Текст книги "Черный дом"

Уши прочищаются, звуки жизни обрушиваются на него. Мышонок все кричит. Док не может понять, как он не слышал рычания собаки, ведь его не могут перекрыть ни рев мотоциклетных моторов, ни крики Мышонка. Движущееся рычание – самый громкий в лесу звук. Гребаная собака Баскервилей бежит к ним, а Мышонок и Нюхач вышиблены из седла. Судя по рычанию, размером она не меньше медведя. Док выставляет пистолет перед собой и ведет мотоцикл одной рукой. Проскакивает мимо Нюхача, который пытается вылезти из-под своего байка. Жуткий звук – Док представляет себе, как собака размером с медведя раскрывает пасть, чтобы сомкнуть ее на голове Мышонка, но это видение тут же исчезает. Ситуация меняется с калейдоскопической быстротой, и, если он будет отвлекаться, эти челюсти могут сомкнуться и на его голове.

Он только успевает подумать: «Это не обычная собака, речь даже не о размерах…»

…когда что-то огромное и черное выскакивает из леса справа от него и по диагонали несется к Мышонку. Док нажимает на спусковой крючок, и грохот выстрела заставляет животное наполовину развернуться и зарычать на него. Док видит два красных глаза и открытую пасть с длинным языком и множеством острых зубов. Молния ужаса пронзает Дока от темечка до мошонки, его байк разворачивается поперек дороги, замирает. Внезапно Доку кажется, что вокруг глубокая ночь. Разумеется, собаку он не видит: как можно разглядеть черную собаку в ночной тьме?

Но тварь вновь разворачивается и бежит к Мышонку.

«Она не бросилась на меня из-за пистолета и потому, что за моей спиной еще двое парней», – думает Док. Его голова и руки, кажется, набрали еще по сорок фунтов каждая, но он борется с избытком массы, выпрямляет руки и стреляет вновь. На этот раз знает, что попал в тварь, которая лишь на мгновение сбивается с курса. Морда опять поворачивается к Доку. Тварь громко и протяжно рычит, из пасти брызжет слюна. Хвост или его подобие мотается из стороны в сторону.

Когда Док смотрит в раскрытую красную пещеру, его решимость слабеет, руки становятся еще тяжелее, ему с трудом удается держать голову. Ощущение такое, что он падает в эту красную пасть. Пистолет почти вываливается из ослабевших пальцев. Тех самых пальцев, которые выписали роковую дозу лекарства прооперированной Дейзи Темперли. Тварь бежит к Мышонку. Док слышит Сонни, выкрикивающего ругательства. Громкий взрыв справа вырубает оба его уха, вокруг устанавливается блаженная тишина. «Приплыли, – говорит себе Док. – Полночь в полдень».

На Сонни темнота сваливается одновременно с рвущей болью в голове и животе. Такой сильной боли он никогда не испытывал и понимает: именно из-за нее свет померк у него перед глазами. Он и Кайзер Билл в восьми футах позади Нюхача и Дока и в пятнадцати от поворота узкого проселка. Кайзер отпускает руль и обеими руками хватается за голову. Сонни прекрасно понимает, что тот сейчас чувствует: раскаленный кусок железной трубы длиной четыре фута вонзился в макушку и опускается все ниже, добираясь до яиц, сжигая все, что встречается по пути. «Эй, парень», – говорит он и тут замечает, что воздух превращается в густой сироп, словно атомы кислорода и углекислого газа стали такими липкими, что приклеиваются к коже. Тут Сонни видит, что у Кайзера закатываются глаза, и понимает, что тот вот-вот отключится. Боль разрывает и его, но он знает, что должен помочь Кайзеру. Сонни протягивает руку к рулю его байка, наблюдая, как зрачки Кайзера исчезают под верхними веками. Кровь струйками вырывается из ноздрей, тело откидывается назад, потом сваливается в сторону. Пару секунд байк тащит своего наездника, потому что один сапог зацепился за руль. Потом сапог соскальзывает, а рука Сонни останавливает байк.

Раскаленная докрасна труба тем временем протыкает Сонни желудок, и выбора у него уже нет; он позволяет байку Кайзера свалиться на землю, стонет, сгибается пополам и выблевывает всю еду, которую съел за свою жизнь. Когда внутри ничего не остается, желудку определенно становится легче, но боль вгоняет в голову одну огромную спицу за другой. Руки и ноги становятся ватными. Сонни смотрит на свой байк. Вроде бы стоит на месте. Он не понимает, как можно двинуть его дальше, но окровавленная рука поворачивает ручку газа. Ему удается сохранить равновесие, когда мотоцикл трогается с места. «Это моя кровь?» – гадает он, вспоминает две красные струйки, вырвавшиеся из ноздрей Кайзера.

Шум, который набирал силу, превращается в рев «747-го», идущего на посадку. Сонни думает, что сегодня у него нет ни малейшего желания смотреть на животное, которое может издавать такие звуки. Мышонок был абсолютно прав: это гиблое, гиблое место, двойник очаровательного городка Харко, расположенного на границе с Иллинойсом. Сонни больше не хочется попадать в Харко. Одного раза для него больше чем достаточно. Так зачем ехать вперед, когда можно развернуться и умчаться к солнечному миру шоссе номер 35? Он не позволит этой псине, рычание которой громкостью не уступает реву самолетных двигателей, откусить ему яйца. Как бы ни было больно.

Спицы продолжают втыкаться в голову Сонни, когда тот прибавляет скорость и смотрит вперед, пытаясь понять, что происходит на дороге. Кто-то кричит, но он не может разобрать, кто именно. Сквозь рычание он безошибочно узнает звук удара подпрыгнувшего мотоцикла о землю, и у него екает сердце. «Нюхач всегда должен ехать первым, – думает он, – иначе жди беды». Гремит пистолетный выстрел. Сонни заставляет себя продавливаться сквозь слипшиеся атомы воздуха и через пять или шесть секунд видит Нюхача, который с трудом поднимается на ноги рядом с лежащим на земле байком. В нескольких футах дальше в поле зрения попадает массивная фигура Дока. Он сидит на застывшем байке, поставив ноги на землю, и целится из пистолета во что-то находящееся перед ним. Док стреляет, из ствола вылетает язык красного пламени.

Из последних сил Сонни соскакивает с движущегося байка и бежит к Доку, стараясь разглядеть, что находится впереди. Сначала видит байк Мышонка, лежащий плашмя в двадцати футах от него, на изгибе проселка. Потом самого Мышонка, отползающего от какого-то зверя. Что это за зверь – не разобрать. Сонни видны только зубы и глаза. Не замечая ругательств, которые потоком срываются с языка, Сонни выхватывает револьвер и стреляет в чудовище, пробегая мимо Дока.

Док не просто стоит. Док вышел из игры. Странный зверь смыкает челюсти на ноге Мышонка. Он собирается вырвать из нее немалый кусок мяса, но «магнум» Сонни всаживает в него пулю с полым наконечником (спасибо практике в тире, стрелок он меткий). Но против ожидания и законов физики, разрывная пуля Сонни не проделывает в боку зверя дыры размером с футбольный мяч. Она только отталкивает его и отвлекает от ноги Мышонка, даже не сбивает с лап. Мышонок вопит от боли.

Собака разворачивается и смотрит на Сонни красными глазами размером с бейсбольный мяч. Пасть открывается, обнажая множество острых белых зубов. Пасть резко захлопывается. С челюстей слетает слюна. Собака наклоняется, движется вперед. Рычание усиливается. Сонни предупреждают: если он не повернется и не убежит, быть ему очередным блюдом.

– Хрена с два, – рычит Сонни и стреляет зверю в пасть. Разрывная пуля должна превратить всю голову в кровавое месиво, но после выстрела ничего не меняется.

«Дерьмо», – думает Сонни.

Глаза псевдособаки сверкают, голова вдруг начинает вылезать из сгустившейся тьмы. Черный полог словно оттягивается назад, и Сонни уже видит мощную шею, переходящую в огромный торс и сильные передние лапы. Может, ситуация меняется к лучшему, думает Сонни, может, это чудовище все-таки уязвимо. Сонни сжимает запястье правой руки левой, целится псевдособаке в грудь, нажимает на спусковой крючок. Грохот выстрела забивает ему уши ватой. Все спицы, воткнутые в голову, разом раскаляются добела. Боль пробивает голову насквозь, от виска к виску.

Темная кровь бьет из грудины зверя. Сонни Кантинаро охватывает восторг первобытного человека, сразившего пещерного медведя. Все большая часть чудовища становится видимой. Широкая спина, задние лапы. С такой тварью, высотой четыре с половиной фута, он сталкивается впервые. Она напоминает гигантского волка. Когда волк начинает приближаться к нему, Сонни стреляет вновь. Словно эхо, у него за спиной гремит еще выстрел. Пуля с осиным жужжанием пролетает совсем рядом.

Тварь отступает, прихрамывая на раненую лапу. Сверкающие яростью глаза буравят Сонни. Он оглядывается и видит Нюхача, стоящего посреди узкой дороги с «кольтом» в руке.

– Не смотри на меня, стреляй! – орет Нюхач.

Его голос оживляет Дока, который поднимает руку с пистолетом и целится. Потом все трое жмут на спусковые крючки, и проселок уже напоминает тир. Псевдособака («Адский пес», – думает Сонни) отступает еще чуть-чуть, раскрывает жуткую пасть, воет в ярости и злобе. Приседает на задние лапы, прыжок – и дорога открыта.

Сонни с трудом подавляет желание опуститься на землю, столь велики облегчение и усталость. Док поворачивается и стреляет в темноту под деревьями, пока Нюхач не кладет ему руку на плечо и не говорит: «Хватит!» Воздух пропах порохом и каким-то приторным животным мускусом. Светло-серый дым, поднимающийся в темном воздухе, кажется ослепительно-белым.

Осунувшееся лицо Нюхача поворачивается к Сонни, белки его глаз красные.

– Ты попал в этого гребаного зверя, да? – Голос Нюхача едва проникает в заткнутые ватой уши Сонни.

– Черт, да. Как минимум дважды, может, трижды.

– И мы с Доком попали по разу? Откуда взялась эта тварь?

– Из ада, откуда же еще? – отвечает Сонни.

Плача от боли, Мышонок в третий раз кричит: «Помогите мне!» – и остальные наконец-то его слышат. Медленно, ощупывая руками те части тела, которые болят больше всего, идут по проселку и опускаются на колени рядом с Мышонком. Правая штанина джинсов изодрана и пропитана кровью, лицо перекошено от боли.

– Вы что, оглохли?

– Практически, – отвечает Док. – Скажи мне, пуля тебе в ногу не попала?

– Нет, но только чудом. – Его лицо дергается, не расцепляя зубы, он втягивает сквозь них воздух. – Учитывая, как вы стреляли. Жаль, что вы не открыли огонь до того, как она ухватила меня за ногу.

– Я открыл, – отвечает Сонни. – Только поэтому ты с ногой.

Мышонок смотрит на него, качает головой.

– Что с Кайзером?

– Потерял литр крови, которая вытекла из носа, и отключился, – отвечает ему Сонни.

Мышонок вздыхает, сожалея о слабости человеческих существ:

– Как я понимаю, нам пора выбираться из этой дьявольской дыры.

– С ногой все в порядке? – спрашивает Нюхач.

– Она не сломана, если ты об этом. Но и не в порядке.

– Что с ней? – спрашивает Док.

– Не знаю. Я не отвечаю на медицинские вопросы заблеванным людям.

– Ехать сможешь?

– Да пошел ты, Нюхач… или ты не знаешь, когда я не смогу ехать?

Нюхач и Сонни встают по бокам и с огромным усилием поднимают Мышонка на ноги. Когда отпускают, Мышонок, хромая, делает несколько шагов.

– С ногой далеко не все в порядке.

– Это плохо, – говорит Нюхач.

– Нюхач, дружище, знаешь, какие у тебя глаза? Ярко-красные. Ты выглядишь как гребаный Дракула.

Они торопятся, насколько это возможно. Док хочет взглянуть на ногу Мышонка, Нюхач хочет убедиться, что Кайзер Билл жив, все они хотят выбраться из этого места туда, где нормальный воздух и солнечный свет. Головы гудят, мышцы болят от нечеловеческого напряжения. Никто не уверен, что адский пес не готовится ко второй атаке.

Пока они разговаривают, Сонни поднимает «толстяка» Мышонка и катит к владельцу. Мышонок берется за руль и катит байк к шоссе, хотя при каждом шаге лицо перекашивает от боли. Нюхач и Док поднимают свои байки, Сонни, пройдя по проселку шесть футов, проделывает то же самое.

До Нюхача вдруг доходит, что он не взглянул на «Черный дом», когда стоял в повороте, помогая Мышонку подняться. Вспоминает слова Мышонка: «Это дерьмо не хочет, чтобы его видели», и признает его правоту. Рыбак не хочет, чтобы кто-то заходил на проселок, не хочет, чтобы кто-то смотрел на его дом. Уверен Нюхач и в другом: теперь Джеку Сойеру придется рассказать все.

Потом ужасная мысль пронзает его, и он спрашивает:

– С вами произошло что-то необычное, очень странное, перед тем как этот адский пес выскочил из леса? В голове?

Смотрит на Дока, и Док краснеет. Похоже, произошло, думает Нюхач.

– Пошел ты к черту, – бурчит Мышонок. – Я не собираюсь об этом говорить.

– Я полностью согласен с Мышонком, – вырывается у Сонни.

– Как я понимаю, ответ – да, – подводит итог Нюхач.

Кайзер Билл лежит на краю проселка с закрытыми глазами, подбородок, грудь, живот влажные от крови. Воздух по-прежнему серый и липкий, тела весят не меньше тысячи фунтов, байки катятся на свинцовых колесах. Сонни останавливает байк рядом с Кайзером Биллом, ногой не так уж и нежно бьет по ребрам.

Кайзер открывает глаза, стонет.

– Сонни, твою мать! Ты меня пнул. – Он приподнимает голову и замечает, что залит кровью. – Что случилось? Меня подстрелили?

– Ты вел себя как герой, – отвечает Сонни. – Как ты себя чувствуешь?

– Отвратительно. Куда меня ранили?

– Откуда мне знать? – отвечает Сонни. – Вставай, пора выметаться отсюда.

Остальные проходят мимо. Кайзеру Биллу удается подняться, а потом, ценой невероятных усилий, поднять и байк. Он толкает его к выезду с проселка, удивляясь как жуткой головной боли, так и количеству крови в его теле. Когда выходит из-под деревьев и присоединяется к друзьям на шоссе номер 35, неожиданно яркий свет бьет по глазам. Земля начинает уходить из-под ног, он вновь едва не теряет сознание.

– Думаю, я не ранен, – говорит он.

На Кайзера никто не обращает внимания. Док спрашивает Мышонка, не хочет ли тот сразу поехать в больницу.

– Только не в больницу. Больницы убивают людей.

– По крайней мере позволь мне взглянуть на твою ногу.

– Хорошо, смотри.

Док приседает. Прикасается к ноге удивительно нежными движениями. Мышонок морщится от боли.

– Мышонок, – говорит Док, – таких собачьих укусов мне видеть не доводилось.

– Так и такую собаку ты никогда не видел.

– Рана очень странная. Тебе нужны антибиотики, и немедленно.

– Разве у тебя нет антибиотиков?

– Конечно, есть.

– Тогда едем к Нюхачу, и там ты сможешь колоть меня, сколько влезет.

– Как скажешь, – отвечает Док.

Глава 20

Примерно в то время, когда Мышонок и Нюхач предпринимают первую, неудачную попытку найти проселок и щит с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», Джек отвечает на трель сотового телефона, надеясь, что звонит Генри Лайден, сообщить о результатах экспертизы записи разговора по линии 911. Конечно, будет здорово, если Генри удастся опознать голос, но Джек на это мало рассчитывает. Рыбак-Бернсайд старше Потси, и Джек сомневается, что он ведет активную социальную жизнь. Что Генри может, так это подметить тончайшие нюансы голоса и многое рассказать о его обладателе. Джек верит, что его друг слышит недоступное другим, пусть вера эта столь же иррациональна, что и вера в волшебников. Он не сомневается, что Генри Лайден укажет одну-две важные детали, которые смогут сузить фронт поисков. Впрочем, Джека будет интересовать все, что удастся выудить Генри из записи на магнитной ленте.

А вот если звонит кто-то еще, Джек намерен как можно быстрее закруглить разговор.

Но голос, который он слышит в трубке, меняет первоначальные планы. С ним хочет поговорить Фред Маршалл, и Фред тараторит что-то бессвязное, поэтому Джек просит его не спешить и начать по новой.

– Джуди стало хуже, – говорит Фред. – Она… что-то бормотала, бушевала, обезумела, как раньше, бросалась на стены… Господи, на нее надели смирительную рубашку, тогда как она только хотела помочь Таю. Все это из-за той пленки. Господи, как мне с этим справиться? Джек, я хотел сказать, мистер Сойер, извините, сам не знаю, что говорю, я так тревожусь.

– Только не говорите мне, что кто-то послал ей запись разговора на линии 911.

– Нет, нет… при чем тут линия 911? Я говорю про кассету, которую сегодня передали в больницу. Адресованную Джуди. Верите, они дали ей прослушать запись! Мне хочется задушить доктора Спайглмана и эту медсестру, Джейн Бонд. Что на них нашло? В больницу поступает кассета, а они говорят, миссис Маршалл, вам тут прислали очень миленькую запись, подождите, я сейчас принесу магнитофон. И это в отделении для душевнобольных! Они даже не удосужились предварительно прослушать запись. Послушайте, я не знаю, чем вы сейчас заняты, но я был бы вечно вам благодарен, если бы вы позволили мне заехать за вами, чтобы отвезти вас в Арден. Вы могли бы поговорить с ней. Вы – единственный человек, кто может ее успокоить.

– Заезжать за мной не надо, потому что я уже еду туда. Что было на кассете?

– Не понимаю. – Смятение Фреда Маршалла только усиливается. – Почему вы едете в больницу без меня?

После секундного раздумья Джек выбирает ложь.

– Я думал, вы уже там. Жаль, что это не так.

– Мне бы хватило ума прослушать пленку, прежде чем нести ее Джуди. Вы знаете, кто ее прислал?

– Рыбак.

– Откуда вам это известно?

– Он любит общение, – отвечает Джек. – Что он там наговорил?

– Вы скажите мне, и тогда мы оба будем в курсе. Я знаю только то, что рассказала мне Джуди, а потом доктор Спайглман. – У Фреда Маршалла начинает дрожать голос. – Он издевался над ней. Можете в это поверить? Он сказал: «Вашему мальчику очень одиноко». А потом: «Он все просит и просит, чтобы ему разрешили позвонить домой и поговорить с мамочкой». Только Джуди говорит, что у него какой-то странный иностранный акцент или дефекты речи, поэтому сразу его понять нелегко. Еще он сказал: «Передай привет своей мамочке, Тайлер», – и Тайлер… – Голос Фреда обрывается, он несколько раз всхлипывает, прежде чем к нему возвращается дар речи. – Тайлер, Тайлер, похоже, так напуган, что может только звать на помощь. – Из трубки доносится рыдание. – И он плакал, Джек, плакал. – Фред Маршалл более не может сдержать чувства и плачет навзрыд. Джек слушает эти печальные звуки, доносящиеся из трубки, и у него щемит сердце. Ему очень жаль Фреда Маршалла. Наконец тот успокаивается. – Извините. Иногда мне кажется, что смирительную рубашку следовало надеть на меня.

– На пленке больше ничего не было?

– Нет, это не все. – Фред шумно вдыхает, прочищая мозги. – Он похвалялся, что собирается сделать. «Быть нофые убийштфа и нофые убийштфа. Мы фше отлишно пофешелитша». Спайлгман процитировал мне этот бред. Я буду косить детей Френч-Лэндинга, как пшеницу. Косить как пшенишу. Кто так говорит? Что это за человек?

– Если б я знал, – отвечает Джек. – Может, он специально говорил так, чтобы нагнать больше страху. Или изменить голос. – «Он никогда не стал бы менять голос, – думает Джек. – Он слишком доволен собой, чтобы прятаться за акцент». – Я возьму пленку в больнице и прослушаю ее сам. И позвоню вам, как только узнаю что-нибудь новое.

– И еще, – продолжает Маршалл. – Я, наверное, допустил ошибку. Уэнделл Грин заезжал чуть больше часа тому назад.

– Любое общение с Уэнделлом Грином – ошибка. Так что случилось?

– Вроде бы он все знал насчет Тайлера и только хотел услышать от меня подтверждение. Я подумал, что ему рассказали Дейл или детективы из полицейского управления. Но Дейл еще не делал о нас официального сообщения, не так ли?

– У Уэнделла есть целая сеть осведомителей, которые снабжают его информацией. Если ему что-то известно, так только от них. Что вы ему сказали?

– Практически все, – отвечает Маршалл. – И о пленке тоже. Господи, какой же я кретин. Но я думал, это нормально… я думал, что со временем все об этом узнают.

– Фред, вы что-нибудь говорили обо мне?

– Только то, что Джуди вам доверяет и мы оба благодарны вам за помощь. Вроде бы я сказал, что вы собираетесь навестить ее во второй половине дня.

– Вы не упомянули бейсболку Тая?

– Вы думаете, я псих? Это ваши с Джуди дела. Если я чего-то не понимаю, то не собираюсь говорить об этом с Уэнделлом Грином. По крайней мере, я заставил его пообещать, что он будет держаться подальше от Джуди. Конечно, его репутация всем известна, но я думаю, что он не такой уж подонок, как о нем говорят.

– Не стоило вам с ним говорить, – вздыхает Джек. – Я с вами свяжусь.

Как только Фред Маршалл отключается, Джек набирает номер Генри.

– Я, наверное, буду у тебя позже, Генри. Сейчас еду в Лютеранскую больницу округа Френч. Джуди Маршалл получила пленку от Рыбака, и если мне ее отдадут, я привезу ее тебе. Что-то там странное… на пленке Джуди. Вроде бы он говорит с иностранным акцентом.

Генри отвечает, что Джек может не торопиться. Он еще не слушал первую пленку, а теперь подождет, пока Джек привезет ему вторую. Возможно, он услышит что-то полезное, если прокрутит их одну за другой. Во всяком случае, скажет Джеку, тот же это человек или нет.

– За меня не волнуйся, Джек. Вскоре миссис Мортон должна отвезти меня на KDCU. Сегодня Джордж Рэтбан зарабатывает на масло к моему хлебу – шесть или семь рекламных объявлений. «Даже слепой видит, что сегодня вечером вы собрались угостить вашу невесту, жену, любовницу, лучшую подругу отменным обедом, и если вы действительно хотите продемонстрировать своей пассии любовь и уважение, привезите ее к «Кузен Баддис Риб Криб» на Саут-Вабаш-стрит в самом центре Ла Ривьеры».

– Пассии, значит?

– Именно так. Джордж Рэтбан любит обобщения.

Смеясь, Джек говорит Генри, что обязательно заглянет к нему, и вжимает в пол педаль газа, увеличивая скорость «доджа» до семидесяти. А что сделает ему Дейл? Штрафанет за превышение скорости?

Он паркуется перед фасадом больницы, вместо того чтобы ехать на стоянку, и шагает к дверям, думая о Долинах и Джуди Маршалл. Ситуация меняется все быстрее, но в центре событий – Джуди Маршалл… нет, Джуди и он. Рыбак выбрал их сознательно, в отличие от трех первых жертв. Эми Сен-Пьер, Джонни Иркенхэм и Ирма Френо – обычные дети примерно одного возраста, на их месте мог оказаться любой другой ребенок, но Тайлер – сын Джуди Маршалл и этим выделяется среди остальных. Джуди заглядывала в Долины, Джек путешествовал по ним, а Рыбак живет там, как раковая клетка – в здоровом организме. Рыбак послал Джуди магнитофонную запись, Джеку – тошнотворный подарок. Находясь у Тэнзи Френо, он понял, что Джуди – его ключ и дверь, которую может открыть этот ключ, и куда может вести эта дверь, как не в Запределье Джуди?

Запределье. Господи, как здорово. Более того, прекрасно.

А-а-а… слово вызывает в памяти Джуди Маршалл, а когда мысленным взором он видит ее лицо, дверь в его сознании, дверь, которая принадлежит только ему, распахивается. На мгновение Джек Сойер останавливается, застывает как истукан в шести футах от входа в больницу.

Через дверь в его сознание врывается поток образов: остановившееся колесо Ферриса, копы Санта-Моники, кучкующиеся за желтой лентой, огораживающей место преступления, свет, отражающийся от лысого черепа чернокожего мужчины. Да-да, лысая голова чернокожего мужчины, которую он ну совершенно не хочет видеть, вновь перед ним, прямо-таки на блюдечке с голубой каемочкой. Была и гитара, но гитара где-то в другом месте, гитара, которая принадлежала великолепному требовательному, сострадательному, не знающему жалости Спиди Паркеру, благословенному Господом, лишенному Господом глаз, любимому Господом Спиди, который касался струн и пел:

 
Странник Джек, Странник Джек,
Будешь ты брести весь век,
Но обратный путь домой…
 

Миры вращаются вокруг него, миры внутри миров, другие миры, расположившиеся вдоль, разделенные тонкой мембраной, состоящей из тысячи тысяч дверей, если только ты знаешь, где и как их найти. Тысяча тысяч красных перышек, маленьких таких, с грудки малиновки, с сотен грудок малиновок, влетели через одну из таких дверей. Дверь Спиди. Перья малиновки и синие яйца тоже малиновки, спасибо тебе, Спиди, и в песне твоей поется: «Просыпайся, просыпайся, сонный лентяй».

Или: «Просыпайся, просыпайся, ГЛУПАЯ ТВОЯ БАШКА».

И вдруг Джек слышит рев Джорджа Рэтбана: «Да-а-а-же СЛЕ-ЕЕ-Е-ПОЙ видит, что грядет, ДУРЬЯ БАШКА!»

– Неужели? – вслух спрашивает Джек. Хорошо, что старшая сестра Джейн Бонд, она же надзирательница Бонд, она же агент ноль-ноль Зеро, не слышит его. Она сурова и несправедлива и, если бы находилась рядом, надела бы на него смирительную рубашку, накачала транквилизаторами и утащила в свои владения. – Что ж, я знаю кое-что такое, о чем ты не имеешь ни малейшего представления, старина. У Джуди Маршалл есть Двойник, и этот Двойник перешептывался с ней через стену в стародавние времена. Неудивительно, что она в конце концов начала кричать.

Рыжеволосый подросток в футболке с надписью «Бейсбольная команда средней школы Ардена» открывает дверь в шести футах от Джека и бросает на него настороженный взгляд. «Взрослые такие странные, – говорит этот взгляд. – Как хорошо, что я еще ребенок!» Поскольку он – ученик средней школы, а не профессиональный психиатр, то не надевает на нашего героя смирительную рубашку, не всаживает в него лошадиную дозу успокоительного, не утаскивает в комнату с обитыми мягкими стенами. Просто обходит безумца по широкой дуге и легкой, пружинистой походкой отправляется по своим делам.

Все дело в Двойниках, ну конечно же. Наказывая себя за собственную глупость, Джек стучит по виску костяшками пальцев. Ему следовало понять это раньше. Ему следовало понять это сразу. Если уж искать настоящий предлог, то именно из-за этого он отказывался браться за расследование убийств детей, несмотря на попытки Спиди разбудить его, а потом настолько зациклился на Рыбаке, что до этого утра, пока не увидел по телевизору фильм с участием его матери, у него и мыслей не возникало о Двойнике монстра. Когда Джуди Маршалл была девочкой, ее Двойник девочка говорила с ней через мембрану между мирами. А в последний месяц все больше тревожилась, она просунула через мембрану руки и как следует тряхнула Джуди. Поскольку Джек – уникум и не имеет Двойника, налаживать с ним контакт пришлось Спиди. Теперь, когда сложилась полная картина, Джек просто не может понять, почему ему потребовалось столько времени, чтобы увидеть очевидное.

Теперь ясно, почему его так неудержимо тянуло к Джуди Маршалл: Джуди – дверь к ее Двойнику, к Тайлеру, к уничтожению Рыбака и его Двойника в Долинах, создателя сатанинского сооружения, которое ворон по кличке Горг показал Тэнзи Френо. И происходящее сегодня в отделении Д могло стать поворотным пунктом для судеб мира.

С гулко бьющимся сердцем Джек покидает залитый солнцем тротуар и входит в просторный холл больницы. Вроде бы те же пациенты в больничных халатах сидят на стульях, в дальнем углу те же врачи обсуждают сложного больного, а может, кто знает, наиболее удачный вариант прохождения коварной десятой лунки на поле для гольфа в «Загородном клубе Ардена», у двери магазина сувениров радуют глаз те же золотистые лилии. Повторяемость вселяет в Джека уверенность, он ускоряет шаг, не подозревая, какие неожиданности поджидают его на пятом этаже.

Тот же скучающий охранник выдает ему такую же зеленую пластиковую карточку с надписью «ПОСЕТИТЕЛЬ». Лифт, удивительно похожий на своего собрата в отеле «Ритц» на Вандомской площади, поднимает его мимо второго и третьего этажей, останавливается на четвертом, где в кабину входит молодой сухощавый врач, выпускает на пятом – здесь прекрасный золотистый свет чуть темнее, чем в громадном холле. От лифта Джек идет путем, проложенным Фредом Маршаллом, через двойные двери, мимо отделения геронтологии, мимо кабинета офтальмолога и архива. Он приближается к непредвиденному и неожиданному по мере того, как коридоры становятся темнее, и, наконец, входит в комнату, которой добрых сто лет, с окнами под потолком и деревянными панелями.

Вот тут на повторяемости ставится жирная точка, потому что за стойкой дежурного сидит другой человек, выше ростом, моложе, с более мрачным лицом. Когда Джек говорит, что хочет повидаться с миссис Маршалл, молодой парень, пренебрежительно глянув на прямоугольник пластика с надписью «ПОСЕТИТЕЛЬ», осведомляется, родственник он или врач. Ни тот ни другой, признает Джек, но если молодой человек не сочтет за труд поставить в известность старшую медсестру Джейн Бонд, что мистер Сойер хочет поговорить с миссис Маршалл, старшая медсестра Бонд, безусловно, распорядится открыть железную дверь и пропустить его, как уже было днем раньше.

Возможно, так оно и было, цедит молодой человек, но сегодня медсестра Бонд не сможет открыть ни одной двери, потому что не работает. И не могло ли так случиться, что днем раньше мистер Сойер навещал миссис Маршалл в сопровождении члена семьи, скажем мистера Маршалла?

Да. Если есть необходимость проконсультироваться с мистером Маршаллом – скажем, по телефону, – он с радостью просит молодого человека решить эту сложную задачу, дабы мистер Маршалл лично подтвердил, что мистера Сойера надобно незамедлительно пропустить к его жене.

Это, конечно, выход, признает молодой человек, но правилами внутреннего распорядка немедицинскому персоналу, занимающему низшие должности, вроде дежурного, не разрешено звонить куда-либо за пределы больницы.

Джек, конечно же, любопытствует: а кто может дать такое разрешение?

Разумеется, медсестра Рэк, исполняющая в отсутствие медсестры Бонд обязанности старшей медсестры отделения.

Джек, которому задержка определенно действует на нервы, предлагает молодому человеку найти замечательную медсестру Рэк и получить необходимое разрешение, чтобы выполнить пожелания мистера Маршалла, мужа пациентки.

Нет, молодой человек не видит оснований следовать предложению мистера Сойера, не хочет попусту тратить время и силы. Мистер Сойер – не член семьи миссис Маршалл. А потому замечательная медсестра Рэк ни при каких обстоятельствах не разрешит звонить мистеру Маршаллу.

– Ладно, – Джек с трудом подавляет желание задушить этого молодого лентяя, – давайте поднимемся на более высокую ступень административной лестницы. Доктор Спайглман в больнице?

– Может быть, – отвечает молодой человек. – Но откуда мне знать? Доктор Спайглман передо мной не отчитывается.

Джек указывает на телефонный аппарат, который стоит на краю стойки:

– Вам и не надо знать, но вы можете это выяснить. Так что немедленно беритесь за телефон.

Молодой человек наклоняется к телефонному аппарату, закатывает глаза, нажимает две клавиши, поворачивается спиной к назойливому посетителю. Джек слышит, как он что-то бормочет насчет доктора Спайглмана, вздыхает, говорит: «Хорошо, переключите меня». После переключения вновь что-то бормочет, Джек слышит свою фамилию. Ответ заставляет его немедленно повернуть голову, чтобы широко раскрытыми глазами взглянуть на Джека.