Нуакшот, – застрочил Марков.

– Чад.

– Нджамена.

– Бурунди.

– Бу… Бу… – забубнил, споткнувшись, матрос. – Сейчас, сейчас, – он потёр указательным пальцем точку на лбу меж бровей. – На языке вертится. А! Вот! Бужумбура!

Если бы молчаливым статистам, сидящим за столами, разрешили хлопать, то Марков сорвал бы букет оваций.

– Блестяще! – высказался за всех второй экзаменатор, притомившийся развязанной его коллегой игрой в города. – Может, уже отпустим героя краснофлотца?

Первый с неохотой согласился.

– Отпустим. После того как узнаем, каким прежним было название государства Буркина Фасо.

– Верхняя Вольта.

Русанов потемнел лицом и заиграл желваками. Ему всё стало ясно: из засады «серого кардинала» выйти сухим, как этот всезнающий морской волк, ему ну удастся. У другого бы в подобной ситуации опустились руки. У спецназовца, прошедшего Афганистан, они зачесались.

Глава 27. На природе

Молодое и загорелое женское тело, перехваченное поперёк раздельным купальником и накрытое широкополой шляпой, нежилось в пляжном шезлонге. Море, песок, пальмы и чайки – всего этого стандартного набора морского курорта не было и в помине. Зато присутствовали суглинок, трава, берёзы и дрозды с мелкими пичужками – подмосковная альтернатива крымскому побережью.

Бесспорно, есть она, своя особенная прелесть в отдыхе на лоне среднерусской возвышенности. Есть! Что бы там ни говорили! И загар здесь можно получить не хуже и с полной удовлетворённостью обогатить организм пьянящим воздухом смешанных лесов. Можно! Да ещё как!

А если существует возможность порадовать себя бокалом прохладного коктейля с молотым льдом, то к чему так долго ждать медленного наступления вялотекущей эйфории, заключённой в свежести выделяемой лиственно-сосновой зеленью? Пара глотков бодрящего напитка – и ты в божественном блаженстве! Красота!

Ах, как же упоительно праздное безделье! Да под летним солнышком! Да в комфорте! И неважно, в каком месте планеты. Главное, твоё органическое вкрапление в природный ландшафт при чудной погоде и совершенная уверенность в окружающем тебя спокойствии.

В недопитом стакане уже ползали осы, страницы выпавшей из рук книги штудировали муравьи-разведчики, а шляпу украшал яркой брошью павлиний глаз. Умилительная идиллия! Гармония и мирное сосуществование живых существ: местного населения и флоры с вершиной биологической цепочки.

Невесть откуда взявшийся полевой клоп, молодой, но уже по гроссмейстерски вонючий, совершил точную, словно на показательных занятиях парашютистов посадку на центр нагревшегося на солнце живота. Пупочная кнопка среагировала моментально, дрогнув от прикосновения тонких лапок, а сонный шлепок ладони размазал беспардонного пришельца по посадочной площадке, оставив на горячей коже свой отвратный след пахучего сгустка.

– Фу-у-у! – появившееся из-под шляпы лицо исказилось в гримасе брезгливости. – Какая мерзость!

За потревоженный сон спящей красавицы мелкая букашка расплатилась своей, и без того сверхкороткой жизнью. Другая летающая козявка, потревоженная резким движением головного убора, уже порхала на безопасном расстоянии от места разыгравшейся трагедии, безмозгло глазея фасеточными глазками на миловидного убийцу в купальнике. А та, морщась и дёргая плечами от гадливого ощущения, тянула руку к стакану, намереваясь смыть с живота и ладони (а заодно продезинфицировать и заглушить бьющий в нос смрад благоуханием коктейля) дурнопахнущие останки клопа.

Осам встряска не понравилась. Эти насекомые, не блистающие доброжелательностью и кротким нравом, завелись с пол оборота, учитывая, что несколько оборотов алкоголя уже гуляло по их организмам. Ярость пьяных ос утроила их жгучее желание вколоть свои жала в виновника расстройства их банкета, и пьяное звено полосатых истребителей легло на крыло, заходя в лобовую атаку.

– А-а-ааааа! – пронзительный визг на максимальных для человеческих связок тонах разодрал картины идиллии, лопнувшей старым голландским холстом, ломая и осыпая на землю пласты масляной краски.

Шляпа отлетела в сторону, стакан закатился под рухнувший шезлонг, растоптанная книга похоронила в своих страницах пару муравьёв, принявших в свой смертный час образы двух иероглифов, втиснувшихся меж таких же чёрных, как и они, печатных букв кириллицы.

Рай и гармония обратились в кошмар и страдания.

Спасаясь от свирепых ос, беглянка ворвалась в дом, захлопнула дверь и бросилась на диван, укрывшись сорванным с него пледом.

Две женщины, приходившиеся друг другу родными сёстрами, всполошенные криком, вбежали в зал из кухни, где они готовили ужин, и возбуждённо наперебой стали узнавать, что стряслось.

– О, Господи! – всплеснула руками женщина, что была постарше и опустилась на диван. – Я уж испугалось! Думала, что-то страшное случилось!

– Мам, – чуть не плача прильнула к ней дочь, – мне на самом деле страшно было! А вдруг они бы всю меня искусали! Бр-р-ррр! От отёка, знаешь, какие последствия бывают?

– Успокойся, Людочка! – мать погладила дочь по растрепавшимся волосам.

– Слава богу, всё обошлось!

– Я тут ещё случайно клопа раздавила! – продолжала жаловаться Людмила Караваева. – Гадость! – она протянула руку. – Пахнет ужасно! Фу! Дай чем-нибудь вытереть!

– Держи, деточка! – вторая женщина, приходившаяся Людмиле тётей, протянула полотенце, висевшее у неё на плече. – А я потом в тазике замочу и постираю.

– И не вздумай, Валентина! – махнула на неё старшая сестра. – У нас стиральная машинка есть.

Снаружи послышались торопливые шаги, и появившийся Жорик громко спросил с порога:

– Что тут происходит?

– Дверь! – испуганно крикнула Людмила, подбирая ноги и натягивая на себя сползший плед. – Дверь закрывай!

– Да что тут такое творится? – озадачился муж, поспешно выполняя требование жены.

– Там осы!

– Нет там никаких ос!

– Там целый рой!

– А, ну да! Банда в полосатых купальниках! – применил иронию Жорик. – Так я их всех семерых одним ударом!

– Издеваешься? – Людмила надула губки и прижалась к матери.

– Пожалел бы жёнушку, – то ли посоветовала, то ли упрекнула тёща зятя и покачала головой.

– Да нет там никаких ос, Надежда Семёновна! – заверил Жорик. – А дочь вашу я люблю, уважаю и, между прочим, до сих пор на руках ношу! Вот Валентина Семёновна не даст соврать! Вы же засвидельствуете, что не далее как час тому назад или что-то около того я обожаемую мной Людочку донёс до шезлонга. Да и она это сама подтвердит. Правда, Людок?

Он присел на корточках перед женой и погладил по оголившемуся плечу.

– Ты загорела как подкопчённая сосисочка.

– Хорошо, что не сравнил с сарделькой! – обиделась Людмила.

– А я слышу арию и пулей туда! А там шляпа в кустах и шезлонг в щепки!

– Сломала?

– Шучу, шучу, Людок! – улыбался Жорик. – Но обстановка была такая, что подумалось, будто за тобой гналась собака Баскервилей.

– Вот и мы так бежали из Киева! – тяжко вздохнула Валентина Семёновна.

– Только не от ос или собак, а от радиации.

– Неужели была такая серьёзная угроза, что пришлось уехать? – в словах Жорика крылся тон скептика.

– Очень серьёзная! Конечно, не такая как в самом Чернобыле, но радиация была сильной!

– А, по-моему, всё это из-за банальной паники. Если бы радиация превышала норму, разве государственное руководство позволило бы проводить первомайскую демонстрацию?

– Эх, Жорочка! Были бы вы в те дни в Киеве, то не говорили бы так! А нашему руководству я больше не верю. А Горбачёву, будь моя воля, я бы в лицо плюнула! Надо было всех эвакуировать, а он парад устроил! А ведь мы ему верили.

– Так вы, Валентина Семёновна, антисоветская хулиганка! К тому же, там республиканское руководство всем распоряжалось.

– А в Кремле, что, не понимали, что этого нельзя делать?

– Не хотели масштабной паники.

– Хватит вам об этом! – пресекла прения хозяйка дачи и потянула сестру на кухню. – Пойдём вареники долепливать! А то скоро Алексей Трифонович приедет.

Алексей Трифонович действительно прибыл скоро.

Пожав руку зятю и нежно поцеловав дочку, он шепнул ей на ухо: «А у меня для тебя приятная весть!».

«Какая?» – шепнула она в ответ.

«Позже» – интригующе сказал он и, приобняв Людмилу, пошёл к столу, где хлопотали две сестры.

Глава 28. Хорошая новость

После третьего отборочного этапа учебно-подготовительный центр покинуло ещё около двух сотен неудачников, потерпевших афронт. Остаток стоиков готовился к сочинению, держа в уме сумму набранных баллов. Каждое очко было на вес золота. Самые смелые (плюс чрезмерно самоуверенные) видели в перспективе цифру 20, выносившую её обладателей за рамки общей массы.

Но великий и могучий русский язык помимо этих двух прославленных качеств имеет ещё и массу других, среди которых обманчивая простота и изощрённое коварство. И не ждать от него сюрприза было бы ошибочно, наивно и непростительно. Не каждый русский-то знал свой родной язык досконально, а уж представителям национальных республик надвигавшееся сочинение представлялось сущим кошмаром. Грамматика, орфография и синтаксис таились до поры до времени опасными вирусами, чтобы затем проявиться в словах и предложениях кроваво-красными стигматами, уродуя ткань текста.

А ведь есть ещё и стилистика. Вот ведь зараза! И надо было так вылезти из кожи, чтобы не сделав ни одной ошибке при написании, умело выстроить на бумаге собственные мысли.

Готовясь к последней стадии квадратлона, одни штудировали предположительные темы сочинений, другие вовсе ничего не делали, полностью положившись на собственный интеллект и умение владеть пером. Вторая категория праздно шаталась по городку, сидела в ангаре и смотрела на экраны двух, подвешенных к потолку телевизоров, или слушала игру пианиста, если вдруг кто-то решался сесть за установленное в углу фортепиано и продемонстрировать публике своё умение музицировать. Всяк настраивался на финальный аккорд по-своему: кто оригинально, кто банально, кто и вовсе никак. Степень треволнений входила в фазу апогея.

Когда же были объявлены оценки по результатам проверенных опусов, лагерь раскололся на две части: на ликующую и скорбящую.

Погореть на последнем рубеже! Это так обидно! Но вдвойне обидней было тем, кто не прошёл по бальному цензу. Вот где досада! Хотя это существительное здесь неуместно. Оно не отражает истину того глубинного душевного расстройства, что смело можно приравнять к катастрофическому явлению. Оказавшись за бортом круизного лайнера, выпавшие пассажиры обречённо качались на волнах, взирая с безнадёжным укором на залитую огнями палубу с празднующей публикой.

Оптимисты рассчитывали попасть на рейс в следующем году, пессимисты готовились пропасть в пучине, а злобные завистники (куда уж без них-то!) желали белоснежному судну страшную судьбу «Титаника».

Начальник набранного курса ближневосточного факультета капитан Кузьмин принял доклад от старшины Носова, прочесал взглядом стоявший перед ним строй победителей состязаний, пробившихся к пьедесталу почёта, и прочистил горло, откашлявшись в кулак.

– Вы прошли огонь, воду и медные трубы! Осталось последнее. Чернильная фиксация. Сегодня каждого из вас должны утвердить, – он сделал микроразрыв в речи и продолжил, – а может и не утвердить, – нажал он на частицу «не», заранее зная, что такого не произойдёт, – в должности слушателя. При вызове на комиссию от вас требуется доклад в следующей форме: абитуриент такой-то по вашему приказу прибыл. Как только вам объявят решение о зачислении, отвечать: «Служу Советскому Союзу» и «обещаю оправдать возложенное на меня высокое доверие!». Ну а тем, кому по каким-то причинам объявят отрицательный вердикт, – Кузнецову захотелось постращать подчинённых, – сказать «Есть!» – и на 180 градусов! Ясно?

В ответ послушалась разноголосица.

– Отвечать как положено! По уставу! – повысил голос капитан. – Вольница закончилась! Повторяю свой вопрос! Ясно?

– Так точно! – грянул строй.

– Иной колор! Носов! – обратился он к старшине. – Бери командование на себя и веди курс в учебный корпус.

– Есть! – третьекурсник подбросил ладонь к фуражке, сделал три шага вперёд и зарычал. – Смир-р-рно! Направо! Шаго-о-ом ммм-арш!

Сапоги и штиблеты ударили по бетону, и военно-гражданское скопище направилось на комиссию. В шеренге Сергея Острогора вышагивали ещё трое абитуриентов: худощавый парень в костюме, «хромоножка» в «адидасах» и пограничник с лукавым взглядом, чесавший при удобном случае язык весёлыми прибаутками.

В предоставленном перекуре Острогор потравил свои лёгкие сигаретой «Новости», купленной в буфете столовой из-за интереса к ещё неиспробованной им раньше марке, как-то и где-то замеченной им на цветной фотографии на столе Брежнева, и внутренне волнуясь, пошёл со всеми в здание ПэО – ожидать вызова. Когда назвали его фамилию, он пробежался, проверяя пальцами по застёгнутым пуговицам костюма и шагнул в открывшуюся дверь класса.

Где-то в глубине помещения, которое вдруг почему-то окуталось мутной дымкой, висели в воздухе несколько массивных изваяний с размытыми абрисами. На негнущихся ногах, как на ходулях, Острогор протащил свою персону по красной ковровой дорожке и установил её напротив фигур в военных кителях и строгих костюмах. Через кисею поредевшего тумана он смог насчитать 5 бюстов и разобрать, что они вовсе и не парили в пространстве как в невесомости, а крепились к столу, застланному праздничным кумачом.

Чей-то голос взялся представлять его от его же имени и, поразившись запоздалому открытию, Острогор понял, что это учиняет его собственный речевой аппарат, заработавший самостоятельно и без воли хозяина. Удивлённо, и в то же время настороженно-опасливо – вдруг сморозит что, он слушал и смотрел на себя со стороны. «Как такое может быть?» – звякнуло в сознании медным пятаком, упавшим на кафельную плитку. Что это?

Этот вопрос, едва возникнув в возбуждённом разуме, был выбит из головы громогласным звуком, донёсшимся со стороны величественных монументов, и застрял в угарном дыму возбуждения в безответном забытье.

Одна из голов пятиглавого правления, тяжело двигая огромными и тяжёлыми складками толстых губ, поздравила его с успешной сдачей экзаменов и объявила о зачислении на 1-й курс 9-го факультета. Он, как его напутствовали, выпалил вербальное клише, дождался фразы «Вы свободны» и с гудящим черепом поплыл в фарватер коридора.

Там он вздохнул свободно, вытер с лица испарину и отправился опять в курилку. Всё! Сбылось! 19 баллов из 20! Если б не четвёрка по сочинению, то был бы максимум! Но сейчас этот недобранный балл казался мелочью. Теперь он – слушатель Высшей школы КГБ СССР!!! Невероятное, несбыточное, фантастическое желание осуществилось!

Хотелось кричать во всё горло, прыгать, рвать на груди рубаху, но совершенно новое, только что наложенное не него качество особого человека, сковывало душевный порыв и не позволяло совершать подобную несдержанность. И чтобы не дать пару вырваться наружу, Острогор не придумал ничего нового, как подкрепить хорошую новость «новостным» никотином. Он вынул из пачки сигарету, прикурил от спички и сделал длинную глубокую затяжку.

Глава 29. В логове врага

С того исторического момента, когда 40-й президент США Рональд Рейган, выступая 8 марта 1983 года перед Национальной ассоциацией евангелистов страны смачно, артистично и с искусным трагизмом профессионального актёра приписал Советскому Союзу эпитет «Империя Зла», изобретённый его спичрайтером Энтони Доланом, каждый гражданин североамериканских штатов (и других цивилизованных стран дикого Запада), попадавший на территорию СССР, автоматически становился потенциальной жертвой чёрных сил красных коммунистов.

Но чёрная икра, Красная площадь и крепкая «беленькая» – эти скудные и примитивные, но столь эффективно действенные приманки, по-прежнему тянули к себе беспечных туристов и бизнесменов-авантюристов. Иностранные предприниматели, помнившие головокружительный успех Хаммера, заключившего с Лениным на первый взгляд сверхрискованный, но принёсший впоследствии баснословные прибыли коммерческий союз, ждали своего часа и с тайной надеждой пристально следили за меняющейся в СССР ситуацией.

Пока дальние недруги готовили свои традиционные планы захвата обширных территорий от Балтики до Тихого океана, ближние капиталистические соседи из Финляндии просто и бесхитростно совершали регулярные, но бескровные набеги в южном направлении, невзирая на советские пограничные кордоны и линию царского генерала Маннергейма. Впрочем, последняя, оказавшаяся с 1945 года в Приозёрском районе вместе с отошедшими к Советскому Союзу землями, давно утратила своё оборонительное назначение.

За пределы Ленинградской области финны не катались. Зачем? Все радости туриста были сосредоточены в пятидесятикилометровом радиусе от колыбели трёх революций. Главным магнитом, притягивающим к себе гостей из страны тысячи озёр, жестоко мучимых своим правительством сухим законом, было белое золото московитов: «русская», «столичная», «пшеничная».

Ричард Стоун не был финном, туристом или бизнесменом, рыскающим по бескрайней территории страны советов в поисках водки, свежих эмоций и жирной наживы. Ему, как представителю американской спецслужбы, трудившемуся под прикрытием посольства США и пребывающим в Москве по долгу службы уже третий год, всё это давно обрыдло и стало в великую тягость.

Но если ты офицер ЦРУ, да ещё и работающий в логове самого главного врага своей страны и принципов западной демократии, то никто не должен слышать и даже знать твоих роптаний. Работай на процветание великой родины с её узнаваемым во всех уголках земли звёздно-полосатым флагом и лишь иногда, с максимальной долей изощрённой осмотрительности, намекай избранному минимуму соотечественников на свою великую миссию тайного экзерциониста, целеустремлённо искореняющего коммунистическую заразу.

Уничтожить эту скверну в одиночку невозможно, для этого требуются помощники из самой агрессивной среды. И отыскать их в Советах, где всё и вся пронизано и пропитано вездесущим КГБ – задача из разряда невыполнимых. Почти невыполнимых.

Секретная служба на то и секретная, чтобы добыть нужное там, где это не представляется возможным. И прав был старина Ален Даллес, заявлявший, что после 45-го года Ивана не завербовать, его сына – тоже, а вот внука – вполне возможно и надо!

Гениальный провидец не дожил до тех славных дней, когда агентурная сеть ЦРУ наконец-то смогла надтреснуть скорлупу и проникнуть вглубь враждебного социума. В тайных списках завербованных числились учёные, дипломаты, военные и, что самое главное – кадровые офицеры советских спецслужб! Фурор, некогда представлявшийся фантасмагорией!

На губах Стоуна гуляла самодовольная улыбка. Он поменял положение вытянутых ног, покоившихся на журнальном столике с развёрнутой газетой «Правдой», долил в стакан свежую порцию бурбона и закурил новую сигарету, пялясь на экран телевизора. В его холостяцком жилище посольского дома, охраняемом морпехами, он чувствовал себя на островке безопасности в охваченном штормом океане. Там за окном, в чёрной ночи опасного государства, слабо светили холодные звёзды, казавшиеся красными и пятиконечными в первые дни его длительной командировки.

Да, Советы уже были не те, что в эпоху Сталина. Система, выстроенная жёсткой рукой восточного сатрапа, давно сбоила и нуждалась в реставрации. Новый кремлёвский лидер, этот активный и напористый Горби, прекрасно понимает текущие реалии и пытается кардинально изменить ситуацию. Но его потуги вызывали у Стоуна улыбку взрослого человека, наблюдавшего за ребёнком, лепящим на берегу замок из мокрого песка.

Зачем делать косметический ремонт фасада разваливающегося здания? Хотя и капитальный ремонт для коммунистов это не метод работы. Их девиз – строки из «Интернационала», их партийного гимна: всё разрушить до фундамента, а там строить заново. Причём без проекта, чертежей и предварительных смет!

Так могут только русские. Это их стиль. И Чернобыльская катастрофа – прямое следствие подобной стратегии. Наши «Малыш» и «Толстяк», сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, теперь надолго уйдут в тень ядерного облака 4-го реактора. И если мы применили атом против врага, то русские – против самих себя!

Но часть зарубежных территорий они тоже окропили цезием и стронцием. И претензии этих государств к Москве вполне обоснованы. Между тем, если бы не Европа и наши спецслужбы, Москва попыталась бы замять эту ситуацию, даже с их пресловутой гласностью. Кремль никогда не считался со своим народом. Горби не исключение. Он просто с ним заигрывает.

Стоун отпил из стакана виски и выпустил через сложенные в куриную гузку губы тонкую струйку дыма. Он любил рассуждать про себя и любоваться собой со стороны.

Во время второй мировой Черчилль знал о сроках бомбардировки Ковентри. Но чтобы немцы не догадались о том, что англичане завладели их кодом, решил пожертвовать городом и его мирным населением. От Ковентри остались дымящиеся руины, с погребенными под ними трупами мирного населения. Большая игра политика.

Горби тоже можно понять. Он боялся развития паники и решил не производить эвакуацию населения из прилегавших к месту аварии районов. Но Чернобыль не Ковентри, господин Горбачёв! Всё можно было сделать по-другому.

Ремесло политика далеко не чистоплотное. Удел политика – врать, обещать и предавать! В конце концов, политика – это большой бизнес, где делаются большие деньги. А деньги не пахнут!

Мою профессию тоже не отнесешь к разряду стерильных. Но я и не претендую на звание ковбоя-чистюли. В нашей работе надо быть чуточку негодяем!

– Политика – грязное дело! – изрёк он вслух в тиши комнаты. – Что из того! Особо изворотливые дельцы умудряются отмыться, а самые отпетые и прожжённые из них доходят до того, что убедительно доказывают целебные свойства этой грязи! Но! – он поднял вверх указательный палец.

– От радиоактивного загрязнения отмыться невозможно!

Стоун приподнял бокал и отнёс его в сторону «Правды», где из-под ног американца выглядывало лицо генсека ЦК КПСС.

– Сочувствую вам, мистер Горби! – произнёс Стоун, прикладываясь к стакану и погружаясь обратно в свой размеренный поток рассуждений.

Буду объективным: с Советами стало легче работать. Горби охотно идёт на контакт, призывает к диалогу и прививает у себя в стране демократические ценности. Это гигантский шаг вперёд. При прошлых динозаврах об этом не приходилось и мечтать! Подобное казалось невозможным! Особенно при Андропове. Теперь же, запущенный механизм перестройки пойдёт нам на несомненную пользу. Он сулит нам явную выгоду!

Мы старательно расшатывали вашу экономику. С начала 80-х вам была объявлена, негласно, разумеется, экономическая война, а с 1982-го – настоящая война. На нейтральной территории. И руками моджахедов. А там, когда в Союз хлынул цинковый поток, каменный колосс закачался.

В этом гигантская заслуга нашего патрона Уильяма Кейси. Воистину – он самый влиятельный директор ЦРУ за всю его историю. Большую часть своего рабочего времени он провёл в самолёте, а не в главном кабинете Ленгли. Кстати, ему принадлежит крылатая фраза: «Задействуй негодяев, если хочешь быстро выполнить работу!» Изумительно меткое выражение!

Его активные переговоры с коллегами из Египта, Эмиратов, Саудовской Аравии и Пакистана дали небывалые всходы. ОПЕК увеличил добычу нефти и цены на неё резко упали. Какой хук справа в корпус Советов! Стратегическая оборонная инициатива – хук слева. Затянется война в Афганистане – проведём апперкот: подбросим дров в польский костёр «Солидарности».

Строительство газопровода в Западную Европу уже остановлено. И что это за мизерный и смехотворный годовой доход СССР в 32 миллиарда долларов! Пшик! Это треть бюджета корпорации Дженерал Моторс!

Стоун громко рассмеялся:

– Теперь хребет советской экономики можно сломать соломинкой! – он посмотрел на газетный портрет Горбачёва. – Вы мне симпатичны, мистер Горби! За ваше здоровьё! Искренне его вам желаю!

Он опустошил стакан, шлёпнул им об стол, затушил окурок, выключил телевизор и пошёл спать, бубня на ходу молитву: «О, Господи!.. Наша порука в прошлых веках… Вперёд, воинство Христово!»

Завтра у него встреча со сверхценным агентом. Надо было хорошенько выспаться.