Текст книги "Омар Хайям"

Правительственные учреждения сельджукской державы состояли из нескольких крупных ведомств (диванов), с помощью которых осуществлялось государственно—административное управление. Причем эти диваны разделялись на две основные категории: собственно династийные и официально—государственные. Первые ведали имуществом и всеми связанными с ним делами членов правящей династии. Верховным доменным учреждением являлся диван—и хасс, который был одновременно личным султанским диваном. В его ведение было передано все движимое и недвижимое имущество и казнохранилище правящей фамилии. В компетенцию султанского дивана входило управление и целыми провинциями, откуда налоги поступали непосредственно в диван—и хасс.

С султанским диваном непосредственно была связана и казна. В ней хранились праздничные одежды, украшенные серебром головные уборы и пояса, золотая сбруя, инкрустированное драгоценными камнями оружие и т. д. Отсюда выдавались награды, являвшиеся нередко и знаками отличия сановников. В качестве подобных символов власти обычно служили барабаны или литавры, а также знамена.

Начальники государственных диванов подчинялись непосредственно визирю, который был главой высшего дивана (диван—и ала), состоящего из четырех основных ведомств: диван—и тугра, диван—и истифа, диван—и ишраф, диван—и арз.

В диван—и тугра (то есть фактически государственная канцелярия) скреплялись печатью государственные указы, султанские послания и распоряжения. Глава этого ведомства, туграи, предварительно носил такого рода документы на личную подпись к самому султану.

Должность туграи после визиря была самой почетной и важной в сельджукском государстве. Он временно заменял визиря в случае его отсутствия при верховном султане. Туграи должен был строго проверять всю исходящую и поступающую дипломатическую корреспонденцию и документацию, следить за правильным оформлением и выдачей официальных грамот и указов, охранять тайны государственной информации.

Делопроизводство в сельджукских диванах в основном велось на фарси. В дипломатической переписке чаще всего употреблялся арабский язык. Поэтому от туграи требовались большие филологические познания и владение тонкостями различных литературных стилей. Он обязан был также иметь и каллиграфический почерк.

Большую роль в аппаратной системе державы Сельджуки—дов играл диван—и истифа. Главой этого ведомства был мус—тауфи, который считался третьим по значимости государственным сановником, своего рода министром финансов.

Диван—и истифа курировал государственные доходы и расходы, вел учет податей, налоговых и других поступлений, а также казенных сумм. В этом учреждении хранились списки всех бюджетных статей, в том числе диван—и хасс – султанского дивана. Мустауфи ведал доходами и расходами не только государственных учреждений, но и султанского двора. В его компетенцию входил и финансово—налоговый учет земельных владений и других отданных в вознаграждение наделов; он контролировал казну, ведал счетами наличной валюты и драгоценностей.

Диван—и ишраф являлся высшим контрольно—инспекционным органом сельджукского государства. Главная обязанность начальника диван—и ишраф – мушрифа – по—видимому, заключалась в надзоре и ревизии финансово—налоговых счетов. Однако мушриф часто выполнял общие контрольные функции, а подчас возглавлял и секретную осведомительную службу. Рост значения мушрифов не был случайным явлением в период расцвета сельджукской империи, он сопровождался ростом внутриполитических и социальных противоречий. Интересы централизации требовали упрочения государственного контроля и системы тайного надзора. Поэтому Низам аль—Мульк, возражая Алп—Арслану и Малик—шаху, ратовал за назначение на должность мушрифов верных и надежных чиновников: «Никогда не следует государю быть небрежным к делам своих чиновников; всегда следует разузнавать об их поведении и жизни. Как только проявилась какая—нибудь неправильность и вероломство с их стороны, не должно это так оставлять, следует смещать таких, наказав сообразно с проступком, чтобы это послужило примером для других и никто из—за страха наказания не осмелился бы умыслить против государя. К каждому, кому вручается большая должность, следует тайно приставить му—шрифа, но чтобы владелец должности об этом не знал: такой тайный мушриф должен постоянно сообщать о его делах и обстоятельствах».

В сельджукской державе существовало и военное ведомство, называвшееся диван—и арз аль—джейш. Его главой был ариз аль—джейш, имевший своего заместителя. Этот диван, как и другие, по—видимому, располагал своими отделениями в различных провинциях и областях страны.

Все эти четыре ведомства представляли собой основной элемент того сложного и запутанного государственного аппарата, созданного и отлаженного при непосредственном участии Низам аль—Мулька, который фактически управлял сельджукским государством.

 
Если жизнь твоя нынче, как чаша, полна —
Не спеши отказаться от чаши вина.
Все богатства судьба тебе дарит сегодня —
Завтра, может случиться, ударит она!
 
 
Ты сегодня не властен над завтрашним днем,
Твои замыслы завтра развеются сном!
Ты сегодня живи, если ты не безумен.
Ты – не вечен, как всё в этом мире земном.
 

…Омар вошел в просторную прохладную комнату, сплошь устланную красивыми шелковыми коврами. Через распахнутое широкое окно была видна часть внутреннего двора дворца великого визиря с небольшим фонтаном посередине. Сам Низам аль—Мульк сидел на подушках в центре комнаты у низенького столика, искусно сделанного из железного дерева, привезенного из Африки.

Увидев визиря, Омар склонил голову и сказал: «Ас—саля—му алейкум, о справедливейший из справедливых, защитник бедных, яркая надежда ислама!»

Низам аль—Мульк медленно встал и, улыбаясь, направился к Хайяму. Он был среднего роста, слегка располневший, с небольшой аккуратной бородкой. Ступал Низам мягко, чуть прихрамывая. Великому визирю исполнилось пятьдесят семь лет, но, несмотря на все испытания, выпавшие ему, выглядел он моложе своего возраста. Позднее Омар не раз услышит от аль—Мулька слова, которым тот старался следовать в своей жизни: «Все – но в меру».

– Ва алейкум ас—салям, о Омар, – певуче произнес визирь, не переставая улыбаться и в то же время пристально всматриваясь в молодого человека. Ведь первые впечатления всегда важны для проницательного человека, ибо лишены предубеждений.

Низам аль—Мульк молча указал Омару, чтобы он сел напротив него за стол. Следуя примеру хозяина, Омар Хайям опустился на ковер.

Визирь сложил ладони рук, как это делают мусульмане, благодаря Аллаха, и произнес на арабском языке: «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! Слава Аллаху, Пре—славному и Всемогущему, Творцу земли и небес, Знающему явное и тайное, Прощающему грехи. Хвала Мухаммаду – Посланнику Аллаха, превосходнейшему из пророков, избраннику Господа миров, принесшему Священное Писание, предстателю за народы, сподвижникам его и всему его семейству!» Хайям вслед за хозяином повторил: «Аллаху акбар!»

– Хорошо ли ты устроился, Омар? – начал разговор Низам аль—Мульк. – Понравился ли тебе Исфахан, а также дом, который отведен тебе?

– Благодарю вас, о благороднейший из благородных, – начал Омар. – Поистине Исфахан прекрасен настолько, что может служить для истинных правоверных постоянным напоминанием о рае. И благодарю также за вашу величайшую милость и щедрость, позволившую мне приобрести прекрасное пристанище в этом городе.

– Я рад, что ты доволен. Я уже слышал, что ты, несмотря на свою молодость, преуспел во многих науках и искусствах.

– Молва людская всегда преувеличивает и наши добродетели, делая их неправдопобными, и наши недостатки, превращая их в чудовищные пороки. Я же просто стараюсь идти своей дорогой к Истине, занимаясь тем, что мне действительно представляется важным.

Низам, по—прежнему улыбаясь, вдруг спросил:

– И что же ты прежде всего ценишь в людях, ученый ни—шапурец?

Омар догадался, что этот вопрос с подвохом.

– Я молод, о надежда мусульман, и мой удел ошибаться. Но мне кажется, что важнейшее достоинство истинного мусульманина – способность вовремя говорить и вовремя молчать, трезво оценивать свои недостатки, быть внимательным и учиться на ошибках своих и чужих, при всем этом не забывать ни на минуту о всемогуществе Аллаха.

Визирь на мгновение прикрыл глаза и чуть кивнул головой. «Пожалуй, – сказал он сам себе, – я не ошибся…»

– Омар, ты, конечно, неслучайно попал в Исфахан. Вообще случайностей не бывает в жизни людей. Случайность – это напоминание о самомнении людей и неправильности их размышлений. Тень великого исламского государства Сель—джукидов падает сейчас на север и восток, на юг и на запад. Остроту наших сабель испытали на себе прежде всего те, которые отвратились от истинной веры. В казне нашей много золота, нивы тучны, а стада многочисленны. Но государство сильно не столько войском, не столько казной, не столько торговлей, сколько прежде всего мудростью, знанием и науками… Мы начали, опираясь на помощь Всевышнего, собирать в нашем государстве ученых, чтобы еще сильнее светила звезда нашего правителя. И мы хотели бы, чтобы и ты принес свои знания и разум на службу нашему султану. Он задумал, по моему совету, создать обсерваторию недалеко от Исфахана, чтобы наблюдать за небесными светилами. Потребуется множество расчетов – но ты в них преуспел.

Омар вновь склонил голову в знак согласия. Он был рад, что все так удачно складывается, однако свою радость, по правилам придворного этикета, нельзя было показывать.

– Однако это еще не все. Ты знаешь, что наш государь – Малик—шах – еще юн. Поэтому—то важно ему общаться с людьми умными и опытными, чтобы быстрее самому преуспеть в тонкостях жизни. Но частое общение государя с вельможами, эмирами и сипах—саларами[12]12
  Сипах—салар – военачальник.


[Закрыть] наносит ущерб его величию и достоинству, потому что придворные становятся слишком смелыми. Поэтому—то важно его общение с нади—мами. Ты знаешь, кто такой надим? Это своего рода… как бы точнее сказать… умный мусульманин, сильный своим има—ном, отчасти придворный, отчасти и своего рода друг султана. Я тут кое—что записал… – Низам взял со стола сверток, развернул его и начал читать, медленно, с расстановкой: – «…Надим должен быть непринужденным в обращении с государем, чтобы государь от него получал удовольствие и природа государя была открыта перед надимом. Их время – определенное: когда государь дал прием и все вельможи разошлись, наступает очередь их службы. От надима несколько польз: одна та, что он бывает близким другом государя, другая, что тысячу родов слов можно сказать с надимом. Надимы ведут всякого рода разговоры без принуждения о добром и плохом, в чем много полезного и целесообразного. Надо, чтобы надим был от природы даровит, добродетелен, пригож, чист верой, хранитель тайн, благонравен, он должен быть рассказчиком, чтецом веселого и серьезного, помнить много преданий, всегда быть добрословом, сообщи—телем приятных новостей, игроком в нарды и шахматы, если он может играть на каком—либо музыкальном инструменте и владеть оружием – еще лучше…» Играешь ли ты на каком—либо инструменте? – вдруг, прервав чтение, спросил визирь.

– Да, немного, – ответил Омар.

Неопределенно кивнув головой, Низам продолжил чтение:

– «Надимам приличествует устраивать все, что имеет отношение к вину, развлечениям, зрелищам, дружеским собраниям, охоте, игре в човган и тому подобному… Надим тем ценнее, чем он более опытен житейски, чем более он побывал всюду. Следует, чтобы надимам государя был представлен достаток и полное уважение среди всей свиты». Быть надимом нашего государя большая честь, – продолжал визирь, свертывая рукопись. – Через несколько дней я тебя представлю султану. И последнее – если у тебя будут какие—нибудь затруднения, обращайся ко мне.

…Выйдя на раскаленную от зноя улицу, Хайям вдруг вспомнил слова Абу Тахира об осторожности. Что ж, лучше всегда переоценивать человека и знать, что никогда до конца его не поймешь, нежели недооценивать и ошибиться, считая, что понял его.

 
Да, лилия и кипарис – два чуда под луной,
О благородстве их твердит любой язык земной,
Имея двести языков, она всегда молчит.
А он, имея двести рук, не тянет ни одной.
 

Ибн аль—Асир писал о 1074 годе (467 год хиджры): «В этом году Низам аль—Мульк и султан Малик—шах собрали самых лучших астрономов. Они передвинули Науруз в начальную точку Овна, а до этого Науруз приходился на такое время, когда Солнце находилось в середине Рыб, и появился календарь, созданный султаном. Для султана Малик—шаха была построена обсерватория, в ее создании участвовали лучшие астрономы – Омар ибн Ибрахим аль—Хайями, Абу—ль Музаффар аль—Исфазари, Маймун ибн Наджиб аль—Васити и другие. На создание обсерватории пошло очень много средств. Обсерватория действовала до смерти султана в 485 году (1092 год), после чего закрылась».

О строительстве обсерватории сообщается и в «Памятниках стран и известиях о рабах Аллаха» аль—Казвани, где говорится, что Малик—шах дал Хайяму «много денег для покупки астрономических приборов и для звездных наблюдений».

В течение восемнадцати лет Омар Хайям руководил астрономической обсерваторией в Исфахане. И одним из важнейших результатов деятельности Исфаханской обсерватории стала календарная реформа, известная в истории под названием «летосчисление Малики».

В сельджукидском государстве во времена Хайяма одновременно использовались два календаря – солнечный и лунный. В основе солнечного календаря лежит солнечный год, то есть период оборота Земли вокруг Солнца, равный 365,2422 суток, то есть 365 суткам 5 часам 48 минутам 46 секундам. В основе же лунного календаря лежит месяц, то есть период оборота Луны вокруг Земли, равный 29,5306 суток, то есть 29 суткам 12 часам 44 минутам 3 секундам. Двенадцать месяцев составляют лунный год, равный 354 суткам 8 часам 48 минутам 36 секундам.

Издавна в Иране пользовались солнечным календарем. Бируни в своем известном сочинении «Следы, оставшиеся от прошедших поколений», писал об этом календаре: «Они (зороастрийцы. – Ш. С., К. С.) считали свой год в 365 дней и пренебрегали последующей дробью до тех пор, пока четверти суток не образовывали в течение 120 лет целый месяц… Тогда они прибавляли к году целый месяц». Зороаст—рийцы отмечали свой Новый год – Науруз, являвшийся главным зороастрийским праздником, 21 марта, в день весеннего равноденствия.

Каждый из зороастрийских месяцев соответствовал одному из созвездий «пояса зодиака» – большого круга небесной сферы, по которому совершается видимое годовое движение Солнца. Каждому месяцу соответствовал тот знак зодиака, по которому совершается видимое движение Солнца в течение этого месяца. Зороастрийские месяцы и знаки зодиака соответствуют друг другу следующим образом:

Фарвардин – 21 марта – 20 апреля (Овен); Урдибихишт – 21 апреля – 22 мая (Телец); Хурдод – 23 мая —21 июня (Близнецы); Тир – 22 июня – 22 июля (Рак); Мурдод – 23 июля – 22 августа (Лев); Шахривар – 23 августа – 22 сентября (Дева); Мехр – 23 сентября – 22 октября (Весы); Обон – 23 октября —21 ноября (Скорпион); Озар – 22 ноября – 22 декабря (Стрелец); Дей – 23 декабря – 20 января (Козерог); Бахман – 21 января – 19 февраля (Водолей); Исфандармуз – 20 февраля – 20 марта (Рыбы).

После прихода ислама в Иран и Среднюю Азию народы этих стран получили и мусульманский лунный календарь. Начало этого календаря отсчитывалось от периода хиджры – ухода Пророка Мухаммада из Мекки в Медину – 16 июля 622 года. Поэтому—то мусульманский календарь часто называют «эрой хиджры».

Приняв ислам, народы Персии сохранили большое количество домусульманских обычаев, среди которых особую роль играло празднование Науруза, поскольку лунный год, который на одиннадцать дней короче солнечного года, неудобен для полевых работ. Лунный календарь применялся в религиозных и официальных документах, солнечный – в хозяйственной жизни.

Позднее в своем трактате «Науруз—наме» Омар Хайям описал историю календарных реформ от основания зороастризма до своего времени: «Когда прошло 30 лет царствования Гуштаспа,[13]13
  Дарий Гистасп (552–486 гг. до н. э.) – царь из древнеперсидской династии Ахеменидов.


[Закрыть] явился Зардушт (Зороастр) и принес религию магов. Гуштасп принял его религию и применил ее. Со времени праздника Афридуна[14]14
  Афридун – один из древнейших царей Персии.


[Закрыть] до этих пор прошло 940 лет и Солнце было в Скорпионе. Гуштасп приказал совершить високос. Он начал фарвардин Солнца с первого дня Рака и устроил праздник, говоря, что надо соблюдать этот день и совершать Науруз, так как Рак – счастливое созвездие для работы и что крестьянам и земледельцам надо дать право платить налоги в это время, тогда им будет легко. Потом он приказал совершать високос каждые 120 лет, чтобы сделать годы неподвижными и чтобы люди знали свое время и в морозы, и в жару. Этот обычай продолжался до эпохи Искандара Румского, называвшегося Двурогим.[15]15
  Александр Македонский.


[Закрыть]

Начиная с этого времени, люди перестали совершать високос и продолжали поступать так же, как и до этого обычая. Так продолжалось до эпохи Ардашера,[16]16
  Основатель династии Сасанидов.


[Закрыть] который вновь совершил високос и устроил большой праздник. Он составил договор и назвал этот день Наурузом.

Люди справляли праздник Науруз до эпохи Нуширвана Справедливого.[17]17
  Сасанидский царь Нуширван (531–539).


[Закрыть] Когда портик Медаина[18]18
  Медаин (Ктесифон) – столица государства Сасанидов.


[Закрыть] был закончен, он установил празднование Науруза согласно обычаям того времени. Но он не совершал високоса, говоря, что люди должны воздерживаться от этого обычая, если Солнце к концу оборота не достигнет первого дня Рака… Это продолжалось до эпохи халифа Мамуна,[19]19
  Мамун – аббасидский халиф (813–833).


[Закрыть] который приказал наблюдать за Солнцем и каждый год, когда Солнце достигнет Овна, совершать Науруз. Таким образом, были составлены астрономические таблицы Мамуна, и еще в наше время календарь исчисляют с помощью этих таблиц. Так было до эпохи Мутаваккиля—иллахи.[20]20
  Мутаваккиль—иллахи – аббасидский халиф (847–861).


[Закрыть] Мутаваккиль имел визиря по имени Мухаммад ибн Абд аль—Малик, который сказал ему, что сбор налога приходится на такое время, когда скот находится далеко от хлебных полей, поэтому люди мучаются. И согласно обычаю царей Аджама они совершили високос для возвращения года на свое место, чтобы люди меньше мучились во время уплаты налога после уборки урожая. Мутаваккиль согласился и приказал совершить високос и возвратить Солнце из Рака к фарвардину. Тогда люди успокоились и вновь стали придерживаться этого обычая.

Затем Халаф ибн Ахмад, эмир Систана, совершил другой високос. С тех пор до нашего времени стало шестнадцать дней разницы.

Счастливый султан, опора веры, Малик—шах, да освятит Аллах его душу, зная об этом, приказал совершить прежний високос и возвратить год на свое место».

О календарной реформе Хайяма сообщал Насир ад—Дин ат—Туси (1201–1274) в работе «Ильханские астрономические таблицы»: «О новом летосчислении, называемом Малики. Оно установлено счастливым султаном Джалал ад—Дином Малик—шахом ибн Алп—Арсланом Сельджуком. Установлено, что за начало его года берется день, когда Солнце вступает в Овен, то есть начало истинной весны. В начале каждого месяца Солнце вступает в то созвездие зодиака, которое соответствует этому месяцу, и, таким образом, месяцы этого летосчисления – настоящие солнечные месяцы. Названия месяцев – персидские, такие же, как первоначальные, древние месяцы. Астрономы установили продолжительность месяцев в тридцать дней для облегчения подсчета дней и чтобы не было расхождения с другими календарями. Дополнительная пятерка добавляется в конце месяца исфандар—муза, и каждые четыре года к году добавляется еще один день, так что год становится 366 днями; так поступают семь или восемь раз по четыре года, а один раз високос производится раз в пять лет».

Выдающийся узбекский астроном Улугбек в своих знаменитых «Новых астрономических таблицах Гургана» пишет об этой знаменитой календарной реформе: «Эра Малики или Джалали. Эта эра названа так по имени султана Джалалиддина Малик—шаха, сына Алп—Арслана Сельджука. Начало года Джалали совпадает с полднем дня вступления Солнца в Овен, месяцы этой эры также подчинены прохождению Солнца через отдельные знаки зодиака, почему годы и месяцы этой эры должны быть истинными, солнечными. Однако обычно исчисляют месяцы в 30 твердо установленных дней, чтобы внести регулярность в таблицы эфемерид».

Если считать, что в календаре Хайяма високосный год, отделяемый от предыдущего високосного года не четырехлетним, а пятилетним промежутком, всегда является восьмым, то в итоге получается исключительно простой календарь с 33–летним периодом, причем високосными годами являются 4, 8, 12, 16, 20, 24, 28 и 33–й годы. Средняя продолжительность года в этом случае равна 365,2424 суток, то есть отклонение от истинного солнечного года равно 0,0002 суток, и, следовательно, ошибка в один день накапливается за пять тысяч лет. Это было выдающееся достижение. Для сравнения: в современном календаре средняя продолжительность года равна 365,2425 суток, то есть отклонение от истинного года равно 0,0003 суток, и ошибка в один день накапливается за 3333 года.

Руководя обсерваторией в Исфахане, Омар Хайям выполнял и функции астролога, предсказывая по положению звезд те или иные события. Собственно, это входило в его прямые обязанности надима при особе султана. «Многие из государей, – писал Низам аль—Мульк, – делали своими на—димами врачей и астрологов, чтобы знать, каково мнение каждого из них, что следует им, что следует государю, что надо делать, чтобы беречь природу и здоровье государя… Астрологи же наблюдают за временем и часом; для всякого дела, которое будет принято, они дают уведомление и выбирают благоприятный час».

Ко времени Хайяма астрономия еще не отделилась от астрологии. Наиболее показательным примером может послужить «Книга для изучения начал искусства астрологии» крупнейшего энциклопедиста Абу—Рейхана Бируни, в которой рассматриваются и астрономические, и астрологические проблемы.

Почти все астрономы Средневековья в той или иной степени занимались и составлением прогнозов, следя за движением звезд. Поэтому—то и терминология астрономов и астрологов была во многом сходна. Например, известные «Маликшахские астрономические таблицы», составленные под руководством Омара Хайяма, в определенной степени являются одновременно и астрологическими. В них содержатся названия звезд, их положения в созвездиях, долгота и широта, величина звезд, темпераменты людей, родившихся под соответствующим знаком, а также воздействия (благоприятные или неблагоприятные) звезд на людей.

И в «Науруз—наме» Омар Хайям фактически не разделяет астрологию и астрономию: «Говорят, что когда Всевышний приказал Солнцу сдвинуться с места, чтобы его лучи и приносимая им польза были бы повсеместно, Солнце вышло из головы Овена, тьма отделилась от света, и появились день и ночь. Так началась история этого мира. После этого оно через тысячу четыреста шестьдесят один год вернулось на то же место в тот же день и в ту же минуту.[21]21
  То есть, если считать, что годовой оборот Солнца равен точно 365,25 суток, то через 1461 год Солнце возвращается в ту же точку небесного свода в ту же минуту.


[Закрыть]

За это время Юпитер соединялся с Сатурном семьдесят три раза. Это называют малым соединением; это соединение бывает каждые двадцать лет. Когда Солнце заканчивает свой оборот и возвращается на то же место, между Сатурном и Юпитером происходит соединение в том созвездии зодиака, которое является созвездием упадка Сатурна, противостоящим созвездию Весов, являющемуся созвездием возвышения Сатурна. Один оборот здесь, один оборот там в том порядке, как мы указали и показали места светил». Соединение и противостояние – важнейшие частные случаи взаимного расположения двух планет, понятия, активно используемые и в средневековой, и в современной астрологии.

В астрологии до сих пор некоторые созвездия зодиака считаются «созвездиями упадка» для тех или иных планет, а другие созвездия считаются «созвездиями возвышения». Считалось, что при прохождении планет через «созвездия упадка» благотворное влияние этих планет на судьбы людей ослабляется, при их прохождении через «созвездия возвышения» – усиливается.

В своем трактате Омар Хайям пишет: «С помощью науки астрологии утверждают, что владеющие луком, если они стрелки и занимаются большей частью времени оружием стрельбы, не нуждаются (ни в чем другом). Победа каждого войска зависит от оружия – стрелы, и стрелки, владеющие этим оружием, побеждают. Довод в пользу этого таков, что судьба этого оружия находится в созвездии Стрельца, а природа Стрельца огненная. Большим счастьем является дом Юпитера – треугольник в созвездии Овна, созвездие Льва является домом Солнца, а достоинства созвездия Стрельца объясняются тем, что оно – дом Марса».

С каждым из семи светил – Солнцем, Луной и пятью крупнейшими планетами мусульманские астрологи связывали некоторые участки – пояса – зодиака, чаще всего треугольники, называемые «домами» этих светил. Солнце и Луна имели по одному «дому», а планеты – по два, в каждом из созвездий зодиака находился «дом» одного из светил. В период нахождения светила в его «доме» сила его воздействия на судьбы людей, по мнению астрологов, увеличивается. «Дом» Солнца находился в созвездии Льва, один из «домов» Юпитера – в созвездии Овна; в созвездии Стрельца находился один из «домов» Марса.

В рубайяте Омара Хайяма есть целый цикл, в котором говорится о воздействии небес на жизнь людей. Причем под небосводом как раз подразумеваются астрологические элементы. Наиболее ярко это отражено в одном из четверостиший, которое ниже приводится в дословном переводе:

 
О ты, пребывающий во власти четырех [элементов] и семи [планет]!
От семи и четырех ты постоянно в жару.
Горюй постоянно, ибо на этом пути алчности ты не знаешь, что
Когда ты уйдешь – уйдешь (навсегда).
 

Под четырьмя элементами здесь подразумеваются стихии огня, земли, воздуха и воды, а под семью планетами – Меркурий, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн, Луна, Солнце. Не случайно во многих мусульманских странах именно эти две цифры – четыре и семь – имеют особое значение.

 
Небесный круг, ты – наш извечный супостат!
Нас обездоливать, нас истязать ты рад!
Где б ни копнуть, земля, в твоих глубинах, – всюду
Лежит захваченный у нас бесценный клад.
 
 
Не одерживал смертный над небом побед,
Всех подряд пожирает земля—людоед.
Ты пока еще цел? И бахвалишься этим?
Погоди: попадешь муравьям на обед!
 

В исламе к предсказаниям, в том числе и астрологическим, отношение скорее негативное, чем положительное. Поскольку Аллах всемогущ, то попытки предсказать Его действия бессмысленны. Хотя Хайям и занимался астрологией, он, как истинно верующий мусульманин, относился к ней скорее как к искусству, где важна интуиция, вдохновение. Поэтому Низами Арузи Самарканди имел все основания писать: «Несмотря на то, что правила астрологии и являются признанным искусством, им нельзя верить, астроном должен избегать доверия к ним и каждое утверждение, сделанное им, должен предоставить судьбе. Насколько я знал Доказательство истины Омара, я не видел, чтобы он доверял правилам астрологии». Надо еще отметить, что многие выдающиеся люди того времени отдавали дань занятиям астрологией. Среди них – Фараби, Бируни, Ибн Сина и другие. Все они при этом, будучи мусульманами, исходили из известного высказывания Посланника Аллаха: «Ради знания иди даже в Китай».

Любопытен еще один момент: большая часть ортодоксального мусульманского духовенства резко враждебно относилась тогда и относится сегодня к астрологам и астрологии.

Наконец, в рубайяте Хайяма есть четверостишия, в которых отражены взгляды, вполне соответствующие его философским и одновременно астрономическим исканиям. И на первый взгляд кажется, что эти рубаи противоречат цитированным выше:

 
Мне так небесный свод сказал: «О человек,
Я осужден судьбой на этот страшный бег.
Когда б я властен был над собственным вращеньем,
Его бы я давно остановил навек».
 
 
Ответственность за то, что краток жизни сон,
Что ты отрадою земною обделен,
На бирюзовый свод не возлагай угрюмо;
Поистине тебя беспомощнее он.
 

Однако это противоречие кажущееся. Хайям в косвенной поэтической форме подчеркивает, что на судьбы людей воздействует сложнейшая гамма закономерностей (только в незначительном объеме познанных человечеством) необъятного мира, всеобщего Универсума. И космос, совокупность звезд и планет, всего лишь один из миров, созданных Всевышним. Всемогущий Аллах не только создал, но и постоянно создает и пересоздает все эти бесчисленные миры.

– Омар, всегда ли оправдывались твои предсказания? – Малик—шах отхлебнул шербета и засмеялся. Он был доволен – охота оказалась успешной. Сам султан свалил красавца оленя с ветвистыми рогами, правда, только со второго выстрела. Туши уже были освежеваны, и слуги торопливо разводили костры. Малик—шах сидел возле шатра, в тени, на коврах, в нескольких метрах от ручья.

Историк аль—Хусайни писал: «Султан Малик—шах был самым лучшим стрелком (из лука), никогда не промахивался и обладал сильным ударом копья. Он очень любил охоту. Однажды он приказал пересчитать то, что он добыл на охоте вместе со слугами. Оказалось 10 тысяч (голов животных), и он приказал раздать 10 тысяч динаров милостыни и сказал: „Я боюсь Аллаха Всевышнего, что проливаю кровь животных для забавы“. Это Малик—шах построил Манарат аль—курун (Минарет из рогов) на пути из Багдада в Мекку. Он возведен из рогов и копыт животных, убитых на охоте». В исламе охота ради забавы, ради спортивного интереса строго запрещена. Охотиться можно только ради пропитания, когда голоден. Многие мусульманские правители, любившие охоту, выходили из этого сложного положения, раздавая все мясо убитых животных бедным людям.

Омар не любил охоту не только потому, что, как мусульманин, сочувствовал обреченным животным, которые чаще всего не на равных боролись с людьми за свою жизнь. Его раздражал бестолковый гогот многочисленной свиты молодого султана. Но, как надим, он должен был порой участвовать в таких забавах.

– Нет, не всегда, – ответил спокойно Омар Хайям, сидевший напротив Малик—шаха. Не каждый надим мог сидеть в присутствии султана. Но Хайям обладал такой редкой привилегией. – Небосвод велик, а жизнь человека слишком ничтожна, чтобы точно знать, как влияют звезды на ту или иную человеческую судьбу. Мы что—то знаем о законах звезд, но это что—то несравнимо с тем, чего мы не знаем. Такова воля Всевышнего: тайны людей, народов и государств он спрятал в ритм движения небосвода. И величие Создателя проявляется в том, что, познав какую—либо из этих тайн, истинно познающий убеждается только в одном – насколько грандиозен и необъятен замысел Аллаха, субханаху ва та—аля. Как бы ни расширялся круг известного нам знания, нашими соседями и спутниками вечно остаются Неизвестное, Тайна и Сверхтайна. И на наш разум Тайна всегда отбрасывает свою странную тень. Но человеческое величие астролога заключается в том, что, даже понимая, что он никогда не узнает всех астрологических законов, продолжать свои наблюдения.