Текст книги "Испытание страстью"

Глава 22

– Она морит себя голодом и скоро уморит до смерти, – сказал доктор Лайонз. Его бледно-голубые глаза за стеклами очков казались мрачными. – Она слишком худенькая даже для ничем не обремененной женщины, а уж если леди в интересном положении, то оставаться такой просто опасно.

– С момента моего приезда она стала есть больше, но я вернулась всего пару дней назад.

Желудок Джессики свело судорогой от страха и беспокойств за сестру. Где, черт возьми, Регмонт? Она должна была повидать его. Почти все три дня, что она жила в его доме, она с ним не встречалась – каждый раз случалось так: он или уже ушел, или еще не вернулся.

– Недостаточно давно. – Доктор положил руки на свои тощие бедра. При всех своих опасениях за здоровье Эстер он и сам казался необычайно худым. – Она немедленно должна заняться своим здоровьем: подолгу отдыхать в постели и есть несколько раз в день понемногу. И в своем деликатном состоянии она не должна испытывать волнений, потому что сердце ее ослабело от истощения.

– Не понимаю. В чем причина ее болезни? Ее здоровье ухудшается уже много месяцев подряд.

– Мне за это время редко представлялась возможность основательно обследовать леди Регмонт. Она очень сдержанная. Я склонен даже считать, что слишком скрытная и молчаливая. К тому же, как я заметил, склонна к меланхолии. Ее скверное настроение сказывается на физическом здоровье в гораздо большей степени, чем мы думаем.

Нижняя губа Джессики задрожала, она с трудом подавила слезы, готовые пролиться потоком, и кивнула.

Жизнь. Такая хрупкая. Такая бесценная. И такая короткая.

Доктор принял оплату своих услуг и удалился.

Джесс вошла в спальню сестры и присела на край ее кровати. Она всматривалась в лицо Эстер, испуганная болезненной бледностью ее некогда сиявшей здоровьем кожи.

Эстер посмотрела на нее со слабой улыбкой:

– Ты кажешься такой серьезной. Все не так мрачно. Я просто устала, и по утрам меня мучила сильная тошнота, но теперь она прошла.

– Послушай меня, – сказала Джесс, голос у нее был тихий и сердитый, – я уже превысила предел бдения возле постели умирающих.

– Верно, – сухо отозвалась Эстер.

– Это для меня слишком. И если ты вообразила, что я смогу выдержать это снова, то жестоко ошиблась. – Джессика взяла ее за руку, чтобы смягчить жестокость своих слов. – Мой племянник или племянница изо всех сил предпринимают усилия вырасти в твоем чреве, и ты, черт возьми, должна им помочь.

– Джесс… – В глазах Эстер появились слезы. – Я не такая сильная, как ты.

– Сильная? Я не сильная. Я слишком много пью, потому что это способ забыться. Я отослала любимого человека, ибо в ужасе от мысли, что когда-нибудь он захочет избавиться от меня, а я этого не вынесу. На судне Алистера оказался моряк, издевавшийся над ребенком, и когда я за него вступилась, то мне стало так скверно, что я испугалась, что потеряю сознание, меня стошнит или я иначе унижу себя. Я слабая и полна недостатков и совершенно неспособна смотреть, как ты уходишь. Поэтому я не стану больше слушать твои оправдания. Ты будешь есть и пить все, что я стану тебе предлагать, и через несколько месяцев вознаградишь нас обеих, родив здорового младенца, чтобы мы могли его любить и баловать.

В зеленых глазах Эстер вспыхнула искра раздражения.

– Как скажешь, – сказала она сердито.

Джесс сочла добрым знаком проявление темперамента. Она приняла близко к сердцу этот урок: жизнь и счастье слишком дороги, чтобы пренебрегать ими. Джессика решила, что предоставит Алистеру время, необходимое, чтобы решить свои дела, но не собиралась отпустить его без боя. Если бы понадобилось запереть его, его мать и Мастерсона в комнате, чтобы они выяснили отношения и пришли к согласию, то она была готова и на это.

Она поцеловала Эстер в лоб и отправилась побеседовать с кухаркой.

* * *

Майкл вошел в кабинет Алистера и нашел друга корпящим над планом развития новой системы ирригации.

– Ты выглядишь ужасно, – сказал Майкл, заметив щетину на его лице, отросшую за день и затенившую подбородок и щеки Алистера, а также складки на его рубашке. – И почему ты здесь вместо того, чтобы пребывать в доме Мастерсона?

Алистер поднял глаза:

– Ничто на свете неспособно побудить меня поселиться под одной кровлей с Мастерсоном.

– Я предвидел твой ответ.

– Так зачем спрашивать?

– Чтобы осложнить твое состояние.

С громким вздохом, подозрительно похожим на рычание, Алистер выпрямился и провел рукой по волосам. Майкл слишком хорошо знал, насколько тяжелы должны быть первые месяцы, связанные с новым положением друга. Только через полтора года после смерти Бенедикта он начал чувствовать себя в своей тарелке.

– У меня и без тебя скверное настроение.

– У тебя возникнут еще большие трудности, как только ты выйдешь из уединения и появишься на людях. В желтых листках говорится, что на ярмарке невест ты заменил меня в качестве желанного жениха, и за это я буду тебе вечно признателен.

– Я не холостяк.

– Но ты ведь не женат, – сухо заметил Майкл. – А это и значит, что ты холостяк.

– Я с этим не согласен.

– Значит, ты все еще намерен взять в жены Джессику?

– Она уже моя. – Алистер надменно и дерзко пожал плечом. – Все остальное всего лишь формальность.

– Надеюсь, ты не хочешь намекнуть на то, что позволил себе с ней неподобающие вольности.

Эта мысль пришлась Майклу не по вкусу. Джессика все же была вдовой его брата. Она была членом его семьи и другом. Она любила его брата и дала ему огромное счастье. А когда Бенедикт заболел чахоткой, она до самого конца оставалась возле его постели. Джессика сторонилась светского общества и светских увеселений ради того, чтобы ухаживать за Бенедиктом и развлекать его в те дни, когда он был склонен к развлечениям. За ее заботу и внимание к его брату Майкл готов был защищать ее самое и ее интересы до конца своих дней.

Барабаня пальцами по подлокотникам кресла, Алистер, прищурившись, смотрел на Майкла.

– Мои отношения с Джесс никого не касаются.

– Если твои намерения честны, почему бы тебе не сделать оглашение?

– Если бы решения принимал я один, мы бы уже обвенчались и жили под одной крышей. Джессика – источник промедления, а причины его я не вполне понимаю. Она ведет себя так, будто что-то может умалить мои чувства к ней.

– Что ты имеешь в виду?

– Она считает, будто мой брак с юной девицей, способной дать потомство, наилучшим образом отвечает интересам наследника Мастерсона. Или имеет в виду желание продолжить мой род, которое может появиться в будущем.

– Но все это разумные аргументы.

– Сколько я помню себя, я всегда был безумно влюблен в нее. Пока что это чувство пересиливает все остальное, и я не предвижу никаких перемен в нем.

– Если не считать бесчисленных женщин на твоем счету, – сухо возразил Майкл. – Едва ли я могу припомнить хоть один вечер, когда бы от тебя не пахло недавним сексом и женскими духами.

К удивлению Майкла, скулы и щеки его распутного друга вспыхнули тусклым румянцем.

– Это те, кого ты видел, – ворчливо возразил Алистер. – И что ты о них знаешь или помнишь?

– Прошу меня простить, приятель. Твои божьи коровки меня ничуть не интересуют в отличие от тебя. И насколько припоминаю, я видел каждую не больше одного раза.

– Гм. А ты не заметил, что все они были блондинками? И что у них была бледная кожа и светлые глаза. Но я никогда не встречал женщины с глазами серыми, как надвигающийся шторм, и никогда я не собирался мириться с бледной копией подлинного сокровища. Нет ничего похожего на подлинное произведение искусства, – пробормотал Алистер, и было видно, что его мысли далеко отсюда. – А уж если человеку повезло найти это сокровище, то защищать и лелеять его – удовольствие, и оно становится самым главным в его жизни.

Майкл задумался и помрачнел. Он вздохнул, сознавая, насколько глубоким и всепоглощающим было увлечение Алистера Джессикой. Возможно, его чувство было таким же глубоким, как и его любовь к Эстер.

– Проклятие!

В дверь постучали.

Алистер повернул голову и поднял бровь, что означало немой вопрос.

Из-за двери послышался голос дворецкого.

– Прошу меня простить, милорды, – сказал он. – К вам ее светлость герцогиня Мастерсон.

Алистер кивнул, издав долгий страдальческий вздох:

– Проси ее.

Майкл встал, опираясь на ручки кресла.

– Останься, – попросил Алистер.

– Прошу прощения? – удивленно откликнулся Майкл.

– Пожалуйста, останься!

Майкл снова занял свое место и поднялся только минутой позже, когда вошла мать Алистера. Он улыбнулся при виде красивой женщины, как и любой мужчина.

В отличие от братьев Алистер пошел в мать, и это было заметно сразу. У обоих были чернильно-черные волосы и проницательные синие глаза. Оба отличались врожденным изяществом и присущей от природы сексуальностью, что сказывалось и в сложении, и в походке, и в манере держаться. Обоим был свойственен острый, как рапира, ум и обаяние.

– Милорд Тарли, – приветствовала она его благозвучным мелодичным голосом и протянула ему руку. – Вы прекрасно выглядите и даже слишком хороши, чтобы женщина в вашем присутствии чувствовала себя спокойной и неуязвимой.

Он поцеловал тыльную сторону ее руки, не прикрытой перчаткой.

– Видеть вашу светлость всегда наивысшее из удовольствий.

– Вы посетите маскарад у Тредморов?

– Ни за что его не пропущу.

– Отлично. Не будете ли вы так любезны сопроводить туда моего сына?

Майкл посмотрел на друга и улыбнулся, видя, как помрачнел Алистер и как он уперся в столешницу ладонями обеих рук.

– В моем расписании нет места для подобных глупостей, – сказал Алистер.

– А ты изыщи его, – возразила герцогиня мягко. – Люди уже начинают болтать об этом.

– И пусть себе болтают.

– Тебя здесь не было долгие годы. Люди хотят тебя видеть.

– Пусть так, – процедил он сквозь зубы, – но маскарад – последнее место, куда я пошел бы.

– Алистер Люциус Колфилд…

– Господи! Когда этот проклятый маскарад?

– В среду, и это дает тебе пять дней на то, чтобы ты приспособил свое расписание к этому событию и выделил на него один вечер.

– И это будет первый из многих, – пробормотал он, – если только уступить тебе.

– Я горжусь тобой. И неужели это преступление – показаться в свете?

Майкл с улыбкой скрестил руки на груди. Было редким удовольствием видеть, как несгибаемый Алистер покорился чужой воле.

– Я пойду туда, – сказал Алистер, поднимая руку, чтобы удержать внимание матери, – только если там будет моя невеста. В таком случае это событие можно будет выдержать.

– Твоя невеста…

Герцогиня медленно опустилась на стул рядом с Майклом. Ее прелестное лицо выразило недоумение:

– О, Алистер, кто она?

– Джессика Синклер, леди Тарли.

– Тарли, – повторила она, глядя на Майкла.

Майкл сжал подлокотники кресла. В нем начал закипать гнев.

– Она моя невестка.

– Ах да, конечно.

Герцогиня откашлялась, прочищая горло:

– Она… не старше тебя?

– Если и старше, то самую малость. Едва ли стоят упоминания два года разницы.

– Она ведь какое-то время была замужем за Тарли?

– Несколько лет. И, судя по всем отзывам, это был счастливый союз.

Она кивнула, но все еще казалась озадаченной. Ярость Майкла все усиливалась. Герцогине было безразлично, насколько удачным был брак Джессики, и Алистер отлично знал это.

– Она красивая женщина.

– Самая красивая на свете, – ответил Алистер, не отрывая от матери пронзительного взгляда. – Я хотел бы, чтобы вы с ней получше узнали друг друга, но Джессика против. Она опасается, что ты станешь судить ее по критериям, не имеющим никакого отношения к моим чувствам и к тому, насколько счастливым она меня сделала. Я же старался уверить ее, что ее беспокойство необоснованно.

Герцогиня с трудом сглотнула:

– Конечно.

– Может быть, ты пошлешь ей ободряющее письмо? Я не сомневаюсь, что это облегчило бы ее душу и смягчило сомнения.

Кивнув, герцогиня встала.

– Я постараюсь найти слова, достойные такого случая.

Майкл и Алистер встали. Майкл налил себе стакан бренди, пока Алистер провожал ее светлость до двери. То, что Майкла вынудили выпить так рано, в самом начале дня, еще больше огорчило его. Алистер всегда вовлекал его то в одну, то в другую безумную авантюру со времен их юности, и похоже было, что его влияние оставляло много вопросов.

Когда друг вернулся, Майкл повернулся к нему.

– Ради Бога, ты негодяй, Бейбери. Ты полный и абсолютный осел.

– Можешь беситься и брызгать слюной. Ты держишь перед собой мой титул, как щит, как оружие.

Алистер зашагал по комнате, двигаясь с привычным изяществом и грацией.

– Если тебя удивляет то, как я справился с ситуацией, это значит, что многие годы ты был слеп по отношению к моим порокам.

– Не было никакой достойной причины удерживать меня ради этого! Для нас обоих, ее светлости и меня это оказалось неприятным и вызвало неловкость.

– Тому есть основательная и убедительная причина. – Алистер налил себе бренди. – Твое присутствие заставило ее сдерживать чувства и смирить любую эмоциональную реакцию. Теперь у нее есть возможность обдумать эту информацию до того, как она скажет что-нибудь такое, в чем позже раскается. Можно только молить Бога, чтобы, узнав и обдумав все, она прежде всего имела в виду мое счастье.

– Ты всегда был отчаянным, но в этом случае… в этом случае твои действия задевают других людей.

Алистер одним глотком опорожнил свой стакан и оперся бедром о консоль.

– Ты хочешь сказать, что не сделал бы всего возможного, чтобы леди Регмонт стала твоей?

Майкл замер, сжимая в руке стакан. Принимая во внимание яростную ненависть, которую питал к Регмонту, он едва ли мог ответить на этот вопрос отрицательно.

Алистер нахмурился и поставил стакан.

– Пожалуй, что мне надо кое-что сделать. Хочешь присоединиться ко мне?

– Почему бы и нет? – проворчал Майкл, приканчивая свой напиток. – Мы могли бы окончить свой день в Бедламе или в наручниках. С тобой, Бейбери, никогда не знаешь, на что рассчитывать.

– Ах… снова этот титул. Ты, должно быть, очень разгневан.

– А тебе предстоит освоиться со своим титулом, который ты так презираешь. На одном только маскараде ты услышишь его сотни раз.

Алистер обхватил Майкла за плечи и подтолкнул к двери.

– Когда я услышу его вместе с именем Джессики, я его полюблю. А до тех пор мне просто придется ублажать тебя, чтобы ты оставался в хорошем настроении.

– Прекрасно. Мне нужен еще один стакан бренди.

* * *

– Этот оттенок красного цвета удивителен, – сказала Эстер, сидящая на постели в окружении многочисленных подушек. На фоне этой горы подушек она выглядела маленькой и очень юной, хотя убранство комнаты обнаруживало вкус взрослого человека. По правде говоря, обстановка личных комнат сестры вызвала у Джессики гораздо большее потрясение, чем этот рулон ткани, который рассматривала Эстер.

В отличие от жизнерадостной обстановки остальных комнат будуар Эстер был отделан в серовато-синих тонах, а также оттенках древесного угля без единой капли белого. Общее впечатление от этой обстановки было трагическим и мрачным. И Джессика никак этого не ожидала.

– Как смело, – согласилась леди Пеннингтон, глядя на них поверх края чашки с чаем.

Джессика переключила свое внимание на кроваво-красный шелк, понимая, что на этот выбор ее сподвиг Алистер и что для него это, должно быть, значит много. Она сознавала, насколько он изменил ее, сделал гораздо более отважной и помог примириться с собой, о чем она прежде даже не мечтала.

– Понятия не имею, когда у меня возникнет оказия надеть платье из такой ткани.

– Будешь носить его дома, – предложила Эстер.

Взглянув на Элспет, Джессика закусила нижнюю губу и подумала, как такой разговор может подействовать на женщину, заменявшую ей мать в течение нескольких лет. Рассердит ли ее попытка Джессики устроить свою личную жизнь?

– Моя дорогая девочка, – сказала Элспет, встретив ее взгляд, – не стоит оглядываться на меня с опаской. Бенедикт любил тебя и хотел бы, чтобы ты была счастлива, насколько это возможно. Я желаю тебе того же.

Глаза Джессики обожгли слезы, и она поспешила отвести глаза.

– Благодарю вас.

– Это я должна поблагодарить тебя, – сказала графиня. – Ты наполнила счастьем последние годы Бенедикта, скрасила его недолгую жизнь. И за это я всегда буду в долгу у тебя.

Боковым зрением Джессика уловила движение на кровати. Эстер подалась вперед, чтобы провести рукой по роскошной ткани. Модистка восхваляла ее достоинства, и в ее тихом голосе слышался почтительный восторг, вполне созвучный мыслям, возникающим при виде женщины, облеченной в такую ткань.

– Возможно, ты сможешь использовать ее для корсажа? – предложила Эстер. – Ее можно будет сочетать с кремовым атласом или даже более тяжелой тканью – дамастом? Или отделать ею рукава? Или использовать как отделку для другой части туалета?

– Нет, – пробормотала Джессика, скрещивая руки на груди, – из нее следует сшить все платье. С большим вырезом на спине и драпировкой на талии.

– C’est magnifique!* – воскликнула модистка, просияв и щелкая пальцами, чтобы подать знак двум своим помощницам начать снимать мерку.

В комнату вошла горничная в белой наколке и сделала реверанс:

– Леди Тарли, для вас кое-что прибыло. Принести мне это сюда?

Джессика нахмурилась:

– А есть в этом необходимость? Не можешь ты отнести эту посылку в мою комнату?

– Она прибыла с инструкцией доставить ее вам немедленно.

– Это интригует. Принеси ее сюда.

– Что бы это могло быть? – спросила Эстер. – У тебя есть какие-нибудь соображения, Джесс?

– Ровным счетом никаких.

Хотя тайно она молила Бога, чтобы отправителем был Алистер. Она не видела его всего несколько дней, но ее душевному равновесию уже приходил конец. Если бы не шаткое состояние здоровья Эстер и не необходимость постоянно напоминать ей, что надо есть, Джесс уже помчалась бы к нему.

Несколькими минутами позже появилась горничная с корзинкой в руках. Она поставила ее на пол и покачала из стороны в сторону. Изнутри корзинки послышался жалобный и тихий скулеж, и это заставило Джессику подойти ближе.

– Что это? – спросила леди Пеннингтон, отставляя чашку с блюдцем.

Джессика склонилась над корзинкой, подняла с нее крышку и тотчас же подавилась воздухом при виде крошечного щенка мопса, мечущегося внутри.

– Посмотрите только! – выдохнула она, мгновенно воспылав к нему любовью. Она осторожно протянула к зверьку руку, чтобы достать крошечное существо, и в восторге рассмеялась, ощутив его нежное теплое извивающееся тельце.

– Господи! – вскликнула Эстер. – Да это собачка!

Ее восклицание вызвало еще большую радость Джессики. Она опустилась на корточки, усадила энергичного мопсика себе на колени и принялась рассматривать металлическую пластинку, свисавшую с красного кожаного ошейника.

«Ахерон», – было написано на одной ее стороне, и она тотчас же ощутила удар в сердце.

На другой стороне было выгравировано: «Со всей моей любовью. ЭЛК».

– Кто прислал это существо? – спросила графиня.

– Я думаю, что Бейбери, – сказала Эстер, и в голосе ее прозвучала задумчивость.

Джессика вынула запечатанное сопроводительное письмо, прикрепленное черной лентой к ручке корзинки. Герб, оттиснутый на воске, напоминал о том, кем Алистер стал теперь, но она отбросила эту мысль, полная решимости бороться за него.

«Моя дражайшая упрямая Джесс!

Надеюсь, что прилагаемый к письму малыш принесет тебе радость. Я молюсь, чтобы он стал постоянным напоминанием о том, кто дарит его тебе. Я дал ему наказ следить за тобой и защищать тебя, потому что мне известно, что ты, как и я, любишь развлечения.

Ее светлость настаивает на том, чтобы я посетил маскарад у Тредморов, который должен состояться через пять дней. Я сказал, что поеду туда только, если там будет моя нареченная невеста. Я готов преодолеть все адские препятствия, чтобы увидеться с тобой. Пожалуйста, передай мои наилучшие пожелания твоей сестре вместе с надеждой на ее скорейшее выздоровление. Я прекрасно понимаю, что причина ее нездоровья кроется в твоем отсутствии. Я, как и она, тоже испытываю его вредоносный эффект.

Всегда твой Алистер».

К письму прилагался рисунок, изображавший ее саму, лежащую на помосте в павильоне, построенном им на острове. Ее глаза на нем казались затуманенными и задумчивыми, а губы припухшими от страстных поцелуев, волосы в беспорядке ниспадали на обнаженные плечи. Она опиралась головой на руку, а тело ее было задрапировано в полупрозрачную ткань сорочки. В тот день Алистер не захватил своих принадлежностей для рисования, а это означало, что столь интимный образ запечатлелся у него в памяти и он насладился этим мысленным зрелищем позже.

– Не плачь, Джесс, – сказала Эстер, встревоженная тем, что на ресницах сестры заблестели слезы.

– Все в порядке, дорогая? – спросила графиня, грациозно поднимаясь на ноги и подходя к ней. – Вы оплакиваете свою Темперанс?

Джесс сжала в объятиях Ахерона и прижала к сердцу сопроводительное письмо.

– Нет. Хотя воспоминания о ней снова напоминают мне о быстротечности жизни. Бенедикт был самым здоровым и крепким из известных мне людей. Алистер потерял троих братьев. Эстер и я потеряли мать. Мы не можем отказаться от счастья. Мы должны претендовать на него и драться за него.

Элспет присела на корточки рядом с Джессикой и протянула руки к Ахерону.

– Какой милашка, – заворковала она, когда Джесс передала песика ей.

Джессика снова оглядела полотнище красного шелка.

– Теперь у меня есть повод надеть красное.

– Да поможет Господь этому человеку, – сказала Эстер, но в ее зеленых глазах заплясали бесенята.

– Теперь уже поздно его жалеть, – сказала Джессика, поднимая руки для примерки. – Он надежно прикован ко мне.