Текст книги "Кристина"

40. Приближение бури

Как только она получила права,

так села за руль – и была такова.

Боб Сигер

Передний край самого свирепого урагана той зимы, рвавшегося на северо-восток и постепенно захватывавшего всю верхнюю треть Соединенных Штатов, обрушился на Либертивилл в самый канун Рождества.

«Если не хотите провести Рождество где-нибудь на обочине между Бедфордом и Карлайслом, то выезжайте из города пораньше или не покидайте его совсем. Это мой совет», – сказал утром диск-жокей радиостанции УКВ-104 и начал праздничную музыкальную программу песней «Санта-Клаус идет к нам» в интерпретации Брюса Спрингстина.

К 11 часам до полудня, когда Дэннис Гилдер наконец-то покинул городскую больницу Либертивилла (по ее правилам он мог встать на костыли только на улице, и поэтому Эллани везла его на коляске до самого выхода), небо сплошь затянули тяжелые серые облака. Дэннис проскакал на костылях до их семейной машины и ненадолго остановился, чтобы подышать свежим воздухом. Ему сейчас понравилась бы любая погода.

К часу дня «вольво», принадлежавший Регине Каннингейм, подъехал к окраинам небольшого городка, расположенного на девяносто миль восточнее Либертивилла. К этому времени облака стали еще темнее, а температура упала на шесть градусов.

Это была идея Эрни, и они решили по старой традиции провести канун Рождества у тети Вики и дяди Стива, сестры и свояка Регины. Их поездка была обговорена еще в начале декабря. Она была отменена после того, что Регина упорно называла «неприятностями Эрни», но тот с начала недели агитировал за семейный визит к родственникам, а у его матери не было сил сопротивляться. Она слишком устала в предшествовавшие три дня.

Когда Майкл поднялся к ней наверх и рассказал о телефонном звонке из полиции, она молча выключила швейную машинку, встала, подошла к телефону и начала борьбу за выживание – свое, своей семьи и своего сына. На стоявшего рядом мужа она в первые часы обращала не больше внимания, чем на предмет обстановки.

Она позвонила Тому Спрагу, своему адвокату, который, узнав, что ее проблема носила криминальный характер, спешно отослал ее к своему коллеге, Джиму Варбергу. Она позвонила в офис Варберга, и приятный женский голос ответил, что не может дать домашнего телефона Варберга. Она некоторое время сидела перед журнальным столиком, барабаня по нему пальцами, а потом снова набрала номер Тома Спрага. Он тоже не хотел называть домашнего телефона Варберга, но все-таки сдался. Когда Регина через двадцать минут отпустила его, голос Тома был ошеломленным, почти шокированным. Спраг не ожидал от нее такого натиска.

Она позвонила Варбергу, который сказал, что не может взяться за ее дело. Регина снова пошла в атаку. В результате Варберг не только взялся за дело, но даже согласился немедленно поехать в Элбени, где содержался Эрни, и посмотреть, что можно было предпринять. Варберг говорил слабым, удивленным голосом человека, которого накачали кокаином, а потом положили под гусеницы бульдозера. Регина была непреклонна. Варберг вылетел частным самолетом и через час рапортовал о выполнении задания.

Он сказал, что обвинение Эрни еще не предъявлено. По его словам, Эрни был задержан для последующей передачи полиции Пенсильвании, которая ведет все дело. Главной же целью полицейских штата был не Эрни – для властей такого уровня он был слишком мелкой фигурой, – а Дарнелл с его нелегальной торговлей сигаретами, спиртным и наркотиками.

– Задерживать человека и не предъявлять ему обвинения незаконно, – мгновенно отреагировала Регина.

Варберг понял, что ему предстоит еще раз испытать ее железную хватку, и решил, что лучшее средство обороны – нападение. Он быстро проговорил:

– Миссис Каннингейм, мы должны благодарить Бога за то, что они еще не вынесли ему обвинения. У него была найдена партия контрабандных сигарет, и они были бы счастливы обвинить его. И я советую вам и вашему мужу как можно скорее приехать сюда.

– Мы можем чем-нибудь помочь Эрни?

– Да. Полицейским нужен не Арнольд, а его показания против Дарнелла. Но ваш сын не хочет ничего говорить, и они начинают терять терпение. Вы должны срочно убедить Арнольда, что его молчание не в его интересах.

– Это действительно так? – поколебавшись, спросила она.

– Разумеется, да! – В голосе Варберга что-то треснуло. – Они не хотят сажать его в тюрьму. Он из хорошей семьи, за ним не числится никаких прежних провинностей. Может быть, он даже не будет встречаться с судьей. Но ему нужно заговорить.

Так они собрались и через некоторое время были в Элбени. Там их сразу привели в небольшую комнатку с двумя стульями и столом, на поверхности которого были видны следы тушения сигарет. У окна стоял Эрни. Его лицо было бледным и изможденным, но взгляд казался спокойным.

– Эрни, – сказала она и пошла к нему.

Он отвернулся, поджав губы, и она остановилась на полпути. Более слабая женщина могла расплакаться, но Регина только холодно огляделась и села на стул. Она поняла, что одна лишь холодность может помочь ей.

Она сказала ему, что нужно делать. Он отказался. Она приказала ему все рассказать полиции. Он снова отказался. Она попробовала урезонить его. Он не поддался. Она стала умолять его. Он снова не поддался. Наконец она спросила, почему он не хочет слушать ее. Он отказался говорить.

– Я думала, у тебя есть хоть капля соображения! – не вытерпев, закричала она. Она готова была сойти с ума от отчаяния – мальчик, который когда-то сосал молоко из ее груди, теперь абсолютно не нуждался в ней и ни во что не ставил ее горе. – Я не знала, что ты настолько глуп! Тебя посадят в тюрьму! Ты хочешь пойти в тюрьму ради Дарнелла? Ты этого хочешь? Ты просто кретин! Кретин! – Регина не могла вообразить ничего худшего, но ее сын не обращал никакого внимания на ее ярость.

– Я делаю это не для Дарнелла, – вдруг произнес он спокойным голосом. – И не собираюсь садиться в тюрьму.

– О чем ты говоришь? На что ты надеешься? – вновь закричала она, но ярость уже сменилась чувством облегчения. По крайней мере он сказал что-то. – Они нашли сигареты в багажнике твоей машины! Контрабандные сигареты!

Эрни мягко поправил ее:

– Сигареты были не в багажнике. Они были в отделении под багажником. В потайном отделении. И машина принадлежит Уиллу. Уилл велел мне взять его машину.

Она посмотрела на него.

– Ты хочешь сказать, что ничего не знал о сигаретах?

Эрни посмотрел на нее с выражением, которое Регина просто не могла принять, – с презрением. «Мой золотой мальчик», – вспомнилось ей.

– Я знал, и Уилл знал. Но ведь это надо доказать, не так ли?

Она была изумлена.

– Если на меня повесят сигареты, – добавил он, – то тюрьмы мне не избежать.

Этот разговор Регина пересказала Варбергу. Она спросила, могли ли быть хоть какие-то шансы на то, что ее сын был прав.

Варберг задумался.

– Да, такой вариант защиты возможен, – произнес он. – Но он был бы хорош, если бы Эрни был главной целью полиции. Кроме того, здесь находится один человек по имени Генри Бак. Товар предназначался для него. Он тоже арестован.

– Что он сказал? – спросил Майкл.

– Не знаю. Но когда я попробовал поговорить с его адвокатом, тот отказался от разговора. По-моему, это зловещий знак. Если Бак заговорил, то у Эрни нет никаких надежд.

Первые хлопья снега закружились в небе, когда они свернули на улицу тети Вики и дяди Стива. «Интересно, идет ли снег в Либертивилле?» – подумал Эрни и нащупал в кармане ключи с кожаным брелком. Вероятно, да. Там шел снег.

Кристина стояла в опечатанном гараже Дарнелла. Это было хорошо. Во всяком случае, она была защищена от непогоды. Он заберет ее оттуда. В свое время.

Прошедший уик-энд был похож на кошмарный сон. Его родители, по очереди кричавшие на него в маленькой комнате с прожженным сигаретами столом, казались ему какими-то незнакомыми людьми, чужестранцами в его мире. Они говорили на непонятном языке. Адвокат, которого они наняли, Варли или Фарбер, втолковывал ему что-то о необходимости «защищаться всеми средствами, а не стараться разозлить полицейских».

Но Эрни больше волновался за Кристину.

Он все ясней и ясней ощущал, что Ролланд Д. Лебэй находился где-то рядом, а может быть, срастался с ним. Эта мысль не пугала Эрни; наоборот, она успокаивала его. Но он должен был остерегаться. Не Дженкинса; он чувствовал, что у полицейского были только смутные подозрения и они основывались на Кристине, но вели не к ней, а от нее.

Другое дело – Дарнелл… с Дарнеллом могли быть сложности. Настоящие сложности.

В ту ночь, когда его мать вернулась в мотель, Эрни отвели в камеру для задержанных, и он заснул удивительно легко и быстро. В ту ночь ему приснился сон – не ночной кошмар, но нечто обеспокоившее его. Он очнулся в предутренней темноте, разбитый и потный.

Ему приснилось, что Кристина превратилась в крошечный, размером не больше ладони, «плимут» 58-го года. Она ездила по маленькой, искусно сделанной автостраде, которая была похожа на пластиковый макет какой-то дороги – не Бэйзн-драйв, но и не Кеннеди-драйв, где погиб Шатун Уэлч. Окружающие дома были уменьшенными копиями тех, что стояли в верхней части Либертивилла. Пластиковые дома, пластиковые деревья… и огромная, гигантская фигура Уилла Дарнелла, нажимающего на кнопки пульта управления и следящего за тем, как «фурия» ползет по улицам и перекресткам. Он тяжело дышал, и из его поврежденных легких вырывались звуки, напоминающие свист зимнего ветра.

– Ты должен не раскрывать рта, детка, – сказал Дарнелл. Он навис над этим игрушечным городом, как необъятных размеров Гулливер над страной лилипутов. – Ты должен меня слушаться, потому что здесь правлю я. Я могу сделать вот что…

И Уилл начал медленно надавливать на кнопку с надписью: БЫСТРО.

– Нет! – попытался закричать Эрни. – Нет, не делайте этого, прошу вас! Я люблю ее! Не надо, вы убьете ее!

Кристина мчалась по крошечному Либертивиллу. Ее скорость все возрастала и возрастала. На поворотах ее заносило к противоположной стороне дороги, а двигатель завывал все громче и громче.

– Прошу вас, – закричал Эрни. – Прошу-у-у ва-а-а-а-а-ас!

Наконец Уилл отпустил кнопку. Казалось, он был доволен собой. Машина стала замедлять ход.

– Если ты что-нибудь задумаешь, детка, то вспомни, у кого сейчас твоя машина. Не раскрывай рта, мы с тобой еще столкнемся на узкой дороге. Слушай меня…

Эрни попробовал схватить свою игрушечную машину. Уилл оттолкнул его.

Чья эта сумка, детка?

Уилл, прошу вас…

Чья эта сумка?

Моя.

Запомни это, детка.

И Эрни проснулся в поту и в слезах. В ту ночь он больше не спал.

Возможно ли, что Уилл узнал… мог ли он что-нибудь знать о Кристине? Нет. Ему было известно только, что в ноябре Эрни не ремонтировал Кристину, – то, о чем мог догадаться Дженкинс.

Что еще он мог знать?

Чувствуя, как холод поднимается по его ногам и распространяется по всему телу, Эрни вдруг понял, что Уилл мог находиться в гараже именно в ту ночь, когда погибли Реппертон и другие. Пожалуй, это было более чем вероятно. Джимми Сайкс был слишком прост, и Уилл не мог доверить гараж ему одному.

Ты должен не открывать рта. Ты должен слушаться меня, а иначе я сделаю вот что…

Но если даже предположить, что Уилл знал, – кто бы поверил ему? Эрни не мог отделаться от этой навязчивой мысли и хотел додумать ее до конца. Кто бы поверил Дарнеллу, если бы тот решил рассказать кому-нибудь, что Кристина иногда ездит сама по себе? Поверили бы полицейские его словам? Нет, они подняли бы его на смех, и как раз Дженкинс меньше всех был бы способен принять подобные признания. Дженкинс посчитал бы их откровенным издевательством. Эрни представлял его ярость. Нет, знания Дарнелла не играли роли.

Затем, уже немного успокоившись, Эрни наконец осознал, что угрожало ему на самом деле. Кристина находилась в распоряжении Дарнелла.

Полицейские опечатали гараж.

Но Уилл Дарнелл был очень старой лисой и заранее готовился к любым неожиданностям. Если Дарнелл захотел бы сейчас забраться в гараж и уничтожить Кристину, то он мог сделать это… хотя вряд ли, подумал Эрни, Уилл нанял бы какого-нибудь специалиста по страховкам, который облил бы машину бензином, а потом бросил бы зажженную спичку.

Но все равно, перед мысленным взором Эрни полыхали языки пламени. Он почти чувствовал запах паленой обивки.

Он лежал на койке тюремной камеры, и у него было сухо во рту, а сердце гулко стучало в груди.

Ты должен не открывать рта. Ты должен слушаться меня…

Конечно, если бы Уилл попробовал что-нибудь сделать и был бы хоть немного неосторожен, то Кристина не упустила бы его. Но так или иначе, Эрни не хотел думать, что Уилл будет неосторожен.

На следующий день его отвезли в Пенсильванию и освободили под небольшой залог. Предварительное слушание его дела должно было состояться в январе. В газетах его имя не называлось, но начавшийся судебный процесс сразу получил широкую огласку.

В Либертивилле Эрни Каннингейм стал известен довольно большому числу горожан. Этому способствовало то, что многие знали о гараже Уилла Дарнелла, а некоторые были знакомы с университетскими аудиториями, в которых читали лекции Майкл и Регина Каннингейм.

Последнее обстоятельство стало причиной ночных кошмаров, отнимавших силы у родителей Эрни.

– Чему ты улыбаешься, Эрни? – спросила Регина. Майкл вел машину медленно, изредка поглядывая на проступавший за снегопадом дом тети Вики и дяди Стива.

– Я улыбался?

– Да, – сказала она, поправляя волосы.

– Я уже забыл, – рассеянно сказал он.

Они уплатили две тысячи долларов и в воскресенье привезли его домой. Затем Регина поднялась наверх и легла спать. Майкл удалился в кабинет, и какое-то время оттуда доносился стук пишущей машинки. Вскоре и там наступила тишина.

Эрни сидел в общей комнате и смотрел футбольный матч, который показывали по телевизору. Он не знал, кто с кем играл и какой был счет, и ему доставляло удовольствие просто смотреть на зеленое футбольное поле, освещенное ярким калифорнийским солнцем, которое сменилось мокрым снегом – это было заметно по потемневшим майкам и замедлившимся движениям игроков.

Часов в шесть он свесил голову на грудь и задремал.

И ему приснился сон.

Тот же самый сон ему снился и следующей ночью, когда он лежал в своей с детства знакомой кровати. И ему больше не являлся огромный Уилл Дарнелл, склонившийся над игрушечным городом. Он даже не мог сразу вспомнить, что именно ему снилось. Он только знал, что видел какую-то фигурку, стоявшую у дороги; какой-то полуистлевший палец, показывавший в его сторону и покачавшийся так, словно ему читали нотацию; какое-то чувство свободы и… освобождения? Да, освобождения. Ничего, кроме…

Да, он освобождался от этого сна и возвращался к действительности с одним неизменным воспоминанием: он сидел за рулем Кристины и медленно вел ее куда-то, но не видел того, что находилось дальше капота. Шел густой снег, тяжело гудел ветер. Затем что-то происходило. Снега больше не было. Гул ветра превращался в рев толпы, собравшейся по обе стороны Пятой авеню. Они приветствовали его. Они приветствовали Кристину. Они ревели от восторга, потому что он и Кристина… осво…

Освободились.

Вспоминая свой сон, он каждый раз думал: «Когда это все закончится… если все это закончится… то я уеду отсюда. Обязательно. Уеду в Мексику». И Мексика, которую он представлял себе залитой солнцем и дышащей деревенским покоем, казалась ему более реальной, чем сны.

Вот тогда и появилась у него идея провести Рождество у дяди Стива и тети Вики. Он просыпался, лежал и вспоминал сон, а потом начинал думать. Через некоторое время эта идея становилась самой важной из всех посещавших его мыслей. Уехать из Либертивилла перед…

Ну, перед Рождеством.

– Вот сюда, Майкл, – сказала Регина. – Здесь самый короткий путь. Заруливай сюда.

Майкл кивнул и свернул на боковую дорожку.

– Я вижу, – произнес он тем немного виноватым тоном, которым всегда разговаривал с женой.

«Козел, – подумал Эрни. – Она держит его за козла, обращается с ним, как с козлом, и он блеет, как козел».

– Ты снова улыбаешься, – сказала Регина.

– Я думал о том, как люблю вас обоих, – проговорил Эрни.

Его отец удивленно и растроганно посмотрел на него; в глазах матери засияло что-то, похожее на слезы.

Они на самом деле поверили ему.

Говнюки.

* * *

К трем часам снег все еще падал отдельными хлопьями. По радио объявили, что задержка урагана не сулила ничего хорошего. Его фронт аккумулировался неподалеку от Либертивилла, чтобы с удвоенной силой обрушиться на него. Метеосводка предсказывала, что в ближайшие сутки на город выпадет до восемнадцати дюймов осадков. Ли Кэйбот сидела в общей комнате дома и смотрела на недавно украшенную разноцветными гирляндами и игрушками, но начавшую осыпаться рождественскую елку. В доме она была одна. Ее родители ненадолго ушли к Стюартам; мистер Стюарт стал новым шефом отца, и они были довольны друг другом. Миссис Кэйбот радовалась их завязавшейся дружбе и старалась всеми силами упрочить ее.

«А я одна и все еще девственница», – подумала она. Мысль была крайне глупой, и Ли как ужаленная вскочила на ноги. Она пошла на кухню, чтобы найти что-нибудь освежающее. В холодильнике стояла упаковка кока-колы и папино пиво. «Изыди из меня, сатана», – мысленно сказала она и закрыла холодильник. Затем снова открыла и взяла две банки «Ханникейна». Она никуда не собиралась идти. Так что же плохого было в пиве?

Раньше ей нравилось оставаться в пустом доме, но сейчас она чувствовала тоску и какую-то неприкаянность. Ей было немного боязно. Если бы дела пошли по-другому, то с ней был бы Эрни. Сначала ее родители не имели ничего против него. Сначала. Теперь, разумеется, ее мама ужаснулась бы, узнав, что Ли могла хотя бы подумать о нем. Но Ли думала об Эрни. Она хотела понять, почему он так изменился. И что он намеревается делать дальше.

За окном завыл, а потом утих ветер, напомнив ей звук заводящегося автомобиля.

Внезапно она поймала себя на мысли, что ей по-настоящему страшно.

Хотя для страха не было причин.

По крайней мере родители оставили машину в гараже (машины, они то и дело возникали в ее мыслях). Вряд ли отец намеревался садиться за руль после застолья у Стюартов. Скорее он с мамой рассчитывал пройти два квартала пешком. После выпитого прогулка могла отрезвить их. Отрезвить. Если только не…

Ли замерла.

Она увидела, как ее мама и папа не спеша возвращаются домой – они смеются, отец немного пошатывается и говорит заплетающимся языком, а снег падает густой пеленой, и два огромных белых глаза медленно движутся за ними… и они вырастают, становятся все больше и больше… подкрадываясь к ее беззащитным, смеющимся и ничего не подозревающим родителям.

Она выдохнула и пошла обратно в общую комнату. Приблизилась к телефону, а затем остановилась в нерешительности.

Что она собиралась делать? Позвонить им? Сказать, что осталась дома совсем одна, почему-то подумала о старой и странной машине Эрни и просит их побыстрее вернуться домой, потому что боится за них и за себя? Вот что она собиралась делать?

Спокойнее, Ли. Спокойнее.

Она вспомнила, какой панический ужас охватил ее, когда она открыла газету и увидела то, что случилось с Бадди Реппертоном и двумя другими ребятами. В тот день ее преследовало множество мыслей, но все они укладывались в одно слово: Кристина.

«О Боже, – прошептала она, – О Боже…»

У нее по спине пробежали мурашки.

Неожиданно для себя она взяла телефонный справочник и позвонила в городскую больницу Либертивилла. Приятный женский голос ответил ей, что Дэннис Гилдер выписался сегодня утром. Ли поблагодарила и положила трубку.

Некоторое время она задумчиво смотрела на рождественскую елку, стоявшую в углу комнаты. Потом снова взяла в руки телефонный справочник и, полистав его, набрала домашний номер Гилдеров.

– Ли? – приятно удивился Дэннис.

Она ощутила холод телефонной трубки в ладони:

– Дэннис, я могу приехать и поговорить с тобой?

– Сегодня? – изумлено спросил он.

Она подумала о родителях. Скоро они будут дома. Приближалось Рождество. И шел снег… и ей не хотелось выходить из дома сегодня вечером.

– Ли?

– Нет, не сегодня, – сказала она. – Во вторник. Двадцать шестого. Это тебе подойдет?

– Конечно, – ответил он и добавил: – Ты хочешь поговорить об Эрни?

– Нет, – помолчав сказала Ли. – Не об Эрни. Я хочу поговорить о Кристине.

41. Буря

Езжай на своем «крайслере»

в Мексику, мальчик.

«Зи зи топ»

Взгляни, дорогая, видишь огни фонарей?

Давай же по городу будем кататься скорей!

Давай, дорогая! Давай, заводись поскорей!

Брюс Спрингстин

К пяти часам вечера ураган обрушился на Пенсильванию.

Лавины снега сыпались на опустевшие дороги и города. Люди не выходили из домов. Отмечая приближение Рождества, они были заранее благодарны матери-природе за то, что им будет о чем рассказать в ближайший вторник на работе.

Однако в тот вечер в матери-природе не было ничего материнского. Она была озлобленной на весь мир старухой ведьмой; Рождество ничего не значило для нее. К семи часам она завалила снегом все улицы Либертивилла и сломала сорокафутовое дерево, росшее на перекрестке Мэйн-стрит и Бэйзн-драйв. Дерево упало и перерубило кабель светофора, отчего тот сразу погас. Двое или трое припозднившихся пешеходов сначала взглянули наверх, а затем ускорили шаг.

К восьми часам, когда мистер и миссис Кэйбот наконец вернулись домой (чем несказанно обрадовали заждавшуюся Ли), местная радиостанция передала обращение полиции штата Пенсильвания, призывавшей граждан не выезжать из города.

К девяти часам, когда Майкл, Регина и Эрни Каннингейм уселись за праздничный стол с тетей Викой и дядей Стивом, сорокамильный участок основной магистрали Пенсильвании был завален снегом. К утру магистраль была перекрыта целиком.

К девяти тридцати, когда в полной темноте гаража на Хемптон-стрит внезапно зажглись передние фары Кристины, на улицах Либертивилла уже не было почти ни одного человека.

Тишину гаража нарушил звук заработавшего двигателя.

В кабине Кристины повернулся рычаг переключения скоростей.

Она сдвинулась с места.

Большая железная дверь гаража поднялась, и в помещение ворвалось облако белого снега, заискрившегося в лучах мощных фар.

Кристина выползла наружу и поехала вниз по улице. Ее шины резали снег ровно по прямой, без отклонений и колебаний.

Затем во вьюге замигал и погас красный огонек. Кристина повернула налево, в сторону Кеннеди-драйв.

Дон Ванденберг сидел за столом в офисе заправочной станции своего отца. Тот велел сыну держать ее открытой до двенадцати часов ночи, а сам отправился праздновать Рождество.

Дону было тоскливо, он не выносил одиночества. Он вспоминал Бадди, который притягивал друзей, как магнит, и всех приводил на ночные дежурства. Теперь они исчезли.

Хотя иногда Дону казалось, что они были здесь. Иногда у него было такое чувство, будто он мог оглянуться и увидеть их сидящими рядом – Ричи Трелани с одной стороны, Шатуна Уэлча с другой, а между ними Бадди Реппертона с бутылкой «Техасского драйвера» в руке. Всех троих – отвратительно бледных, с глазами, как у мертвых рыб. И Реппертона – поднимающего бутылку и шепчущего: «А ну-ка выпей, задница, – скоро ты будешь мертвым, как мы».

От таких фантазий у него пересыхало во рту и тряслись руки.

И Дон знал почему. Он знал, что зря они разломали машину Прыщавой Рожи. Все, кто были в ту ночь на стоянке аэропорта, уже погибли, и смерть их была ужасна. В живых остались только он и Сэнди Галтон, который укатил куда-то на своем старом «мустанге». Иногда Дон подумывал последовать его примеру.

Какой-то припозднившийся клиент просигналил гудком автомобиля.

Дон встал и пошел к выходу. Дверь с силой вырвалась из его руки, и он чуть было не упал на снег. Он не ожидал, что на улице дул такой ветер (вероятно, старался не слышать его шума). Под ногами был сугроб глубиной дюймов в десять. «Эта чертова машина, наверное, она на протекторах с шипами», – озлобленно подумал он и стал пробираться к бензоколонкам. Машина стояла у самой дальней.

Снег мешал ему как следует разглядеть ее. Чертыхаясь на каждом шагу, он наконец достиг дверцы водителя. Его щеки уже онемели. Если этот парень хочет, чтобы я за один доллар проверил масло в двигателе, то пошлю его куда подальше, решил он, когда заметил, что окно стало опускаться.

– Чем я могу пом… – начал он, и второй слог слова превратился в отчаянный протяжный крик: а-а-а-а-а-а-а-а-а…

В окно высунулась голова полуистлевшего трупа. Вместо глаз были пустые глазницы, а под остатками сгнивших губ желтели редкие кривые зубы. Одна рука белела на руле управления. Другая вылезла из окна и, судорожно сжимая и разжимая костяшки пальцев, пыталась схватить его.

Дон отшатнулся, ужас горячим комком застрял в его горле. Мертвец вдруг усмехнулся и поманил его к себе. Двигатель машины взревел, а потом она опять заработала тише.

– Заправь ее, – прошептал труп, и Дон сумел разглядеть, что на нем висели лохмотья армейской униформы. – Заправь ее, говнюк. – Череп еще раз ухмыльнулся, и в зияющей глубине рта блеснул кусочек золота.

– А ну-ка выпей, задница, – хрипло прошептал другой голос, и с заднего сиденья Бадди Реппертон протянул Дону бутылку «Техасского драйвера». По зеленой коже Бадди ползали черви… – По-моему, тебе нужно выпить.

Дону казалось, что он кричит, как зарезанный, но уши слышали только шепот Реппертона: «А ну-ка выпей, задница». Дон бросился прочь. Сзади снова взревел двигатель, и он оглянулся. Он увидел машину Эрни Каннингейма, двигавшуюся в его сторону. За рулем никого не было. И это было хуже всего. Машина двигалась сама по себе.

Дон выбежал на улицу, поскользнулся и упал. В следующее мгновение его озарил яркий свет передних фар Кристины, и она со скоростью локомотива налетела на него.

Задняя окраина городка Хайтс, расположенного в горах над Либертивиллом, полностью оправдывала название этого места, служившего американизированным синонимом сочетания «высший свет». Здесь, немного в стороне от дороги Хайтс-авеню, одной милей выше переходившей в шоссе № 2, стояли респектабельные дома газетного издателя, четырех врачей, богатой внучки человека, который изобрел скоростную систему выбрасывания гильз для автоматических пистолетов, и еще нескольких обеспеченных людей, преимущественно адвокатов.

В половине двенадцатого того рождественского вечера двухтонный «плимут» 1958 года выпуска, взбиравшийся вверх по Хайтс-авеню, миновал поворот на Стэнтон-роуд, куда в ноябре свернули Эрни и Ли, торопившиеся уединиться над обрывом. «Плимут» двигался со скоростью тридцать миль в час, и в насыпанных на дороге сугробах его шины оставляли одинокие следы глубиной не меньше фута. Их почти сразу же заметало сильным ветром и снегом.

Уилл Дарнелл сидел в общей комнате дома, построенного на краю городка Хайтс, и пытался смотреть телевизор, но его мысли постоянно отвлекались от экрана и возвращались на свой заколдованный круг: Эрни, Уэлч, Реппертон, Кристина. Прошедшие дни состарили Уилла лет на десять. Он сказал полицейскому Мерсе, что вернется к делам через две недели, но сам не верил в свои слова. С недавних пор его горло стало болеть от слишком частых обращений к помощи ингалятора.

Эрни, Уэлч, Реппертон… Кристина.

По телевизору показывали мультфильм о рождественских приключениях дядюшки Скруджа.

Эрни, Уэлч, Реппертон… Лебэй?

Парень ничего не сказал полицейским, по крайней мере пока не сказал. Но они задержали Генри Бака, и Уилл не сомневался, что тот трижды продал бы самого Христа, если бы ему взамен пообещали снять обвинение или даже вынести условный приговор. К счастью, старый Генри не так много знал. Он знал о контрабанде фейерверков и сигарет, но все это было меньшей частью хемптонского бизнеса, включавшего в себя торговлю выпивкой, угнанными автомобилями, незарегистрированным оружием (в том числе и автоматами, которые у Уилла покупали явные рецидивисты, желавшие «поохотиться на оленей» в соседнем штате) и антиквариатом, похищенным в Новой Англии. И в последние два года – кокаин. Конечно, кокаин был ошибкой Уилла: из-за него Дарнелл мог потерять все. Хорошо еще, что полицейские схватили парня, когда при нем не было одного-двух фунтов наркотика.

Он еще раз удивился тому, как много теперь зависело от семнадцатилетнего мальчика, а возможно – и от его фатальной машины. Все, что Дарнелл строил с таким трудом, превратилось в карточный домик, и Уилл боялся лишний раз вздохнуть, чтобы дела не пошли еще хуже.

Он закурил сигару, встал, пошел на кухню… и именно тогда просигналил автомобильный гудок. Уилл резко остановился и потуже затянул на себе пояс домашнего халата.

Снова короткие, требовательные гудки.

Он повернулся, вынул сигару изо рта и подошел к окну комнаты. У него появилось чувство, что с ним это когда-то уже было. Еще не отодвинув тяжелой шторы, он знал, что это была Кристина. Ему было хорошо известно, что она могла приехать за ним.

Кристина стояла в начале дорожки, огибавшей дом, немногим более реальная, чем возникший в хлопьях летящего снега призрак. Ее передние фары вспыхнули и погасли. На один момент Уиллу показалось, что за рулем кто-то сидел, но, моргнув глазами, он увидел, что машина была пуста. Так же пуста, как в ночь, когда она вернулась в гараж.

Бип. Бип. Бип. Бип!

Как если бы она что-то говорила. Сердце Уилла тяжело забилось в груди, и он быстро отвернулся. Нужно было срочно позвонить Каннингейму. Позвонить и сказать, чтобы он обуздал своего четырехколесного демона.

Он был на полдороге к телефону, когда взвыл двигатель машины. Звук походил на вопль женщины, почуявшей предательство. Уилл поспешил обратно к окну и застал Кристину отъезжавшей от большого сугроба, перегораживавшего дорожку к дому. Ее наполовину засыпанный снегом капот был помят спереди. Снова взревел двигатель. Задние колеса заскользили, а потом поймали сцепление. Машина рванулась вперед и снова врезалась в сугроб. Ветер подхватил облако взметнувшегося снега.

Ничего не выйдет, решил Уилл. А если даже ты пробьешься на дорожку, то что? Думаешь, я выйду из дома, чтобы поиграть с тобой?

Сопя носом, он вернулся к телефону, посмотрел номер Каннингейма и начал крутить диск. У него дрожали пальцы, он сбился, нажал на рычаг и начал снова.

За окном ревел двигатель Кристины. Она продолжала штурмовать снежную насыпь. В третий раз послышался удар в сугроб и звук передачи, переключившейся на задний ход. В широкое панорамное окно комнаты ударились комья снега, подхваченного ветром. Уилл старался дышать медленно, но ему мешал какой-то комок, подступивший к горлу.

Наконец в трубке телефона раздались длинные гудки. Первый… Четвертый. Пятый.

Взревел двигатель Кристины. Послышался тяжелый удар.