Текст книги "Неистовый рыцарь"

– Есть новость, которую мне хотелось бы сообщить вам лично.

– Говорите скорее.

– Папа признал брак действительным, но никто так и не просил о его расторжении. С Дальнего острова никто не приезжал. У меня есть друзья в пограничном районе, и по моей просьбе они разузнали, что там происходит.

– И что же? – нетерпеливо спросил Брет. Он был готов даже к самому худшему, однако понимал, что Дамьен приехал не с плохими вестями.

– О расторжении брака не может быть и речи, милорд, – сказал Дамьен и сделал паузу.

– Не тяните душу, выкладывайте! – потребовал Брет.

– Им долго удавалось держать эту новость в тайне, но теперь тайное стало явным. Через несколько недель, милорд, вы станете отцом. И что бы там ни хотелось Роберту, ваш ребенок будет наследником Дальнего острова.

Глава 15

Зима прошла в ожидании. Добраться до этих мест в зимнюю пору было крайне трудно, поэтому новости доходили сюда очень редко. Внутри крепости жизнь шла своим чередом, и Аллора, просыпаясь по ночам, прислушивалась к привычным звукам. И вспоминала…

Брет так и не приехал. Сначала она была уверена, что он обязательно будет здесь, но Роберт, радостно потирая руки, сообщил ей, что Завоеватель проведет Рождество в Нормандии и задержится еще на некоторое время и что его воины постоянно ведут там бои.

И все же это было время ожидания. Она ждала конца суровой зимы. Потому что именно с наступлением весны могли начаться какие-то события.

Рождество прошло без обычного веселья, ведь Аллора носила глубокий траур по своему отцу. Наступило и прошло Крещение, сопровождавшееся, как обычно, лютыми морозами, а в конце января она впервые почувствовала, как шевелится внутри нее ребенок. Она испытала восторг и тревогу одновременно и благоговейный трепет перед чудом – ребенок теперь стал чем-то реальным.

Иногда ей хотелось написать Брету. Но что она могла сказать? Однажды желание написать ему хоть что-нибудь стало непреодолимым, и она, взбежав по лестнице, села за стол и взялась за перо.

«Брету д’Анлу, графу Уэйкфилду, – писала она. – Простите меня за все зло; которое я вам причинила, но умоляю вас, не приезжайте сюда, потому что мои соплеменники горят нетерпением схватить вас и уничтожить. Даже простолюдины, те, кто живет и работает в замке и на окружающих землях, ненавидят вас и всех норманнов, потому что Роберт постарался взвалить на вас вину за смерть моего отца. К тому же я слышала, что вы не желаете больше иметь ничего общего со мной и намерены запереть меня где-нибудь подальше от себя – если, конечно, не задушите собственными руками, – а потом захватить остров и потребовать развода. Да простит меня Господь, но даже сейчас, когда я ношу под сердцем ребенка и гадаю, мальчик это будет или девочка, темноволосый или белокурый, я не могу не желать, чтобы вы были рядом…» Она отложила перо. Зачем попусту тратить время? На Дальнем острове еще никогда не наблюдалось такой лютой ненависти к норманнам, как сейчас, – по той причине, что убитый Айон пользовался всеобщей любовью.

Аллора положила письмо и письменные принадлежности в ящик стола и подошла к окну. Письмо ничуть не успокоило ее смятенную душу. Ей следовало бы сейчас бояться Брета. Ведь он считал, что она пыталась отравить его. И он никогда не поверит, что ей совсем не хотелось убегать из его дома. А главное, они похитили его сестру! В отличие от Роберта Аллора видела в Брете такие качества, как целеустремленность и уверенность в своей правоте, и понимала, что он не оставит безнаказанным то, что они сделали, и обязательно появится здесь. Она молила Бога, чтобы Брет остался цел и невредим, ведь, как ни странно, он прочно поселился в ее сердце, и она не могла забыть ни его, ни то короткое время, когда они были вместе и когда она в награду за то, что отдала ему, получила необычайно сильные, незабываемые ощущения. Время шло, она надеялась забыть Брета, но не могла. Не помогало даже то, что фигура ее день ото дня все больше округлялась.

Роберт часто останавливал на ней недобрый пристальный взгляд, И она понимала, как он надеется, что она потеряет ребенка. Он интересовался ее здоровьем и не мог скрыть разочарования, когда она отвечала, что чувствует себя на редкость хорошо.

– Ты накличешь на нас беду! – сказал он как-то раз. Но зима вопреки ожиданиям прошла спокойно, и наконец настала весна.

Аллора наблюдала за таянием снегов на материке. Потом начались полевые работы. Во внутреннем дворе крепости снова начали работать на открытом воздухе кузнецы. Босоногие дети играли на прибрежной песчаной полосе.

Возобновились военные учения. Сверху, из окна, Аллора наблюдала, как муштрует воинов сэр Кристиан, прислушивалась к его четким командам и лязгу мечей. Часто приезжал Роберт, всякий раз напоминая ей, что теперь, когда зима прошла, сюда легко добраться по дорогам.

– Уэйкфилд еще может прийти. Эти проклятые земли, которые он получил, находятся не так уж далеко отсюда – совсем рукой подать. Ну, Аллора, если ты не хочешь согласиться на расторжение брака ради своего ребенка…

– Не забудь, что это внук Айона, – напомнила она.

– Тогда нам надо подумать о том, как получить развод. Иначе ты накличешь на нас беду! – в который раз повторил Роберт и мечтательно добавил: – Правда, Уэйкфилда еще могут убить.

Аллора отвернулась от него. Да, Брета могут убить. Но она этому не верила. «Он будет жить, – думала она, – хотя бы для того, чтобы разделаться со мной». Она боялась этого и все-таки мечтала увидеть Брета снова. Но пока видела его только во сне, произносила вслух его имя и молила Бога, чтобы он приехал к ней на своем белом коне.

В ее маленьком королевстве весна была приятным временем года. Склоны холмов на материке, обращенные к острову, покрылись цветами. На склонах паслись овцы, и в отаре стали заметны белые как снег ягнята. Налетал ласковый ветерок, и думалось, что он несет с собой надежду. Мир вокруг стал так прекрасен, что Аллоре иногда была трудна встречаться или обедать за одним столом со своим дядюшкой.

Она радовалась, понимая, что черпает силы в своем маленьком королевстве. Ежедневно видясь с сэром Кристианом, она осматривала вместе с ним крепостные укрепления и обсуждала планы защиты на случай нападения. Во время отлива, когда море отступало и обнажало песчаную полоску, ведущую к воротам, нападающие могли использовать тараны, но если защитникам удалось бы сдержать их натиск до наступления сумерек, то начавшийся прилив моментально смыл бы в море все боевые орудия. Внутри крепости имелись даже колодцы с пресной водой, так что, подготовившись надлежащим образам, крепость могла выдержать даже очень продолжительную осаду.

И они готовились. Варили мыло, лили свечи, коптили мясо. Заготавливали впрок овощи, корзину за корзиной собирали ягоды. Без устали вертелись жернова мельницы, пополняя запасы муки. Аллора с удовольствием руководила всеми этими приготовлениями. С Робертом она старалась сохранять ровный тон, а по прошествии нескольких месяцев вдруг заметила, что сэр Кристиан, когда возникал какой-нибудь вопрос, обращался к ней первой, что управляющий Тимоти все свои отчеты представлял ей и что даже отец Джонатан исключительно к ней обращался с повседневными проблемами. Она одобряла браки, урегулировала споры, контролировала доходы и расходы. Она даже участвовала в сезонных боевых учениях, не упустив шанса продемонстрировать свое умение обращаться с мечом, и только сильно округлившийся живот заставил ее отказаться от этого, потому что она боялась, что такие упражнения могут повредить ребенку.

Несмотря на заботы, эта была хорошее время. Мирное. Как ни странно, она за это время еще больше, чем прежде, сдружилась с Дэвидом, который часто приезжал с материка навестить ее, и иногда они допоздна засиживались у камина, слушая бродячего менестреля или читая друг другу по очереди. Его присутствие действовало на Аллору успокаивающе, особенна после бесконечных напоминаний дядюшки о том, что ей надо поскорее предпринять что-то, иначе, мол, получается, что она их всех предает.

Однажды вечерам в самом начале июня, когда Роберт особенно сильно разошелся, ругая на чем свет стоит все, что связано с норманнами, и уехал домой, Дэвид задержался у нее. Он долго читал ей Софокла, а она вышивала гобелен на северную стену сваей спальни, решив бороться со сквозняками и сделать сваю каменную крепость такай же теплой и уютной, как лондонский дам Фаллон. Дэвид перестал читать. Она взглянула на него и увидела, что он пристально смотрит на нее.

– Что ты так смотришь? Или тоже считаешь, что я предаю всех, не позволяя Роберту добиваться расторжения брака? – спросила она. – Кстати, ты от этого теряешь больше всех, потому что Роберт хотел бы, чтобы именно ты стал здешним лаэрдом.

– Аллора, у меня есть хорошее поместье и плодородные земельные угодья. Я получил их от лаэрда Дальнего острова и не боюсь, что их у меня отберут назад. И мне вполне понятна, что ты не хочешь расторжения брака, потому что ждешь ребенка.

– Значит, ты не стремишься жениться на мне?

Он грустно улыбнулся, и она подумала, что никогда еще не любила своего верного друга сильнее, чем сейчас.

– Если бы ты овдовела, миледи, то я был бы первым в очереди претендентов на твою руку. Или если бы Брет отказался от тебя, чтобы жениться на другой… Но понимаешь, Аллора, я люблю тебя и вижу, что ты сейчас в таком смятении, что мне лучше помолчать, ведь у тебя и так проблем хватает.

Его нежность и понимание настолько тронули ее смятенную душу, что она расплакалась и оказалась в его объятиях, а ее округ лившийся живот был единственной преградой между ними. Он позволил ей выплакаться на своем плече, потом вдруг отпрянул от нее и насторожился. Оба увидели, как на лестнице промелькнула чья-то тень.

– Похоже, что кто-то нарочно пытается оставить нас наедине, чтобы способствовать развитию романа, – сдержанно заметил он.

Она кивнула, но ей почему-то стало не по себе. За дверью, ведущей в жилые помещения башни, круглосуточно стояли на часах два телохранителя. Домашняя прислуга спала в другом месте, в главной башне на первом этаже находились кухня и столовая, на втором были расположены гостевые комнаты, а весь третий этаж занимали хозяйские апартаменты. Сейчас в одной из гостевых комнат жила ее недавно овдовевшая троюродная сестра Лилит, муж которой погиб во время одной из вылазок воинов Малькольма на территорию «ничейной земли». Она приехала к Аллоре погостить и помочь чем сможет, когда родится ребенок. Но Лилит уже ушла спать. Личная служанка Аллоры Мери тоже жила на втором этаже, но Аллора и мысли не допускала, что кто-нибудь из них мог тайно подглядывать за ней. Телохранители у входа тревоги не подняли, значит, это был человек, живущий в башне. Наверное, кто-то, не желая мешать им, предпочел тихо скрыться незамеченным.

Возможно, в другое время она бы все-таки выяснила, кто это был, но в эту самую минуту она почувствовала первую схватку.

Странно, но это было не так уж больно. Боль начиналась внизу спины и как будто охватывала ее тело вокруг, словно затягивающийся поясок. Аллора сделала глубокий вдох, подумав, что ей, возможно, показалось. Она отошла от Дэвида и уселась перед огнем.

– Аллора? Что случилось?

– Она улыбнулась:

– Я не уверена, потому что не испытывала этого раньше, но думаю… что началось. Пока все не так уж страшно, – храбро сказала она. Но она еще не знала, что ей предстоит. Схватки участились и больше не напоминали тянущую боль. Ей казалось теперь, что какой-то невидимый злой демон кромсает ее тело ножом.

К тому времени прибежали Мери и Лилит, послали на материк за повивальной бабкой Меган. Той пришлось добираться на лодке, но приехала она быстро. Аллора металась в кровати, ругаясь на чем свет стоит, словно древнескандинавский вояка, и вопреки обыкновению вовсю честила Брета д’Анлу, чем очень порадовала бы своего дядюшку, если бы он это услышал. Когда старая беззубая Меган заставила ее подняться и ходить, Аллора возмутилась, но после того как старуха объяснила, что схватки могут продолжаться несколько часов и ходьба может ускорить роды, Аллора подчинилась и принялась прилежно мерить комнату шагами.

Схватки действительно продолжались несколько часов.

Аллора старалась не кричать и сдерживала слезы. В конце концов схватки превратились в одну непрерывную боль, и Меган, приказав ей лежать спокойно, убрала влажную прядь волос с ее лба и сказала, что ребеночек крупный и здоровый и что роды начнутся с минуты на минуту. Обезумев от нестерпимой боли, Аллора хрипло пробормотала:

– Я уверена, он это сделал нарочно! Такой самонадеянный, такой уверенный в своей правоте, он всегда все делает по-своему! Будь он проклят, и будь проклят дядя Роберт за все, что он сделал со мной!

– Тш-ш, – уговаривала ее Лилит, в руку которой Аллора вцепилась мертвой хваткой.

– А теперь тужься, выталкивай ребеночка! – командовала Меган.

И Аллора послушно тужилась, уже меньше ощущая боль. Потом почувствовала невероятное облегчение, когда крошечное тельце выскользнуло из нее. Она прислушалась, ноне услышала ни звука.

– Ребенок мертв! – в ужасе воскликнула она и, судорожно глотая воздух, села в постели. – О Господи! – Но тут послышался громкий, требовательный крик младенца. – Благодарю тебя, Господи! – прошептала Аллора.

Меган высоко подняла, показывая ей, орущего новорожденного, и из глаз Аллоры хлынули слезы.

– Ребенок жив, но это девочка, миледи. Ну и задачку вы задали им всем – и вашему норманну-мужу, и вашему хитрому дядюшке! – хихикнув, сказала Меган.

В этот момент Аллоре не было никакого дела ни до того, ни до другого. Ей не терпелось взять на руки свою дочь. Но Мери, подчиняясь приказанию Меган, унесла маленький орущий комочек, чтобы вымыть, и, как показалось Аллоре, возилась целую вечность. Получив наконец свою дочь, она застыла в изумлении, словно увидела чудо. Девочка была необыкновенно красивой. У нее было крошечное кукольное личико. Широко распахнутые глаза были синие, на головке черные как смоль волосы.

Меган с довольным видом поглядывала на них обеих.

– Она настоящая красавица, миледи! Таким прекрасным ребенком можно гордиться. Цвет глаз и цвет волос иногда со временем меняется. Но разве это имеет значение? И сейчас видно, что у нее ваши черты лица. Она вырастет настоящей красавицей и еще многим молодцам вскружит голову.

Аллора улыбнулась и откинулась на подушки. Она была измучена, но не могла наглядеться на свою новорожденную дочь, однако Меган напомнила, что надо покормить ребенка. Аллора неумело впервые приложила к груди свое дитя и испытала ни с чем не сравнимое восторженное чувство, когда ее дочь жадно припала к соску. Когда малышка насытилась и закрыла глазки, Лилит подхватила ее на руки и, воркуя над ней, уложила в колыбельку. Аллора улыбнулась и сразу заснула.

Во сне она снова увидела Брета. Он выехал из тумана верхом на Аяксе. Она бросилась бежать, но на руках у нее был ребенок и бежать было трудно. Она остановилась и оглянулась. Он спешился и теперь шел к ней – в сверкающих доспехах и шлеме, украшенном рогами. Он выхватил ребенка из рук Аллоры и, что-то сердито крикнув, взмахнул мечом… Чтобы отсечь Аллоре голову… Она вскрикнула и проснулась, вся дрожа.

– Что с тобой, Аллора? – встревожилась подбежавшая к ней Лилит.

Аллора помотала головой и окинула взглядом комнату, где в углу спала в колыбели ее дочь – в той самой колыбели, в которой некогда спала и она сама.

– Что-то приснилось, – шепотом сказала она. – Не беспокойся, все в порядке.

Лилит ушла, а Аллора дала волю слезам. Сон был страшный, но, несмотря на страх, она тосковала по Брету. Ей не хватало его, особенно сейчас. Она не могла забыть тот вечер, когда лежала в его объятиях, чувствуя себя такой защищенной. Он нежно обнимал ее после бурной вспышки страсти. А результат этой вспышки посапывал сейчас в колыбельке – их чудесный ребенок, поразительно похожий на него.

Она понимала, что плакала тогда, потому что по-настоящему полюбила Брета. Его происхождение не имело никакого значения, она полюбила в нем мужчину. А должна бы ненавидеть, потому что обязана была видеть в нем врага.

В противном случае она стала бы предательницей. Или или. Третьего не дано.

Аллора спрыгнула с кровати и вскрикнула от боли, ибо успела позабыть, что совсем недавно испытывала весьма болезненные ощущения. Но теперь все позади. Она быстро пересекла комнату и схватила дочь на руки, хотя малышка издала при этом протестующий вопль.

– Моя драгоценная маленькая леди! – нежно шептала Аллора при бледном свете свечи, освещавшей комнату. Клянусь, я защищу тебя от всех невзгод, а что до мужчин в нашей жизни, то пусть они все хоть пропадут пропадом!

С малышкой на руках она вернулась к массивной кровати, которая была застелена свежими прохладными простынями, и улеглась рядом с дочерью.

– Дальний остров будет принадлежать тебе, даже если кому-то это придется не по вкусу. Я люблю тебя. Люблю всем сердцем! – Уже произнося эти слова, она поняла, что это не совсем так. Частицу своего сердца, самый потаенный его уголок, она навсегда отдала отцу этого ребенка.

Она любит его. И боится… И мучительно тоскует по нему.

Милорд! Милорд Брет д’Анлу! – услышал он чей-то голос, донесшийся сквозь шум, грохот и победные крики воинов, только что прорвавших оборону крепости Мейн, где граф де Маркус выказал открытое неповиновение Вильгельму. Еще одна осада увенчалась победой. Воины с торжествующими криками лавиной устремились внутрь крепости. Брет увидел всадников, которые направлялись к нему под синим с золотом знаменем с его фамильным гербом. Это был отец Дамьен в сопровождений трех хорошо вооруженных рыцарей в боевых доспехах – насколько было известно Брету, этот необычный саксонский священник, который по собственной воле пришел служить его отцу-норманну, мог бы постоять за себя в любой вооруженной стычке, независимо от того, был ли он облачен в рясу священника или в боевые доспехи.

– Отец Дамьен! Добро пожаловать на очередное поле боя, – приветливо сказал Брет.

– После очередного победоносного боя, – добавил Дамьен, останавливая коня. Он понаблюдал, как победители, пешие и конные, хозяйничают на внутреннем дворе крепости, отчего там стоял невообразимый шум: кудахтали и хлопали крыльями куры, блеяли овцы, преследуемые воинами. – Может быть, следовало бы попридержать своих людей?

Брет усмехнулся:

– Не сомневайтесь, отец Дамьен: здесь не будет ни насилия, ни резни, ни зверской жестокости – мы не жаждем мести. Мои воины, конечно, могут прихватить то, что плохо лежит, но они много месяцев воевали вместе со мной и не зайдут слишком далеко. Взять эту крепость было нетрудно – оборона была слишком слабой. Граф сделал глупость, решив воевать с Вильгельмом.

– Большинство из тех, кто выступал против Вильгельма, совершали глупость, – тихо сказал отец Дамьен. Хотя вполне возможно…

– Что? – насторожился Брет, но тут же махнул рукой, – Ладно. Можете не отвечать. Идемте в мою штабную палатку; выпьем немного вина.

– С удовольствием выпью хорошего вина, – согласился Дамьен. Он расположился на складном стуле внутри палатки.

Им принесли вина, и Брет с горящими от нетерпения глазами наклонился к отцу Дамьену.

– Умоляю, отец, выкладывайте поскорее! Какие у вас новости?

– Неделю тому назад леди Аллора родила здоровенькую девочку. Мне только что сообщили, что ее крестили наследующий день и назвали Брайаной-Элайз. Ребенок очень красивый – так говорят те, кто ее видел.

Брет откинулся на спинку стула, удивляясь тому, что дрожит всем телом. У него есть дочь. Здоровая и красивая, что неудивительно, ведь она дочь Аллоры. У него мелькнула мысль, что, может быть, жена сама напишет ему, но он понимал, что этого не будет. И еще он подумал о том, как может отразиться на ситуации пол ребенка. Если бы Аллора родила мальчика, то можно было бы опасаться, что Роберт Кэнедис попытается задушить ребенка ночью. Девочка же была в большей безопасности, потому что Роберт не станет чернить себя в глазах Аллоры убийством ребенка, если это не сулит ему никакой выгоды. Он наверняка постарается уговорить Аллору развестись. Если она снова выйдет замуж и родит сына, у того ребенка будет преимущественное право перед дочерью нормандского лорда.

Брет тихо вздохнул и спросил:

– Что-нибудь еще?

Дамьен не спеша отпил глоток вина, будто не решаясь говорить.

– Дамьен, черт бы вас побрал!..

– Не смейте чертыхаться, милорд. Я все-таки священник, хотя и привык к необузданной дерзости ваших родителей.

– Я такой же необузданный, как и они, только возмутительнее вдвойне, – сказал Брет. – Ради Бога, если вы хотите сказать что-нибудь еще…

– Только одно. Вы должны пойти к королю и убедить его разрешить вам набрать воинов и взять приступом крепость Дальнего острова. И поскорее.

– Зачем такая спешка?

– Сейчас леди Аллора очень сблизилась со старыми друзьями. Там есть один молодой человек, Дэвид Эдинбургский, который всегда готов взять на себя управление островом.

Брет медленно встал, допил вино, стараясь совладать с охватившей его яростью. Он верой и правдой служил королю, отодвигая собственные проблемы на второй план, и терпеливо ждал. Но теперь у него родилась дочь, а его жена скоро оправится после родов и будет готова завести любовника. Несмотря на гнев к ней, который он вынашивал все эти долгие месяцы, он был охвачен безумной ревностью примысли о том, что она может быть с другим мужчиной. Он хотел вернуть ее себе. Хотел снова увидеть ее. И даже если гордость и гнев не позволяли ему по-прежнему желать ее, он не мог допустить, чтобы кто-нибудь другой занял его место.

– Дамьен, если вам известно что-нибудь еще…

– Больше сказать нечего, – заверил его священник. Он встал и, подойдя к Брету, заглянул ему в глаза. – Клянусь, молодой милорд, если бы случилось что-нибудь еще, я предупредил бы. Я лишь советую вам поторопиться. Уверен, что леди не нарушила брачных обетов – пока.

– Откуда вам известно? Неужели вы умеете видеть сквозь крепостные стены?

– Нет, но я умею читать в сердцах людей и, кажется, не давал вам повода усомниться в моих словах.

– Что правда, то правда, – признался Брет.

Дамьен вдруг усмехнулся.

– Правда также и то, что тамошний священник, отец Джонатан, прослужил на Дальнем острове не менее двадцати лет. А до этого, когда он еще был бедным юношей, которому нужна была поддержка, чтобы продвинуться по церковной иерархической лестнице, я сумел оказать ему эту поддержку, и ваш отец тоже во многом способствовал этому. Людская благодарность иногда вдруг проявляется многие годы спустя. Как говорится, кинь хлеб-соль за лес…

– Вот это здорово! – воскликнул явно довольный Брет. Ведь у него появилась возможность узнать, что происходит внутри крепостных стен. – Спасибо за добрые вести. А теперь я, не теряя ни минуты, отправляюсь к Вильгельму.

– Я еду с вами. И буду рядом до тех пор, пока мы не возьмем Дальний остров.

– Давно пора. Я возьму то, что принадлежит мне по праву, что мне было обещано лаэрдом Айоном перед лицом Всевышнего. Клянусь, я возьму эту крепость, даже если потребуется превратить ее в развалины. И мою графиню тоже…

– Брет… – начал было обеспокоенный Дамьен.

Но Брет уже выбежал из палатки и вскочил на коня. Он спешил к Вильгельму.

Брайане исполнился месяц, и мать не могла нарадоваться на свою дочь. Однажды, когда Аллора, передав ребенка на руки Мери, сидела у камина, дверь распахнулась и вошел дядюшка, за которым по пятам следовали Дэвид и Дункан. За ними вошел сэр Кристиан в окружении нескольких самых лучших отцовских рыцарей.

– Надо подготовить жителей и весь остров к осаде, мадам. До нас дошли сведения, что Брет д’Анлу обратился к королю с просьбой дать ему воинов. Он намерен стереть с лица земли наш замок, а нас всех перерезать. И тебя тоже, как мне сказали, – заявил Роберт.

– Он собирается прийти сюда и уничтожить нас всех? – переспросила она, чувствуя, как закипает гнев. – Я этому не верю.

– Придется поверить, леди. Ведь ты сама едва не убила его…

– Я?!

– Кто же еще? Ведь это ты отравила вино.

– И сама же выпила его, – напомнила ему Аллора.

– Видно, ты хочешь, чтобы за тебя расплачивались мы все? – раздраженно спросил Роберт.

Аллора с ненавистью посмотрела на него.

– Некоторые уже давно расплатились за это, дядюшка, – сказала она и, обернувшись к остальным, добавила: – Мой отец подписал с тем человеком соглашение, и, если ему придется с боем брать то, что принадлежит ему по праву, многие поплатятся за это жизнями. Мы можем сдать ему крепость добровольно…

– Аллора, а как же ты? – прервал ее Дэвид, и голос его прозвучал спокойно, рассудительно. – Что будет с тобой, с нашими землями за стенами крепости? Люди восстанут против правления норманна. Они будут сопротивляться, потому что норманны убили твоего отца. Они не сдадутся без боя и потребуют, чтобы ты тоже дала отпор.

Она молчала, обдумывая ситуацию.

– Ладно, я буду бороться, дядя, – сказала она наконец. – И возможно, это обернется самым большим предательством против моего народа. – С этими словами Аллора вышла из комнаты.

Король отпустил Брета и разрешил не только взять с собой своих людей, но и набрать добровольцев из числа других рыцарей. Однако сначала он должен был вместе с Вильгельмом принять участие в штурме города Манта.

Гарнизон Манта не раз делал вылазки на территорию Нормандии, и Вильгельм потребовал от короля Франции Филиппа, чтобы тот отдал ему так называемые спорные территории на границе. Филипп категорически отказался, и Вильгельм перешел в наступление.

Город взяли штурмом и с присущими Вильгельму коварством и жестокостью подвергли разграблению. Затем по приказу Вильгельма подожгли. Брет, видя зверские разрушения вокруг и не желая участвовать в них, решил отправиться домой вместе с отцом и братьями. Проезжая по улице объятого пожаром города, он вдруг увидел впереди короля. Неожиданно с крыши одного из домов сорвалась горящая балка и, пролетев в нескольких дюймах от Вильгельма, упала перед ним.

Конь шарахнулся и встал на дыбы, Вильгельма бросило вперед, и он ударился виском об острый металлический выступ на седле.

– Боже мой, Вильгельм! – в ужасе воскликнул Брет, посылая Аякса вперед. Он подъехал к королю одновременно с отцом.

Раненого Вильгельма отвезли в монастырь Сен-Жерве. Два священника, известные как превосходные эскулапы, тщательно осмотрели его и печально сообщили, что надежды нет. Вильгельм готовился предстать перед судом Всевышнего.

Он умер не сразу и, находясь на смертном одре, спешил завершить свои земные дела. Вокруг него собрались сыновья, Вильгельм Руфус и Генри, а также его брат Роберт, граф де Мортейн.

Старший сын Вильгельма, Роберт, находился во Франции с королем Филиппом.

Вильгельм, умирая, даровал прощение своему мятежному сыну Роберту – за него просили самые знатные бароны Нормандии. Затем он щедро одарил церковь. Несмотря на то что всю свою жизнь король воевал, он был благочестивым монархом и остался таковым на смертном одре.

Далее он приказал отпустить на волю тех людей, которых заточил в тюрьмы за годы своего правления, и даже брата Одо, с которым крепко поссорился много лет назад и за которого теперь просил и Роберт де Мортейн, и некоторые бароны.

Вильгельм вдруг усомнился в своем праве отдавать Англию, которую захватил огнем и мечом. Он отписал Ланфранку в Англию, что отдает своему сыну Вильгельму Руфусу скипетр, меч и корону, и отправил его в Англию, надеясь на помощь Всевышнего. Вильгельм Руфус повиновался отцу и уехал.

Третьему сыну, Генри, Вильгельм завещал пять тысяч фунтов серебром и посоветовал проявить терпение и надеяться на Господа.

Потом Вильгельм протянул руку Аларику и с неожиданной силой сжал пальцы старого друга.

– Помнишь, как мы с тобой встретились, Аларик? В бою, всегда в бою. И так всю жизнь. Мы поклялись взять то, что принадлежит нам по праву, и крепко держать это в своих руках. Я подтверждаю твое право на титул графа Хейзелфорда и надеюсь, что ты до конца своих дней будешь крепко держать в руках то, что тебе принадлежит, и что Робин, когда придет его время, будет поступать так же. Тебе, Брет, я дал разоренную, бесплодную землю, но даровал и титул, который получают избранные. Подтверждаю твое право на этот титул и хочу, чтобы ты поклялся служить моему сыну так же преданно, как служил мне.

– Клянусь, – сказал Брет.

– А теперь ты можешь взять столько воинов, сколько тебе потребуется, и вернуться в Англию. Возьми В свои руки Дальний остров, как я того желал, потому что Вильгельму Руфусу необходимы крепкие границы.

– Будь уверен, Вильгельм, я его возьму.

– Да поможет тебе Господь, – произнес Вильгельм.

Завоеватель уже исповедался, и архиепископ Руанский сделал рукой знак, чтобы все вышли, ибо королю следовало отдохнуть.

Король закрыл глаза. Монах начал читать отходную молитву. В соседнем помещении собрались приближенные короля. Все они ждали конца.

Вильгельм Нормандский и Английский, которого называли Завоевателем, умер на рассвете 9 сентября 1087 года от Рождества Христова.

Услышав, как священник печально и торжественно объявил присутствующим о смерти короля, Брет перекрестился и встал вместе с остальными на колени. Ему не верилось, что этот человек, полный жизненной силы и упорства, мог умереть. Король был известен сокрушительной напористостью в достижении своих целей, но также и своим благочестием. И если он иногда оказывал нажим на церковь, то он же и поддерживал ее. Он проявлял милосердие ко многим своим врагам, а порой демонстрировал не только терпимость, но и доброту.

Он был разным, но, каким бы он ни был, теперь он принадлежал истории, и только история будет его верховным судьей.

Брет положил руки на плечи отца, зная, что тот искренне скорбит по королю, которому верой и правдой служил большую часть своей жизни.

Король умер.

И он, Брет, был свободен в своих дальнейших действиях.