Текст книги "Кристина"

У меня пересохло во рту.

– Сколько лет было тогда вашему брату? – хрипло спросил я.

– Неполных четырнадцать, – с фальшивым спокойствием ответил Лебэй. – Год спустя в один зимний день он играл в хоккей, и паренек, которого звали Рэнди Фрогмортон, ударил клюшкой по голове Ролли. Ролли потерял сознание. Мы повезли его к врачу, и тот наложил ему не меньше дюжины швов на темени. Неделю спустя Рэнди Фрогмортон провалился под лед на пруду, где катался на коньках, и утонул. Правда, там стоял знак, указывающий на то, что в том месте был тонкий лед.

– Вы хотите сказать, что ваш брат убил всех этих людей? И намекаете на то, что он убил собственную дочь?

– Не то чтобы убил – так я никогда не думал. Она подавилась и умерла от удушья. Я только предполагаю, что он дал ей умереть.

– Вы говорили, что он переворачивал ее, пытался вызвать рвоту…

– Так говорил мне Ролли на похоронах, – сказал Джордж.

– Тогда почему…

– Позже мы с Марсией обсуждали это. Всего один раз, понимаешь? Ролли сказал мне: «Я взял ее за плечи и попытался вытрясти из горла кусок гамбургера, но он слишком глубоко застрял, Джордж». А вот Вероника сказала Марсии так: «Ролли поднял ее за ноги и попытался вытрясти из горла кусок гамбургера, но тот слишком глубоко застрял». Одну и ту же историю они рассказывали по-разному. И знаешь, о чем я подумал тогда?

– Нет.

– Я подумал о том, как Ролли залез в окно нашей спальни и прошептал: «Если ты расскажешь, Джордж, то я убью тебя».

– Но… почему. Зачем ему…

– Позже Вероника написала Марсии письмо, в котором намекала, что Ролли по-настоящему даже не пытался спасти их дочь. И что в самом конце он просто усадил ее обратно в машину. Вероника намекала на то, что он хотел… хотел, чтобы она умерла в машине.

Я не хотел говорить этого, но должен был сказать:

– Вы предполагаете, что ваш брат принес свою дочь в жертву? Что он совершал какой-то обряд человеческого жертвоприношения?

Последовало долгое, задумчивое, тягостное молчание.

– В обычном смысле слова – нет, – наконец проговорил Лебэй. – Так же нет, как я не предполагаю, что он сознательно убил ее. Если бы ты, Дэннис, знал моего брата, то ты понял бы, как нелепо подозревать его в колдовстве или в черной магии, или в договоре с демонами. Он не верил ни во что, кроме своих чувств… и, пожалуй, своих личных желаний. Я предполагаю, что действовал по какой-то… по какой-то интуиции… или по чьей-то чужой воле.

– А Вероника?

– Я не знаю, – сказал он. – В заключении полиции говорилось о самоубийстве, хотя она не оставила никакой предсмертной записки. Но у этой несчастной женщины было несколько друзей в городе, и, может быть, она о чем-нибудь намекала им, как намекала Марсии о смерти Риты. Такие мысли иногда приходят мне в голову. Конечно, странно, что она решила покончить с собой в машине. Она не имела ни малейшего представления о том, как устроены и работают автомобильные двигатели.

Я подумал о том, что он сказал, и о том, что оставил между строк. Интуиция, сказал он. Так неотступен в достижении своих простых целей. Допустим, Ролланд Лебэй все-таки понял, что, не сознавая того, снабдил свой «плимут» какой-то сверхъестественной силой? И предположим, что он только лишь ждал появления подходящего наследника… и вот…

– Я ответил на твои вопросы, Дэннис?

– Кажется, да, – медленно проговорил я.

– Что ты собираешься делать? – спросил он.

– Я думаю, вы знаете.

– Уничтожить машину?

– Попробую, – сказал я, а потом взглянул на костыли, лежавшие рядом.

– Ты можешь при этом уничтожить своего друга.

– Я могу спасти его, – сказал я.

Джордж Лебэй спокойно произнес:

– Сомневаюсь, что это еще возможно.

46. Предательство

Он лежал в стороне от забрызганных

кровью обломков машины.

Я услышал: «Вы мне не поможете, сэр?»

Брюс Спрингстин

Я поцеловал ее.

Ее руки обвились вокруг моей шеи. Она прильнула ко мне. У меня больше не было вопросов о том, что происходило с нами; и, когда она осторожно высвободилась из моих объятий, я увидел, что у нее также не было вопросов на этот счет.

Был полдень восемнадцатого января. Мы сидели в моем «дастере», что само по себе являлось для меня событием – впервые со времени травмы я мог управлять машиной.

Утром врач снял гипс с моей левой ноги и заменил его повязкой. До полного выздоровления оставался месяц.

Я снова поцеловал Ли.

– Дэннис, – чуть погодя пробормотала она. – Нам нужно поговорить.

– Нет, давай еще.

– Сначала поговорим. Остальное потом.

– Опять он?

Она кивнула.

С тех пор как две недели назад начались занятия в школе, Эрни изо всех сил старался возобновить отношения с Ли – с настойчивостью, которая пугала и меня, и ее. Я рассказал ей о телефонном разговоре с Джорджом Лебэем (но умолчал о кошмарном возвращении домой в новогоднюю ночь), и она стала по возможности избегать Эрни. Ее отказы приводили его в ярость, а когда он на кого-нибудь злился, то с кем-то случались неприятные вещи.

– Что он предлагал сегодня? – спросил я.

– Хотел, чтобы я поехала с ним, – ответила она, – играть в шары. – Раньше это были поездки в кино, обед или ужин в ресторане, приглашение к нему домой, где они могли бы посмотреть телевизор и вместе сделать домашние задания. Как средство транспорта в его предположениях постоянно фигурировала Кристина. – Он становится невыносимым, я уже исчерпала все свои отговорки. Нам нужно срочно что-нибудь предпринять.

Я кивнул. Мы уже обсуждали, как можно было избавиться от Кристины, но задача была слишком трудной, другая сложность заключалась в моей левой ноге. Я пробовал наступать на нее – ощущение было не из лучших.

И еще. Мне стоило больших усилий думать о чем-нибудь, кроме Ли. Вероятно, нависшая над нами опасность прибавляла какую-то особую остроту тому чувству, которое я испытывал к ней. Эрни был моим лучшим другом, но все-таки была некая грубая и жестокая притягательность в том, что мы виделись за его спиной. Я это ощутил, когда держал ее в своих объятиях и когда проводил рукой по ее упругой груди. Я был подлецом. Но я любил ее. И мы оба знали, что совершаем предательство, которого стыдились сами и не доверяли никому другому. Мы могли бы сказать (и говорили между собой), что держим рты на замке, не желая навлекать беду на наши семьи и на себя самих.

Это было правдой.

Но ведь это было не полной правдой, да, Ли? Да. Это было не всей правдой.

Мы не заметили, как позади нас остановился красно-белый «плимут» и из него вышел Эрни.

Я разговаривал с Ли, и вдруг она смертельно побледнела, уставившись в ветровое стекло. На ее лице застыло выражение ужаса. Я повернул голову – и на какое-то время тоже оцепенел.

В двух шагах от «дастера» стоял Эрни.

Рядом со стоянкой, на которой была припаркована моя машина, находилось небольшое кафе, славившееся жареными цыплятами. За ними-то мы и приехали на окраину Либертивилла. Судя по тому, что у Эрни в руке была бумажная сумка с эмблемой кафе, он тоже купил цыплят. Все это было чистым совпадением. Хотя сейчас я начинаю думать, что… да, Кристина была способна на многое.

Немая сцена длилась довольно долго. Наконец Ли испустила слабый стон. Эрни был одет в школьную куртку с поднятым воротником, вокруг которого был повязан шарф, и в потертые джинсы. Недоверчивое выражение на его бледном лице стало сменяться гримасой ненависти. Красная бумажная сумка выпала из его руки и упала на снег.

– Дэннис, – прошептала Ли. – Дэннис, о Боже.

Он побежал. Я подумал, что он откроет дверцу «дастера» и набросится на меня. Со своей левой ногой я бы не смог сопротивляться. Однако он пробежал мимо. Сейчас у него было лицо Лебэя.

Я оглянулся и увидел Кристину.

Открыв дверцу, я ухватился за крышку кабины и начал выбираться наружу.

– Дэннис, нет! – закричала Ли.

Я встал на правую ногу как раз в тот момент, когда Эрни открыл дверцу Кристины.

– Эрни! – заорал я. – Эй, постой!

Он резко поднял голову. Его глаза были белыми от ярости. Из уголка рта текла пена.

Он поднял оба кулака и затряс ими в воздухе:

– Говнюк! Ты говнюк! – Его голос был пронзительным и высоким. – Бери ее! Ты ее заслуживаешь! Она дерьмо! Вы оба дерьмо! Оставайтесь друг с другом! Вы долго не протянете!

В окнах кафе стали появляться люди, желавшие посмотреть на происходящее на улице.

– Эрни! Давай поговорим…

Он прыгнул в машину и захлопнул дверцу. Двигатель Кристины взревел, передние фары зажглись и пронзили меня, как насекомое на листке бумаги. А за ветровым стеклом было похожее на какую-то дьявольскую маску лицо Эрни. Это лицо, искаженное ненавистью и болью, живет в снах, которые я вижу теперь. Затем лицо исчезло. На его месте появилась ухмыляющаяся голова трупа. Ли издала душераздирающий вопль. Я понял, что у меня не было галлюцинаций. Она увидела то же, что и я.

Кристина рванула с места, отбросив назад комья снега. Она промчалась в трех дюймах от открытой дверцы «дастера» и, набирая скорость, вырулила на Кеннеди-драйв. Затем ее задние огни скрылись из вида.

Я рухнул на водительское сиденье моей машины, руками втащил в нее левую ногу и захлопнул дверцу. Ли плакала. Я обнял ее. Она вцепилась пальцами в мой свитер и, судорожно всхлипывая, прошептала:

– Там… там не было…

– Тсс! Успокойся, Ли. Не думай ни о чем.

– Там не было Эрни! Там был мертвый! Машиной управлял мертвый!

– Это был Лебэй, – сказал я. После всего случившегося я чувствовал себя неестественно спокойным – и виноватым в том, что меня застали с девушкой моего лучшего друга. – Ли, это был он. Ты только что встретилась с Ролландом Д. Лебэем.

Она плакала, держалась за меня, всхлипывая и все еще содрогаясь от ужаса. Мне было хорошо оттого, что она была у меня. Моя левая нога болела – я наступил на нее, когда Кристина промчалась мимо.

Постепенно я начал понимать, что все это должно было кончиться.

Она подняла свое мокрое от слез лицо.

– Что теперь будет, Дэннис? Что нам делать?

– Теперь необходимо все это закончить.

– Как? Что ты имеешь в виду?

Больше для себя, чем для нее, я проговорил:

– Ему нужно алиби. Когда он уедет из города, мы должны быть готовы. Мы запрем ее в гараже. Я попытаюсь убить ее.

– Дэннис, о чем ты говоришь?

– Он уедет из города, – сказал я. – Неужели ты не понимаешь? Все люди, которых убила Кристина, – они были связаны с Эрни. Эрни под подозрением у полиции. Он знает это. Он знает это и снова уведет Эрни из города.

– Ты имеешь в виду Лебэя?

Я кивнул, и Ли пожала плечами.

– Мы должны убить ее. Ты сама знаешь это.

– Но как? Дэннис… как?

У меня появилась одна мысль.

47. Приготовления

На дороге убийца. Он мчится вперед.

У него голова холоднее, чем лед.

«Дорз»

Дома я поговорил с мамой и поднялся наверх. Там я зашел в ванную и выпил две таблетки аспирина, надеясь немного унять свою левую ногу. Затем устроился перед телефоном, стоявшим в спальне родителей.

Немного подумав, я сделал первый звонок.

– Дэннис Гилдер, сущее наказание моей стройки! – добродушно воскликнул Брэд Джефрис. – Рад слышать тебя, парень. Когда мы с тобой снова посмотрим за игрой «Пингвинов»?

– Брэд, мне надоело смотреть за играми неудачников, – сказал я. – Вот если ты хочешь понаблюдать за настоящей хоккейной командой – такой, как «Флайерс»…

– Господи, о чем ты говоришь? – спросил Брэд. – Да эта команда в подметки не годится «Пингвинам»!

Мы поболтали еще немного, а затем я рассказал ему то, ради чего звонил.

Он засмеялся.

– Что за черт, Дэннис? Ты собираешься открыть собственное дело?

– Можно сказать, да. – Я подумал о Кристине. – Правда, ненадолго.

– Ты не хочешь рассказать мне о нем?

– Ну, только не сейчас. Ты знаешь кого-нибудь, у кого я мог бы арендовать такую штуковину?

– Знаю, Дэннис. Единственного парня, который может согласиться на подобный бизнес, зовут Джонни Помбертон. Он живет на Ридж-роуд. Гараж у него рядом с его домом.

– О’кей, – сказал я. – Спасибо, Брэд.

– Как Эрни?

– Полагаю, в порядке. Мы стали меньше видеться друг с другом.

– Он забавный парень. Когда ты привел его ко мне, я думал, что он не доработает до конца лета. Но у него много настойчивости.

– Да, – произнес я. – И не только.

– Передай ему привет от меня, когда увидишься с ним в следующий раз.

– Непременно, Брэд. Можешь не сомневаться, передам.

– Не попадай больше в больницу, Дэннис. Я очень переживаю за тебя.

– Не попаду. Это я тебе тоже обещаю, Брэд. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Я положил трубку и одну или две минуты просидел в нерешительности. Следующий звонок мне не хотелось делать, но другого выхода не было: без него все остальное оказалось бы бесполезным. Я набрал номер Каннингеймов. Если бы к телефону подошел Эрни, я бы просто нажал на рычаг отбоя. На мою удачу, ответил Майкл.

– Алло? – У него был усталый и несколько нетрезвый голос.

– Майкл, это Дэннис.

– А, привет. – Он немного оживился.

– Эрни дома?

– Наверху. Он пришел откуда-то мрачный, как туча, и сразу поднялся к себе. Но я уже к этому привык. Позвать его?

– Нет, – сказал я. – Я звоню не ему. У меня очень важная просьба, Майкл. Мне нужно знать, собирается ли Эрни выехать из города куда-нибудь. Особенно в ближайшие два или три дня. Все равно, днем или ночью. – Кристина охотилась по ночам – это я уже знал. – И мне нужно знать до того, как он уедет. Очень нужно.

– Зачем?

– Майкл, я не могу всего объяснить. Все слишком сложно, и… ну, это может показаться безумием.

Наступило долгое молчание, и я стал сомневаться в успехе своей затеи, но затем отец Эрни вдруг произнес полушепотом:

– Это все его проклятая машина, да?

О многом ли он догадался? Многое ли он знал? Обычно подвыпившие люди более догадливы, чем когда они трезвые. Был ли он так проницателен? Даже сейчас я не берусь ничего утверждать. Но я уверен, что подозревал он гораздо больше, чем кто-либо – исключая, может быть, только Уилла Дарнелла.

– Да, – сказал я. – Это машина.

– Я так и знал, – совсем упавшим голосом произнес он. – Я знал. Что случилось, Дэннис? Как он делает это? Ты знаешь?

– Майкл. Я не могу больше ничего сказать. Вы мне дадите знать за день или за два до его поездки?

– Да, – ответил он. – Да, ладно.

– Спасибо, Майкл.

– Дэннис, – проговорил он. – Ко мне когда-нибудь вернется мой сын?

Он заслуживал того, чтобы знать правду. Этот несчастный, измученный человек заслуживал того…

– Я не знаю, – ответил я и до боли прикусил нижнюю губу. – Мне кажется… что все могло зайти слишком далеко.

– Дэннис, – почти простонал он, – что это? Наркотики? Какой-то вид наркотиков?

– Когда смогу, я скажу, – проговорил я. – Обещаю. Мне очень жаль. Я обязательно скажу, когда смогу.

* * *

С Джонни Помбертоном говорить было легче.

Он оказался живым, словоохотливым человеком, и я сразу понял, что мне с ним повезло. У меня было чувство, что Джонни Помбертон пошел бы на любую обоюдовыгодную сделку с самим сатаной, если бы в ней не было ничего противозаконного.

– Конечно, – время от времени повторял он. – Конечно, конечно.

У него была удивительная манера соглашаться на ваше предложение, еще не дослушав его до конца. Мне даже не пришлось прибегать к истории, которую я выдумал заранее. Он просто назначил цену – как выяснилось позже, вполне разумную.

– Прекрасно, – сказал я.

– Конечно, – согласился он. – Когда вас ждать?

– Ну, как насчет половины десятого завтра?

– Конечно, – сказал он. – До встречи.

– Еще один вопрос, мистер Помбертон.

– Конечно. И лучше – просто Джонни.

– О’кей, Джонни. Как насчет автоматической трансмиссии?

Джонни Помбертон от души рассмеялся. Рассмеялся так, что я отнял от уха трубку телефона и угрюмо посмотрел на нее. Ответ был довольно красноречив.

– На таких-то штуковинах? Вы шутите. А в чем дело? Вы не сможете справиться с ручным управлением?

– Да нет, как раз ручному управлению я и обучался, – ответил я.

– Значит, нет проблем?

– Пожалуй, нет, – сказал, не переставая думать о левой ноге, которой предстояло работать с педалью. Меня бы очень устроило, если бы Эрни перенес свою загородную прогулку на начало февраля. Но надеяться на это было бы просто смешно. – Ладно, спокойной ночи, мистер Помбертон. До завтра.

– До завтра. Но все-таки лучше зовите меня Джонни. Или я удвою цену.

В телефонном справочнике было четверо разных Сайксов. Того, который был мне нужен, я застал дома со второй попытки; Джимми сам снял трубку. Я представился другом Эрни Каннингейма, и голос Джимми просветлел. Эрни нравится ему, потому что не обходился с ним, как Бадди Реппертон, когда Бадди работал у Уилла Дарнелла. Он спросил, как поживает Эрни, и я, солгав еще раз, ответил, что у Эрни все в порядке.

– Ну, слава Богу, – сказал он. – Я думал, что у него будут неприятности с теми сигаретами.

– Я звоню как раз из-за Эрни, – проговорил я. – Джимми, ты помнишь, как опечатали гараж Уилла?

– Конечно, помню. – Джимми вздохнул. – Теперь бедный Уилл умер, и я потерял работу. Моя мама хочет, чтобы я поступил в техническую школу, но я не силен в этих делах. Я думаю пойти на какую-нибудь работу. Может быть, сторожем. Мой дядя Фрэд…

– Эрни сказал, что, когда закрывали гараж, он забыл в нем небольшой пенал с инструментами, – перебил я. – Он лежит за одной из тех старых шин – ну, ты знаешь, про что я говорю. Он положил туда инструменты, чтобы никто не стащил их.

– И они еще там? – спросил Джимми.

– Полагаю, да.

– Что за растеряха!

– Они стоят больше ста долларов.

– О Господи! Я думаю, их там больше нет. Я думаю, их забрали полицейские.

– Эрни сказал, что они надежно спрятаны. Но он не сможет сам прийти за ними, у него какие-то неприятности. – Я лгал, но был уверен, что Джимми не раскусит меня. Я знал о его умственной отсталости и пользовался своим знанием.

– Ах, черт! Ну ладно… слушай. Я схожу за ними. Правильно, завтра же утром. У меня остались мои ключи.

Я вздохнул с облегчением. Мне были нужны не мифические инструменты Эрни, а ключи Джимми.

– Я заеду за ключами, Джимми. Ты не знаешь, где лежат инструменты, и будешь искать целый день.

– Да, но Уилл велел никому не давать ключи…

– Конечно. Но он говорил это раньше, а теперь гараж пустой, и в нем нет ничего, кроме инструментов Эрни и старых покрышек. Скоро все хозяйство Уилла продадут, и Эрни лишится своих инструментов.

– Да? Ну ладно, я надеюсь, что все будет в порядке. Только верни мне ключи. – А затем он сказал абсурдную, но трогательную вещь: – Понимаешь, это все, что у меня осталось от Уилла.

* * *

Наконец я сделал последний звонок – и услышал сонный голос Ли.

– Что у тебя, Дэннис? – спросила она.

Я рассказал ей, ожидая, что она назовет мне дюжину слабых мест в моем плане. Однако когда я закончил, она просто проговорила:

– А если это не сработает?

– Все будет зависеть от нас с тобой, Ли, – сказал я. – Я бы не вмешивал тебя в это дело, если бы смог. Но Лебэй заподозрит западню, поэтому нужна надежная приманка.

– Я бы не позволила тебе обойтись без меня, – твердо произнесла она. – Это ведь и мое дело. Я любила его. А когда ты начинаешь кого-нибудь любить… я не думаю, что ты когда-нибудь сможешь полностью расстаться со своим чувством. Ты меня понимаешь, Дэннис?

Я вспомнил все прошедшие года. Летние месяцы, когда мы плавали, читали или играли: монополию, солдатиков, шашки. Муравьиные города. Случаи, когда я спасал его от тех, кто не любил чужаков, – от тех, кто всеми силами старался извести этого странноватого долговязого чужака. Иной раз мне и самому крепко доставалось за мое донкихотство. Но ничего не могло быть лучше тех прошедших лет. Мне тогда нужен был Эрни, а я был нужен ему. Теперь это было очень горько вспоминать.

– Понимаю, – сказал я, и внезапно моя рука потянулась к глазам. – Я думаю, ты никогда не расстанешься с ним. Я тоже любил его. И может быть, для него еще не все кончено. – Вот о чем мне нужно было молиться: «О Господи, сделай так, чтобы я не дал Эрни умереть во второй раз. В этот последний раз».

– Я не его ненавижу, – тихо сказала она. – Не его, а этого человека, Лебэя… мы и в самом деле видели его сегодня, да, Дэннис? Тогда, в машине?

– Да, – ответил я. – Его.

– Но ведь все обойдется, да? Я люблю тебя, Дэннис.

– Я тоже тебя люблю.

Как оказалось, все закончилось на следующий день – в пятницу, девятнадцатого января.

48. Эрни

Он стал притирать меня к краю шоссе,

и я прокричал ему: «Ты начал первый!

Ты мог бы ехать по своей полосе,

но если не хочешь беречь мои нервы,

То в салочки мы поиграем сейчас.

Учти, что нас трое и смерть среди нас».

«Иен и Дин»

Тот безумно длинный день я начал с того, что заехал к Джимми Сайксу и взял у него ключи от гаража. Затем поехал к средней школе Либертивилла, свернул на дорожку, ведущую к школьной автостоянке, и припарковал свой «дастер» в первом ряду. Я знал, что Эрни обычно ставил Кристину в заднем ряду машин, и хотел встретиться с Лебэем на улице. Без Кристины он казался мне несколько более уязвимым.

Я слушал радио и смотрел на футбольное поле. Я не мог поверить, что когда-то мы с Эрни обменивались сандвичами на этих занесенных снегом трибунах. И не мог поверить, что сам выходил на это поле, облаченный в щитки, поверх которых была надета широкая майка, в спортивные трусы и пластиковый шлем, и был бесконечно уверен в своих физических возможностях… если не в собственном бессмертии.

Если когда-либо у меня были такие чувства, то теперь я не замечал их в себе.

У меня в груди гулко стучало сердце, руки отвратительно подрагивали. У меня появилась трусливая мыслишка, что Эрни может сегодня попросту не приехать. А затем я увидел знакомый красно-белый кузов Кристины, свернувшей с дорожки и припарковавшейся на школьной стоянке. За рулем был Эрни, на нем была школьная куртка. Он не заметил меня и вышел из машины.

«Оставайся на месте, он пройдет мимо, – жарко прошептали все те же трусливые, малодушные мысли. – Он пройдет мимо, как все остальные, и не увидит тебя».

Вместо этого я открыл дверцу и вытащил наружу свои костыли. Затем перенес на них тяжесть своего тела и выпрямился. Из главного здания донесся первый звонок – Эрни опаздывал в школу. Раньше моя мама говорила, что он страдал чрезмерной пунктуальностью. Может быть, Лебэй не отличался ею.

Он приближался ко мне, держа книги под мышкой и глядя себе под ноги. Затем он поднял голову и увидел меня.

Его глаза расширились, и он автоматически повернулся вполоборота к Кристине.

– Что, за рулем уютнее? – спросил я.

Он снова повернулся ко мне. Рот немного искривился – как будто на язык попало что-то невкусное.

– Как твои культяшки, Дэннис? – спросил он.

Джордж Лебэй намекал, что его брат умел находить у людей их больные места.

Я сделал два шага на костылях и несколько приблизился к нему. Он улыбался опущенными вниз уголками губ.

– Тебе нравилось, когда Реппертон называл тебя Прыщавой Рожей? – спросил я. – Тебе это нравилось настолько, что ты решил применять его манеры к другим людям?

Мои слова что-то в нем задели – может быть, задели что-то в его глазах, – но на губах осталась все та же усмешка. Мне становилось холодно. Я не надел перчаток, и руки, сжавшие перекладины костылей, постепенно начали цепенеть. Мы оба выдыхали белый пар, быстро растворявшийся в морозном воздухе.

– Ты помнишь, как в пятом классе Томми Денинджер называл тебя Жабой? – повысив голос, еще раз спросил я. Злоба не входила в мои планы, но я не мог сдержать себя. – Тебе это нравилось? А помнишь ли, как Лэд Смит гнался за тобой по улице и я встал на его дороге, чтобы спасти тебя? Ты ведь там был, Эрни. Этот парень, Лебэй, пришел гораздо позже. Раньше нас было только двое.

И вновь попадание. Четверть оборота в сторону Кристины – вот кого ему не хватает.

– Вот кого тебе не хватает, да? – продолжал я. – Парень, ты без нее тоже, как без костылей.

– Не знаю, о чем ты тут болтаешь, – хрипло проговорил он. – Ты похитил мою девушку. Это главное. Ты все делал за моей спиной… Ты говнюк, такой же, как все. – Теперь он смотрел на меня, его глаза пылали яростью. – Я думал, что могу доверять тебе, а оказалось, что ты хуже, чем Реппертон, – хуже, чем все остальные. – Он шагнул ко мне и, начиная свирепеть, выкрикнул: – Ты похитил ее, говнюк!

– Нельзя похитить то, от чего ты сам отказался, – сказал я.

– О чем ты болтаешь?!

– Я болтаю о том вечере, когда она задыхалась в твоей машине. О том вечере, когда Кристина пыталась убить ее. О том вечере, когда ты назвал ее сукой и велел убраться куда подальше.

– Этого никогда не было. Ты лжешь! Проклятый лжец!

– С кем я разговариваю? – спросил я.

– Не важно! – Его серые глаза казались огромными за стеклами очков. – Не важно, с кем ты болтаешь! Ты говнюк, ты дерьмовый говнюк и лгун. Это грязная ложь! Ничего другого я и не ожидал от такого вонючего лгуна, как ты!

Еще один шаг навстречу. Его бледное лицо медленно покрывалось багровыми пятнами.

– Эрни, ты разучился расписываться своим прежним почерком.

– Заткнись, Дэннис.

– Твой отец говорит, что в доме ты как чужой.

– Парень, я предупреждаю тебя.

– Излишний труд, – сказал я. – Я и так знаю, что должно произойти. И Ли тоже знает. То же самое, что произошло с Бадди Реппертоном, Уиллом Дарнеллом и остальными. Ведь ты уже не Эрни. Ведь ты – Лебэй? Ну, так покажись, дай я взгляну на тебя. Я тебя уже видел. Я видел тебя в новогоднюю ночь и вчера, рядом с кафе. Я знаю, что ты здесь, к чему же ты прячешься?

И он показался… но только лицо Эрни не совсем исчезло, и это было ужаснее всех черепов и страхов, которыми полны детские комиксы. Лицо Эрни изменилось. Сначала на губах расцвела глумливая ухмылка. Все остальное появилось с последовательностью, которую я ожидал. Наконец я увидел Ролланда Лебэя таким, каким его видел маленький Джордж.

Я помню о нем только одну вещь, но помню ее очень хорошо. Его злобу. Его постоянную злобу.

Он приближался ко мне.

У меня было время только на то, чтобы подумать о широком шраме на локте Джорджа Лебэя. Он оттолкнул меня, а потом вернулся и швырнул на ограду. Я почти слышал тот крик четырнадцатилетнего Ролланда: «Не путайся у меня под ногами, сопляк! Слышишь, не стой на моей дороге!»

Я видел перед собой Лебэя – человека, который никогда не отступал от своего. Задумайтесь: он никогда ни перед чем не отступал.

– Победи его, Эрни, – сказал я. – Слишком долго ему уступали. Победи, убей его, заставь вы…

Он взмахнул ногой и выбил из-под меня правый костыль. Я сделал усилие, удержался… и тогда он выбил левый костыль. Я упал на утоптанный снег. Он сделал еще один шаг и встал надо мной. Его лицо было твердым и чужим.

– Скоро ты получишь то, чего хочешь, – равнодушно произнес он.

– Эрни, – выдохнул я, – ты помнишь муравьиные города? Эрни, ты меня слышишь? Этот вонючий ублюдок никогда не строил муравьиных городов. У него за всю его поганую жизнь не было ни одного друга.

И вдруг его спокойствие оказалось потревоженным. Его лицо – оно замутилось. Не знаю, каким еще словом можно передать то, что я увидел. Лебэй не сразу исчез. Он рассвирепел, почувствовав какое-то внутреннее сопротивление. Затем появился Эрни – обессиленный, пристыженный, но больше того – отчаянно несчастный. Затем его вновь сменил Лебэй, занесший ногу для удара по моей не защищенной ничем голове. Затем опять был Эрни, мой друг Эрни, одной рукой отбросивший волосы со лба, как он обычно делал в минуту смущения, и это Эрни говорил:

– Ох, Дэннис… Дэннис… прости… я так виноват.

– Слишком поздно извиняться, друг, – сказал я.

Медленно, с большим трудом я поднялся и вновь встал на костыли. Эрни ни одним движением не пытался помочь мне, он стоял спиной к машине и смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

– Дэннис, я не могу помешать ему, – прошептал он. – Иногда я чувствую себя так, будто меня даже нет совсем. Помоги мне, Дэннис. Помоги мне.

– Лебэй там? – спросил я.

– Он всегда здесь, – простонал Эрни. – О Боже, всегда! Кроме…

– Машина?

– Когда Кристина… когда она ездит, он в ней. Это время, когда он… он…

Эрни замолчал. Его голова упала на грудь, свесившаяся челка закрыла лоб и лицо. А потом он начал кричать тонким голосом, колотя кулаками по стоявшей сзади машине:

– Уходи! Уходи! Уходи-и-и-и-и-и!

Его тело забилось в судороге, но он все еще стоял на ногах.

Я подумал, что он сейчас победит этого старого поганого сукиного сына. Но когда он поднял голову, то на меня посмотрел Лебэй.

– Послушайся своего друга, мальчик, – сказал он. – Уходи и не мешай мне. Может быть, я не трону тебя.

– Приходи сегодня вечером в гараж Дарнелла, – хрипло проговорил я. У меня в горле было сухо, как в пустыне. – Мы поиграем. Я приведу Ли. Ты приведешь Кристину.

– Я сам выберу время и место, – сказал Лебэй и ухмыльнулся губами Эрни Каннингейма. – Ты не будешь знать, когда и где. Но когда придет время… тогда ты все узнаешь.

– И все-таки подумай, – почти небрежно проговорил я. – Приходи вечером в гараж, или я и она завтра все расскажем.

Он снисходительно засмеялся:

– И где вы после этого окажетесь? В психушке?

– О, сначала нас никто не будет воспринимать настолько серьезно, – сказал я. – Уверяю тебя, если в наши дни кто-нибудь будет говорить о демонах и призраках, то его не сажают тотчас же в сумасшедший дом. Ты отстал от времени. Сейчас очень многие верят в такие штуки.

Он все еще ухмылялся, но глаза с подозрением прищурились. Мне даже показалось, что в них промелькнула искорка страха.

– А главное, ты не знаешь, сколько людей подозревают, что что-то происходит не так.

Его ухмылка медленно увяла. Конечно, он и сам понимал это. Но, возможно, не мог остановиться: убийства стали его привычкой.

– Ведь ты никуда не можешь деться от машины, – добавил я. – Ты знал это и поэтому с самого начала планировал использовать Эрни – хотя слово «планировал», разумеется, к тебе не подходит, потому что ты никогда ничего не планировал. Разве я не прав? Ведь ты просто следовал своей интуиции.

Он как-то неопределенно хмыкнул и повернулся, намереваясь уйти.

– Тебе и вправду нужно хорошенько подумать, – крикнул я ему. – Отец Эрни о многом догадывается. Мой тоже. Я полагаю, где-нибудь должен быть полицейский, который сейчас интересуется обстоятельствами гибели Дженкинса. И все это ведет к Кристине, к Кристине и еще раз к Кристине. Рано или поздно она попадет под пресс на заднем дворе гаража Дарнелла.

Он вновь повернулся ко мне, в его глазах я прочитал смешанное выражение ненависти и страха.

– Мы будем говорить, и сначала над нами будут смеяться. Но у меня есть два гипсовых слепка, подписанных рукой Эрни. Одна подпись сделана твоим почерком. Я отнесу их в полицию, и там их отдадут в криминалистическую лабораторию. За Эрни начнется слежка. За Кристиной тоже. Ты хочешь, чтобы тебя снимали на кинопленку?

– Сынок, ты можешь не беспокоиться обо мне.

Но его глаза говорили нечто другое. Он явно был задет.

– Все так и будет, – сказал я. – Люди только внешне рассудительны и рациональны. Они бросают соль через левое плечо, не ходят под лестницей и верят в жизнь после смерти. Раньше или позже – скорее раньше, чем позже – кто-нибудь превратит твою машину в изувеченную консервную банку. Может быть, это сделает какой-нибудь фанатик, но тебе от этого не будет легче. Могу поклясться, что ты исчезнешь вместе с ней.