Текст книги "Золотые пешки"

Глава 15. Культурный вечер

Ветки высокого карагача, еще не полностью оголившиеся от пожелтевшей листвы, заглядывали в освещённые окна панельного дома. За долгие годы своего соседства с серой пятиэтажкой он выучил все повадки обитателей бетонных отсеков, но всё равно – каждый раз пытался вызнать что-то новенькое из человеческой жизни, чей век был гораздо короче его собственного.

Ленивый поток воздуха ласково пригнул плешивую крону к прямоугольному проёму. Прутики коснулись гибкими щупальцами холодного стекла, и льющийся наружу свет позолотил трепещущие окончания дерева.

За круглым столом, застеленным выцветшей светло-зелёной скатертью с бесчисленными кисточками бахромы, поверх которой лежала кипа свежих газет и журналов, шла неспешная игра в дурака. Потрепанные карты в затёртых рубашках и со сломанными ушками уголков кочевали из колоды в веера игроков, в отбой и обратно.

Азарта не было. Игроков было двое, и игра, собственно, была нужна для того, чтобы скоротать вечер. Фёдор Даниилович, как и его супруга, Галина Константиновна, давно вышли на пенсию и переехали жить из деревни в город к своей старшей дочери Людмиле.

Людмила Фёдоровна была детским врачом, её муж, Николай Семёнович – главным инженером кирпичного завода. Обычная семья служащих, так это классифицировалось в советском обществе при заполнении анкет.

Все четверо, закончив ужин на кухне, разместились по своему обыкновению в зале с неизменным атрибутом всех вечеров – телевизором. По каналу «Орбита» транслировалась программа «Время». Показывали сюжет о зарубежном визите генерального секретаря ЦК КПСС Горбачёва.

– Ай да молодец! Ай да умница! – нахваливал Николай Семёнович речь государственного лидера. – Наш Малышка заставит запад уважать нас! Давно Мишутку надо было выдвигать! Развели болото и застой! Политбюро было – срамота сплошная, богадельня! Сплошь и рядом трухлявые пни!

– Сам ты пенёк! Тише! – махнула на мужа рукой Людмила Фёдоровна и добавила. – Слушать мешаешь!

Николай Семёнович, недовольный столь непочтительным отзывом в свой адрес, нахмурился, но промолчал. Не пререкаться же с женой в присутствии её родителей, продолжавших сосредоточенно вести партию. Да и не собирался он, если честно, делать этого. Привык Николай Семёнович к подобной домашней бесцеремонности, но и сам в долгу не оставался, цепляя вторую половинку острыми словечками. Было в этом забавном взаимоотношении скрытое и в то же время неосознанное соперничество за главенство в семье, и ласковое подтрунивание, и озорное желание подсыпать щёпотку соли в пресность быта.

Николай Семёнович закрыл разворот «Строительной газеты» и положил её на прочтённую в первую очередь «Правду». «Медицинскую газету», которую заставляли выписывать жену (как его – «Строительную»), он не стал даже просматривать. Там было то же самое. Плюс, естественно, отраслевой блок новостей. Свежий номер «Огонька», выписываемый Галиной Константиновной с 1959 года, покоился на столе, раскрытый на странице с недоконченным кроссвордом. До тех пор, пока журнал не будет изучен пенсионеркой, касаться его было актом вандализма. И это табу соблюдалось.

– Трефовой дамой ходи, – подсказала Галина Константиновна супругу, заглядывая в его карты.

– Не лезь! – тряхнул бородой дед, но предлагаемую карту выложил и аккуратно покрыл ею десятку.

– А я вот тебе другую дамочку!

– Туз! – парировал соперник.

– И ещё!

Николай Семёнович терпеть не мог картёжные игры, в которые никогда не играл и даже не пытался. Для него это было социальным злом. Домино, лото и нарды он относил в ту же группу непотребных развлечений. Шахматы – вот, что он уважал, но возможность посидеть за доской выпадала крайне редко.

– А эту дамочку побьёшь?

Дед сдвинул густые брови к переносице и сгрёб карты. Отбиться не получилось.

– А я б вот эту дамочку приструнил! – не удержался Николай Семёнович, увидев на экране крупный план жены генсека. – Зря Малышка её с собой повсюду таскает!

– С тобой забыли посоветоваться! – Людмила Фёдоровна внимательно разглядывала наряд Раисы Горбачёвой. – Западные шишки везде со своими жёнами раскатывают. А наш, что, хуже? И по протоколу положено.

– Да она везде норовит вперёд вылезти! Во, во, смотри! А? Что я говорил!

– А для чего она, по-твоему, путешествует? Чтоб мир посмотреть, себя показать! Вот и показывает.

– Показывает! – передразнил супругу инженер. – Дискредитирует она его! Очевидный факт!

– Успокойся! Муж и жена одна сатана.

– Эх, Сталина нет! – вздохнул Николай Семёнович. – Тот бы вмиг порядок навёл!

Старики за столом поморщились. Зять снова поднимал свою извечную тоску по сильной руке, набившей изрядную оскомину всем домашним.

– Опять? – в словах супруги был явный укор.

– Нашему государству нужен железный руководитель. Мишутка, он, конечно, молодчик, но по сравнению с Иосифом Виссарионычем – пигмей!

– Точно, фанатик!

– Да, Людмиха! Замполит в армии меня так и назвал, когда развенчание культа началось.

– Слышали уже тысячу раз! Его обличили, а ты всё «За Родину! За Сталина!».

– А как иначе! – в воздух, как болт в невидимую гайку, вернулся кулак. – Артиллеристы, Сталин дал приказ!

– Началось, – прошептала бабушка и громко сказала, скинув последнюю карту. – Моя взяла! Пять три в мою пользу. Ещё?

Дед отрицательно покачал головой. На сегодня хватит.

Прогноз погоды, приковавший всеобщее внимание за исключением Николая Семёновича, подытожил программу, подведя черту под пройденным в государстве очередным днём новой политической жизни.

– Надо борщ в холодильник поставить! – напомнила хозяйка и поднялась с табурета, сделанного её отцом лет десять назад.

– Что-то Серёжи долго нет, – Николай Семёнович озабоченно посмотрел на часы. – Поздно уже.

– Кто ж со свадьбы рано приходит!

– Как же он добираться будет? Автобусов ведь не будет.

– Николай, о чём ты говоришь! Он уже давно не маленький. На такси доберётся.

Карты были водворены в картонную пачку, газеты и журналы аккуратно уложены в стопку, телевизор выключен и накрыт платом тюли. Пришла пора укладываться на покой. Пока без младшего Острогора.

Глава 16. Визит

К завтраку его не позвали. Отец был на работе (по субботам он всегда ходил на завод добровольно, по своему желанию: разбирать бумаги, осматривать печи, проверять работу цехов), мать дежурила в поликлинике, а бабушка отправилась за покупками на базар. Оставшийся дома дед, давно отказавшийся от спусков на грешную землю с высот пятого этажа и добровольно избравший затворнический образ жизни, сидел в своём кресле у телевизора.

Заглянув в зал и поприветствовав деда, Сергей направился на кухню. В приоткрытую форточку сочился тяжёлый дух кочевого стойбища. Соседи снизу варили баранину, завяленную ещё летом. Животное, блеявшее и ронявшее чёрные теплые шарики под свои копыта, тосковало на балконе три августовских дня, а потом освободило импровизированный загон. Спустя час после его исчезновения по вентиляционному каналу пополз удушливый смрад палёной кожи и жжёной шерсти. В ванной на четвёртом этаже свежевали и разделывали тушу.

Потом балкон вновь заполнился. На этот раз изделиями из отмучавшегося барана, преподнесённого декану технологического института удачливым абитуриентом. На бельевых верёвках повисли облепленные мухами марлевые коконы, обтягивающие куски парного мяса.

Открыв холодильник «Памир» и осмотрев его полки, он обнаружил эмалированную миску с мантами, которые были отправлены на сковороду, быстро поджарены, политы соусом «вырви глаз» и с аппетитом уничтожены. Запив плотную пищу чаем с вишнёвым вареньем, Сергей помыл за собой посуду и начал одеваться. Надо было заранее купить билеты в кино на вечерний сеанс, иначе потом их просто не достать, и тогда появиться большая доля вероятности угодить в идиотское положение.

Как-то раз он уже дискредитировал себя в глазах Полины и с мерзким чувством жалкой беспомощности и бессилия плёл какую-то несуразицу в собственное оправдание. Наученный чёрным опытом и став более предусмотрительным, он теперь старался делать всё заранее, дабы избежать попадания в переплёт.

Заправив батник в джинсы «Boxer» и накинув на плечи подтяжки (дембельский комплект его гардероба), Сергей сунул в карман деньги и посмотрелся в зеркало. Хорош, красавец!

Звонок в дверь застал его за выравниванием косого пробора. Убрав расчёску, он открыл дверь. На пороге стоял высокий стройный мужчина казах с аккуратной стрижкой и пытливым взглядом.

– Здравствуйте! – сказал незнакомец. – Семья Острогор здесь проживает?

– Да… – подтвердил Сергей и с запозданием ответил на приветствие.

– Можно пройти?

– Да, да, конечно! Но если вы к Николаю Семёновичу, то он на работе и будет после двенадцати.

Отцовские сослуживцы нередко заглядывали к ним, чтобы передать какие-то известия или о чём-то посоветоваться. Телефона в квартире не было, вот и приходилось при срочном деле идти говорить на дом по производственным вопросам.

– Да нет, Сергей, я к вам, – гость вытер подошвы туфлей об вьетнамскую циновку овальной формы, лежавшую снаружи перед порогом, и вошёл.

– Ко мне? – Сергей, пряча удивление, закрыл за гостем дверь. – Тогда туда, пожалуйста.

Мужчина снял плащ, повесил его на вешалку, разулся и проследовал в указанную комнату.

– Сейчас я поставлю чай, – сказал Сергей, следуя законам восточного гостеприимства, но визитёр сделал красноречивый жест.

– Чуточку позже. Сначала мне хотелось бы представиться, – он вынул из внутреннего кармана пиджака удостоверение и развернул его. – Капитан комитета госбезопасности Нурланов Шарип Ибрагимович.

Пока красная книжечка закрывалась и водворялась обратно, Сергей, сбитый с толку столь уникальным явлением офицера спецслужбы по его душу, совершенно потерялся и прокручивал в голове всевозможные варианты возникновения той самой причины, что вызвала к нему интерес такого грозного ведомства.

Это ж КГБ! КГБ!!! Зачем я им? Что я натворил такого? И где? Когда? На свадьбе? Точно! Я там анекдот про Брежнева рассказал, как он просил, чтобы во время похорон его положили в гроб лицом вниз. Для чего? А чтоб через лет пять откопать и в зад целовать! Или вот ещё: наша страна немного понебрежничала, а теперь придётся много погорбатиться! Все смеялись. Но ведь сталинские репрессии в прошлом, и за это давно не сажают! Тогда за что сажают? Думай, думай! Может, Байконур? Напортачил при прокладке кабелей? Ошибся при распайке контактов? Неверно установил датчики? Да вроде всё правильно делал. А если бы неправильно, то давно б уже обнаружилось… Там военная приёмка суровая. Ого-го!!! Сколько раз приходилось переделывать то, что на гражданских объектах приёмная комиссия подписывала, не глядя. А вдруг всё это из-за нарушения режима? Пару раз из любопытства пролазил в секретные блоки монтажно-испытательного комплекса… Неужели в самом деле за это? Теперь отписываться придётся… Да уж, влип!

– Может, присядем?

– А? – встрепенулся Сергей и, поняв, что ему предлагают, подставил стул, а сам сел в угол дивана.

«Чёрт! Цыган! – продолжала работу мысль. – Он же подогревал солдат дурью! Клубок размотали, и теперь думают, что и я анашист! Зараза! А если тут вовсе не это! Может, ниточка из Германии? Узнали про западноберлинскую свалку? Про прослушивание на боевом дежурстве «Голоса Америки»? Или про выход в эфир открытым текстом? Вот так заваруха! Теперь только держись!»

– Сергей! – голос капитана пробился как сквозь ватные тампоны. – Знаешь что, давай-ка сначала в самом деле попьём чаю.

– Ага! – Острогор взвился распрямившейся пружиной. – Сейчас принесу!

– Неси, а я пока твою библиотеку посмотрю! – Нурланов поднялся со стула и подошёл к навесным полкам с книгами. – Разрешишь?

– Да что вы спрашиваете!

И он умчался за посудой, оставив гостя в отличном настроении. На тонких губах капитана затеплилась улыбка. Он был рад ошеломительному эффекту, произведённому им на парня. Биографию Острогора он знал назубок, в ней для него не было ни белых, ни чёрных пятен. Оставалось пустить зонт при непосредственном контакте, а потом вывернуть Острогора наизнанку. А пока он вытянул за корешок томик Фейхтвангера «Лисы в винограднике» и присел на диван полистать томик немецкого классика.

Глава 17. Москва и не москвичи

Мужчина с худым вытянутым лицом и несколько тяжёловатой для его наружности квадратной челюстью уверенно вёл автомобиль по хорошо выученным за два года улицам враждебного города. Его цепкий взгляд, зорко следивший за дорогой, словно зеркальный объектив фотоаппарата, фиксировал кадры, откладывая их в хранилище натренированной памяти. Любой предмет, любая деталь, даже самая незначительная, как это могло показаться какому-нибудь обывателю, могла ему пригодиться. В его классификаторе не было раздела «пустяки»: всякий нюанс или сущая мелочь имели вес и ценность.

Мелочи – это исходный материал, формирующий общую ситуацию. Это гранула базальта или крохотный кубик смальты, выкладывающиеся под рукой мастера в мозаичное полотно. Детали создают шедевры и плетут сложные узоры.

Водитель плавно вписался в поворот и поднял глаза на зеркало заднего вида. Белая «Волга», идущая третьей от него по счёту в потоке машин, по-прежнему следовала за ним неотступно. Её крыша, «провалившаяся» от линии воображаемой плоскости в ряду прочих поверхностей легковых машин, свидетельствовала о большой массе автомобиля. Спецаппаратура, установленная в багажнике, весила немало.

Ричард Стоун глубже утопил педаль акселератора, и чёрный «Форд» прибавил скорость, вливаясь в поток, гудящий на проспекте Калинина. Висевший на хвосте «Газ 24» отстал и вскоре вовсе исчез из поля зрения. На Большой Каменный мост американец поднимался без привычного эскорта.

Стоун всегда ездил один. Того требовал его специфический род деятельности. Но как же ему хотелось, и как же он мечтал о личном водителе. Как у посла. Но пока его статус не позволял иметь такой особой привилегии. Ничего… Когда он взберётся на вершину своей карьеры, то непременно возьмёт себе шофёром молоденькую женщину! По примеру генерала Эйзенхаура. Но обязательно превосходящую Кэй Сомерсби по всем антропометрическим данным!

Выскочивший из правого ряда «Жигулёнок» заставил его резко нажать педаль тормоза. Видение очаровательной красотки, мягко обжимавшей холёными ручками рулевое колесо и излучавшую вселенскую преданность своему патрону, исчезло безвозвратно, оставив после себя шлейф сладковатого запаха духов. Но это был обман яркого привидения. С его губ слетело короткое бранное слово.

Снежинки, бьющиеся белыми мухами в ветровое стекло, разлетались в стороны, падая на асфальт и в чёрную воду Москва-реки. Выросший сундук Дома на набережной, с его многочисленными мемориальными досками жертв, принесёнными Сталиным всепожирающему и ненасытному Молоху Власти, тяготил своей давящей угрюмостью обители коммунистических призраков. Но Стоун уже привык к этому каменному саркофагу, перестав испытывать к нему неприятные эмоции. В этом была заслуга расположенного в здании театра эстрады, куда он порой наведывался на концерты. Шила в мешке не спрятать, как говорят русские: нравились ему концерты некоторых советских артистов.

Спустившись на набережную, он бросил взгляд на Большой кремлёвский дворец и тусклые, в отсутствие солнца, тюрбаны храмовых куполов (смогли же итальянцы создать для московитов такую красоту!), проверил за собой «хвост», его не было – и сбавил скорость, подкатывая к дверям театральных касс.

Выйдя из машины, он вальяжно, с достоинством дипломата могущественной державы, прошествовал к дверям и вошёл внутрь. Просмотрев афишу с репертуаром (а заодно скрытно бросив взгляд в окно для проверки) и изучив расположение мест на макете, он вынул кожаный блокнот и принялся делать в нём пометки. Женщина, приобретавшая в окошке билеты, ушла, и он остался один. Подождав несколько минут, Стоун, ещё раз кинув взгляд на улицу через стекло, убрал записную книжку обратно, глянул на наручные часы и медленно вышел.

Билет он возьмёт в следующий раз, а сейчас поедет в посольство. Сев в машину, дипломат направил её в гараж американского диппредставительства.

На Садовом кольце «Форд», точно скакун, почуявший своё стойло, готов был взять разгон и с финишной эффектной резвостью чистокровного жеребца горделиво пронести своего хозяина по двору, но седок неожиданно передумал. Не докатив 30 метров до ворот, водитель ещё раз сделал полный обзор, посмотрев не только в салонное зеркало, но и покрутив головой по сторонам, и прибавил оборотов мотору. Железный конь удивился решению наездника, но покорно подчинился и промчался мимо посольства.

– Первый, я третий, – ожил московский эфир.

– Первый на связи.

– Наблюдение с объекта снято. Приём.

– Вас понял. Возвращайтесь на базу. Конец связи.

Снегопад усиливался, покрывая город белым пухом. Русская зима, воцарившаяся в городе, надолго захватила власть, хороня под растущими сугробами фантомы ушедшей осени.

Стоун нахмурился. Москва, столь разительно отличавшаяся от Нью-Йорка, видимо никогда не устанет строить ему козни. Она, как нарочно, так и норовила удивить его или застать врасплох неприятным сюрпризом. Эти обильные осадки никак не входили в его планы. Но другого удобного случая может и не представиться. Он прекрасно это осознавал. Когда ему ещё раз удастся так удачно избавиться от слежки? Выбирать не приходилось.

Снег конечно мешал. На нём оставались следы. Но тот же снег, при его большой интенсивности, а в этом сегодня сомневаться не приходилось, быстро уложит новый слой холодного пуха и всё надёжно скроет.

Представившийся шанс надо было использовать.

Американец скосил глаза на спортивную сумку, лежавшую на пассажирском сиденье. В её утробе покоился искусственный камень, таивший в своей полости особую начинку. Этот подарочек предназначался для весьма дорогого адресата. Он будет рад получить столь ценный презент к наступающим новогодним праздникам.

Физиогномические мышцы лица слегка ослабились, и худощавое лицо тронул призрак сдержанной улыбки. Мысли о предстоящих рождественских каникулах дали настроению позитивный ход, запустив генератор положительных эмоций, который, однако, тут же был заглушен неусыпной автоматикой высокого самоконтроля.

До отпуска надо было выполнить задание и лишь потом дозволять себе роскошь предаваться сладким мечтам о долгожданном отдыхе. А он был ему крайне необходим. Напряжённая и нервная работа в варварской стране сказывалась на его самочувствии. И если повседневные стрессы придётся постоянно снимать изрядной порцией крепкого алкоголя, то можно плохо кончить. Нужен отдых! Пауза на покой! Полная релаксация!

Правы американцы со своим менталитетом, насквозь пропитанным утилитарным рационализмом. Тот, кто не умеет вовремя отдыхать, умирает молодым.

А дипломат из США умирать не намеревался. Он хотел жить и жить! Жить хорошо и уж никак не менее 80 лет! Свои 43 года он расценивал как начало рассвета собственной жизнедеятельности. И впереди были масса дел, перспектив и грандиозных планов.

Глава 18. Нерешённые проблемы

Женщина неслышно вошла в кабинет и на секунду прильнула к косяку, направив взгляд на зарывшуюся в бумагах лысину с большим родимым пятном. Она смотрела на умную голову с материнской гордостью, хотя на самом деле являлась женой этого человека.

– Михаил Сергеевич, – обратилась она голосом, каким обращается учительница к ученику, – поздно уже.

– Да, да, Раиса Максимовна! – оторвался от работы Горбачёв. – Пара тезисов!

Он откинулся на спинку кресла и взял листок статистики.

– Страна практически стоит у черты! – воскликнул генсек. – Только вдумайся! В пищевой промышленности ручной труд составляет 60 %, производительность труда, как следствие, в 2,5–3 раза ниже, чем в капстранах! Не имеют очистных сооружений 1300 сыроваренных, молочных и маслозаводов, 200 мясокомбинатов, 103 консервных завода, 60 – крахмально-паточных.

Из 11,2 миллионов емкостей хранения сельскохозяйственных продуктов только одна треть имеет охлаждение, только 19 % – вентиляцию. В сахарном производстве только 20 % обеспечены хранилищами, 140 мясокомбинатов не имеют холодильников. Потребность в современных машинах обеспечивается в отрасли лишь на 55 %…

Супруга прошла в комнату, села у стола на стул, поставила локоть на столешницу и положила подбородок на ладонь. Приняв позу благодарного слушателя, она внимала словам мужа, пропуская мимо ушей совершенно не нужные ей сведения.

– При заготовке и транспортировке скота теряется 100 тысяч тонн, картофеля – 1 миллион, свеклы – 1,5 миллиона тонн и 1 миллион выловленной рыбы! Это недопустимо!

– Ужасно! – согласилась Раиса Максимовна.

– А что происходит в жилищном секторе!

– Что?

– Вот цифры только по Российской Федерации, – Горбачёв спустил глаза в подвал листка и зачитал: «200 миллионов квадратных метров нуждаются в неотложном ремонте или подлежат сносу. Канализация и водопровод перегружены. Более 300 городов их вообще не имеют!». И не ликвидированы ещё бараки! – генсек возмущенно мотнул головой. – И это в стране развитого социализма!

– Наследие эпохи застоя.

– Надо срочно, неотложными мерами решать эти проблемы! Для этого и предназначена перестройка. Но не все хотят принимать стратегию нового мышления.

– Утро вечера мудренее, – Раиса Максимовна поднялась и посмотрела приказывающим взглядом.

– Иду, – глава государства стал нехотя выбираться из кресла. – А какая преступная запущенность по алкогольному делу! Если хочешь, я покажу тебе аналитическую записку.

– Потом, – она жестом заставила его оставить бумаги и встать из-за стола.

– Это не просто социальная проблема огромного масштаба. Это угроза генетическому будущему всего нашего народа!

Выйдя за женой из кабинета, он погасил свет и пошёл в спальный будуар, миновав расположенный с левой стороны тёмный альков.

– Лигачёв предлагает срочное решение этой проблемы. У него есть проект! На него в этом вопросе можно положиться. Когда он руководил обкомом Томской области, он добился на этом поприще отличных показателей. Представляешь, за год после начала действия его мер, потребление алкоголя в регионе сократилось в два раза!

Когда главная чета государства скрылась за поворотом коридора, из алькова вышел начальник личной охраны.

«Зато в соседней Кемеровской области водки стали продавать больше, – выступил он мысленным оппонентом своему шефу. – Тоже в два раза. За счёт посыльных из Томска».

Медведев зашёл в кабинет, осмотрел его и опять вышел в коридор. Дождавшись, пока оберегаемые им люди закрылись в опочивальне, он направился к выходу.

«Михаил Сергеевич… Раиса Максимовна… Даже дома промеж собой обращаются как на официальном рауте. Леонид Ильич всё же свойским был. Жена ему – Лёня, он ей – Витя… Общались меж собой просто, без вычурности, по-людски. Да и ко всему персоналу человеческое отношение было. А теперь – дистанция, знай своё место, челядь дворовая. Новая метла! Может, так оно и надо, или я старею и начинаю брюзжать, – он смял ряды рассуждений и поставил точку. – Твоё дело исправно нести службу, генерал! Эмоции держи при себе».

Начальник охраны подавил вздох и по отработанному годами ритуалу направился на проверку внешних постов. Служба есть служба. И нести её надо исправно.