Текст книги "Пленники прошлого"

Глава 11. Родовое гнездо

Стылая предутренняя мгла расползалась над лесом, когда Элинор и Джером выехали за околицу. Ветер трепал гривы лошадей, бросал в лица горсти палой листвы. Неверный свет растущей луны выхватывал из темноты покосившиеся изгороди, чахлый кустарник, приземистые кроны вязов и ясеней.

Элинор куталась в плащ, борясь с зевотой. Усталость после пережитого волнения навалилась душной, непроглядной пеленой. Хотелось просто прикрыть глаза и забыться, словно ничего этого не было – ни ведьминской охоты, ни бегства, ни предательства мужа…

Но вздремнуть не давала тряска – конь резво вышагивал по ухабам, так что зубы клацали. Да и липкий страх холодил спину – а ну как погоня? Вдруг разъярённые селяне пустились за ними вдогонку?

Словно почуяв её тревогу, Джером обернулся. Окинул внимательным взглядом, ободряюще улыбнулся.

– До рассвета уже недалеко. Как солнце встанет – сделаем привал. Вам нужно отдохнуть, миледи. Дальше дорога посложнее пойдет.

Элинор кивнула, с усилием растягивая непослушные губы в подобии улыбки. Перевела взгляд на стылое, затянутое облаками небо. Интересно, что её ждет там, в Гленнохи? Забытая богом глушь или всё же тихая обитель, где можно отдышаться от пережитых кошмаров?

Она покосилась на точёный профиль своего спутника. Джером смотрел вперёд, сосредоточенно хмурясь. Поймав её взгляд, дернул углом рта:

– Не бойтесь. До поместья всего полдня пути, но там вам ничего не грозит. Мои люди надежны и преданы до последнего вздоха. А замок крепок, врагу не по зубам. Там и отсидимся, пока всё не уляжется.

В его голосе звучала непоколебимая уверенность – будто не сомневался, что всё образуется. Сердце Элинор невольно сжалось. Уж не ради неё ли он так старается, храбрится? Неужто…

Она тряхнула головой, гоня прочь непрошенные мысли. Глупости, он всего лишь выполняет свой рыцарский долг. Благородный охотник на чудовищ, не бросит беззащитную женщину в беде. Только и всего.

А то, что при виде его точёного профиля и жёстких складок у губ у неё порхают бабочки в животе – это сейчас неважно. Совсем неважно, понятно?

***

Солнце уже встало, когда они остановились на привал у лесного ручья. Умывшись ледяной водой и подкрепившись вяленым мясом, продолжили путь. Дорога и впрямь стала сложнее – то уходила круто в гору, то ныряла в овраги, поросшие колючим кустарником.

Элинор клевала носом, пригревшись к широкой спине Джерома. Тяжелые веки то и дело смыкались, голова сама собой клонилась на грудь. Лишь неожиданные оклики спутника или особо сильные тычки вырывали из забытья.

– Эй, не спите, – бросил он, когда она в очередной раз вздрогнула и распахнула глаза. – Приехали почти. Вон, гляньте, башни виднеются.

Элинор послушно вытянула шею. И ахнула. Сквозь редеющие кроны проступил замок – суровый, мрачный, грозно нависающий над долиной. Зубчатые стены, узкие бойницы, грузные башни по углам. В свинцовом небе хлопали крылья воронов – зловещий, траурный звук.

Поежившись, Элинор покрепче вцепилась в Джерома. Тот лишь хмыкнул.

– Не пугайтесь. Гленнохи выглядит неприступным, но здесь вам ничто не грозит. Мои люди скорее головы сложат, чем дадут вас в обиду.

Девушка лишь невнятно угукнула. В самом деле, чего это она? Джером ведь обещал защиту и покой. В его родовом гнезде уж точно можно не бояться ни погони, ни оборотней. Здесь её никто не тронет.

Размышляя так, Элинор не заметила, как они въехали на подъемный мост. Массивные кованые ворота поддались с жутким скрипом, отворяясь и впуская всадников. Несколько вооруженных латников вышли навстречу, приветствуя хозяина.

– Слава богу, вы целы, милорд! – выдохнул один, помогая Джерому спешиться. – Гонец из Лонгсдейла весть принес о ведьминском погроме. Мы уж не знали, что и думать.

– Обошлось, – коротко бросил тот, снимая Элинор с седла. – Прикажи накрыть в малой трапезной. И пусть Бриджит приготовит восточные покои для леди.

Латники почтительно расступились, пропуская их внутрь замка. Элинор озиралась, невольно прижимаясь к Джерому. После ветхой церквушки и убогих лачуг Гленнохи казался громадой – мрачноватой, но внушительной. Высокие потолки, гобелены на стенах, канделябры, слуги, шныряющие туда-сюда – сразу видно, обитель древнего рода.

Джером провел её по анфиладе пустынных залов и коридоров – туда, где располагалась малая трапезная. Отодвинул для Элинор резной стул, помог сесть.

– Прошу, подкрепитесь с дороги. А после распоряжусь, чтоб проводили вас в покои. Бриджит позаботится обо всем необходимом.

Сам он, однако, за стол не сел. Окинул Элинор долгим, странно-напряженным взглядом и, резко кивнув, покинул трапезную. Девушка растерянно посмотрела ему вслед. С чего это он вдруг? Неужто она чем-то прогневала?

Впрочем, долго предаваться унынию ей не дали. На пороге возникла Бриджит – немолодая, сухопарая, со стальным прищуром и собранными в пучок волосами.

– Если миледи закончила трапезу, я провожу в покои, – безо всяких расшаркиваний сообщила она. – Ванна уже готова, а в гардеробной я велела разложить платья и белье. Что-то из этого должно вам подойти.

С этими словами Бриджит цепко подхватила Элинор под локоть и препроводила наверх, в восточное крыло.

Покои и впрямь были готовы к приему гостьи – вычищены до блеска, снабжены всем необходимым. Широкая кровать под балдахином так и манила прилечь, но Элинор поборола искушение. Сейчас важнее привести себя в порядок.

Кое-как отмывшись от дорожной грязи, она облачилась в простое синее платье – единственное из тех, что не висело на ней мешком. Бриджит молча помогла застегнуть пуговицы, затянуть шнуровку корсажа.

– Леди Джулия носила это в юности, – обронила она, расправляя складки на подоле. – Сестра милорда Джерома. Хрупкая была, тоненькая – в матушку. Теперь-то обе в земле, царствие им небесное…

Бриджит осеклась и, буркнув нечто невразумительное, испарилась за дверью. Элинор со вздохом опустилась на краешек постели. Снова загадки, снова тайны. Складывалось впечатление, что в Гленнохи прошлое хранили так же ревностно, как настоящее.

За размышлениями её сморил сон – тяжёлый, без видений. Элинор очнулась, лишь когда за окнами сгустились сумерки. В камине плясало раскормленное пламя, нагоняя сонную одурь.

С трудом разлепив веки, девушка осмотрелась. На столике у кровати стоял поднос – похлёбка в миске, ломоть хлеба, кувшин с элем. Бриджит, должно быть, постаралась.

Но есть не хотелось – тревожные предчувствия скрутили желудок в узел. Элинор поднялась, набросила на плечи плащ. Нужно пройтись, проветрить голову. Ночная прохлада пойдёт на пользу.

Крадучись, стараясь не шуметь, она выскользнула за дверь. Коридор тонул в багровых отблесках факелов, рыцарские доспехи на стенах отбрасывали причудливые тени. Элинор поёжилась, инстинктивно прижимая руку к бешено бьющемуся сердцу.

Ноги сами собой понесли в галерею – просторную, гулкую, увешанную гобеленами и картинами. Элинор брела вдоль стен, рассматривая портреты предков – все сплошь бледные лица с резкими чертами, тяжёлыми веками, твёрдо сжатыми губами. Воплощенная суровость, неколебимая стойкость – и ни капли тепла.

Вдруг взгляд её наткнулся на запертую боковую дверь. Из щели пробивалась тонкая полоска света.

Сердце забилось чаще. Любопытство боролось со страхом. Элинор прислушалась – тишина, ни звука. Медленно, стараясь не скрипнуть, толкнула створку.

И увидела… Джерома.

Он стоял спиной к ней – в камзоле нараспашку, растрёпанный. У ног его валялся пустой кубок, на столе громоздились кувшины и склянки. А в руке…

Элинор прижала пальцы к губам. В руке Джером сжимал кинжал.

– Джером? – выдохнула она. – Что вы…

Он резко обернулся. В полумраке его лицо казалось мертвенно-бледным, осунувшимся. Рот скривился в горькой усмешке.

– А, леди Элинор. Решили полюбопытствовать?

Голос его звучал хрипло, надломленно. Таким тоном говорят приговоренные к казни.

– Я… Простите, не хотела мешать, – пролепетала она, пятясь. – Мне лучше уйти…

– Нет уж, – резко бросил Джером. – Раз явились – оставайтесь. Хоть развлечете умирающего.

У Элинор перехватило дыхание.

– Умирающего? О чем вы? Вы ранены?

Он невесело рассмеялся. Швырнул кинжал на стол.

– Если бы. Нет, моя рана не видна глазу. Она тут, – он ткнул себя в грудь. – В самом сердце.

И, видя недоумение Элинор, пояснил:

– Родовое проклятие, вот что со мной. Гленнохи, будь он неладен. Говорят, много лет назад один из моих предков перешёл дорогу ведьме. Из тех, что посильнее будут. Вот она и прокляла весь род – чтоб мужчины хирели да с ума сходили, а женщины мёртвыми младенцев рожали. И длится это из поколения в поколение.

Он горько усмехнулся, отхлебнул вина прямо из кувшина.

– Я последний в роду остался, стало быть, мне и расплачиваться. Как отца схоронил, так болезнь и проявилась. С каждой луной все хуже. Вот, пытаюсь зельями глушить, да только без толку. Всё одно подохну, как пёс.

Элинор всхлипнула, шагнула к нему. Обхватила лицо ладонями, вгляделась в запавшие глаза.

– Не смейте так говорить! Должен же быть способ, лекарство, заклинание…

Джером грустно улыбнулся, погладил её по щеке шершавыми пальцами.

– Боюсь, тут ни снадобья, ни молитвы не помогут. Это наша плата, понимаете? За грехи отцов. И я должен принять её со смирением, как подобает мужчине.

Элинор упрямо помотала головой, вцепилась в него.

– Нет! Не желаю слышать этот бред! Вы… вы не можете сдаться, не имеете права! Ради меня, ради всех, кто вам дорог!

В глазах защипало от подступающих слёз. Как он может так просто принять свою участь? Опустить руки, даже не попытавшись побороться? Её защитник, её герой…

Джером долго смотрел на неё – печально, отрешенно. А потом сгрёб в охапку, стиснул до хруста в рёбрах.

– Ради вас, Элинор? Лишь ради вас я готов цепляться за жизнь хоть когтями. Знали бы вы, как много для меня значите…

Он осёкся, отстранился. Мотнул головой, криво усмехаясь.

– Впрочем, это уже неважно. Вам лучше уйти. Забудьте меня, забудьте Гленнохи. Возвращайтесь к мужу, молите бога, чтобы нигде больше не встретить чудовищ вроде нас с Освальдом.

Элинор отшатнулась, точно от пощечины. Вернуться к Освальду? К безумцу, из-за которого едва не погибла? Да он в своём уме?!

Боль и обида горячей волной затопили грудь. Элинор стиснула кулаки, вскинула голову.

– Значит, вот как? Спасли, приютили, а теперь гоните взашей? Что ж, будь по-вашему. Но знайте: я не вернусь к Освальду. Лучше сдохну в канаве, чем снова стану его женой.

Она развернулась и кинулась прочь – прежде чем Джером успел её остановить. Пролетела по гулким коридорам, чудом не сбив с ног парочку слуг. Ворвалась в свои покои, с грохотом захлопнула дверь. И только тут позволила себе разрыдаться – горько, безутешно, давясь соплями и слезами.

Боже, за что? За какие грехи ей все эти испытания? Сначала Освальд, теперь Джером… Отчего все мужчины, что ей встречаются – безумцы либо смертники? Или это она сама такая – роковая, приносящая несчастья?

За этими горькими мыслями она не заметила, как сгустилась тьма за окном. Не услышала, как скрипнула дверь, впуская кого-то в покои. И лишь когда матрас прогнулся под тяжестью чужого тела, встрепенулась.

– Элинор, – раздался над ухом хриплый шепот Джерома. – Не дури. Не беги никуда. Останься со мной – сколько отмерено. Обещаю, в обиду не дам.

Он гладил её по волосам, целовал мокрые от слез виски. Касался губами подрагивающих губ, точно испрашивая прощения.

А Элинор таяла, сдавалась на милость победителю. Льнула к широкой груди, обвивала руками шею, сама тянулась за лаской. Пусть это безумие, пусть обречено на погибель – но как сладко, как упоительно захлебываться в нём!

– Люблю тебя, – срывающимся шепотом признался Джером, опрокидывая её на постель. – Люблю так, что в груди печёт. И плевать на все проклятья – мне довольно этого счастья, пусть даже на краткий миг.

Жаркие поцелуи, лихорадочные ласки, отчаянные стоны. Они любили друг друга так, словно в последний раз – до крови, до помутнения рассудка. И никакое проклятие, казалось, не властно над этой страстью – яростной, безоглядной, идущей из самых глубин измученных душ.

А за стенами замка бесновался ветер, луна заволакивалась тучами. И вороны на башнях каркали зловещее, монотонное:

– Смерть! Смерть! Смерть!

Но разве это имеет значение, когда ты упиваешься близостью, растворяешься без остатка в страсти? Все горести, все печали меркнут перед величием чувства, что вспыхнуло так внезапно – и обречено на раннюю гибель.

Лишь под утро, уже засыпая в объятиях Джерома, Элинор вспомнила слова отца Ансельма. Те, что он сказал ей после ведьминского бунта в Лонгсдейле.

«Дитя моё, не ищи лёгких путей. Тяжек крест, что ты несёшь – но достанет сил пройти испытания. Не бойся любви, даже если она принесёт боль. В любви – твоё спасение и твоё проклятие. Прими его безропотно».

Тогда Элинор лишь кивнула, не придав значения туманным фразам. Теперь же, в свете случившегося, они обрели зловещий смысл.

Ей предстояло разгадать тайну проклятия Гленнохи. Найти способ снять его – или умереть, попытавшись.

Ведь в этом и заключался её крест. Её предназначение – спасти возлюбленного, вырвать из лап погибели.

Чего бы это ни стоило.

Глава 12. Буря

Утро выдалось хмурым и промозглым. Низкие рваные облака ползли над замком, цепляясь за башни. Где-то вдалеке ворчал гром, ветер сердито бился в ставни.

Элинор, закутавшись в плащ, стояла у окна. За ночь так и не сомкнула глаз – все прислушивалась к дыханию Джерома, боясь, что вот-вот оно прервется. Тот спал беспокойно, метался и стонал, то и дело хватаясь за грудь. А под утро забылся тяжелым сном и теперь лишь глухо похрапывал, разметавшись на сбитых простынях.

Сердце сжималось при виде его мучений. Как несправедливо, что такой храбрый, благородный человек должен принять смерть безо всякой вины! И лишь из-за какого-то древнего проклятия!

Элинор стиснула кулаки. Нет уж, она этого так не оставит. Должен быть способ, лазейка. В конце концов, если уж ей на роду написано во все влипать – пусть хоть для благого дела сгодится.

Помедлив на пороге, она решительно направилась в библиотеку. Отыскала на полках тяжелый фолиант – «Историю графства N». Принялась судорожно листать страницы, выискивая хоть какое-то упоминание о ведьме и проклятии.

Глаза слезились от напряжения и усталости. Пыль забивалась в нос, оседала на губах. Но Элинор упорно водила пальцем по строчкам. Должна же быть разгадка, ну должна же…

– Миледи? Что вы тут делаете в такую рань?

Элинор вздрогнула, подняла взгляд. На пороге маячила Бриджит – суровая и неодобрительная, со сложенными на груди руками.

– Я… Я ищу одну вещь, – промямлила девушка, захлопывая книгу. – Важную. Для лорда Джерома.

Бриджит смерила её долгим испытующим взглядом. Скривила губы, будто хотела сказать колкость – но передумала.

– Если вы про ведьмино проклятие – не трудитесь. Милорд уже сто раз рылся во всех книжках. Ничего там нет, одни байки да россказни.

Она помолчала, о чем-то раздумывая. Потом решительно шагнула к Элинор и понизила голос до шепота:

– Но, может статься, я знаю, что вам надобно. Слыхала кой-чего, пока служила нянькой у покойной леди Мод. Только вы не говорите милорду, ладно? Он мне голову оторвет, коли прознает.

У Элинор дыхание перехватило. Подалась вперёд, вцепилась в руки Бриджит.

– Говорите же! Умоляю, если есть хоть малейший шанс спасти Джерома – я все сделаю!

Бриджит нахмурилась, оглянулась через плечо. И зашептала прямо в ухо Элинор:

– Есть тут неподалёку местечко. Заброшенная часовня в лесу, в двух часах езды. Говорят, та самая ведьма её для чёрных месс использовала. Может, там какой знак оставила или еще что. Я бы на вашем месте туда наведалась.

Элинор судорожно закивала, сжимая холодные руки Бриджит. Заброшенная часовня – что ж, уже хоть что-то. Главное – зацепка, надежда. Остальное приложится.

– Покажете, как добраться? – лихорадочно выпалила она. – Только…

– Знаю, знаю, – отмахнулась Бриджит. – Милорду ни слова. Уж будьте покойны, не выдам. А вы, того, поосторожнее там. Места гиблые, сами понимаете.

И, отвесив короткий поклон, она выскользнула за дверь. А Элинор осталась стоять, комкая в руках бархатную обложку фолианта. В груди теплилась робкая, зыбкая надежда.

Только бы не опоздать. Только бы успеть…

***

Конь всхрапывал и злился, прядал ушами, не желая брать в зубы удила. Но Элинор, стиснув зубы, все-таки впихнула ногу в стремя и взгромоздилась на широкую спину. Какая разница, что о ней подумают конюхи? Сейчас важно лишь одно – добраться до треклятой часовни и отыскать разгадку.

– Но-о-о, пошёл! – прикрикнула она, пришпоривая жеребца. Тот зашелся оскорбленным ржанием, но послушно взял с места в карьер.

Подъемный мост глухо загрохотал под копытами. Элинор обернулась, окидывая прощальным взглядом хмурые башни Гленнохи. Интересно, хватятся её раньше или уже после того, как она доберётся до цели?

За спиной раздался громовой раскат. Небо потемнело, затянулось чернильно-синей пеленой. Поднялся пронзительный ветер, хлестнул по лицу мокрой листвой. Элинор пригнулась к лошадиной шее, пришпорила сильнее. Ходу, ходу!

Роща осталась позади. Вокруг замелькали унылые холмы, поросшие чахлым кустарником. Тропа петляла и вихляла, грозясь потеряться в буйной растительности. Но Элинор упрямо гнала коня вперёд.

«Часовня должна быть за пригорком, – крутилось в голове. – Продержаться, не сбиться. Главное – добраться до места».

Когда из-за холма наконец выступил покосившийся шпиль, Элинор чуть не разрыдалась от облегчения. Вот оно, логово ведьмы! Теперь, если повезёт, все изменится. Джером будет спасён, проклятие падёт…

Жеребец захрапел, встал на дыбы. Только чудом Элинор успела соскользнуть на землю, а не загреметь под копыта. Ошалело мотнув головой, конь развернулся и сломя голову ломанулся назад. Поводья волочились по земле, разметав грязные брызги.

Элинор некогда было горевать о потерянном транспорте. Подобрав юбки, она кинулась к покосившейся двери часовни. Та поддалась с жутким скрипом, явив завесу темноты.

Сглотнув, девушка шагнула внутрь. И едва не споткнулась о груду черепов, сваленных прямо у порога. Совсем истлевшие, источенные временем – они скалились провалами глазниц, будто дразнились.

Элинор зажала рот рукой, борясь с приступом дурноты. Перешагнула через жуткое препятствие, двинулась вглубь. Сапоги хлюпали по затхлой жиже, каждый шаг отдавался гулким эхом под сводами. Пахло плесенью, гнилью и чем-то ещё, неуловимо знакомым. Чем-то… металлическим?

Кровь. Элинор узнала этот запах сразу, едва завернув за угол. Остатки огромной лужи ещё чернели на полу – давние, засохшие. А совсем рядом…

Жертвенник. Грубый камень, иссечённый непонятными символами. И здоровенное бурое пятно, в которое лучше не вглядываться.

Элинор попятилась, с трудом сглотнув подкативший к горлу ком. Вот тебе и часовня – самый натуральный храм смерти. Неудивительно, что конь взбесился и сбежал.

Может, и ей стоит последовать его примеру? Развернуться и дать дёру, пока не стало слишком поздно?

Но нет. Она стиснула зубы, тряхнула головой. Назад пути нет, только вперёд. Ради Джерома, ради их любви. Страх – наносное, от него нужно избавиться. Иначе никогда не добьёшься цели.

Элинор стиснула кулаки и двинулась дальше. Шаг за шагом, вдоль стен, увешанных истлевшими гобеленами. Пока не наткнулась на низкую дверцу в дальнем углу – такую неприметную, что и не заметишь сразу.

Сердце забилось часто-часто. Неужели за ней и кроется разгадка? Ключ к избавлению от проклятия?

Стараясь не кривиться от мерзкого скрипа, Элинор толкнула створку. И очутилась в крохотной келье – сырой, тёмной, провонявшей какими-то снадобьями. Пучки сушёных трав по стенам, закопчённый очаг, колченогий стол. А на нем…

Книга. Толстенный фолиант в чёрном переплёте, смутно знакомый. Элинор протянула к нему руку – и отдёрнула, зашипев. Кожу будто кислотой плеснули, до кости разъело.

Силясь подавить дрожь, она сдёрнула со стола засаленную тряпицу. Завернула в неё зловещий том, подхватила под мышку. И чуть ли не бегом кинулась прочь из проклятой часовни.

Только снаружи, вдохнув полной грудью влажного после дождя воздуха, смогла отдышаться. Прижала книгу к груди, с опаской поглядывая на чёрную кожу переплёта.

А она ли это? Та самая книга, что фигурировала в легенде о проклятии? След, ключ, зацепка?

Элинор поёжилась. Внутренний голос упорно твердил – да, она. Ты нашла то, что искала. Но сможешь ли использовать это во благо, а не во зло?

Покачав головой, она решительно зашагала прочь. Конь, как назло, сбежал – а, значит, придётся топать до замка своим ходом. Лишь бы только не заблудиться в сгущающихся сумерках.

Над головой снова ворчливо громыхнуло. Ветер хлестнул по лицу горстью мокрых листьев. А в спину, казалось, вонзились сотни пристальных взглядов – злобных, пронизывающих.

Элинор передёрнула плечами. Нет, ей не почудилось. За ней и впрямь следили – тут, в глуши, вдали от жилья.

Кто? Освальд со своими прихвостнями? Местные жители, приметившие чужачку на своей земле? Или…

Новый раскат грома заглушил её лихорадочные мысли. Дождь хлынул сплошной стеной, вмиг промочил до нитки. Элинор побежала, придерживая книгу и путаясь в траве. Куда угодно, лишь бы укрыться от непогоды! И от взглядов – колких, недобрых, пробирающих до костей.

Над верхушками деревьев мелькнули мшистые крыши Гленнохи. Элинор из последних сил рванула вверх по тропе, увязая в раскисшей глине. До дома, скорее! Там безопасно, там ей ничего не грозит!

Наконец впереди забрезжил просвет. Выскочив на опушку, Элинор согнулась пополам, жадно хватая ртом воздух. В глазах темнело, сердце бухало набатом в груди.

– Элинор! Вы с ума сошли?!

До боли знакомый голос ударил хлыстом, вынудив вздрогнуть. Девушка подняла взгляд – и обмерла.

Прямо перед ней, возвышаясь на вороном жеребце, застыл Джером. Мокрый до нитки, с растрёпанными волосами и пылающими яростью глазами.

– Вы… как вы… – пролепетала она, силясь совладать со сбившимся дыханием.

Джером спрыгнул с лошади – прямо в жидкую грязь, обдав Элинор веером брызг. Шагнул к ней вплотную, стиснул плечи до боли.

– Что на вас нашло, безумная?! – прошипел он, встряхивая её, как куклу. – Сбежать среди ночи, одной, даже записки не оставив! Я обыскался, извёлся весь! Думал – всё, похитили, сгинула в чащобах!

Элинор сглотнула, опустила взгляд. В голосе Джерома, под слоем ярости и раздражения, явственно слышалась боль. Неподдельная, жгучая – будто и впрямь за живое задели.

– Простите, – еле слышно выдохнула она. – Я должна была… У меня не было выбора…

– У вас он есть всегда! – рявкнул Джером, притягивая её к себе. Его била крупная дрожь – то ли от холода, то ли от сдерживаемых эмоций. – Вы могли довериться мне. Рассказать всё как есть. Мы бы что-нибудь придумали, вместе. А вы… Господи, Элинор, я ведь чуть с ума не сошёл, когда обнаружил вашу пропажу!

Теперь дрожала уже она – всем телом, до стука зубов. Привалилась к широкой груди, пряча лицо у него на плече.

– Не сердитесь, – прошептала сдавленно. – Я лишь хотела помочь. И, кажется… кажется, я нашла ключ.

Она отстранилась, протягивая Джерому завёрнутую в тряпицу книгу. Тот непонимающе нахмурился, принял сверток. Развернул – и ахнул, отшатнувшись.

– Откуда это у вас? – выдохнул, во все глаза глядя на чёрную обложку. – Элинор, что вы натворили?!

В его голосе плескалась паника пополам с неверием. Элинор вскинула голову, упрямо тряхнула мокрыми кудрями.

– То, что должна была. Эта книга поможет снять проклятие, я знаю! Мы спасём вас, Джером! Спасём ваш род от вырождения и погибели!

Он покачал головой, до белизны стискивая пальцы на зловещем томе.

– Элинор, это невозможно. Никому ещё не удавалось…

– А мы попробуем! – перебила она, цепляясь за его камзол. – Прошу вас, поверьте! Ну не зря же она лежала в часовне ведьмы! Тут должен быть ответ, разгадка! Клянусь, я не успокоюсь, пока…

Договорить она не успела. Джером смял её губы поцелуем – грубым, требовательным, выбивающим воздух из лёгких. Прижал к себе до хруста в рёбрах, будто боялся, что вот-вот исчезнет.

А потом, оторвавшись, прижался лбом к её лбу. Провёл ладонью по мокрой щеке, убирая прядь волос.

– Сумасшедшая, – выдохнул почти с нежностью. – Несносная, безрассудная авантюристка. Знаете ведь, что я не могу перед вами устоять…

Элинор улыбнулась сквозь слёзы. Обвила руками его шею, потянулась за новым поцелуем.

– Тогда не противьтесь. Поверьте мне. Вместе у нас всё получится, вот увидите…

Джером вздохнул, прикрывая глаза.

– Да будет так. Попытаемся разгадать эту тайну – раз другого пути нет. Но, Элинор… Умоляю, будьте осторожны. Не знаю, что станет со мной, если я потеряю ещё и вас.

Губы его, обветренные и солёные от дождя, скользнули по её виску, прочертили дорожку к уху. Элинор млела, растворялась в его руках, позабыв обо всём.

А за спиной, над верхушками деревьев, змеились всполохи молний – грозные, предостерегающие. Ветер выл и стенал, швырял пригоршни листьев. Словно сама природа предупреждала – грядёт буря. И не только снаружи – но и в сердцах.