Текст книги "Наследие предков. Tod Mit Uns"

Глава 15
Попытка – не пытка

– Нет, я все, конечно, понимаю, – хмурился Борис Колесников, сосредоточенно перебирая в руках цепочку со своим жетоном. – Лишний рот нам ни к чему. На него надо и воду тратить, и еду, и охрана, опять-таки. А просто шлепнуть его как-то не по-нашему. Не по-русски это. Но вот так взять и просто отпустить… Командир, да какого труда нам стоило его захватить!

– Ну так, захватывал ты его не для того, чтобы мы его кормили и поили, верно? – ответил Стечкин. – Допросить мы его допросили, теперь от тактики перейдем к стратегии. Попробуем с ними договориться.

– А если он нам просто в уши дует? Что если даже не будет передавать своим наше предложение о перемирии? – продолжал настаивать на своем капитан.

– Ну так с ровно такими же шансами есть вероятность, что он все же передаст им наши предложения, и переговоры состоятся, – невозмутимо парировал Стечкин.

– Верно, – кивнул Шестаков. – Попытка – не пытка, Боря. Пусть уходит. Нам надо время затянуть. Михей оклемался уже и подтвердил слова Кныша, что Баграмян всерьез настроен найти ведущий к нам туннель. А значит, все, что нам сейчас нужно, это выиграть время.

– И вы верите, что такой туннель может существовать? – Колесников с сомнением посмотрел на командира и прапорщика.

– Вообще-то визит этих чилийцев косвенно подтверждает тот факт, что под землей что-то есть. Они ищут некий объект «Валгалла»…

– Это если этот Хуан-Карлос не врет, – покачал головой Борис, перебив майора.

– Он Пауль Рохес, вообще-то. Ну, а смысл ему врать именно об этом? Информация по «Дигнидаду» совпала с той, что передал Тигран через Михея. Но Рохес ведь не знает, союзник ищет спасительный для нас туннель. Итак, они пришли ради какого-то объекта. Но что это может быть у нас в области? Калининградский край небольшой, все на виду было. И ни о чем таком мы не знали. Остается только нечто под землей. Благо слухов всяких о поземном рейхе всегда было в избытке.

– Ну не знаю, – с сомнением в голосе пожал плечами Колесников. – Может, и есть во всем этом резон.

– Так ты против, Боря? – прищурился Стечкин.

– Командир! Можно подумать, что если я против, то ты изменишь свое решение, – усмехнулся капитан.

– Не изменю. Тут вам не демократия, товарищ офицер, – подмигнул ему майор. – Тут вам субординация.

– Ну, раз субординация, то я «за», – развел руками Борис.

– Ну и славно, братка. Тащи сюда этого амигоса. Будем инструктировать.

* * *

День, прошедший в томительном ожидании, клонился к закату. Солнце опустилось в желтоватую туманную дымку, идущую с моря, на котором стоял полный штиль, и окрашивало этот ядовитый туман в зловещий красно-оранжевый тон. Вокруг царила нездоровая тишина, не потворствующая умиротворению, а лишь усугубляющая ощущение тревоги и недоброго предчувствия.

Обойдя дозоры, Борис Колесников осторожно взобрался на холм и прислонил бинокль к панорамному стеклу дыхательной маски. Он почему-то почувствовал себя пограничником далекого сорок первого года. И представил себе, что это не закат вовсе и он всматривается в предрассветный туман реки Буг, за которой черные мрачные полчища безжалостного врага готовятся к стремительному рывку на его Родину.

Пленника они отвезли поближе к месту высадки пришельцев еще утром. А сейчас прошедший день доживал свой предпоследний час. Но никаких вестей от Рохеса не было. Возможно, его товарищи готовились к атаке на Красноторовскую колонию. К счастью, никаких важных сведений о ней Пауль передать врагу не мог. Лишь подтвердить то, что они и так уяснили после своей неудачной атаки: здесь живут хорошо подготовленные, решительные и вооруженные гвардейцы. И более никакой полезной, тактической информации. Готовили ли чужаки массированное нападение, или все еще думали о том, что возможен компромисс?

Минуты растянулись в вечность, и Борис в очередной раз раздраженно взглянул на циферблат командирских часов с символикой морской пехоты.

Сопровождавший его при обходе автоматчик легонько тронул старшего за локоть и указал вперед.

Метрах в ста, в тумане, наплывшем уже на сушу и дошедшем до колонии, медленно вычерчивался идущий с юго-запада одинокий силуэт. Облачен он был так же, как и все солдаты неприятеля. Комбинезон. Маска. Стальная каска М35 черного цвета. В руках древко с белым флагом. На поясе виднелся какой-то пистолет.

– Бери его на мушку, – проговорил Борис и осторожно, стараясь быть незаметным, спустился с холма. Зашел за свежевыложенный из наполненных песком мешков бруствер и три раза моргнул фонарем в сторону идущего. Пришелец на мгновение остановился, затем ускорил шаг и направился в сторону Колесникова.

Сигнал фонарем был не только для гонца от чилийцев. Он также послужил приказом к полной боевой готовности расположенным в секретах дозоров. Сейчас по меньшей мере двенадцать автоматных и один пулеметный ствол смотрели на пришельца. А снайпер и его напарник через оптику искали в окрестностях других неприятельских солдат.

Колесников не спеша выдвинулся навстречу. Нельзя показывать суеты и нетерпения. Враг должен знать, что они, русские, не ищут изо всех сил мира с этими пришельцами. А торопливость переговорщика может дать им повод думать иначе.

– Стоять! – громко, сквозь свою маску крикнул Борис, вытянув вперед руку.

– Я Пауль Рохес, – послышался уже знакомый голос из фильтров пришельца. – Борис, это вы? – спросил он, делая ударение на первом слоге имени капитана.

– Да, я. Что у тебя на поясе? Оружие? У нас, кажется, было четкое условие…

– Это? – чилиец положил облаченную в перчатку руку на рукоять пистолета, наверное даже не подозревая, что в этот миг с дюжину пуль могли ворваться в его голову, невзирая на стальной шлем. – Это сигнальный пистолет… Э-э… Ракетница.

– Зачем?

– Подать сигнал моей группе о вашей готовности к переговорам.

– К чему это? Где твоя группа? Мы же договорились, что они придут с тобой.

– Борис, я решений не принимаю. Я лишь передал ваши условия. Мое руководство вам не доверяет и не хочет входить на вашу территорию.

– Я что-то не понял, – Колесников уже приготовился нажать на кнопку фонаря и направить свет на голову Рохеса, тем самым приговорив его к расстрелу на месте.

– Мое руководство готово вести с вами переговоры о мире, однако оно не хочет спускаться в ваш бункер и предлагает встретиться на нейтральной территории. Я уполномочен сопроводить парламентера после подачи светового сигнала ракетницей.

– Что за нейтральная территория?

– В тысяче шагов позади меня находится наша бронемашина. Можем обсудить все в ней. Это предлагает мое руководство.

– Ваша бронемашина – это нейтральная территория? – усмехнулся Борис. – Вы, кажется, плохо поняли наши условия. Наш командир в вашу ловушку не пойдет.

– А наш не хочет идти в вашу, – развел руками Рохес. – Я объяснил им, что вы со мной обращались сносно и не являетесь варварами. Но они все равно…

– Сносно? – разозлился Колесников. – Было бы сносно, если б ты на костылях к своим вернулся! А мы с тобой, как с дитем малым нянчились!

– Так вы отказываетесь от переговоров? – в голосе Пауля тоже слышалось раздражение, которое не могла скрыть даже маска.

– Стой здесь и жди. Я доложу командиру. Повернись лицом на закат и не оборачивайся. Если будешь смотреть, в какую сторону я иду, мои часовые тебе башку прострелят.

– Я понял, – махнул рукой Рохес и, развернувшись, уставился на меркнущий закат.

* * *

– Ну, капитан, ты зря нервничаешь. Я примерно такой расклад с их стороны и предполагал, – произнес Стечкин, встретивший Колесникова у дегазационной.

– Мне все равно это не нравится, – нахмурился Борис.

– Ну, это все издержки дипломатии.

– Так что мне ему передать?

– Скажи, что мы встретимся с их бронемашиной. Ахмет сейчас заведет нашу, и поеду вместе с Рохесом этим на броне.

– А если они попутают и из фауста шарахнут?

– А белый флаг на что?

– Белый флаг на морпеховском бронетранспортере, – неодобрительно покачал головой Борис.

Стечкин усмехнулся:

– Да успокойся, ура-патриот. На броне будет сидеть Рохес и держать этот флаг. Так что наша честь не измарается.

– Я с тобой, командир, – решительно произнес Колесников.

– Не возражаю.

– Никита! – крикнул Колесников в дежурку. – Альф!

– Я! – отозвался оттуда гвардеец.

– Быстро сообрази мне «пояс шахида»! Пластида побольше, шарики, гранату и от чеки тросик, чтоб через рукав к запястью!

– Пять минут, товарищ капитан! Щас сделаю!

– Это еще зачем? – поморщился майор.

– Ну как. Ежели лажа какая, то и их, и себя и, уж прости командир, тебя до кучи, – развел руками Борис.

– Ну ты и отморозок, Боря, – покачал головой Стечкин, улыбаясь.

– Морская пехота России, однако, – подмигнул командиру капитан Колесников.

* * *

Бронетранспортер двигался вперед, демонстративно включив фары и подсвечивая лучом дополнительного фонаря сидевшего на корпусе Пауля Рохеса, сжимающего белый флаг. Рядом с ним находился Борис Колесников – в качестве подстраховки, чтобы заморский гость не слетел с корпуса от тряски транспорта. Одной рукой он держался за ствол КПВТ, который был зачехлен. Конечно, в случае чего брезентовый чехол не станет препятствием пулям калибра 14,5 миллиметра, но самим своим наличием он явно демонстрировал мирные намерения. Другой рукой Борис крепко сжимал пояс Пауля. Внутри, помимо механика-водителя, находился стрелок главного калибра бронетранспортера, его второй номер и Стечкин.

В километре от бункера, на холме, чья вершина возвышалась над осевшим тяжелым ядовитым туманом, стоял другой бронетранспортер. Не российского производства. Похоже, что это был разработанный некогда в Швейцарии и, видимо, произведенный в Чили по лицензии трехосный броневик «Пиранья», вооруженный двадцатимиллиметровым «Эрликоном».

БТР-80 остановился у заморской машины, и его тут же окружили с десяток стрелков.

Рохес спрыгнул с брони и быстро заговорил. Кто-то, в черных перчатках почти до локтя, небрежно закивал и махнул рукой Колесникову, держа наготове МП-44.

Борис медленно спустился на землю.

– Кто здесь главный? – послышался грозный и зычный рык майора Стечкина, вышедшего из десантного отделения бронетранспортера. Он снял защитную маску, чтоб его было лучше слышно. Благо, туман в основном стелился ниже, чем они сейчас находились. Часть стрелков тут же навели на него оружие.

– Это штурмлейтенант Роланд! – воскликнул подскочивший к майору Рохес, указывая на человека в черных перчатках. – Его люди должны вас обыскать, прежде чем впустить в нашу машину.

– Не будем терять времени. Обыскивайте, – кивнул Стечкин.

– И ваш транспортер тоже, – добавил Пауль.

– А это еще зачем? Там мои люди, и вам внутри делать нечего.

Рохес перевел сказанное штурмлейтенанту. Тот мотнул головой и что-то недобро прорычал.

– Он настаивает, майор.

– А мне плевать! Речь шла о нейтральной территории, а здесь я вижу почти дюжину вооруженных солдат. Если что-то не устраивает, мы уезжаем.

Пауль снова перевел.

После минутной паузы Роланд что-то проворчал, а затем махнул рукой и указал солдатам на Колесникова и Стечкина.

Иноземные солдаты стали охлопывать двух пехотинцев, ища оружие. Тот, что обыскивал Колесникова, что-то тревожно заговорил Роланду. Тот медленно подошел к капитану.

– Что. Там. Есть? – по слогам выдавил штурмлейтенант.

– О, да ты по-нашему волочешь? Я думал, у вас только один любитель Достоевского в оригинале, – усмехнулся Борис.

– Что. Там. Есть! – менее сдержанно повторил Роланд.

– Это защита от лажи, – ответил капитан.

Штурмлейтенант, наверное, нахмурился. Понять это не давала его маска. Он что-то строго спросил у Пауля, и к Борису обратился уже бывший пленник:

– Камерад спрашивает, что у вас под комбинезоном на поясе?

– Я же сказал.

– Но вы ответили непонятно.

– Это взрывчатка.

Рохес сорвал с себя маску и вытаращил глаза.

– Что?! Зачем?!

– Это наша гарантия. Будет лажа с вашей стороны – будет взрыв. Так яснее?

– Что еще за лажа?!

– Нехорошие действия с вашей стороны против нас. Сразу предупреждаю: пояс этот я не сниму, и мой командир без меня в вашу машину не полезет. Это наши условия. Либо принимаете, либо ауфвидерзейн. Переведи своему… синтезатору.

– Кому?

– Роланду, черт вас дери![29]29
  Имеется в виду японская компания Roland Corporation Japan – мировой лидер в производстве электронных музыкальных инструментов.


[Закрыть]

Пауль быстро и взволнованно стал переводить. По мере того, как он объяснял, что именно спрятано под комбинезоном русского капитана, солдат, обыскивавший его, и сам Роланд, стали медленно отходить.

– Насколько надежен детонатор? – перевел после этого Пауль вопрос штурмлейтенанта.

– Достаточно надежен.

– Он имеет в виду вероятность произвольного взрыва.

– Скажи ему, пусть не беспокоится. Пояс взорвется, только если я захочу. Так что в ваших интересах, чтобы не захотел.

Рохес перевел. Затем озвучил следующий вопрос:

– А насколько надежны вы?

– В плане верности данной мною присяги, я надежен. Так что можете не сомневаться: если что не так, то полетите по кусочкам обратно в Чили. Но если его интересует, сумасшедший ли я, то скажи ему, что я становлюсь неадекватен, когда чувствую угрозу и какую-то лажу.

– Опять эта лажа?

– Под этим словом я подразумеваю комплекс проблем, которые вы можете нам доставить. Если все будет происходить цивилизованно, и мы сделаем то, зачем приехали, а именно, проведем переговоры, то я – само спокойствие, и вам бояться нечего. Мне нет нужды лишать себя жизни, и тем более – убивать своего командира, если вы нас не вынудите.

Роланд некоторое время молчал. Затем скрылся в своей бронемашине. Через минуту он открыл люк и махнул рукой.

– Заходим, – кивнул Пауль Стечкину и Колесникову.

* * *

Внутри горело освещение. На одном из кресел для экипажа сидел в полоборота крупный человек довольно крепкого телосложения, несмотря на свой возраст, явно переваливший за шестой десяток. Одет он был в камуфляж типа «пятнышко». На рукаве – безупречно чистая нацистская повязка, делающая предстоящие переговоры сомнительными в глазах Стечкина. Он сидел, закинув ногу на ногу и медленно, крохотными глотками пил из фарфоровой чашки какой-то ароматный напиток. Из памяти майора всплыл этот кажущийся знакомым запах. Кофе!

Когда Стечкин, Колесников, Рохес и Роланд расселись внутри бронемашины, человек достал откуда-то термос и протянул его Паулю, что-то тихо сказав и указывая на русских офицеров. Бывший пленник кивнул и, достав из-под сиденья коробку с чашками, стал разливать в них кофе, передавая поочередно эти чашки Роланду, Стечкину и Колесникову. Самому Рохесу чашки не досталось.

– Добрай, вэчер, – недобро улыбнувшись, произнес неизвестный.

– И многие у вас русский язык знают? – тихо спросил у Пауля Борис, отпив немного и протянув свою чашку Паулю.

– В разной степени. В основном несколько общих фраз. Но есть и такие, как я.

– Ну здравствуйте, – кивнул главному противнику Стечкин. – Я майор морской пехоты России Павел Стечкин.

– Пистольет Стэчкен? – заулыбался здоровяк и одобрительно закивал. – Гууд. Я – центурион Элиас Клаусмюллер.

– Вы главный в вашей экспедиции? – спросил Павел.

Центурион прищурился и уставился на Пауля. Очевидно, Клаусмюллер русскую речь практически не понимал.

Рохес перевел. Дальше центурион перешел на немецкий вперемежку с испанским, и его речи до понимания русских офицеров доносил только Рохес.

– Он не самый главный в нашей иерархии. Однако он второе лицо в легионе и уполномочен на ведение переговоров и принятие решений.

– Ну ладно, попытка – не пытка, – хмыкнул Стечкин. – Это не переводи, Рохес. Это мысли вслух. Итак, начнем…

Часть 3
Tod Mit Uns

Глава 16
Мир вечной ночи

План Тиграна сработал, и это подтвердило догадку Загорского о ловушке, перекрывающей дорогу назад и открывающей путь в иной, подземный мир, в котором, быть может, не было ни одной живой души уже восемьдесят восемь лет.

Они какое-то время с тревогой смотрели на опустившуюся стену позади, и, скорее всего, каждый думал о том, как же вернуться назад, если что-то пойдет не так. Немного успокаивало наличие взрывчатки, которая, судя по толщине отрезавшей обратный путь перегородки, все же должна пробить брешь и дать шанс людям на спасение. После недолгих колебаний, троица шагнула в открывшийся коридор. Уже через двадцать метров обнаружился поворот налево под прямым углом. А из стены прямо на путников смотрели два каких-то ржавых раструба. Левее них, уже за поворотом, – небольшая и такая же ржавая дверь. Немного поколдовав, Тигран открыл ее при помощи ломика и тихой бранной лексики. За дверью оказалось небольшое помещение с парой огнеметов, чьи раструбы и выходили навстречу тем, кто попал в ловушку.

– Умно придумали. Ловушка срабатывает, и огнеметы делают залп. Кто не сгорел, тот задохнулся, потому что огонь сожрет весь воздух, – хмыкнул Баграмян.

– А почему они не включились? – спросил Александр.

– Ты расстроен этим что ли, Санек? Наверное, топлива нет. Или выдохлось, – Тигран осторожно открыл один из баков огнесмеси. В нос ударил резкий запах. – Так и есть. Смесь превратилась в желе. Все забито. Да и пиропатроны протухли. Но это желе, судя по запаху, все еще огнеопасно, – он осторожно завинтил горловину. – Ладно. Идем дальше. И всем быть предельно внимательными. Могут встретиться простые мины, а это более надежные и долговечные штуки.

– А как же сами хозяева тут ходили? – спросила у Загорского Рита.

– У них, наверное, другой коридор был. Скрытый. А этим они не пользовались…

Дальнейший путь казался практически бесконечным. Прямой коридор уходил вперед и, казалось, все глубже вниз. Иногда попадались дверные проемы, за которыми находились глухие помещения, заваленные остатками стульев, столов, каких-то бумаг, обвисшими обрывками проводов. Законсервированный почти на столетие подземный мир, настолько привыкший к вечной мгле, что даже трем незваным гостям свет их фонарей казался тут неуместным, встречал их могильным безмолвием. Только компас Тиграна позволял хоть как-то связать этот потусторонний, загробный мир с мертвым миром на поверхности. Лишь благодаря ему исследователи сейчас понимали, что, направляются куда-то на северо-запад.

По пути им попалась пара массивных стальных дверей. Тигран пожертвовал немного взрывчатки, чтобы взорвать их петли. За одной обнаружилось частично затопленное помещение. За ним – коридор, снова дверь и еще одно помещение, более обширное и также частично затопленное. В нем было найдено много различных вещей, не относящихся к военным. Например, гнилая тряпичная кукла, ржавая коляска или остатки фанерного чемодана, обтянутого кожзаменителем.

– Тут, похоже, бомбоубежище было для гражданских. И от него имелся выход в общую подземную сеть, – предположил Тигран.

После беглого осмотра и неприятного хлюпанья по просочившимся грунтовым водам, они вернулись в тот сухой и бесконечный коридор. За второй железной дверью скрывалось помещение с четырьмя генераторами. Естественно, нерабочими. Хотя после того, как Загорский обнаружил в глубинах лабиринтов под Пятым фортом генератор, пригодный к ремонту и работе, можно было ожидать чего угодно. Нет, эти заржавели напрочь. Возможно, из-за более высокой влажности, к которой данный тип генераторов был менее устойчив. Да еще и часть узлов была демонтирована. Имелся и трубопровод для отвода выхлопных газов и подпитки камер сгорания воздухом с поверхности. В углу помещения нашлось что-то вроде пожарного крана и еще один кран. Видимо, для доставки сюда по топливопроводу горючего.

Троица снова вернулась на прежний маршрут. Вскоре коридор круто повернул на север, а прежний маршрут оказался обрушен. И за этим-то поворотом, в полу, обнаружились рельсы. Совсем узкие.

– Это твое метро? – усмехнулся Тигран, толкнув локтем Загорского.

Тот задумчиво мотнул головой:

– Нет, конечно. Здесь, похоже, какая-то сеть снабжения. Наверное, что-то на тележках катали.

Вскоре они обнаружили и первое подтверждение этому предположению: справа в стене темнел широкий колодец круглого сечения, уходящий вверх. В колодце можно было разглядеть ржавые остатки подъемного механизма, а также гнутые и частично отсутствующие скобы вертикальной лестницы.

– Черт! На какой же мы глубине?! – охнул Баграмян, посветив фонарем наверх. – Конца этому колодцу не видать. А там, метрах в десяти над нами, похоже, дверной проем или другой коридор. Что это такое вообще?

– Возможно, на поверхности, над колодцем располагалась зенитная или гаубичная батареи. А тут к ней боеприпасы подвозились.

– Не слишком ли расточительно строить сеть туннелей для подвоза боеприпасов? – спросила Рита.

– Ну, в условия осады города… А Кенигсберг, напомню, был городом-крепостью. Так вот, в условиях осады, когда идут артобстрелы и бомбардировки, расточительно подвозить припасы именно по улицам города. Одно попадание – и целый квартал можно детонацией положить. А тут тихо, спокойно и бесперебойно. Может, там вообще не батарея, а какое-нибудь важное здание. Например, управа гауляйтера[30]30
  Гауляйтер (нем. Gauleiter) – высший партийный функционер национал-социалистической немецкой рабочей партии, возглавлял областную организацию НСДАП. В гитлеровской Германии – руководитель фашистской организации области и самой области.


[Закрыть]. А это эвакуационный канал. Хотя кто его знает…

Тигран принялся осматривать различный хлам, скопившийся на дне колодца.

– Похоже, там действительно была батарея, – произнес он после того, как извлек какой-то мятый цилиндр.

– Что это? – поинтересовался Загорский.

– Это гильза. Восемьдесят восемь миллиметров. Ходовой калибр для немецких зениток и противотанковых орудий был.

– Ну да, – кивнул Александр. – «Тигриный» калибр.

– Слушай, а может, где-то под землей у них вообще завод боеприпасов был, и прямо с конвейера – сюда?

– Вполне возможно, – Загорский ухмыльнулся. – Под Ленинградом и в Сталинграде на горьком опыте научились, из заводского цеха – сразу в бой[31]31
  Имеется в виду, что во время Великой Отечественной войны танки КВ с завода имени Кирова, во время осады Ленинграда и танки Т-34, изготовленные на СТЗ во время Сталинградской битвы, шли в бой буквально с конвейера.


[Закрыть].

– Это точно, – кивнул Баграмян. Внезапно что-то привлекло его внимание в остатках смонтированной у стены моторной установки механического подъемника, от которого уцелела только пара вертикально уходящих наверх рельс.

– Чего ты там нашел?

– Тут, на кронштейне, надпись какая-то, сваркой выведенная. По-русски!

– Да ты что?! – Александр подскочил к Тиграну и также посветил своим фонарем.

«Кр-армеец Демьян Трофимов. Пленен в II/42 г.»

Тигран, вооружившись ломиком, принялся отбивать крепление мотора от стены.

– Ты чего делаешь? – удивился Загорский.

– Опыт мне подсказывает, что он не просто так расписался тут, – кряхтел, орудуя инструментом, Тигран. – Я когда только в армию призвался и в учебке был, пришлось нам гараж строить одному говнюку-полковнику. Ну мы с пацанами там, во время перекура, решили заложить в кладку шлакоблоков записку для потомков. Расписались там и написали все, что думаем о том полковнике и чего помимо вечной диареи ему желаем.

Кронштейн, наконец, не выдержал напора и отошел от стены. Ко всеобщему удивлению, за ним был спрятан сложенный вчетверо полуистлевший лист бумаги.

Взяв его в руки, Баграмян осторожно развернул.

На одной стороне был печатный текст.

– Саня, ты вроде немного знаешь немецкий. Тут одно и то же слово повторяется много раз.

– Что за слово?

– «TOD».

– «Tod», значит «смерть». – Александр деликатно принял листок из рук напарника. – А тут не только на немецком. Тут еще вон, на польском и внизу на русском.

– А точно!

За неподчинение надзирателю – смерть.

За опоздание на построение – смерть.

За распевание песен в бараке – смерть.

За утаивание еды – смерть.

За саботаж – смерть.

За отказ вставать во время трансляции речи фюрера или германского марша – смерть.

Некачественная работа есть саботаж и за это – смерть.

…смерть, смерть, смерть, смерть…

– Н-да, – покачал головой Тигран и развернул листок. На оборотной стороне этой памятки, которая, по логике, должна была быть пустой, также имелся текст. Выведенный неровными буквами, возможно, соломинкой либо древесной щепкой. Какими-то бурыми чернилами… Хотя нет…

– Тут кровью написано, – тихо прошептал Баграмян.

«…за отказ работать на объекте повесили 25 человек. 9 поляков. 1 германский коммунист. Остальные наши. Пришлось работать, чтобы уберечь остальных. Смерть фашистским псам! С нами Сталин! Верим, нас освободят, и мы искупим свой позор плена и отомстим за умученных товарищей…»

Ниже шел список имен. Похоже, тех, кого казнили.

Тигран медленно присел на кучу хлама и тяжело вздохнул, глядя на текст:

– Мой дед в плену тоже был, – тихо заговорил он. – Потом бежал с дружками. Одного он часто вспоминал. Здоровый такой лось, говорил. Старшина Маломальский. Кулаком голову часовому расплющил. Вернулись к своим. И до Одера дошел. Дед потом с самураями поехал воевать на Восток. Америке подсобили с квантунами[32]32
  Квантунская армия – основные сухопутные силы Японии во Второй мировой войне. Имея численность в один миллион триста двадцать тысяч человек, была разгромлена советскими войсками (при содействии армии Монгольской Народной Республики) менее чем за месяц. Потери советских войск при этом составили двенадцать тысяч человек. После такой потери, вкупе с предшествовавшими этому разгрому на континенте, американскими ядерными ударами по Хиросиме и Нагасаки, империя капитулировала.


[Закрыть]. Задавили их деды наши, Санька. Отомстили за все.

– Да какая сейчас разница? – пожал плечами Загорский.

Баграмян удивленно уставился на него:

– Как это, какая? Как это, какая, Саня? Большая разница! Мы ведь такого врага одолели! Это ведь история наша!

– И кому теперь вообще нужна история?..

– Нам нужна, баран! – воскликнул Тигран, вскакивая. – Потомкам нашим! Чтоб не оскотинились, не освинячились, как многие! Позабыли все к чертям! Позабыли, как страшна война, и на́ тебе! Угробили все! Не для того ведь наши предки кровь проливали и кровью имена эти выводили, чтоб потом потомки просрали все! Не для того! И мы сейчас шарахаемся в руинах этого мира, чтоб нашим потомкам что-то после себя оставить!

Александр угрюмо повесил голову.

– Ты, наверное, прав… может быть…

Тигран осторожно сложил листовку и протянул ее Загорскому.

– Прости за грубость, Саня, но просто нехорошо забывать такие уроки. Сохрани это. Обязательно сохрани.

– Конечно, – кивнул Александр, не поднимая взгляд. Похоже, он и вправду почувствовал себя виноватым за свои слова.

Теперь Баграмян обратился к женщине:

– Рита, давай уже положим нашей внезапной вражде конец. Да, я оказался куда хуже своего деда, вынесшего тяжесть войны и плена и сумевшего победить. Да, я не помог тому мальчонке и терзаюсь этим. Но не в оправдание себе скажу, а истины ради: другая это война была. И другая страна. Не знал я, зачем нас туда послали. Не понимал, ради чего воюю. Ради того, чтобы кто-то продолжал качать оттуда нефть? Или ради чьего-то рейтинга предвыборного? Предательство наших же главарей и те ужасы, с какими мы столкнулись… Не благородный порыв в стремлении отстоять великую Родину, которая сама-то не весть во что превратилась, у меня был, а животный инстинкт: выжить и убраться оттуда не в полиэтиленовом кульке, а на своих двоих. Ведь не вся страна ковала победу, и не грозный враг напал вероломно. И не единый народ был, сотканный в крепкий кевлар прочными нитями этнического разнообразия, а совсем наоборот. Один народ превратился в русню, чурок, хачиков, хохлов, жидов и тому подобное. И сами же вооружили бандитов. Сами им дали распоясаться, чтобы потом вот так… Ведь где-то парни необученные гибли целыми ротами, а в это время в стране люди так же в казино сидели да в телевизоры пялились. Да новый год отмечали. Да пьянствовали. Да подруг наших в ночные клубы водили. Не та это страна была уже. Забыл я про все. И про славного деда своего. И про былые лихолетья. И весь мир забыл в своих инстинктах звериных о том, что мы можем сотворить. Все мы, наверное, виноваты в том, что с этим миром стало. И я тоже. Но мне у того мальчишки прощения не попросить уже. Так хоть ты прости.

Маргарита вдруг прослезилась и, бросившись к Тиграну, крепко его обняла.

– Ты тоже прости, Тигрош. Зря я, – шептала она, всхлипывая. – И спасибо…

– За что? – удивился Баграмян.

– За то, что напомнил мне.

– Что я напомнил?

– Жениха моего.

– Это как? – Тигран слегка отстранился и недоуменно взглянул на женщину.

– Твой дед, в плену с его дедом был, оказывается. Старшина Маломальский. Это его дед, – улыбалась сквозь слезы Рита. – Кулаком, охранника, да не одного… Здоровый лось… Это ведь он… Я знаю эту историю…

– Вот ведь как… Вот ведь какая штука, судьба. Теперь я понял, где эту фамилию слышал, – Тигран с грустью улыбнулся и качнул головой. Уж чего-чего, а напоминать Рите о ее женихе он никак не собирался.

– Ладно, пошли уже, – грубо проворчал Александр, выходя в коридор. – Или вы тут еще на радостях сексом займетесь?

– Саня, ну не придурок ли ты все-таки, а? – бросил ему вслед Баграмян.

* * *

Самохин сидел на стуле, задумчиво положив подбородок на кулаки упертых в стол рук, и мрачно смотрел на свои новые апартаменты. Помещение поменьше прежнего. Да и вообще хуже. Непривычнее. Но зато нет радиации. Он с нетерпением ждал доклада. Его люди должны были отнести подальше проклятые банки с двести тридцать пятым ураном и закопать поглубже. Самохин извлек из стола какую-то книгу, от страниц которой осталась лишь половина, и оторвал новый клочок для самокрутки. Насыпал табак, скрутил. Скрепил слюной и прикурил от масляной лампы. Сделал жадную затяжку, и тут же глотку схватил спазм, словно его вот-вот вырвет. Майор сгорбился и засопел, втягивая через ноздри больше воздуха и успокаивая организм. Что это было? Вроде тошноты нет, но рвотный спазм не отпускает. Лишь слегка притупился.

Самохин прикрыл глаза и почувствовал озноб. Он вертел в руках уран. Не понимал, что он держит. И курил. Потом скрутил еще самокрутку. Теми же руками, о которые терся радиоактивный металл. Быстрее всего радиация поражает организм, если попадает внутрь. А самый верный способ – через пищевод. Частички металла, оставшиеся у него на руках, попали в рот. В организм. Эта догадка настолько перепугала бывшего офицера, что, помимо странного спазма, вызвала еще и острый приступ паники. Он тяжело задышал и вскочил со стула. Неужели так и есть? Неужели он поражен? Сколько он вертел эту проклятую болванку в руках? Пять минут? Десять? Достаточно ли этого? Или все это лишь мнительность и испуг? Эффект плацебо, но наоборот?

Да нет же. Это все сказки, что кусок урана сразу превращает человека в ходячий труп. Слишком недолог был контакт. Все эти спазмы лишь на нервной почве. Хотя, черт возьми, у него в руках была не урановая руда, а материал для ядерной реакции. Обогащенный…

В помещение вошел Борщов. Он был подавлен и, похоже, все еще не отошел от проблем, вызванных его попойкой, и гнева хозяина.

«Мне бы его проблемы», – подумал Самохин, зло глядя на порученца.

– Закопали? – произнес он строго вслух.

– Да, – Борщов кивнул, не глядя на начальника.

– А те банки, что я открыл? Которые оставались у меня в кабинете?

Бывший водитель слегка замялся, затем кивнул.

– Точно? – повысил голос Самохин.

– Точно. Просто никто их поначалу в руки брать не хотел. Потом химкомплект нашли и вынесли. Разбили пару старых аккумуляторов, свинец оттуда растопили и залили их. Потому и долго так…

– Ясно, – Самохин машинально прислонил самокрутку к губам и затянулся. Он планировал сделать это после того, как Борщов уйдет, чтобы тот не видел его спазма, если таковой, конечно, снова возникнет. Однако забылся.